Текст книги "Серебряная тоска"

Автор книги: Михаил Юдовский

Соавторы: М. Валигура
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Возмутительно, – сказал Виктор Павлович. – Нет, конечно, я вас отпускаю, но это возмутительно. Это превосходит все границы. Трудовой дисциплины у нас никакой. По-вашему, перестройка – это повод не работать? По-моему, да. Назовите меня ретроградом. Да, я ретроград. Я привык к некоторым определённым вещам – например, чтоб сотрудники приходили на работу в определённое время и уходили ровно через восемь часов, а в продолжении этих восьми часов работали. А не занимались на компьютере чёрт знает чем. Нет, вы-таки работаете. И, конечно, я вас отпускаю. Но мнения своего не выразить не могу.

– Спасибо, Виктор Павлович, – открыл было рот Руслан.

– Не перебивайте меня. Да, раньше были плохие времена, но люди работали. В людях была совесть. При покойном Юрии Владимировиче...

– Вы о Никулине? – снова встрял Руслан. – Он ещё не покойный.

– Я об Андропове. При нём людей, шатающихся в рабочее время по улицам, хватали и забирали в милицию. Дисциплина поддерживалась в соответствии с трудовым законодательством.

– А при покойном Иосифе Виссарионовиче опоздавших на работу сажали, напомнил Руслан.

Шеф помрачнел.

– Я вас, кажется, отпустил? Почему вы ещё здесь?

– Меня уже здесь нет, – быстро подхватил Руслан. – Я уже в пути.

– Вы думаете, я защитник старых времён? – остановил его Виктор Павлович. – Не времён я защитник. А добросовестности. Вы когда-нибудь вдумывались в это слово – добросовестность? Добрая совесть. Это когда ты живёшь так, что совести тебя не за что грызть и мучить. Сейчас же не то, что о доброй – вообще ни о какой совести нет и речи. Сотрудники то и дело норовят ускользнуть с работы...

– Виктор Павлович...

– Идите, идите, идите.

Подуставший Руслан развернулся к шефу спиной и зашагал к выходу со словами:

"иду, иду, иду". Дискетку с посланием и само распечатаное послание он сунул в карман пиджака. От фирмы до Серёжкиного дома было две остановки на трамвае, но Руслан предпочёл прошагать этот путь пешком. Он шёл, вдыхая свежий морозный воздух, и выдыхая лекции шефа, и когда дошёл до Серёжки, Виктор Павлович в его мозгу благополучно забылся.

На звонок открыла ему неожиданно Серёжкина мама. Серая женщина в цветастом халате, с безмысленным выражением глаз – мимо таких проходишь на улице, даже не замечая их существования. А они существуют, они замечают всё. Они даже знают, как тебя зовут.

– А, Русланчик, проходи, проходи.

Они ходят по городу с неизменными авоськами, а, приходя домой, закуривают "беломорину", запахиваясь в старые цветастые халатики и уткнувшись серым лицом в серый экран телевизора, так проводят вечера, так проводят жизнь.

– Ребята уже ждут тебя.

Руслан снял пальто, переобулся в тапочки и прошёл в Серёжкину комнату.

В Серёжкиной комнате сидели Колька и Серёжка, пили водку "Абсолют" и закусывали огурцами из банки, засоленными Серёжкиной мамкой.

– А-аа, Руслан Васильевич, – нетрезво оскалбился Серёжка, – садитесь, садитесь.

– Пить не буду, – сразу предупредил Руслан.

– Да что пить. – Серёжка шутейно отмахнулся рукой. – Вы прочтите нам послание Вселенского Разума.

Руслан сел на стул, достал из кармана сложеный листок, развернул его и прочёл вслух.

– Ха-ра-шо, – по слогам произнёс Серёжка. – Ха-ра-шо. А теперь, Руслан Васильевич, выпейте с нами "Абсолюта".

– Я ж сказал, что не буду пить.

– А вы попробуйте. "Абсолют" – королева водок. Вы не почувствуете ни вкуса, ни запаха, ни крепости, ни похмелья.

– Я не хочу пить, – повторил Руслан.

– И зря, зря, зря! – Серёжка, кажется, уже был пьяным. – Ну, за успех-то нашего мероприятия выпить надо?

– Не хочется мне пить и за успех вашего мероприятия.

– Нашего.

– Нашего, да, отныне уже нашего,Серёжка... И, Господи, как же это... наливай.

– Во, другой разговор, – обрадовался Колька, – а то всё ломался, как целка.

– Заткнись, Коля... Извини, Коля... Тебе этого не понять.

– А чего это вы все меня за дурака держите?! – взвинтился вдруг Колька.

– Никто тебя за дурака не держит, – пьяно ответил Серёжка. – Твой дурак болтается свободно между ног.

Колька налил себе, выпил и заплакал.

– Колян, ты чего?! – испугался Серёжка.

– Да пошли вы все...

– И я пошёл?

– А ты в первую очередь. Ты меня в мышь превратил. Так хоть сыром корми.

– Ничего себе, – присвистнул Серёжка. – Мальчик умнеет на глазах... То есть...

Колька, в общем, прости.

Колька всхлипнул в последний раз, неуклюже облапил Серёжку за плечи, прижал к себе.

– Н-да, ребята. – Руслан встал. – У вас тут прямо какой-то филиал Малого Драмматического Театра. Я, пожалуй, пойду.

– Ты, пожалуй, останешься, – бросил Серёжка. – И насчёт театра помолчал бы. Я уж не говорю, что у вас там, поди, с Матушинским за театр.

– Ты это о чём? – вскинулся Руслан.

– Русик, останься, – попросил Колька.

Руслан пристально посмотрел на Кольку и сказал:

– Останусь.

– И выпьешь, – добавил Серёжка. – Теперь-то что, теперь можно. Я так сперва думал, мы твоё послание обсуждать будем, а теперь вижу – его обсуждать не надо.

Оно и так хорошо. Молодец, Русланчик, талант. Видимо, общение с Игорьком придало тебе литературные навыки.

– Серёжка, – сказал Руслан, – если ты когда-нибудь захочешь сделать мне одолжение – сходи на хер.

Колька хихикнул.

Серёжка подлил всем водки.

Серёжкина мама вышла на кухню, достала из холодильника новую банку огурцов, поставила на стол и снова удалилась.

Руслан засиделся до десяти. Домой он ехал пьяненький, только чудом не перепутав места пересадок и сев в нужный автобус, в котором икал.

Я не находил себе места. Я думал, Русланчик попал под троллейбус, автобус, что угодно, пытался читать, чтобы не думать об этом, взял "Мастера и Маргариту", и что же? – "хрусть – и пополам"! Книга полетела в угол. Ну что ж такое, в самом деле?! Никогда он так поздно с работы не возвращался. Если с ним что-то случилось, что же я буду делать?.. Как я буду жить дальше?.. Без него?

Чтоб не мучить себя этими вопросами, я пошёл на кухню, откупорил бутылку водки и в одиночку надрался. Как всегда, когда на душе тяжело, водка вогнала меня ещё в сильнейшую депрессию. Кажется, это Честертон писал, что пить надо с радости, а не с горя. Вы правы, Гильберт Кийт, ваше здоровье! И правильно вы ругали Хайяма – шляется, сука, чёрт знает где, а я тут чуть не плачу...

В тот момент, когда я уже действительно был готов расплакться, в дверном замке послышалось шевеление ключа. Русланчик вошёл, нетрезво загребая ногами. Я сурово встретил его, сидя в кресле, сконцентрировав всю свою злость.

– Ну-с, господин хороший, где вы изволили шляться?

– Ты чего, Ига? Что-то мне тон твой не нравится.

– Ах ему тон не нравится! А сидеть в этом кресле и ждать тебя четыре часа...

Думать, Бог его знает что... Тебе б понравилось?

– Да что тут особо думать? – искренне и пьяно удивился Руслан. – Ну, зашёл к пацанам, проведать... Ну, напоили меня водкой... А ты меня тут, как нервная супруга...

– Я думал, что я для тебя что-то большее, – тихо сказал я.

– Игорёк! – покачиваясь, закричал Руслан. – Ты для меня в тыщу раз большее, чем что угодно.

– Оно и видно.

Руслан почувствовал себя последней сукой.

– Ну что, что мне сделать, чтобы...

– Чтобы что?

– Чтобы сам знаешь, что. Ну, да, я виноват перед тобою. Ну, извини.

– Без "ну".

– Игорёк, извини.

Мы разделись, легли в постель, повернулись друг к другу спинами и честно попытались заснуть.

– Прости меня, – сказал Русланчик после трёхминутного сопения.

– Ну конечно, прощаю, – сказал я. Повернулся к нему лицом. Прижал его голову к своей груди.

* * *

В это уторо я, к собственному удивлению, проснулся первым. Русланчик дрых, свернувшись калачиком и по-детски посапывая носом. Я ласково наклонился к его уху и заревел в него:

– Па-аадьём!!! Спать в крематории будешь.

– Дай хоть в субботу выспаться, сволочь, – нежно откликнулся Руслан.

– А вот не дам. Имею я право хоть раз в жизни первым проснуться?

– И на хрена тебе это право?

– Ну, хотя бы, чтоб позлить тебя. Ты меня каждое утро будишь. Надо ж когда-то и мне.

– Ты же сам хочешь ещё поспать, – умоляюще зевнул Руслан.

– А вот и нет. На меня напала жажда деятельности.

– И что ж ты хочешь делать?

– Поднять тебя, осла, с постели.

– Зачем?

– А затем, что мне ненавистен вид спящих людей, когда я бодрствую.

– А ты не бодрствуй. Мне, может, ненавистен человек, который ни свет, ни заря будит меня в мой законный выходной.

– Это я, что ли?

– Ага, – сладко улыбнулся Руслан, не раскрывая глаз.

– Ах ты гадина! – Я схватил свою подушку и стукнул ею Руслана по голове.

– А это уже объявление войны. – Руслан, неожиданно оказавшись надо мной, попытался своею подушкой впечатать меня в кровать.

– Не надейся одолеть меня, татарчонок, – сурово прохрипел я, вывернулся из смертельного зажима, сбросил Руслана на пол и снова огрел его подушкой по голове.

– Сильный, да? – проныл Руслан, делая вид, что размазывает слёзы по щекам. – Мог бы разок и поддаться.

– На хрена мне это надо?

– Чтоб доставить мне удовольствие, баран. Вдруг я хочу мечтать себя сильным и могучим, чтоб я мог за тебя заступиться... Вот представь, идём мы по улице, а к нам пристают хулиганы с просьбой про закурить и про дать нам по морде. А тут я разворачиваю хилые с виду плечи, и хулиганы начинают порхать, как бабочки. "Вот вам, чтоб не смели Игорька трогать", – назидаю я им, и они, получив урок, с плачем разбегаются, про себя клянясь, никогда больше не заигрывать с прохожими.

– Благое дело, сказал я. – Герой. – Я перекатился с кровати на пол, накрыв своим телом тело Русланчика.

– Ууууу! – замычал тот. – Тяжёлый ты, червь!

– А мне, может, приятно героя-победителя хулиганов прижать к полу. А счас я тебя буду любить прямо в этом положении.

– Ну что ж, давай, – вздохнул Русланчик. – Раз ты такой сильный...

Я крепко-крепко, нежно-нежно прижался к нему, и тут в дверь позвонили.

Я испуганно вскочил на ноги.

– Ты кого-то ждёшь?

– Нет. А ты?

– Да вот и я нет.

В дверь снова позвонили. Мы заметались, в поисках трусов. Те, как всегда, нашлись не сразу. В дверь настойчиво продолжали звонить. Наконец, я нашёл трусы, нацепил их, убедился, что Русланчик тоже не полностью гол, и отправился открывать.

На пороге стояла мама.

– Здравствуй, сын, – произнесла она. – Вы чего так долго не открывали?

– Да вот, только проснулись, – объяснил я, показывая на трусы.

– Господи Боже, да ведь уже двенадцать часов дня! – изумилась мама. Надо пить поменьше, мальчики...

– А мы не так уж много и пьём, – попытался оправдаться я.

– Ну как же не много, если спите до полудня. – Мама отмела мои оправдания решительным жестом. – Значит много! Вы вот пейте поменьше, и сами увидите, насколько легче будет утром просыпаться. Здравствуй, Руслан.

– Здрасьте, Анна Борисовна. Извините, что я перед вами в одних трусах.

– Да-да, – рассеянно ответила мама, глядя на нашу постель. – Вы что же, в одной кровати спите?

– Раскладушка сломалась, – быстро соврал я.

– Под одним одеялом? – продолжала мама, не сводя взгляда с постели.

– Второй пододеяльник в стирке, – ещё быстрей соврал Руслан.

– Ну-ну. – Мама села на стул. – Вы правда не пили накануне?

Я по-собачьи преданно глянул ей в глаза и дыхнул в нос.

– Ну, верю, верю. Не инфантильничай, Игорь.

– Ты сама меня провоцируешь.

– Нет, это ты сам себя провоцируешь. Не знаю только, зачем.

– Я себя не провоцирую, я даже тебя не провоцирую – мне это не нужно.

Единственное, что мне нужно – это взаимопонимание между нами.

– Это что-то новое, – сказала мама. – До сих пор я думала, что я для тебя просто раздражитель.

– Анна Борисовна, извините, но вы не правы, – попытался вмешаться Руслан. – Игорь любит вас на самом деле.

– Спасибо, Руслан. Если Игорь уж действительно меня так сильно любит, он мог бы почаще демонстрировать эту любовь... Руслан, скажи мне ты, скажи мне честно:

почему вы спите под одним одеялом на одной кровати?

– Да говорю ж, мам, – раскладушка сломалась, – вмешался я.

– Я спрашивала у Руслана.

– Так Игорь правду сказал! Сломалась и, как есть поломанная, стоит на балконе. – Руслан подмигнул мне и кивнул в сторону балконной двери.

– Принести? – Я услужливо вскочил на ноги.

– Да сиди уж. – Руслан якобы лениво махнул рукой.

– Ладно, ребята, не юродствуйте, да я и по другому поводу. – Мама села на стул и поправила свою и без того безукоризненную причёску. – Сын, у тебя завтра День Рождения. А к такому дню нужно приготовиться. Ты же пригласишь своих друзей. Ты уже думал о том, чем ты их будешь почивать?

– Конечно. Водку все пьют.

– Сын!.. Я имела в виду совсем другое.

– Это понятно. Мы приготовим жаркое.

– Мы – это кто?

– Мы – это я и ребята. Мама, не юродствуй, ты прекрасно всё поняла!

– Да уж, вы наготовите... В общем, так. Я сама всё приготовлю и убирусь в комнате. Как вы вообще можете жить в таком свинарнике?

– До сих пор удавалось, – пожал плечами я. – Тебе-то что? Это не твоя квартира, а Руслана.

– Любому нормальному человеку должно быть неприятно входить в такой дом.

– Вот и не входи.

– Спасибо, сын. А теперь одевайтесь и освободите помещение часа на два, пока я не приведу всё тут в Божеский вид.

– Руслан! – Я повернулся в его сторону. – Ты-то чего молчишь? Твоя ж квартира.

– Правда, Анна Борисовна, – смущённо начал Руслан. – Не волнуйтесь, мы тут сами всё сделаем.

– Одевайтесь, одевайтесь, мальчики. У меня ещё сегодня много дел.

– Вот и занимайся своими делами! – взорвался я. – Я ж не распоряжаюсь у тебя дома, когда прихожу.

– Не хватало ещё! У меня, слава Богу, всегда прибрано, одежда на полу не валяется, пух по воздуху не летает и на кухне всегда есть еда.

– Всё, мам! Живи, как хочешь, но и давай жить другим. Уберём мы сами, праздничный стол приготовим сами. В общем, ждём тебя завтра к шести. Вечера.

– Значит, помощь моя вам не нужна? – спросила мама после паузы.

– Спасибо. Нет. Ждём тебя завтра.

– Можете не ждать. Я и так-то не собиралась приходить. Разве что приготовить что-нибудь, помочь прибраться. А теперь уж и подавно не приду. Живите, как хотите. В грязи, в пуху, валяйтесь до двенадцати в одной постели под одним одеялом.

Мама ушла.

– Как ты думаешь, – спросил я Русланчика, – она что-нибудь заподозрила?

– Нет, – весело ответил он. – Она просто всё поняла.

– И чего ж ты лыбишься?

– Так не моя ж мама – твоя.

– Ах ты... – Я надвинулся на него.

– Драку продолжать не будем, – быстро сказал Руслан.

– А я вот твоей маме всё расскажу!

– Ну и расскажи. Знаешь, Ига, я даже отчасти рад, что всё так вышло.

– Чему ты рад? – схватился за голову я.

– Да, понимаешь, устаёшь всё время скрываться. Как будто мы деньги фальшивые печатаем. А мы ничем преступным не занимаемся.

– Как это ничем? От двух до пяти, между прочим. Статья.

– Не статья, – поправил Русланчик, – а книжка. Корнея Чуковского. Давай лучше порядок наведём. А о маме не беспокойся – она тебя не посадит. А статья эта в наши дни – уже чистая формальность. Ладно, одевайся и хватай веник.

– Тогда и ты одевайся и хватай совок.

– Может, покурим сначала? – сразу заныл Руслан. – А то мы сегодня ещё и не курили.

– Ну, давай, только быстро.

– Так кофейку ж сначала сварить надо.

– О татарские боги! – взмолился я. – Ну, вперёд, – вари. Я пока оденусь.

Руслан показал мне язык до самых гланд и исчез на кухне. Я неторопливо оделся, дождался ароматного запаха из кухни, плюхнулся в кресло и, щёлкнув пальцами, скомандовал:

– Неси!

Появился Руслан, держа в руках поднос, на котором дымилась одна чашка кофе.

– Счас кофейку попьём, – сообщил он, ставя поднос на стол и отхлёбывая из чашки.

– Чё за хуйня? – удивился я. – Не понял.

– Чё ты не понял?

– Где моя чашка?

– Ступай и приготовь. А я пока оденусь.

– Ах, татарский ты гиббон! – вспылил я. – Ну, одевайся, одевайся. Я тебе это ещё припомню.

Всё ещё негодуя, я вышел на кухню. На кухонном столе стояла чашка со свежесваренным кофе. Моя чашка.

"Вот таракан, – незло подумал я. – Небось, сидит сейчас в кресле и хихикает, думая, что очень остроумно пошутил". Я взял чашку и вернулся в комнату.

Русланчик сидел в кресле и хихикал, думая, что очень остроумно пошутил. Одеться, конечно, он так и не соизволил – даже не начал.

– В древней Монголии, – сказал я, – за такие шутки вспарывали брюхо и оставляли на солнцепёке.

– В древней Монголии, – возразил Руслан, – не было кофе.

– А что ж они пили по утрам?

– Кумыс. Лошадиный кефир. Крепость – семь градусов.

– По Цельсию?

– По Кельвину.

– Так это ж холодно.

– А в монгольских степях в то время знаешь как жарко было? Одним кумысом и спасались.

– А вот ты не спасёшься.

– И что ж ты со мной сделаешь?

– Возьму за волосы и несколько раз стукну головой о пол.

– А я специально изловчусь и бодну тебя головой в пах!

Я схватился обеими руками за пах и завопил:

– Ты что, дурак, больно же! Ох, как больно!

– А мне, думаешь, не больно? – ныл Русланчик, массируя череп сквозь шевелюру.

– Так вот, чтоб тебе ещё больнее было, я, в момент твоего бодания меня головой в пах, резко подниму коленку и стукну тебя ею прямо в лицо!

– Ты ж, сволочь, мне нос разбил! Всё, сдаюсь.

– Ну, то-то! Чтоб тебе неповадно было.

Русланчик уронил лицо в ладони.

– Опять победил, да? Рад, да?

– Ну не плачь. – Я попытался обнять его, но он оттолкнул меня ладошкой и проворчал, шмыгая носом:

– Ладно, иди хватай веник и мети пол.

– Так ты ж ещё не одет.

– У меня будет время одеться, пока ты уберёшь всю квартиру.

– Вижу, мало я тебя бил, – прорычал я. – А... а подожди-ка, а покурить? А кофе выпить?

– Подметай спокойно, – утешил меня Руслан. – Я тут пока и покурю, и кофе выпью.

Я демонстративно уселся в кресло, взял со стола сигареты, подкурил одну и отхлебнул кофе из чашки.

– Дай сигаретку, – попросил Руслан.

– Quoi? – спросил я, притворяясь французским глухим.

– Сигаретку дай, пожалуйста.

– Одевайся и хватай веник, – строго велел я.

Вместо веника Руслан схватился за голову.

– Умираю, – простонал он. – Гибну. Хочу курить.

– На колени.

Русланчик бухнулся на колени.

– Чё дальше делать? – довольно нагло спросил он.

– Ноги целуй, смерд! – басом проревел я.

Русланчик попытался поцеловать себе ноги, но не дотянулся – гибкости не хватило.

– Глумишься, смерд?! Мои ноги целуй!

– Твои дурно пахнут, – смущённо объяснил Руслан. – Носки...

– Ах ты... Целуй! – Я повертел сигаретами перед его носом.

– Страсть как хочется курить, – объяснил Руслан публике, демонстративно зажал нос, склонился к моим ногам и задумался.

– Что медлишь, пёс?

Словно очнувшись от транса, Руслан несколько раз поцеловал мои ноги.

– Ну, вот, поцеловал и иди подметай. – Я потрепал Руслана по шевелюре.

– А сигареты?

– Да тут осталось-то полпачки всего. Мне самому едва-едва хватит.

Руслан принялся кататься по полу, вопя.

– Испачкаешься, дурень, – заметил я. – Подмёл бы сначала, а потом катался.

Руслан встал с пола, подошёл ко мне и забрал сигареты.

– Шут, – бросил он мне, сел в кресло и подкурил сигарету.

– Хам, – парировал я.

– Подметай!

– От подметая и слышу.

Руслан фыркнул первый. Тут я обнаружил, что буквально лопаюсь от смеха и расхохотался. Мы принялись напару кататься по грязному полу, расплёскивая наш коллективный смех по углам. Мы даже не сразу услышали звонок в дверь.

– Иди открой, – пробулькал я.

– Открой ты.

– Почему я?

– Потому что я неодет.

– Сам виноват. Иди открой.

Звонок стал близок к истерике.

– Открой же, – взмолился Руслан. – Это пацаны, они пришли, они хотят ссать. Я не одет.

– Не вижу связи.

– Ах, да открой ты, в конце концов!

Решив не тратить понапрасну время на споры с безумным, я помёлся в прихожую открывать.

– Ну, чего вы там? – недовольно спросил Серёжка, вваливаясь в квартиру. – Возитесь...

За руку он тянул Кольку, нелепого в своём пальто со слишком короткими рукавами и ондатровой шапке с опущенными ушами.

– Да вот, уборкой занимались, – неправдоподобно соврал я. – Пошли в комнату.

В комнате Серёжка присвистнул:

– Н-да. Наубирались же вы... Здравствуйте, Руслан Васильевич.

Русланчик, который прыгал на одной ноге, пытаясь просунуть другую в штанину, поднял голову, сказал "привет", потерял равновесие и с костяным звуком рухнул возле стола.

– Ну, цирк! – заржал Колька. – Цирк и клоуны.

– Николаша, серьёзнее, – одёрнул его Серёжка. – В цирке нужно быть серьёзным.

Клоуны не любят, когда над ними смеются.

Руслан сердито зыркнул на обоих с пола. Я подошёл к нему и помог подняться.

– Ты заметил, Николаша, как всё блестит и сверкает, – продолжал юродствовать Серёжка. – Нет, согласись, людям умственного труда невозможно поручать столь тонкую работу, как уборка квартиры. Вот что, у Игорька завтра день рождения.

Возьмём уборку на себя. Хватай-ка веник и вперёд. Под диваном наблюдаю я дивный совок (и как он туда попал?), на кухне предчувствую я помойное ведро. Давай, Николаша, сделай Игорьку приятное.

Колька покорно схватил веник и зашуршал им по полу. Серёжка развалился в кресле с сигаретой.

– Тц-тц. И не стыдно вам? – покачал головой он. – Человек должен гнуть на вас спину.

– Сам же говоришь – должен, – нашёлся я. – Кстати, не очень-то рассиживайся в кресле – и для тебя дело найдётся. А ну, пошли на кухню. Русланчик, одевайся побыстрее, чучело, и присоединяйся к нам.

– А я тут что, один останусь? – подал голос Колька.

– Не хотим тебе мешать, – объяснили мы.

– Ну, показывай своё хозяйство, – обратился ко мне на кухне Серёжка.

– В каком смысле? – подозрительно спросил я.

– Резервуары.

– Э?

– Ну, закрома Родины.

– Любишь ты, дятел, всяческие энигмы.

– Э?

– Один-один, – сказал я и распахнул холодильник.

Серёга нырнул туда по пояс и довольно прокомментировал:

– О! Колличество водки радует. Правда, разнообразие продуктов немного удручает.

– Почему это? – возмутился вошедший на кухню одетый, наконец, Руслан. Мясо на жаркое, всякая дребедень на "оливье", солёные огурчики-помидорчики, шпроты – мало тебе?

– Разве я сказал "мало"? – поворотом ладони отклонил его выпад Серёжка. – Я говорил исключительно о разнообразии. К вашему ассортименту продуктов не хватает чего-нибудь эдакого... изысканного.

– Птичьего молока? – спросил Руслан. – Птичьего молока у нас нет. Есть немного птичьего помёта на подоконнике.

– Хо-хо-хо!! – страшно расхохотался Серёжка. – Делаете юмористические успехи, молодой человек. В жизни так не смеялся.

– Даже на кладбище? – спросил я.

– Ой, уморил, ой, уморил! Не, ребята, не знаю, как вы вдвоём можете жить. Два таких остряка... Вы б уже давно должны были смехом друг друга удавить. Короче, приколы временно отменяются. Речь заходит о деликатесах и их авторе Николае Васильевиче. Рябинине, естественно. Ха-ха. Николя, лессэ-ву лё веник э вьенэ зиси!

– Чё? – крикнул из комнаты Колька.

– Бросай, говорю, лё веник и иди сюда.

Колька образовался на кухне.

– Чё? – снова спросил он.

– Где та консерва, что ты принёс с собой?

– А! В кармане пальто.

– Извлечь! И тарань сюды.

Колька послушно исчез в прихожей и тут же вернулся.

– Во, – сказал он, протягивая Серёге консервную банку.

– Мерси, Николя. – Серёжка потрепал Кольку по щеке. – Сие, господа, суть камчатские крабы, экспроприированные Николай Васильичем намедни из родного ларька. Партия оных была получена ларьком утром намедни же. Печась о нашем общем празднестве, Николай Васильевич не преминул. Мы сделаем из его преступления салат. Салат из крабов. Вот под этим я и разумел нечто особенное. Майонез у вас есть? Лук, сыр, яйца?

– Сыра нет, – сказал Руслан.

– Ещё не поздно, – заметил Серёга. – Колька...

– Я сам схожу, – вмешался я. – Колька пускай комнату дометёт.

Не дожидаясь возражений, я быстро схватил куртку и шляпу и выскочил за дверь. От Серёжкиного остроумия крыша моя уже основательно поехала, и мне нужен был тайм-аут. Я, правда, понимал, что оставляю Русланчика на съедение этому остроумному волку, но личный эгоизм взял верх. Да и что Русланчику Серёжка? Что он может ему сделать? Ничего. А вот ты можешь И ой как глубоко можешь. И несчастным, и счастливым. Игорёк, Игорёк, сделай его счастливым. Ведь ты и себя тогда сделаешь счастливым... Боже мой!.. Иди покупай сыр. Недоносок.

В гастрономе были сразу две громадные очереди – в молочный отдел, где мне предстояло отстоять за сыром, и в кассу, где мне предстояло уплатить за него.

Меня это, почему-то, даже обрадовало. Я справился о цене на сыр и встал в очередь в кассу. Чьи-то лица стояли передо мной, чьи-то занимали очередь за мною, все из разных отделов, вдруг объединённые в общую очередь, которая хоть и соединила нас на некоторое время, молодых и старых, пионеров и пенсионеров, но не сблизила, а даже как-то ещё сильней разобщила. Вселенское одиночество в толпе. Вселенская тоска. Серебряная тоска. А ведь – да упади они сейчас все на пол и подохни – мне бы от этого не стало ни хуже, ни лучше. Просто страшно. И мне действительно стало страшно. Кажется, взросло новое поколение – нелюбящих.

Не умеющих любить. Нет – не желающих любить. Они серо смотрят друг на друга и так же серо внутрь себя... А Русланчик?.. Он что, тоже серо смотрит внутрь себя?

Да нет... Боже! Какой! Я! Счастливый! Человек!

– Три девяносто, – сказала кассирша.

Скорей этот сыр купить и назад к нему.

– Три девяносто, – повторила кассирша.

Я расплатился. Сунул ей трёшник и рубль.

– Десять копеек сдачи не забудьте.

Есть любовь, есть, не врите. И каждому хочется по-настоящему одного: любить. И каждому из вас хочется крикнуть вслух:

– Какой я счастливый человек!

– О! Допился!

– Белочка.

– С виду интеллигентный, а хулиганит.

– Десять копеек возьмите!

Я схватил сыр и помчался домой.

– Ну, и на хрена столько сыру? – поднял брови Серёжка, когда я вывалил свою покупку на кухонный стол. – Нам на салат всего-то нужно было...

– А остальное так нарежем – для любителей. Типа, как колбасу. Чтоб закусывали, – заявил я.

– Это водку-то сыром закусывать? – хохотнул Серёжка. – Не смешите меня. До такого даже последние работяги на нашем кладбище не снисходят. Разве что плавленым.

– А я люблю сыр, – сказал Колька.

– Ну и люби, – отмахнулся от него Серёжка. – В общем, Игорь Васильевич, пока вы, так сказать, осыривались, Николай подмёл сию берлогу... пардон, апартаменты, а мы с Русланом нарезали всё для "оливье".

– Русланчик, – не слушая его, сказал я, – можно тебя на секунду в комнату?

– Чё за секреты от друзей? – наигранно-наивно поинтересовался Серёжка.

– А не секреты... а так.

– Да? – спросил Русланчик, когда мы уже были в комнате.

Вместо ответа я поцеловал его.

– Ты знаешь, что мы самые счастливые люди на свете?

– Конечно, знаю.

– А вот и не знаешь. Для этого нужно выскочить в гастроном за сыром. И наглядеться там на толпу безлюбых.

– Ига, ну что ты про них знаешь.

– Действительно, – рассмеялся после паузы я. – Действительно, я ничего про них не знаю. И – что самое печальное – знать не желаю. Я законченный эгоист, Русланчик. Мне, кроме тебя, по-настоящему, никто не нужен. Но ты мне нужен настолько, что мне уже не до личного эгоизма, если ты понимаешь, что я хочу сказать этой глупейшей фразой. Я сам ничего не знаю... Ничего не могу объяснить...

Русланчик наклонил мою голову к себе, поцеловал в лоб, потом в губы.

– Вернёмся на кухню, – сказал он. – Ещё мясо на жаркое нарезать нужно.

На кухне нас встретили странные взгляды пацанов.

– Ну как, насекретничались? – осведомился Серёжка. – Руслан Васильевич, вытрите следы губной помады.

Колька заржал от этого юмора.

– Очень смешно, – сказал Руслан, автоматически вытирая губы.

Заржал Серёжка.

– Два имбецила, – нервно вмешался я. – Мясо нарезать будем?

Руслан вытащил из холодильника два кило говядины и хозяйственный Колька тут же сунул мясо под кран.

– А где ножи? – обернулся он к Руслану. – ... Тупые, – пожаловался он, нарезая.

– Вроде тебя, – неожиданно зло буркнул я.

– Игорёк! Твой завтрашний день рожденья – не повод для хамства, – резко вступился за Кольку Серёжка.

– Ты прав, – кивнул я. – Колька, извини. У меня что-то с нервами.

– Да ладно... – Колька, не привыкший, чтобы перед ним извинялись, смущённо пожал плечами и стал резать мясо дальше. Мне сделалось стыдно. Я подошёл к Кольке, положил ему руку на плечо.

– Давай уж дальше я дорежу.

– Да ладно, – повторил Колька, дёргая плечом, словно стесняясь моей руки. – Я тут сам всё лучше сделаю.

Он быстро дорезал оставшееся мясо, и мы забросили его в чугунок тушиться.

– Кончил дело – гуляй смело, – прокомментировал Серёжка. – Я другое думаю...

Пацаны, а не выпить ли нам бутылочку уже сегодня?

– Здравая мысль, – неожиданно для себя загорелся я.

Мне вдруг захотелось до чёртиков нализаться.

– А сегодня-то по какому поводу? – вмешался Руслан.

– Ну, Русланчик, да не жлобись ты, – перебил его я.

– Да кто жлобится? – неожиданно огрызнулся Руслан. – А просто сегодня пить зачем?

– Затем.

– Хорошо. Но без меня.

– Руслан Васильевич, не ломайте компании, – аристократически откинул руку Серёжка.

– Сергей Васильевич, оставьте меня в покое.

– Правда, Серёга, нам же больше достанется, – влез Колька.

– Молчи, дятел Николай Васильевич, это дело принципа.

– Русланчик, правда, ты чего? – спросил я.

– Не хочу, чтоб ты напивался.

– А если я хочу? Тем более, и повод есть. Канун дня рождения. Ну хоть рюмочку-то выпей, Русланчик.

– Ничего, что мы здесь присутствуем и слушаем ваши нежности? – с обидой сказал Серёжка.

– Не, ну мы тут пахали, я пол подметал, а нам наливать не хотят, обиделся вослед и Колька.

– Почему ж не хотят? Пейте, пейте сколько влезет. – Руслан достал из холодильника бутылку и сорвал с неё алюминиевую закрутку. – Но без меня.

– А без тебя не будем. – Серёжка явно решил настоять на своём. – Хотя и очень хотим.

– Русланчик, неудобно. Хоть одну рюмочку.

– Хорошо, – неожиданно быстро согласился Руслан. – Но только одну. – Он как-то бессмысленно посмотрел на меня, достал из буфета рюмки и с быстротой шахматиста расставил их на кухонном столе.

– Прошу к столу.

Мы наполнили рюмки.

– Ну, и за что выпьем? – мрачно спросил Руслан.

– За Игорька. И за то, чтоб он почитал нам какую-нибудь свою новую поэзию. – Серёжка принял позу Державина на царско-сельском слушании Пушкина. – Давненько мы не слыхали его стихоизвержений. Последним, если не ошибаюсь, было "Я памятник себе воздвиг", коим он причёсывал уши Мане. Мне понравилось.

– Что, правда, желаете слушать?

– Вперёд.

– Извольте:

Тучи рвутся ветер свищет Спит смиренное кладбище Лишь вороны на крестах Да черти какают в кустах.

– Гениально, – резюмировал Серёжка. – Вполне соответствует кладбищенскому духу.

Больше всякой сентиментальной оды. Игорёк, может, тебе устроиться к нам на кладбище? Ты ведь просто гамлетовский могильщик, помноженный на самого Шекспира.

Будешь пить вино и стихотворно философствовать. Кстати, пора и по рюмочке.

Мы выпили. Русланчик отцедил из своей рюмки маленький глоток.