Текст книги "Современный русский детектив. Том 5"

Автор книги: Михаил Черненок

Соавторы: Виктор Пронин,Алексей Азаров,Станислав Гагарин,Юрий Кириллов,Александр Генералов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 38 страниц)

ВЕСЕННЕЕ ЗАДЕРЖАНИЕ

Зайцев и Ксенофонтов сидели под навесом у трамвайной остановки и молча наблюдали, как весенний дождь старательно освежал и без того свежую листву. Оба пребывали в том редком состоянии, когда не нужно было спешить, и никакие дела, ни газетные, ни следственные, не тревожили их и не заставляли куда-то мчаться, хватать такси, втискиваться в телефонные будки и бросать в щели автоматов гривенники, поскольку некогда их разменивать на двушки…

Друзей нисколько не раздражало затянувшееся отсутствие трамвая. Они могли прекрасно обойтись и без него, могли отправиться на набережную, но дождь продолжался, и оба сидели, наслаждаясь видом разноцветных прохожих, которым наконец-то представилась возможность обновить зимние покупки – зонтики, плащи, туфельки. Да, все это было куплено в суровые снежные холода. А сейчас, когда отошла земля и птицы восторженно разгребали вскопанные клумбы сухонькими своими лапками, магазины, конечно же, были завалены шапками, пальто с меховыми воротниками и резиновыми сапогами, совершенно незаменимыми в осеннюю распутицу.

И вдруг до них донесся возбужденный шепот. Чуть повернув голову, Ксенофонтов увидел двух женщин с хозяйственными сумками. Опасливо озираясь, одна из них делилась с подружкой какой-то ужасной тайной. Вторая безутешно качала головой, не замечая, как с навеса ей на плечо льется тонкая струйка дождя.

– Ай-яй-яй! – причитала она. – Подумать только! Это же надо!

– Говорят, две машины телевизоров вывезли – и как корова языком. Никто ничего не видел, не слышал!

– Господи боже ты мой! Царица небесная!

– Во как! Милиция с ног сбилась, а собаку вызвали – она только понюхала – и тут же сдохла.

– Батюшки-светы! – вскрикнула женщина.

– Еще чего скажу – одних радиоприемников, этих маленьких, которые на батарейках работают, больше сотни увезли. И – как в воду! Как в воду!

– Это же сколько тыщ! – от ужаса женщина закрыла рот рукой.

– А ты говоришь: белье с веревки унесли, – рассказчица махнула рукой.

– Так универмаг-то государственный, а бельишко мое! – резонно заметила слушательница.

Зайцев улыбался снисходительно и всепрощающе – чего, дескать, с них возьмешь, слухами питаются. Взглянув на него, Ксенофонтов догадался, что друг знает об этой истории куда больше женщин. Дождь неожиданно кончился, и теперь с неба падали последние подзадержавшиеся капли.

– Так что там, с универмагом-то? – спросил Ксенофонтов, перешагивая длинными ногами через лужи на асфальте. – Неужто подчистую?

– С универмагом все в порядке. – Зайцев придирчиво осмотрел свое отражение в витрине гастронома. – Магазин радиотоваров обчистили. Ничего сработали, довольно грамотно.

– Много взяли?

– Прилично. Десятка полтора хороших транзисторов уволокли. Ну ничего, далеко не унесут.

– Надо же, – с сожалением проговорил Ксенофонтов. – А тут никак один не купишь. Только соберешься – туфли приказали долго жить, а там костюм…

– Да, для тебя костюм дело непростое, больно ты долговяз… До чего обнаглели – телевизор в магазине включили. Грабили и передачу смотрели, представляешь! Продавцы приходят, а там уж утренние последние известия передают.

– И никаких следов?!

– Разве что пара окурков… Это, сам понимаешь, те еще следы… Да и они ли оставили их… Но есть и просветы. – Однако о просветах Зайцев распространяться не стал, вспомнив, видимо, что работает все-таки следователем, а не газетчиком, чтобы вот так запросто выбалтывать важные сведения. – Слушай, а не отправиться ли нам с тобой как-нибудь на острова, а? Смотри, там все уже зеленое… Возьмем с собой пивка, пару рыбешек, а?

Ксенофонтов, занятый своими мыслями, не отвечал. Выпятив губы так, что усы его уперлись в ноздри, он мерно вышагивал по мокрому асфальту, сунув руки в карманы брюк.

– Слушай, – сказал он, – а в котором часу это было?

– Ты о чем? А, ограбление… Между десятью и одиннадцатью вечера. Примерно в половине одиннадцатого.

– А как удалось установить с такой точностью?

– Свидетельница нашлась. А как же! Думаешь совсем ничего не умеем делать? Провели громадную оперативную работу и нашли голубушку. Девушка шла после кино домой и в окне увидела грабителя. Там, понимаешь, окна закрашены масляной краской…

– Дело привычное, – обронил Ксенофонтов. – Закрашиваем окна, заколачиваем парадные, огораживаем скверы, будто к татарскому нашествию готовимся.

– Ты слушай и не перебивай. Окна закрашены, а свет в магазине горел и девушка на стекле увидела профиль одного из ночных посетителей. Говорит, вроде запомнила его – кепка, поднятый воротник, курносый, толстогубый. Она подумала, что в магазине какие-то работы ведутся, а утром, когда узнала, сообразила, что за работы… – Зайцев облокотился о холодные после зимы гранитные блоки набережной. – А еще мне хочется сесть на какой-нибудь корабль и поплыть, поплыть… Чтобы мимо города, баржи, берега…

– Устал ты, старик, – сочувственно произнес Ксенофонтов. – Устал. Пойду газетку куплю. – Он перебежал через улицу, подошел к киоску. Возвращаясь, Ксенофонтов на ходу развернул газету, быстро окинул взглядом, и к Зайцеву подошел, уже свернув ее в трубку.

Потом друзья сидели на скамейке, смотрели в голубовато-белесую гладь реки, словно впитывая в себя весенний свет, тепло, словно отходя после затяжной слякотной зимы.

– Представляешь, старик, – заговорил Ксенофонтов, – так привыкаешь к голым промерзшим ветвям, что весной, когда видишь зеленые листочки, охватывает удивление. Казалось, этим ветвям никогда уже не ожить, никогда не выбросить побеги, не покрыться листвой.

– Да, это плохо, – равнодушно кивнул Зайцев, не желая, видимо, проникнуться грустью друга.

– А я ведь не о деревьях говорю, я о себе… Да, старик, каждой весной не могу удержаться от какой-то ошарашенности, когда чувствую, что оживаю, что начинаю замечать цвет неба, форму облаков, когда запах духов ощущаю, когда до меня доходит, что девичьи коленки – не такая уж безобидная вещь, как может показаться какому-нибудь… марсианину. В коленках, если ты хочешь знать, таится нечто необъяснимое…

– Жениться тебе надо, Ксенофонтов. И вся необъяснимость кончится.

– Послушай, ты что-то говорил сегодня о девушке… Помнишь?

– Я?! О девушке?! – Зайцев встревоженно посмотрел на Ксенофонтова. – Нет, так дальше продолжаться не может. Я должен тебя с кем-нибудь познакомить.

– Вот и познакомь с той девушкой, о которой ты сегодня так интересно рассказал. У нее какая-то история с грабителями вышла – не то она за ними подсматривала, не то они за ней… А в результате магазин радиотоваров опустошили.

– Послушай, но это же злоупотребление служебным положением! Ты хоть представляешь, на что меня толкаешь? Звонить девушке только потому, что я, как следователь, узнал ее телефон, а моего друга взволновали показавшиеся после долгой зимы чьи-то там коленки… Ты ошалел.

– Сам дурак, – сказал Ксенофонтов миролюбиво. – Звони. А то будет поздно. – Он посмотрел на свои старенькие, с помутневшими стеклами часы.

– Поздно? – Зайцев озадаченно склонил голову набок. – Для чего поздно? Для кого поздно?

– Скажи ей, что мы идем на опознание.

– Какое еще опознание?! Сегодня воскресенье!

– Пойдем злодея опознавать, который магазин радиотоваров потревожил. Наступит понедельник, а преступление уже раскрыто, представляешь? Твой начальник расцелует тебя в обе щеки и чем-нибудь наградит.

– Куда же мы пойдем?

– Звони, – холодно сказал Ксенофонтов. – Так и скажи – идем на опознание.

– Какое, к черту, опознание?! Ты хочешь, чтобы она на меня прокурору телегу накатала?!

– Но мы в самом деле идем на опознание, – смиренно сказал Ксенофонтов. – И если нам немного повезет, сегодня же возьмем твоего толстогубого клиента.

– Хочешь ей предложить шататься по городу и присматриваться к прохожим? Ну, знаешь, подобного я от тебя никак не ожидал! – Зайцев отступил от Ксенофонтова на шаг, чтобы видеть его всего и всего окинуть насмешливым взглядом.

– Может быть, лучше у входа в парк? – предложил Ксенофонтов. – Пока мы туда доберемся, и она подойдет, а?

Не отвечая, Зайцев оскорбленной походкой направился к будке телефонного автомата. Ксенофонтов соболезнующе смотрел, как следователь нервно набирает номер, как он пытается улыбнуться, видимо, услышав голос девушки, что-то говорит. Потом повернулся к холодной глади реки. У противоположного берега уже оживали причалы, сновало несколько катеров, и матросы в фуфайках озабоченно перетаскивали канаты, ведра, ящики. Скоро они снимут с себя эти ватники, выкрасят катера свежей краской и заблаженствуют на ярком летнем солнце. А он, Ксенофонтов, будет стоять здесь же, прислонившись к горячим гранитным блокам, и завидовать этим загорелым ребятам на катерах…

– Пошли! – бросил Зайцев. – Через десять минут она подойдет к парку.

– А знаешь, старик, вот так и складывается человеческая судьба – увижу я ее в весеннем плаще с сумкой на ремне через плечо, увижу ее глаза, улыбку, и священный огонь вспыхнет в моей груди, пропитанной типографским воздухом, бумажной пылью и пивными испарениями.

– У нее есть парень. – Зайцев безжалостно оборвал мечты Ксенофонтова.

– Глупости! Нет у нее никакого парня. Иначе не возвращалась бы ночью одна и были бы у тебя два свидетеля. А может, и ни одного бы не оказалось – разве заметила бы она тень на окне, если бы шла с любимым человеком, от одного прикосновения к которому сжималось бы ее девичье сердце и счастьем туманились бы ее девичьи очи?

– Думаешь, они затуманятся, когда увидят тебя?

– Как знать, старик, как знать, – безмятежно ответил Ксенофонтов.

– Куда идем? – сухо спросил Зайцев, не желая проникнуться весенним настроением друга.

– В парк, конечно, в парк! Мы будем дышать чистым воздухом, общаться с прекрасной свидетельницей и опознавать ночного грабителя. Ты, конечно, уверен, что грабителям чужды нежные чувства, да? Ошибаешься, старик. Они тоже подвержены человеческим слабостям, у некоторых есть и достоинства, ничуть не уступающие твоим, хотя о твоих достоинствах мне ничего не известно. Но что подводит грабителей, так это нетерпение. Они, бедняги, не могут дождаться, пока им повысят зарплату, и стремятся скромными усилиями самостоятельно провернуть это, не дожидаясь, пока государство достаточно разбогатеет. Они не могут дождаться, пока девушка полюбит их чистой и возвышенной любовью, и начинают в ночной темноте хватать ее за всякие части тела. Им не терпится попасть на потрясающий футбольный матч, и они утешаются тем…

– Вот и она. – Зайцев показал на высокую девушку в светлом плаще и со сложенным зонтиком в руке. – У колонны, видишь?

– Старик, да она гораздо выше тебя! – радостно воскликнул Ксенофонтов. – Теперь я понимаю, почему ты так не хотел звонить. Нет, ты ей не пара, а вот я – пара. И она мне пара.

– Я смотрю, в тебе слишком много пара, – усмехнулся Зайцев.

Увидев Зайцева, девушка направилась навстречу. Лицо ее было встревоженным, хотя она и пыталась улыбаться.

– Здравствуйте, Валя, – сказал Зайцев. Приветствие получилось несколько суховатым, то ли от того, что он не знал затеи Ксенофонтова и злился, то ли потому, что встреча все-таки была деловой. – Знакомьтесь, это Ксенофонтов. Он работает в газете.

– Вы будете писать об этом ограблении? – Валя посмотрела на Ксенофонтова настороженно, но все-таки промелькнула в ее глазах заинтересованность.

– Как скажете, – ответил Ксенофонтов. – Думаете, стоит?

– Не знаю… – Валя растерянно посмотрела на Зайцева.

– Не смотрите на него, он ничего дельного не подскажет, вы на меня смотрите. – Ксенофонтов взял девушку под руку и направился к выходу. – Вы давно были в парке? Вы никогда не были в парке. Молчите! Я все знаю. Думаете, что если вы сходили на танцы, то уже побывали в парке? Ничего подобного. Парк – это совсем другое. Это лодочная станция. Это пивной ларек вон за теми деревьями, но он пока заколочен, его откроют к маю. Это бильярдная вон в том павильончике… Но она тоже не работает. Парк – это толпа футбольных болельщиков, которые толкутся вон за тем поворотом у бассейна. Всю зиму напролет треплются о прошлогодних матчах и никак не могут решить, кого им все-таки отправить на мыло! Не оглядывайтесь, Валя. Следователь идет за нами, он все видит и за все несет ответственность. Личную. Но поскольку парк – это все-таки не следственный кабинет, вам нет надобности все время делать ему глазки. Парк – это мой кабинет, и здесь вы должны слушать меня, мои вопросы, мои глупости и даже мои комплименты – за этим тоже дело не станет. Кстати, у вас потрясающее выражение глаз.

– Какое? – от неожиданности Валя остановилась.

– Весеннее. В вашем взгляде чувствуется тревога, взволнованность и даже счастье от того, что вы познакомились с прекрасным молодым человеком. Теперь вы можете смело ходить на вечерние сеансы в кино, потому что всегда найдется крепкая рука, – Ксенофонтов сжал Валин локоть, – на которую можно опереться в случае неожиданной встречи с ночным грабителем.

– Ну и болтать здоров! – Зайцев озадаченно покрутил головой. – Неужели в газете за это деньги платят?

– Деньги! – хмыкнул Ксенофонтов. – Мне за это платят искренней привязанностью, не говоря уже о более сильных чувствах. Валя, мы приближаемся к цели. Посмотрите вперед, что вы видите? Вы видите толпу странных личностей, которые, разбившись на группки, о чем-то шепчутся. Не бойтесь их, это самые безобидные люди, но они могут впасть в неистовство, если вы скажете, что «Спартак» – хорошая команда, что Лобановского пора на мыло, что в Испании мы проиграли, потому что вместо футболистов послали больничных клиентов, актеров и жен тренеров. Впрочем, их может охватить необузданный гнев и от более невинных замечаний. Поэтому мой совет: не отвечайте на их вопросы о форме мяча, о количестве ворот, о цвете поля, потому что необдуманный ответ, как знать, заставит некоторых сжать кулаки. Сейчас они, конечно, растревожены вчерашним матчем – «Днепр» разгромил «Баварию»… А где это наш общий друг? – Ксенофонтов оглянулся и увидел, что Зайцев разговаривает с двумя крепкими мужичками. – Видите, его уже на подходе остановили. Но Зайцев опытный человек, он знает, что тут лучше всего прикинуться любителем городков.

Девушка рассмеялась, и Ксенофонтов, столкнувшись с ее взглядом, понял, что шутки кончились.

– Валя, слушайте меня внимательно. Мы сейчас войдем в эту толпу. Все они хорошие ребята, они увлечены, ждут не дождутся первых матчей… Но! – Ксенофонтов предостерегающе поднял длинный указательный палец. – Среди них вчерашний грабитель. Вы помните его профиль? Очень хорошо. Не бойтесь, не напрягайтесь, хотя я не возражаю, если для большей безопасности вы слегка приникните ко мне…

Зайцев догнал их, когда первые группки болельщиков остались позади. Казалось, все одновременно спорили со всеми, общий гул над толпой напоминал гул роя пчел. Прошло, наверно, не меньше часа, и все это время Зайцев, Ксенофонтов и Валя бродили в толпе болельщиков. Ксенофонтов иногда вступал в спор, спрашивал о чем-то футбольном, что-то доказывал, смеялся, потом они шли дальше, к следующей группке, и вдруг он почувствовал, как Валя сжала его локоть. Ксенофонтов обернулся и увидел, что девушка напряженно смотрит на невзрачного парня в кепке и нейлоновой куртке с поднятым воротником.

– Он? – тихо спросил Ксенофонтов.

– Кажется, да… Тот тоже был в кепке, и воротник поднят, и профиль… Ведь он толстогубый, верно?

– Да, губки у него еще те! Слышишь, старик? Валя говорит, что нашли твоего клиента.

– Слышу, слышу, – тихо ответил Зайцев. – Оставайтесь на месте, я зайду с другой стороны.

Ксенофонтов подошел поближе к парню. Тот оживленно говорил о матче, глаза его блестели, чувствовалось, что он сильно взволнован вчерашним событием и ему очень хочется доказать что-то свое.

– Отойдем, Валя, он нехорошие слова произносит. Вам это может не понравиться, потому что… – Ксенофонтов замолчал, опять увидев Зайцева с теми же двумя парнями. Но на этот раз следователь показывал им глазами на болельщика в кепке. Те кивнули, и с двух сторон, вклинившись в толпу, начали постепенно сходиться к группе, в которой все еще взахлеб доказывал что-то толстогубый.

– Как это понимать? – спросил Ксенофонтов, подходя к Зайцеву.

– А вот так и понимай. Сейчас они тихонько оттеснят его, зададут несколько вопросов и, если он покажется им интересным, доставят в мой кабинет. И мы продолжим знакомство.

– Хитер, – одобрительно протянул Ксенофонтов. – Когда же ты своих ребят успел предупредить?

– А когда Вале звонил, заодно и им брякнул… Чем, думаю, черт не шутит, вдруг этот болтун долговязый прав. Послушай, но с чего ты взял, что он может здесь оказаться?

– А! – Ксенофонтов пренебрежительно махнул рукой. – Вале все это неинтересно слушать, да и тебе надо торопиться. Позвони как-нибудь… А сейчас, если ты не возражаешь, мы сходим к реке, а, Валя?

– Можно, – кивнула девушка, ей, видно, хотелось побыстрее уйти из этой гудящей толпы.

А поздно вечером, когда Ксенофонтов уже собирался спать, в дверь неожиданно позвонили. Оказалось, Зайцев. Он не торопясь повесил плащ и прошел в комнату. Сбросив кота с кресла, он уселся на теплое еще сиденье, скрестил руки на животе.

– Познакомился с толстогубым? – спросил Ксенофонтов.

– Только что закончил обыск. Почти все транзисторы целы, в гардеробе лежали. Правда, пару уже успел продать.

– Быстро ты управился, – одобрительно сказал Ксенофонтов. – Мне так никогда не суметь.

– Я слушаю, – напомнил Зайцев.

– А, Валя… Все в порядке. Оказывается, она постоянно читает мои материалы в газете… Ты не представляешь, как ей понравился очерк о слесаре Жижирине! Она говорит, что даже слезы навернулись на глаза, когда читала о его детских годах. Представляешь, в таких глазах слезы!

– Издеваешься?

– Ладно-ладно, успокойся. Все понял. Но что бы это мне с тебя взять? – Ксенофонтов в задумчивости охватил ладонью подбородок. – Пиджачишко твой мал, да и не нравится он мне, срамиться только… Галстук? Нет, это поводок какой-то замусоленный. Пиво? Все уже закрыто, нигде не достанешь… Послушай, а если я попрошу тебя спеть? Спой, старик! Знаешь какую? Эту… «Лучше нету того цвету», а? «Вся душа моя пылает, вся душа моя горит…» Спой, а? А то, понимаешь, в душе никакого подъема! Ведь надо чем-то заинтересовать человека, поощрить… Начинай, старик, а я подпою. Давай!

Зайцев, вначале слушавший Ксенофонтова с недоумением, потом с возмущением, в конце концов все-таки сдался. Видно, удачная операция по задержанию ночного грабителя привела его в хорошее настроение, и он со смущенной ухмылкой, ужасным скрипучим голосом пропел один куплет.

– Старик! У тебя настоящий лирический тенор! Таким голосом петь и петь! Ты не за свое дело взялся, нет… Бросай, старик, злодеев ловить, начинай петь. Сначала в самодеятельности прокурорской, потом, глядишь, на смотр попадешь, я о тебе напишу как о молодом даровании, а главное, пошлю на радио заявку: хочу, дескать, послушать арию тореадора в исполнении следователя Зайцева. Вот смеху-то будет!

– Я слушаю! – в который раз повторил Зайцев.

– Хорошо. Прежде всего ты должен знать, что мы с тобой живем в разных городах. И каждый живет в своем городе. Ты вот где живешь, где дни и ночи проводишь? Прокуратура, милиция, камера, носишься в машине с зарешеченными окнами, общаешься с толстогубыми грабителями. У меня свой город – типография, редакция, передовики производства, обязательства, красный флажок на станке, красивая девушка Валя, которая сегодня очень куда-то торопилась…

– Парень у нее, – обронил Зайцев. – А вчера у него было ночное дежурство, вот она и пошла в кино одна. Жаль мне тебя, Ксенофонтов, жаль.

– А что касается этого радиолюбителя, то все настолько просто, настолько… Помнишь, ты сказал, что он в магазине телевизор включил?

– Ну и что? – насторожился Зайцев.

– А время ограбления?

– После двадцати двух…

– А помнишь, как на набережной я газету купил?

– Помню. Но ты ее и не читал… Свернул в трубку, и все.

– Как ты думаешь: зачем я ее купил? Ведь редакция газеты получает, зачем мне покупать?

– Черт тебя знает… Купил и купил. Делов-то!

– Эх, старик… Ничего в жизни не бывает просто так… Даже газету человек покупает с какой-то мыслью. А тебя эта моя глупая покупка никак не насторожила, не озадачила… Равнодушный ты человек, Зайцев, безразличен к людям. А может, и ничего, работай… Газету я не читал, но заглянуть в нее заглянул. Прямо у киоска. Газета-то вчерашняя!

– Ну и что с того, что она вчерашняя?! – закричал Зайцев, уже не сдерживаясь.

– Меня интересовала программа телевидения. Вчерашняя.

– Ну? Ну?!

– Я хотел узнать, что же показывали после десяти вечера. А показывали, оказывается, футбольный матч… «Днепр» – «Бавария». Вопросы есть?

– Ну, показали матч… А дальше?

– Что же это за грабитель такой, который, забравшись в магазин и нагрузившись транзисторами, не может удержаться от того, чтобы телевизор включить? Что за человек такой? Или, думаю, дело в передаче? Может, показывали нечто необыкновенное? Да, показывали игру сильнейших команд континента. Понял? Кто же не может удержаться, чтобы не взглянуть на матч хоть одним глазком, даже рискуя свободой и независимостью? Болельщик. Отчаянный, безрассудный, безумный болельщик. Где водятся такие болельщики? В парке водятся. Ты вот живешь в своем криминальном городе, а в города других людей не наведываешься. А я наведываясь. Поэтому я сижу в кресле и слушаю, как ты тут козлом заливаешься. Тоже еще! Душа у него, видишь ли, пылает, душа у него горит! – Ксенофонтов взбрыкнул ногами и захохотал в полном восторге от своей выдумки.