Текст книги "Два мира(СИ)"

Автор книги: Михаил Пузанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

И мама, только горько усмехнувшись, рукой махнула. А Вика как-то сразу поняла, почему ее объяснения Вити отталкивали. И правда – грязь, мерзко все это, скользко, неприятно – еще одна разновидность правды, которая все же лучше удобной лжи. Зато теперь она лучше понимала причину старательной "НЕ ненависти", роднящие незнакомца и Игоря Сергеевича: "падение" собратьев происходило на глазах самих магистров, как, впрочем, и собственное, – такое отвращает и вызывает гнев, копящийся жизнь за жизнью. А если уж еще и справиться с вредителями не удалось... Ответственность за случившееся растет, а возможности исправить последствия ошибок все нет и нет. И еще Вика чувствовала, что здесь она своим странным новым даром помочь не сможет, – это проблема совсем иного рода: "лечения" сути не требуется, последствия беды расположены за пределами души – внутри самого Мира. Возможно, только его сохранность и правильное воссоединение двух миров могли помочь вылечить такие раны. Вика не знала, способна она понимать упомянутого мамой Сато или нет, но причину возникновения его желания сохранить Мир она в ходе этих разговоров уяснила. Возможно, намного лучше своих собеседников – потому что еще и почувствовала. Девушка поделилась этими мыслями с мамой и другом, и они только молчаливо кивнули, соглашаясь с мнением девушки.

Виктор, кстати, отметил еще, что из нее самой мог бы выйти превосходный маг по обеим кровным линиям, но такой, какая она есть сейчас – живая, живущая, чистая, человечная – душа девушки Виктору "нравилась" отчего-то больше. "Ты – человек, способный понимать, наверное, всех на свете. И при этом не теряющий возможности мыслить просто, в отличие от магов, вставших на путь и вынужденных познавать и выстраивать свои модели с помощью усложненных схем мышления. Это вообще уникально – что ты понимаешь все, что я рассказываю, при этом не меняя ни своей сути, ни души, ни пути. Разве что если ты великая ведьма – но таких давно уже не рождалось" – После этой фразы Виктор развел руками, добавив в завершение пятисекундного размышления, что многие старые и уставшие магистры, наверняка, хотели бы понять, как им добиться такой же возможности – стать живущими, несмотря на груз знания и опыта, но при этом не предаваясь и забвению.

– Возможно, ты однажды подскажешь путь, "спасительный" для таких людей, как Игорь Сергеевич или, быть может, даже незнакомец. Если, конечно, он устал от занимаемой роли в этом Мире. Мало сведений, хотелось бы, чтобы ты рассказала подробно, но сейчас как-то не до того, – Вновь обернулся к ней Витя, уловив последние мысли. Вика засмеялась и смущенно ответила:

– Ты из меня последнюю неделю какого-то всеобщего целителя лепишь...

Друг поморщился, а его альтер, кажется, недовольно потряс головой:

– Нет, не леплю и, уж конечно, не банального целителя – нам своих за глаза хватает. Скорее, человека, способного решить тысячи очень тонких, давних и запутанных проблем, если всем собраться вместе однажды где-нибудь и подумать, как наши дары можно применить совместно. И возможно ли "калькировать" гениальную простоту твоих ощущений в виде сложных схем-подобий, ориентируясь уже на магов. Да, впрочем, и на ведьм – ты и от них сильно отличаешься, хотя схожести больше, конечно, чем с магами. Ну так оно и понятно: ведьмы – они изначально от четвертого закона силы свои черпают, как хранительницы Мира, это магов осенил порочный третий.

Вика о-о-очень густо покраснела. Лучше бы не высказывалась по поводу целительства. Виктор только улыбнулся, бросив через плечо: "Ты привыкнешь. Просто не смирилась еще с тем, что предстаешь редким чудом для всякого, кто способен понимать и ценить чудеса".

После этого, "добившего" ее аргумента, Вика вообще замолчала, предпочитая не усугублять и без того багровый уже до корней волос цвет собственного, обычно даже чуточку бледного, лица. А Виктор все целеустремленно двигался куда-то. С запозданием Вика поняла, что они шли в сторону той самой церкви, в которую она зареклась больше никогда не входить. Вздрогнув от неожиданной догадки, она на ходу спросила у Вити:

– Ты все-таки хочешь разобраться, что там произошло с твоим отцом?

– Да нет, он, действительно, очень долго здесь прожил – не меньше семидесяти лет, а на больший срок человеческое тело редко когда рассчитано. Вряд ли это покушение или магическая атака. Меня больше другое интересует, – Сосредоточенно ответил друг, – Хочу понять, как восстановить единственную приличную церковь в этом городе. Должен же оставаться и традиционный путь – многие люди не смогут принять новые дороги к знаниям и продолжат решать духовные вопросы через привычную церковь и ритуалы. А значит, и там должен хоть кто-то знать правду и правильный порядок действий. В эту, судя по твоим словам, отреченные просочились совсем недавно, только после смерти моего отца. Значит, все еще можно исправить – так быстро их эгрегор структуру, построенную индиго, не исказит полностью. Только видимость создали, интуитивно отталкивающую слоем качественной "духовной грязи" совсем уж чистых, таких как ты, а собственно разложение и гниение – процесс затяжной. Полгода, не меньше, занял бы, а то и год. Главное – "почистить" церковь и выяснить, кто в 80-ых позаботился о ней и моего отца, затерявшегося среди живущих, отыскал. Не сомневаюсь, что это кто-то из наших постарался. Выйдем на них – а там поглядим, что дальше делать. Жаль, альтер отцовский еще в Пределе не появился – после смерти путешествие только кажется мгновенным, а так – поправка на период в два-три года имеет место. Все-таки, система Сотиса близко, но не до такой степени, чтобы сложная личная сущность вместе с еще более сложно устроенной сутью мгновенно через "звездный ветер Сотиса" туда перенеслись, не потеряв формы.

Вика все слушала и слушала эти обстоятельные рассказы Виктора. И все больше дивилась тому, как легко новые, причудливые, непривычные, непонятные сведения занимают нужные полочки в ее собственном сознании. И как легко сохраняет друг присутствие духа при всем грузе лишних знаний и задач. Нет, Витя не прав, не одна она могла подсказать путь, вот только о себе он, явно, всерьез не задумывался. Поначалу он показался Вике вечным шутом: мудрым шутником на службе у королей, которому навек уготованы лишь вторые роли на сцене жизни. Но нет, его альтер представлялся в виде как раз-таки по-королевски спокойного и внимательного темно-сине-фиолетового волка, от которого веяло пусть и унаследованной, но седой древностью и очень даже глубокой рассудительностью. Вика смотрела на друга, и только теперь ясно начала понимать: он во всем напоминает незнакомца. Нет, отнюдь не отсутствующей атрибутикой, вроде зонтика или часов, не методами – в этом как раз Витя казался "новатором", совершенно новым типом магистра, подобных которому до него просто не существовало в мире. Друг напоминал незнакомца именно в отмеченной ею готовности действовать до конца, при полном безразличии к теоретической возможности или невозможности воплощения замысла. В ощущении какой-то слишком уж большой для одного человека ответственности за сам Мир и все события в нем... И в той надежде, с которой юноша рассказывал ей свои истории, будто, и впрямь, чего-то спасительного, очень важного ждал от самой Вики. Не для себя спасительного – для дела, которое пообещал выполнить, себе и Миру. Да, они были похожи, как родные братья. Но Виктор – молод, хотя и с древним наследием в душе, а незнакомец... Молод только потому, что тщательно скрывает седину альтера в легкомысленном светло-светло-серебряном блеске его шерсти. Вот что успела разглядеть нового в друге и, пожалуй, незнакомце девушка до того момента, как они с Виктором подошли к ступеням церкви.

– Зайдешь? – Как-то непривычно неуверенно спросил он. Вика замерла, наполовину обдумывая, наполовину пропуская через душу его вопрос. В этот момент ей показалось, что над церковью зависла грязная, серебристо-серая, вся в пятнах и вязких белесых потеках слизи, тучка, будто всасывающая в себя воздух и выпускающая наружу угарный газ. Так и "задохнуться" недолго. Видимо, это тот самый "гнилой" эгрегор – вот как эта холера выглядит, если присмотреться. Приятного мало – под таким "дождиком" стоять. Она отрицательно покачала головой, сначала указав на пятачок неба над куполом, – друг понимающе кивнул, – а потом добавив вслух:

– Кроме того, я отреклась и... Просто нет нужды. Видимо, я теперь живу как-то иначе. Ты в этом прав: когда понимаешь смысл, такой веры становится мало. Стремишься к чему-то более... Целостному что ли. Ну как сам Мир, в общем.

Витя понимающе улыбнулся и, шепнув на прощание "Я быстро", пролетел эти двенадцать ступенек, как одну – почти неразрывным прыжком. Несколько минут его не было. Десять или пятнадцать. Вика на это время изгнала из головы все мысли и лишь спокойно наблюдала, интуитивно прищурившись как-то по-особому, за "тучкой" над храмом. А потом вдруг раздался звон колоколов – и Вика не сразу сообразила, что тому есть вполне рациональное объяснение: просто наступила обедня, а она за временем не уследила, увлекшись разговорами с другом. Но под мелодию, похожую на таинственную, порхающую хрустально-золотой бабочкой "сонату колоколов", наверняка отраженно разносящуюся и между сил где-нибудь в высшем Эстрее, ожидать возвращения друга было намного приятнее. Наконец, "тучка" над храмом прощально вспыхнула – и разлетелась по ветру сверкающей пылью. Виктор, как всегда, быстро и точно сделал свое странное дело – устранил источник неверных "давящих" мыслей, предоставив прихожанам и священникам вновь честно использовать свою свободу воли. Правда, в церкви теперь не было наставника, способного подсказать нужные сведения, но Вика чувствовала, что и эту проблему Виктор знает, как решить. А меж тем звон колоколов умолк, но на мгновение Вике почудилось, что привидевшаяся ей бабочка не окончила своего полета с последним отзвуком, а присела на купол храма и сложила крылья, внимательно за чем-то наблюдая... А потом этот хрустально-золотой солнечный зайчик-бабочка будто уловила пристальное внимание и мысли Вики: на прощание она вновь осенила храм сиянием своих искрящихся крылышек – и упорхнула, растворяясь в воздухе.

Во двор церкви вышел тем временем Витя, отряхивающий руки от невидимой грязи. Заметив взгляд Вики, он сдавленно улыбнулся:

– Не люблю распылять ауры отреченных. Прав был Петр, когда говорил, что "смерть и возрождение" – не мое дело, несмотря на соответствующее наследие. Но сейчас помочь было некому. Хотя кто-то, из наших видимо, распылил на электроны и протоны альтера этой богообразной гадюки. И то благо – мне меньше тяжелой работы досталось: альтер к "Я" ближе всего – самое болезненное для души дело его уничтожать, пусть в таких случаях и должное. Мархасса, вроде так ее зовут, впрочем, точно не помню – у Иуды много было сторонников. И всем он, похожие, универсальные имена придумывал, чтобы фантазию лишний раз не напрягать. У него она быстро кончается без подпитки личными мирами новых сторонников. Клонов лепил, видимо, хорошо хоть порядковыми номерами не обзывал – а то бы совсем замучались его арифметические плетения распутывать. Тот еще гад.

Вика при упоминании разлетевшегося на частицы альтера вздрогнула, вспомнив сцену полуторанедельной давности, и тихо прошептала другу:

– Вить, это я сделала. Ту собаку служки уничтожила. Так вышло – рассердилась жутко.

Он замер. Секунду смотрел на нее каким-то новым взглядом. Будто до этого видел просто юную девушку, а сейчас в его глазах сквозило тоже ощущение, что некогда у Игоря Сергеевича при слове "королевна". Потом друг покачал головой и досадливо кхекнул:

– С таким количеством помощников можно будет скоро самому в отпуск уходить, – Потом поморщился от неприкрыто сквозящей в словах обиды и, пока Вика не успела обидеться "в ответку", добавил:

– Это я так – шучу просто. Спасибище тебе огромное. Когда дело доходит до распыления сущностей или их составных частей, до "убийства" частей души человека, меня начинает дрожь колотить. Неправильно это лично для меня, совсем не мое. Вроде и понимаю, что следует сделать, но... Как будто бы не для того я на свет родился, чтобы уничтожать, и не для того "наследие" неизвестного магистра от отца на меня перешло нереализованным. Словно...

– ...ты можешь найти этому наследию иное применение. А такое – уже кто-то до тебя нашел. Повторы не нужны, – Почти вскользь отметила Вика. Ей показалось даже, что сейчас, пока она думала о разлетевшемся в пыль альтере и хрустально-золотой бабочке, ей подсказала верный ответ тень незнакомца. Она поморщилась, подумав было об эгрегоре, но над головой ничего не висело, в мозг не лезли навязчивые щупальцы цепочек мыслей. Нет, это было больше похоже на... Ветер. Просто ветер, доносящий откуда-то издалека холодные слова чем-то родственного этой стихии магистра. Вика вздрогнула. Если бы в мире было слово, которым можно определить суть встретившегося ей незнакомца – этим словом стало бы именно ветер, причем какой-то морозный, пожалуй даже, ледяной. Спокойствие, неопределимость, незримость сути, будто бы облако сплетающихся значений и смыслов внутри и вокруг него. Штиль при рассказе и ураган при волнении – все это укладывалось в одно единственное слово, а может, и имя. Ветер. Она уже было хотела спросить у Виктора, как бы звучало это слово на языке, привычном магистрам, но тот ее опередил: изумленно поглядев на купол и разинув рот, он прошептал:

– Вик... Ви-ик... Пока я был внутри, на шпиль церкви не садился чей-нибудь альтер?

Вика, вспомнив бабочку, мгновенно забыла обо всех своих философских измышлениях по поводу незнакомца и повернулась к другу, следя за его взглядом. Да, конечно, он указывал на то самое место, которое осенила своими крыльями...

– Хрустально-золотая бабочка. Она прилетела вместе с колокольным звоном, посидела-покрасовалась – и упорхнула.

– А в этот момент ты не видела человека, уходящего или наоборот входящего в храм? – Сдерживая дико-невротическую дрожь спросил Виктор. Вика пожала плечами, пытаясь вспомнить:

– Какая-то девушка вроде проходила мимо. Не помню. Только – что волосы очень светлые и на шпильках. Я даже внимания не обратила – такие "модельки" по городу толпами ходят. Толку-то с них – мозгов ведь нет, все пергидролем вытравлены. Волосы красить – гадость, их же этим и испортишь.

И тут Виктор засмеялся. Он хохотал будто полоумный. Буквально умирал со смеху, едва ли не падая на асфальт. Потом сквозь слезы сказал:

– Ох, уморила... Как она была бы сейчас рада услышать о себе НАСТОЛЬКО ошибочное мнение! Она же всех магистров за нос уже почитай тысячелетья водит! И она, конечно же, выходила, а не входила в храм?

– Ну вроде бы...

– Да уж полагаю, что возможности нам себя так просто обнаружить она бы никогда не оставила. Но если уж первые магистры начали в мир возвращаться – значит, и правда, есть смысл брать курс на достижение верного смыкания миров во что бы то ни стало... Шансы все увеличиваются и увеличиваются, прямо-таки на пустом месте растут, – Но обычно ровный и изобилующий веселыми нотками голос друга из радостного начал меняться отчего-то в сторону печального, а то и откровенно тоскливого.

– Да что случилось-то? – В растерянности спросила Вика. Бабочка, надо сказать, была и правда идеальной, просто совершенной, ослепительно красивой, но какой-то очень уж... Едкой, насмешливой, нахальной, беспринципной что ли. И слишком, чрезмерно, назойливо умной. Будто всех на черном и белом свете умнее – какая-то глупая поговорка пришла Вике в голову при мыслях о таинственной незнакомке. Виктор только покивал ее ну очень "громким" сейчас мыслям и фальшиво-весело сообщил:

– Поздравляю. Тебе выпала честь лицезреть, пусть и краем глаза, великую и ужасную первую супругу первого же мага, магистра Амати. Исчерпывающее знание всех до самой распоследней связей мира духа, по сути, она и есть – мир, но только тот, что духовный. Эстрей со всеми слоями и внесенными за эпохи изменениями: от дна Бездны до вершин Безмолвия. Самая его суть, воплощенное Сердце Духа. Циничная, последовательная, гениальная, совершенная в мышлении и способности плести любые сети причин, следствий и связей. Жестокая рациональность и одновременно чистая гармония. Настолько противоречивая и сбалансированная одновременно, что не удивительно данное ей века назад прозвище – Звезда всех Звезд. Вторая после Кри, великая жрица давно минувшей первой эпохи, сама их не запускавшая, но неизменно "находившаяся поблизости" и очень любящая, как и твой незнакомец, побросать камешки в чей-нибудь пруд... Но только либо булыжники, либо целыми горстями! А потом подпрыгивать на самых носочках, звонко, совсем по-детски хлопая в ладошки от восторга при виде того, как волны после ее "камешочечка" размывают все и всяческие берега и ломают на своем пути стены Иерихона... Петр столько понавыуживал из своего наследия информации о ней, что я даже диву даюсь, как она осмелилась вот так, почти в открытую, перед тобой "засветиться"! Не в ее репертуаре, совсем нет, не зря ее тотемом долгое время оставалась черно-белая паучиха на серебристой паутине. В бабочку она "превратилась" вроде как только к концу первой эпохи...

Вика стояла, словно пыльным мешком по голове огретая. Даже не из-за нелестной характеристики, данной Амати Виктором. Нет. В его словах ей даже почудилось какое-то очень особое отношение к таинственной девушке... Но не это было важным. Вика просто встречала ее раньше. В этой жизни, не в какой-то иной. Она видела эту блондинку с выжженными напрочь до белизны волосами – но где и когда, хоть убей, не могла вспомнить... И это было не так уж и давно, но память давала явный сбой, словно кусок из нее нагло вырезали стальными ножницами. Да и, с другой стороны, если она, и правда, была той самой Амати со всеми красочно описанными Витей способностями – то Вика банально не смогла бы ее вспомнить без желания самой "девушки-бабочки". Они видели друг друга – это факт, но смысла этой встречи, Вике пришлось признать, ей не вспомнить без желания самой Амати.

А Виктор рядом погрузился в какую-то пронзительно-тоскливую задумчивость. Странно. Обычно от него веяло радостью или хотя бы просто легкой печалью, но никак не тоской. Вика хотела спросить осторожно, но голос вдруг перешел в ее не самый любимый, зато очень эффективный ледяной тон:

– Ты уже встречал ее раньше?

Друг печально улыбнулся и пошел прочь от церкви, оглядываясь на затихшие колокола и главный купол, осененный крыльями альтера Амати. Вика отправилась следом, не осмеливаясь отрывать его от своих переживаний и требовать немедленного ответа. Но, в конце концов, он все-таки с тоской, но заговорил:

– Лет двадцать пять назад я ушел из Предела со второй волной индиго, не окончив толком дел по восстановлению его после войны. Не обязан был, не обещал, но хотел все это расплести – месиво было то еще, а я много чем мог помочь при подобной "очистке". Умаялся дико. Однажды вышел на берег местного моря – отдохнуть и полюбоваться на двойное "Солнце". Это было мое обычное, излюбленное место – там никого больше практически никогда и не бывало... Но на этот раз здесь я оказался не один, – Вика вздрогнула, вспомнив свою встречу с незнакомцем. Ох уж эти аналогии, – Красивая, прелестная, потрясающе очаровательная девушка, совсем молодая на вид, тоже лет двадцати от силы, в черных коралловых бусах и пурпурно-фиолетовом платье. Но вот суть ее было никак не разглядеть. Она назвалась Саной – "Благой" или "Песнью", в зависимости от того, как поставить ударение. Скорее всего, я теперь понимаю, на второй слог – "Песнь", но тогда подумал про первый. Ее суть, и правда, упорно не удавалось рассмотреть, будто бы она сама какая есть – и была сутью. И вокруг нее, и вне, и внутри... Но я не думал тогда, не анализировал, рассказы Петра о первой эпохе не вспоминал – меня просто захватил сам разговор с ней. Она казалась насквозь радужной и при этом – была как бы без альтера, что довольно странно для Предела, где альтеров быстро "заводят" даже новоприбывшие. Они слишком удобны, как здесь – мобильные телефоны. Так вот... Мы разговорились и говорили долго-долго, обо всем подряд. О танце, о наших надеждах, об изменении, о шансах сомкнуть миры правильно – да просто обо всем на свете и как будто ни о чем. А потом она поднялась на ноги и, уже собираясь уходить, внезапно преобразилась – вылетела ее золотисто-хрустальная бабочка, до того казавшаяся мне всего лишь прелестной заколкой в волосах, а сама она на мгновение показалась мне не радужной, а черной и белой. Как инь-ян, из двух половин – словно воплощение Сансары, всех высших законов, от Кармы до Воздаяния. Звездами установленных законов, которые в принципе невозможно нарушить, ведь они – заложены в саму форму человеческой сути. И всегда имеют четко выраженные черную и белую стороны: без альтернатив, без смешения, по принципу либо-либо-третье исключено. Думаю, ты меня поняла, если хоть раз в жизни видела знак инь-ян. И сказала она тогда опешившему мне всего две фразы: "До встречи на Земле. Ты вновь станешь не-моим-сыном – и миры сомкнуться в нашем танце".

– А потом она просто исчезла... – Прошептала Вика потрясенно. Вся эта сцена будто пролетела перед глазами. А саму девушку... Она, действительно, видела ее в этой жизни, и память Мира отзывалась на нее прямо-таки ехиднейшим, заливистым смехом. Как будто Мир встретил свою старую подругу и, одновременно, непримиримую соперницу. Вика покачала головой, но ухватила общее отношение, которое можно было уложить лишь в одну фразу:

– Все возродится! ... Что умерло на Земле несправедливо – все возродиться, даже если и стало уже пеплом, даже если его развеяло ветром над Бездной и погрузило течениями в ту страшную дельту теней, что мама упоминала. Я не до конца понимаю, но... Тебя, меня, ее и незнакомца – уже достаточно для этого возрождения. Чтобы то, что сгорело, заново вспыхнуло факелом ярче прежнего – нас четверых хватит. Чтобы получило непредсказуемое продолжение, большее, чем просто виток спирали – нужны еще, как минимум, пятеро, а лучше – многие. Несколько десятков ключевых, и тысячи – просто любящих этот Мир и что-то умеющих, вроде иерархов индиго и близких к ним по степени развития души. Но это, кажется, совсем уже не мое дело, а скорее – наше общее и лишь в дальнейшем, не в этом году, определенно. Для нее мы, уж извини, хотя и самой неприятно это признавать, – будто фрагменты увлекательнейшего паззла, разбросанные в пространстве и времени, которые не просто должны занять свои места, а сделать это в точно определенные моменты времени. Ради этих самых моментов она поступится даже и чувствами, даже и своими – это, кажется, всегда было заложено в ее характере. По крайней мере, мне или Миру так представляется. "Ради соблюдения баланса – я буду поступать только так, как вам же и во благо" – кажется это для Амати своеобразный девиз, метод и даже в какой-то мере образ жизни. Не понятно... Это похоже на... Как будто бы она – действительно, звезда. Мыслит, словно Солнце, да и сама – и есть душа, рожденная из Солнца. Но может ли вообще такое быть?.. Что она тогда забыла на Земле?!

Виктор судорожно вздохнул, как будто собираясь сказать сейчас нечто в высшей мере его смущающее. Потом повернулся к раздумывающей над своими очень уж яркими ощущениями Вике и, в кой это веки проявляя совсем детскую нерешительность младшеклассника, спрашивающего совет у сестры-одиннадцатиклассницы, вдруг спросил:

– Как думаешь, я похож на дурака?

– Нет, совсем не похож, – С улыбкой ответила Вика. Друг тяжело вздохнул:

– А ведь все равно – дурак. Угораздило же меня с первого взгляда в нее влюбиться... И ладно бы в лике Саны, это еще куда ни шло, так нет же – именно, когда выпорхнула бабочка – в саму Амати! А такое – уже не лечится даже супер-пупер целителями. Разве что вполне себе земными психиатрами...

Вика тоже замерла на месте и, кажется, по какой-то дурацкой привычке вновь прислушалась к отголоску души Мира где-то в районе между сердцем и позвоночником. И внезапно просто просияла от призрачного ответа Земли:

– А потому что ты – тоже Феникс. Как вот эта самая церковь. Только еще не заешь об этом. И никто не поймет, пока все уже не станет очевидным. Это не надо лечить. Нет – это и есть твое выздоровление, Камель.

– Как ты меня назвала? – Виктор вздрогнул и резко обернулся к Вике. Та пожала плечами:

– Мир так тебя, кажется, окрестил. Я – просто "прочитала", будто открытая книжка в руках. Понимаешь?

– Странно...

– Почему?

– Переводов может быть много. Но самый распространенный и правильный – Светозар. Свет сходящий от Зари, если совсем уж точно.

– Это как Люца что ли?

Витя вдруг загадочно хмыкнул и отвернулся, а до нее донеслись только обрывки его ответа: "... только один луч ... ... все ...! ... этого ... может! Чушь!" А потом повернулся и пошел прочь быстрым шагом, не давая Вике больше ничего спросить. Рассердившись, она понеслась за другом, собираясь его одернуть и переспросить, что он там пробурчал себе под нос, но тот только ускорил шаг. В конце концов Вика поняла, что он просто не позволит ей приблизиться, пока она не начнет думать о том, что не будет больше задавать тревожащих его душевное равновесие вопросов... И правда, через полминуты он стал шагать медленнее и вновь, как и всегда, совершенно искренне и приветливо улыбнулся Вике.

– И куда мы теперь идем? – Справедливо обиженным тоном осведомилась она. Новоиспеченный Камель прямо-таки просиял:

– Не поверишь. Я все-таки выяснил, кто церкви новую жизнь подарил. Видимо, это день такой сегодня. Наполненный солнечным огнем. Пламенеющий узорами жизни. А нас ждет еще один "Феникс" – только на этот раз не я, не церковь и даже не птица, а...

– Строительная компания, – Растерянно протянула Вика и, порывшись в пальто, достала из кармана уже изрядно помятую за неделю пребывания там визитку, некогда переданную ей Игорем Сергеевичем. Что-то все это значило – но что?!

Виктор подошел к ней, внимательно изучил клочок бумаги и покачал головой, заявив:

– Давай так. Разберемся с этой "жар-курицей", а потом я тебе расскажу обещанную историю про Предел... А ты мне – про незнакомца. Больно уж много совпадений на одну квадратную минуту площади времени... Дело близится к финалу, так что пора уже до конца разобраться, что здесь к чему. В кой это веки ничего толком не могу понять на пути!

...На этот раз они доехали до пункта назначения на автобусе. Без разговоров. Кажется, их было сегодня уже слишком много. В ум просто не вмещались. Почти посреди города стояло новое, чистое, недавно отделанное пластиковыми панелями здание. Вике отчего-то на мгновение показалось, что на самом деле оно очень-преочень древнее, и под шкурой сияющего титана прячется на самом деле какой-то странный восьмиугольный замок. Или египетская пирамида. Или вавилонская башня. Или... Аналогий возникла масса, но образов-картинок почему-то не было. Она скорее просто описывала красочными эпитетами подразумевающийся внешний вид, а сам описываемый объект отсутствовал. Будто бы был некогда испепелен – и сейчас лишь витал в воздухе, не имея возможности пока привидеться, оставаясь иллюзией внутри разума способного его наблюдать человека. Это было очень странное, но притом болезненно знакомое ощущение. Как будто даже сегодня оно уже всплывало в восприятии девушки. И само здание казалось, несмотря на полную доступность, открытость, приглашающее распахнутые ворота, спрятанным, скрытым, неприступным. Как какая-то древняя китайская головоломка: коробочка, внутри еще коробочка, внутри еще одна... А в финальной – может таиться целая вселенная, только открыть последний ларец невозможно, разве что выбраться в него из самой спрятанной вселенной... Кем бы ни был владелец конторы под названием "Феникс", он был, определенно, не тем, за кого себя выдавал. И даже не тем, за кого себя не выдавал, а кем являлся на самом деле очень и очень долгое время, являясь при этом еще кем-то также известным прежде, но так и не узнанным. Как та самая запертая коробочка со вселенной внутри, повторяющая по образу и подобию его душу. От этой мешанины в ощущениях и внезапной головной боли, будто пытающейся ее, с одной стороны, остановить, но с другой, напротив, подзадоривающей войти внутрь, Вика чуть не взвыла на луну среди бела дня, ощутив себя на мгновение пациенткой палаты для буйных психов в глухой сибирской тайге без комаров, зато с крокодилами под матрасами беглых заключенных, залетевших к ним на огонек, пользуясь своими драконьими крыльями, чтобы пропустить решето-другое керосину... В одно мгновение фантазия, спокойно дремавшая на дне разума или души, взвилась в небо над девушкой тысячами языков обжигающего творческого пламени... Вику захлестнула эйфория – словно сотни пересекающихся друг с другом потоков чьих-то параллельных воспоминаний и мечтаний, мгновенно становящихся своими, а потом – пропадающих, чтобы уступить место новым. И так – до бесконечности, пока в этом не потонула вся ее душа без остатка!

И еще – ей жутко захотелось влететь багровой стрелой в эти стеклянные, все на свете отражающие-отражающие-бесконечно-отражающие двери, разбивая по пути весь перекрученный, перевернутый, иллюзорный и одновременно фантастически реальный духовный мир здания, обнажая его истинное "лицо". Как и лицо самого хозяина компании "Феникс", умудрившегося "упаковать" тысячи миров в один компактный домик посреди оживленного города. И – если понадобиться – придется разбить на своем пути все его зеркала! – Вика чувствовала, хозяин "склепа-дворца" при необходимости легко восстановит мастерски выстроенные иллюзии, но ей самой выпадет просто непередаваемое и редчайшее удовольствие – не упорно что-то строить, а именно разнести все фальшивки на мелкие осколочки. Эта разрушительная половина в ее душе тоже присутствовала, только обе половинки – были иные, нежели у души Амати. Если та будто сложена была из черного и белого цветов, рождающих любые радужные при легких прикосновениях друг к другу, то Вика ощущала в своей душе некое странное единство творения и разрушения в полной, абсолютной и потрясающе гибкой гармонии...

– Витя, ты видишь то же, что и я? – Осторожно спросила она, едва сдерживая бушующий вал вдохновения, чтобы не броситься на штурм таинственного "замка" без лишних вопросов. Друг, вопреки ее ожиданиям, только пожал плечами:

– Ну домик. Прикольная такая "землянка". Вполне обычное в наши дни убежище какого-то мага из золотой пирамиды.