Текст книги "Два мира(СИ)"

Автор книги: Михаил Пузанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

Глава 2. «Небо»

Стань моей душою птица, дай на время ветер в крылья, Каждую ночь полет мне снится – холодные фьорды миля за милей... Шелком твои рукава, королевна, ясным месяцем вышито небо, Унеси меня ветер северный в те края, где быль и небыль... (с) «Мельница», «Королевна»

Нужно проведать маму. Она сейчас временно жила в городе, на квартире подруги, уехавшей в начале сентября к дальним родственникам в Пензу. Вика хотела зайти к ней пораньше, но почему-то ноги несли ее более длинной дорогой. Сложно сказать почему. Но в первую очередь, девушка просто не хотела приходить домой заплаканная. Мама и так измучилась с этой неистребимой температурой, а если еще увидит дочь с потеками туши и опухшими веками – неизбежно начнутся вопросы. Да и сердце ее лучше не тревожить сейчас лишними поводами для переживаний. Хотелось немного покоя и умиротворения. Наверное, именно поэтому Вика решила пойти обходной дорогой – через старый, почти заброшенный пруд. Уже вечерело, но до сумерек оставалось еще немало времени – Солнце только-только собралось садиться, а дом маминой подруги Риты находился всего в пяти минутах ходьбы от пруда, около которого Вика сейчас и шла. Можно еще успеть посидеть у воды. Время от времени девушка любила приходить сюда и, опустившись на облупленную скамейку, просто смотреть на воду в лучах яркого дневного или закатного солнца. Это неизменно успокаивало ее, а на душе становилось чуть ровнее и прохладнее...

Небо над головой приняло, между тем, совершенно фантастическую форму, сорвав со своего лица, наконец, невыразительную серую маску. Оно будто разделилось на две половины. По левую сторону от взгляда девушки высь была затянута густыми, темно-синими тучами. Они будто бы давили сверху на воздух и даже землю, но давление это не казалось слишком уж грузным. Скорее напоминало о будущих решениях и делах, которые еще только предстояло однажды принять и осуществить каждому человеку. Вика даже улыбнулась от такой философской мысли. Время от времени она задумывалась над тем, сколь многое в своей жизни и мышлении люди связывают с небом. Царство Бога. Глубины космоса. Поднебесный Олимп, принадлежавший древним духам. Источник жизни – и путь дальше, за ее предел, после завершения. Обитель вдохновения поэтов, писателей и творцов. Пространство, таящее неоткрытые еще учеными законы физики. Тысячи образов, накопившихся с самых древних времен. Вика любила думать об этом: такие мысли согревали душу и напоминали девушке о том, насколько тесно связаны люди с небом – как и Мир с Богом. Но если бы кто-то спросил ее сейчас, что именно подразумевает она под этим масштабным словом – "Мир" – девушка лишь пожала бы плечами. Она просто чувствовала одновременно их с Богом разницу и несомненное единство. А большего выразить словами не могла – это было просто понимание, скорее даже – чувство.

Правая же сторона выси над головой сияла – иначе и не скажешь – густым покрывалом белых облаков в обрамлении солнечных лучей. Лишь кое-где проглядывали кусочки по-весеннему чистого, пронзительно-голубого неба. Этот природный контраст наверху, резкая граница, словно бы разделившая небо на равные части, казалась очень странной, неестественной при всей ее ощущаемой правильности. На ум приходило лишь одно слово, раз за разом всплывающее при каждом взгляде на причудливое природное явление – "грань". Между чем и чем – этого Вика, опять же, выразить словами не могла. Но точно понимала одно – грань не делит небо надвое, а, напротив, порождает иное единство, наподобие восточного инь-ян – символа равновесия противоположностей, свойственного каждой вещи Мира. Кстати, эта мысль оказалась очень похожей на ее чувство в отношении единства и различий Мира и Бога. Странно, что при таких ощущениях христианство было ее душе ближе, чем, к примеру, даосизм.

Вика вздрогнула. От непривычных философских мыслей. И при взгляде на излюбленную скамейку. Обычно к этому пруду никто кроме нее и не приходил. Так, время от времени дети пускали кораблики или играли у воды, но просто посидеть и посмотреть на спокойную гладь – сюда не заходили. Будто бы эта скамейка принадлежала безраздельно ей одной все два года, что Вика жила в городе. И вот – на обычно пустующем месте появился невесть откуда человек. Юноша лет двадцати с небольшим на вид, но что-то в его облике или собственных ощущениях не позволяло Вике назвать его юношей, равно как и стариком. Мужчина. Незнакомец. Примерно так.

Неподалеку, прислоненный к боковине скамейки, смиренно ждал своего звездного часа простенький зонт-трость. Так как, несмотря на странное состояние небес, дождя явно не предвиделось, зонту предстояло прождать назначенной для него погоды еще долго... Незнакомец сидел, сцепив руки в замок под подбородком и оперевшись на них коротко-стриженной головой. Весь его вид говорил о том, что мужчина либо о чем-то всерьез задумался, либо, напротив, очистив ум от мыслей, просто смотрит на спокойную гладь пруда. Лицо его показалось бы Вике очень молодым, если бы не глубокие морщины на лбу и слишком уж серьезное выражение, замершее на нем. Взгляд и сами глаза было невозможно рассмотреть – на носу сидели узкие тонированные очки.

Одет незнакомец был в темно-синий костюм, прямо-таки под цвет левой половины неба, а из кармана его свешивалась на пиджак серебристая цепочка карманных часов. Подобный раритет Вика последний раз видела только в старой дедовской шкатулке – и те полуразобранные. Странный облик. "Чуждый" какой-то или просто непривычный. Все ощущения девушки при виде незнакомца будто бы разом умолкли, не давая ей ни малейшего намека на понимание, какой человек перед ней, что за животное словно бы ходит за ним следом и "отбрасывает тень" на характер. Это умение определять сходу, по одному взгляду, некоторые черты личности людей, стало для Вики настолько привычным, что молчание чувств при виде незнакомца показалось ей, мягко говоря, удивительным. И еще – в нем было что-то знакомое, будто она видела этого человека прежде: не то на фотографиях, не то во сне. Не ясно.

Как бы там ни было, присутствие незнакомца у "ее" пруда Вику не смутило. Напротив, ей даже сильнее захотелось посидеть у "личного" озера в компании человека, подобно ей самой молчаливо наблюдающего за водной гладью. Вика сделала несколько шагов к скамейке, а он тем временем разомкнул руки и поднял с запыленного асфальта под ногами маленький камешек. Секунду вертел его в ладони – а потом по прямой запустил в пруд, разрушая всплеском идеально ровную гладь. Вика на мгновение вспыхнула необъяснимым возмущением. Но тут же и успокоилась, заметив, что мужчина не стал бросать в пруд булыжник за булыжником, а спокойно продолжает наблюдать уже за расходящимися от камешка мелкими волнами, легкой зыбью доходящими до самого берега. Было в этом процессе нечто настолько завораживающее, что и сама Вика остановилась и залюбовалась волнением прежде спокойной воды.

Она не заметила, как незнакомец, увидев, наконец, замершую в небольшом отдалении от скамейки девушку, обернулся к ней. "Очнулась" она, только когда раздался мягкий, пропитанный легкой иронией, но почему-то чуть хриплый, будто не так давно севший, голос:

– Смотри, так можно и уснуть на ходу. Волны от одного маленького камешка расходятся по воде подчас удивительно долго.

Вика чуть смутилась, но неожиданно для самой себя даже слишком резко – но не так, как в случае с водителем "тойоты", а вполне дружелюбно – выпалила:

– Нарушаете спокойствие природы, между прочим!

Мужчина мягко улыбнулся (очень искренне – отметила про себя Вика), но через мгновение поморщился. Впрочем, он тут же объяснил эту странную смену эмоций на лице (а вот внутренне они, кажется, не менялись, словно он был также спокоен, как вода до падения в нее камешка):

– Лучше на "ты". Привычнее. А природе полезно иногда и пробуждаться от своей обычной дремы – люди уже слишком давно наблюдают лишь ее гнев или равнодушие, совсем позабыв о тайнах и надеждах.

– А ты сам-то о них помнишь? – Вика тут же захлопнула рот ладошкой. Слова показались совсем уж грубыми, но какой-то резкий огонек внутри, похожий на азарт чайки, поймавшей шальную вкусную рыбу в океанском приливе, заставил ее говорить напрямую с нежданным собеседником. Незнакомец чуть удивленно улыбнулся и приглашающее подвинулся к своему зонтику, освобождая для девушки место на скамейке. Вика оценила его такт и приняла безмолвное приглашение. Потом, все-таки смутившись, добавила:

– Прости, я не...

– Да не за что прощать. Вопрос-то справедливый. Обо всех, определенно, не помню, да никогда их в таком количестве и не знал. Только очень и очень немногие. Те, что касаются соприкосновения царства природы и человеческой цивилизации – но и этого иным историкам хватило бы на десятки научных трудов, если каждую ее надежду или тайну рассматривать в мельчайших деталях и нюансах.

– А ты сам, что, не рассказываешь о секретах природы? – Азарт постепенно сгладился, уступив место ровному, но при этом фантастически упорному любопытству. Вика, опираясь на свои постепенно обостряющиеся ощущения, чувствовала, что незнакомец не хвастается и не лжет. Действительно, что-то знает, и действительно, считает это знание совсем небольшим, несмотря на "дерзкий" смысл сказанных слов. Тем интереснее выведать у него хоть что-нибудь...

– Ну, некоторые, самые нужные теперь – время от времени описываю. Дни такие, что всех тайн не сохранишь за семью печатями, да и тайнами они перестали быть уже очень давно, а вот прилично описаны никогда не были. Так что кое-что – рассказываю, но это мелочи в сравнении с тем, что знаю или могу узнать, и совсем уж пылинка – с тем, о чем не ведаю и никогда не буду иметь даже малейшего представления.

Он улыбнулся (на этот раз грустно – вскользь отметила Вика). Позади скамейки раскинулись густые кусты сирени и шиповника. Листья с них еще не успели облететь, и в корнях вполне могли незаметно спрятаться какие-нибудь мелкие животные. Вике вдруг остро захотелось оглянуться через плечо. Отвлекаться на интуитивное желание она не стала, тем не менее будто бы увидев... Нет, просто представив себе спрятавшегося в зарослях шиповника серебристого волчонка, показавшегося бы ей совсем крохой, если бы не внимательный тяжелый взгляд его черно-синих глаз, направленный прямо в спину самой Вике. Серебристого... Или седого. Этого девушка уловить не успела. Непонятным было даже то, как маленький волчонок может быть седым, не говоря уже о пронизывающем насквозь взгляде. Она вновь сосредоточила внимание на незнакомце. Лучи солнца отсвечивали сейчас от его затемненных очков, за которыми можно было разглядеть замершие в непонятном выражении какие-то "темные" глаза: не то серые, не то синие. На лице его проскользнула удовлетворенная улыбка. Вике показалось, что ее внимание к привидевшемуся волчонку не прошло для незнакомца незамеченным. Чтобы как-то сгладить неловкую паузу, она неуверенно произнесла, пытаясь одновременно переключиться с мыслей о нежданном собеседнике и своих "звериных" ассоциаций на смысл собственных слов:

– А что за времена сейчас такие особенные?

Мужчина кашлянул. То ли это был замаскированный смешок, то ли и правда – кашель. Вике показалось, что и то, и другое одновременно. А он после секундной паузы ответил так, подцепив пальцами руки цепочку часов и приблизив к левому глазу, словно рассматривая узор на крышке:

– Нехорошее время. Или, напротив, очень хорошее. Это уж как посмотреть. С одной стороны, столько испытаний сразу Земле и людям вряд ли когда раньше выпадало, разве что в конце самой первой эпохи. С другой, если их на этот раз пройти с честью – итог будет радостным для всех без исключения. Просто два мира смыкаются – и грань между ними становится все тоньше с каждым днем.

На последней фразе незнакомца Вика вздрогнула, а взгляд ее метнулся отчего-то к "разделенному" небу. Мужчина, кстати, точно также поднял голову, смотря, правда, не на половины, а на тонкую, отсвечивающую серебром полоску мелких облаков по линии их соединения. И Вике вдруг показалось, что сейчас он оторвет взгляд от неба, возьмет зонтик и торопливо уйдет. Ощущение. Чувство. Будто бы незнакомец, смешно предположить, вдруг опомнился, понял, что зря затеял этот разговор с ней. И еще – Вика почувствовала: если мужчина сейчас уйдет, она никогда больше не увидит его и не услышит тех слов, что он хотел произнести сверх сказанного, но усомнился в их необходимости. Будто бы уже произнесенные слова, несмотря на всю странность и непривычность звучания, были вполне обычными, "безопасными", но те, что хотелось добавить – могли оказаться губительными... Нет, скорее просто опасными для кого-то из них – для него либо для нее самой, но Вика все равно хотела их услышать. Она все еще надеялась найти причины странностей в своей вере и восприятии, которые батюшка Павел назвал даром Господа или Мира, а недосказанные слова незнакомца – девушка остро чувствовала это – могли стать путеводной нитью, преддверием обнаружения ею желаемых ответов. Все эти странные и нечасто захватывающие ее интерес мысли пронеслись в голове Вики за те несколько секунд, что они с незнакомцем наблюдали разделенное небо. А потом он опустил голову и взялся за ручку зонта. Девушка ясно увидела, как по его глубинному спокойствию внутри пробежала зыбкая волна ряби – тревога и неуверенность усиливались, а над плечом промелькнул едва уловимый призрачный силуэт предостерегающе каркнувшего ворона. Это было уже похоже на испуг, правда, легкий, но для незнакомца и он, кажется, оказался непривычным. Как и прежде, доверяя своим ощущениям, она тихо-тихо спросила:

– Два мира – это ты о Мире и Боге?

Она даже подчеркнула интонацией, что слово "Мир", как и "Бог", должно быть написано с большой буквы. И спокойствие незнакомца на секунду рухнуло. Вике показалось, что там, в спрятанных за очками глазах, промелькнуло сейчас чувство сродни тоскливого изумления. А за спиной в шиповнике вновь скользнул зыбкий образ навострившего уши серебристого волчонка, к которому, кажется, присоединился теперь и таинственный ворон. Через две-три секунды ощущения сгладились, как те же круги на воде: невидимые звери пропали, на лицо незнакомца вернулась мягкая улыбка, а изумление его бесследно потонуло все в том же ровном внутреннем штиле. Наконец, он ответил:

– Да. Можно сказать и так. Пожалуй, самые лучшие слова для определения этой Сути из всех, какие я слышал. А накопилось их за века изрядно.

Слово "Сути" он подчеркнул также, как сама Вика – слово "Мир". Девушка улыбнулась, чувствуя, что сейчас черед говорить незнакомца. Он пристально посмотрел на девушку и покачал головой. Скорее задумчиво, чем отрицательно или недоуменно. Потом вздохнул, как-то совсем уж по-старчески, и заговорил пространнее. Вике показалось, что ему привычны именно пространные, обстоятельные рассказы, просто в их разговоре незнакомец почему-то отступил от своей традиции и с большой неохотой теперь к ней возвращается...

– Эти слова много раз изменялись. И по смыслу, и в сущности. Именно Суть оставалась неизменной. Люди известной нам цепочки эпох, которая скоро завершится, произошли из природы, от Мира, как верно подметил Дарвин, замкнув собой заданную ею эволюционную цепочку видов. Но стали все вместе – Богом, и здесь уже правы верующие, ведающие и знающие. Проблема лишь в том, что очень немногие понимают и принимают непротиворечивость этих двух толкований происхождения человека.

– А они разве не исключают друг друга? – Вика чувствовала, что не исключают. Просто "подыграла" незнакомцу. И благодаря своему, сильно обострившемся сейчас восприятию, девушка почувствовала и то, что сам незнакомец это прекрасно понял и принял "игру".

– У логики много уровней. Как и у ее законов. Что на одной их "глубине" кажется противоречием, на другом – лишь вопрос сочетания событий во времени. И здесь уже прав Эйнштейн, сказав, что все относительно, хотя он и был редкостным занудой.

– Вы его знали? – Вика пошутила, внезапно вспомнив успевшую стать легендарной поговорку о "завтраке у Канта". Впрочем, шутка неуместная. И она – не Берлиоз (Вика все-таки была о себе лучшего мнения), да и незнакомец – не Воланд. А тот лишь вновь иронично улыбнулся в ответ:

– Ну, уж я-то с ним, определенно, не завтракал. Просто это следует из пространных размышлений ученого об относительности всего и вся, в которой не остается ничего стабильного кроме самого автора. Такие теории меня уже начинают потихоньку раздражать, хотя когда-то многих они вдохновили, но это было достаточно давно – эпохе в третьей, вроде бы, – и намного восточнее... На границе нынешних Китая и Индии, если быть точным.

Девушка засмеялась. Незнакомец улыбнулся. Просто мысли сошлись.

– Я пошутила, – С легкой и не совсем искренней обидой ответила Вика.

– Я тоже, – Незнакомец вновь улыбнулся и пожал плечами. Вика кивнула. Словно бы тонкая ниточка неуловимого взаимопонимания протянулась сейчас между ними. Незнакомец, вернув себе самый серьезный и чуточку печальный вид, словно возвращаясь в привычный "сценический образ", продолжил:

– Так вот. Если рассказывать серьезно об эпохах и их смене, то следует начать так: около 32-х или 33-х тысяч лет назад в одном из людских племен родился человек, умеющий не только собирать фрукты и охотиться, не только издавать неразборчивые звуки и изготовлять каменные топоры, но и произносить осмысленные слова.

Вика вздрогнула. Вслух она прошептала фразу, которую в принципе хотела оставить мыслью, но она вырвалась сама собой, будто не удержавшись в одном лишь уме:

– И слово было у Бога...

– ...и слово было – Бог, – Тихо окончил незнакомец.

Оба замерли. Вика – от потрясения. Незнакомец – от вновь проснувшейся неуверенности и одновременно какой-то странной... Надежды? Нет, сильнее. Надрыва, до закушенной губы – внезапно поняла Вика. Вот что чувствовалось в его нынешних ощущениях. Как она это воспринимала – девушку уже не волновало, все как будто и так стало понятным. На первый план вышли ощущения нежданного собеседника. А он, очевидно и сам уловив, что слишком "открылся", вновь, будто бы сжимая душу в кулак, вернулся к своему прежнему спокойствию. Но совершенным и незыблемым оно уже не было. Видя, что Вика предпочла промолчать в ответ на цитату из Ветхого Завета, он почти равнодушным тоном продолжил:

– Впрочем, слово было иное. И не одно. Но, по Сути, "Бог" – будет верным определением. В самом что ни на есть собирательном смысле слова.

– Нет. Ответь, что он сказал на самом деле? – С изумлением Вика обнаружила в своем вопросе "привкус" того же ледяного тона, который принял ее голос в церкви при разговоре со служкой. Волчонок, грезящийся ей в зарослях шиповника и сирени, будто подпрыгнул на все четыре лапы и вновь уставился на нее, не мигая, однако ворон, кажется, не посчитал нужным появиться вместе со своим предупреждающим карканьем. Вика, игнорируя воображаемый взгляд в спину, не обернулась, продолжая непривычно требовательно смотреть на незнакомца. А он только улыбнулся. Как ни странно, в ответ на грубоватый и холодный тон, он, напротив, совершенно успокоился и, кажется, даже обрадовался, будто подтвердилась какая-то его важная догадка. А потом ответил:

– "Отец" – это слово он произнес первым, указав на небеса. Оно, конечно, звучало иначе, но именно этот смысл, не изменившийся и за тысячи лет, был вложен в него. Так в наш мир пришло Безмолвие, с тех пор устанавливающееся в начале всякой эпохи Земли на уровне духовного мира и проверяющее сотворенное в нем на крепость форм и законов, их связывающих. Первый закон Мира. "Дети" – это слово он сказал, указав ладонью на людей вокруг него. Так возник "пламенеющий" жизнью и чувствами "Бог-из-Человека", первородный хаос, наделяющий всех людей Сутью внутри тела и связавший нас незримыми нитями ощущений друг с другом. Позволяющий мудрому сердцем "ребенку" сравняться однажды с "Отцом" в силе своей собственной, личной души. Второй закон Мира. "Я" – с этим словом он направил ладонь на собственную грудь. Так появились подобные ему люди: связанные с законами земного мира неразрывно и поддерживающие баланс между ними – первородный абсолют... Если бы только они их действительно поддерживали! К сожалению... Хотя это не столь важно сейчас. Как бы там ни было, третий закон Мира звучал именно так, породив также и сущности, дополняющие Сути подобных этому человеку людей до очень сложных духовных "механизмов". Куда более сложных, чем, например, вот эти самые часы, хотя аналогия с часами в данном случае полностью справедлива: все те же шестеренки и пружинки, стрелки и деления – силы и аватары, миры и законы. Тогда как "Дети" приобрели при звуках третьего слова только личные сущности, повторяющие в мельчайших деталях собственные тела и близлежащее к ним пространство – то что теперь принято называть аурой, Миром-вокруг-души. Простые и предельно сложные одновременно. Если слишком сложно, можешь заменить слово "сущности" на "духи" – они синонимичны, простоя привык к более... хм... научного подходу.

Незнакомец вновь извлек упомянутые часы из кармана и повертел на цепочке, разглядывая узор из цветков на задней крышке, но за этим жестом Вика почувствовала его попытку скрыть собственные переживания по поводу третьего закона. Первые два он описал почти бесстрастно и кратко, все с той же ровной иронией, но третий будто бы изо всех сил старался НЕ ненавидеть, и это оказалось очень сложным делом для него. Вика кивнула своим догадкам и ощущениям, и с каким-то очень глупым, детским, необоснованным, забавным для самой себя, почти игривым любопытством спросила:

– А четвертое слово?

Вот теперь-то незнакомец явственно вздрогнул, совершенно не скрывая этого, будто бы над его головой вновь прозвенел предостерегающий крик ворона. Но на нее посмотрел почему-то печально и даже с легким укором. И еще... С усталостью? Грустью? Обреченностью? Неясное чувство. Слишком сложное, чтобы его верно воспринять, не то что осмыслить. Но после продолжительной паузы все-таки ответил:

– Ты права. Было и четвертое слово. Произнося его, этот первый вкладывающий-смысл-в-живое человек указал рукой поочередно и на разгорающиеся звезды, и на луну, и на закатное Солнце, и на осенний ковер опавших кленовых листьев под ногами, и на текущую вдалеке ленту реки, и на саму землю. А произнес – "Она". Так он сомкнул все четыре закона в последнем, порождая единую, но и отраженную в тысячах разных материальных форм Суть-и-Сущность... Мать и дочь, с людьми и над людьми, вокруг и внутри. Все это – "Она".

– Природа?

Незнакомец улыбнулся, полуотрицательно покачав головой:

– И это верно, но все же намного больше и шире. Ты уже предложила слово куда более глубокое и точное для определения этой Суть-Сущности. "Мир".

– В колоде Тарот есть такая карта, – Вике показалось, что она сейчас, именно в нынешнем разговоре, зря упомянула гадальные карты. В беседе с любым другим человеком это была бы только бессмысленная фраза, но не в случае с незнакомцем. И правда, его реакция говорила сама за себя. Часы вновь оказались в ладонях, кочуя из одной в другую. Он явно заволновался и, столь же явно, уже и сам не рад был затеянному разговору. Но одновременно Вика чувствовала, что мужчина не оборвет обмена фразами на середине даже после очередного поворота темы, даже если в воздухе вновь раздастся предупреждающее карканье крылатого призрака. Это был какой-то странный процесс, будто бы "сильнее" его собственных традиций, правил, принципов и самоограничений, воплощенных в образе "черной сирены". Как чистое желание, чувство, давшее в кой это веки отпор устоявшемуся жестокому самоконтролю. Девушка вновь ощутила катастрофический недостаток слов для описания своих чувств – опять одни звериные ассоциации, да что ты будешь делать-то!..

– Да. В нее был вложен именно этот смысл. Последняя карта. Как резюме. Подведение черты под законами и их производными... Предел того, что Есть. Изначально неизменная, вечно юная и прекрасная во всех своих проявлениях Мир, танцующая в кольце времен. Но "верхние" арканы Тарот сформулировали и нарисовали намного позднее, лишь с десяток тысяч лет назад. Когда все уже слишком усложнилось, чтобы описать земной мир как прежде – лаконично, всего лишь четырьмя словами.

– "Мир" – итог, а "Маг" – начало? – И вновь эта проклятая неосторожность и "игра" с волнением незнакомца. Но тот уже, кажется, успокоился и с честью принял такой поворот темы. Вика с удивлением почувствовала в своей душе совершенно искреннее наслаждение от этой "уступки", будто бы серебряная чайка, расправившая крылья, грелась сейчас в прямых лучах летнего Солнца, давно не заглядывавшего в ее личный мир. А незнакомец лишь досадливо усмехнулся, добавив:

– Верно. Первый маг. Так и назвали того человека впоследствии, когда после физической смерти никто из первых людей не растворился в небытии, а все их души отправились существовать в мир, созданный собственными сущностями и связями между ними – силой одного лишь сознания и ума. Предельно "плотный" духовный мир, повторяющий на высоте поверхности Земли физический в мельчайших деталях, но имеющий бесконечное количество глубинных слоев – чем дальше от настоящего момента Земли во времени, тем более абстрактных. Но самое важное – обладание Сутью и сущностью, повторяющей строение тела, позволяло человеку родиться еще раз – с новыми знаниями, усвоенными в духовном мире: прямыми, непосредственными, конкретными знаниями о естественных законах развития Мира и механизмах использования его природных и духовных ресурсов. Не удивительно, что в первую эпоху при таких возможностях человеческая раса развивалась куда стремительнее, чем при всей предшествующей чисто физической эволюции видов – в те времена при новом рождении, пока мир духа был еще очень "чистым", восстановить знания, полученные во время пребывания по ту сторону, было сравнительно легко. Как легко было для подобных первому магу людей воплотить в жизнь свои теории и "системные" замыслы, имея заранее "собранные" во время пребывания в мире духа механизмы-сущности – системы личных законов сочетания элементарных частиц, если очень упрощать смысл таких моделей. Законы, в реальном мире проявляющиеся, как удачные для человека цепочки "случайных" совпадений и приходящие в голову "нежданные" идеи – попросту как удача, вдохновение, судьба или понимание. Не прошло и пары-троки сотен лет, а все люди на планете повсеместно научились мастерить копья, луки, простейшие сельскохозяйственные орудия, зародились традиции шаманизма и начали стремительными темпами развиваться способы хранения и передачи важной информации. Развивался язык – и это еще сильнее подстегнуло эволюцию племен. В духовном мире, лежащем как бы "поверх" материального, объем познаний первобытных людей приближался к сказочному по меркам тех времен, просто потому что в духе, с его прозрачностью мыслей и выразительностью истинного языка – языка Сути и сущностей, – были созданы идеальные условия для такой ускоренной "дву-мировой" эволюции, – Незнакомец помедлил мгновение, наблюдая за реакцией Вики на обстоятельное повествование, что-то вроде "не устала ли?" Но девушка продолжала предельно внимательно смотреть на него, молча требуя продолжения. И мужчина, набрав побольше воздуха в грудь, стал рассказывать дальше:

– Не удивительно и то, что иногда первого мага, подарившего всем людям Земли возможность воплотить в жизнь свои мечты, все больше отдаляясь из-за их особой силы от царства животных, называли иначе – Творец. Можно сказать Кри, чтобы это определение стало Именем... С большой буквы, подразумевая, что он – единственный, кто породил что-то новое. А остальных ему подобных – в зависимости от степени посвящения – позднее стали называть просто магами и магистрами. Они всего лишь переосмысляли творение своего родоначальника, создавая собственные механизмы сущностей – как бледные отражения его всеобъемлющей, непревзойденной и при этом лаконичной модели. Так сформировался второй мир – мир связей между смыслами слов: первых четырех и всех последующих. Связей между сутями. Между сущностями. Между мечтами. Между фантазиями. Между личными мирами людей и какими бы то ни было смыслами вообще. Невидимый, но очень осязаемый мир духа со всеми его слоями, физически существующий просто как упорядоченно рассеянная в воздухе пыль из всевозможных элементарных частиц. Впрочем, я больше люблю слово "Эстрей". Звездный. Эта россыпь, пронизывающая каждый уголок физического мира, очень похожа на звездную. Небо в самом полном и исчерпывающем смысле этого слова: от абстрактных до конкретных форм, повторяющих образы тел и объектов материального мира. Все это вместе – и есть Бог, в собирательном смысле слова. Хотя, если все-таки считать Богом всех людей вместе, тогда можно выразиться намного проще и привычнее: Эстрей – это храм Божий, тот самый, что некогда клялись разрушить до основания и воссоздать за три дня, проведенные по ту сторону грани, лежащей между двух миров...

Вика хотела было возразить, но остановилась. Да, если посмотреть на вещи с этой точки зрения, именно духовный мир во всей полноте и назывался в Евангелии "храмом Отца". По смыслу совпадало. По ощущениям – тоже. Никакого противоречия не ощущалось. А все вопросы, которые частенько возникали у нее и крутились на языке при попытках священников описать сущность Бога, сейчас будто разом решились. В словах незнакомца не было ни лжи, ни заблуждения. Он не верил в Бога. Он знал, что есть Бог, и что происходит он только из души самого человека. Причем этим словом, и правда, можно было определить несколько связанных понятий. Связанных именно в "Эстрей". И это пугало... Но одновременно казалось правильным и нужным знанием. Помолчав секунду и почувствовав, что незнакомец больше ничего не добавит, Вика как-то совсем уж несмело спросила, при этом ощущая, что не стоит требовать продолжения истории о "Творце" – он и так сказал больше, чем собирался. Еще одно слово вызовет панический вопль все еще кружащего где-то над их головами ворона.

– А Мир? – Незнакомец тоскливо и задумчиво улыбнулся, судорожно сжав в ладони часы, словно стискивал вместе с ними и собственное сердце. Вике даже показалось, что они в этот момент остановились... Если до сего мига вообще шли – тиканья она не слышала. И все же, несмотря на затянувшуюся паузу, мужчина ответил:

– Материальный мир, физическая вселенная и сама природа Земли, вплоть до самого ее огненного сердца, насквозь пронизанная Суть-Сущностью "Она". Все это вместе – Мир. Единая в тысячах форм, прекрасная и неповторимая, как сама жизнь. А Суть, пребывающая в теле каждого человека за самым сердцем, близь позвоночника – как связь между двумя мирами. Ключ, позволяющий находиться в каждом из них и рождаться здесь вновь и вновь, наслаждаясь неизменной красотой Земли. По форме Суть похожа на кленовый листок, или цветок лилии, или древо, или сложившую крылья бабочку, или же просто птичью лапку... Символов Сути за время прошедших эпох накопилось немало, но все они связаны с ее формой внутри тела человека – вертикаль вдоль позвоночника и два или больше боковых отростков, "крыльев", проходящих сквозь лопатки до самых плеч. Пожалуй, если не использовать слово "Бог" в отношении Эстрея или первого мага, а оглянувшись на многие миллиарды лет существования вселенной и сравнив их с ничтожными тридцатью тысячами человеческой истории, подразумевать под Ним нечто большее – то это Некто, создавший материальную вселенную и первые Сути – личные "Я" звезд. Но это уже моя личная "вера" – и самая великая тайна Мира, в книгах и знании, увы, не запечатленная... Достоверно известное начало – первый маг и Безмолвие, лишь от этой посылки человеку доступно размышлять логически, остальное – увы, доступно одним лишь звездам и Миру, – И незнакомец окончательно умолк, тоскливо уставившись на пруд, загадочно сияющий багровеющей бронзой в лучах закатного солнца. Вика смотрела на мужчину с непонятным даже для самой себя чувством: одновременно и пониманием, и уважением, и радостью, и даже легким трепетом, будто крылья чайки взволнованно бились в порывах рассветного ветра. Как эти ощущения могли присутствовать все враз – девушка не понимала, но испытывала их как-то неразделенно. Уловив по наступившей тишине, что и тема Мира закрыта, Вика неуверенно задала вертящийся уже вторую минуту на языке вопрос: