Текст книги "Джони, о-е! Или назад в СССР 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Я покрутил головой.

– Приходы, увидищь, – с грузинским акцентом сказал я. – Всему своё время, дарагой.

– Чувствую, это будет бомба, – сказал Максим Иосифович.

– Посмотрим, – пожал плечами я.

– Мы – точно будем, – сказал Дунаевский. – Запиши нас часов на девятнадцать, окей?

– Замётано. Спас Намин тоже грозился придти, Кузьмин с какими-то ребятами.

– С Самоцветами, что ли? – удивился Никольский.

– Не-не, – засмеялся я. – Это не наш формат. Приходил намедне. Тоже сговорились ему музыкантов подобрать.

– Это какой Кузьмин? Володя? Из Самоцветов? А он разве поёт сольно?

– Поёт, – кивнул я. – У него интересная манера, кстати. И тембр похож на вокалиста из Santa Esmeralda. Я его в свой номер вставлю. Будет петь «House Of The Rising Sun», как тот же Сантана.

– И он согласится? – удивился Никольский.

– У меня такие девчонки, любой нормальный мужик согласится, – хмыкнул я.

– Да-а-а… Студентки МГУ – это… Да-а-а…

Дунаевский мечтательно прикрыл глаза, а я снова хмыкнул, но уже про себя, вспоминая, что у него только официальных было восемь жён. И детей на стороне, ха-ха, достаточно…

* * *

[1] Костёр – https://rutube.ru/video/5824df3c1dbb850b480eb48094e05f1d/?r=plwd

[2] Пока горит свеча – https://rutube.ru/video/55775765cdc4f8ec8919615b07e6f63b/?r=plwd

Глава 4

Платить много за выступления я решил не зря. Кроме, почти не известного Владимира Кузьмина, мои приглашения выступить на новогоднем шоу приняли: Александр Градский с «Русскими песнями», исполненными в «рок-обработке», Михаил Боярский (по какой-то причине задержавшийся в Москве) и группа «Фестиваль» с песнями из кинофильма «Дартаньян и три мушкетёра», Олег Анофриев с песней «Есть только миг»[1], Андрей Миронов с песней «Остров невезения»[2] и Юрий Никулин с песней «Про зайцев»[3].

Все именитые артисты выступали в первой части «рок-марафона» и открывал его Александр Градский. Александр попросил двести рублей за песню и исполнил четыре: «Ничто в полюшке…», «Таня белая», «На Ивана Купала», «Не одна во поле дороженька».

Следом выступил Михаил Боярский и немного поднял своим выступлением настроение зрителей. Боярский рассказал о съемках фильма и спел: «Балладу о дружбе», «Перед грозой», «Песню мушкетёров» и «Пуркуа па».

Группа «Фестиваль» продолжила выступления без главного Дартаньяна СССР и усечённым составом и спела остальные песни из «Мушкетёров».

Далее отработали номера Анофриев, Миронов и Никулин, которым фонд заплатил по триста рублей за выход на сцену. Потом пели свои песни Константин Никольский и Алексей Романов с моими ребятами, потом я с одним из своих коллективов спел «Поворот», «Костёр», «За тех кто в море», «Вагонные споры», «Пока горит свеча», и несколько песен Высоцкого: «Парус»[4], «Диалог у телевизора»[5], «Кони привередливые»[6].

Следом мои ребята спели песни ещё не родившегося «Любэ», а ближе к полуночи я самолично под минусовки отыграл и отпел свой старый «зимний школьный репертуар»: «Вдруг как в сказке скрипнула дверь»[7], «Синий иней»[8], «Такого снегопада»[9], «Эх зимушка зима, зима снежная была»[10], «Эх снег снежок»[11], «Москва златоглавая»[12], «Тихо по веткам шуршит снегопад»[13], «Тающий снег»[14], «Глупые снежинки»[15], «Розовый вечер»[16], «Белые розы»[17], «Вечер холодной зимы»[18], «На белом покрывале января»[19]. Потом били куранты и был небольшой перерыв. Заранее было объявлено, что у памятника Ломоносову будет иметь место фейерверк, и куранты многие слушали уже на улице.

Фейерверк удался на славу. Сколько было с ним мороки, мама дорогая! Согласование с горкомом и исполкомом, доставка пиротехники через границу и таможню, её хранение под вооружённым караулом сначала на территории специальной части, потом во дворе университета… Организовывали пиротехническое шоу, конечно же, военные специалисты. Зато дали, так дали! Ракеты взлетали, свистели,распускались цветами минуты три.

В это время из акустических колонок по скопившейся на улице молодёжи и даже не молодёжи «ударили» барабанные ритмы «бони эмовского» «Полёта на Венеру», потом мы исполнили запрещённого «Распутина», «С новым годом» (АББА), и дальше, как говорится, по списку лучших мелодий и ритмов зарубежной эстрады. Кстати, Владимир Кузьмин выступил с песней «House Of The Rising Sun» так, как её исполняла группа «Santa Esmeralda»[20]. Мы даже на задник сцены картинку соответствующую вывели и девушки из бальной студии пригласили.

Вообще, девушки из бальной студии зажигали так, что мало кто мог усидеть или устоять на месте. Короче, было шумно, весело и необычно. И надо сказать, что многие артисты, что приехали «на час», как «Бременские музыканты», задержались до утра. Те же Дунаевский, Боярский, Миронов и Анофриев, дождались нового года и встретили его у меня в кабинете с коньяком, водочкой, вискарём и хорошей закуской, которую приготовили по моему спецзаказу и носили гостям прямо из университетской столовой, персоналу которой мне тоже пришлось' накрыть стол французским вином, шоколадом и иноземными фруктами.

И артисты тоже, кроме гонорара, получили новогодние подарки, под которые пришлось занять звукозаписывающую студию. Кажется, все были очень довольны. А, как говорил герой фильма «Мимино»: «Если тебе будет хорошо, то мне будет так хорошо, что я тебя куда хочешь отвезу!» Да-а-а… Короче, мы все вместе весело-весело встретили новый год… И мне показалось, что в эту ночь весь город был с нами, вся Москва.

Часа в четыре утра мы закончили «рок-марафон» традиционным: «До новых встреч, друзья!», и, проводив гостей, разошлись по койкоместам. Однако мне и ещё трём ребятам пришлось заночевать прямо на сцене большого зала, так как мы разошлись даже не убрав со сцены аппаратуру и инструменты. Оттого и уснули мы здесь. Очень не хотелось разочаровываться в завтрашнем дне. Слишком много на сцене осталось лежать сокровищ.

И, слава Богу, пробуждение было хоть и болезненным, но не печальным. Аппаратура осталась сохранной. Да-а-а… Лучше перебдеть, как говорится. Кхе-кхе…

Часам к двенадцати дня мы проснулись, часам к трём дня прибрались. Примерно с этого же времени стали названивать вчерашние гости-артисты. Многие просто благодарили за отлично проведённый новогодний вечер, в котором моя роль сводилась в общем-то только к музыкальному сопровождению, остальное сделали сами студенты и преподавательский актив университета. Тлели, тлели остатки студенческого театра, вспыхнувшие в новогоднюю ночь особым радостным пламенем.

Пришла часам к четырём Игумнова Зоя Петровна, с которой мы стали общаться ещё ранее. Она, похоже, что искренне, поблагодарила меня за то, что «её ребята» смогли показать себя на сцене. А что, нормально они себя показали и на сцене, и на улице, водя хороводы и обеспечивая, между прочим, охрану правопорядка!

Сразу после того, как мне об Игумновой сообщил куратор, я пошёл к ней и предложил вместе подготовить новогодний праздничный «марафон», обещая самостоятельно покрыть все финансоввые расходы. Игумнова сначала напряглась, задумалась, а потом, когда я сказал волшебную фразу: «…да и театр надо возрождать…», она разулыбалась. Славным человеком оказалась Зоя Петровна. И практически всё, что вчера тут пело и плясало, – организовала она.

А мне она первого января просто сказала «Спасибо, вы – настоящий коммунист, Пьер. И теперь я верю, что вы искренне любите СССР» и пожала руку. Кхе-кхе… Про СССР – согласен, на где она во мне увидела коммуниста?

Во вторник меня вызвали в Горком КПСС, вручили грамоту и долго водили по кабинетам.Товарищ Гришин, лично поблагодарив, сказал: «Мы не ошиблись в вас», и пожал руку. «Желаем продолжать в том же духе!» – сказал он на прощание. Поблагодарив и «товарищей» за содействие, я отправился прокатиться по практически пустынной Москве на своём мерседесе.

Сегодня, вторник второго января, был обычным рабочим днём. С него у всех трудящихся начиналась рабочая неделя и поэтому вчера все ещё восстанавливали здоровье и готовились к трудовым будням, а сегодня все просто работали. А поэтому машин, развозивших жаждущих продолжения праздника не было. Да, некоторые люди спешили с подарками, вероятно, чтобы поздравить друзей или родственников, но позавчерашнего и вчерашнего ажиотажа уже не было. Город работал и отдыхал от праздника, и этому очень к месту способствовал небольшой снежок.

Дорога была скользкой, но я, ещё готовя машину к поездке в горную Ниццу, снабдил колёса шипами, а потому чувствовал себя на дороге уверенно. Да и не гнал я сильно свой «W-114», получая удовольствие и отдыхая от созерцания нарядной Москвы, чем если бы от мелькания людей и зданий. На Москву опускались зимние ранние сумерки, загорались огни фонарей и витрин магазинов с подсвеченными манекенами и пирамидами советских консервов.

С проспекта Калинина, который в моём времени превратился в Новый Арбат, я выскочил на Кутузовский проспект и не выезжая на Рублёвское шоссе развернулся обратно, выехав на параллельно идущий проспект Багратиона. Мне взбрело в голову подъехать к дому Владимира Высоцкого на Малую Грузинскую улицу. Почему? Зачем? Не знаю. Может потому, что я почти постоянно думал о нём, переживая неблагоприятные рассказы куратора о том, что принудительное лечение не принесло желаемого результата.

В этом доме сейчас жил у знакомых один, знакомый мне ещё по Парижу, французский художник, котророго пригласили в Москву его советские коллеги. Вот я и нашёл повод, чтобы посетить двор дома на Малой Грузинской. В багажнике Мерседеса ещё оставалось несколько «фирменных» бумажных пакетов с подарками, настроение у меня было приподнятое, а мне давно хотелось посмотреть на дом художников, и даже не на дом, а посидеть в его дворе вечером, дабы посмотреть, как возвращаются домой известные всей стране художники и артисты.

Во дворе дома на Малой Грузинской мне, конечно же, бывать приходилось, но это уже в будущем, когда многие оттуда уехали, или, кхе-кхе, перебрались из этого двора в иной мир. А здесь и сейчас мне куратор даже предложил как-то самому наладить доверительные отношения с Владимиром Семёновичем. Даже квартиру выкупить предлагал. Оставались, оказывается, в кооперативе две выкупленные государством квартиры, закреплённые формально за известными изобретателями, работавшими пока в каком-то «ящике».

Высоцкому, кстати, эту кооперативную квартиру дало государство по какой-то там «квоте». Видимо, чтобы было где жить с французской актрисой Мариной Влади, ведь после замужества Высоцкий с Влади с семьдесят первого по семьдесят пятый год проживали в съёмной квартире каких-то советских дипломатов, работавших за рубежом. Отказавшись тогда, не понятно по какой причине, от покупки квартиры, я, честно говоря, теперь жалел и, наверное из-за этого поехал сейчас на Малую Грузинскую.

Попетляв по проспектам и улицам (третье транспортное кольцо ещё было только в проекте), мне удалось довольно быстро – минут за тридцать – добраться до искомого адреса и даже въехать во двор. Честно говоря, как-то вылетело из головы, что я на мерседесе. Только выйдя из машины, «пикнув» пультом сигналки, и увидев оглянувшиеся на машину, забелевшие в сумерках лица прохожих, я понял свой прокол. Сюда надо было ехать или на другой машине, или вообще на городском транспорте.

Оглядев дворик и, увидев недалеко пару скамеек, я прошёл к одной из них и, стряхнув перчатками снег, сел, подстелив полы пальто. Дом имел три подъезда. В первом подъезде, я знал, в тридцатой квартире жил Высоцкий. Рядом с подъездом стоял его Мерседес представительского класса «W-116»[21]. Мне хотелось себе взять такой же, но форма кузова сто шестнадцатого мне тогда показалась проще, чем «сто четырнадцатого», «кушал» он своим восьмицилиндровым двигателем больше, а салон мне поставили «суперовый». Хотя сейчас, глядя на серо-голубой мерседес Высоцкого меня куснула «жаба».

А, с другой стороны, может быть этот мерседес и стал причиной репрессий, обрушившихся на Высоцкого и его административную команду буквально накануне его смерти. Может быть эти репрессии и стали причиной его преждевременного ухода из жизни. Ведь все музыканты скрывали доход от «левых» билетов, а покарали немногих. Ведь имелась «Брежневская» установка «не трогать некоторых» по особому списку. Почему в этот список не вошёл Высоцкий, не из-за такого же мерседеса ли, как у Леонида Ильича? Известно ведь, что Брежнев очень любил свой Мерседес «W-116». А так, получалось, что генеральный секретарь ЦК КПСС делил свою любовь к Мерседесу с каким-то бардом-наркоманом.

Так что, посмотрев на стоявший у первого подъезда Мерседес, я только грустно вздохнул, и тут же увидел вышедшую из подъезда женщину с плетёной корзинкой на левой руке, в дублёнке и песцовой шапке. Она спустилась со ступенек и несколько раз пнув белым сапожком снег, грустно побрела по тротуару вдоль дома.

– Марина! – крикнула женщина, прогуливавшая собаку, – С новым годом, Марина! Как Володя?

– С новым годом, Ольга! С новым счастьем! – прокричала Влади, не отвечая на вопрос, и двинулась по тротуару дальше, мазнув заинтересованным взглядом сначала по моему мерседесу, а потом по мне.

Остановившись, она некоторое время смотрела в мою сторону, а потом развернулась и уверенным шагом пошла прямо ко мне. Я был благодушен и не стал напрягаться.

– Вы кто? – спросила Марина.

– Француз.

– Что вы тут делаете? Это ваша машина? Вы из посольства? Я же говорила, что во Францию пока не собираюсь.

– Из посольства? – удивился я. – Вас тревожат из французского посольства?

– Да! – с вызовом бросила Влади.

– Я не из посольства. Я частное лицо. Художник. Президент фонда Пьера Делаваля. Пьер Делаваль! Моё почтение, госпожа Влади.

Эту фразу я произнёс по-французски.

– Мы знакомы? – спросила она. – Откуда вы меня знаете?

– Догадался по двум именам: Марина и Володя.

– Что вы тут делаете? – спросила она грубо.

– Зачем вы так возбуждены? Я приехал посмотреть дом, где мне предложили купить квартиру.

– Квартиру? В этом доме? Тут нет квартир на продажу.

– Пятьдесят четвёртая, что на четырнадцатом этаже. Как ходят лифты? Не ломаются?

– Нормально ходят, – сбавила напор Влади и с недоумением на лице спросила. – А почему это иностранцу дают купить квартиру в Москве?

– Да,э-э-э, я, вроде, как уже, и не иностранец. Принял Советское гражданство. Сейчас меня зовут Евгений Семёнов.

– Семёнов? Пьер Делаваль? Ха! А я слышала про вас! Олег Даль вчера звонил Володе и жаловался, что его не пригласили выступать на новоднее шоу в Московском университете, что на Ленинских горах. Олега Анофриева пригласили, а его нет… Так и было?

Марина смотрела прищурившись и грустно, словно морщилась, улыбалась.

– Так и было, но как с ним можно было договориться, если он постоянно пьян? Я и Владимиру Семёновичу присылал приглашение…

– Да? Я не читаю его почту, он не любит, а сам он, э-э-э, не мог и не хотел читать. Мы недавно приехали из клиники. Володя болеет в последнее время.

– Знаю, чем он болеет, ваш Володя. – скривился и я. – Однако я не нарколог. Могутолько посочувствовать.

Марина ещё больше сощурила глаза и лицо её напряглось. Но я смотрел на неё спокойно и молчал. Она опустила руки и взгляд скользнул мимо меня на землю, припорошенную снегом.

– Он словно не хочет спастись. Однажды я случайно заметила, как он слушал свою песню, звучащую из какого-то окна. Он сидел в автомашине, ждал меня и слушал: «Вдоль обрыва, по-над пропастью…»[1]

– Кстати, в своём приглашении, наша студия приглашала Владимира Семёновича записать его песни.

– Песни? Да их уже столько раз записывали! И во Франции записывали. Там у него даже песни на французском языке вышли.

– Я слышал. Так себе получилось, – остановил её я. – Я предлагаю Владимиру Семёновичу другой формат.

– Какой?

– Песни Высоцкого будут хорошо звучать в рок-обработке. Мы записали несколько и даже позавчера на празднике исполняли. Я потому и приглашал вас с ним на праздник. Хотел продемонстрировать.

– А знаете, что? Пойдёмте к нам! – вдруг сказала Влади и даже приблизилась ко мне поближе.

– Куда это к вам? – опешил я.

– К нам. Там Володя и Говорухин с Никитой Михалковым. Они только пришли. Коньяк выставили, но Володя отказался от спиртного и решили чай пить, вот я и выскочила за сладким, пока они курят.

Я подумал немного и решился.

– У меня в багажнике есть «Мильфей», – сказал я.

– О! Наполеон! Это отлично! Тогда вы – в любом случае желанный гость. Пошлите скорее, а то они откроют коньяк.

* * *

[1] «Есть только миг» – https://rutube.ru/video/166562d40998fc7ca94d013b98c9ebea/?r=plwd

[2] «Остров невезения» – https://rutube.ru/video/4e498d33704b4ac6f9795d342179e803/?r=plwd

[3] «Про зайцев» – https://rutube.ru/video/28054eabca5b13a0a9b18c246aacda80/?r=plwd

[4] «Парус» – https://rutube.ru/video/dd123ccece44f1c5ab1ab50760b56c0f/?r=plwd

[5] «Диалог у телевизора» – https://rutube.ru/video/b90b8c5f57dc1780881301f43ed84be1/?r=plwd

[6] «Кони привередливые» – https://rutube.ru/video/0c4041086dc66578b1ca5dacba26b676/?r=plwd

[7] «Вдруг как в сказке скрипнула дверь» – https://rutube.ru/video/766b8e139397231b7b4b03923700086d/?r=plwd

[8] «Синий иней» – https://rutube.ru/video/90cc7b08bf51aed6133813ed77b4c510/?r=plwd

[9] «Такого снегопада» – https://rutube.ru/video/148ba80ca78864fccaeee8bf720b207c/?r=plwd

[10] «Эх зимушка зима» – https://rutube.ru/video/b9ed058b3f9cfa4d6a7642a1da94dc85/?r=plwd

[11] «Эх снег снежок» – https://rutube.ru/video/64a4a7bf7d7c7032f2244c6f32ed5622/?r=plwd

[12] «Москва златоглавая» – https://rutube.ru/video/c9de3e29e09e45a4231372f205b37fab/?r=plwd

[13] «Тихо по веткам шуршит снегопад» – https://my.mail.ru//mail/accordion-63/video/8/161672.html

[14] «Тающий снег» – https://rutube.ru/video/6ca9cc3ea3e9fc2566e366e8a8e66714/?r=plwd

[15] «Глупые снежинки» – https://rutube.ru/video/8311ec5ee4bf5883b327ef5d7db4c963/?r=plwd

[16] «Розовый вечер» – https://rutube.ru/video/95f356b3a211e71f88914928b0c15275/?r=plwd

[17] «Белые розы» – https://rutube.ru/video/8b53ffa87b56d6a7227b067fbc49efca/?r=plwd

[18] «Вечер холодной зимы» – https://rutube.ru/video/bdaf9e3df65093007df6ea46624667fe/?r=plwd

[19] «На белом покрывале января» – https://rutube.ru/video/df0e3478dbe1d5d86e2bb1b707a873cb/?r=plwd

[20] «House Of The Rising Sun» – https://rutube.ru/video/bf30ceb1049768cf439205b5b0b6f63e/?r=plwd

[21] https://fishki.net/auto/3303761-istorija-legendarnogo-mersedesa-vladimira-vysockogo.html

Глава 5

Мы не успели. Коньяк стоял откупоренный, правда Владимир, увидев Марину, тут же замахал перед собой руками.

– Ни глоточка, Мариночка! Ни глоточка! Хочешь дыхну?

Марина стояла подбоченясь и корзинка торчала в её правой руке угрожающе.

– И кого это ты к нам привела? Что это за симпатичный молодой человек? Тебя нельзя одну отпускать за покупками, – тараторил Высоцкий, одновременно прячась за спину выступившего вперёд Говорухина.

– Мариночка, это мы злоупотребляем. Володя – ни капли себе не позволил. Сидит ждёт чай. И мы ждём чай. А коньяк так, для проформы. Праздник, всё-таки…

– Праздник был вчера, – резко бросила Влади и обернулась ко мне. – Раздевайтесь.

Однако я обошёл хозяйку и шагнул навстречу Говорухину.

– Меня зовут Пьер Делаваль. Мы с Мариной встретились совершенно случайно. Квартиру пришёл смотреть, которую собираюсь покупать.

Я показал ключ.

– Что за квартира? – заинтересовался Высоцкий и вышел из-за спины Говорухина.

– Да, прямо над вами, на четырнадцатом этаже, – сказал и показал пальцем вверх я.

– Над нами⁈ На четырнадцатом⁈ – удивился Высоцкий. – Ха! Гэбэшная блатхата!

– Володя, – обернулся к нему Говорухин. – Выражайся корректнее.

– Да, пустое! – отмахнулся Владимир. – Они меня оттуда слушают постоянно. Нас слушают.

– И пусть слушают. Такая у них работа. Они слушают, а мы и не говорим ничего крамольного. А если кого-то и обсуждаем, то только по существу. Помогаем, можно сказать, нашим органам ориентироваться в криминогенной обстановке.

– Постойте, друзья! Так вы тот Делаваль, что устроил светопреставление на Ленинских горах? – спросил Михалков. – Там такой шум стоял, братцы! И твои, Володя, песни звучали, только в чуждом для нас роковом звучании.

– Что значит в роковом? – спросил Высоцкий, делая ударение на последней гласной. – Что за светопреставление?

– Да-да… Юра Никулин звонил, рассказывал, что было очень весело на Воробьёвых. Э-э-э… Ленинских, да, горах. Так это вы всё устроили, молодой человек?

– Не всё. Только музыку и фейерверк.

– Ха! Не всё! – Говорухин оглянулся на Михалкова, тот развёл руки.

– Скромен, – сказал он, улыбаясь в пышные усы.

– От какого-то Делаваля у меня письмо лежит уже недели три. Я думал, это из французского посольства…

На лице Высоцкого появилось извиняющееся выражение.

– Это я вас приглашал выступить.

– Да-да… Олежка Даль вчера звонил, плакался, что было хорошо, а его не пригласили.

– Его тоже приглашали. Он, видимо, не помнит.

– А может и помнит, но вредничает, – усмехнулся Говорухин. – Такое с ним бывает.

– Неудобно как получилось, – нахмурился Высоцкий. – Вы уж извините.

– Ничего страшного. Мы сами исполнили ваши песни.

– Да? Ну, вы проходите, проходите.

Я быстро сбросил куртку, повесил её, снял туфли и шагнул в комнату.

– О! Он такой как мы, – проговорил Михалков. – Обувь снимает…

– Так по-нашему как шпарит! – восхитился Высоцкий. – А кто у вас пел мои песни?

– Я пел.

– Да? Вы музыкант?

– Он художник, – крикнула Марина из кухни.

– И художник, и поэт, и меценат.

– Меценат? – вопросил Михалков с улыбкой. – Кого меценируете?

– Университеты, в основном. Компьютеры, оборудование… Студенческие творческие коллективы продюсирую.

– Продюсируете? – удивился Михалков. – Поясните пожалуйста.

– У нас в МГУ студия звукозаписи есть, и несколько музыкальных коллективов. Вот ими и занимаюсь. Записали уже несколько концертов. Группу Максима Дунаевского «Фестиваль», например.

– М-м-м? – удивлённо промычал Михалков. – Это те, кто «Дартаньяна» озвучивал.

– Да, погоди ты, Никита! – остановил жестом Михалкова Высоцкий. – Дался тебе этот Максим! Ты сказал, что исполняешь мои песни. Хотелось бы послушать. Ни разу не слышал, чтобы кто-то… Кхе-ухе… Решился…

– Да-а-а, – хохотнул Говорухин. – Это вы, э-э-э, Пьер, хе-хе, сильно рискуете. Володя не даёт разрешение на перепевку.

– Да, подожди ты! – повысил голос Высоцкий. – Где-то можно послушать? Ты говоришь, у тебя есть записывающая студия, значит, наверное, и запись есть?

– Есть, – сказал я. – Как раз в машине слушал наш новогодний концерт. Аж три кассеты получилось.

– В машине? Слушал? – удивился Высоцкий. – В что у тебя за машина?

– У него мерседес! Почти, как у тебя, – сказала вошедшая с чаем и тортом Марина.

– Мерседес⁈ Как у меня⁈ – удивился Высоцкий.

– Пчти, – сказал я. – У меня сто четырнадцатый. Но внутри полный «фарш».

– Что внутри? Фарш⁈ – рассмеялся Владимир. – Как это?

– То есть нафаршированный? – догадался Говорухин.

– Ага. Всем, чем надо. Даже холодильник для напитков есть за задним сиденьем, – улыбнулся я. – Ну, и магнитола конечно же. Принести кассету?

– Неси, – приказал Высоцкий, тут же посуровев.

Вообще, его лицо часто меняло выражение, очень быстро переходя от благодушного и растерянного, до гневного и напряжённого.

– Все неси, – сказал Михалков.

Я с интересом посмотрел на него, не понимая, ему-то зачем?

Снова одевшись, я довольно быстро обернулся туда и обратно, и, грешным делом, подумал: «стоит ли раздеваться». Судя по состоянию Высоцкого, я пришёл в его дом в период кризиса бросившего пить алкоголика. Может быть и Говорухин с Михалковым пришли, поддержать Высоцкого в его неустойчивом психическом состоянии. А тут я нарисовался с его песнями. Как бы не «огрести» от знаменитого барда. Мужик он, как известно, сильный и резкий… Да-а-а…

Высоцкий выхватил у меня кассету, когда я ещё не разделся, и вставил её в свой «грюндиг».

– Проходите-проходите, – пригласила Марина.

– Может я пойду? – с нарочитой неуверенностью произнёс я.

– Заходите-заходите, – разулыбался Михалков во все свои пышные усы. – Мы спасём вас.

В машине я успел перемотать кассету на начало и песня «Парус» ворвалась в жилище Владимира Высоцкого резким ураганом и криком моей встревоженной за Высоцкого души. После прослушивания «Паруса» Высоцкий сразу выключил магнитолу и остался сидеть, молча уставившись на неё.

Михалков что-то пытался сказать, но Говорухин остановил его жестом руки.

– Ты мне сердце вынул, – прошептал Высоцкий.

Михалков снова сделал движение навстречу Высоцкому, но Говорухин снова приподнял кисть руки, требуя внимание.

– Так я никогда не спою, чёрт побери! – он стукнул правым кулаком в свою левую ладонь. Сильно так стукнул, между прочим.

– Но это очень сильно! Очень! Спасибо тебе! Чёрт! – Он потряс левой рукой, сбрасывая боль.

– Вы, Пьер, пейте чай, пейте, – проговорила Марина.

Я молча показал пальцем на бутылку армянского «Арарата». Михалков сделал странное движение губами, расширив их, и показав мне большой палец, плеснул янтарную жидкость в чайную чашку. Тоже самое он сделал себе и Говорухину, долив коньяк к чаю. Я выпил резко, единым махом и подхватив вилкой ломтик лимона, сунул его в рот. Михалков показал два больших пальца и отхлебнул свой чай. ТО же самое сделал Говорухин.

Высоцкий снова ткнул пальцем в кнопку «Play» и из «кассетника» послышалось вступление в «Разговор у телевизора». Владимир прослушал его молча без комментариев, а вот «Коней» дослушать до конца он не смог.

– Ты мне душу на изнанку вывернул, чертяка, – сказал он, обернувшись ко мне.

В его глазах стояли слёзы.

– Это просто невозможно слушать! – сказал он, обращаясь к Говорухину и Михалкову, словно прося у них защиты. – Невозможно!

– Сильно спето! – кивнул головой Говорухин. – И это звучало на Ленинских горах?

Я кивнул.

– Обалдеть! – сказал и покрутил головой Михалков. – Тебя же порвут в горкоме партии.

– Грамоту дали, – сказал я. – Сегодня. В машине лежит.

Михалков раскрыл рот, набрав воздуха…

– Не пойду, – сказал я. – Не веришь, выйдем, покажу.

– Да, верю, верю… – округлил глаза и приподняв руки, Никита Сергеевич и показав взглядом на бутылку прошептал. – Просто у нас заканчивается, а у тебя в машине, наверное, есть.

– Есть, но не хочется выходить.

– Так, дай ключи от машины, я сам схожу.

– Я отсюда открою, – сказал я.

– Это как это? – спросил Михалков.

– Да так, – сказал я и пройдя в прихожую, достал брелок от сигнализации и подошёл к окну, выходившему во двор. Все тоже приблизились к стеклу.

Я поднял брелок и нажал на кнопку. Машина пикнула два раза и мигнула фарами.

– Открыто, – сказал я и нажал другую кнопку.

Пикнуло один раз и снова мигнули фары.

– Закрыто, – сказал я.

– Ничего себе, – восхитился Высоцкий. – Переплюнул! Как есть переплюнул!

Он хлопнул меня по плечу.

– Вот французы! – качая головой, сказал Говорухин.

– Это фашисты. Мерседес же! – сказал Михалков.

– Ни хрена! Мне не предлагали, а у меня представительский класс. А у него обычный бизнесовый. Или это и есть «полный фарш».

– Не-е-е… Это я сам себе установил охранную сигнализацию, – вздохнул я, поняв, что «попал» и надо открывать фирму по установке автосигнализаций. Пришла беда – открывай ворота. Да-а-а…

– Охранная сигнализация? Мне сделаешь? – спросил Высоцкий.

Я вздохнул.

– А это только на мерседесы можно ставить, или и на жигули тоже? – задал вопрос, коварно улыбаясь, Михалков.

– Пока возможности нет, – сказал я. – Но к середине года, думаю, появятся.

– Отлично, – сказал, потирая ладони Михалков. – Так я пойду? Где у тебя? Э-э-э…

– Коньяк в термосе. Между сиденьями стоит ящик с двумя отделениями. В одном – тёплый коньяк, в другом холодная водка.

– О как! – удивился Михалков. – И смотри, говорит, кхе-кхе, не перепутай! А может и то и другое взять?

– Так,, ребята, а не пошли бы вы? – спросил зловеще Марина. – Я же просила!

– Да, мужики. Вы, это, я ж не пью.

– А пошли тогда ко мне? – спросил Михалков.

Я поморщился.

– Так нас и оттуда выгонят. Тогда уж ко мне на четырнадцатый, – сказал я.

– Вот это по нашему! – вскрикнул Михалков. – Ты как, Слава?

– Да, нормально. Меня вообще из дома выгнали. Хотел к Володе напроситься ночевать.

– У меня переночуешь, – сказал я переходя с Говорухиным на «ты», уже точно понимая, что эту квартиру придётся брать.

– А есть на чём?

– Есть, – заверил я, так как квартира, действительно, была укомплектована хоть и простенькой, но всей, необходимой для проживания, мебелью. Мне показывали фотографии.

Мы оделись.

– Кассету не подаришь? – спросил Высоцкий и протянул мне руку.

– Да, ради Бога! – пожал его руку я. – У меня много твоих песен аранжировано. Приходи в студию запишем.

– Когда можно?

– Да, хоть завтра. В театр МГУ.

– Завтра буду. И… Это… Спасибо тебе. Не пойму, как это у тебя получилось?

– Всё просто! Мне нравятся твои песни, Владимир Семёнович!

Он скривился.

– Давай по имени?

– Давай.

– Поехали-поехали, – крикнул из дверей лифта Михалков.

Мы вышли на улицу втроём. Михалков несколько раз нажал на кнопку отключения и включения сигнализации. Полёргал дверь. Сирена заверещала. Он испугался. Пришлось забрать пульт.

– Предлагаю пить только коньяк, – сказал я, открывая багажник, где стоял ящик с шестью бутылками «Курвуазье» и закусками к нему: сервелаты, оливки, сыры.

– Забирай и седьмую, – посоветовал Михалков. – Столько закуски!

– Это резерв. Кому не хватит и он рискнёт спуститься на улицу, значит, и в правду к него внутри «пожар».

– Логично, – согласился Говорухин. – Пусть постоит. Стыдно будет, если и эти не осилим. А так, отмазка есть.

Коньяк я и в том мире любил и, главное, пить умел. Это вам не водка, которая шибает в голову сразу. Коньяк подкрадывается, как хищник и набрасывается на тебя неожиданно, если не осторожничать. Он, как музыкальный инструмент, требует к себе мягких и точных прикосновений и чувства.

Говорухин с Михалковым тоже пили здорово, я бы сказал, залихвацки, но мы всё-таки шесть бутылок коньяка по ноль семь выпить не смогли. Я не напрягался, а получал удовольствие от того, что слушал около киношные сплетни. Меня мэтры поспрашивали совсем чуть-чуть. Наверное, ради приличия, а потом окунулись в свои кино-проекты. Уже на третьей бутылке я задремал в мягком кресле, а гости всё продолжали перетирать кому-то косточки.

Проснулся я уже на кровати от холода, куда, помнил, что перебирался сам. Выйдя в зал, квартира была точно такой же трёхкомнатной, как и у Высоцкого, я увидел спящих на диване, укрывшихся одним покрывалом, гостей.

– Что же тут так холодно-то? – спросил сам себя я и потрогал батареи. – Чуть тёплые. А за окном минус двадцать пять, мать их!

Пожалев гостей, я прошёл в прихожую и сняв с вешалки шубы, укрыл их поверх покрывала. Сам же вернувшись из туалета, нырнул, так же не раздеваясь, в чужую, но явно чистую и холодную, постель.