Текст книги "Джони, о-е! Или назад в СССР 4 (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

Семёныч, я знал от генерала, уже не работал и проживал с матерью. В свою старую квартиру на Семёновской, 1, даже «нос не казал», как узнал, что она «под колпаком у Мюллера», то есть КГБ. Поэтому в свой старый адрес я поехал спокойно и открыл дверь квартиры уверенно.

Было прибрано и даже пахло жилым, хоть и чужим запахом. Посещают, вероятно, – подумал я. В шкафах обнаружилась и мужская, и женская одежда, на трельяже и в ванной парфюмерия. Ну, да…Не стоять же квартире пустой столько лет?

Квартира была хороша. За ней явно ухаживали. И подвал со спортзалом тоже функционировал. По стенам стояли макивары, с потолка свисали мешки и гимнастические кольца, имелись другие снаряды: штанги, гантели, шведская стенка с турниками, как в школьном спортзале.

Я позвонил Рамзину.

– Привет, Сан Саныч, – поздоровался я.

– Привет, Женёк, – просто, словно мы только что вчера виделись, поздоровался Рамзин.

– Как живёте-можете?

– Твоими, говорят, молитвами, живём.

– Да, ну вас, Сан Саныч. Скажете тоже! Простая работа.

– Молчи-молчи, Женёк. И слышать ничего не хочу. И так теперь после нашего разговора, хоть и пишут, а всё равно в подвал потащат. Знал, не знал, когда встречались?

– Так давай усугубим, раз всё одно пытать будут. Семь бед – один ответ. Приезжай. У меня с собой есть.

– У тебя с собой всегда есть. Генерал рассказывал. Тьфу, блять. Теперь генерала сдал!

Рамзин рассмеялся.

– Расслабился я с этими ментами. А ведь ты прав был. Перевели меня под их крышу и группу создали.

– Вот и приезжай. Хочу у тебя кое что уточнить.

Глава 20

– Слушай, ну конечно приезжай! Если отпустят, конечно. Вместе сподручнее будет, да и мастер ты такой, что мало кого знаю таких. Главное у тебя – система. От А до Я. И можешь вычленять и отделять главное от второстепенного.

– Это когда же ты понял это?

– Генерал присылает видеоплёнки с твоими тренировками. Видно же, как ты тело готовишь. И на чём акцентируешься. У меня такое ощущение, что ты за полгода из кого хочешь боевика сделаешь.

– Ха! За полгода и ты из кого угодно боевика сделаешь. Тут главное – дыхание, концентрация и правильные схемы движения.

– Вот и приезжай. Правильные схемы движения… Откуда только ты знаешь эти «правильные схемы движения»?

– Налью?

– Наливай!

Это была середина лета восемьдесят первого года, а летом восемьдесят четвёртого меня «отпустили». Перестроечный процесс, как говорил известный исторический персонаж, всё-таки пошёл и я, психанув после разговора с Юрием Владимировичем, который таки стал генеральным секретарём, написал заявление об увольнении из органов.

Да, Леонид Ильич, хоть и не в восемьдесят первом, а в восемьдесят втором, но, таки, умер. Юрий Владимирович сказал, что остановилось сердце. Ну, ему виднее. Он до самой смерти генсека так и был самым близким его, кхе-кхе, товарищем по партии. И они, таки снова, как и в моём времени, вывели Юрия Владимировича из КГБ и ввели в состав ЦК.

Как сказал мне Леонид Ильич:

– А кого ещё? На них ведь ни на ком клейма ставить негде. Все, блять, масоны и прочие иезуиты.

Я тогда просто пожал плечами, так как, кто масон, а кто нет, на Руси хрен разберёшь. Похоже, что, действительно – все, только из разных лож.

Кровь моя оказалась не волшебным лекарством, излечивающим все болезни, а сильнейшим стимулирующим и питательным средством. Она очищала организм от токсинов и иной дряни, убирая воспаления, но восстановить разрушенные жизнью органы не могла. Вот изношенный левый желудочек и заклинило. Сердце пытались пересадить, но что-то врачи напортачили, и моего любимого генсека загубили. Умный был дядька. Управленецот Бога! Да-а-а…

К сожалению, я не видел управленца в Юрии Владимировиче. Этого я ему не говорил, конечно. Не враг своему здоровью, ха-ха… Однако, понял, что украинско-днепропетровская свора его скоро сожрёт. Хотя, вроде и вооружил я его своим мощнейшим «послезнанием».

Вот и напросился я к нему на приём и стал просить отпустить меня «на свободу».

Юрий Владимирович снова стал говорить про институт, военную академию и соответствующую карьеру, прельщая генеральскими погонами, но я ему честно признался, что плохой из меня «лизоблюд» и что меня «сожрёт» первый же полковник-начальник курса, ибо пошлю я его сразу далеко, а он меня упрячет надолго. И Юрий Владимирович потом будет долго искать мою могилку среди заснеженной тундры. А вот если он меня отпустит на малую Родину, то я останусь под присмотром его доверенных лиц и по первому щелчку пальцев предстану пред его светлы очи.

К чести Юрия Владимировича, он, постукивая пальцами по столу в своём новом Кремлёвском кабинете и поглядывая на меня сквозь стёкла очков, думал не долго.

– Ты, конечно, вроде как, уже и не нужен тут в Москве. Как уже мы поняли, кровь твой – не гарантия вечной жизни. А здоровье у меня после пересадки, гхм-гхм, да-а-а-а, вроде как неплохое. Да и прав, не службист ты. Совсем с субординацией у тебя плохо. Страха нет. Гхм… Короче… Езжай в свой Владивосток и занимайся своим самбо и каратэ. А мы тут сами как-нибудь…

– Да-а-а, – подумал я. – Именно, что «как-нибудь». Запустила троцкистская гидра свои щупальца во все сферы управления СССР. Ещё в году шестидесятом можно было бы попытаться отрубить главные щупальца. А сейчас – слишком поздно. Разрослась гидра, расплодившись почкованием, блять. Да ещё эти масоны… Тьфу! Ну их нахрен! Без бутылки у меня на эту тему без матов не думалось.

Так и попал я в восемьдесят третьем году во Владивосток. На «пенсию» меня не отпустили, ибо по документам мне снова стало двадцать два года, и я только что окончил Хабаровский институт физкультуры.

Из моей квартиры на Суханова один снова сделали мой дом, а не явочную квартиру, а я сделал в ней ремонт. С помощью цыганистых ребят Романа Григорьевича. Он появился в тот день, когда я, вдыхая всей грудью сырой, но такой родной, воздух, сошёл с трапа самолёта во Владивостокском аэропорту. Стоял он у выхода из зоны выдачи багажа, вращая на указательном пальце правой руки ключи от моего мерседеса.

– Вот сорвутся они с пальца, и расколошматишь ты пульт от сигнализации.

– Не сорвутся, – осклабился цыган золотым ртом. – Подвезти?

– Ключи отдай, – вздохнув, потребовал я.

Он протянул связку.

– Тебя подвезти, – спросил я.

– Не-е-е… Я на Иркиных жигулях. Столик в «Волне» заказал на вечер, как ты и просил. Зачем тебе эта «Волна»? В «Арагви» кухня лучше.

– Там «Варьете». Девчонки с голыми ножками. И музыканты неплохие.

– Музыканты везде неплохие. А девочки… Ты после своего университета не охренел от девочек?

Я улыбнулся.

– В «Волне» морепродукты готовят хорошо. Говорят, – поправился я, так как знал об этом из своего будущего.

– Э-э-э, – пренебрежительно скривился цыган. – Морепродукты хорошо готовят в «Дарах моря» на Ленинской. Хочешь, там покушаем?

– Чем тебе «Волна» не нравится?

Цыган снова скривился.

– Э-э-э… Там «третья смена» западает, и не спортсмены, а «синепёрые». Сидельцы бывшие. Тухлый народец…

– Да, ты и сам вроде как, той же масти, – удивился я.

– Давно это было, – посмурнел Роман Григорьевич. – Остепенился я.

– Ой, ли? – улыбнулся ему в ответ и прищурил один глаз.

Барон тоже прищурился и снова засиял солнечной улыбкой, но промолчал.

– Ладно, разъёхались, – сказал он. – Мне ещё Ирке машину надо вернуть. Приветпередать?

– Обязательно! Как она?

– Нормально! Что ей станется? Торговая мафия бессмертна!

– Это точно, – согласился я. – Пойду, а то машину разберут на сувениры.

– Это, да… Зря ты её сюда привёз. Это в Москве их уже сотни, а во Владике только первые праворукие японки появились. Две штуки. Ха-ха…А у тебя «мерс» новый.

– Это W-201. Экономичная городская модель. Он кушает бензин, как верблюд воду. Залил и можно про него забыть.

– Ну, да. Чёрный… С люком…С такой акустикой, что позавидует Большой театр… Звукоизояция… АБС… Коробка – автомат… Я прокатился и себе такой хочу. Продай?

– Сам сделай. Говорю тебе, давай автосервис тут поставим?

– Тут поставишь…

Цыган скривился.

– Менты, администрация сразу на шею сядут. Спортсмены… Ты ещё не в курсе. Не спеши раскручиваться… И машину куда-нибудь спрячь пока. Угонят.

Я покрутил головой.

– Угонялка у них ещё не выросла.

– Ха! – хмыкнул цыган. – Не угонят, так изуродуют. Пару раз попробуют, не получится и сожгут. Да и вообще… Привлёк ты к себе ненужное внимание, Женя.

Я и сам это понимал, но оставлять новую машину в Москве не хотел.

– Будет то, что будет, – философски изрёк я и отправился к мерседесу, вокруг которого крутились таксисты и милиционер в форме.

– О, мужик! – Тут же обратился ко мне щупловатый, с хитро бегающими глазами, мужичонка. – Не продаёшь, случайно, тачку?

– Вот? – спросил я, доброжелательно улыбаясь. – Вот, ис зе мэтэ?

– Иностранец, что ли? – удивился мужичонка, и отстранился.

– Какой, такой иностранец⁈ Почему иностранец⁈ У нас же пограничная зона! – взбодрился милиционер.

Он был в звании капитана и с подозрительно спокойным «гэбэшным» взглядом.

Я вздохнул и, достав из внутреннего кармана куртки, сверкнул раскрытой милицейской «корочкой» сотрудника московского главка.

– Понятно, – произнёс «капитан». – Расходимся, товарищи.

– А чего мне, блять, стесняться? – подумал я. – Задолбало стесняться и скромничать! Хотя-я-я… Что-то не помню я, чтобы особо скромничал… Хе-хе-хе… Но там я был в облике миллионера Пьера Делаваля, а тут – «обычного мента». Ну, ладно, не обычного, а заместителя руководителя подразделения «антитеррор» по физической и специальной подготовке в звании капитана. Командировали меня в подчинение Рамзину, тоже уже ставшему капитаном милиции. Мне предлагали возглавить отдел, потому, что я по званию был выше Рамзина, но какой из меня руководитель спецназа, если я кроме «боевой физкультуры», иными воинскими, не то, что премудростями, но и терминами не обладаю. А Рамзину просто накинули «лишнее» милицейское звание, хотя по гэбэшным учётам он продолжал оставаться старшим лейтенантом.

Пока ехал из аэропорта во Владивосток, прикидывал, куда поставить машину.

– Значок мерседеса свернут сразу, – думал я. В Москве пять раз крепил новый.

– Ирина Григорьевна, – сказал я в трубку мобильного телефона, набрав сестру цыганского барона. – Узнаёте?

– Ой! Женечка! Наконец-то услышались! Прямо боюсь представить, какой ты стал!

– Приходите сегодня в «Волну» в семь вечера. Роман столик для нас заказал.

– Ах, паршивец, не сказал ведь!

– Так, я ж для себя его заказывал. Вот и приглашаю вас.

– Э-э-э… Прекращай «выкать». Я чувствую себя старухой. Ромка говорил, ты таким стал мачо…

В голосе Ирины Григорьевны появились томно-гнусавые нотки. Я улыбнулся. Мне частично восстановили мою отличительную черту – лопоухость, хотя можно было бы оставить и так. Зато с оттопыренными ушами меня и мама родная узнает. К кому я, кстати, сейчас и ехал.

Я позвонил Женькиной матери накануне и сказал, что приезжаю во Владивосток. Она сначала говорила со мной настороженно, но, в конце концов узнала мой голос и спросила:

– Скажи, женя, ведь тогда, когда я приезжала в Москву, это был не ты?

Я подумал и сказал.

– Не я, мама. Тогда я был в таком закрытом городе, что не мог оттуда выбраться. Потом тебе расскажу. Э-э-э… То, что можно.

– Не надо мне ничего знать, – сказала она. – Приезжай.

И вот я ехал.

– Ирина Григорьевна, э-э-э, я машину хочу у вас во дворе магазина поставить, – ошарашил я завмагшу своим хамством.

– Мерседес⁈ – спросила она. – Если только на пару дней.

– Думаю, я завтра решу вопрос с гаражом. Поспрошаю на районе.

– В центре? – ещё больше удивилась Ирина Григорьевна. – Не найдёшь. Давай я поговорю в гараже Крайкома партии?

– Да, не-е-е… Там во дворах на сопке есть гаражи. Сниму какой-нибудь…

– О! Правильно ты подсказал! Возле крайкомовского дома есть гаражи. Я у них поспрашиваю. Э-э-э… Не я, конечно. Зашлю кое-кого…

– А сегодня я поставлю, окей?

– Да, ставь, конечно. А ты… – в голосе Ирины Григорьевны послышались нотки смущения, – радио продолжаешь заниматься?

– Нет, Ирина Григорьевна, но для вас, всё что угодно! Э-э-э… В разумных пределах, конечно, а не коммерческой основе.

– Не коммерческой? А что так? Хороший бизнес. Сейчас можно.

Я не стал ей говорить по телефону, что у меня есть в планах, а лишь засмеялся.

– Вот сегодня выпьем и трезво всё обсудим.

– Хорошо, – повеселела Ирина Григорьевна. – Я могу подругу взять? Очень молодая девушка. Тебе понравится.

– Даже так? – хмыкнул я. – Если для меня, то лучше не надо. Посидим узким деловым кругом.

– Тогда уж треугольником, – хмыкнула в ответ Ирина. – Тогда этим вечером я буду твоей девушкой, не возражаешь?

В её голосе послышалась настороженность.

– Обязательно! – бодрым тоном согласился я. – Это и хотел предложить, но стеснялся.

– Ха-ха! Стеснительный ты наш! Ой! Всё! Товар пришёл! До вечера! Целую!

Последнее слово было сказано явно не для меня, а для кого-то, только что вошедшего в её кабинет. Я усмехнулся. Отлично! Проблему с машиной, хотя бы на сегодня, решил! Загоню во двор, зачихлю… Нормально.

На бухту Тихую я приехал и попал под перекрёстный обстрел соседок и пацанвы. На камеечке, что стояла рядом с бельевой площадкой, сидела тетя Валя Банных, мать Славки Федосеева, бабушка Мишки, и дворничиха. Они с подозрением вцепились глазами в мой мерседес, а я остановил машину и вышел к ним.

– Здравствуйте, соседки! – поздоровался я бодрым голосом. – Не признаёте?

Соседки напрягли мозги.

– Не признаём, добрый молодец, – сказала бабушка Мишки, видевшая меня всего-то раза два, так как жила и гостила во Владивостоке наездами.

– Так это Женька Дряхлов! – воскликнула тётя Валя Банных. – Точно – Женька. Я его по ушам узнала. А так… И не признаешь. Давно тебя не было. Вырос-то как!

– Женя⁈ – тётя Фрося Федосеева удивилась. – Какой взрослый! Взрослее моего Славки выглядит. А ведь младше же?

– Младше, тётя Фрося. На три года.

– А! – она махнула рукой. – Не едят ничего. Вот и мелкие.

– Ага, – подумал я. – Славка уже точно слез с гашиша и перешёл на опиаты. Вот и худой.

– Женька Дряхлов? Это ведь ты кусты с сиренью обломал?

– Я, тётя Даша, – кивнул головой я.

– Я вот тебя метлой, – сказала она грозя старческим кулаком и засмеялась дребезжащим смехом.

– Экая у тебя машина! – тётя Валя закивала из стороны в сторону головой. – Волга, что ли новая?

– Да какая «Волга»⁈ – крикнул Андрюшка Федосеев. – Мерседес это! Охренеть! Джон, это ты⁈

Он подошёл ближе, оторвавшись от подъезда.

– Привет! – сказал я, протягивая руку с раскрытой для рукопожатия ладонью. – Славка дома?

Андрей нахмурился и приблизив своё лицо к моему уху тихо сказал:

– Повесился Славка. Схоронили три дня как. Мамка сдвинулась. Вот караулю её. Находит вдруг и кричать начинает. Вон и Танька вышла. С нами пока живёт.

– О, бля!– только и выговорил я.

– Может, помянем?

Андрей с надеждой посмотрел на меня.

– Обязательно помянем, Андрей, но не сегодня. Только с аэропорта. В Хабаре учился. Сейчас приехал к матери. Потом домой.

– А-а-а… Ты же на Семёновскую переехал…

Андрей был младше меня на год. Подошла Татьяна. Она училась в параллельном «б» классе.

– Женя? Привет! Не узнать тебя. Повзрослел. Кооператором заделался? На мерседесах ездишь.

– В Хабаровске на физкультурном учился. Подрабатывал с парнями. Усилки клепали, то сё…

– А! Вы же тогда в новогодний вечер играли. Нас ещё не пускали, а мы с девчонками маски надели и прошли с Танькой Голиковой. Из одиннадцатого дома. Помнишь её? Она тоже университет закончила, в школе учителем будет.

– Танюш, мне к маме надо. Триста лет дома не был. ТЫ, это… Возьми вот эти деньги и передай матери.

Я нырнул во внутренний карман и, достав портмоне, вынул из него сотенную купюру.

– Ни фига себе! – вырвалось у Андрея.

– Не надо, Женя! – неуверенно проговорила Татьяна, но деньги взяла.

– Ты знаешь, что мы со Славкой дружили. Жаль, что меня не было здесь четыре дня назад.

– О! Жека! – воскликнул Семёныч, увидев меня перед дверью. – Привет! Заходи!

Я шагнул в тёмную с улицы прихожую.

– Настя, Женя приехал!

– Мама, это я, – сказал я, ожидая услышать, как в анекдоте: «Нет, сынок, мама – это я».

В зальной двери появилась Анастасия Александровна.

– Включи свет, Евгений Семёнович, – попросила Женькина мать строгим голосом.

– Да, он это! Чего ты? Пусть заходит, в зале и рассмотришь. Неудобно так-то.

– Ничего. Потерпит. Я столько лет терпела.

– О, как! – подумалось мне, и я мысленно хмыкнул. – Момент истины? Да и по барабану. Не примет мамаша, так шагну в сторону и…

Щёлкнул выключатель, до которого Семёныч дотянулся через меня.

– Вроде, он, Женька… И где же ты шлялся? Семь лет! Только письма и фотографии. Но от тебя хоть это. А от Сашки вообще ничего! Тоже где-нибудь в секретном ящике сидит! Будь они прокляты!

Мать, вместо того, чтобы подойти ко мне, вдруг вернулась в зал. Я, подтолкнутый Семёнычем, шагнул вслед за ней. Женькина мать стояла глядя в окно на волнующееся серое море и руки её весели вдоль тела словно плети.

Подойдя ближе, я положил свою правую ладонь ей на правое плечо. Она положила на неё голову. Я обнял мать, развернул и поцеловал в лоб. От неё пахло котлетами.

– Словно покойницу, – сказала она.

– Ну, Настя! – взмолился Семёныч.

– Что, Настя⁈ – вскрикнула женщина и тихо заплакала. – Как вы мне дороги, мужики! Отец его всю мне душу вымотал своими командировками. Тоже вес засекреченный, спасу нет. Теперь эти… На долго хоть приехал?

Она вытерла фартуком заплаканные глаза.

– Э-э-э… Да, вроде, навсегда. Кхм-кхм… Кажется.

Глава 21

Я смотрел на Александра Гончарова, исполнявшего на своём Фендере Стратакастере вступительное соло песни «Speed King»[1] группы Deep Purple. Вступил органным проигрышем Константин Вяткин и Константин Бакулин начал голосовую тему. На бас-гитаре играл Владимир Попов, на ритм гитаре – Владимир Гутман, на ударных стучал Виктор Мазин.

Группа «Баллада» мне была известна и в том моём времени, и в этом я встречался с её организатором и руководителем Гутманом в Городском парке, где он играл на танцах, и которого мне пришлось подменять, когда он неожиданно ушёл. А с Гончаровым мы учились вместе в шестьдесят пятой школе на Бухте Тихой и в том будущем, и в этом настоящем. Он тогда только осваивал гитару и приходил к нам на репетиции новогоднего вечера за консультациями. Зато, у Гончарова была почти оконченная тогда школа игры на скрипке и отличный музыкальный слух. Уж соло партии он снимал и исполнял сразу безукоризненно.

Мы с Романом и Ириной сидели в самом дальнем от сцены углу разговаривали, пили, ели и слушали музыку.

– У тебя грандиозные планы, – сказала Ирина, чуть кривя губы и недоверчиво щурясь. – Ты уверен, что тебе под твои замыслы выделят землю?

– Не землю, а часть территории завода. Она всё равно в запущенном состоянии, а док в аварийном.

– Так ты прямо хочешь выкупить?

– Ха! Кто же мне позволит? В аренду возьму лет на пятьдесят. На мою жизнь хватит.

– Это уж точно, – улыбнулась Ирина.

Я не стал говорить, что это будет совместное советско-французское предприятие, где будет фигурировать, даже не я, а Пьер Делаваль. У меня по-прежнему имелось три паспорта. Официально из Британии я – Джон Сомерсет – уехал жить в столицу Тайваня Тайбэй, оставив бизнес на старшего Сомерсета, который благодаря своему здоровому образу жизни и плазме из моей крови, которую он вливал в себя два раза в год, выглядел бодрячком. И это вполне себе устраивало руководство страны в лице Юрия Владимировича и моих кураторов, которые все сидели на моей, кхе-кхе, «игле». Хотя нацедили моей крови себе на пять жизней.

Я сначала имел желание куда-нибудь «свинтить», но подумал-подумал и передумал. Не прельщала меня заграница. Другие там люди. Вроде бы такой же, и разговаривает как ты, а потом вдруг возникает момент, когда смотришь на него и видишь, что он тебя не понимает. И ты его перестаёшь понимать. И это в любой стране. Даже в Британии мне приходилось делать над собой усилие, чтобы быть понятным. Мэри, например, стала мной тяготиться на второй год. И её фраза: «Ты какой-то не такой, как все», меня так испугала, что я надолго уехал из Британии.

– Так вот почему ты так уверенно про автосервис заговорил? – понимающе кивая головой, проговорил Роман. – У тебя уже есть договорённость на аренду?

– Договора нет, но скоро будет. Я тут, Ира, представляю один французский фонд… Роман знает… Этот фонд учредил ряд совместных с Союзом предприятий. Вот они и берут в аренду заводские площадки на Дальзаводе и Радиоприборе. На Дальзаводе большая территория на площади Луговой. Там сухой док полуразрушенный уже лет десять стоит. Отремонтируем, и там катера и яхты будем строить. Причальная стенка около километра заброшенная. А на Радиоприборе – телевизоры, магнитофоны, и другую радиотехнику.

– А я чем у тебя заниматься буду? Тоже корабли и яхты строить? – капризно поджав губки, спросила Ирина.

– Ты? Ты торговать будешь. Прямо там, на Луговой, построим коммерческий центр с эскалаторами и лифтами. И коммерческий центр построим первым.

– А! – махнула рукой Ирина. – Стройка – это надолго.

– Хм!

Мы переглянулись с Романом и рассмеялись. Роман был у меня в Москве на «танковом полигоне» Где кроме двух заводов я поставил такой торговый центр примерно за шесть месяцев, так как не удержался и там построил сборочные цеха по производству радиотехнических новинок: усилителей, магнитофонов, акустических колонок и мобильных телефонов.

– Эх, Ира… Это такой кудесник. Ему ничего не страшно. Он с самим Юрием Владимировичем общается и за руку здоровается. Да-а-а…

– С каким, э-э-э, Юрием Владимировичем? – наморщила лобик Ирина и прошептала. – Это с нашим генсеком, что ли?

– Именно, Ира, – Роман с таким значением на лице кивнул головой, что у Ирины раскрылся рот. – Ты думаешь, почему ему разрешили такую машину привезти. А в Москве он вообще на джипе «Гелендваген» ездит.

– На полигоне клёво на нём, да? – вспомнил я.

– Зверь машина! Слюшай! – с кавказскими интонациями проговорил Роман. – Хорошо мы там порыбачили. Под грохот канонады. Ха-ха… На фашистской технике. Ха-ха… Нас чуть свои не расстреляли, как шпионов. Хорошо, у Женьки какая-то корка мощная. Он как махнул ею, так воины под козырёк взяли.

– Трепло, – махнул я на него рукой.

Ирина посмотрела на меня с утроенным интересом.

– Рома никогда не врёт, – сказала она и поправилась. – Мне. Правда, Рома?

– Правда, Ирунчик.

Роман привстал, и, щёлкнув каблуками, как белогвардейский офицер, боднул воздух головой.

– Что там у тебя за «корка»? Ты гэбист?

Я «испуганно» расширив глаза, замахал руками.

– Да ну, Ира. Какой «гэбист»? Дали корочку для проезда на мою территорию. Она там вся под военными. Сотня километров туда-сюда. Чтобы не приставали. Я простой музыкант и учитель физкультуры.

– И доверенное лицо учредителя французского фонда Пьера Делаваля, – добавил цыганский барон.

– Ну и что, – дёрнул я плечами. – Встретились как-то в хорошем месте и в хорошее время, вот он и приклеился ко мне. Мы с ним чем-то похожи. Только у него уши не такие лопоухие, как у меня.

– Точно – похожи, – подтвердил, подыграв мне, Роман. – Я как-то их даже перепутал.

Я мысленно улыбнулся. Он то точно знал, «ху из ху». И я знал «ху из ху» Роман Григорьевич, хе-хе, цыганский барон и иже с ними.

Мы с Ириной несколько раз танцевали, во время танцев разговаривали о её, в основном, проблемах: о разводе и о том, что ей так и продолжают сбрасывать ломанный «нелеквид». Однако я сразу сказал, что заниматься «онанизмом» не собираюсь.

– Подожди, немного Ирочка. Буквально через пару месяцев будет у меня площадка для сборки техники. А пока плюнь ты на эту хрень. Пусть делают с ней, что хотят. Тебе денег не хватает?

– Да, хватает, вроде, – пожала плечами она. – Но как ты? Пока стройка, пока, оборудование, людей надо пригласить.

– Для радио ничего не надо. На Радиоприборе потребуется минимальный косметический ремонт в том цехе, где… Ну, понятно… И люди есть. Не вытягивает завод план. Многое сейчас поменялось. Уже и транзисторы другие и техника сама другая нужна. Нового поколения. Не нужна продукция Радиоприбора нашему Военно-промышленному комплексу. Загибается он.

– А с тобой, значит, разогнётся? – скептически ухмыльнулась Ирина.

– Однозначно разогнётся.

Не расскажу же я ей, что в двухтысячных все корпуса завода были проданы в частные руки и использовались, как торговые центры. И не только Радиоприбора. Э-э-э-х! Что получится у меня, я не знаю, но попробую переналадить производство на передовые технологии. Я-то, как акустик и корабельный радиотехник, точно знал, куда движется прогресс в кораблестроении. И то, что выпускал тот же Радиоприбор, мне было точно известно.

Беда в том, что этот завод «сидел» на элементарной базе очень низкого качества. Радиодетали высшего сорта шли на космос, и то спутники время от времени падали, а то, что получал Радиоприбор отбраковывалось до пятидесяти процентов. Я же планировал элементную базу производить прямо здесь. А почему нет?

В Москве цеха производили не только микрочипы, но и «обычные» диоды, транзисторы и термисторы. Ну, не совсем обычные, и очень даже качественные, и не очень много, но производство постепенно расширялось. Тайваньский «филиал» поставлял, то, чего не хватало, и наших специалистов, прошедших практику и освоивших производство, не только микросхем, но и как кремниевых пластин, так и самого кристалла кремния.

До выращивания кристалла мы, полагаю, подойдём года через два, а вот кремниевые матрицы пилить начнём уже примерно через год. Пока же, кроме сборки оборудования из чужой элементной базы, займемся подготовкой цехов к чистому производству, установкой и наладкой оборудования.

Это я пожалел Ирину, сказал, про косметический ремонт в цеху. Ага… Цех из пыльного убожества превратится в подобие космического корабля. И потрачу я на эту «косметологию» около ста миллионов фунтов стерлингов. Но, думаю, процентов на тридцать больше. А потом оборудование ещё столько же. Здесь я тоже закладываю площади на лабораторные исследования и на параллельное развитие и расширение производства. Я сделаю Приморский край, мать их так, краевых партийных руководителей, сидящих на «рыбной игле», городом высоких технологий, сука!

И он, в принципе был высокотехнологичным, благодаря тому же Радиоприбору, заводу «Изумруд» и «Прогресс» с его вертолётами «Аллигатор», да сдулись производства ВПК в «перестройку». Только «Прогресс» и остался. Но ведь этой элементной базы-то и не хватало, мать их, потому что не на что было купить зарубежом… Вот я и попробую устранить сей негативный фактор, построив производственный комплекс во Владивостоке.

Убедившись, что история не меняется и «Баллада» играет там же, где и в «том будущем», я отдался общению с друзьями и кухне из морепродуктов. Ни Гончаров, ни Гутман, меня не узнали. Да и как во мне нынешнем можно признать худосочного паренька двенадцати-тринадцати лет? Особенно после пяти пластических операций. Ха-ха… Хотя облик Пьера Делаваля, действительно, не особо отличался от Джона Сомерсета и Евгения Дряхлова-Семёнова. Уши, да скулы, в виде небольших подкожных имплантов.

Обычно, я уходил из ресторана чуть раньше закрытия. Опасался попасть в пьяные разборки. Наличие навыков, приравненных правосудием к холодному оружию и рассматриваемые судом, как отягощающие факторы при разбирательстве, вынуждало опасаться последствий. Буквально во всех ресторанах города Владивостока «паслись» спортсмены, считающие, что драка – это хорошая тренировка, а чужие деньги, как побочный заработок.

Одни выбирали из посетителей крепких ребят, задирались и затевали драку, другие выбирали денежных и не только «тренировались» на живом теле, но и «выставляли на бабки». Вот, первая ситуация в ресторане и произошла. Драка началась как-то вдруг. Когда я обернулся на шум падающих стульев и звон разбивающейся посуды, то увидел, как женщина, сняв туфлю, бьёт её каблуком – «шпилькой» какого-то гражданина, амплитудно размахивающую правой рукой.

Мне она видна была со спины, и я видел лишь быстро поднимающуюся и опускающуюся руку «мадам» в под цвет туфле платье.

– Вот оно, подумал я, – заметив трёх не хилых ребят, спокойно стоявших за спиной «девушки».

– Козёл! – крикнула «воительница» и обернулась.

– Ба-а-а, – воскликнул мысленно я. – Так это же Лерка!

– Надо проучить этих подонков, – сказала она громко, беря одного из крепышей под руку и удаляясь с места побоища, где остался сидеть на полу молодой парень и четверо или пятеро его друзей.

– Не здесь, ребята, не здесь, – сказал приблизившийся к месту конфликта сотрудник милиции, о чём говорила его форма.

– Понятно, не здесь, Витёк, – жеманно произнесла деваха, её взгляд пересёкся с моим, и она нахмурилась. – Вон тот ещё смотрит по-хамски.

Лерка ткнула в меня пальцем и добры молодцы, все как один, обернулись. Посмотрел на меня и милиционер. Не всех же бить, кто на тебя смотрит, Лер, – склонившись к уху, сказал один из её сопровождающих.

Мне показалось, что она узнала меня, так же, как и я её. Слишком уж у неё был напряжённый взгляд. У меня по спине пробежал холодок.

Мы тогда с ней «разбежались» мирно. В общем-то, она сама от меня ушла, а я не удерживал. Да и сколько нам было лет? Зато сейчас, это была зрелая и очень симпатичная девица, слегка поддатая и от того, наверное, весьма агрессивно настроенная.

Из-за стола поднялся Роман и вихляющей походкой двинулся навстречу группе парней.

– Мы с корешем и моей сестрой отдыхаем, – сказал он, прицыкнув золотыми фиксами и обтерев уголки губ пальцами правой руки, на которой у Романа имелось несколько выколотых на зоне перстней, – и ни до кого не имеем вопросов и не хотим проблем. Но если что, можем устроить.

Потом он посмотрел в другой угол зала, где сидела, давно мной замеченная, группа «блатных» человек из восьми. Там кто-то «маякнул» Григорию поднятой рукой.

– Цыган, что ли? – удивился один из «крепышей».

– И цыган! Что из того? – через губу ответил Роман.

– Да, ничего, – сказал другой, и вышагнул из-за спины впереди стоящего спортсмена. А то, что это были именно спортсмены, и мало того, – боксёры, я понял сразу, по характерному «качанию маятника».

– Твой кореш обидел нашу девушку и за это должен ответить.

– Он-то ответит, – хмыкнул барон, – а оно вам надо? Не пожалеете потом?

– Что⁈ – вызверился третий. – Слышь, ты, синепёрый, мы сейчас и его и тебя тут положим.

– Тихо-тихо, ребята, – встрял милиционер. – Только не в ресторане! Выходите на улицу, там тепло, и разбирайтесь, кто прав, а кто нет.

– А чем тебе мои партаки не по нраву? – вроде как удивлённо спросил Роман. – Дары заслуженные. Что-то имеешь предъявить?