Текст книги "Джони, о-е! Или назад в СССР-3! (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Мы заехали на территорию по пропуску. Ворота открыл отставной сержант пятидесяти лет по имени Жан. Они дежурили на воротах четверо по какому-то сложному графику, и я их не запоминал. У охранников имелись бэйджики на кармане.

Вышел Жан из будки, проверил мой пропуск, хотя видел, зараза, как я уезжал неделю назад, зашёл в свою будку и нажал кнопку открытия ворот. Девчонки сидели открывши рты и тихие-тихие. Они поняли, что мы заезжаем в какое-то не совсем обычное место. Нас уже обступали старые деревья и хотя листвы на них не было, зима всё-таки, стало как-то сумрачно и тревожно, потому что деревья были очень высокие и их ветви нависали над дорогой, образуя природный коридор.

* * *

[1] Sting – Shape of My Heart – https://youtu.be/NlwIDxCjL-8?list=RDEMRxjMvSN0u29GWwn8KxUzWA

[2] Smokie «If You Think You Know How To Love Me» – https://youtu.be/1WN1pYvZ_bw

[3] Chris Norman «Don’t Play Your Rock „N“ Roll To Me» – https://youtu.be/QhYJ-9gigb0

Глава 14

Мне самому нравился мой дом, а разделить радость его обладания было не с кем, вот я и решил похвастаться им перед девчонками-пловчихами. Грешен как и все. Чего скрывать, скучно мне было на двух этажах в пяти спальнях. Представил, что приеду в пустую одинокую обитель и стало сильно не по себе. Не был я затворником, от слова – «совсем», а рисование – процесс отнюдь не коллективный.

Пытаясь развить в себе навыки рисования, я вдруг понял, что это ну совсем не моё в моём сегодняшнем состоянии. Мне было всего двадцать лет. Я был молод, полон сил и энергий, мне хотелось движения и-и-и… Полёта мысли, желаний и и плотских утех, чёрт побери. К ним мы и обратились, сразу по приезду, оккупировав с девчонками самую большую «хозяйскую» ванную комнату.

Прислуга, вызванная мной из специальной фирмы, обеспечивающей клиентов домашним персоналом, тихо «шуршала» по дому убирая пыль и наводя лоск, а мы наслаждались окружающим дом покоем, щебетом каких-то птиц, зимующих в Париже и зимним солнцем. Привезённое по моему заказу и наскоро замаринованное мясо, переворачиваемое время от времени шеф-поваром, шкворчало на мангале, нарезанные овощи, бастурма и сыры таяли во рту в красном и белом вине, а мы сидели в креслах и отдыхали после длительного переезда по дорогам Франции.

Девчонки уже успокоились. Понятно, что они были поражены и домом и территорией, имевшей приличных размеров лужайку и небольшой 'лесок из десяти могучих деревьев, ну и тем, конечно, что я не соврал, что это всё моё и что я, действительно, художник. По всему дому были развешены мои акварели. Они, в отличие от картин маслом, рисовались быстро, и их у меня уже накопилось достаточно много для галереи. В одной такой, расположенной на улице Де Леон в доме шестьдесят один. Там же они и продавались. Доход галерея не приносила, но имя моё в Париже за два года уже кое кому стало известно, а это для художника, на самом деле, было главнее, чем доход. Хотя…

– Нарисуешь нас? – спросила Жаннет.

– Конечно, – ответил я. – Но не сегодня. По крайней мере, не сейчас. Сейчас – отдыхаем. Устал я немного, хе-хе, от отдыха в горах и от дороги.

Девчонки тоже похихикали и снова спрятали свои носики в бокалы. Мы хорошо закончили этот день, уснув в шезлонгах на улице и с трудом перебравшись в свои спальни. За несколько дней наконец-то я провёл ночь один и прекрасно выспался.

Несколько дней мы втроём «валяли дурака», то занимаясь переносом их тел на листы бумаги и картона, то занимаясь физкультурой на улице и в тренажёрном зале, то в кровати, то музицируя. Я, между прочим, переслал сюда свою радио и музыкальную аппаратуру. Ну, то есть, сначала в усадьбу Моэма Сомерсета, а потом сюда. Не захотел я оставлять то что «нажито непосильным трудом» кому-то в наследство и снова самому собирать всё заново. Поднадоела эта сборка радио-конструкций в ручную.

Постепенно за два года у меня скопилась приличный комплект музыкальных инструментов и радиоаппаратуры, с огромными четырёх-полостными трёхсот-ваттными акустическими колонками. Я не собирался бросать музицирование и звукозапись. Мой музыкальный проект «Rainbow» закрылся, так откроем другой. Подумаешь, что нормальных французских песен я не знаю, зато знаю много итальянских.

А от Франции до Италии тут рукой подать. Особенно из Ниццы. С Джоном Сомерсетом мы договорились, что я смогу пользоваться виллой, когда захочу. А оттуда до Рима семьсот километров и восемь часов езды на машине. Да в Берлин из Ниццы ехать всего двадцать часов. всю Европу можно объехать за пару дней. То-то они, европейцы, от слов «восемь дней на поезде из Москвы до Владивостока» просто впадают в ступор.

Музицировали мы прямо на лужайке перед домом, где я обычно «сам на сам» играл в гольф. Колонки не боялись влаги, мы их направили в сторону дома, и звук не улетал в небеса, а возвращался, поэтому мы слышали, что творим. А «творили» мы настоящую американскую попсу из репертуара Майкла Джексона. А что? Мне нравились песни Майкла. И его владение телом. Когда-то, я уже говорил, что заставлял своих спортсменов учить его лунную походку и его «состояние мячика». Очень помогало для освоения техники боевого перемещения, знаете.

Так вот, сначала я «забубенил», другого слова не подберёшь, песню «Bad»[1], просто настроив и запустив свой ритм бокс и показал, будто в шутку, элементы этой самой «лунной походки». Девушки возбудились невероятно и попросили сделать что-нибудь ещё подобное. Тогда я сделал «Billie Jean»[2] со всеми его выкрутасами. Девчонки заходились в восторженном визге так, что к нам приехала полиция. Оказалось, что полицию вызвал наш сосед Джонни Холлидей. Мы сильно удивились, когда на площадку перед домом выехала полицейская машина и из неё вышли полицейские в синей «милицейской» форме и сам Джонни Холлидей собственной персоной.

Объяснившись и продемонстрировав причину, вызвавшую девичий восторг, выразившийся в очередном визге, я оплатил штраф, и полиция с соседом уехали. Ещё через тридцать минут приехал на электрокаре сосед с «извинениями» в виде ящика шампанского. Так мы с ним и подружились. Чего я, собственно и добивался, сотрясая воздух трёхсот-ваттными колонками. Полагаю, что Джонни Холлидей тоже вызвал полицию, чтобы ближе познакомиться. Ха-ха…

Дальше мы продолжили музицировать уже вместе с Джонни. Хорошо, что я сейчас был не Джонни, а Пьер, а то, возникла бы путаница. Джонни привёз свою гитару, усилитель, микрофон и исполнил пару своих рок-композиций на французском языке. Однако, увидев на девичьих лицах скуку, переключился на наше совместное творчество.

Сообщив ему, что мы так развлекаемся, исполняя и записывая «мои!» песни.

– Зачем записываете? – спросил Джонни. – Коммерция?

– Нет, я не музыкант, а художник, а записываю, потому что мне нравиться их потом слушать.

– Я тоже постоянно переслушиваю то, что сам исполняю. А чужое слушать не люблю. Так, наверное, все артисты.

– Скорее всего, – усмехнулся я.

– Ты слышал мои песни? – спросил Джонни.

– Слышал. Нормальные. Для французской публики. Больше никто их слушать не будет, зато французы от тебя сходят с ума.

– Это да! – расплылся в удовольствии Холлидей. – А мне и не надо, чтобы меня любили в Америке или в Англии. Там своих музыкантов много. Зато во Франции я один.

– Ну, – подумал я и немного мысленно посмеялся, – не совсем уж ты один во Франции. Однако, в чём-то ты прав.

Мы немного потренировались и записали обе «джексоновские» песни с женским бэк-вокалом, исполненным пловчихами. Прослушали, понравилось и нам и Джонни.

– Почему ты не поёшь на английском? – спросила его Соня.– Ты так похож на американца.

Джонни Холлидёй, действительно очень походил на американского ковбоя. У него было скуластое очень светлокожее лицо, голубые глаза и соломенного цвета волосы. Он был высок, строен и находился в отличной физической форме.

– У меня не получается писать песни на английском. Я пробовал.

– Попроси Пьера. Он нам столько песен спел.

– Ты француз? – спросил Джонни.

– Ага, – ответил я.

– А на французском ты пишешь?

– Пишу, но рок надо петь по-английски. Из своих французских стихов я делаю баллады. А для рока или быстрых песен, как эти, я пишу на английском.

– У тебя хорошо получается. А тяжёлое что-то есть послушать?

– Есть. Давай я принесу плёнку?

– Давай.

Я принёс и мы послушали мои «блэк сабатовские» зарисовки, но они Джонни не «зацепили», хотя он отметил хороший вокал и качественную игру на гитаре. Тогда я взял гитару и исполнил «Still Loving You».[3]

– Да-а-а… Я так не вытяну. Хороший текст! И музыка… Тебе надо записать сингл. Хочешь помогу? А потом мы можем сыграть её на моём концерте. У тебя есть ещё что-то подобное?

– Да, есть немного. Предлагаешь сыграть?

– Пусть сыграет, пусть, – застонали девчонки.

– Давай! Удивляй старика.

Я, хмыкнув про себя, подумав: «кто ещё из нас старик», сыграл и спел ещё две песни из репертуара «Скорпионс»: «Wind of Change»[4], «Send me an Angel»[5], «Holiday»[6].

– Охренеть, какие простые и приятные тексты и какая классная музыка, – воскликнул Джонни Холлидёй. – А эту последнюю… Холидей… Ты не сейчас сочинил? Для меня?

Он заразительно засмеялся. Девчонки тоже поддержали его. Видно было, что он нравился им.

– Нет, конечно. Давно лежит без дела.

– Отличные песни у тебя лежат без дела. Давай выпустим синглы. Продай мне несколько. Лирические мне понравились. А Ветер перемен… Это же про Москву? Там и слова есть такие.

– Ну, да! Про то, как было бы хорошо если бы мы жили в мире.

– Это отличная песня! Скоро Олимпиада в Москве. Давай запустим её, чтобы русские не бросили в нас ядерную бомбу.

– Хорошая идея, – сказал я. – Я не против. Давай попробуем. А песни? Бери любую, кроме «Ветра».

На том и порешили. Мы весь день развлекались музыкой и не только. Я видел, какие взгляды на Джонни бросала Соня и с какой страстью она шепталась с Жаннет, кидая взгляды то на него, то на меня, что я не выдержал и, отозвав её в сторону, дал ей «вольную».

Дело в том, что когда девчонки поехали со мной в Париж, я поставил только одно условие, не строить никому глазки, чтобы мне не пришлось за них драться. И вот теперь, я сказал Жаннет, что освобождаю её от обещания. Она удивилась, спросив: «какое обещание?». Я посмотрел на неё укоризненно, но, глянув на её хитрое лицо, понял, что она шутит, и погрозил ей пальцем.

Короче, Жаннет, как-то незаметно сблизилась с Джонни, и вечером они потихоньку ретировались, пока мы с Соней бултыхались в тёплом бассейне.

Джонни Холлидей тоже, в основном, репетировал у себя в усадьбе, которая была, так же как и моя, двухэтажной, но с домом для прислуги, которая жила у него постоянно. Однако мы с Джоном репетировали у меня. Ему очень понравилась моя музыкальная и звукозаписывающая техника, и мы быстро, в течение месяца, записали первый английский альбом Джона Холлидея из десяти песен. Причём я отказался вступать в его рок-группу и выступил только в роли автора песен.

Себе я, с помощью Холлидея и его музыкантов, записал кроме «Ветра перемен» ещё три песни на два сингла. Это: «When the Smoke is Going Down»[7], «Rhythm Of Love»[8], «Big City Nights»[9]. На обе первые песни мы записали видео-клипы с участием Жаннет, так как эти песни имели очень эротическое содержание. Соня в «Ритме» показала только свою прекрасную попку, зато в «Big City Nights» Соня показала себя во всей красе и на бильярдном столе, и в бассейне, и с клюшкой для гольфа. Там же в клипе мелькнул и Джонни Холлидей, как её партнёр по гольфу.

Видеокамеры у меня были самых последних моделей. Образцов с телевизионного завода «Rainbow» во Францию было переслано много. Мы выставляли сразу несколько видеокамер на одной съёмочной площадке и снимали девушек с разных ракурсов. В создании клипов Холлидей уже имел хороший опыт и съёмками руководил уверенно и задаром. Ещё бы! Я не взял с него ни единого франка за мои десять песен.

«No One Like You»[10] осталась без клипа. Зато «Lorelei»[11], исполненная Джонни, обзавелась клипом с участием Сони. Бельё для неё выбирал и покупал Джонни Холлидей самолично.

Клип «Lorelei» сразу запустили по Парижскому музыкальному телевизионному каналу. Мои три клипа стали крутить чуть позже, после того, когда мы с Джонни и с девочками дали концерт в «Казино да Пари», построенном аж в тысяча семьсот тридцатом году. Вопреки тому, что следует из названия, это место оказалось предназначенным для проведения театральных спектаклей и иных выступлений артистов, а не игорным домом.

Джонни поостерёгся шокировать французских фанатов английским репертуаром и миксировал новые песни со старыми, всем известными и был встречен публикой очень хорошо, так как кроме французских почитателей его таланта в зрительном зале присутствовало много гостей Парижа. Я выступил «на закуску» и сорвал свою долю аплодисментов.

Дело происходило в начале мая, а в июне мы поехали на гастроли по городам Франции и её окрестностям. Заехали, кстати и в Западный Берлин, где я исполнил «Ветер перемен», сопровождавшуюся соответствующим видео-рядом: берлинская стена, русские танки, улыбающиеся советские солдаты, приветливо машущие руками, Красная площадь с мавзолеем и кремлёвскими звёздами. Западными берлинцами песня была воспринята «на ура».

Дело происходило в начале мая, а в июне мы поехали на гастроли по городам Франции и её окрестностям. Заехали, кстати и в Западный Берлин, где я исполнил английскую версию песни «Moscow»[1] группы «Genghis Khan» и «Ветер перемен», сопровождавшихся соответствующими видео-рядами: берлинская стена, русские танки, улыбающиеся советские солдаты, приветливо машущие руками, Красная площадь с мавзолеем и кремлёвскими звёздами, гуляющие по Москве улыбающиеся люди.

Западными берлинцами мои песни были восприняты «на ура» и нам пришлось дать в Берлине ещё несколько концертов уже за «стеной отчуждения», так как на устроителей Берлинских гастролей вышли представители «Москонцерта», курировавшие Берлинскую филармонию, и пригласили нас выступить в Восточный Берлин.

С «Москонцертом» договаривался Джонни Холлидей, но «Москонцертовцы» пригласили на переговоры меня и попросили дополнить видео-ряд роликом про грядущую в восьмидесятом году «Олимпиаду-80». Я согласился и мы отлично отработали целых три концерта в Восточном Берлине. После концертов к нам прибыл представитель советского консульства и официально предложил нам с Джоном Холлидеем совершить концертное турне по главным городам Союза: Москва, Ленинград, Киев в Новогоднее празднование семьдесят девятого года с записью на Московском телевидении.

Джонни Холлидей вежливо отказался, сославшись на его Рождественские гастроли, а вот я, естественно, согласился, удивившись тому, как быстро сработали «гэбэшники». Стоило мне только проявить себя, как механизм содействия проявился.

– Молодец «полковник»! Выполняет договорённости! – подумал тогда я.

Кстати, за работу со мной в Великобритании полковнику присвоили очередное звание генерал-майора и закрепили за «его» британской научно-технической агентурой. Теперь он почти постоянно жил за границей по документам прикрытия Сомерсета: то в Лондоне, то в Соединённых Штатах, то в Индии. Но источники «внебюджетного» финансирования параллельной разведывательной сети он партийному руководству не выдал, хотя конрразведка трясла его, как грушу.

Вернувшись в Париж, мы расстались и с Холидеем, и с девчонками. Пловчихам понравилось выступать на сцене, а шоу у Холлидея были великолепные, хоть и на французском языке, и они вступили в его труппу в качестве бэк-вокалисток. Они тут же, после небольшого организационного перерыва, поехали на гастроли в Соединённые Штаты, пробовать на тамошней публике мои английские песни. Я же стал готовить программу для выступления в СССР.

Из-за отсутствия своей музыкальной группы, мне пришлось обратиться в советское консульство, уже Парижское, с просьбой дать возможность порепетировать концертную программу с какой-нибудь советской рок-группой, назвав, для примера: «Самоцветы» и «Весёлых ребят». Ответ из Москвы снова пришёл незамедлительно, так как всё уже давно было договорено, и меня снова вызвали в консульство, для согласования условий. Договорились, что я арендую вокально-инструментальный ансамбль на время репетиций и гастролей по СССР.

Предложив музыкантам приехать во Францию, я, то есть мой фонд, брал на себя обязанности по содержанию музыкантов и их гостиничному устройству сроком на месяц. Консульство согласилось, оставив на моё усмотрение кого, собственно, выбрать себе в аккомпониаторы.

* * *

[1] Genghis Khan «Moscow» – https://rutube.ru/video/5ee7f54a1a92c01d84c37c1351ce7c34/?r=plwd

[2] Michael Jackson «Bad» – https://rutube.ru/video/474d9451dfd5d186ddf313cf6d41d51d/?r=plwd

[3] Michael Jackson «Billie Jean» – https://rutube.ru/video/1ba162d4619fff78f82be7a45477fa8e/?r=plwd

[4] Scorpions «Still Loving You» – https://rutube.ru/video/0f134d48236c750ee24be39033c199de/?r=plwd

[5] Scorpions «Wind Of Change» – https://rutube.ru/video/9b14581cf1ffc4f9dfaf1cfeb474ea08/?r=plwd

[6] Scorpions «Send Me An Angel» – https://youtu.be/1UUYjd2rjsE

[7] Scorpions «Holiday» – https://rutube.ru/video/4af74cef92a6cf570958059a62f5e0e3/?r=plwd

[8] Scorpions «When The Smoke Is Going Down» – https://rutube.ru/video/465a839a2f7e39bcf07fa24c623faed0/?r=plwd

[9] Scorpions «Rhythm Of Love» – https://rutube.ru/video/b36f2dc06f87d9186c957bfc14150b21/?r=plwd

[10] Scorpions «Big City Nights» – https://youtu.be/LBJQEJKBq-k

[11] Scorpions «No One Like You» – https://rutube.ru/video/1c77df5efacb2fd9e9563c8896831df6/?r=plwd

[12] Scorpions «Lorelei» – https://rutube.ru/video/da57775f8014bc2bb5220401a7ba411f/?r=plwd

Глава 15

Всё-таки, прослушав пластинки, что предоставило мне советское консульство, я остановился на самом, на мой взгляд передовом тогда ансамбле, но в усечённом, так сказать составе. Мне не нужны быливсякие там: гобои, трубы. Чем обосновывалась прихоть наших руководителей музыкальных ансамблей содержать духовые группы? Я не понимал ни сейчас, ни в будущем. Воспоминания молодости о джазе? Советские стандарты? Так не было таких. Я многократно разговаривал за «рюмкой чая», когда уже стал признанным исполнителем, знатоком и можно сказать экспертом по ретро-музыке, со многими деятелями данного поприща о том периоде. И они сами не могли ответить на этот вопрос, называя своё состояние неким наваждением. Хотелось впихнуть невпихуемое. Потому и уходили в самостоятельное плавание такие музыканты, как Александр Градский, Александр Барыкин, Юрий Антонов, и многие другие.

В сентябре семьдесят восьмого года в новом международном аэропорту Парижа «Шарль-де-Голль» я встречал семерых членов вокально-инструментального ансамбля «Весёлые Ребята».

Прилетели: руководитель и, одновременно, клавишник Павел Слободкин, Алексей Пузырёв – гитара, вокал, клавишные, Александр Барыкин – вокал, гитара, Людмила Барыкина – вокал, Александр Буйнов – бас-гитара, Валерий Дурандин – гитара, Виталий Валитов – ударные.

Ребята выглядели уставшими и не особенно довольными. Видем потому, что рассчитывали на отдых, а «Москонцерт» продал их какому-то французскому музыканту. За валюту, между прочим продал. Недовольные лица меня удивили, потому что они приехали в Париж на полное моё обеспечение. Правда, командировочных и суточных им пока не выдали.

Лето, как обычно для советских музыкантов и артистов, было сезоном «чёса»[1] в санаторно-курортных городах, а период до зимних праздников – отпускным, репетиционным и просто рабочим по местным Московским площадкам. Далее – новогодний «чёс» по крупным предприятиям и концертным залам.

«Весёлые ребята» были группой «выездной». По Франции они, конечно, не катались, но по Восточной Европе, в том числе Югосллавии, Венгрии и ГДР ездили многократно.

Однако все, кроме Павла Слободкина меня поприветствовали радушно, а вот руководитель ансамбля сразу повёл себя вызывающе. У них был уже опыт работы с Алой Пугачёвой, закончившийся конфликтом и разрывом отношений. Будущая «примадонна», как она сама себя почему-то назвала, стала считать «Весёлых ребят» аккомпанирующей ей группой. Конфликт перерос в скандал с Павлом Слободкиным и они послали друг друга очень далеко и надолго, хотя до этого почти два года были почти мужем и женой. Помнится, будучи в подпитии, я спросил Павла, в году двухтысячном это было, об их отношениях с Алой Борисовной, и он, скривившись, сказал:

– У неё был очень скверный характер.

Потом, помолчав, добавил:

– Хотя… Почему был?

Сейчас мы друг с другом знакомы не были. Хотя про Слободкина я знал почти всё. Мы долгое время общались с ним уже в капиталистическом будущем. У самого Слободкина характер тоже был диктаторский. «Своих» музыкантов он держал в «ежовых рукавицах» и даже штрафовал по любому поводу. Вот и сейчас я столкнулся с его капризами и претензиями. Он прямо с трапа самолёта, увидев перед собой человека, значительно моложе себя, попытался «наехать» на меня. Обратившись к «переводчику» он сказал:

– Скажите ему, что без суточных мы работать не будем. И нам не сказали, где мы будем жить. Ещё… Рабочий репетиционный день – десять часов с пятью перерывами по полчаса, э-э-э, и репетировать будем так, как я скажу.

Я едва удержался от улыбки сразу, но улыбнулся, лишь услышав переводчика.

– Вы, наверное Павел Слободкин? – спросил я. – Очень рад познакомиться. Слышал и о вас, и о вашем коллективе только хорошие отзывы.

Я помолчал улыбаясь.

– Однако, свои песни мне хотелось бы готовить по моему рецепту, как жаркое. Как организовать репетиционное время с вашим коллективом, вы, наверное знаете лучше меня, но перерывов за десять часов будет только два. По одному через каждые три часа. Суточные вы получите сегодня по приезду в мой особняк, где вы будете жить в отдельных комнатах по двое. Там же, после обеда и отдыха, проведём первую репетицию и на ней обсудим организационные вопросы. Вы не переживайте, Павел, мы с вами сработаемся. И вам у меня понравиться.

Я ещё раз улыбнулся, а музыканты стали переговариваться о том, что им придётся жить не в гостинице, а в каком-то доме в комнатах по двое.

– Конечно же, для Людмилы будет выделена отдельная спальная комната.

Мне Людмила Барыкина была не нужна. Откровенно говоря, я, когда мне дали списки музыкантов ансамбля, подумал, что она – жена Александра Барыкина, а оказалось, что даже не однофамилица, потому что у Барыкина настоящая фамилия была Бырыкин. И Слободкин изменил её волюнтаристским образом, что, опять же, характеризовало его, как деспота.

Но я не переживал. По контракту с составом группы я определялся в течение первой недели. Оттого я пригласил нескольких гитаристов и клавишников. Я бы и Слободкина не брал, так как знал его скверный характер. Но, если не взять его, значит он бы не отпустил других. А так… Пусть погуляют по Парижу недельку. Не жалко. Фонд пополнялся за счёт компании «Rainbow» ежемесячно примерно тысяч на пятьдесят-сто фунтов. И это никакими наследниками было не изменить.

Настроение у музыкантов несколько улучшилось, когда им были выданы суточные на неделю в размере семисот британских фунтов. И это тогда, когда джинсы «Ливайсы» стоили восемь, а костюм – пятнадцать. Ещёбольше их настроение улучшилось, когда им показали спальни второго и первого этажа и кухню со специально установленными хоолодильными шкафами, заполненными закусками и термосы с горячими блюдами.

– Кухней и столовой можно пользоваться в режиме двадцать четыре часа, однако спиртным прошу не злоупотреблять. Спиртного много, но знаю, что для русских спиртного много не бывает. Главное для нас работа и сейчас, и возможно, в дальнейшем. Считайте это тестом на стрессоустойчивость.

– Не беспокойтесь, Пьер! У нас в коллективе строгая дисциплина.

– Мне беспокоиться нечего, – улыбнулся я. – Алкоголь работать не мешает.

– Нам тоже! – расплылся в улыбке Саша Барыкин. – И сейчас, значит, – можно?

– Можно, хоть когда. Как русские говорят: «Водка в малых дозах безвредна в любых количествах».

Музыканты, выслушав переводчицу, весело заржали.

Мы неплохо посидели. Я позиционировал себя, совсем не знающим русского языка. В принципе, это я научился делать ещё живя в Британии. Встречались мне на выставках русские представители, которые пытались со мной поговорить и заключить контракты. Да-а-а… Но, как обычно бывает, после четвёртой рюмки вискаря все музыканты вдруг заговорили по-французски, или по-английски. В общем – хорошо посидели. Причём, Слободкин попытался утянуть за собой переводчицу, но та, вероятно выполняя задание начальства, клеилась ко мне, и я воспользовался случаем. Скрывать от КГБ мне было нечего, шпионок с крепким телом я не опасался и потому отдохнул телом и душой отменно. Тело согрела Ксюша, а душу – русская речь. Так что, я засыпал блаженствуя.

Моя аппаратура: микшерский пульт, примочка для гитары с шестью устройствами изменения звука, драм машина, вызвала привычную для меня реакцию музыкантов, то есть попросту – восхитила. Особенно после того, как я продемонстрировал работу драм машины, синтезатора и пульта, записав при них одну из песен, предложенных для репетиции – «Ветер перемен».

То, что получилось, музыкантов шокировало.

– Это же готовая для пластинки запись, – проговорил барабанщик.

– Да-а-а… Ровно записано, – покивал головой Слободкин – Без всплесков.

– Соляк, знатный, – кивая головой, проговорил Барыкин.

– А басуха? Откуда там басуха? – спросил Буйнов. – Фонограмма?

– Не совсем. Это так работает электронная драм машина. Она может выдавать сразу пять ритмических треков, набранных заранее. Я просто нажимаю вовремя кнопку на пульте, что на полу. Можно барабанную сбивку, запустить и она встанет в строчку. Вот, например…

Я сыграл рифы «Смог ин зе воте» и когда нажал на одну из кнопок на коробке, барабаны исполнили: «Та-да-да-да-та-да-дам!».

– А можно просто запустить бит песни, где эта сбивка присутствует заранее.

– Охренеть, – проговорил барабанщик. – Это, что можно любую партию набрать?

– В принципе, если бой однообразный и повторяющийся, то да. Если нет, то можно разложить на несколько треков и включать их по очереди.

– Ты хочешь сказать, что барабаны хранятся в этой коробке? – спросил Слободкин, тыча пальцем в пол.

– Нет. Это только кнопка. Сама машинка вот, – я показал на небольшой ящичек. – Это драм машина.

– Слышал я про такие, – покивал головой ркуководитель группы.

– В синтезаторе тоже есть функция записи и ритмов. Он тоже выведен на эту ножную педаль.

Я снова нажал кнопки. Из колонок послышался ритм барабанов и проигрыш клавиш, я вступил гитарой, за мной вторила бас-гитара. Спев и сыграв один куплет того же самого «Тумана над водой», я остановился, выключив музыку.

– Э-э– … И зачем тогда тебе мы? На сцене постоять?

Я разулыбался.

– Думаю, что с вами музыка будет более живой. Да и… Я у вас чему-нибудь поучусь, вы у меня, глядишь и будет польза для обеих сторон. Для меня, для вас, для Франции, для России. Мир, дружба, жевачка, – сказал я по-русски.

Раздав партитуры всего предполагаемого и согласованного в Москонцерте репертуара, я оставил бобины с записью композиций и оставил музыкантов в покое на пару дней. Сам занялся заказом сценических костюмов, атрибутики, светового и звукового оборудования. Кое что делалось по моим чертежам и схемам, что-то закупалось готовое.

На третий день я ознакомил музыкантов с репетиционным планом и мы приступили к работе, начав с более сложных ритмически. Всего в нашем репертуаре значилось двенадцать песен. Все они были написаны зарубежными авторами про Советский Союз и исполнялись в разные временные периоды: какие-то во время холодной войны, какие-то во времена перестройки. Ни одна песня не была антисоветской, даже пресловутая «Moskou» группы «Чингис Хан» или «Распутин» группы «Бони-М». Да что там, песня из сериала про Джеймса Бонда «Из России с любовью» и та имела вполне приличный текст.

Мы с полковником специально подобрали английские песни об СССР, чтобы они «разлетелись» по миру в преддверии Московской Олимпиады и возбудили к ней интерес. Главное, что идея была поддержана не только руководством КГБ, а именно самим Юрием Владимировичем Андроповым, но и идеологическим отделом ЦК КПСС, которому сообщили о французском музыканте с коммунистическими взглядами, лояльно относящемся к Советскому Союзу. То есть, решение о моём участии в «раскрутке» СССР было согласоваванно на самом «верху».

Павла Слободкина моя музыка не вдохновила ожидаемо. Это было видно по его лицу. Было видно, что он, зная условия контракта, намеревается покинуть меня и, судя по всему, склоняет к этому самых нужных ему членов коллектива. Всех он забрать не мог по условиям контракта. Это только если мне никто не придутся по «душе» и я сам от них откажусь, то пришлют других.

Но я уже знал, кого оставлю, если они согласятся сами, и стал работать с выбранными мной кандидатами индивидуально, похваливая и обходя вниманием их ошибки. Как не странно, одной из выбранных мной оказалась Людмила Барыкина. Во-первых, она старалась, во-вторых, – она была чем-то похожа на афро-американку. По крайней мере – причёской, а-ля «чёрный одуванчик». Мне, почему-то, сразу захотелось ей отдать «Имеджин» Евы Касиди. Сразу чувствовалось, что певица склонна к блюзовому стилю исполнения. На финал концерта «Имеджин» подойдёт однозначно. Хотел её исполнить сам, но пусть эту жизнеутверждающую песню исполнит советская певица. Почему нет?

Однозначно оставался барабанщик Виталик Валитов. Он сразу мне понравился своим повышенным старанием. Если бы не старался, значит оставаться не хотел, я так мыслил. Поэтому на четвёртый вечер на ужине я придержал его за руку, когда он проходил мимо меня с бокалом какого-то коктейля и показал глазами «на выход». Выйдя из столовой, мы прошли в комнату для звукозаписи, где мы всегда репетировали. Закрыв за собой плотно дверь, я обернулся к Виталику и спросил:

– Скажи прямо, тебе нравится моя музыка.

Виталик молча закивал, потом добавил.

– Все песни отпадные. Даже старые аранжированы так, что стали лучше, чем были. Та же Битловская «Бэк ин зе ЮССА» звучит совсем по новому.

– Хотел предложить тебе Виталя поиграть со мной немного подольше наших гастролей. Паше моя музыка не интересна.

– Да! – отмахнулся барабанщик, – Ему никакая музыка не интересна, кроме своей.

– И это правильно! – перебил я. – Так ведёт себя любой создатель, которого интересуют только его творения. Меня, допустим, тоже не интересуют его песни, хотя некоторые из них не так уж и плохи. Но, на самом деле, большинство хороших песен написал не он, а Тухманов, Антонов и некоторые другие авторы. Так ведь?