Текст книги "Джони, о-е! Или назад в СССР-3! (СИ)"

Автор книги: Михаил Шелест

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– А что делаем? – спросил Семцов.

– Пока делаем танцы. Потом у меня есть русские песни. Читали в постановлении? Можем осуществлять концертную деятельность. Как-то так… Так что делайте ставки, господа-товарищи. Кто со мной – тот герой.

– Я с тобой, – сразу сказал Семцов.

– Я тоже, – сказал Попков. – Я так, как сегодня, никогда не играл.

– Я, признаться, тоже, – буркнул Семцов.

Мы сложили гитары.

– А есть какая-то музыка? – спросил кто-то. – Хорошо сидим.

Я поставил бобину с нашими репетиционными записями и мы продолжили пить пиво. Как я помнил из своей молодости, пива студент мог выпить литров пять-восемь. Особенно, если туалет рядом. Хе-хе…

* * *

[1] The Beatles «A Hard Day’s Night» – https://rutube.ru/video/487e1e04ea648c43a11bff06e6512e36/?r=plwd

[2] B. B. King «The Thrill Is Gone» – https://rutube.ru/video/191955c42b732bae20beb098432c326f/?r=plwd

[3] The Beatles Video collection – https://rutube.ru/video/504655fb02919fc1f225502219327d21/?r=plwd

[4] The Beatles «Michelle» – https://yandex.ru/video/preview/17011226016962220377

Глава 22

– Кстати о кибернетике, – вдруг сказал я. – Тебя как зовут? Напомни пожалуйста, – попросил я студента-кибернетика.

– Валентин Миронов.

– Так вот, Валентин. Будем тут делать центр глобальной компьютерной сети. Ну, вернее, не центр, а узел. Уже летит оборудование. Слышал про «Академсеть»?

– Это в Ленинградском Физико-техническом институте имени Иоффе?

Я кивнул.

– Мы ездили туда на практику после первого и третьего курса.

– И как?

– Здорово. Они создали вычислительный центр общего пользования. Ой! Коллективного пользования! Говорят, что уже восемнадцать научных организаций Ленинграда пользуются услугами центра. Представляешь, когда мы были там после первого курса на ознакомительной практике, там пользовались перфокартами, а сейчас там вводят данные не с помощью перфокарт, а с помощью компьютерных терминалов.

– Во-о-о, – подумал я. – Это уже прогресс. В моё время в семьдесят восьмом только думали переходить на терминалы.

– Отлично, – покивал я головой. – Вот и тут сделаем что-то типа такого же. Поставим сервера, протянем локальные сети МГУ, соеденим их с Академсетью. А потом выйдем на зарубежные центры. Читал в постановлении: «обеспечить Фонду возможность автоматизированного обмена информацией с зарубежными сетями ЭВМ и банками данных»? Хочешь этим занятся?

– Конечно хочу!

– Ну, вот! Собирай команду! Зачтётся вам как дипломная работа.

– Я на четвёртом курсе ещё.

– Ну, тогда как курсовая работа. Придётся писать коммуникативные программы. Мои компьютеры чуть-чуть другие, нежели машины, что стоят в вашей лаборатории. Компьютерную лабораторию сделаем. У каждого на столе будет стоять персональный компьютер. Круто?

– Здорово! Когда начинать?

– Думаю, что дня через три. Завтра получу оборудование. Мне ещё с вашим руководством поговорить надо, а мы ещё и не познакомились даже. Ха-ха…

Пиво допили через полчаса и студенты, отягощённые пенным напитком и арахисом, попрощавшись, побрели из Большого зала. Закрыв его, я, имея в руках большой плед, отправился в кабинет директора театра, где имелся старенький, видевший, вероятно, многое, диванчик. Накинув на него плед я прилёг и с удовольствием проспал до того момента пока не позвонил телефон.

На удивление я был бодр. Пиво никак не отразилось на моём лице, которое я, как только поднял голову с диванного подлокотника, сразу увидел в большом зеркале. Видимо директор был женщиной, – подумал я. – Или что-то типа этого… Кхе-кхе…

«Кхе-кхе» я уже сказал вслух, поднял трубку с аппарата и приложил к уху.

– Слушаю! – сказал я.

– Товарищ Делаваль, здравствуйте. Это приёмная ректора Московского Государственного Университета.

Девушка, произносила слова раздельно и получалось именно с большой буквы.

– Очень хорошо! И?

– Э-э-э…

Девушка «зависла».

– Лапушка, я вас слушаю, -нежно произнёс я слегка охрипшим от утреннего ора битловских песен голосом.

– Анатолий Алексеевич хотел бы встретиться с вами, товарищ Делаваль.

– Конечно-конечно, – так же нежно произнёс я, добавляя французский акцент. – А правильно понимаю, что Анатолий Алексеевич – это ректор Московского Государственного Университета.

Я так же выделил каждое слово в названии ВУЗа.

– Правильно поняли. Когда вам будет удобно?

Мне вдруг показалось, что в трубке, кроме девичьего взволнованного, присутствует и тяжёлое мужское дыхание. Поняв, что это точно не «гэбня», я улыбнулся.

– Тогда, когда удобно Анатолию Алексеевичу.

– Прекрасно! Тогда можно сейчас. Вы же у себя в Театре?

– Да. Я в театре, – подтвердил я, не став ерничать, типа: «а куда вы звоните?»

– Знаете где кабинет?

Я знал где кабинет ещё по своей прошлой жизни.

– Найду.

– Ждём.

Я поднялся с дивана и прокрался в большой зал, где переоделся в тёмно-синий классический костюм, белую рубашку с тёмно-бордовым галстуком «хэнд мэйд», темно-синие Германские туфли «Саламандер» и носки той же фирмы. Взял фирменый бумажный пакет какого-то Французского бутика с заготовленным подарком, надел классическое тёмно-бордовое пальто с синим шёлковым шарфом, такого же цвета шляпу и отправился в резиденцию руководителя МГУ.

Встретившаяся мне по пути директор Дворца культуры так и осталась стоять с раскрытым ртом. Я, понимая, её состояние, только приветливо улыбнулся.

– Ничего, привыкнут, – подумал и вздохнул я, отметив, каким взглядом она проводила мой пакет с фирменой французской надписью. Да-а-а… Ну, ничего-ничего. Пройдёт.

Сдав на вахте ключ обомлевшей от моего вида вахтёрше, широко шагая по асфальтовым дорожкам, отправился в административный корпус. Пройдя с помоьщю пропуска вахту, поднялся на лифте на десятыый этаж и нашёл приёмную ректора. Вошёл. Встретился взглядом с глазами секретаря, миловидной брюнетки лет тридцати с коротким «каре» на голове.

– Здравствуйте! Я Пьер Делаваль.

– О! Очень приятно! – сказала она.

– А так? – спросил я, вытаскивая и кладя на стол блок американской фруктовой жевательной резинки.

– Так ещё приятнее, – сказала с широкой улыбкой девушка. – Раздевайтесь.

– Прямо тут? – удивлённо глядя на неё, спросил я.

– Можете пока снять только пальто, – поддержала мою шутку она. – Анатолий Алексеевич не любит экстравагантных артистов. Так театр и разогнал.

– Понятно. Спасибо за подсказку. Буду вести себя осторожнее.

– Вы весёый! – сказала девушка и постучала в дверь кабинета ректора. – Анатолий Алексеевич? Товарищ Делаваль пришёл.

– Пусть заходит, – буркнули из глубины кабинета.

Я вошёл. Ректором оказался мужчина возрастом чуть за пятьдесят, с высоким лбом, седыми волосами, зачёсаннями назад, в очках с чёрной оправой, пухлой нижней губой и волевым с ямочкой подбородком.

– Да-а-а, – подумалось, – такой точно не любит шутить.

На нём был надет костюм-тройка на лацкане которого был приколот какой-то маленький крулый значок с непонятнымы мне символами.

– Здравствуйте, Анатолий Алексеевич, – поздоровался я первым.

– Здравствуйте, товарищ Делаваль.

Ректор встал из своего кресла и мы пожали руки.

– Странно, почему они меня называют «товарищем»? В компартию Франции я не вступил. А может тоже меня «вступили» без моего согласия. Или сразу в КПСС? С них станется! – подумал я.

– Присаживайтесь. Вы очень молоды. Не страшно ввязываться в такую, э-э-э, в такое противостояние с западом?

– Какое противостояние? – удивился я с «одесской» интонацией.

– У вас хороший русский язык.

– Много упражнялся. Так какое противостояние.

– Ну, как же. Против СССР давно существуют санкции, железный занавес, так сказать. Ограничение в продажах оборудования, например. Мы не можем купить компьютеры, а вы их нам просто дарите, говорят? Или меня ввели в заблуждение?

– Молодец мужик! – восхитился я. – Сразу меня за яйца схватил.

– Леночка, нам кофе пожалуйста. Вам с молоком или чёрный?

– Только молотый, если есть, заварите пожалуйста и чёрный, конечно, – попросил я, не стесняясь привередничать. – Противостояние, говорите? Может быть… Но я частное лицо. Это моё дело, как тратить мои деньги. Я художник, музыкант, у меня неплохое наследство. Добрые люди переводят деньги на бобрые дела. Почему бы не помочь государству, заботящемуся о своих гражданах. Во Франции тоже была своя революция. Но мы не будем пока о моих мотивах. Я, в первую очередь, захотел помочь вашим музыкантам. Потом подумал, что без компьютара мне у вас будет скучно. Я уже успел привыкнуть к нему, к Британской библиотеке, откуда можно скачивать книги. Придумал сделать локальную сеть у вас и связать её с глобальной сетью. Я веду свой дискуссионный блог. Можно сделать такую же площадку у вас.

– Сколько компьтеров вы хотите нам подарить? – спросил ректор в лоб.

– Молодец, мужик! – ещё раз похвалил его я мысленно.

– Сколько надо будет, для того чтобы организовать коммуникативную логальную сеть и учебный процесс, столько и поставим. На каждый рабочий стол и для учебного процесса. У каждого студента-кибернетика на столе должен стоять персональный компьютер, который должен мочь связываться с Ленинградской Академсетью.

– Это несколько тысяч единиц, – настороженно прищурясь сказал ректор. – Большие деньги.

– Да. Думаю на всё про всё уйдёт миллионов десять фунтов стерлингов.

Секретарша принесла кофе.

– Может коньяк? – спросил академик.

– Не отказался бы. Кстати и вам коньяк.

Я поднял пакет с пола с коробкой «Курвуазье» про который забыл, продемонстрировал коробку и передал пакет ректору.

– Благодарю. За такие подарки мы должны вас на руках носить… Я не про «Курвуазье», конечно.

– Я не за этим приехал, Анатолий Алексеевич. Я за справедливость. А её в мире нет. Вот и пробую создать баланс.

– Противостоять?

– Ах! – махнул я рукой. – Называйте. как хотите. Там прижтут, не прогоните?

Ректор приподнял брови и улыбнулся.

– Думаю, что нет.

Мы выпили налитый секретарём коньяк «Арарат» и закусили шоколадными конфетами с черносливом. Запили коньяк хорошим кофе.

– Вам нравится Москва? – спросил ректор.

– Мне нравится СССР. Москву я ещё не видел. Хочу порисовать её.

– Вы, действительно, художник? – удивлённо спросил хозяин кабинета. – Чем пишите?

– Всем подряд, но люблю акварель.

– Сложный инструмент. Вернее, тонкий. Сам в юности увлекался.

– Хочу Кремль порисовать, Красную площадь, улицы.

– Пишите МГУ. Тут есть чудесные ракурсы. Ленинские Горы.

– Обязательно. Раз здесь поселили, отсюда и начну.

– У вас ещё и репетиции? Слышал как вы сегодня наяривали.

– Где это вы слышали, – удивился я.

Ректор показал на кнопки «интеркома».

– Включаю и слушаю, что делается в театре. Имейте ввиду.

– Ха-ха! – хохотнул я. – Спасибо, что предупредили.

– Да-да. Предупредите и своих ребят, чтобы держали себя в рамках приличия. Я понимаю, что вам нужны помощники и студенческая поддержка. Вы молодец, на самом деле. Только приехали, а уже и музыкантов среди студентов нашли и кибернетиков. Но прогуливать им не давайте.

– Спасибо за понимание. А мы конкурс устроим. Кто хорошо учится, тот и участвует в программе «Глобальная сеть». Это будет, кстати, наш первый грант. Вот его и разыграем.

– По грантам, мы с вами потом покумекаем, – осторожно покосившись на меня, проговорил ректор. – Есть достойные учёные и разработки.

– Покумекаем, – согласился я.

– Если я правильно понимаю, наше новое культурное веяние связано с предстоящей олимпиадой. Привлекательность СССР показать. И нашему Университету оказана честь стать альмаматер культурной программы. Но надо понимать, товарищ Делаваль, что русская культура и культура народов СССР не в «буги-вуги», а в других формах. Понимаете?

– Понимаю, Анатолий Алексеевич, но я делаю то, что могу. Если у вас есть предложения, давайте обсуждать. Полагаю, что у министерства культуры уже имеются коллективы, готовые представлять СССР на международной арене. Мне хочется поддержать молодых музыкантов, которые смогут стать достойными конкурентами зарубежным рок-группам. Внимание зарубежной молодёжи не привлечёшь русским хороводом или лезгинкой. Эти танцы хороши, но это старина. Это здорово, что мы её чтим, но надо показать миру, что и в современном искусстве СССР хоть и не «впереди планеты всей», но по крайней мере на достойном уровне. А для этого надо играть современную музыку и петь на английском языке, чтобы молодёжь понимала разницу в менталитете. Ведь западная рок-музыка, в основном, действительно ущербна. Некоторые опускаются до «обычного» сатанизма и глумятся над человеческими ценностями. Мы должны дать другой рок. Советский.

Ректор слушал меня очень внимательно, а когда я закончил, сказал:

– Кажется, я понял вашу задумку. И у вас есть, что сказать западной молодёжи?

– Есть. Думаю, в следующем году мы проведём Международный музыкальный фестиваль. Но даже если тексты песен не будут слишком советсскими, одно то, что рок-группа из-за «Железного Занавеса» такая же, а может где-то и лучше западных, очень удивит тамошнюю молодёжь и она потянется к нам. Они увидят, что мы такие же как и они.

– Интересно. Вы уже ассоциируете себя с нами.

– Что? – не понял я.

– Вы сказали «мы», предполагая себя?

– Это случайно. Я бы, честно сказать, вообще не хотел бы фигурировать в активной позиции. Но не знаю, получится ли? Одно дело то что мы сейчас репетируем с вашими музыкантами. Это, вроде как мой «домашний» проект. Там песни об СССР, Москве, русских людях. Зарисовки, так сказать музыкальные. И альбом планируется сделать с вкладками, где будут мои картинки-акварели с видами Москвы.

– Интересная задумка, – покивал головой ректор. – Вы уж тогда и наш университет туда вставьте.

– Обязательно! – заверил я его. – Сегодня вечером и приступлю.

– Экий вы, э-э-э, – ректор некоторое время не мог подыскать слово. – Активный. Да! Это правильно! Приехал работать – работай, а если отдыхать – отдыхай. Вижу, что вы приехали работать.

– Работать, Анатолий Алексеевич. Когда можно приступить?

– К чему? – удивился ректор.

– Прибудет оборудование завтра. Оформление займёт сутки. И уже сразу можно начать прокладывать кабель-трассы в учебной аудитории, подключать их к охранной сигнализации и помещение серверной.

– Нужен проект, – озабоченно нахмурился ректор. – Его надо согласовать с первым отделом. Кстати, странно, что товарищ Петров ещё с вами не познакомился.

– Товарищ Петров, наверное, получает ценные указания. Поверьте мне, Анатолий Алексеевич, эти работы не нарушают режим секретности, а наоборот, приближают момент постановки на контроль.

– Но кто этим будет заниматься? Нужны подрядные организации.

– Полагаю, товарищ Петров и займётся, – усмехнулся я. – У меня вчера уже состоялась беседа с моим, так сказать, куратором.

– Да-да, мне доложили, что вас увозили, – посерьёзнел ректор.

– Ну, вот. Сейчас вам надо определиться с помещением под серверную. Это где будут стоять основные компьютеры, хранящие основной массив данных и обеспечивающие маршрутизацию между рабочими станциями. Мне нужно не более десяти квадратных метров, но с вентиляцией.

– Мы, вообще-то, планировали делать что-то похожее на «Академсеть», поэтому и помещения и даже проект кое-какой имеется. Даже согласованный. Финансирование не выделили.

– Ну вот! – обрадовался я, честно говоря, рассчитывая на этот проект. Мне было известно, что такой проект существовал, но реализован был только частично в пределах административного корпуса, и то, только в девяностых годах. Зато МГУ первыми запустили программу «Студент» и «Учебный документооборот».

* * *

Из кабинета ректора МГУ я вышел окрылённый. Умным и современным оказался Логунов Анатолий Алексеевич, профессор и академик, создавший альтернативную теорию гравитации. Я помнил, что областью научных интересов Логунова были, кроме гравитации, квантовая теория поля и физика высоких энергий. Он был настоящим и деятельным учёным когда-то. Сейчас он показал себя как отличный и цепкий администратор, заботящийся о данном ему в управление учебном заведении. И это меня радовало.

Я спустился в столовую и неплохо перекусил, так как комбинат питания МГУ функционировал до восемнадцати часов. Взяв с собой пяток котлеток и буханку только что испечённого белого хлеба, нравился мне перекус перед сном, я снова отправился в Театр. Там у меня была вся моя одежда и нужные для рисования «причиндалы». Да и диванчик мне понравился. Хоть и старый, годов, наверное, пятидесятых, но удобный.

– Там буду пока обитать, – решил я.

Глава 23

Московский государственный университет состоит из множества зданий, а центральный корпус из нескольких пристроек в которых расположены некоторые факультеты, актовый зал театр и администрация. То есть, чтобы пройти к ректору не надо было выходить на улицу. Но мне хотелось показать себя в пальто, кашне и шляпе, а не просто в костюме. Просто костюмы есть у многих, а шляпы – редко у кого. Мода на шляпы в СССР прошла.

Переодевшись в «костюм художника»: тёплую куртку, высокие утеплённые ботинки, вязаный берет, и взяв ящик с «причиндалами», вышел на крыльцо южного (театрального) входа и решил, что начну здесь. Отсюда открывался вид на памятник Михаилу Ломоносову, стоящему, к слову, спиной к университету.

Я хмыкнул, разложил стульчик, мольберт с красками и мелками, и принялся переносить видимое глазами на картон. Очень быстро я увлёкся и перестал обращать внимание на то, что твориться у меня за спиной. Без такого умения рисовать на улице просто не возможно, и в этом я достиг нужного уровня «Дзэн».

Закончив один набросок, я убирал исчерченный лист, чуть разворачивался, меняя ракурс, и продолжал волшебство переноса объёмного изображения на плоскость картона. Примерно через два часа у меня скопилось восемь зарисовок образующих «панораму с театрального крыльца». Я так назвал свою композицию. Причём последний правый угол панорамы рисовался с уже включёнными фонарями. Получилось оригинально, что и подтвердил знакомый женский голос.

– Очень оригинально получилось, – сказала Майя Сергеевна. – Вы потом красками будете заканчивать?

Я обернулся.

– Да. Завтра в это же время, – я посмотрел на часы. – О! Восемь часов! Два часа пролетели как сон.

– Вы удивительно увлекающийся человек, – покачала головой женщина. – Я уверена, что вы совершенно не замечали, что вокруг вас кружат люди. Некоторые заглядывали к вам в рисунки из за спины. Я шикала на них, но они даже переговаривались. Но вы не обращали внимание. Удивительно!

Я посмотрел на Директора Дворца культуры.

– Мне нравится рисовать. Да и красиво у вас вокруг. Завораживает.

– Вы сверху посмотрите. Там наверху есть площадки. Вид с высоты птичьего полёта. Вы сегодня были у Анатолия Алексеевича, говорят. Хорошо поговорили? – ловко перешла она к нужной ей теме.

– Хорошо. Отличный у вас руководитель!

– Это так, – женщина горделиво выпрямилась. – Он лауреат Ленинской премии и член Верхового совета.

– Здорово! Поэтому мы и договорились быстро. Деловой человек. Хотел спросить… У вас же есть секция самбо?

– Да. Тут же на втором этаже. Сейчас у них тренировка, кстати, заканчивается. Можно с тренером поговорить, если хотите тренироваться. Вы ещё и спортсмен?

– Всего по немножку, – сказал я и скромно потупил взгляд. – Пойду, подмёрз немного.

– Всего хорошего.

– Да, ещё хотел спросить… Могу я иногда ночевать у себя в кабинете. Не хочется что-то сегодня в общежитие идти.

– Так вот же оно, – удивлённо махнула рукой Майя Сергеевна на примыкавшее к высотке многоэтажное здание.

Я состроил извиняющееся лицо.

– Я, порой, бываю такой ленивый…

– Ничего себе – ленивый, – воскликнула и фыркнула директор Дворца культуры. – Конечно можете. Мне сказали сделать так, чтобы вам было максимально комфортно работать. Так что пользуйтесь своим театром как хотите.

– То есть, могу благоустраиваться?

– Э-э-э… Что вы имеете ввиду?

– Ну, там, мебель всякую. Ремонтец косметический… Пыль стереть, то, сё…

– Косметический? – Майя Сергеевна усмехнулась. – Если только косметический, то можете. Перепланировки только по проекту и согласованию.

– О, кей!

– Всего хорошего, – повторила женщина.

– И вам хорошего вечера, – сказал я и вернулся в здание.

Забыв наполнить термос чаем, я, действительно, продрог. Конец октября семьдесят восьмого года в Москве был стылым, как, впрочем, и обычно. Сколько таких октябрей мной прожито в Москве! Э-хе-хе…

Отнеся художественные «причиндалы» в коморку театра и наскоро закинув в себя котлету, я переоделся в синий спортивный костюм с маленьким французским флагом на левой стороне груди, взял сумка с дзюдогой и пошёл в борцовский спортзал.

Я знал этот клуб самбо и знал главного тренера Виктора Александровича Куприянова, возглавлявшего секцию с восемьдесят пятого года. Мы поддерживали приятельские отношения и часто соперничали на ковре. Своими спортсменами, конечно. Можно сказать, что мы дружили с ним, так как довольно часто встречались просто так, распить бутылочку коньяка, или хорошего вина с шашлыками у меня дома и поговорить о политике.

Сейчас Виктор Алексеевич ещё не появился на спортивной университетской кафедре, куда придёт работать только в семьдесят девятом году. Кто руководил секцией самбо в настоящее время, мне было не известно, но я не волновался, что мне не позволятт тренироваться, справедливо полагая, что спортсмены всегда найдут общий язык и понимание.

Легко найдя зал, я вошёл и с удовольствием вдохнул довольно свежий воздух, только слегка имевший характерный запах пота. Едва уловимый запах аммиака говорил о том, что спортсмены сидят на белковой диете и ограничивают себя углеводами.

– Это не есть «гуд», – подумал я и встретился взглядом с пожилым мужчиной лет пятидесяти, одетым в куртку-самбовку, спортивные трусы и мягкие борцовки, разговаривавшим с довольно большим парнем и по росту, и по весу.

Сделав два шага в их сторону, я расслышал:

– Ну, нет у меня для тебя спарринг-партнёра, Толик. Никто не хочет с тобой бороться. Мало того, что ты большой, ты же ещё и грубый, как бычий хер на морозе. Беречь надо партнёров, Толя. Не могу я тебе их давать, чтобы ты гробил моих спортсменов. Иди к своим «вэвэшникам» и ломай их сколько твоей душе угодно.

– Но я же здесь тренировался, Вадим Васильевич. Я к вам привык.

– Привык он! – выплеснул из себя тренер, и с явным облегчением прервав разговор, обернулся ко мне. – Что хотели, молодой человек?

– Здравствуйте. Я Пьер Делаваль. Только вчера приехал в Москву и буду заниматься в университете театром и другими инновациями. Хотел бы у вас в зале поддерживать спортивную форму.

Я сразу своими словами дал понять, что какая-то «спортивная форма» у меня есть и это сработало.

– Вы надолго к нам? – спросил тренер заинтересованно.

– Думаю, да, – вздохнул я, показывая, что «тут хорошо, но дома», всё-таки, лучше.

– Вы француз? Занимались, э-э-э, дзюдо?

– Да, – подтвердил я.

– И вес у вас, э-э-э, где-то восемьдесят?

– Восемьдесят два.

– Рост высоковатый для борца. Сто девяносто?

– Сто восемьдесят семь. Зато для карате в самый раз.

– Вы обладаете карате? – заинтересовался тренер.

– На уровне мастера.

– О, как! Неплохо. Вот вам и спарринг партнёр. Толик тоже обладает навыками карате и борется неплохо.

Я мысленно поаплодировал тренеру.

– Отлично! Могу идти переодеваться?

– Идите. Сейчас начнётся тренировка взрослых спортсменов. Вам сколько лет?

– Двадцать пять.

– Прекрасный возраст для спорта. Переодевайтесь.

Он показал в сторону раздевалки.

– И ты переодевайся, – сказал он Толику. – Повезло тебе. Но смотри мне.

Тренер погрозил спортсмену пальцем.

– Только посмей мне сломать француза.

– Я нежно, – пробасил Толик.

Тренер нервно дёрнул головой и показал Толику кулак. На фоне ладони Толика прижатой к груди в порыве искренней благодарности мосластый и немаленький кулак тренера, всё же не впечатлял. Но я уже не смотрел на них. Давно я не нормально тренировался. В Лондоне ходил в несколько спортивных клубов где преподавали дзюдо, но нормальных соперников в них не было и я явно свою спортивную форму упустил. Базу карате и бокса поддерживал самостоятельно, а вот с борьбой не задалось.

Тренер нервно дёрнул головой и показал Толику кулак. На фоне ладони Толика прижатой к груди в порыве искренней благодарности мосластый и немаленький кулак тренера, всё же не впечатлял. Но я уже не смотрел на них. Давно я не нормально тренировался. В Лондоне ходил в несколько спортивных клубов гдепреподавали дзюдо, но нормальных соперников в них не было и я явно свою спортивную форму упустил. Базу карате и бокса поддерживал самостоятельно, а вот с борьбой не задалось.

Заняв свободную кабинку, переоделся в кимоно и сланцы, закрыл кабинку на ключ и с некоторым трепетом прошёл в зал, где поклонился на входе и оставил тапочки у стенки рядом с ковром «лицом» к выходу. Занимающихся босиком было мало, так же как и тапочек. Я предпочитал практиковать спортивное дзюдол и карате без спортивной обуви, в отличие от боевого. Для этого использовалась специальная обувь с жестким носком, удар которого в определённые точки тела был, практически, ноккаутирующим. Да и «голой» ногой все передние удары, что прямые, что боковые, я предпочитал бить основанием пальцев ступни. Даже лоукики. Дистанция больше и удар получается неожиданнее. А если попасть в нужную точку, то нога «отстегнётся» мгновенно. Да-а-а…

Так я думал, разминаясь самостоятельно, как сказал тренер, и поглядывая на моего будущего спарринг-партнёра толика у которого ноги, торчавшие из спортивных трусов, походили на колонны Дворца культуры МГУ. Они были такие же квадратные. Хе-хе…

Разогревшись самостоятельно и дождавшись начала тренировки, мы под руководством тренера провели стандартный борцовский разминочный комплекс. В Союзе он был везде одинаковым, поэтому я не тормозил и было видно, что тренеру нравилась моя гибкость и работа на переднем и заднем мосту. Понятно, что я легко отжимался, приседал, кувыркался, делал колесо и фляки.

Когда начали отработку приёмов в парах, Громила Толик, весивший под сотню, сначала обращался со мной, как с фарфоровой куклой, но тотом вошёл в раж и тренеру пришлось несколько раз утихомиривать его, слишком уж агрессивно Толик проводил броски. Казалось, что просто сейчас разорвёт, таская меня то в право, то в лево, выводя из равновесия и накручивая на бедро или плечо.

Я некоторое время терпел, потом перехватил запястье его правой руки, пытавшейся меня схватить, обеими руками и шагнул правой ногой в правую сторону, а затем крутнулся против часовой стрелки своей левой ногой всё ещё не отпуская его предплечье. Толик взлетел в воздух, мелькнул ногами и упал на спину. Крутнувшись вокруг его головы, не выпуская его руки, я перевернул его на живот, завел его руку за спину и сделал «первый контроль».

– Что это было? – просипел Толик после хлопка ладонью о ковёр.

– Название броска тебе ничего не скажет. Это приём из арсенала айкидо[1].

– Хрена себе! Ты мне чуть руку не оторвал!

– Ты слишком агрессивен. Я почти ничего не делал, только перехватил покрепче твою руку. Ведь за запястье в дзюдо хватать можно?

Это я обратился к тренеру, подошедшему к нам.

– С тобой всё в порядке? – спросил он Толика.

Уже перевернувшийся на спину громила, задумчиво смотрел в потолок.

– Как не странно, но да. Покажешь ещё раз?

– Да, хоть два раза! – улыбнулся я. – Понравилось?

– Охренеть как! – искренне сказал Толик.

– Рука не болит в локте, в плече? – спросил тренер.

– У-у, – отрицательно покрутил головой мой спарринг-партнёр. – Что мне делать?

– Что делал, то и делай. Ты же хотел схватить прямой захват? Вот и хватай.

В этот раз Толик уже не так ретиво кинулся за захватом, но мне и не нужна была его инерция. Сбив его руку обеими ладонями вниз и пропустив её мимо себя поворотом таза, я повторил приём с зашагиванием правой ноги в сторону и проворотом тела вокруг неё против часовой стрелки. Толик снова взлетел в воздух, взмахнув ногами как птица, крутнулся и припечатался спиной о ковёр. В зале снова послышался коллективный «Ах!».

– Практически – бросок через переднюю ногу. Передняя подножка, только с скручиванием руки. Но, думаю, судьи за такой бросок дадут «шидо». Предупреждение. А могут и дисквалифицировать.

Я подумал, что Анатолию не очень важно спортивное единоборство, раз он служит во внутренних войсках. Тебе нужна реальная защита, ведь так? – спросил я у спарринг-партнёра. Тот кивнул.

– Ну вот и захотелось показать.

– И много ты знаешь таких приёмов? – спросил Толик.

– Их в айкидо тысячи, – скромно сказал я, не ответив на его вопрос.

Толик поднялся.

– Ведь можно представить, что в моей руке нож, правильно? И реакция его тела естественная, да, тренер. Убрать переднюю ногу не всегда получается, а вот убрать живот разворотом таза, это возможно. А ну, сделай медленно!

– Идите в дальний угол зала и там развлекайтесь. Не мешайте тренировке, – сказал тренер вроде как сердясь, но на самом деле очень даже заинтересованно.

Я показал Толику работу таза, как правильно зафиксировать ударную руку. Он в это время напряг своё тело, превратившись в столб, но я прижал его руку к телу и с его помощью вывел соперника из равновесия. Так в виде бревна он и грохнулся о ковёр.

– Так по жёстче будет, – прохрипел он, отдыхая на ковре. – Но как ты смог меня бросить? Ни у кого не получалось, если я напрягался.

– Давай ещё кое что покажу. Вставай.

Я подал ему руку и он поднялся, поджав ноги в коленях.

– Вот смотри. Ты бьёшь. Я уклоняюсь, фиксирую руку и бью тебя ногой.

Я не сильно пробил ему в живот правой (задней) ногой. Толик от неожиданности охнул, «схватив» удар солнечным сплетением. Обмяк и легко крутнулся в воздухе.

– Охренеть! – снова восхитился он, похлопывая ладонью по ковру. – Это же то, что нужно.

– Главное, что не требуется большая площадь. Можно ведь и не бросать, а просто завалить вращая его руку вокруг оси плеча. Вот так.

Я показал прием без «полёта», чуть сильнее вогнав ему свою ногу в его пресс.

– Су-у-у-ка! Хорошо-то как. Давай я.

Мы долго разучивали полюбившийся Толику приём, а я видел, как улыбается тренер. Наверняка зарисует приём и будет использовать в боевом самбо. Очень уж он не только эффективный, но и эффектный.

– Вы нормально бороться-то будете? – наконец не выдержал тренер. – Давайте прекращайте баловство. Схватка пять минут. Пусть француз покажет себя безо всяких подлянок. Дзюдо, так – дзюдо.

– И самбо, – сказал я.

– Ну, хорошо. И самбо…

Мы вышли в середину, остальные расселись по краю ковра у стенок.

Толик был здоров, как бык. Вернее, как великан. Но и по-великански инертен. Захват я ему не отдавал и мы кружились и кружились. Наконец, мне это надоело, я сделал проход в одну ногу, накрутился на неё в стиле Грейси, повалил его и провёл защемление ахилесова сухожилия.