Текст книги "Операция «Феникс»"

Автор книги: Михаил Прудников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

– Я никогда не была в России, – сказала Пэт.

– За чем же стало дело? Три часа полёта и…

– Теперь я обязательно побываю…

– Теперь?

– Да, теперь… после знакомства с вами, – она умолкла и опустила глаза. Смеляков уловил в её интонации фальшь, и она, видимо, догадалась об этом, потому что тут же угодливо добавила: – Да, теперь, после того как я познакомилась с вами, мне захотелось посмотреть и Москву и главное – посмотреть, как работают мои русские коллеги.

– Что ж, это очень хорошо, – будете моей гостьей…

– О, благодарю вас… но пока что вы наш гость… Вы сделали бы мне честь, доктор, если бы посетили меня дома… У меня будет небольшой круг друзей.

Смеляков с удовольствием согласился.

– Кстати, я никогда не был у англичан дома. Любопытно взглянуть на такой английский дом-крепость…

– Ну, – засмеялась Пэт, – эта поговорка не обо мне. Мой дом открыт для всех. Как вы смотрите: если завтра в восемь…

– Буду непременно.

Ужин закончился так же весело, как и начался. У подъезда ресторана участников банкета ждали машины. Программа посещения предусматривала посещение театра. В «Одеоне» давали «Виндзорских проказниц». Садясь в машину, Смеляков подумал о том, что в гостиницу он снова вернётся за полночь – повалится в постель как убитый. «Нет, – решил он, – светская жизнь не для меня. Она утомительнее, чем работа».

Он подумал о своей лаборатории, о своих сотрудниках, о незаконченной рукописи по сплавам, и ему вдруг захотелось скорее домой, в Москву. А рядом в машине сидела Пэт. «Почему она не отходит от меня? Разве я похож на соблазнителя?»

Смеляков усмехнулся.

– Чему вы улыбаетесь, доктор? – кокетливо полюбопытствовала Пэт.

– Я улыбаюсь «мыслям путаным моим», что бродят в дебрях сознанья моего, – ответил он цитатой из Шекспира.

* * *

Фары вырвали из тьмы купы деревьев, за которыми сверкнули окна двухэтажной виллы. Когда радиатор почти упёрся в двухстворчатые ворота, они автоматически раскрылись, и «мерседес» оказался в тёмной камере расположенного в нижнем этаже гаража.

– Приехали, – сказал бородатый.

За всю дорогу он не сказал ни слова, и Гансу Кушницу казалось, что рядом с ним не человек, а тщательно закамуфлированный под человека робот в толстом свитере, посасывающий трубку.

По узкой лестнице они поднялись в просторный холл, стены которого были увешаны абстрактными картинами.

– Здесь мы в безопасности, – сказала Юлия, опускаясь в кресло. Она с любопытством рассматривала Ганса, будто видела его впервые.

– Послушайте, Юлия, где мы?

– У моего друга. Не бойтесь, сюда никто не придёт, – она мягко коснулась его руки.

– Я не боюсь… С такой женщиной, как вы…

Она улыбнулась, кажется, впервые за время их знакомства легко и открыто. Лицо её с большими тёмными глазами казалось Гансу невыразимо прекрасным.

Бородатый вернулся с подносом, на котором позванивали бутылки и стаканы. Он невозмутимо посасывал трубку.

– Питер, у тебя найдётся для нашего друга какая-нибудь одежда?

– Одежда потом, сначала выпьем, – ответил тот, разливая виски по стаканам. – Не знаю, что говорится в подобных случаях, – продолжал он, поднимая свой стакан. – Я занимался в своей жизни многим: летал на самолётах, занимался поисками подводных сокровищ, проектировал госпитали для прокажённых в Африке, но вот спасать людей из психиатрической клиники мне не приходилось…

– Я думаю, – с улыбкой подхватила Юлия, – нужно пожелать нашему другу, чтобы он вёл себя спокойно, пока мы что-нибудь для него ни придумаем.

Они выпили.

– Спасибо вам за всё, – пробормотал Ганс. – Вы спасли меня…

– О, благодарность преждевременная, – возразила Юлия. – Пока вы сделали только полшага на пути к свободе. Сегодня вас хватятся. Профессор поднимет на ноги полицию. Вас будут разыскивать по всей стране.

Всё напряглось внутри у Ганса. Он представил, как в особняк врывается профессор… в сопровождении полицейских. Его, Ганса, впихивают в машину и снова водворяют в больничную палату. Нет, только не это…

– Но какое они имеют право?.. Здесь я, по существу, иностранец…

– Как вы докажете? – возразил Питер. – Ведь при вас нет никаких документов.

– Может быть, связаться с газетами? – предложила Юлия.

– О нет, – возразил Питер. – Представьте себя на месте репортёра. К вам заявляется неизвестный субъект, сообщает, что он бежал из дома умалишённых и рассказывает историю, которая действительно очень похожа на горячечный бред… Что бы вы сделали на месте этого газетчика?

– Да… – Юлия сжала виски пальцами. – Положение…

– Надо обратиться в посольство, – сказал Ганс. – Действовать через официальные каналы. Они установят мою личность и выяснят, кому понадобилось держать меня в психиатрической клинике.

– Да, – согласился Питер, – это единственный выход. А сейчас, Ганс, вы примете ванную, переоденетесь я напишете обо всём, что случилось с вами. Я постараюсь доставить ваше письмо в Бонн, в посольство Советского Союза. Они свяжутся с властями Восточной Германии. На это потребуется время. Поживите пока у меня…

Ганс усмехнулся.

– Последние месяцы я только и делаю, что меняю камеры заключения.

– Другого выхода пока нет. – Питер пожал плечами.

Когда, приняв ванну, Ганс оказался в широкой кровати, он долго не мог заснуть, прислушиваясь к каждому шороху за окном.

Часы показывала четверть третьего ночи.

* * *

Рудник скрылся. Теперь Рублёв почти не сомневался, что Клиент знал о своём провале и потому был начеку. Знать он мог только от Матвеевой. Больше, неоткуда.

Пошёл лёгкий дождь, и ветровое стекло быстро покрылось рябью. Шофёр включил дворники, и они очертили гладкие призрачные полукруги. «Волга» стояла у тротуара. Хрипел динамик рации:

– Третий, доложите, как дела?

– Потеряли след, – ответил Рублёв. – Клиент скрылся прежде, чем мы успели его задержать.

– Какого чёрта! – прорычал Петраков в динамике. – Нужно было брать сразу. Где он был?

– В квартире Матвеевой. – Рублёв старался говорить спокойно.

– И в чём же дело?

– Не хотели привлекать внимание соседей… Ведь Матвеевой здесь жить. Хотели взять на улице.

– Хотели, хотели… Ваше предложение?

– Предлагаю объявить розыск. Далеко он уйти не может. Подключите милицию.

Динамик выключился. Рублёв достал платок и вытер вспотевшее лицо. Чёрт побери, как глупо всё получилось! Не избежать неприятных разговоров в управлении.

Несколько часов назад он получил сообщение из Могилёва от Максимова, которому удалось установить, что Рудник и разыскиваемый много лет органами госбезопасности Обухович одно и то же лицо. «Он был карателем, – передал Максимов. – Немедленно выписывайте ордер на арест».

Через несколько часов Рублёв с двумя сотрудниками выехал к Руднику. Но его дома не оказалось. Рублёв дал задание связаться с автобазой и посольством ГДР. И там Рудника не было. Они подождали у подъезда, но он не появлялся.

Рублёв назвал шофёру адрес Матвеевой. Не успели они остановиться у дома, где она жила, как из подъезда появился Рудник. Было уже темно, и Рублёв не сразу узнал его. Руднику стоявшая у обочины машина показалась подозрительной. И прежде чем Рублёв успел скомандовать сотрудникам, он исчез в подворотне соседнего дома. Они обшарили весь квартал, но Клиент успел оторваться от преследования. «На что он надеется? – зло думал Рублёв. – Куда он денется? Рано или поздно, а мы найдём его. Из-под земли достанем. Хочет продлить агонию…»

Приказав сотрудникам прекратить поиски, он лихорадочно размышлял, что делать дальше. Прежде всего, конечно, нужно было зайти к Матвеевой. Возможно, она знает, где может скрываться Рудник. Выслушав отповедь Петракова, Сергей Николаевич вышел из машины и отыскал квартиру Матвеевой.

На его неоднократные звонки никто не отозвался. Неужели Лидии Павловны нет дома? Но в таком случае, что здесь делать Руднику? Ещё и ещё раз нажимал Сергей Николаевич кнопку звонка, но за обитой дерматином дверью стояла тишина.

Рублёв толкнул дверь, она оказалась незапертой.

В темноте он с трудом нащупал выключатель. На тахте, укрытая клетчатым пледом, лежала Матвеева. Она никак не реагировала на свет. Лицо её было спокойным. «Неужели убита?» – подумал Рублёв. Но никаких следов ранений или насилия на лице видно не было. «Что же с ней случилось?»

Первое, что пришло в голову Рублёву: Клиент убил Лидию Павловну. Убил ненужного свидетеля. Возможно, она выдала себя.

Неужели Рудник рискнул пойти на «мокрое дело»? Если его подозрения верны, то, скорее всего, ото он, Рублёв, виноват в её смерти. Но какой смысл было Руднику убирать Лидию Павловну? Он не такой дурак, чтобы понять – дело его проиграно в любом случае. Если только из-за мести? В припадке бешенства?

Сергей Николаевич вызвал милицию. Не прошло и пяти минут, как в квартире появились двое: младший лейтенант и старшина.

Старшина легонько потряс Лидию Павловну за плечо. Она не пошевелилась. Потряс сильнее – снова никакой реакции. Милиционер взял руку, нащупал пульс, потом прислонился ухом к груди.

– Жива! – воскликнул он, повернув к вошедшим молодое удивлённое лицо. – Может, просто спит крепко.

И тут под ногами у Рублёва что-то мягко хрустнуло – таблетка! На столике он увидел ещё несколько штук.

– Врача! – приказал он одному из оперуполномоченных. – Срочно «скорую помощь»!

– Что с ней? – спросил милиционер.

– Снотворное! Она выпила снотворное! – почти крикнул Рублёв.

Комната сразу пришла в движение. Захлопали двери. Несколько человек побежало на улицу.

– Вот что, – спросил он топтавшуюся в прихожей дворничиху, низкорослую татарку в цветастом платке, – врач в доме есть? Живёт здесь какой-нибудь врач?

– Врач? – Она наморщила лоб. – Кажется, живёт.

– Где? В какой квартире?

– В тридцать пятой. Ксения Ивановна. В районной работает.

Милицейский сержант кинулся за врачом. Минут через пять он вернулся с молодой энергичной женщиной в тёмных очках.

– Лидия Павловна! – всплеснула она руками. – Что с ней? Я её знала.

Рублёв молча протянул ей несколько таблеток. Секунду Ксения Ивановна рассматривала их.

– Нембутал. Сколько же она его приняла? Бог мой! – Она потрогала пульс Матвеевой. – Мужчин попрошу выйти. Интересно, есть в этом доме клизма… А вас, – обратилась она к дворничихе, – попрошу остаться. Поможете мне.

– Как вы думаете, – спросил врача Рублёв, – удастся её спасти?

– Сделаю всё возможное.

Когда Рублёв выходил из подъезда, к дому, осветив тёмные окна светом фар, подъехала «скорая». Из машины вылезли двое санитаров в белых халатах.

«Что же произошло в квартире Матвеевой за час-два до его приезда? И почему Лидия Павловна приняла снотворное? А может быть, это всего-навсего имитация самоубийства? Может быть, Рудник снова пытается навести его на ложный след? Нет, на сей раз это ему не удастся!» Сергей Николаевич несколько раз прошёлся но узкой дорожке, огибавшей дом. Накрапывал дождь. Деревья роняли тяжёлые капли. Невдалеке шумела машинами улица Кирова.

Из подъезда выходили санитары с носилками. В тусклом свете фонаря лицо Лидии Павловны казалось лилово-бледным.

Рублёв проводил взглядом отъехавшую «скорую» и поднялся наверх.

Дворничиха прибирала пол. Ксения Ивановна мыла в ванной руки.

– Будет жить… – ответила она на молчаливый вопрос Рублёва. – Кажется, успели вовремя.

– Спасибо вам, – Сергей Николаевич облегчённо вздохнул. – А сейчас нам нужно осмотреть квартиру.

* * *

Мистер Крейс и ещё двое участников симпозиума оказались в числе приглашённых к Пэт. Пэт встретила его сияющая, излучающая радость, и радость её – она всячески это подчёркивала на протяжении почти всего вечера – объяснялась тем, что русский учёный, такой прославленный, такой выдающийся, нашёл возможность посетить её, скромную подвижницу науки.

– Мистер Смеляков, пожалуйста, без церемоний. У меня всё просто. Терпеть не могу чопорности. Прошу вас, прошу.

Мистер Крейс и ещё несколько других почтенных джентльменов пожали Смелякову руку и любезно раскланялись. Пэт сама приготовила Смелякову джин с тоником, хотя на столике стояла смирновская водка, вероятно приготовленная специально для него. Но пить крепкие напитки он не решился, опасаясь опрометчивости в разговоре.

Смеляков огляделся. Просторная гостиная была выдержана в ярких, как ему показалось вначале, даже кричащих тонах. И всё же он должен был признать, что оформлена она с большим вкусом. Жёлтые, красные, коричневатые тона спорили и вместе с тем дополняли друг друга. На длинном секционном шкафу, занимавшем одну из стен, была расставлена масса безделушек: морские ракушки и резьба по кости, статуэтки из чёрного дерева и африканские маски, старинные пистолеты и русские иконы.

– Откуда у вас иконы? – спросил Смеляков.

– О, это мне подарили друзья, побывавшие в России. Но вообще у меня мало русских сувениров.

В последней фразе содержался намёк, и Смеляков поспешил заверить, что он может расширить русскую часть коллекции.

Пэт провела Смелякова в гостиную с камином и мохнатой шкурой на полу. Они опустились в широкие глубокие кресла с мягкими подлокотниками!

– Здесь нам никто не будет мешать, – сказала она, наливая Смелякову виски со льдом.

Там в присутствии гостей Смелякову показалось, что она чересчур оживлена и возбуждена. Он приписал это действию виски: пожалуй, для женщины она пила многовато.

Но сейчас она была совершенно трезвой. Голос её звучал ровно и спокойно:

– Мой дорогой русский друг, вы позволите мне вас так называть? Я надеюсь, что теперь мы друзья, не так ли? – И, получив подтверждение гостя, продолжала: – Я уверена, что мы, учёные, должны держаться вместе, помогать друг другу. Кстати, как вы смотрите на то, чтобы мы с вами заключили небольшую дружескую сделку.

– Какую? – Смеляков добродушно улыбнулся.

– Насчёт обмена научной информацией.

– Но она не всегда наша собственность. Иногда она является собственностью правительства, на средства которого мы, советские учёные, ведём исследования.

– О, пустяки! – отмахнулась Пэт. – У правительства свои интересы, у меня – свои. Я могла бы сообщать вам все новейшие результаты наших изысканий. Вы можете использовать их по своему усмотрению.

– Звучит соблазнительно! – рассмеялся Смеляков. – А что я должен сделать взамен? Ведь речь идёт о сделке?

– Совсем немного. – Пэт снисходительно улыбнулась. – Меня интересуют кое-какие аспекты других видов энергии.

– Боюсь, что это не в моих силах.

– Но почему?

– Думаю, что вы знаете не хуже меня. Практическое освоение новых видов энергии пока ещё на таком уровне…

– Вот именно пока! Рано или поздно эту задачу решат учёные Англии и Америки. Имеет ли смысл делать из этого тайну? – Пэт встала и подошла к Смелякову. Он тоже встал. – Подумайте, доктор. И помните, я умею быть благодарной. – Она взяла Смелякова за пуговицу и посмотрела ему прямо в глаза. От неё шёл тонкий запах духов. Обнажённая в полуулыбке, влажно блестела ослепительной белизны эмаль зубов.

– А вы честолюбивы, – тихо проговорил доктор.

Пэт рассмеялась и отпустила пуговицу пиджака.

– Каюсь, доктор. Да.

– Вы хотите научной славы?

– Да, доктор, да.

– Но зачем вам она? У вас есть и так масса достоинств: молодость, красота, обаяние.

– Доктор, – понизила голос Пэт, – сделайте мне одолжение, и кроме новейшей научной информации вы будете располагать и тем, что вы отнесли к числу моих достоинств.

Смеляков был ошарашен. Она открыто предлагала ему себя. И он вдруг с беспощадной отчётливостью понял весь подтекст их беседы. Его смутные подозрения превратились в твёрдую уверенность.

Пэт, видимо, расценила его молчание по-своему. Она схватила Смелякова за руки и снизу вверх, глядя ему в глаза, шепнула:

– Хотите, я приеду в Москву?

– Пэт… – Смеляков сощурил глаза, – можно один нескромный вопрос? Чем вы занимаетесь ещё кроме научной деятельности?

– Ничем, доктор. Уверяю вас, ничем, К чему эти подозрения?

– Хорошо, – сказал Смеляков. – Я поразмышляю. А теперь пройдём к гостям.

Смеляков вернулся в гостиную в скверном настроении. Он понимал, что разговор с Пэт – это лишь пробный шар. Его не оставят в покое. Следующее предложение будет сделано в более настойчивой форме. А если он откажется, то тот, кто стоит за спиной этой красотки, не остановится и перед шантажом.

На следующий день он пошёл в посольство и, передав разговор с Пэт, заявил о своём твёрдом намерении срочно улететь в Москву.

Глава семнадцатая
Кушниц выполняет приказ

Кларк был решительно недоволен своим подчинённым. Маккензи явно деградировал. Он опаздывал на службу, неряшливо одевался и стал пить, хотя прежде Кларк завидовал его воздержанности. К тому же Маккензи без конца разглагольствовал на политические темы, обнаруживая пацифистское настроение и нежелание заниматься «грязным бизнесом» – так он называл шпионаж.

Как-то после посольского приёма они остались вдвоём в квартире Кларка.

– Послушайте, – начал Джозеф, развалясь в кресле, – вам не кажется, что мы с вами тратим свою жизнь впустую?..

– Что за странный вопрос!

– Почему же странный. У меня есть брат в Лондоне. Инженер-строитель. Знаете, я ему завидую. Он строит мосты, заводы, башни, антенны. Он творит жизнь, Кларк. А что сделали мы с вами, а?

– Мы сражались с вами, Джо, за демократию. Мы её верные солдаты…

– Демократию? А кто, собственно, собирается на неё нападать, Кларк?

– Как кто? Естественно, коммунисты.

– И вы верите в эти басни?

– А почему я должен не верить, Джо? Взять ту же ракету… Ведь русские, несмотря на их разговоры о мире, осуществляют обширную военную программу.

– А почему бы им её не осуществлять? Ведь у них есть враги. Русские не настолько глупы, чтобы сидеть сложа руки.

– Но почему вы уверены, что это оружие Советы когда-нибудь не повернут против нас?

– Очень просто. Им это не нужно. У них хватает собственных забот. Так что мы трудимся с вами вхолостую, Кларк.

– Не надо преувеличивать, Джо. Война – естественное состояние человечества. Оно не обойдётся без услуг людей нашей профессии.

– Ну, это спорный вопрос, – уклончиво ответил Маккензи. – Но что касается ракеты, то, строго между нами, если она есть у русских, я только этому рад.

– Что вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что эта ракета – гарантия, Кларк, и нашей с тобой безопасности.

– Не понимаю.

– А что тут понимать! Просто она остудит горячие головы в Лондоне. И не только там. Повторяю, Кларк, я не верю, что русские когда-либо начнут войну.

– Странно слышать это из уст моего коллеги. Я смотрю, русский климат пошёл вам не на пользу, Джо.

В ответ Маккензи только пожал плечами.

Кларк стал сомневаться в лояльности подчинённого. Он всегда старался не обострять отношений ни с подчинёнными, ни с руководством, но тут не выдержал и направил в высшие инстанции рапорт с просьбой заменить Маккензи новым сотрудником.

Этот разговор и вспомнился сейчас Кларку, ожидавшему Маккензи по срочному делу. А дело было такое, что оно сильно встревожило Кларка.

Бывают события, которых ждёшь постоянно, однако, когда это событие наступило, сознание отказывается верить в его реальность. Так получилось и с Кларком.

Всю жизнь он, профессиональный разведчик, внутренне готовил себя к возможному провалу. Теперь провал стал фактом. И всё же Кларк никак не хотел в это верить. А не верить было нельзя. Ганс Кушниц получил сигнал, означающий только одно – Павел Рудник «засветился». За ним идёт слежка.

Кларк остановил стремительный бег по кабинету, достал из бара бутылку виски, налил полстакана и опорожнил его залпом. Вскоре он почувствовал, как по телу разливается успокоительное тепло.

Из всего сумбура охвативших его мыслей Кларк выделил одну, самую главную – провала операции «Феникс» допустить нельзя. Если даже Рудник и завалился – это полбеды. Тем более что агент пока на свободе. Нет, не всё потеряно. Главное – не допустить, чтобы советская контрразведка вышла на него, Кларка. Для этого нужно срочно отрубить все нити, связывающие его с завалившимся агентом. В разведывательной сети, как и в любой машине, вышедшую из строя деталь заменяют новой. Важно, чтобы машина продолжала работать. Но больше всего Кларка беспокоила даже не «машина», а его собственная судьба. Его карьера резидента в Москве только началась, и началась неплохо: ведь ему удалось получить подробнейшие сведения о Смелякове, удалось выяснить, тот выехал в Лондон на симпозиум. Донесения, которые он, Кларк, отправлял в центр, дышали оптимизмом. После столь благополучного старта нужно всеми силами исключить нежелательный конец.

Кларк, увидел, что прибыл мистер Маккензи. Тот вошёл, загорелый, сухой, с непроницаемым веснушчатым лицом.

– Ну? Докладывайте.

– Всё, конец. Действительно Рудник завалился.

Маккензи достал безукоризненной чистоты платок и вытер вспотевший лоб.

Кларк побледнел, но взял себя в руки и недовольно произнёс:

– Только без паники. Говорите спокойнее.

– Может… Ни вы, ни я не знаем Рудника, – выдавил Маккензи из себя после длительной паузы и уставился серыми глазками на шефа.

– Да, но он знает нас. Вот что печально, Джозеф.

– Он понятия не имеет, где мы работаем.

– Не болтайте глупостей, Джозеф. Русские докопаются. Покажут наши фотографии, и Рудник нас опознает. Или, может быть, вы думаете, что на допросе он окажется немым? Впрочем, его можно сделать немым, – медленно выговорил Кларк.

– Что вы хотите сказать? – Маккензи быстрым взглядом окинул полную фигуру своего шефа.

– А вы что, не догадываетесь?

– Догадываюсь. Но предпочёл бы обойтись без уголовщины. Не люблю скандалов, Кларк.

– Бросьте, Джо. Вы не хуже меня знаете историю шпионажа. Он всегда ходил под руку с уголовщиной.

– Заметьте, Кларк, это плохой шпионаж.

– Ну, если вы поклонник интеллектуального стиля, предложите что-нибудь ещё.

Маккензи перевёл дыхание и налил себе виски.

– Например, переброска на Запад, – проговорил он, морщась и, ставя стакан на стол.

– Очень остроумно! – саркастически заметил Кларк. – Но хотелось бы узнать, каким образом? Приклеить этому Руднику бороду и вручить поддельные документы… Здесь это не выйдет, сэр. И вы это прекрасно знаете.

– Хорошо, Кларк. Но мы не можем оставить его. Наша судьба во многом зависит от этого человека.

– Ничего страшного. Он своё дело сделал.

– Но пока ещё не сделали мы. Операция «Феникс» ещё не завершена.

Кларк пожал плечами.

– Что же делать?

– Что делать? – встрепенулся Кларк. – Делайте что хотите, но только не сидите как истукан! – Кларк прошёлся по кабинету. – Сегодня же найдите возможность встретиться с Кушницем. Пусть он обязательно выйдет на связь с Рудником…

– А вы уверены, что и Кушниц не под наблюдением? – Нет. Не уверен. Но это не меняет дела. Необходимо передать ему, чтобы он где-то спрятался, пока я не предприму необходимых мер. Нужно сообщить ему, что мы попытаемся переправить его за границу…

Маккензи тяжело поднялся.

– Я передам ваши инструкции, шеф.

Когда дверь за Маккензи закрылась, Кларк налил виски и подошёл к окну. «Нет, – твердил он себе, глядя на шумный поток машин, – ты не прав, мистер Маккензи. Я найду выход. Чего бы это ни стоило!»

* * *

Рудник прятался у своего давнего знакомого, с которым он когда-то работал в автобазе Моссовета. Знакомый жил в глухом переулке неподалёку от Рижского в двухэтажном кирпичном особняке с облезлой штук кой и обшарпанными дверями. Особняк окружали заросли сирени, отчего в комнатах даже в солнечные дни стоял зеленоватый сумрак. Кроме приятеля здесь жили ещё две древние старушки в окружении своры кошек. При встрече с Рудником они изгибали спины и зло сверкали в тёмном парадном зелёными, фосфоресцирующими глазами. Было в них нечто такое, что внушало страх. Ему казалось, что кошки знают его тайну и, умей они говорить, обязательно сообщили бы о нём куда следует.

Впрочем, страх Руднику сейчас внушало всё: и голоса за окном, и шорох шин проехавшей неподалёку машины, и звонок почтальона в дверь. Любой звук за окном казался ему подозрительным. Рудник вскакивал, обливаясь холодным потом. Гулко колотилось сердце: вот-вот выскочит из груди.

Днём Рудник чувствовал себя спокойнее, хотя и прекрасно понимал, что ощущение это обманчиво. «Они» могли приехать за ним и средь бела дня.

По утрам хозяин квартиры уходил: он работал в таксомоторном парке механиком. И Рудник оставался один, не зная как убить время.

Вадиму он сказал, что разругался с женой (Лидию Павловну он представлял знакомым как жену).

– Ты не возражаешь, если я у тебя какое-то время перекантуюсь?

– Да живи сколько хочешь! Места хватит. – Вадим обвёл руками пространство: оно состояло из двух комнаток со скрипучими полами и крохотной кухонькой. – Не жалко…

– Хочу её наказать как следует. Пусть теперь меня поищет.

– И правильно. С бабами так и надо. Я их знаю. Вадим действительно имел кое-какой опыт в подобных делах: сам он несколько лет назад развёлся с женой и теперь ходил в холостяках. Он был даже рад неожиданному вторжению приятеля: вдвоём как-никак веселее. В Руднике он нашёл прежде всего собутыльника, к тому же при деньгах.

Обычно с работы Вадим возвращался «тёпленький». Он любил выпить, но нужны были деньги. Вот тут и приходил на помощь Рудник. Он доставал червонец, и Вадим, собрав бутылки, бежал в магазин. Возвращался с водкой и пивом и, радостно потирая руки, суетливо «накрывал стол». Вечер пролетал незаметно.

– Ты, брат, не вешай носа, – считал он своим долгом утешить Рудника. – Выбрось ты её из головы. Что, на ней свет клином сошёлся? Хочешь, сейчас позвоню – и приедут! Девки мировые, без предрассудков.

Рудник с сомнением разглядывал угреватый нос приятеля, большие залысины и грязный воротничок рубашки и мягко, по настойчиво отвергал предложение. Пил Рудник много, но почти не пьянел. Обычно алкоголь помогал ему уснуть. Но теперь не помогали ни водка, ни снотворное. Рудник долго ворочался, прислушиваясь к шуму затихающего города. Что же теперь его ждёт? Неужели его друзья не помогут ему? Что намерен предпринять Кларк, казавшийся Руднику всемогущим и неуловимым? Неужели он допустит, чтобы его агент попался в руки советской контрразведки? Ведь он не сможет долго играть в кошки-мышки. Если они установили за ним слежку, значит, им что-то известно. Какой смысл отпираться, если тебя припёрли к стенке? Ради Кларка и его друзей? К чёрту! Пусть заботятся сами о себе! Ему сейчас не до них. Да и потом, в случае провала, они же обещали его переправить на Запад. Правда, в глубине души Рудник был уверен, что их обещания стоят не так уж много. Сейчас они с удовольствием сделали бы вид, что просто незнакомы с ним. Единственное, на что Рудник рассчитывал, что советская контрразведка не поверит в эту легенду: в конце концов он пешка в большой игре, а тот, кто сейчас охотится за ним, будет искать ферзей и самого короля. Вот почему король должен ему помочь. Сделать это нелегко, но король на то и король, чтобы найти выход. Например, подложные документы. Он мог бы выехать за границу под именем иностранного коммерсанта или журналиста. Или нелегальный переход через границу. Или, наконец, подводная лодка, маленькая, бесшумная подводная лодка на двоих, одна из тех, о которых Рудник читал в журнале. Словом, король обязан найти выход. Тем более что он знает, где скрывается один из его подданных. Рудник сообщил об этом по условленному телефону на условном языке. Это был набор цифр, часть которых обозначала название переулка, а другая часть номер дома и квартиры.

Его друзья дали знать о себе на четвёртый день пребывания в подполье. Рудник спал, вернее, пытался заснуть после обеда, когда раздался дверной звонок. Он замер, а потом встал, бесшумно подкрался к окну и сквозь щель занавески увидел высокого рыжеватого человека в кепке и плаще. Вглядевшись в лицо незнакомца, Рудник облегчённо вздохнул: это был Джозеф, тот самый Джозеф, который до приезда Кушница забирал его донесения из тайника в памятнике купцу Маклакову. Рудник поспешил к двери, одновременно и радуясь, что король не забыл его, и трясясь от страха – ведь Джозеф мог притащить с собой «хвоста».

Джозеф явно нервничал. Оглядывая квартиру, он скептически поморщился, но ничего не сказал.

– Кто здесь живёт? – осведомился он, усаживаясь в придвинутое Рудником потёртое кресло.

– Приятель…

– Вы уверены в нём?

– Он ничего не знает. Для него я ушёл от жены.

И гость, и Рудник некоторое время молчали, изучая друг друга.

– Вы могли притащить «хвоста», – проговорил наконец Рудник.

– Мог, конечно. Но не притащил, – ответил Джозеф. – Как вы догадываетесь, мне не улыбается перспектива быть накрытым в вашей компании. Поэтому я предпринял соответствующие меры. А теперь давайте вернёмся к делу. Почему вы решили, что за вами следят? Вам не показалось?

– Увы, нет. Я понял это из разговора со своей приятельницей.

– Матвеевой?

– Да. Ей что-то стало известно. Во всяком случае, она прямо намекнула, что моё дело конченое.

– Но откуда? – Джозеф впился в Рудника взглядом.

– Не знаю. Мне показалось, что она всё это время следила за мной.

– Этого не может быть! – воскликнул гость. – Мы проверили её.

– Тогда ей стало что-то известно совсем недавно. Но это полбеды. Главное, что, когда я выходил от неё, я заметил машину. В ней сидели «они».

– Вы уверены?

– Да. Они пытались меня взять. Но я ушёл.

Джозеф потёр подбородок и уставился на пол.

– Что же делать? – спросил после паузы Рудник. – Надо что-то делать.

Джозеф продолжал молчать. Наконец он встал и, закурив сигарету, сказал:

– Ваше положение скверно…

– Спасибо, – огрызнулся Рудник. – Об этом я догадываюсь сам. Хотелось бы знать, что собирается предпринять мистер Кларк…

– Кларк… – гость тяжело вздохнул. – Не знаю… Кому нужен провалившийся агент, мистер Рудник. Провалившийся агент как гнилой зуб – его выдёргивают и вставляют новый.

Лицо Рудника словно окаменело, а сузившиеся глаза пристально следили за каждым движением гостя.

– Так, значит, – процедил он сквозь зубы, – вы готовы меня отдать на растерзание, а сами в кусты?

– Кого вы имеете в виду под словом «вы»?

– Кого?! Как будто вы не знаете кого! Кларка, вас, Ганса…

– Для вас мы все на одно лицо, мистер Рудник. Я понимаю. Но между мною и Кларком большая разница. Возможно, Кларк и готов спрятаться в кусты, но мы вам готовы помочь, мистер Рудник.

– Кто вы?

– Это неважно, Павел. Информация нужна мне лично.

Рудник взорвался:

– Мне надоело всю жизнь играть в прятки! Играйте сами!

Маккензи досадливо поморщился:

– Перестаньте! Давайте поговорим, как деловые люди.

Он чиркал зажигалкой просто так, чтобы успокоить нервы. Зажжёт и задует пламя. Маккензи думал: как, в сущности, иррациональны русские люди! Как не могут они сохранять равновесие, трезвую голову в критических ситуациях!

У него тоже дела шли плохо. Донесение Кларка в Лондон об отзыве его из Москвы стало известно Джозефу. Шепнули друзья из шифровального отдела. Но он не хотел так просто выходить из игры. По крайней мере без хорошей суммы в кармане. Он намеревался выйти на пенсию, обеспечив себе кое-какие сбережения. И в этом смысле Рудник представлял собой прекрасный источник дохода. Ведь сведения, которыми он располагал, можно было продать любой разведке. За приличное вознаграждение. Пусть такие идиоты, как Кларк, борются за демократию. Отныне он, Джозеф Маккензи, будет бороться за себя. Да, это было нечестно. Но стоит ли об этом беспокоиться. Всю свою жизнь Маккензи посвятил нечестной игре.