Текст книги "Операция «Феникс»"

Автор книги: Михаил Прудников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Ну что вы, что вы! Я понимаю ваше положение. Дети – это всё. Ещё раз прошу меня извинить, господин советник…

Осмотр пострадавших машин показал, что «плимут» вполне пригоден, чтобы ехать дальше. Под радиатором «Волги» темнела большая лужа – потёк радиатор.

– Придётся вызывать аварийную, – сказал Рудник, первый обративший внимание советника на это досадное обстоятельство.

– Моя машина к вашим услугам, господин советник! Питер, тебе придётся сесть за руль…

Тот кивнул.

Штрассер запротестовал, но Кларк продолжал настаивать:

– Господин советник, я буду чувствовать себя неловко, если вы останетесь с детьми на дороге. Прошу вас, пересаживайтесь в мою машину.

– Но как же вы? – спросил Штрассер.

– Не беспокойтесь. Сейчас должна подойти ещё одна машина нашего посольства…

В конце концов Штрассеру пришлось согласиться. Он перебрался в «плимут». Вместе с ним уехали и другие сотрудники.

Едва машина скрылась за поворотом, Рудник направился в райисполком – звонить на автобазу, но его остановил Кларк.

– Извините, я хочу говорить с вам… – сказал он на ломаном русском языке.

– Со мной? – брови Рудника вопросительно изогнулись.

– Да-да, с вами…

Рудник прицелился в собеседника оценивающим взглядом.

– У вас есть ко мне дело?

– О да. Очень серьёзный дело…

– Гм… – Рудник озадаченно посмотрел на незнакомца. В интонациях его было что-то повелительное, что заставило Рудника насторожиться. – Слушаю…

– Я Кларк…

Рудник почувствовал, как внутри у него что-то дрогнуло, хотя внешне он и пытался быть равнодушным.

– Понимаю, вы можете мне не верить, но я есть действительно Кларк.

Рудник наконец овладел собой:

– Это мне ничего не говорит…

– Где здесь можно купить тюльпаны?

– Я могу вам достать… – медленно проговорил Рудник отзыв на пароль.

– Послушайте, Рудник… Вы оказали нам неоценимый услугу. Вы провёл очень важный… как это… операций.

Рудник не в силах был выговорить ни слова. Кларк, тот самый мистический Кларк, имя которого всегда произносилось таинственным шёпотом и который казался далёким и недосягаемым, сейчас стоял прямо перед ним. Рудник представлял этого человека сухим, высоким, с тонкими губами, с пронзительным взглядом холодных глаз. А перед ним стоял полноватый человек в светлом плаще, вполне безобидного вида. А он-то всю жизнь трепетал перед этим человеком!

– Не глядите на меня, – резко бросил Кларк. – Займитесь делом.

Не без внутренней борьбы Кларк пошёл на эту встречу. Он понимал, что за его агентом могут следить. Но соблазн вернуть Рудника к активной деятельности был слишком велик. К тому же встреча была обставлена так, что выглядела чисто случайной.

Рудник торопливо открыл слегка помятый капот. Не зная за что взяться, он принялся отлаживать зажигание. Кларк скучающе посматривал на шоссе.

– Вы заслуживаете благодарность. Мы можем быть благодарны. В салоне кара вы найдёте пакет. Там десять тысяч…

– Спасибо… только…

– Что только?..

– Вам передали мою просьбу?

– Да. Я был удивлён: вы мне казались умным человеком! Не надо делать глупости, – добавил Кларк отечески тёплым тоном…

– У меня изменились обстоятельства.

– Женщина?

– Да, женщина. И теперь я прошу только одного: чтобы меня оставили в покое.

– Я понимаю: у вас, как это… «сдали нервы». Вам нужно хорошо отдохнуть.

Рудника раздражал этот увещевательный тон, раздражало, что его не хотят выслушать. То, что ему казалось таким важным, для них ровным счётом ничего не значило. Его подмывало послать этого типа к чёрту, но страх перед грозным именем Кларка парализовал его решительность.

– Я сделал всё, что мог… – пробормотал он.

– Нет, вы нам нужны. Может быть, ещё месяц-два, и ваша миссия будет закончена. Мы найдём способ переправить вас на Запад. Любой страна… Швеция… Германия, моя родина – куда угодно! У вас будет коттедж, машина и главное – свобода и безопасность. Ваша подруга поедет с вами… Вы будете счастливы…

Подруга? Он вовсе не был уверен, что Лиду устроит вариант счастья, нарисованный Кларком. В сущности, он не решился бы никогда открыться перед Лидой, если, конечно, к этому его не вынудят обстоятельства. Он представил, как ужаснётся она, узнав о нём всю правду. Нет, нет, он никогда ей этого не скажет. Он не может рисковать их отношениями.

– Подумайте как следует, – продолжал Кларк.

– Что я должен делать? – глухо спросил Рудник.

– Передать Гансу вот эту плёнку. – Он сунул агенту завёрнутую в бумагу кассету. Рудник молча положил её в карман.

Кларк возлагал на плёнку большую надежду. Это была не обычная микропленка для миниатюрного фотоаппарата, а с секретом, известным только, одному Кларку. Обработанная специальным сверхчувствительным составом, плёнка при вскрытии кассеты засвечивалась.

Кларк рассуждал так: если Рудник агент-двойник, то он поспешит с кассетой к своим хозяевам, а те попытаются её вскрыть. Если подозрения Кларка неосновательны, то плёнка в неприкосновенности попадёт сначала в тайник, а оттуда через Маккензи опять вернётся к нему.

– Кушниц передаст вам мой дальнейший инструкций. Но уверяю вас – ничего серьёзного. Никакой опасной работы… Можете не сомневаться в нашей благодарность…

Рудник ковырялся в моторе и мстительно думал: нет, господин Кларк, больше вы меня не заставите плясать под вашу дудку. Я переиграю вас.

Когда через минуту Рудник поднял голову, Кларк уже шагал по шоссе – коренастый, уверенный в себе, полы светлого плаща развевались на ветру. Рудник закрыл капот и вытер взмокшее лицо. Всё, что произошло с ним, казалось ему невероятным. «Кларк, – бормотал он, – неужели это действительно был Кларк?» Но пачка денег на переднем сиденье и крохотная кассета подтверждали, что всё случившееся не сон, а реальность.

Минут через десять Кларка подобрала машина английского посольства. Всю дорогу до Ясной Поляны Кларк думал о беседе со своим агентом. Рудник ему не понравился… «Легко теряет над собой контроль, запуган… Но посмотрим, посмотрим – не будем торопиться с выводами…»

Пока для Кларка было ясно одно: отныне к этому агенту нужно относиться с опаской, а к его донесениям – критически. И главное, потребуется время, чтобы проверить лояльность Рудника.

В тёплом уютном салоне «доджа» он почувствовал себя спокойней. Встреча в общем-то прошла благополучно. Никакой слежки Кларк за собой не заметил. А крупная сумма денег, как он полагал, отвратит агента от крайних, отчаянных шагов. По крайней мере на какое-то время. «А там посмотрим, господин Рудник, что ты за птица», – мысленно повторял Кларк, скучающе посматривая в окно стремительно мчащегося «доджа».

* * *

Но Кларк напрасно себя успокаивал. Разумеется, теперь, когда за Рудником велось постоянное наблюдение, инцидент на шоссе не прошёл незамеченным. Уже через час после встречи Рудника и его шефа о нём узнал Рублёв. Среди лиц, сопровождавших группу дипломатов, находился Максимов. В его задачу входило – не выпускать Рудника из виду. Когда машина Кларка столкнулась с машиной советника посольства ГДР, Максимов ехал в «Волге», замыкавшей колонну. Он видел из окна «Волги», как спорили Кларк и Штрассер и как осматривал разбитую фару Рудник. «Что бы всё это значило?» – размышлял Максимов.

У ближайшего дома он вышел из «Волги» и облюбовал наблюдательный пункт в палисаднике крайнего дома. Отсюда дорога в сторону Москвы хорошо просматривалась. Максимов видел, как Клиент и какой-то иностранец (имя его он восстановил позже) возились у помятой машины.

В тот же день члены оперативной группы оживлённо обменивались мнениями в кабинете Петракова. Все согласились, что есть логическая связь в том, что Рудника видели у тайника, что он пытался завязать знакомство с Кухонцевым и что его сожительница – сотрудник фирмы Смелякова.

– Безусловно, мы вышли на любопытную фигуру, – сказал Петраков. – Теперь встреча с Кларком. Случайность?

– Не думаю, – возразил Максимов. – Ведь, в сущности, никакой необходимости оставаться Кларку у разбитой машины не было…

Рублёв согласился, что такое предположение вполне, вероятно, хотя утверждать, что Кларк одно из звеньев цепи, рановато.

– По-моему, все наши сомнения мог бы развеять Рудник. Не пора ли поговорить с ним? – предложил Игорь Тарков.

– Вы думаете, что он вам всё тут же и доложит? – усмехнулся Рублёв.

– Но не можем же мы позволить, чтобы он свободно разгуливал на свободе. – Тарков посмотрел на Петракова, как бы приглашая того присоединиться к этому мнению. Но Петраков задумчиво барабанил пальцами по столу, явно не спеша с ответом. – Мало ли что натворит этот враг!

– То, что перед нами враг, – это предстоит ещё доказать, – стоял на своём Рублёв. – И потом надо выяснить его связи, его хозяев. Арест Рудника только спугнёт тех, с кем он связан.

– Поприжать его как следует – и всё выложит.

Рублёв пожал плечами.

– Поприжать можно фактами, а у нас их нет.

– Вам всегда мало фактов. – Игорь Тарков нахмурился.

– Спокойно, – вмешался в разговор Петраков. – Давайте ещё раз разберёмся. Нам известно, чем интересуется противник: новым ракетным топливом. Иначе он не проявлял бы такого жгучего интереса к фирме Смелякова. Более того, противнику уже известно, что такое топливо у нас есть. Кто мог сообщить ему об этом? Скорее всего, Рудник. Хотя бы потому, что в зоне фирмы других подозрительных фигур мы не нашли. Но нам необходимо точно установить три вещи. Первое: что сведения о работе над новым топливом передал врагу именно Рудник. Второе: каким образом это ему стало известно? Третье: кто здесь, в Москве, руководит его деятельностью? И наконец: какие конкретные оперативные меры мы можем предпринять? – Петраков оглядел членов группы.

Несколько мгновений все молчали.

– Прежде всего, – заговорил Рублёв, – мы должны установить, кто такой Рудник. Нам нужно как можно больше знать о его прошлом. Думается, оно прольёт свет на личность Рудника.

– Согласен, Сергей Николаевич, – проговорил Петраков. – Займитесь этим делом сами. Представьте мне конкретный план действий. И вот что ещё. Хорошо бы поближе познакомиться с его товарищами. И этой… Матвеевой. Действуйте энергичней.

Все гурьбой вышли из кабинета Петракова. В коридоре Максимов подошёл к Рублёву:.

– А Игорь ещё не может простить тебе того случая с сотрудницей закрытого завода. Вот уж не думал, что он такой мелочный.

Рублёв пожал плечами:

– Это его дело.

Глава десятая
На работе и дома

Начальник отдела кадров автобазы внимательно выслушал Рублёва и нажал кнопку звонка. Вошла его секретарша, пожилая женщина, в очках на остром худом носу.

– Полина Григорьевна, – обратился он к ней, – личное дело Рудника, Павла Аркадьевича Рудника… Да, пожалуйста, поживей.

Начальник отдела кадров подробно охарактеризовал Рудника, собирался сказать ещё что-то, но тут вошла секретарша и подала своему шефу синюю папку.

– Вот… прошу ознакомиться. – Кадровик передал папку Рублёву.

Типовая анкета с маленькой фотографией в правом углу. На ней Рудник выглядел ещё совсем молодым – не больше тридцати пяти. Ни залысин, ни глубоких складок, идущих от крыльев носа ко рту.

Место рождения – Одесса. Беспартийный. Не судился, не избирался… Родственников за границей не имеет. Участник войны. Правительственные награды – три медали. Холост. Детей нет.

Рублёв записал его домашний адрес.

«Сколько параграфов, – думал он, пряча блокнот в карман, – а как мало, в сущности, может рассказать стандартная анкета о человеке».

Он ещё раз просмотрел анкету. Строки нацарапаны неловкой, не привыкшей к перу рукой. Данные анкеты показывали, что Рудник бывший фронтовик, имеет несколько медалей, он добровольно вступил в Советскую Армию, участвовал в боях за Кёнигсберг, Берлин, был ранен и в сорок седьмом демобилизован в звании младшего лейтенанта. После войны работал на разных должностях в Барнауле, Свердловске. В 1950 году переехал в Москву.

Ничто из этих данных не давало повода для обоснованных подозрений. В ней всё или почти всё было понятно и объяснимо. Вот разве годы оккупации. Но военные судьбы капризны. Разве мало людей по тем или иным причинам оставалось на захваченных немцами землях. Ещё многое предстоит изучить, чтобы добраться до истины.

Личное дело, конечно, не давало ответа на этот вопрос. Трудовая книжка свидетельствовала, что после войны Рудник работал шофёром СУ в Барнауле, потом таксистом в таксомоторном парке Москвы, шофёром автобазы Моссовета. И наконец в управлении дипломатического корпуса МИД…

– Прекрасный работник, – усмехнулся Рублёв. – Премии, благодарности.

– Он у нас на хорошем счету. – Кадровик не уловил иронии в тоне Рублёва. – Во всяком случае, никаких сигналов не поступало, но мы примем меры по его изучению.

– Я как раз вас хотел просить об обратном, – сказал Рублёв. – Не предпринимайте никаких мер. Забудьте о нашем разговоре.

– Спасибо, Сергей Николаевич. Может, чем помочь смогу?

– Ничего не надо.

– Всё же позвольте ваш телефончик. Если возникнет надобность – позвоню. – Кадровик вытащил из бокового кармана шариковую авторучку.

– Возможно, наши товарищи ещё зайдут к вам. – Рублёв поднялся.

– Прошу, прошу, всегда рад. – Кадровик проводил Рублёва до дверей, в прощальной улыбке сверкнули металлические зубы.

В тот же день по просьбе Сергея Николаевича Максимов побывал у дома, в котором жил Рудник.

– Особенно порадовать нечем, Сергей Николаевич, – начал он свой доклад. – Беседовал с участковым. Тот знает Рудника, был у него дома по жалобе соседей. Однажды Рудник отсутствовал, у него лопнула труба в ванной, залило нижние квартиры.

– Ну и что говорит участковый?

– Говорит, что Рудник живёт тихо. С соседями отношения нормальные. Пьяным его никогда не видели. Друзья и знакомые заходят к Руднику редко.

– В общем, образцовый гражданин. Хранит деньги на сберкнижке и аккуратно платит за свет, воду и другие коммунальные услуги.

– Получается, что так. Правда, удалось узнать и кое-какие детали. Последнее время по этому адресу почти не бывает. Наверное, поселился у своей сожительницы.

– Сожительница, – сморщился Рублёв. – Какое противное слово! Пахнет милицейским протоколом и кухонной склокой. Позаимствовал из лексикона участкового тридцатых годов, что ли?

– Ну не знаю, как её ещё назвать… Пусть будет любовница, – равнодушно согласился Максимов. – Ладно, ею я займусь сам.

– Лидия Павловна, – сказал Рублёв, – вот кто знает Рудника. Уж наверняка лучше любого кадровика.

– Так-то оно так, – подтвердил Максимов, – только говорить с ней в открытую рискованно. Может, она его любит.

– Ладно, что-нибудь придумаем. – Рублёв взглянул на часы. – Уж половина седьмого. Через полчаса футбольный матч…Ты как, не хочешь посмотреть?

Максимов покачал головой.

– Жене обещал приехать сегодня пораньше. Да и уроки у старшего сына надо проверить. Вчера оболтус двойку принёс. – Максимов улыбнулся. – Правда, по рисованию. Цветные карандаши дома забыл. А так парень толковый. По алгебре и физике сплошные пятёрки.

Гоша поднялся – полноватый, с простым добродушным лицом.

– Если понадоблюсь – позвони.

– Думаю, что не понадобишься. Отдыхай. И передай привет от меня своим.

* * *

Лидия Павловна Матвеева оказалась невысокой миловидной женщиной. Но возраст брал всё-таки своё, о чём свидетельствовали едва заметные морщинки вокруг небольших серых глаз.

Из анкеты Рублёв уже знал, что Матвеевой тридцать семь. Если бы не предательские морщинки, ей можно было бы дать и меньше – фигура у неё оставалась по-девичьи тонкой. Тщательно пригнанный серо-голубоватый костюм, чёрные лакированные туфли придавали ей если не элегантность, то, во всяком случае, нарядность, праздничность.

Рублёв почему-то представлял её себе другой – полной, рыхлой, преждевременно опустившейся.

Он встретился с Матвеевой в отделе кадров института. Предлог для беседы нашёлся сам собой: выяснилось, что руководство лаборатории собиралось сделать её руководителем группы лаборантов, занимавшихся оформлением документации по испытанию недавно разработанного в институте нового тугоплавкого металла.

Лидия Павловна кивнула: она готова ответить на любые вопросы и, видимо, догадываясь, что разговор предстоит долгий, вынула пачку «Кента». «Американские сигареты, – подумал Рублёв. – Наверняка от Рудника». – И щёлкнул зажигалкой.

Он попросил рассказать о её работе.

– Не бог весть что, конечно, – отвечала она. Голос у неё был хрипловатый, как у большинства курящих женщин. – Главное – правильно оформить документацию. Но теперь будет сложнее: народ в группе молодой, знаний не хватает.

– Вы ведь опытный сотрудник. Сколько лет вы здесь работаете?

– Пятнадцать.

– Немало.

– Я пришла сюда девчонкой. Собиралась поступить в институт, да не вышло. – В глазах её пробежала тень воспоминаний. – Сил не хватило…

– Простите, – сказал Рублёв после короткой паузы. – Согласно вашей анкете вы не замужем? В вашей личной жизни не произошло никаких изменений?

– Нет… – И добавила: – Да, всё по-прежнему.

– Так… – Рублёв закрыл папку с анкетой. – Мне не хотелось бы быть нескромным… Но сами понимаете, таков характер нашего института.

– Можете не извиняться. Я всё понимаю.

– Вероятно, у вас есть близкий человек?

Она опустила взгляд и поспешно затянулась.

– Есть, конечно.

– Вы не могли бы рассказать, кто он? Я имею в виду, чем он занимается?

Лидия Павловна подалась вперёд и раздавила сигарету в стеклянной пепельнице на столе Рублёва.

– Он шофёр. Возит какого-то дипломата. Вам нужно знать его фамилию?

– Да. Если вы не возражаете.

– Рудник. Павел Аркадьевич Рудник.

– И вы часто с ним встречаетесь? – Она молчала, разглядывая пальцы: сиреневый лак на длинных ногтях свеже блестел. – Вам неприятен этот разговор?

– Нет, нет… Если нужно для дела… – Матвеева беспомощно улыбнулась, обнажив потускневшие от никотина зубы. Она, видимо, много курила.

Рублёв пытался понять эту женщину, пытался представить, как она жила до встречи с Рудником. Скромная квартира. Тахта, торшер. Одиночество. Детей нет, и уже не будет. Одиночество особенно сильно чувствуется в праздник. Случайные связи с мужчинами. Надежда вспыхивает и тут же умирает.

И вот появляется Рудник. Он вполне ещё может нравиться женщинам. Импозантен. Следит за собой. Ничего удивительного, что она привязалась к нему. Интересно, знает ли она, кто он есть на самом деле? Вряд ли. Рудник не доверяет никому. Такие не доверятся даже любимой женщине. Это правило их ремесла.

– Ещё раз извините. Он не делал вам предложения?

– Да, – выдавила она.

– И вы отказали?

– Нет. Пока не решилась. – Она вздохнула. – Я ведь не девочка. Ошибаться уже поздно. Нет времени исправлять ошибки. Мне-то хорошо известно, что самое тяжёлое одиночество – это одиночество вдвоём.

Видимо, её смутила собственная откровенность: она опустила глаза. Потом щёлкнула замком сумочки, достала смятую пачку «Кента», жадно затянулась.

Рублёв понял: он затронул больную тему. Говорить об этом Матвеевой было нелегко. «Но что делать? – подумал он. – Никто не знает Рудника лучше этой женщины». Если бы Рублёв мог ей довериться и поговорить начистоту!

– Вы не уверены, что он вас любит?

– Кто знает! Он пытается доказать, что его намерения серьёзны. – Она вскинула на Рублёва глаза. – Впрочем, зачем я это вам говорю? Зачем вам это нужно?

– Для дела, Лидия Павловна. Только для дела. Поверьте – это не праздное любопытство.

– Я вижу вас впервые…

– Откровенным быть легче всего с людьми незнакомыми.

– Возможно. – Она зябко повела плечами.

– Так что же всё-таки настораживает вас в Руднике? – спросил он после паузы.

Она нервно покусала губы.

– Как вам сказать… По-моему, ему нужна не я… А что-то от меня. Не пойму что. Он вообще странный. Скрытный. – Она жадно затянулась и продолжала: – Недавно я собиралась перейти на другую работу, в другой институт. Он стал меня отговаривать, хотя там мне обещали хорошую зарплату.

– Разве ему не всё равно, где вы работаете?

– Выяснилось, что нет.

– Это какая-то причуда!

– Он весь из причуд и загадок. Но ведь женщинам нравятся мужчины с загадками.

– А он никогда не обращался к вам с просьбой, скажем, рассказать о новостях в институте, о вашей работе? Не проявлял интереса к вашей работе?

Матвеева испуганно взглянула на Рублёва.

– Вы думаете, что…

– Я просто пытаюсь разобраться.

– Нет, расспрашивать расспрашивал, но… Нет, нет, не думаю. Этого не может быть. – Рука её с сигаретой дрожала.

– Я ничего не утверждаю.

– Хотя, кто его знает, – начала она после паузы. – У него в жизни всё сложно, неясно, запутано. Например, как-то он говорил мне, что отец оставил ему наследство, но получить это наследство он не может. Почему, спрашиваю. Молчит. Потом, когда я пристала к нему с расспросами, он ответил так: «Отец был не родной, мы с ним ссорились, годами не разговаривали, и я не хочу пользоваться его деньгами». Какая-то чушь!

Рублёв сделал пометку в блокноте.

– А где жил его отец? В каком городе?

– По-моему, в Одессе.

– А друзья у него есть?

– Нет. Есть знакомые по работе.

– Да, всё это странно.

– Но он такой внимательный, такой заботливый, что совершенно парализовал мою волю. В таких случаях я теряюсь. Мне кажется, что я к нему несправедлива. А он приезжает ко мне с подарками. И говорит, говорит…

Лидия Павловна вздохнула.

– Простите, я, кажется, разоткровенничалась не в меру.

– Нет, нет, Лидия Павловна, это всё очень интересно.

– Но зачем это вам? Вы его в чём-то подозреваете? Скажите прямо.

– Об этом мы поговорим с вами в другой раз. А сейчас вспомните, что ещё показалось вам странным в Руднике?

Она задумалась, глядя куда-то в сторону.

– Недавно он говорил с кем-то по телефону. И почему-то по-немецки. Хотя я понятия не имела, что он знает немецкий. И в трубке тоже говорили по-немецки. Я вышла из кухни в прихожую: думала, признаться, что он говорит с женщиной. Но голос на другом конце провода был мужской. Когда я спросила, с кем он говорит, то ответил, что звонили из посольства и что ему срочно надо ехать.

– И что же?

– Но поехал он не в посольство.

– Откуда вам это известно?

– Мы вышли на улицу вместе. Простились. Но поскольку у меня закралось подозрение, я решила проверить, куда он направится. Обычно в посольство он добирается на двадцать пятом троллейбусе. А на этот раз он сел в автобус и поехал в противоположную сторону.

Она замолчала. Рублёв следил за тем, как она вынула из сумки скомканный платок и вытерла лицо.

– Я была с вами откровенна, – сказала она вдруг приглушённо. – Теперь прошу вас ответить мне тем же. В чём вы его подозреваете? Кто он?

– Вот это как раз мы и пытаемся выяснить.

– Поймите, мне это важно знать. Дело в том, что у нас должен быть ребёнок… И я… я всё же люблю его…

Ребёнок! Рублёв подумал о судьбе этой женщины, о том, что ей придётся пережить, когда она узнает, кто такой Рудник. Ему стало жаль эту, видимо, неплохую женщину.

– Я понимаю вас, – сказал он вслух.

– Мы прожили всего два месяца. Не так просто мне выбросить его из головы.

– Обещаю, Лидия Павловна, что при следующей встрече буду иметь возможность быть с вами откровенным, а сейчас большая просьба. Встретитесь с ним, не показывайте, что вы чем-то взволнованы. Держите себя по-прежнему.

– Мне это будет трудно.

– Знаю.

– Он очень проницателен и подозрителен.

– Забудьте об этом разговоре. Иначе вы можете повредить делу.

– Постараюсь. Я понимаю, что раз вы заинтересовались им, для этого есть основания.

– Да, вероятно, есть.

Она вдруг закрыла лицо руками. Губы её, задёргались, плечи вздрогнули.

– Лидия Павловна, ради бога!

Не отрывая рук от лица, Матвеева встала и отошла к стене. Рублёв налил воды в стакан и подошёл к ней. Но она покачала головой.

– Бог мой! И надо же, чтобы всё это… случилось со мной. – У неё вырвалось сухое, сдавленное рыдание.

– Успокойтесь, Лидия Павловна!

Но её всю трясло. Когда Матвеева немного пришла в себя, Рублёв заставил её выпить воды. Ему хотелось сказать что-то утешительное, но нужных слов не находилось. Наконец она достала зеркальце, привела себя в порядок и села в кресло, закурив сигарету.

– Что же такое он сделал? – Она судорожно сглотнула.

– Мы пока разбираемся, Лидия Павловна. Когда будет ясно – скажу.

Она закрыла глаза и покачала головой.

– Какой ужас!

– Успокойтесь. Если встретитесь с ним и что-то вам покажется подозрительным, сообщите мне. Вот мой служебный телефон. – Он подал ей квадратик бумажки с телефоном и своей фамилией. – Номер запомните наизусть, а бумажку разорвите и выбросьте. Возьмите себя в руки. Нам нужна ваша помощь. Вы согласны нам помочь?

Голос её был слабым, утомлённым:

– Постараюсь… Сделаю всё, что смогу.