Текст книги "Операция «Феникс»"

Автор книги: Михаил Прудников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Разумеется, есть. Но их возможности ограничены. Вы знаете, как русские подозрительны в отношении западных дипломатов и журналистов. С них не спускают глаз. Для вас же мы подыскали удобную крышу – Совет Экономической Взаимопомощи, «Комэнком», как называют эту организацию в нашей прессе. Вы поедете туда техническим экспертом.

– Но каким образом? – удивился Полонски.

– О, дело довольно просто и в то же время весьма сложно. Здесь находится человек из Восточного Берлина, который через три недели должен выехать в Москву, в СЭВ. Мы следили за ним давно и рассчитывали, что он согласится стать нашим сотрудником. Но он попал под влияние коммунистической идеологии и отказался от нашего предложения. Тогда мы решили найти ему замену и остановились на вас. Дело в том, что вы, как две капли воды, похожи на него. Завтра вы его увидите.

– Но родственники могут догадаться о подделке?

Кларк усмехнулся.

– Не волнуйтесь. Мы предусмотрели всё. Из родственников у него только дряхлый дед. В последние годы он довольно редко видел внука и вряд ли заметит разницу. В Москве мы знаем всех его знакомых, даже его подружку. Нам удалось выжать из него все подробности. Вам остаётся только хорошо их усвоить, и вы будете гарантированы от случайностей.

– Но меня могут опознать в посольстве Восточной Германии или в этом… СЭВе…

– Это исключено. В посольстве он бывал не так часто, а в СЭВе всего два раза.

Полонски задумался.

– Вы можете отказаться, если хотите, – продолжал Кларк, – но подумайте вот о чём. Вам выпало задание, о котором другие агенты мечтают всю жизнь. В случае успеха вы сделаете блестящую карьеру. Вы станете богатым человеком…

– Богатым? – переспросил Полонски. – И сколько же я буду получать?

– Десять тысяч долларов ежемесячно и сто тысяч по окончании операции.

– Деньги! – воскликнул он. – Что не сделаешь за деньги! Сколько я помню, я всегда нуждался в них.

– Вы будете иметь их. Но это ещё не всё. Вы войдёте в историю разведки и со временем станете национальным героем. На карту, Юзеф, поставлено слишком много, и риск оправдан.

Юзеф молча курил, изредка отхлёбывая виски.

– Подумайте, у нас есть время до утра. В случае вашего согласия завтра же начнём готовиться. В понедельник мы должны выехать в Восточный Берлин.

– Так скоро? – Кажется, в первый раз Полонски открыто высказал удивление. – Я согласен. У меня нет иного выхода. Собственная голова – единственный товар, на котором я могу заработать.

– Каждый зарабатывает как может, – изрёк Кларк, – но времени, к сожалению, у нас действительно мало… Итак, до завтра. – Кларк поднялся. – И вот ещё что, – добавил он, пожимая Юзефу руку: – Не стесняйте себя в расходах. Можете через наших сотрудников заказать всё, что вам потребуется. Ну, там виски, хороший ужин… девочек. Вам не мешает сейчас хорошо встряхнуться…

Наутро началась подготовка Полонски. Приехавший Лейнгарт целый час беседовал с Юзефом и признал, что сходство между оригиналом и двойником поразительное. Лейнгарт подчеркнул военно-стратегическое и политическое значение миссии Полонски и обещал со своей стороны ему всевозможную помощь.

– Вклад, который вы вложите в дело защиты свободного мира, – сказал Лейнгарт, – будет поистине неоценимым.

Полонски не знал, кто именно беседует с ним: ему лишь сказали, что это большой человек из НАТО.

– Вы должны научиться черпать информацию повсюду, – продолжал Лейнгарт, – в разговорах на работе и в метро, в газетах, журналах и книгах. Часто ценная информация поступает оттуда, откуда её не ждёшь. История знает примеры, когда разведывательные сведения черпались, например, даже из такой невинной книги, как библия. Да, да, из библии… Вам не рассказывали в школе об этом классическом случае…

– Нет, – признался Полонски.

– Тогда вам будет полезно послушать следующее.

«В феврале 1918 года, – начал заместитель директора, – генерал Алейби отдал приказ шестидесятой английской дивизии атаковать Иерихон и оттеснить турок за Иордан. Готовясь к нанесению главного удара, англичане должны были захватить деревушку Мичмаш, расположенную на скалистом холме в направлении наступления. Для штурма холма была выделена целая бригада. Мичмаш требовалось взять фронтальной атакой и выбить из этой деревушки укрепившиеся там довольно значительные турецкие силы.

Когда на предварительном совещании было упомянуто название деревни Мичмаш, начальнику штаба бригады Вивьену Джилберту показалось, что он где-то слышал это название. Затем он вспомнил, что встречал его в библии. Он ушёл в палатку и при свете свечного огарка начал просматривать библию, ища упоминание о Мичмаше. Он нашёл это упоминание. Там говорилось:

«И Саул и Ионфан, сын его, и люди, которые были с ними, пребывали в Гибес Вениамина, но филистимляне стали лагерем в Мичмаше…

И случилось так: Ионфан, сын Саула, сказал юноше, который носил его оружие: «Пойдём к войску филистимлян, которое на той стороне». Но он не сказал своему отцу… и люди не знали, что Ионфан ушёл.

И над чёрным проходом, по которому Ионфан хотел пройти в лагерь филистимлян, была острая скала на одной стороне и острая скала на другой стороне, и имя одной было Бознас, а имя другой Сенех.

И одна выходила к северу от Мичмаша, а другая к югу над Гибеей.

Ионфан сказал юноше, который носил его оружие: «Пойдём в лагерь… может быть, господь поможет нам, потому что господь может творить свою волю и через многих и через немногих».

В этом отрывке, – продолжал Лейнгарт, – заключалась важная военная информация о подходах к Мичмашу. Начальник штаба прочёл дальше о том, как Ионфан поднимался по склону, пока вместе с оруженосцем не вышли на высоту. Спавшие филистимляне проснулись. Они решили, что их окружила армия Саула, и бежали в беспорядке. Тогда на них напал Саул вместе со всей своей армией. Согласно библии это была его первая победа над филистимлянами.

Начальник штаба разбудил командира бригады и показал ему библию. «Этот горный проход, – сказал он, – эти скалы и высота, возможно, всё ещё существуют». Командир согласился. Посланные разведчики сообщили, что проход находится точно там, где сказано в библии, и что высота над Мичмашем ясно видна в лунном свете. «Мало что изменилось в Палестине, – сказал командир бригады, – за все эти века».

План штурма был немедленно изменён. Вместо всей бригады командир послал против спящих турок одну роту. Несколько часовых, которые встретились роте, были бесшумно сняты, и библейская высота была достигнута без всяких происшествий. Перед зарёй турки проснулись, как когда-то проснулись филистимляне, и, думая, что их окружили, «рассеялись»…

Учитесь черпать информацию повсюду, – заключил свой рассказ Лейнгарт, – и вы обратите в бегство филистимлян…

Трое специалистов по России почти неотлучно находились при Полонски. Его экзаменовали на знание русского языка, русских обычаев. Перед ним расстелили карту Москвы без всяких обозначений и попросили указать наиболее известные площади, улицы, театры, музеи, исторические памятники, а также наиболее рациональный способ добраться до них городским транспортом. Особый текст был посвящён правилам уличного движения в Москве.

Убедившись, что Полонски подготовлен в школе по этим вопросам хорошо, перешли к изучению подробнейшей биографии Ганса Кушница.

Полонски доказал, что память у него превосходная. Через два дня он уже бегло пересказывал основные жизненные этапы своего оригинала, называл имена родителей, родственников, друзей, описывая их внешность и привычки. Десятки раз перед ним прокручивали плёнки с изображением Кушница, и Полонски копировал его манеру ходить и улыбаться. Впрочем, никто из работавших с ним натовских разведчиков не называли его Юзеф Полонски. Теперь он звался Ганс Кушниц.

Несколько раз ему показывали и самого Ганса. Правда, двойник видел его из соседней комнаты, через стекло в степе. Один из сотрудников беседовал с Кушницем, а Полонски наблюдал. Кушниц выглядел растерянным и подавленным. Систематический допинг окончательно вывел его из душевного равновесия. Воля его была парализована. Он был покорен и тих.

Кларк не отходил от своего агента ни на шаг. Он подробно объяснял ему, как вести себя в России, как держаться в общественных местах, в учреждениях и на протокольных мероприятиях.

В заключение договорились о способах связи. Инструкции Полонски будет получать через передачи «Свободной Европы». Несколько закодированных фраз в передаче последних известий. Один раз в две недели по пятницам в 18 часов 05 минут по московскому времени. Для отправки сообщений в Западный Берлин на Новодевичьем кладбище существовал тайник – богатое надгробие; на могиле купца. Кларк ознакомил Полонски с фотографией этого надгробия и на специальном плане кладбища указал его расположение… Из тайника информация будет передана в Западный Берлин…

В воскресенье Полонски уже галл готов, и ему были переданы документы Ганса, ключи от его квартиры, костюм и другие личные вещи, взятые с квартиры тётки Гертруды. Один из сотрудников, делая последнее сличение между оригиналом и копией, обнаружил у Ганса маленькую родинку на виске, которую как-то впопыхах не заметили при первых осмотрах. Пришлось срочно разыскивать хирурга по пластическим операциям и к часам двенадцати ночи у Полонски на виске сделали искусственную родинку.

В понедельник рано утром Полонски, теперь Ганс Кушниц, выехал в Восточный Берлин.

– Ну что же всё-таки нам делать с оригиналом? – спросил Кларк Лейнгарта при очередной встрече. – Насколько мне помнится, сэр, вы обещали подумать о его судьбе.

– Ах, да, да, – согласился Лейнгарт, – припоминаю. По моему, дорогой Кларк, этот человек невменяем.

Кларк с удивлением посмотрел на шефа: уж не шутит ли. Но серое лицо Лейнгарта было серьёзно.

– Ну, посудите сами, Кларк. Мы предлагали ему деньги, огромные деньги, паспорт любой страны по окончании операции, мы хотели обеспечить его будущее – и он всё отверг. Согласитесь, что нормальный человек так поступить не может.

– Пожалуй, сэр, – осторожно согласился Кларк.

– А как он ведёт себя сейчас?

– Он очень подавлен, сэр.

– Вот видите, – встрепенулся Лейнгарт, – это только подтверждает мои догадки. Я бы на вашем месте, Кларк, обратился к помощи психиатров. Этого человека надо лечить. Мы должны, Кларк, поступить с ним гуманно, хотя он и не оправдал наших надежд.

– Но, сэр… – начал было Кларк.

– Разве, Кларк, – перебил Лейнгарт, – трудно найти специалистов, которые поймут наше затруднение.

– Думаю, что нет, сэр.

– Вот и прекрасно. И, пожалуйста, не скупитесь на гонорар.

– Слушаюсь, сэр.

Так была решена участь настоящего Ганса Кушница. Через несколько дней его перевезли во Франкфурт-на-Майне и поместили в частную клинику. Врачи согласились с заочным диагнозом Лейнгарта. У Кушница признали тяжёлое расстройство психики.

Глава третья
Кто он?

– И всё-таки, как это могло случиться? – в который раз спрашивал начальник специальной группы контрразведки Анатолий Васильевич Петраков. – Каким же образом англичанам удалось получить сведения о работе над новой антиракетой?

Анатолий Васильевич медленно прохаживался по кабинету, вертя в руках шариковый карандаш. Полковнику Петракову было за сорок, из коих семнадцать он проработал в органах контрразведки. Плотно сжатый рот и сросшиеся на переносье брони придавали его облику суровость и даже некоторую неприступность. Многие в управлении считали Петракова человеком суховатым, с трудным характером. В его присутствии как-то не располагало потрепаться, скажем, о последнем хоккейном матче – или поделиться свеженьким анекдотом.

Кроме работы Петраков питал слабость ещё только к своей пятилетней дочке. Всё свободное время полковник отдавал этому белокурому существу с бантиками в косичках. С ней он ходил на хоккей, с ней проводил отпуск, с ней появлялся иногда в клубе – во время праздничных утренников. Казалось, все его душевное тепло ушло на эту худенькую, светлоголовую девочку.

– Попробуем, Анатолий Васильевич, проанализировать всё сначала, – предложил стоявший у окна сотрудник отдела Сергей Николаевич Рублёв, высокий молодой человек лет двадцати семи. Скрестив на груди руки, он покусывал нижнюю губу, что бывало с Рублёвым, когда мысль его напряжённо работала. – На минуту допустим, что эти сведения попали к англичанам даже не от их агентуры, а от наших друзей. Попали случайно. Знаете, как это бывает? Иногда нашим доброжелателям хочется подчеркнуть мощь Советского Союза, и они приписывают ему то, чем он иногда и не располагает. Так порой рождаются слухи.

– Нет, Сергей Николаевич, – продолжал Петраков, – этот вариант исключён. Почитайте-ка внимательно статью в «Дейли миррор». Там прямо сказано: состоялось очередное совещание. Значит, у разведки противника есть все основания считать сообщение о новом топливе для антиракеты абсолютно достоверным. Иначе они не подняли бы тревогу. Хотя, как известно, зачастую они поднимают шумиху с тем, чтобы оказать давление на парламент и добиться дополнительных военных ассигнований. А иногда просто, чтобы ввести в заблуждение общественное мнение и ещё больше нагнетать обстановку.

– Но если они действительно располагают какими-либо сведениями в этой области, то получить их они могли только агентурным путём, – высказал предположение Рублёв.

Они помолчали. На столе Петракова шмелём гудел вентилятор. Косые лучи солнца били в широкие распахнутые окна и рассыпались на полу квадратами.

– Скажите, – нарушил молчание Петраков, – у вас есть соображения, кто мог оказаться первичным источником информации из числа лиц, имеющих касательство к этой проблеме?

– Пока ещё нет. Мне нужно время, чтобы разобраться в этом вопросе.

– Гм… – Петраков на минуту задумался. – И всё же мне кажется, что щель, через которую просочилась информация, нужно искать в институте. В том, который занимается проблемой прогрессивных видов топлива. Стало быть, так…

– Над жидкостью «зет» работает фирма Смелякова… Я не раз слышал эту фамилию, но познакомиться с ним мне не довелось. Говорят, блестящий интеллект, великолепный организатор, фанатик от науки. Вам не приходилось с ним встречаться?

– К сожалению, нет, Анатолий Васильевич. Но слышал, что это любопытный человек. Говорят, беспощаден к себе и подчинённым. В чем-то экстравагантен. Как-то мне рассказывали, что однажды на организованный приём в институте явился в спортивном костюме, чем немало шокировал старичков…

– Кстати, а сколько ему лет?

– Точно не знаю. Но что-то около пятидесяти. Для своей должности Смеляков ещё довольно молод. В тридцать лет он уже стал доктором наук. Говорят, необычайно работоспособен. Честолюбив, не выносит дутых авторитетов и поэтому имеет немало врагов. Но и поклонников. Его хорошо знают и в научных кругах Запада. Мне рассказывали, что в Англии Королевское научное общество даже провело опрос: «Что вы думаете о докторе Смелякове?»

– Чем объясняется эта популярность?

– Видите ли, Анатолий Васильевич, Смеляков ярый приверженец теории энергетической инверсии. Вы, вероятно, знаете, какие горячие споры идут вокруг этой гипотезы?

– Да, я что-то читал. Второй закон термодинамики… Энергия не исчезает, она рассеяна в атмосфере и её можно концентрировать… Что-то в этом духе?

– Да. Проблема проблем. Спор вокруг этой теории ведётся уже семьсот лет. Смеляков математически обосновал эту гипотезу. Естественно, это вызвало интерес к его личности во всём научном мире. Он заявил даже, что в ближайшее время построит прибор, что-то вроде электрической лампочки, которая будет гореть, черпая рассеянную энергию из атмосферы. Вы понимаете, конечно, что подобное открытие имело бы более важное значение, чем, скажем, расщепление ядра атома. Оно дало бы человечеству практически неиссякаемый источник энергии. Многие сочли это заявление Смелякова за шарлатанство. Но многие отнеслись к нему всерьёз.

– Да, это интересно, – задумчиво проговорил Петраков. И после паузы спросил: – Сергей Николаевич, а не могла ли просочиться информация из самой фирмы Смелякова?

Рублёв ответил не сразу.

– Видите ли, Анатолий Васильевич, насколько мне известно, в институте Смелякова строго соблюдаются все меры по предотвращению утечки секретных данных…

– Да, да, – нетерпеливо перебил Петраков, – это я знаю. Но всё же… Разумеется, мы не можем, просто не имеем права подозревать в небрежности руководство института. Но всё же… Практика показывает, что сведения просачиваются там, где они хранятся. Я вовсе не подозреваю кого-то в злом умысле. Возможно, кто-то проболтался хвастовства ради. Ведь пока о ведущихся работах знает узкий круг людей, работающих в институте. Познакомьтесь поближе с теми, кто посвящён в курс дела. Но, разумеется, поделикатнее. Мы не имеем права оскорблять кого-то недоверием. Кстати, что вы знаете о личной жизни Смелякова?

– Очень немногое. Боюсь, что его личная жизнь – это работа. Смеляков бывший офицер технических войск Советской Армии. У нас многие офицеры из военной оборонной промышленности перешли на штатские должности. Он очень строгий, сосредоточенный и внутренне организованный.

– Да, у людей такого рода оно так и бывает. Но каков его, так сказать, матримониальный статус? Он женат? Есть дети? Кто родственники?

– Насколько я знаю, у него жена и дочь.

– Кто жена?

– Врач. Работает в педиатрическом отделении. Дочь – журналистка. Окончила Иняз.

– Замужем?

– Да.

– Хорошо. Завтра к концу дня жду от вас плана действий. Хорошенько продумайте всё. Жду вас в пятнадцать ноль-ноль.

Рублёв встал, намереваясь уйти, но Петраков остановил его жестом.

– Да… Сергей Николаевич, чуть не забыл. С этим англичанином… как-то неудобно получилось.

Рублёв вопросительно посмотрел на своего шефа.

– А в чём дело, Анатолий Васильевич?

– Ну, всё-таки… Зачем вам нужно было выезжать самому?

– Хотелось убедиться…

– Разве у вас нет людей… Вы меня простите, Сергей Николаевич, но я давно заметил, что вы всё пытаетесь делать сами.

– Да, но… – начал было Рублёв.

– Нет, вы послушайте. Вы – руководитель группы. Ваше дело организовать работу. А вы всё сами. Предоставьте такие дела вашим подчинённым.

– Хорошо, я учту… – Рублёв вспыхнул, а Петраков, заметив это, продолжал:

– Ничего, ничего, не расстраивайтесь. Привыкните. И не обнимайтесь…

– Да что вы, Анатолий Васильевич!

– Я понимаю, такие вещи неприятно выслушивать. Но что поделаешь, – Петраков улыбнулся и протянул руку. – Со временем научитесь. Пока… желаю удачи.

* * *

Эпизод, о котором упомянул Петраков, произошёл два дня назад. В конце дня Рублёву позвонил оперативный сотрудник его группы Георгий Максимов, которого в дружеском кругу они звали просто Гошей, и сообщил, что опять на горизонте появился Рыжий.

– Что-то понадобилось ему на Новодевичьем кладбище, – докладывал Максимов.

– Но, может, просто памятниками пришёл полюбоваться?

– Нет. Он приехал не на служебной машине, а на такси…

– Ну, это ещё не довод…

– Да, конечно, – согласился Максимов, – но зачем тогда ему скрываться? Он петлял, крутил, явно пытался оторваться от «хвоста».

– Он что-нибудь заметил?

– Не думаю… Что-то ему здесь нужно. Скорее всего, с кем-то у него встреча.

Да, странно вёл себя в последнее время Джозеф Маккензи, которого в группе Рублёва называли Рыжий: то зачем-то в двенадцатом часу ночи поехал за город, то видели, как он околачивался около одного научно-исследовательского института, то тайком спешил, на какую-то явно секретную встречу. И вот теперь появился на Новодевичьем кладбище. И опять тайком.

– Не выпускай его из поля зрения, – приказал он Максимову. – Я подъеду сейчас сам…

Рублёву казалось тогда, что если он сам проследит за Рыжим, то ему удастся расшифровать загадочное поведение англичанина. Через десять минут машина Рублёва уже была у ворот Новодевичьего кладбища. Было начало шестого, но на улицах жара ещё не спала, а здесь, в тени деревьев, уже затаилась вечерняя прохлада. По аллеям кладбища бродили толпы народа. Рублёв прошёл сквозь шеренгу гранитных памятников военачальникам и свернул на дорожку, ведущую в старую часть кладбища. Максимов сидел на скамейке и читал газету. Сергей Николаевич присел с ним рядом.

– Ну, что?

– Ушёл. – Максимов сложил газету и закурил. Его светлые глаза сощурились от дыма.

– Что он здесь делал?

– Любовался старинными надгробиями. Особенно вон тем. – Максимов указал подбородком в сторону склепа из тёмно-зелёного мрамора.

– С кем-нибудь он встречался?

– Нет. Просто не пойму, почему он хотел, чтобы его визит на кладбище остался незамеченным.

Сергей Николаевич подошёл к памятнику, на который указал ему Максимов. Это был куполообразный склеп. В сводчатой нише коленопреклонённый ангел из белого мрамора, воздев незрячие глаза к небесам и сложив на груди тонкие персты, молился беззвучно. Золотая славянская вязь на цоколе:

«Под сим камнем покоится прах купца первой гильдии Фёдора Васильевича Маклакова, 1886–1916 гг.».

И чуть пониже:

 
«Господь, ты душу раба своего успокой
И дай в небесах ему вечный покой…».
 

Рублёв молча обошёл надгробие.

– Так что же здесь понадобилось Рыжему?

– По-моему, у него было назначено рандеву. Но оно не состоялось.

– Ты так думаешь? – переспросил Рублёв, рассеянно оглядывая рослую фигуру Максимова.

– Да. Возможно, что я плохо сработал и Рыжий или его партнёр догадались о слежке.

– Может быть, и так, – согласился Рублёв. – Не думаю, что Рыжий будет тратить время и любоваться памятниками и надгробиями. Что-то ему здесь было нужно. Но вот – что?

Оба контрразведчика помолчали.

– Он должен прийти сюда ещё раз, – сказал Максимов.

– Если догадался, что за ним наблюдали, то вряд ли…

– И всё-таки придёт. Мне показалось, что Рыжий бывал здесь не один раз. Он шёл сюда уверенно, как человек, хорошо знающий дорогу.

– Мгм… Это интересно. В таком случае, старина, нужно выставить здесь нашего человека. Побеспокойся, пожалуйста, об этом.

Конечно, отправляясь на кладбище, Сергей Николаевич действовал из лучших побуждений. Руководителем специальной группы он был назначен совсем недавно и никак ещё не мог привыкнуть к этой роли. Он старался всё делать сам: будь то составление планов или выезд на оперативное задание.

«И действительно, – размышлял Рублёв, – зачем я поспешил на кладбище сам? Ведь можно было послать в помощь Максимову кого-нибудь из группы». Хотя Петраков сделал ему замечание в мягкой форме, он чувствовал, что шеф недоволен его действиями. В глубине души Сергей Николаевич восхищался Петраковым, его покоряла присущая этому человеку властная мужественность. Поэтому услышать от шефа даже пустяковое замечание было для Рублёва мучительно неловко. «Нет, – думал он, – не выйдет из меня руководитель. Для этого мне не хватает данных. Вот шеф – это руководитель. От природы». И Рублёв вспомнил неторопливые манеры Петракова, трезвость и точность его оценок, твёрдость и в то же время мягкую предупредительность в отношениях с людьми. Рублёв ещё долго чувствовал в душе неприятный осадок.

* * *

В конце рабочего дня Сергей Николаевич нашёл у себя на столе пригласительный билет. Машинописный текст гласил:

«Настоящим ставлю Вас в известность, что 17 июня в 19.00 в доме Г. П. Максимова имеет быть скромное торжество по случаю рождения сына, продолжателя славного рода Максимовых. При себе иметь жён (мужей), ненужное зачеркнуть.

Явка строго обязательна. Опоздавшие подвергаются штрафу.

Супруги Максимовы».

В верхнем углу был изображён орущий младенец.

Рублёв невольно улыбнулся. Правда, он собрался ещё поработать. Но и отказаться от приглашения нельзя – Максимов обидится. Рублёв решил, что заедет попозже поздравить супругов, но тут вспомнил о подарке. «Детский мир» открыт до девяти. Значит, до этого времени нужно успеть что-то купить. Настроение у Рублёва было вовсе не праздничное, и общаться с людьми, среди которых будут и вовсе незнакомые, ему не хотелось.

Он снял трубку и набрал телефон Максимова.

– Старина, спасибо за приглашение…

– Мы тебя ждём…

– Но, видишь ли…

– Никаких «но». Надя будет рада тебя видеть. Из-за тебя яблочный пирог испекла… А я два вечера бегал по магазинам.

– Там будет много незнакомых, а я, как ты знаешь…

– Каких незнакомых! – воскликнул Максимов. – Все свои. Мы с женой, ты, Тарков.

С этой фамилией у Рублёва были связаны не очень приятные воспоминания, и он твёрдо решил отказаться.

– Да ещё Катя…

– Какая Катя?

– О, холостяки! Вам имя вероломство! – с шутливым пафосом продекламировал Максимов. – Уже забыл! А ведь сам просил познакомить. Помнишь ту длинноногую на первомайской демонстрации? Она, кстати, тобой тоже интересовалась.

Катя… Он вспомнил последнюю первомайскую демонстрацию. Рядом с ним шла девчонка с длинными распущенными волосами, в джинсах с широким ремнём, которые как-то удивительно ловко обтягивали её длинные ноги. Бесшабашно весёлая, она почти непрерывно смеялась. Даже непонятно чему. Скорее всего, просто от избытка энергии и сознания, что она хороша собой и что каждый из шедших рядом ребят пойдёт за ней по первому её зову.

– Хорошо, – сдался наконец Рублёв. – Я буду, но чуть позднее.

Он положил трубку, но мысли его невольно возвращались к тому солнечному первомайскому дню. После демонстрации они – он, Максимов, ещё трое бородатых ребят в толстых свитерах (они оказались научными сотрудниками какого-то института) – отправились в кафе. Собственно, инициатива насчёт кафе принадлежала Кате:

– Эх, мальчики, закатиться бы сейчас куда-нибудь…

Все дружно поддержали это начинание и, главным образом, потому, что никому не хотелось расставаться с этим весёлым длинноногим существом. Даже Максимов, который всегда торопился домой, к «старушке», как он шутливо называл свою жену Надю, и тот согласился часок посидеть.

Зашли в «Поплавок». Там было шумно, сутолочно и не очень чисто. Но никто не обращал внимания ни на несвежие скатерти, ни на скверные шашлыки. Все невольно заразились бесшабашностью Кати, которая рассказывала забавные истории, с удовольствием пила вино и как-то лихо, по-мужски, курила сигареты. Рублёва и привлекала и пугала эта бесшабашность и несколько обескураживала та откровенность, с какой она отдавала ему предпочтение перед другими. Он видел, что коренастый бородач в свитере и с трубкой сник, замолчал, ушёл в себя. Он был явно неравнодушен к Кате. Сергей Николаевич ожидал, что бородач устроит ему «сцену у фонтана». Но всё каким-то образом устроилось так, что, выйдя из кафе, они сразу остались одни. Максимов со своим бородачом куда-то исчез. Это было очень кстати. Наконец-то Рублёв оказался с девушкой наедине.

«Наверняка Гошка пригласил её ради меня», – улыбнулся про себя Рублёв. Он уже привык, что все друзья и знакомые непременно хотели его женить. Стоило ему прийти к кому-нибудь в гости, и рядом с ним оказывалась приятельница хозяина, или хозяйки дома, или кто-нибудь из его знакомых.

Чаще всего это раздражало Рублёва. Но в тот майский день он был признателен другу. Катя была интересной собеседницей. Она окончила театроведческое отделение ГИТИСа и работала в отделе искусства журнала. Она рассказывала Рублёву о последних спектаклях и фильмах, об актёрах и интересных статьях. Они пробродили по праздничной Москве до вечера.

Катя сама предложила ему свой телефон.

– Будет скучно – позвоните. Свожу вас на какую-нибудь премьеру.

Но позвонить ей Рублёву так и не представился случай. Вскоре после праздника он уехал в командировку. Вернувшись в Москву, вспомнил новую знакомую, вернее, то радостное ощущение, которое она оставила в нём. Но позвонить не решился. Представил себе разговор: «Здравствуйте, это Сергей». – «Какой Сергей?» – «А вот тот, с которым вы познакомились Первого мая»… Нет, это было не для него.

В начале восьмого Сергей Николаевич вышел из управления, добрался на такси до «Детского мира», бродил по этажам, ломая голову: что же выбрать в подарок двухнедельному Илье Максимову. Наконец остановился на упакованном в коробке и перевязанном голубой лентой комплекте для новорождённых, куда входили распашонки, ползунки, простынки, и, довольный своим выбором, отправился в гости.

У Максимовых гремел магнитофон. Ритмы шейка и сиплый, истеричный голос певца проникали сквозь дверь и слышались ещё на лестничной площадке. Гоша открыл дверь и приветствовал Рублёва с преувеличенно шумной радостью подвыпившего хозяина. За столом Сергей Николаевич заметил несколько незнакомых лиц, вероятно родственников Максимова. Возникла маленькая суматоха – обычное явление при запоздавшем госте.

Когда церемония приветствия была закончена, хозяин дома потащил Сергея Николаевича в спальню. Там, в кроватке из-под кружевных простыней выглядывала крошечная курносая мордашечка.

– Тише, – шёпотом предупредил его Гоша, – только что отужинал. Спит богатырским сном. Представляешь, моя-то четыре с половиной кило отгрохала! Кто бы мог подумать! – И он смеющимся взглядом окинул стоявшую рядом с ним жену. Она была невысокого роста, хрупкой, совсем ещё девчонкой.

– Как назвали? – спросил Рублёв, наклоняясь над кроваткой и пытаясь разглядеть в сморщенном круглом личике знакомые черты своего друга.

– Илья, – подсказала жена.

– Хорошее имя…

– А что! Илья Георгиевич звучит…

– Звучит, – согласился Сергей Николаевич. – Что-то прочное, исконно русское. Теперь это имя стало редкостью. Не то, что Сергей. У нас на курсе было три Сергея. А в школе целая дюжина. Я родился, когда в моде были Сергей и Андрей.

Гоша не мог оторвать взгляда от лица сына. Таким наивно-счастливым Рублёв не видел его никогда.

– Как ты находишь – похож он на меня?

– Конечно, – соврал Сергей Николаевич. Ему казалось, что все дети в этом возрасте одинаковы.

– Ну, вот видишь? – с торжеством подхватил отец, оборачиваясь к жене. – Что я говорил? А вот Надя утверждает, что он похож на неё…

– Ладно, ладно, хватит шуметь, пойдём к столу. – Надя снисходительно улыбнулась, беря под руку мужа. – А то проснётся и поговорить не даст…

Ещё из прихожей, сквозь приоткрытую дверь большой комнаты, где был накрыт стол, Рублёв заметил длинные светлые волосы Кати и тонкие пальцы с дымившейся сигаретой. Она о чём-то оживлённо разговаривала с Игорем Тарковым, сотрудником их управления, тоже близким приятелем хозяина дома. Сейчас, направляясь к столу, Рублёв почувствовал, что волнуется перед этой встречей. Он не знал, как себя держать с Катей, как объяснить то обстоятельство, что он ни разу ей не позвонил. Он заметил, что при его появлении в комнате Катя не сразу подняла взгляд, а какое-то мгновение ещё продолжала беседовать с Тарковым, а подняв глаза, изобразила удивление, будто только что увидела Сергея, хотя он по какой-то еле уловимой напряжённости в её плечах понял, что она ждёт его появления, ждёт с беспокойством. На ней было простенькое платьице из ситца с глубоким вырезом на груди. На тонкой длинной шее поблёскивала золотая цепочка. Она уже справилась с минутным смущением и, когда Рублёв пожимал её узкую сухую руку, смотрела на него своими серыми глазами с прежней уверенностью и даже вызовом.