Текст книги "Охота на Голема"

Автор книги: Михаил Шухраев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

Глава 5
Охотница-мизантроп
Санкт-Петербург, начало сентября 2010 г

Как правило, люди вроде Жаклин, предпочитают не бывать там, где много людей. Многолюдные гуляния вроде пивного фестиваля, шумные толпы в день города – уж точно не для них. Да и в «час пик» в метро они не любят соваться. Как там заповедал классик? «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя»? Правильно сказано! А отсюда вывод: хочешь быть свободным от общества – не живи в обществе. А Жаклин давно уже хотелось быть свободной от общества.

Вот только сделать это было невозможно. И собственными правилами приходилось пренебрегать. Особенно сейчас, когда она, наконец-то, решилась покончить с нечистью, которая питалась именно толпой. Эмоции людей толпы были необходимы твари, как воздух или еда. Вот именно, людей толпы. Тех самых, для которых в разные эпохи придумано очень много названий. Как правило, очень добрых. Например, «чернь». Или же – «быдло».

«Быдло!» – с отвращением прошептала Жаклин, словно бы сплевывая это слово. Среди тех, кто гнался за счастьем и находил собственную смерть, других и не попадалось, да и быть не могло. Только быдло, которое уверили, что оно вытянет счастливый билет.

Просто так, «на халяву», как принято говорить в этой стране, ныне избранной полем деятельности для нечисти. Быдло легко становилось МЕЧЕНЫМИ. И умирало, так и не сознавая, что, собственно, приключилось. Ну, или же МЕЧЕНЫЙ умирал после встречи с Жаклин – тем более, не понимая ничего, но, по крайней мере, почти безболезненно.

Для поиска МЕЧЕНЫХ Жаклин и приходилось поступаться собственными правилами. Пожалуй, будь ее воля, она села бы в электричку и уехала бы куда-нибудь в Павловск – подальше от Петербурга с его шумом и толпами на Невском, от людного метро и толчеи в универмагах. Пожалуй, она уезжала бы туда рано утром, а возвращалась бы в город поздно вечером, весь день гуляя по старинному парку. Но в это время тварь из далекого города в Европе будет вытягивать энергию и жизнь из очередных жертв. И ее пиршеству Жаклин должна помешать. Иначе и прогулка по безлюдным аллеям парка, и одиночество будут ей не в радость.

Неважно, что жертвами становятся искатели «счастливого билета», люди толпы, «чернь». Во-первых, и в толпе изредка попадаются люди – ведь не все жертвы твари были такими уж пропащими. Жаклин, при всей ее огромной «любви» к человечеству, отлично это понимала. Может быть, кто-то, к примеру, решил «заработать» денег на лечение – и даже не для себя, а для близких. Можно сколько угодно издеваться над любителями «халявы», но ведь не каждый может своим горбом заработать на дорогую операцию. Или на то, чтобы жить в нормальной квартире. Вот и хватаются люди за соломинку, полушутя заполняют анкету, надеясь на чудо в самом глубоком уголке души. Их желание сбудется. Со всеми «побочными эффектами», разумеется.

Во-вторых, «соискатели счастья» нужны твари только сейчас – для поддержания энергии. А потом будут и другие жертвы – если источник энергии для твари вовремя не рассмотреть и не уничтожить. И вот среди них наверняка окажется немало вполне достойных людей.

Поэтому нечего и думать о поездке в Павловск, не говоря уж о более далеких путешествиях. Об этом и мечтать нельзя. Точнее, уехать-то как раз, возможно, и придется – чтобы лицом к лицу встретиться с уже достаточно выбитой из равновесия тварью, если та не пожелает покинуть место своего обитания. А уж потом можно отправляться куда угодно, если «потом» наступит вообще.

Конечно, Жаклин отлично знала, как теперь зовут тварь. Но человеческие имя и фамилия никак не вязались в ее сознании с образом нелюди. Каким бы именем ни звалось существо, выкачивающее из людей их энергию и саму жизнь, человеком оно уж точно не было.

…Жаклин вышла из вагона метро в вестибюль, осмотрелась. Мимо нее, едва не задев корзинкой, прошла полноватая женщина. Из корзинки, закрытой марлей, донесся жалобно-испуганный мяв. Вероятно, кота везли с дачных гулянок домой, в городскую квартиру. Должно быть, хозяйке пришлось изрядно попотеть, гоняясь за зверем по грядкам и клумбам.

«Ну, хорош плакать, приятель, успокойся», – Жаклин невольно коснулась сознанием кота, и тот и в самом деле затих на дне корзинки.

И как раз в этот момент – Жаклин была уверена, что ей это не почудилось – она заметила что-то настораживающее. Пассажир (или пассажирка), садившийся в вагон, МЕЧЕНЫМ не был. Просто его аура сильно отличалась от того, что обычно можно встретить у людей. Такой могла предстать перед посвященными и сама Жаклин – если бы не было долгих лет, научивших ее не выделяться ничем, никогда и ни для кого.

МЕЧЕНЫХ здесь не оказалось, поэтому Жаклин решила добраться до пересадочной станции. Уж там-то, в толпе, она обязательно встретит сегодняшнюю жертву.

Жаклин тяжело вздохнула. Пожалуй, нелюбовь к толпе у нее с юности. Слишком хорошо она все помнит – например, бешеную толпу в «городе света».

Давно все это было, пора бы и позабыть – да как-то не получается. К тому же, именно тогда она и увидела впервые тварь. Только, разумеется, не могла понять, кто перед ней.

Париж, 21 января 1793 г.

– Везут, везут! – прошелестело по толпе.

В задних рядах началось какое-то движение, оно передалось тем, кто стоял ближе к помосту. Жаклин больно наступили на ногу, тут же она услышала:

– Простите, гражданка!

Сказавший это человек даже не посмотрел на нее, его мысли были заняты совсем не этим – похоже, он решился протолкаться к самому помосту.

И не он один. Уже через минуту Жаклин почувствовала, что ее сжали со всех сторон. Ей неожиданно захотелось выбраться из этой душной толпы. Людской толпы, пришедшей посмотреть, как будут убивать человека.

Честно говоря, все слова о миге, который запомнит история, о последователях Брута, казнящих тиранов, ее нисколько не трогали. Такие речи горланили студенты на собраниях секций, и к ним можно было не прислушиваться. Те, кто поумнее, разъяснял на тех же собраниях, что казнь предотвратит большую кровь, что республика в опасности, и в такое время на одной чаще весов – жизнь всех, на другой – жизнь одного-единственного человека.

Речи выслушивали, ораторам аплодировали – а теперь, в это холодное январское утро толпа горожан пришла на площадь Революции, в центре которой стоял помост со странного вида механизмом. Помост оцепили национальные гвардейцы в своей сине-бело-красной форме. Но и без них от сочетаний синего, белого и красного цвета рябило в глазах – ленточки или кокарды этих цветов виднелись почти на всех.

Даже Жаклин ими не пренебрегла – прикрепила к платью патриотическую кокарду. На всякий случай.

Командир гвардейцев скомандовал что-то подчиненным, и те начали легонько теснить толпу. Напирали, впрочем, не сильно – ведь и гвардейцы, и их командир, и любой уличный зевака – все они были ГРАЖДАНАМИ, равными среди равных. Гражданином ныне звался даже тот, чья голова должна была слететь с плеч – правда, был он ОСУЖДЕННЫМ гражданином.

– Ну что, скоро там? – бодро выкрикнул кто-то из зевак, обращаясь к гвардейцам. – А то уж заждались этого кровопийцу!

– Вчера он кровушку пил, а нынче из него кровушку выцедим! – заверил его приятель.

– Тише, спокойней, граждане! – увещевал один из гвардейцев расходившихся зевак. – Все увидите!

А теперь – шаг назад, граждане! И еще! Вот так…

Толпа еще раз колыхнулась, и Жаклин оказалась плотно притиснутой к какой-то гражданке – судя по заплатанной одежде, та была из самых низов, из «добродетельных домохозяек», у которых дома, в общем-то, и не было – уж, скорее, конура.

Хотя эта женщина могла быть кем угодно – сейчас было модно рядиться под бедняков-санкюлотов.

Да и безопаснее.

Мысли Жаклин, прерванные движением толпы, потекли дальше. Честно говоря, она никогда не видела человека, которого сейчас везли через толпу, запрудившую площадь Революции, на казнь. При дворе Жаклин не состояла, хотя знала, что его величество, а в особенности – королева, – нередко посещали ее коллег по ремеслу. Вот только эти посещения, похоже, нисколько им не помогли. Быть может, они обращались к гадалкам просто так, ради развлечения.

Жаклин, или же, «мадемуазель Жаклин», как назвали ее здесь, была именно гадалкой. Ее счастье, что она жила именно теперь, а не лет на сто раньше – тогда за такое и на костер можно было бы угодить. А сейчас гадание стало развлечением, и все больше и больше людей верили, что нет ни Бога, ни Дьявола, ни чудес. Тем более, республика эту веру всячески поощряла.

Но работать Жаклин не запрещали (хотя она свою работу не афишировала), к тому же, клиентов у нее было довольно много даже теперь. Все по мелочи – порча, любовный приворот. Это было при короле, это осталось и при республике. Разве что обращение поменялось – теперь положено всех называть гражданами. Так что нечему удивляться, когда очередная клиентка, смущенно улыбаясь, начинает просить: «Я знаю, что у моего мужа, гражданина Эжена Лефевра, есть любовница. Гражданка, помогите его удержать…» А другая слезно просит навести порчу на гражданку Полину Лекок, которая расстроила свадьбу.

Конечно, способностей у Жаклин было куда больше, чем требуется для такой ерунды, как сглаз и приворот, но их лучше всего было не выставлять на показ. Ее прабабка была сожжена на костре в Испании, и эта история, передававшаяся из поколения в поколение, стала залогом некоторой осторожности – даже когда бабка Жаклин обосновалась в чуть более вольной Франции.

…Хотя в толпе было почти жарко, отчего-то сейчас Жаклин почувствовала, что на дворе – неласковый январь, а над городом дует холодный ветер. Она слегка повернулась – и встретилась взглядом с той самой «добродетельной домохозяйкой».

– Простите, милочка, если я вас толкнула, – сказала женщина, обращаясь к Жаклин. И это обращение, столь непривычное сейчас, и хорошо поставленный голос, говорили только об одном – рядом с гадалкой стояла ряженая, возможно, даже из бывших аристократок.

– Нет-нет, ничего. – Жаклин кивнула, успев рассмотреть лицо еще не старой женщины с пронзительно-холодным взглядом синих глаз.

– Как вы думаете, мы все отсюда увидим? – продолжала «домохозяйка», слегка облизав губы.

– Да, – согласилась Жаклин, которой отчего-то сделалось очень не по себе – то ли от холода, то ли от ожидания казни.

Толпа еще раз качнулась, и Жаклин вместе со своей соседкой оказались в первых рядах, хотя, вроде, и не думали прорываться. Теперь помост был прямо перед ними, он виднелся из-за спин гвардейцев.

– Ну, сейчас… – пробормотала «домохозяйка», вновь нервно облизывая губы.

У лестницы, ведущей к помосту, появилась процессия. Ее возглавлял незнакомый Жаклин человек в форме гвардии, поодаль от него держались несколько штатских. А за ними конвоиры вели человека в белой рубахе, рядом с которым шел аббат, напутствовавший идущего на казнь.

– И вороньё при нем! – заорал кто-то в толпе. – И его побрейте, с королишкой заодно!

– Бритую макушку – под бритву!

– Смерть! – подхватили другие голоса.

Жаклин показалось, что орут все, но это было далеко не так. Кто-то мог и посочувствовать осужденному – если не словесно (это было слишком страшно), то хотя бы взглядом.

Ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать этого многоголосого рева. Но звук все равно проник бы в ее сознание:

– Смерть! Смерть Луи Капету! Смерть королям!

Толпа жаждала крови, жаждала невиданного доселе зрелища. Нет, конечно, все знали, что в Италии давно уже казнили преступников при помощи падающего топора. Но республика не просто взяла этот способ на вооружение, она усовершенствовала его, довела до идеала. Кто бы мог сомневаться – на то и республика, чтобы все в ней было совершенством!

Казалось, воплям не будет конца. Но, наконец, крики начали затихать, человек в форме, стоявший на помосте, подал знак рукой, и раздалась резкая барабанная дробь.

Наступила тишина.

Жаклин взглянула на помост. Тот, кто еще совсем недавно повелевал всей Францией, не выглядел величественно перед смертью. Он был испуган и растерян, чувствуя приближение смерти и уже потеряв всякую надежду.

Одутловатое лицо, бледность – вот что бросилось ей в глаза в первую очередь.

Тем временем, один из штатских начал зачитывать приговор, составленный Национальным Конвентом. Перечисление злодеяний осужденного было не слишком долгим, казалось, самая большая его вина – в том, что он был королем Франции. Вероятно, так оно и было.

А Жаклин узнала его – это был один из вожаков митингующих толп, ныне, судя по всему, избранный в Конвент.

Теперь настала очередь финала.

Депутат конвента убрал бумагу, подошел к аббату, неприязненно спросил о чем-то (до Жаклин, оказавшейся впереди, долетели слова «можно бы и быстрее…»)

А дальнейшее случилось в считанные минуты.

Осужденный в последний раз поцеловал крест, ему связали руки за спиной, бросили лицом вниз на гильотину. И оказавшийся на помосте высокий человек с испитым лицом дернул за рычаг.

Толпа замерла, по ней прошел вздох. Кажется, ахнули даже те, кто только что выкрикивал: «Смерть!»

Жаклин прикрыла глаза – а когда вновь посмотрела на помост, палач уже показывал окровавленную голову короля народу – перед тем, как бросить ее в корзину.

Это уже потом сочинят, будто аббат благословил короля, сравнив его с Людовиком Святым, это уже после станут говорить, будто сам король обратился с кроткой речью, простив всех своих врагов, как истинный христианский государь. Действительность была куда будничнее. И страшнее.

И снова толпа вновь разразилась буйными нестройными возгласами, качнулась вперед, к эшафоту, с которого сняли оцепление.

– Идемте же, я вижу, что вам тоже интересно! – соседка Жаклин подхватила ее под локоть, и в следующий миг девушка оказалась почти что рядом с помостом, который уже не охраняли гвардейцы.

«Добродетельная домохозяйка» выхватила носовой платок, и, каким-то невероятным образом дотянулась до капель крови, стекавших по доскам эшафота.

– Это вам – за сожженных тамплиеров! – заорала она, подняв платок над головой, словно знамя. – Как вы с нами – так и мы с вами! Смерть! – орала она, приходя в безумный экстаз.

– Смерть! – подхватили стоявшие рядом. – Смерть Людовику! Смерть королям!

Казалось, безумие «добродетельной домохозяйки» передалось всей толпе, всем, кто сейчас окружал Жаклин. Она хотела закричать – нет, не от ненависти, а от ужаса перед происходящим. Но вместо крика из ее гола вырвался хриплый кашель.

– Смерть! – продолжали орать в задних рядах. И теперь казалось, что это безумие воцарится на площади навсегда.

– Вы побледнели, гражданка? Уж не сочувствуете ли вы? – чей-то голос рядом привел Жаклин в чувство, когда радостные вопли потихоньку начали замолкать. Рядом стоял мужчина в штатском, скорее, юноша – из тех самых, чьи глаза разгораются при одном только слове революция. Этот, судя по всему, тоже был не из городской бедноты.

Девушка отрицательно помотала головой.

– Просто… мне холодно, – словно бы оправдываясь, проговорила она.

– Вас проводить, гражданка? – участливо, но с некоторым подозрением спросил молодой человек, вовсе не рассчитывая услышать «да» – просто из вежливости.

– Нет-нет, я сама. – Жаклин отступила на шаг.

– Как вам угодно, – не слишком добро прищуриваясь, проговорил человек, после чего все же отошел.

Жаклин оглянулась по сторонам. Толпа начала редеть. «Добродетельной домохозяйки» видно не было– судя по всему, она удалилась, так и не спрятав свой трофей – пропитанный кровью казненного платок.

Жаклин вздохнула с облегчением. Сейчас для нее страшнее всего на свете было бы вновь оказаться рядом с этой сумасшедшей. Пожалуй, хуже могла быть только сама гильотина.

Глава 6
Раскрутка дела зомби
Санкт-Петербург, начало сентября 2010 г

– Нам известно, что нам ничего не известно. – Эйно оставалось лишь развести руками и процитировать Хайяма, когда выяснилось, что стало со вторым зомби. Точнее, самого зомби так и не обнаружилось – зато разрытая не слишком глубокая могила была в наличии. Обыск в квартире покойного (он жил один, по этому квартира сейчас пустовала, хотя на нее готовились предъявить права какие-то из дальних родственников), принес единственный результат: анкету с вырезанным купоном – почти что двойник той анкеты, что обнаружилась в вещах умершей биологички.

– Зомби исчезли, где они обретаются – неизвестно никому, чего следует ждать – неведомо, – продолжал Эйно свою пессимистичную речь. Но на занудство или панику это похоже не было – сейчас шеф «Умбры» был собранным, как никогда. – Задачку нам подкинули.

– Не скажи, что так уж ничего. – Редрик покачал головой. – Анкетки, контракты… Похоже на след, да и ты сам говорил, что мертвячиной тянет.

– Говорил, конечно. Только ты же отлично знаешь: зомби создаются не просто так. Обязательно нужна какая-то цель. Они выполняют волю создателя, а потом рассыпаются в прах. А здесь что мы видим? Больше похоже на результат хорошего проклятия, я бы это не стал сбрасывать со счетов. А анкетка – возможно, попытка сбить со следа.

– Выходит, их создатель знает о нас? Тогда сослуживцы Зинаиды Алексеевны отпадают.

– Возможно, не о нас конкретно, – вступил в разговор Эд. – Может быть, они предчувствует, стараются подстраховаться. Да, вот что: проверил я эту самую Стефани Фабиан. Неофициально, конечно.

Эйно развернулся к Эду.

– Погоди-ка… Это через приятеля своего?

– Мысли читаем, – одобрительно усмехнулся Эд. – Тот самый Луи из парижских коллег, с которым прошлой осенью приключилась замечательная история…

– Это который вампир? – хмыкнул Эйно.

– Ни разу нет!

«Замечательную историю» французского приятеля Эда из «Контроль Магик» слышали уже все. Если бы он был просто магом из Светлых – все бы ничего.

Но парень был еще и историческим реконструктором, помешанным на эпохе наполеоновских войн.

Возможно, это случилось из-за его возраста – в парижском отделении «Контроль Магик» работали в большинстве весьма пожилые маги, и у Луи имелся некий комплекс. А может, просто увлекался историей.

Словом, к его мундиру наполеоновского гвардейца не смог бы придраться и сам император.

А в сентябре у таких, как Луи, наступают горячие денечки – они слетаются в Москву, дабы принять участие в реконструированном Бородинском сражении.

Конечно, все происходит очень по-дружески – русские ребята (в зеленой форме) и французы (в наполеоновской) считают друг друга собратьями, а не противниками. Ну, и широкое русское застолье этому способствует, как же без него.

Вот застолье Луи и подвело. Сперва он долго выяснял, что такое «сходить за истчо», потом вызвался отправиться за порцией выпивки. Причем, почему-то через Запределье. Где успешно заблудился.

К своему удивлению, Луи, выйдя из Запределья в наш мир, столкнулся с компанией не очень-то трезвых мужиков, напомнивших ему о русских крестьянах той же наполеоновской эпохи. Компания оказалась малочисленной, и Луи наверняка ушел бы от них – да хоть через то же Запределье. Но он был уже порядком пьян.

Кончилось дело взятием «хранцуза» в плен и доставкой его (со слегка попорченной физиономией)… в ближайший лагерь «кутузовской армии». Бомжи, захватившие в плен Луи, получили то, что хотели – водка в лагере уже к тому времени появилась.

«Но я пару минут верил, что провалился во времени», – признавался потом Луи, и вот это показалось ему самым страшным.

– И что твой Луи?

– Да ничего, – Эд помотал головой. – Не значится такая у них в архиве. Мы с Настей переслали факс с вырезкой из газеты – и ничего. Среди «Воинов Армагеддона» Франции эта Стефани Фабиан точно не значится. Может быть, работает сама по себе.

– Придется делать официальный запрос в Париж, в «Контроль Магик», – пожал плечами Эйно. – Там у них своих проблем полным-полно, а тут еще мы. Если даже ложная версия – и они, и мы будем иметь эту ведьму Стефани в виду. И потом… Не думаю, что Луи или кто-то из «Контроль Магик» вообще знает всех участников С.В.А. В архивах много чего не значится.

– Например, про зомби, которых делают просто так, развлечения ради, – усмехнулся Редрик.

Упоминание о С.В.А. – одном из злейших врагов О.С.Б. – навело его на неприятные мысли.

Почему-то непосвященные рассуждают так – если есть Светлые и Темные маги, то они должны драться между собой. А как иначе? Ведь один, судя по всему, на стороне добра, вторые – слуги зла (и хорошо, если вообще не рабы).

В действительности все обстоит совершенно иначе. Цвет магии – это «цвет» энергии. Никакого отношения к войнам он не имеет. Что же добра и зла, то здесь и того проще: любой человек, будь он хоть Светлым магом, хоть самым простым горожанином, хоть даже верховным злодеем из голливудского фильма, полагает так – то, что мне нравится – это добро, то, что не нравится – это зло. И попробуйте к этому утверждению хоть как-то придраться!

Врагами Отряда «Смерть бесам!» были вовсе не некие черные могущественные маги, вроде толкиеновского Моргота. Да и лишенных разума чудовищ Запределья считать врагами было бы, по меньшей мере, неразумно. Вот двуногие прямоходячие – совсем другое дело.

Когда-то, во времена, которые мог помнить разве что Эйно, среди тех, кого непосвященные называют магами, и в самом деле произошел раскол. Но вовсе не по цветам. Просто одни считали, что их способности могут принести пользу людям, другие тоже хотели пользы (то есть, тоже стояли за добро) – в основном, для себя. Первые со временем основали О.С.В., вторые стали Союзом Воинов Армагеддона.

О.С.Б. как мог, пытался отстаивать прогресс человечества, С.В.А. в меру сил вредил прогрессу. Магов из С.В.А. устроил бы феодальный мирок, где техника ограничилась бы автомобилями и железными дорогами. А все остальное можно было бы запретить как экологически вредное. Люди не должны думать о полетах, да и вообще не должны думать – так рассуждали вожди С.В.А. Люди должны подчиняться своим будущим хозяевам – догадайтесь, кому именно…

Если О.С.Б. работал скрытно, то «Воины Армагеддона» действовали почти что легально, особенно – в последние годы. Маги, колдуны и экстрасенсы не сходили с телеэкранов и газетных страниц, людей приучали верить в совершеннейшую чушь – и чем нелепее был слух, тем легче ему верили. На самом деле, эти самые газетные колдуны были лишь мелочью, их настоящие хозяева оставались в тени. И вот с этими хозяевами О.С.Б. вел незаметную войну – иногда очень даже кровавую. Хотя случалось порой и иное.

– Не думаю, что это развлечение – создать зомби, – улыбнулся Эйно. – Это вообще в диковинку для здешних широт, тут вам не Африка. Кому они могли понадобиться? Давайте прикинем.

– Но ведь их используют прежде всего для убийства, – слегка растерянно сказал Эд.

– Вот именно. Для убийства. И зомби мог создать только сильный маг из С.В.А. Или – одиночка.

– Или – некая Стефани Фабиан, – упрямо проговорил Редрик.

– Ладно, в любом случае эти живые мертвецы не смогут уйти далеко от города, – сказал Эйно. – Скорее всего, припрутся к себе домой – если только перед ними не поставлена цель. Так что наша цель – наблюдать и быть наготове. Кстати, у нашего второго живого трупа врагов было не слишком много?

– Были, – проговорил Эд. – Еще сколько! И все до единого – с вот такими рогами! – Он рассмеялся. – Наша опергруппа отчет делает – после опроса соседей. Так это не отчет, а какая-то сплошная камасутра. Получается, что в последние месяц-полтора этот мужик-гуляка стал секс-звездой – куда там какому-нибудь Сталлоне. А потом его машиной сбило.

Причем водитель его не знал и виноват не был абсолютно ни в чем – просто пешеход решил пойти на красный.

– Мораль – не блуди, да не сбит будешь, – усмехнулся Эйно. – А до того с ним такие загулы случались? Что там наш отдел «Астра» выяснил?

– Случались, – кивнул Эд, единственный в кабинете представитель Светлых. – Но не до такой степени – это точно. А тут он вел разгульную жизнь, нисколько не скрываясь.

– Пока не погиб, – задумчиво сказал Редрик. – А в деньгах он, как я полагаю, не нуждался?

– Да нет, был вполне обеспеченным, причем всегда. Квартира небольшая, зато в очень примечательном доме в хорошем районе. И обставлена неплохо. Думаешь, его могли проклясть?

– Как раз, не думаю. Если это обычное проклятие, пусть даже редкостной силы, нам надо принять – у этой биологички, «Тети Монстра», и у нашего второго покойничка был какой-то сильный общий враг. А на самом деле, их не связывает ничего, кроме вот этой анкетки.

– Ладно, инициатива наказуема, – начальственным тоном произнес Эйно. – Раз ты, Ред, отстаиваешь версию с госпожой Фабиан…

– И я думаю, что это как-то связано, – поддержал приятеля Эд.

– Вот раз оно так, то вам и карты в руки. Трясите французов насчет информации – любой, самой завалящей. А то скоро по Петроградской мертвецы стаями бегать будут.

* * *

Мрачное пророчество Эйно не сбылось. Мертвецы по Петроградской бегать все же не стали, да и случаев с разрытыми могилами больше, вроде бы не произошло. По крайней мере, в тот день, а также на следующее утро. Больше того, оба зомби куда-то подевались – возможно, все же рассыпались в прах. Зато следующий вечер принес еще один странный телефонный звонок – на сей раз, от информатора из анатомического театра.

Информатор (как и прочие), разумеется, сразу же забыл о своем звонке. Но не о том, что увидел: все же случаев, когда вполне здоровый, полный сил и энергии молодой человек ни с того ни с сего лезет в петлю, не так уж много. И такие случаи выглядят не менее странными, чем появление зомби.

Особенно, если самоубийца – твой школьный приятель и живет буквально рядом. Патологоанатом, делавший вскрытие, был просто в шоке. Такого он ожидал от кого угодно – вот только не от Гриши. И никаких следов заболевания, ни малейшего намека на тяжелый недуг не было и в помине. К тому же, Гриша, который жил с доктором в одном подъезде, явно не страдал ни от несчастной любви, ни от отсутствия денег. Сам же похвалялся, что устроился в очень, очень прибыльную фирму. Но если не деньги, не несчастная любовь, не желание избавиться от мучительной болезни – что же тогда?

Патологоанатом не мог ответить на этот вопрос. А потом, как будто ни с того ни с сего набрал номер мобильника.