Текст книги "Помещик (СИ)"

Автор книги: Михаил Шерр

Соавторы: Аристарх Риддер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 9

Вильям с мужиками разговаривали очень долго, дело дошло даже до жарких споров.

Я решил пока в это дело не вмешиваться. Посмотрю как без господской палки мужики сумеют организоваться на непривычное для них дело: на совесть поработать на барина.

В зерновых я не специалист, строил токи всякие, элеваторы и тому подобное. Так что с обмолоченным зерном приходилось «общаться».

А вот когда это все еще в поле, тут я пас, тем более на дворе позапрошлый век.

Вильям зашел ко мне неожиданно быстро, я думал что совещаться с мужиками он будет дольше, все таки языковый барьер вещь серьёзная.

– Что решили? – дебаты были жаркие и я не думал что они так быстро всё решат.

– Ваши мужики сказали, что в этом году все немного отстает от обычного, но сейчас самое время начать уборку ржи. Они обычно после жатвы оставляют снопы в поле примерно на неделю дозревать. Я против этого, все надо сразу вывозить на гумно и в овины. Урожай в этом году и так плохонький, а если дожди пойдут, то с этими снопами беда будет.

– Тут я вам пока не указка, Вильям. Сами решайте. Ты вот скажи как долго уборка длится будет?

– Ваши мужики, сэр, чувствуют вину перед вами. Думаю,что в этом году на уборку выйдут все кто могут и в первую очередь на ваш клин. Только есть две просьбы, – Вильям, смутился.

– Не смущайся, говори.

– Ваш батюшка раньше после окончания уборки всегда ставил ведро своей водки, а управляющий отменил это правило.

– Скажи мужикам, – засмеялся я, – барин поступит как его батюшка, а если хорошо и быстро все будет убрано, то добавит еще и наливочки от своей ключницы.

У Пелагеи расход её продукции был меньше обычного и образовалось внеплановых полведра. Так что четверть вполне можно и поставить мужикам в качестве премии.

Вильям довольно заулыбался, алкогольная тема вещь скользкая и такой исход для него был похоже неожиданным.

– Давай вторую просьбу.

– Мужики говорят надо бы немного гумно поправить. В соседнем селе строительная артель завтра освобождается, за десять рублей ассигнациями они все за день сделают.

– Хорошо, я конечно дам на это деньги. Это всё у тебя?

– Всё, сэр.

– Зато у меня не всё. Помнишь наш разговор насчет баб?

– Так я же, сэр,…– Вильям явно смутился и похоже не находит нужных слов. Английский язык оказался неожиданно скудным для их подбора.

– Ты не крути, я сегодня видел, как загорелись твои глазки на внучку старика Сидора и как она на тебя, – я хмыкнул, – за-ды-ша-ла. Еще чуток и девка будет на все согласная. У тебя действительно дар соблазнять женский пол.

– Сэр, но что мне делать. Вы же видите как они сами.

– Вижу, поэтому предлагаю тебе на этой девке жениться. Мы тебя покрестим в православную веру и после уборочной сыграем свадьбу.

– Сэр, – только и выдохнул Вильям, – а она пойдет?

– Ты, я полагаю, согласен взять Марию, внучку Сидора Матвеевича в законные жены?

– Я то согласен, а она? – опять спросил ангийцкий дон Гуан.

– Это не твоя забота, главное твое согласие.

Степан отпросился ночевать к матери и я отправил его с условием,что он зайдет к Сидору и передаст, что Вильям согласен и до утра просьба решить все вопросы со строительной артелью.

В четверг 2 августа я поднялся раньше всех.

Проку от меня на уборке будет конечно ноль, но я решил на такой важный процесс посмотреть собственными глазами и максимально в него вникнуть.

Но неожиданно пришлось задержаться. Сначала, с самым восходом солнца, пришел переговорщик от строителей-артельщиков. Им естественно надо знать моё слово. Мы быстро ударили по рукам и молодой посыльный строителей побежал к своим мужикам.

Не успел я закончить это дело, как пришел Андрей с совершенно сногсшибательным известием. Днями, но точно до окончания отпуска, вор управляющий по каким-то своим наверняка нехорошим делишкам, должен заехать к нашему соседу помещику Торопову.

– Андрей, а каким образом, – я от неожиданности просто развел руками.

– Приятель у меня там есть. Он как-то сказывал, что наш управляющий последнее время часто приезжать стал. Вот я и попросил его весточку прислать.

– Спасибо, Андрей, за службу, весточка интересная.

У меня сразу же пошел мыслительный процесс, как можно этим воспользоваться и каким-то образом прижать ушлого управляющего.

В итоге на поле я попал, когда жатва шла полным ходом.

Действительно на барский клин наверное вышли все кто мог. Несколько десятков баб ловко работали серпами и сразу же вязали снопы, часть мужиков косили «литовками». Приглядевшись я увидел, что это были не простые косы, а «под крюк», с зубьями, чтобы скошенные стебли сразу же сгребать в рядки. Это очень облегчало вязку снопов. Этим тоже занимались мужики.

Мне тут же объяснили, что такие зубья хороши на негустой и не высокой ржи. В этом году она как раз такая. Вильям трудился вместе с мужиками на увязке снопов, а старик Сидор руководил всеми работами.

Поклонившись в пояс, он уважительно поздоровался и довольно сказал:

– Ежели так дело пойдет, то с твоим клином, барин, быстро управимся. Бабы наши не меньше пяти десятин сегодня уберут, мужики в два раза больше, а то и в три. Артельщики сказали, что работы им немного, к вечеру они гумно точно поправят и еще овины посмотрят. Думаю, как раз вечерком можно будет начать снопы на гумно свозить. К ночи в аккурат управимся. Твой бусурман правильно сказал, не дело снопы в поле оставлять.

Старик как-то странно шмыгнул носом.

– Спасибо тебе, барин, что ты велел своему англичанину на девке нашей жениться. Видела его два раза, а дуром орет, хочу за него.

– После уборочной покрестим его в нашу веру и под венец, – подтвердил я принятое решение. – Он согласен.

Дело шло к полудню, когда на поле прискакал незнакомый верховой. Это оказался посыльный приказчик нашего соседа по Калуге – купца Дмитрия Тимофеевича Самохватова.

– Господин купец лично изволит сегодня вечером быть у любезного соседа Александра Георгиевича с визитом, – торжественно объявил приказчик. – Поговорить о делах наших скорбных и так же справиться о здоровье, парижских новостях, а также о том, как хозяйство любезнейшего Александра Георгиевича поживает.

«Вот тебе и на, открытым текстом намекают, да еще и так нагло», – подумал я.

Сразу вспомнилось поведение Аглаи Дмитриевны на вечеринке у Николя – как она ко мне подплывала, глазки строила, декольте демонстрировала. И намёки Николя про выгодную партию.

Всё было ясно как день. Господин купец лично едет смотреть на потенциального зятя. Намерения Аглаи Дмитриевны были прозрачны, а папенька решил лично оценить кандидата.

И мотивы купца тоже понятны. Надоело, видать, Дмитрию Тимофеевичу быть просто богатым человеком – хочется, чтобы внуки его были не простыми людьми, а дворянами. А у меня потомственное дворянство имеется, соответственно, мои потомки будут дворянами. Аглая Дмитриевна подходящего возраста, я подходящего происхождения – что ещё нужно для счастья?

Никакого желания ни то что общаться, на порог такого гостя пускать не хочу. Но нельзя.

Во-первых, Дмитрий Тимофеевич – мой кредитор. Не пускать его на порог – значит создать себе такие финансовые проблемы, что даже думать не хочется.

Во-вторых, он конечно не самый большой купец Калужской губернии, но явно не последний и очень успешный в делах. Такие известия о нем принесла мне сорока на хвосте, когда я был в Калуге.

Мужчина очень дородный – весом больше центнера с большим гаком. Но не физические кондиции главное, а состояние. Он, конечно, не миллионщик, но к этому почётному званию стремится всеми фибрами своей купеческой души.

Таких успешных людей, чье материальное благополучие растет как на дрожжах, в губернии мало, раз-два и обчёлся – можно пересчитать по пальцам одной руки, а возможно на этой руке вообще останется один палец – собственно, Дмитрий Тимофеевич и всё.

Поэтому принимать надо. И принимать достойно.

– Передайте Дмитрию Тимофеевичу, – сказал я приказчику, – что буду рад видеть его в своём доме. Ждём к ужину.

Пришлось возвращаться домой. Господина купца надо удивить каким-то кулинарным изыском, одного омлета с майонезом будет явно не достаточно.

Самохватовский посыльный сначала заезжал в усадьбу и все уже знали о возможном предстоящем визите. Пелагея на всякий случай уже заготовила то, что в будущем назовут полуфабрикатами.

– Пелагея! – с порога спросил я. – Чем сегодня будем угощать важного гостя, аж самого купца Самохватова?

– Дичь обязательно. Караси в сметане. Мы с Дуняшей освоили ваши майонез с хитрым омлетом. Но желательно что-то такое особенное сделать.

Я засучил рукава – в прямом и переносном смысле. Готовка всегда помогала мне думать. Это была своего рода медитация – руки заняты делом, а голова работает над проблемами.

– Скажите мне, дамы, как поживают каперсы, которые я по весне переслал из Парижа?

Память Сашеньки меня выручает всё больше и больше. Я иногда даже начинаю сомневаться попаданец ли я, настолько мне уже удалось вжиться в образ помещика Нестерова.

Батюшка и матушка я, например, говорю уже без всякой натяжки, Сосновку воспринимаю как родовое гнездо и действительно у меня болит душа за судьбу имения.

Дуняша достала банку с маринованными каперсами.

– Вот, барин, мы всё сделали как вы в письме велели.

– Отлично, утром я видел, как мальчишки тащили свежих раков, – Дуняша молча показала почти полное ведро этих копошащихся членистоногих. – Сегодня мы будем делать салат по особому рецепту. Называется «Оливье».

– А что это такое, барин?

– Сейчас увидите. Дуняша, отвари раков. Пелагея, приготовь вареные картошку, морковку и перепелиные яйца. Ещё нужны свежий огурец, вареные телячий язык, рябчики и свежий салат.

Картофель еще не стал вторым хлебом России и эпопея его массового внедрения впереди. Но в Сосновке его уже выращивают, правда в совершенно не заслуженно малых объемах.

В том, что телячий язык есть я не сомневался, также как и рябчики. Но если бы их не оказалось или того же салата, то все равно что-то типа «Оливье» мы бы приготовили.

Пока готовились ингредиенты салата, я размышлял о предстоящем визите.

Дмитрий Тимофеевич приедет не просто так. Он будет оценивать меня как потенциального зятя. И мне нужно как-то между струйками пройтись – так чтобы и волки были целы, и овцы сыты.

С одной стороны, не отказываться от женитьбы на Аглае Дмитриевне раньше времени. Женщина она, прямо скажем, не моего типажа. Еще конечно не перезрелая, хотя сейчас в 1840 году она уже почти старая дева, чрезмерно на мой взгляд пышнотелая, с матримониальными амбициями – совершенно не то, что мне нужно.

С другой стороны, нельзя расстроить Дмитрия Тимофеевича. Далеко не последний человек в губернии, богатый и с большими связями, против меня нынешнего – величина. Раздавит и не заметит, если захочет.

У меня по факту, одна, да и то призрачная надежда на помощь, дядюшка. Но думаю, максимум на что я могу сейчас рассчитывать, так это только на то, что он не даст мне голову открутить в буквальном смысле.

А вот спасать меня от разорения меня он явно не будет.

– Барин, – прервала мои размышления Пелагея, – раки готовы. Что с ними делать?

– Очистить их и мясо нарезать кусочками. А потом идите сюда и внимательно смотрите, что я буду делать.

Я показал, как нарезать овощи, как смешивать с раковым мясом, каперсами, перепелиными яйцами и прочими ингредиентами. Затем я контрольную партию заправил майонезом, который был изготовлен уже без меня и очень приличного качества.

– Ой, барин, – восхитилась Дуняша, – как красиво получается!

– А теперь пробуем, – предложил я.

«Оливье» в моем понимании получился именно таким как надо и внешне и по вкусу. Можно сказать классика будущего по Люсьену Оливье. Интересно как историки его назовут, я лично замарачиваться не буду: «Оливье».

Полуфабрикат был помещен в «холодильник», заправлять майонезом его еще рановато.

«Холодильником» я называл хитрый погребок. На его дно в конце зимы помещали специально вырезанные большие кубики льда. Их закрывали соломой и чистыми кусками плотного полотна, а сверху в небольшую разбежку были полки. На них и ставили ведра, банки, крынки и прочее.

Лед начинал по-серьёзному таять в середине или даже в конце сентября. Но это уже было не актуально.

Пока готовился салат, я продолжал думать о будущем. С наведением порядка в делах забрезжил свет в конце туннеля. А окончательно всё станет ясно после окончания уборочной.

Я рассчитываю увеличить доходы с доходного дома в Калуге и возможно со скотины переданной мужикам. В любом случае нынешний мужицкий полтинник и столько же с титулярного советника, это стольник в месяц. На жизнь достаточно. А всё остальное что будет, на погашение долгов.

Пока у меня нет никаких идей резкого увеличения моих доходов, но думаю, что еще не вечер. А пока будем заниматься восстановлением порушенного господином управляющим. Вернее даже только того, где нет капитальных затрат на это дело.

Когда было закончено с оригинальным салатом «Оливье», мне пришла к голову сумасшедшая идея: сделать этот же салат советского разлива.

– Следующий салат, называется «Советский», – предложил я. – Здесь всё проще.

Консервированный зеленый горошек правда отсутствовал, но под рукой был свежий. Я быстро приготовил маринад и залил им свежесобранный отборный горошек.

– Горошек добавите перед подачей. А теперь будем делать крем-брюле, – предложил я.

– Что это такое, барин?

– Французский десерт. Очень вкусный.

Пока я руководил приготовлением крема, мысли мои были далеко. Нужно думать, как зарабатывать деньги, чтобы не остаться с голой задницей, не пойти в учителя или чиновники, а остаться помещиком в Сосновке.

А Сосновка того заслуживает. Вон какая хоромина стоит, пусть и полуразвалившаяся. Архитектурный памятник середины XVIII столетия безусловно заслуживает того, чтобы в веках остаться. И я сделаю всё, чтобы его восстановить.

К вечеру всё было готово. Стол был накрыт в столовой, столовое серебро Анфисой начищено до блеска, подсвечники расставлены. Пелагея с Дуняшей и Анфисой нарядились в лучшие платья, а я надел парадный сюртук.

– Барин, – сказал Степан, выглядывая в окно, – едут!

Я выглянул и ахнул. По дороге к усадьбе двигалась целая процессия. Впереди ехала роскошная карета-шестерик, за ней – ещё две кареты поменьше. А рядом с каретами скакали всадники с не зажженными факелами.

Но больше всего поразило другое – из одной из карет доносилась музыка. Живая музыка!

– Батюшки, – прошептала Пелагея, – да он с цыганами приехал!

Действительно. Дмитрий Тимофеевич Самохватов приехал с целым цыганским хором. Настоящий концерт на колёсах!

Процессия остановилась у крыльца. Из главной кареты вышел мужчина огромных размеров – явно больше центнера весом, в дорогой одежде и с золотой цепью через всё пузо. Лицо красное, борода густая, глаза хитрые и весёлые.

– Александр Георгиевич! – загремел он басом. – Дорогой мой!

Вылитый Паратов из «Жестокого романса»! По духу конечно, только постарше и потолще. Тот же размах, та же удаль, та же показная щедрость. Интересно, а итог деятельности будет таким же?

– Дмитрий Тимофеевич, – ответил я, выходя навстречу, – милости прошу в дом.

– А вот и дочка моя ненаглядная! – Самохватов помог выйти из кареты Аглае Дмитриевне.

Она была одета ещё пышнее, чем на вечеринке у Николя. Шёлковое платье, драгоценности, веер. И тот же хищный взгляд.

– Александр Георгиевич, – пропела она, – как я рада вас видеть!

А из третьей кареты вывалилась цыганская ватага – человек десять мужчин и женщин с гитарами, скрипками, бубнами.

– Эй, детушки мои! – крикнул Самохватов. – Играй мою любимую!

И тут же двор наполнился музыкой. Цыгане запели, заиграли, затанцевали. Я ожидал «Вдоль по Питерской», но зазвучал какой-то незнакомый городской романс и я вспомнил, что Шаляпин будет жить немного позже. Зажглись факела, осветив лица, фыркающих лошадей и суетившихся слуг.

«Ну и театр, – подумал я. – Настоящее представление устроил. Что ж, посмотрим, что из этого выйдет».

Глава 10

Экипажи Дмитрия Тимофеевича скрылся за поворотом дороги, оставив после себя лишь облака пыли, да затихающие звуки цыганской музыки. Я стоял на крыльце, провожая взглядом удаляющиеся огоньки фонарей, и мысленно возвращался к событиям прошедшего вечера.

Всё-таки очень здорово было то, что я решил в очередной раз блеснуть кулинарными талантами. Благодаря «французским» разносолам мне удалось свернуть со скользкого разговора о матримониальных планах дорогих гостей на кулинарные изыски.

И надо сказать, план сработал лучше, чем я ожидал.

Вечер начался, как и предсказывал я сам себе – Самохватов сразу взял быка за рога. Едва мы уселись за стол, как он начал расхваливать достоинства своей дочери и намекать на выгоды возможного союза.

– Аглаша у меня девка золотая, – говорил он, отправляя в рот кусок карасей в сметане. – И хозяйственная, и красивая, и приданого дам – закачаешься!

Аглая Дмитриевна при этом скромно опускала глаза и краснела – весьма искусно изображая застенчивость.

– Пятьдесят тысяч рублей наличными не меньше, и не ассигнациями, а серебром! – объявил купец. – Плюс дом в Калуге, плюс лучшую лавку. Будите при деньгах!

Но как только на стол стали подавать французские блюда, ситуация резко изменилась.

– А это что за чудо? – воскликнул Самохватов, попробовав салат.

– Французский рецепт, – объяснил я. – Называется «Оливье».

– Объедение! – восхитился купец. – Аглаша, попробуй! Вот какие секреты ты из Парижа привез!

Омлет «Пуляр» купец умял молча, только крякнул от удовольствия, а вот следующий салат оценил.

– Этот салат попроще, – высказался он, поглотив советский вариант. – А почему «Советский»?

– Да откуда знаю, этих французов не поймешь, что у них в головах. Иногда мне казалось что в голове у них опилки, да-да-да, – пожал я плечами и скаламбурил по памяти.

Шутка мультяшного Винни Пуха из моего детства купцу очень понравилась и он в буквальном смысле загремел лошадиным смехом.

И вот с этого момента разговор пошёл совсем по другому руслу. Самохватов забыл про сватовство и увлёкся обсуждением кулинарных талантов потенциального зятя.

– Да я смотрю, твой повар редкостный мастер! – говорил он, пробуя крем-брюле. – Такие блюда и в лучших ресторациях Москвы не подают!

– Далеко не во всех, – скромно согласился я.

– А знаешь что, Александр Георгиевич, – вдруг загорелся Самохватов, – а что если нам ресторацию открыть? В Калуге? Я деньги дам, ты научишь поваров готовить – золотое дно получится! А там глядишь и в Москву двинем. И даже в Петербург! А что? Другим можно, а почему не нам?

Аглая с удивлением посмотрела на отца. Видимо, такого поворота она не ожидала и от неожиданности по моему даже на какое-то время утратила дар речи.

– Ресторацию? – переспросил я.

– А что? Дело выгодное! Народ у нас денежный пошёл и захочет где-то хорошо поесть. А таких поваров, как у тебя, в нашей губернии нет!

И вот тут я понял, что неожиданно получил козырь. Самохватов – купец до мозга костей. И если он почувствует запах прибыли, то жадность может перевесить даже планы на дворянского зятя.

Всё таки эта публика сделана из другого теста. Деньги это для них главная ценность. Как там классики говорили? За триста процентов прибыли капиталистические акулы мать родную продадут. Дословно не помню, но как-то так.

– Идея интересная, – сказал я осторожно. – Но мне сейчас не до рестораций. Дела в имении, а потом…

– А что потом? – насторожился Самохватов.

– А потом мне нужно выполнить волю покойных родителей, – вздохнул я театрально. – Как-то не по-христиански сейчас о женитьбе думать, когда батюшку с матушкой похоронили меньше двух месяцев назад.

Аглая скорчила кислую мину, для неё похоже такие высокие материи пустой звук. Особенно тогда гормоны мозг выносят. Самохватов тоже помрачнел, он видимо немного из другого теста, но тоже такого значения христианским ценностям не придает.

– И что же нужно делать? – спросил он.

– Паломничество совершить. В Тихвинский монастырь, к Александру Свирскому. Там пожить, помолиться за упокой души родителей. Год траура ещё не прошёл.

– Понятно, – протянул купец. – Дело, конечно, святое…

Но я в этот момент был уже уверен, что он сейчас больше думает не о дочкиной свадьбе, а о возможной прибыли от ресторанного бизнеса.

Да, вечер конечно похоже даст мне обильную пищу для размышлений как мне избежать самохватовских объятий.

Настойки и наливки ключницы из нижних подвалов у нас действительно хороши. Под конец посиделок купец дошел до нужной кондиции и перед отъездом еще раз повторил своё предложении взять в жены Аглаю Дмитриевну и озвучил следующие свои финансовые предложения: он еще и обязуется простить все мои долги перед ним, которые очень не маленькие – со скупленными у других кредиторов они составляют сорок тысяч.

Милейший Дмитрий Тимофеевич под конец вечера был совершенно пьян и язык свой контролировал плохо. Поэтому что я, сделав удивленные глаза, невинно спросил:

– Дмитрий Тимофеевич, просветите, это в серебре или в ассигнациях?

– В ассигнациях, откуда у наших голодранцах такие деньги, чтобы давать в серебре. Твой покойный батюшка эти деньги занимал почти у таких же как он. К тем, кто дают в серебре, я даже и не подъезжал.

Ну, что же на этом фронте пока выиграно время. Думаю, до следующей весны. И что очень важно, я проанализировав бумаги батюшку примерно сумею понять, какие долги перекупил Самохватов.

Кредиторы, которые уступили ему, в его глазах голодранцы. Значит это скорее всего не очень богатые помещики и которые занимали не очень большие суммы. Таких достаточно много, тех кто занимал сотни или в лучшем случае пару тысяч.

Аглая Дмитриевна визитом ко мне была явно разочарована: надула губы и было зла как мигера и не скрыла своего раздражения болтливостью папаши.

Похоже в пьяном виде он авторитетом не пользуется, так как «любящая» дочь помогала ему заползать в карету с применением мер физического воздействия. В один из моментов мне даже показалось что купчина даже получил от неё подзатыльник.

Стоя на крыльце в наступившей ночной тишине, я размышлял о произошедшем.

Идея с рестораном на самом деле была не так уж плоха. Вопрос о том, как зарабатывать деньги, по-прежнему стоял открытым. А кулинария, как это ни странно, могла стать тем локомотивом, который подтолкнёт всё остальное.

Более того, если Самохватов увидит в ресторане прибыльное дело, то я буду устраивать его больше как деловой партнёр, а не как зять. Жадность может пересилить матримониальные амбиции.

Но опасность неожиданной женитьбы на Аглае Дмитриевне всё равно оставалась. Купец время данное мне на размышления четко не обозначил, но думаю что ответа потребует намного раньше чем весной. Ничто не мешает о помолвке объявить хоть завтра, а венчание, да пожалуйста, через год.

Так что шевелится вам, Александр Георгиевич, надо. Вернее крутится как вошь на гребешке, как любили некоторые говаривать в «святые», будь они не ладны, девяностые.

От неприятных, внезапно нахлынувших воспоминаний, я неожиданно захотел есть.

Войдя в дом, я направился в столовую, где еще не убрали со столов. После богатого ужина с гостями хотелось чего-то простого и домашнего.

– Пелагея, – позвал я кухарку, – что у нас есть из еды, что-нибудь попроще?

– Да вот, барин, тушеные заячьи почки остались. Могу с гречневой кашей подать.

– Отлично, – сказал я, а про себя подумал, что у 21 веке это вообще-то редкий деликатес.

Я сел за стол и принялся доужиновать. Заячьи почки были приготовлены превосходно – нежные, сочные, с тонким вкусом дичи. Гречневая каша – рассыпчатая, ароматная.

Пока я ел, мысли опять вернулись к разговору с Самохватовым. Ресторан… А почему бы и нет? В конце концов, готовить я умею, поваров подготовлю, нет вопросов, клиентура в Калуге найдётся, а купец готов вложить деньги.

Мысли свернули на меню. Что бы я готовил в своём ресторане? Обязательно достаточно большое разнообразие блюд европейской кухни. И конечно, русскую кухню, как основа меню, но с изысками.

Например, тушёные телячьи щёки с гречкой или полбой – классическое блюдо всех хороших ресторанов. Нежное мясо, которое буквально тает во рту…

И тут меня осенило. Телячьи щёки, правильно приготовленные, по консистенции очень напоминают… тушёнку! Те же волокна, та же нежность, то же ощущение, что мясо разваливается от одного прикосновения вилки.

«Тушёнка», – подумал я, откладывая вилку.

А ведь это же суперидея! Это же рычаг с помощью которого можно попробовать перевернуть мой личный мир! Консервированное мясо, которое можно хранить месяцами, возить на дальние расстояния, использовать в походах, в армии, в дороге…

– Степан! – позвал я.

– Слушаю, барин.

– А ты знаешь, что такое тушёнка?

Степан почесал в затылке.

– Слышал в Париже, но не видел. Очень говорили дорогая.

– Вильям! Пелагея!– крикнул я. – Идите сюда!

Вильям появился в дверях, вытирая руки – видимо, помогал на кухне. А Пелагея была еще в столовой.

– А вы знаете, что такое тушенка?

– Я, нет, – коротко ответила Пелагея.

– Слышал, сэр. Но ничего толком не знаю, – пожал плечами Вильям.

Я напряг свой интеллект, последние дни мне иногда по мелочам из каких-то подвалов памяти извлекать достаточно забытые знания.

Вот и сейчас я вспомнил, что когда-то слышал, что мясные и консервы изобрел какой-то француз во времена Наполеона. Но сначала это дело пошло не очень широко, так сказать в «народ» консервы пошли через несколько десятков лет.

Слова Пелагеи, что она не знает, что такое тушенка, очень ценные. Они косвенное свидетельство, что в России этого нет или еще очень большая редкость.

А вот слова Степана и Вильяма вообще бесценны. Степан большая пройдоха и если бы консервы были вещью распространенной, он наверняка узнал бы их. А господин англичанин естественно и слышал бы и что-то знал.

Как всякий простой житель России образца начала 21 века, имеющий опыт советской жизни, я в технологии приготовления тушенки в домашних условиях был большой докой. Тем более чего только в своё время не приходилось консервировать.

Поэтому особого труда представить как это все должно выглядеть в более масштабном производстве труда не составило.

Я уже хотел направиться в свой кабинет, чтобы начать сегодня конкретно работать над воплощением своей идеи, как внезапно увидел что Вильям, Степан и особенно Пелагея ждут моих разъяснений.

– Смотрите, что получается, – решил я провести маленький ликбез. – Тушёнка – это мясо, которое можно хранить очень долго. Месяцами. И оно не портится.

– Как это не портится? – удивился Степан. – Мясо же быстро тухнет.

– А если его правильно приготовить и правильно упаковать, то не тухнет.

– И как же его упаковывать? – заинтересовался Вильям.

– В банки. Стеклянные или жестяные. Герметично закрывать, чтобы воздух не проходил.

– А зачем это нужно? – спросила Пелагея.

– Представьте, – сказал я, воодушевляясь, – солдаты идут в поход. Или купцы в дальний путь. Или корабль плывёт в далёкие страны. Что они едят? Сухари, солонину, крупу. А если бы у них была тушёнка? Открыл банку – и готовое мясо, вкусное, сытное!

Вильям все таки сделан уже немного из другого теста и он первым оценил мою идею.

– Понимаю! – сказал он с воодушевлением. – Это же революция в питании! Такой продукт найдёт покупателей везде – в армии, на флоте и среди путешественников…

Время было уже позднее и детское явно давно закончилось. Да и толочь воду в ступе явно ни к чему.

С троицей слушателей моих рассказов о тушенки можно вполне просидеть полночи. Но в кармане от этого не прибавится. А вот убыток вполне может быть приличный.

В уборочную страду день год кормит. Эту поговорку я в своё время слышал много раз. И сейчас у меня как раз такая ситуация.

Вильям болтун еще тот и вполне может просидеть несколько часов, настроив свои локаторы на болтовню барина.

А утром наверняка проспит и во время не явится на поле. А его Сидор Матвеевич поставил на очень ответственный участок уборочных работ: Вильям начал принимать привезенные снопы. От его правильной работы зависит как они будут досыхать. Одного барского гумна и двух овинов должно хватить на весь урожай с господской запашки и возможно принять что-то и с крестьянского клина.

Перед самым появлением самохватовского приказчика мужики мне говорили, что урожай в этом году в нашем уезде везде желает лучшего. И это означает, что на горизонте маячит страшная напасть – голод.

Поэтому надо максимально собрать имеющееся на полях без потерь и не важно чьи это поля, барские или крестьянские.

Мужики не сказали мне напрямую, но из их слов понятно, что они надеются, что барин разрешить им досушивать на своих гумне и овинах и крестьянские снопы.

Так что господину бусурману неожиданно достался один из самых ответственных участков уборочных работ. Брехать, как известно не пахать. И через недельки две я увижу: он брехун или все таки пахарь.

Ночью после визита купца была у меня были самые настоящие полеты во сне и наяву. Алкоголь в крови и мысли о всяких тушенках и сгущенках так возбудили мой мозг, что мне всю ночь снились сны как я строю большой консервный завод под Калугой и заваливаю Россию различными консервами.

Успех моего предприятия столь огромен, что я быстро начинаю продавать тушенку в Европе. А затем лично везу целый пароход в Америку, где мне удается сразу же покорить Нью-Йорк.

Хорошо, что августовские ночи еще короткие и мой коммерческий успех в Америке в сонных грезах был самым бесцеремонным образом прерван голосистой утренней компанией за окном. А иначе я бы наверное в своих снах, на ядре скорее всего, повез бы тушенку каким-нибудь обитателям Марса.

Весь следующий день я провел с народом на своем поле. Я оказался прилежным и способным учеником и освоил азы работы с серпом, успешно попробовал косить литовкой и вязать снопы.

То, что барин вместе со всеми убирает урожай, было для моих крепостных почти чудом. И оно явно пошло на пользу делу. Даже на мой взгляд начинающего хлебороба господский клин убирался быстро, а самое главное качественно.

За два дня было убрано десятин тридцать. На закате я перед тем как ехать домой прошелся по уже убранному полю и увиденная картина порадовала меня.

Стерня была чистой и ровной и мне не удалось набрать даже десятка оставшихся в поле колосков.

Мне сразу же вспомнились постоянные разговоры с моей молодости о снижении потерь при уборке. Меня почему-то всегда чуть ли тошнило от них, особенно когда в армии во время обязательного просмотра программы «Время» приходилось всю осень чуть ли не каждый вечер смотреть идиотские репортажи с полей.

Но сейчас эти воспоминания вызвали только грусть. В моей новой жизни мне наверняка не суждено увидеть ни телевизионных репортажей, ни с ветерком прокатится на мотоцикле, ни попросить «Алису» вечером после работы включить какую-нибудь любимую мелодию.