Текст книги "Требухашка. Рождение (СИ)"

Автор книги: Михаил Северный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

– Садись, чего уж там. Не держи зла на старушку.

Я осторожно сел, оказавшись спиной к женщине и по её примеру вдохнул аромат чая. Мда. Запах грязной воды, оттенки черного чая и немытой эмалированной кружки – это не шедевр.

– Как тебе напиток? – проворковала тетушка. Она даже перестала называть меня фашистом, как мило.

– Хороший, – ответил я, – спасибо, – и показательно отхлебнул. Чуть подкрашенная горячая вода, сахар бы не помешал для вкуса. Где этот вонючий чёрт дёлся?

Кстати от тетки не воняло. Она такая большая и от нее должно потом нести, как от мужской бани, но не тут-то было. Наоборот свежий запах чистого тела и шампуня. Интересно, её кто-то моет или она сама может? Здесь без швабры не обойтись.

– Ну пей, раз хороший, не стесняйся.

– Спасибо за гостеприимство, конечно. Но где же ваш сын? Тут же барак, раз два и обчёлся. Вы извините, что спиной к вам сижу, но боюсь чай разлить.

– Ничего-ничего, – пробормотала из-за спины толстуха и вдруг навалилась на меня.

7.

Дело было так. Вот я сижу, чай пью и никого не трогаю, а потом сверху на меня, почти ломая хребет, падает шкаф. Кружка летит между ног из внезапно ослабевшей руки, проливает кипяток на колени, а потом катится на полу, а я, кряхчя как старик, обрушиваюсь вместе со стулом на спину. Белое мягкое нечто выгибает меня как дугу и кладёт мордой в пол, ноги разъезжаются, как у препарированной лягушки и три тонны теплоты падают сверху с грохотом (это переворачивается кровать, понял я), дышать трудно и сардельки прижимают башку к полу. Меня будто распяли на мясном пироге, только по-сатанински наоборот.

Дыхания не хватает, кажется, что сейчас я задохнусь и останусь лежать под мягкой пахнущей мылом и чистотой, но очень злобной тушкой.

Я полной грудью вдыхаю воздух, я стараюсь сохранить его, но туша выдавливает кислород из меня, как из пробитого шарика. Эта боль побеждает боль от обожжённых колен.

«Вы чего?» – бормочу, стараясь выползти, но оно ёрзает сверху, давит тушей и прижимает лапами к полу. Я слышу как открывается дверь и бормочу, что-то под нос. «Памигите», но не выходит внятно.

Слышу шаги, новый свидетель моего позора катится ближе и останавливается рядом. Я не вижу его, но слышу вонючий кислый запах немытых ног.

– Всё? – спрашивают немытые ноги. Я слышу ещё шаги.В комнату входят люди. Не знаю сколько их, сейчас не до этого. Много.

– Сдался, фашист без боя, – отвечают сверху. – Напился чаю, сволочь, немецкая. Ты зачем его ко мне приволок Георгий?

– У него кастет в кармане. И еще какой-то инструмент, типа щипцов. Может и ствол есть.

Руки пошарили по бокам, ткнули по рёбрам, залезли пальцами-сардельками в карманы, вытащили оттуда «мох и болото».

– Нет ствола.

– А железки есть?

Грохот, что-то покатилось по полу рядом с ухом.

– Длинный, забери.

– Хорошо, – говорит кто-то дрожащим голоском и проходит мимо моей башки.

Я слышу дыхание множества людей, я слышу вонь из их подмышек и отвратительный смрад носков и немытых ног. Я слышу как с грохотом тысячи перхотных шариков опускаются на пол, рядом с моим носом. Я не могу закрыть нос, поэтому слышу как воняют их яйца и вжимаюсь лицом в пол изо всех сил

– Что это с ним? – спрашивает баба, восседающая на мне и тыкает мне пальцем в шею – Эй, ты, фашист! Что делаешь, тварь не русская? Георгий! Может он активирует капсулу с ядом у себя в носу? Или маячок какой-нибудь?

– Да не, Пухлая. Не придумывай. Мы же не в кино. Этот урод мне два раза по роже съездил и всё о тебе расспрашивал. Нужно его допросить, как ты любишь.

– Не жалеть фашисткое отродье. Языка будем пытать со всей пролетарской ненавистью, – сказала толстуха и повращала задом. – А ну поднимите меня, партизаны!

Внезапно стало легко и почти уютно, потом меня схватили за шею и посадили. Жирная баба маячила впереди в тумане, как облачко. Потом из облака высунулись белые выделения и сунулись мне в рот, раздвигая челюсть. Дышать стало трудно и я застонал от бессилия и боли, когда руку убрали.

Большая женщина сидела у себя на постели и разглядывала меня с интересом, а десятки рук обыскали, схватили и посадили на стул с высокой спинкой. Я даже не оглядывался, чтобы понять кто там стоит за мной, сейчас меня интересовала эта жирная ведьма. Вот – где опасность. Вот где зло.

– Чего ухмыляешься, Ганс? – прошамкала здоровая, – Не ожидал встретить партизан?

– Так это ты, тот самый Пухлый? Наслышан. Классные крылья.

– Что? Хорошо тебя приложили по башке, фашист?

Пухлая морда ничего не понимала, она ничего не знала о крыльях, но я их видел сейчас прямо перед собой. Из-за белой дебелой спины тянулись вверх чёрные, широкие как паруса, мясистые крылья. Хороший улов. Требухашка будет жрать пока не сдохнет от передозировки.

Я потянулся за инструментом и замер. Отобрали щипчики. Баба следила за моими движениями внимательно и всё поняла.

– Нет твоей любимой гармошки, Ганс? Забрали игрушку, мусор?

– Кастет верни, тогда и поговорим кто из нас фашист.

Она забулькала и затряслась, наверно так смеются мясные туши перед тем, как их разделывают на мясной фабрике. За спиной тоже зашумели, задвигались, засмеялись. Чья-то вонючая лапа похлопала меня по плечу.

– Вернём – вернём. Вместе с тобой подбросим под полицейский участок. Кастет в горло засунем, а пинцет – засунем в другую дырку, там где чёрное солнце не заглядывает.

Я судорожно сглотнул вызвав град бомжацкого смеха из-за спины. Сейчас бы развернуться и запомнить все эти наглые рожи. А еще лучше тварей разорвать на клочки и выбросить в поле, пусть вороны клюют это мерзкое вонючее мясо, которое даже на удобрение не пойдёт.

– Тихо! – рявкнула Пухлая, даже толстую сардельку – руку подняла вверх, как флаг или сигнал. Потом она опять начала сверлить меня взглядом и голосом вкрадчивым выспрашивать – Зачем ты здесь? Кто тебя послал? С какой целью?

– Вы наверное фильмы любите смотреть про войну? А про полицейских как? Заходят?

Мне залепили затрещину так что голова чуть вокруг своей оси не развернулась.

– Давай тон немного поуважительнее, ага. С женщиной говоришь, ага.

– Не бей его так, Короткий. Нацист только разговорился. Допустим люблю я кино разное. Крестный отец очень люблю первую часть. А что?

Я сел поудобнее ненароком осматривая комнату. Ничего тяжелого рядом не было, разве что руку у Пухлой оторвать и отбиваться ею. Неплохая идея, но тяжело выполнимая.

– Знаете, что бывает когда убивают полицейского? Знаешь какой начинается кипиш? Как трясут всех и вся? Знаешь как роют пока не найдут виновных в смерти копа? А если не найдут, то виновными становятся все и абсолютно все местные бандосы отвечают за смерть сотрудника? Никто не будет жить спокойно после такой ошибки. Понимаешь или тебе на немецкий перевести?

Пухлая задумалась. Я смог цепануть бомжару за слабое место. Хороший понт дороже денег. Тварь побоится тронуть меня, пока будет думать, что я при погонах.

– И кто же знает, что ты здесь, фашист? – голос у толстухи немного дрогнул.

– Кому надо тот знает. Радуйся, что это не спец операция. Это разведка боем. И результаты мне не понравились, Пухлая. Избивать человека при исполнении было глупо. Очень глупо.

Она молчала. За спиной тоже молчали. Толстуха тяжело смотрела на меня и думала. Я смотрел в ответ. Сейчас что-то решается или мне кажется? Сейчас нож войдет сзади между ребёр или накинут удавку? Пойдет жирная ва-банк или отпустит? Я бы не отпустил. Менты такого не прощают, даже если произошла ошибка. Нельзя трогать полицейских. И баба это знает. И она знает, что я это знаю.

– Дык, он не мент, – пробубнил кто-то сзади, и толстая вздрогнула.

– Как знаешь?

– Дык, я видел его. Он грузчиком работает в магазине. Я там мусорки потрошу, точно, он это. Толян-сиделец – его напарник, знаю его хорошо. Какой же он мент. Грузчик он.

Тишина начала нереально давить, но продлилось напряжение недолго.

– Ага, – сказал я в полной тишине, – получи фашист, гранату.

– Георгий… Это чего?

Георгий молчал. Наверное много думал.

– Георгий, зачем ты его притащил, а?

– Так он сам за мной увязался, – оправдывался Георгий, когда Пухлая откидывала медленно одеяло. – Всё спрашивал всякое, бил по морде. Про тебя расспрашивал.

Я смотрел на панталончики, открывшиеся после ухода одеяла. Кружева, розовый цвет – все дела. Только размера негритянского – как у мамаши Чоли (не знаю кто это). Из панталошей торчали огромные ступни и немного варикозных ног. Выше была сорочка, размером с маскировочную сетку для танка.

Сопела Пухлая тоже как танк на разогреве. Вот только на кого же она зла?

– Ты кто такой?

Похоже на меня.

Пожимаю плечами и стараюсь устроиться удобнее, но кто-то сзади давит на плечи, прижимая к седушке.

– Я? Ангел Смерти! Срыватель Крыльев и друг Требухашки! Мне нужен мой кастет, мои серебряные щипчики и чистые штаны. Пойдём со мной, если хочешь жить.

Я протянул руку в сторону Пухлой, ладонью вниз, призывая преклонить колени для поцелуя.

– Ё-нутый, – сказал один из невидимых бомжей из-за спины, – нужно его тихо грохнуть и консервы сделать.

– Кто ты? -повторила толстуха.

– Я тот, кто очищает город от Зла. Я – Бетмен. Я – Чистомен. Называй, как хочешь. Я рожден для того, чтобы очистить этот город от Зла. Город будет девственно прозрачен или мёртв, вот моё правило! Отдавай инструменты и встань с кровати: мордой к стене, ко мне жопой. Я сделаю всё быстро и без боли! Я – тот кого любят вселенные!

Тяжёлый и тупой удар в затылок пришёл когда его не ждали.

8.

Улица крутилась вокруг меня как бешеная спираль: то скручиваясь вместе с фонарями, то резко выпрямляясь. Задняя часть черепа гудела от боли, пуская нездоровые импульсы во вселенную.

Я чувствовал себя очень нехорошо, но я был еще жив и шел домой, прямо посреди дороги. Хорошо, что ночью движение как в деревне тире никакое, иначе уже бы намотало под колёса какого-нибудь джипа.

Очнулся я под забором церкви пятидесятников, недалеко от индийских бараков. Убивать не стали, слушать тоже, просто вырубили и оттащили подальше. Надеются, что не вернусь? Это вряд ли. Наивная чукотская бабушка.

Я проверил карманы ещё раз и убедился, что кастета, как и специальных щипчиков больше нет. Имущество моё решили не возвращать. Большая ошибка.

Голова закружилась и меня понесло на обочину с такой силой, что чуть не улетел носом на газон, пришлось тормозить руками о дорожный знак.

Ладно, вонючие бомжи. Я еще вернусь и заберу своё имущество, а заодно разрушу это вонючее гнездо. Сожгу эти бараки, только дым будет стоять столбом.

За каждый удар по моей башке вы ответите своими гнилыми вонючими необразованными котелками. Для начала мы с Витькой закидаем коктейлями Молотова все окна и двери, а когда крысы начнут выбегать из своих вонючих нор я не буду никого бить. Я буду ждать, когда появится Королева Крыс, жирная Крысоматка. Буду смотреть, как она не влезает в горящий проём, как её крысиные выродки разбивают и расширяют проход, чтобы визжащая туша смогла пролезть на свободу, пока не запахло жареным мясом.

А может и не понадобится моё вмешательство и ночная сорочка загорится на жирной и она будет кричать, а они паникуя будут бегать и кричать: «Что нам делать? Что нам делать, Пухлая?» А она будет кричать и кричать и заходиться в крике, пока не начнет горящей тушей биться о дверной проём, чтобы выбить мурованный кирпич самой. А я тогда кину ещё один коктейльчик. И он разобьется о косяк и смесь, горячая как ад, выльется ей на живот!

От яркости воображаемых мук стало тепло в животе и я почувствовал эти приятные запахи плоти и услышал крики Пухлой. Ничего, мне только домой и спать завалится. А там этот голодный червяк ждёт, наверное своей жратвы. Ничего, побудет на диете.

Идти я продолжил уже по тротуару. Индийский остался далеко позади, бомжи меня не преследовали и впереди светилось одинокое окно, единственное в доме. Витька ждал, верный оруженосец. Переживает, как там друг. Пять минут посижу на скамейке перед домом, потому что ноги не держат и войду. А ещё нужно придумать, что сказать насчет крыльев. Нужно настроиться на разговор, а то инвалид может наехать. Сейчас. Сейчас. Еще минуточку. Сам не заметил, как провалился в сон и засиделся так, что не увидел как вышел сосед, вечно сующий нос не в свое дело Андрюха, и начал меня будить. Точнее трясти за плечо.

– Эй! Сосед! Мишка! Вставай! Что с тобой?

Я отпихнул его руку и осмотрелся. Заснул прямо на грязных деревяшках, даже не заметил как.

– Слышь! Ты откуда такой грязный? Вроде водярой не несёт, а выглядишь как я после корпоратива!

Он радостно заржал и сел рядом, хлопая меня по спине.

– Водички вынести, сосед, слышь? А где твой дружок? Не добрёл? Спит под забором?

Сосед задумался и покачал головой:

– Нее. Он дома. Я же слышал какие-то звуки странные. Вы кошку завели что ли? Пищит и пищит. Я уже ругаться ходил, слышь, а вы не открываете. Слышь, это не дело так жить. Нам такие соседи не нужны. Один зверя нянчит, другой «синячит» по ночам. Скоро собутыльников приведете и кошки размножатся, насрут на лестничной клетке. Ты это Мишка прекращай, слышь.

– Отвали, а, – я встал и потянулся, посматривая на полную луну в небе. Чётко она фонарь заменяла. – Сам-то что вытворял годами? Будешь мне впаривать теперь про лестничные клетки, алкаш.

– Ты полегче, слышь, со старшими разговаривай.

– Да отвали, – послать его было огромным удовольствием и уйти не прощаясь тоже.

Нужно было придумать какой-то условный стук, как я раньше не догадался. А теперь заика домой может не пустить.

Я грохнул пару раз в дверь кулаком и прислушался, почесывая ноющий бок.

– К-кто там?

– Ужас, летящий на крыльях ночи. Я, кто еще. Открывай!

Замок щелкнул и я вошел наконец-то домой, вдыхая полной грудью запах родной квартиры.

– Ну здорово, детки! Соскучились без папы?

Это могло бы стать последней крутой фразой, но дальше должно было быть еще круче.

– Где червяк?

Не разуваясь я пошел на кухню и уставился на пустой стол, со скрипом вспоминая где последний раз видел Требухашку.

– Как охота? – Витька стоял за спиной, – Есть улов?

– А что? Червяк проголодался? Доставка опоздала, чаевых не будет?

– Не вышло? – друг смотрел сочувственно и это бесило еще больше. – Почему ты такой грязный?

– Где эта голодная хрень?

– Так вот же он, над дверью, – Витька ткнул пальцем и я успел заметить, как темное пятно скользнуло сверху мне на спину и боль пронзила спину. Да так невыносимо остро это было, что крик оборвался не успев начаться.

Второй сон. Деревня проклятых

Я опять не в своём теле. Я – сторонний наблюдатель. Мой здесь только взгляд – даже глаза принадлежат другому человеку. Я – внутри чужой оболочки. Я – ничто, я – бесплотный дух. Я-я-я. Надоело «я-кать», некрасиво это. Посмотрим что тут у нас, в этом сне.

Сумерки. Вечер. Мой аватар шагает по полю, приближаясь к средневекового вида деревеньке. Земля чавкает под ногами, Мы опускаем взгляд вниз и видим землю, разбухшую от воды и грязь, прилипающую к сапогам огромными комьями. Чем ближе к деревне, тем тяжелее идти, грязь не прощает тяжести и затягивает в себя, но Мы продолжаем вытягивать из болота ноги, и шагать дальше. Я просто наблюдатель со стороны, но переживаю за чужие сапоги, как за свои. А ещё нижняя часть плаща заляпана грязью снизу и волочится за нами грязной тряпкой.

Из темноты выбегает кто-то и радостно подпрыгивая мчится в нашу сторону. Торжественная встреча? Похоже на огромную собаку, которая не рада видеть моего Аватара. Из спины у пса торчат крылья, которые время от времени делают ленивые взмахи и пёс подпрыгивает вверх, подвывая от предвкушения. Я достаю правой рукой большой, страшного вида кинжал и держу его наготове лезвием к себе. Лезвие блестит, отражая свет луны, и ждёт своей очереди, чтобы напиться крови.

Пес ускоряется и рычит, слюна летит в стороны из оскаленной пасти, крылья машут все сильнее ускоряясь, поднимая грязь в воздух и пес взлетает, расставив лапы.

Левой рукой мой друг ловит его на подлёте, хватает прямо за горло и я чувствую горячую пульсацию собачьей крови, чувствую тепло тела и запах собачьей кожи-а потом взлетает правая рука с ножом и наносит лезвием удар в правое ухо. И ещё раз, и ещё, и ещё. Лезвие окрашивается алым, как и Моя перчатка. Пёс даже не успевает начать скулить, когда падает в грязь тяжелой мокрой тушей.

Мы смотрим на неё сверху вниз и переворачиваем труп пса на бок. Деревня уже рядом, в сотне метров и мечутся яркие отблески фонарей и факелов. Их много и они суматошно носятся, как блошки на проститутке, пока не организованны, как следует. Интересно, кого они ищут?

Аватар смотрит на пса и хватает его за мерзкое крыло, у самого тела, под самый корень-наступает ногой на живот, оставляя грязный след и тянет крыло на себя. Пасть мертвой псины открывается и вываливается наружу безжизненный серый язык.

Я уже знаю, что Мы будем делать и Мы перерубаем крыло у мертвого тела, как рубят негры на плантации тростник – одним мощным ударом. Из обрубка прыскает чёрной зеленью вверх и Аватар хватает второе крыло, натягивает так, что кожа лопается и бьет еще раз. Крылья отбрасывает в сторону, где они тонут в луже грязной воды. Я хочу крикнуть «Забери для резчика! Ты чего?», но у меня нет рта и я не могу кричать. Ценный товар пропадает, погружаясь под воду, а безжалостный аватар продолжает работать ножом, вырезая на спине пса два куска кожи вместе с мясом. Если бы у меня был рот, меня бы вырвало сейчас, а он спокойно разглядывает раны, сует в мясо палец, «шерудит» там и осматривает его при свете луны. Довольный увиденным поднимается и одним пинком отправляет труп подальше.

Всматривается вдаль, и Мы видим, как точки фонарей объединились в сплошной поток и лента света ползет к Нам.

Мой Аватар вытирает нож о колено и прячет в ножнах на бедре.

Теперь он идет дальше и он готов встретить деревенскую толпу-факельщиков.

Грязь и болото сменяется твердой поверхностью, здесь дорога вымощена камнем и идти теперь стало намного легче.

Я слышу приближающийся топот множества ног. Мой аватар останавливается и спокойно ждет. Из сумки висящей через плечо он достает двуствольный пистолет и медленно начинает его заряжать, посматривая на приближающихся крестьян.

«Смерть!» – кричат крестьяне. «Убьём его!» – вторят их друзья. «Не бойтесь, люди!» – подзуживают отстающие.

Мы вздыхаем и достаем из сумки идентичный пистолет, только уже заряженный и готовый к бою. Рассматриваем, проверяем и поднимаем обе руки вперёд. В каждой по пистолету. Пальцы на спусковых крючках, руки не дрожат.

Селяне останавливаются в десятке шагов и тяжело дышат. В руках у кого факелы, у кого топоры, у кого вилы. Здоровые мужики, разгоряченные возможностью близкого насилия они смотрят на Нас.

«Не бойтесь, братья, он один!» – кричит кто-то писклявым тенорком, и Мы поворачиваем пистолет на звуки голоса. Священник вздрагивает и пытается скрыться за чей-то спиной, но все расступаются, не желая оказаться первой жертвой выстрела. Пистолет безмолвно следует за худощавым телом, и святой отец наконец замирает, поднимая вверх тощие белые руки.

– Не стреляй! Не бери такую ношу на сердце.

– Повернись, – говорит Аватар, и голос у него приятный, рокочущий как летняя речка в лесу.

– Что?

– Повернись ко мне спиной и будешь жить.

Священник смотрит на деревенщин и не дождавшись помощи медленно поворачивается, не опуская рук.

– Оголи спину!

– Что? Нет! – возмущается священник и грохочет выстрел. Дым развеивается, но он всё еще жив и медленно поднимает одеяние, обнажая худую спину.

– Выше! – говорит стрелок, – Хватит! Можешь быть свободен!

– Что? Нет, – осторожно повторяется постаревший на год священнослужитель.

– Ты, – говорит человек с пистолетами и наводит один на большого волосатого мужика, с выпученными как у лягушки глазами – Ты следующий.

У здоровяка в руке серп. Он опускает его и рука дрожит, полукруглое лезвие дрожит вместе с ним.

– Нет, – говорит здоровяк, – кузнец не гнет спину перед бандитами.

Два ствола холодно смотрят на кузнеца.

– Не спорь, – говорит священник – ты знаешь, что он может сделать.

– Он сделал уже достаточно. Он убил моего Гада.

– Именно поэтому ты должен показать мне спину, кузнец. Считаю до пяти. Раз!

Кузнец рычит и прыгает, поднимая серп.

Глава 11

1.

Сон затих постепенно, как удаляющаяся вдаль мелодия. Одной ногой я был ещё в «Проклятой деревне», а другой медленно вступал в свою реальность. Там где расплачиваются рублями, смотрят кино в телефонах и едят искусственную пищу.

В голове жужжала мелодия, на этот раз не знакомая – «Песнь беременной пчелы» или типа того. Потом стало ясно, что это просто ухо чешется, но сначала я просто слушал скрипы, жужжание, шелест, чавкание и другие «приятные» уху звуки. Кто-то подошел и наклонился так близко, будто хотел поцеловать, но я знал этот запах. Одеколон «Троя» – дешёвый выбор миллионов мужчин. Любимый одеколон единственного друга.

Он позвал меня по имени. Тихо, осторожно, проверяя не очнулся ли я.

– Показалось. Видишь, он ещё спит. Давай не будем мешать, ему на работу завтра. Совсем ты его загонял со своей едой.

Я открыл глаза и Витька отшатнулся испуганно.

– С кем ты разговариваешь, товарищ сосед?

Но я уже понял. Стоило присмотреться к правому плечу – на нём чернел кожаный мешочек. То, что называется Требухашкой. Гусеница, которая когда-нибудь превратится в бабочку.

Сосед смотрел на меня с опаской и плечо как будто случайно развернул подальше, вместе с Требухашкой.

– Ты знаешь с кем, – он с вызовом смотрел на меня, мой друг. Я медленно поднялся на локте и осмотрелся. Я в своей комнате, на кровати. Как я здесь оказался, и почему Витька не спит и на плече Требухашку таскает, в упор не помню.

– Рассказывай.

* * *

В последнее время ты стал вести себя очень подозрительно. Мы давно знакомы, но я никогда не видел, чтобы ты был таким злым. Сначала я подумал, что это усталость или нервы, но нет. Ты стал другим. Ты стал агрессивным. Даже рождение Требухашки тебя не порадовало и когда ты пошёл искать крылья – взял только кастет. Ты даже не взял щипчики! Тогда я окончательно понял, что-то не так.

Что делать я не знал. Силой мне с тобой не справиться. Оставлять тебя наедине с Требухашкой не хочется. Если ты навредишь ему, то сделаешь хуже только себе.

Я сидел на кухне и гладил Требухашку, когда он начал ползти. Вытягивая переднюю часть туловища, он затем подтягивал жопку, и так передвигался, похожий на улитку без панциря. Я положил руку, перекрывая дорогу, чтобы он не свалился со стола, а червячок вцепился нежно присосками в кожу и начал вверх карабкаться. Было совсем не больно, только щекотно.

Это совсем не страшно, такой медленной была гусеница Требухашки. Я смеялся от щекотки, и смотрел, как она забирается мне на руку, пока Требухашка не очутился сверху всем телом. А потом он выпустил коготки. Их было много и очень острые, но боли не было, только рука онемела, как под наркозом. Я не успел ничего понять, как заснул прямо за столом и видел сны. Требухашка всё мне показал.

Я видел другой мир, другую вселенную, другой – немного похожий на наш город и видел охотника. Не такого крутого, как ты, но намного более опытного. И он страдал. У него крылья росли прямо из спины. Он скрывал их, стягивал на спине бинтами и ремнями, что причиняло ему страшную боль, а от этого он становился очень злым. И я видел как жестоко расправлялся он с носителями крыльев, как будто мстил за свои страдания. Он не только вырывал крылья с мясом, он мог разорвать… ну лучше не буду вспоминать.

И его летучий зверёк тоже что-то заподозрил. Долго возмущался, пищал, и улетал прочь, но продолжал служить своему хозяину пока однажды охотник не разорвал бинты и не распахнул крылья. Тогда «Требухашка» успокоил хозяина, как мог.

Хозяин умер, скончавшись от заражения крови, но больше не тронул ни одного человека, а его питомец на сотни лет остался один.

Не смотри на меня так. Наш Требухашка – это не он. Наш Требухашка дал мне понять, что крылья – это зло, которое зреет в каждом, даже в охотнике. Если долго не обращать внимание на свои поступки и их последствия, то можно полететь на самое дно ада.

Мне нужно было рискнуть и вылечить тебя. Без щипчиков, без питомца, только с этой гусеницей, и я решился, прости, друг. Я посадил Требухашку над дверью и он терпеливо ждал, когда ты войдешь и проявишь себя. И мы не ошиблись в тебе. Ты – крутой и всё делаешь круто, даже проигрываешь. Ты умудрился на мгновение застрять в дверном проеме, зацепившись крыльями, которые ты совершено не скрывал. Требухашка услышал тебя и спланировал сверху на спину, как маленький парашютист. Не знаю, что у него в слюне, может яд парализующий или какие токсины, но ты мешком упал в коридоре и лежал неподвижно пока Требухашка обгладывал те… То естькрылья.

Потом пришлось его отдирать, когда он высосал всё, даже из отверстий, оставшихся в спине от чужих отростков, а тебя я волоком затащил на кровать и раздел, чтобы тело подышало. Кстати, футболку придётся купить, старая совсем порвалась. Как ты себя чувствуешь вообще?

* * *

– Нет слов. А можно глупый вопрос?

Витька кивнул и отступил к двери.

– Почему ты не заикаешься?

– Не-знаю. З-забыл.

– Забыл, что надо? Проехали. Ладно, покажи мне Требухашку.

Это действительно была почти гусеница, только с щёлками-глазками, зубками и еле заметными отростками-ножками. Большую часть времени, как сказал Витька она лежит и «урчит животом».

Когда не спит – тогда ест, поглощая перья от крыльев и хлеб.

– Хлеб? Оно ест хлеб?

– Ещё как ест. И молоко впитывает, если положить его в блюдце мордой.

– Как бы ты не отравил зверя. Мы ведь толком не знаем, что ему можно, а чего нельзя.

– Можно-можно. Он рассказал мне об этом во сне.

Гусеница продолжала урчать и пульсировать на его шее.

* * *

Мы поговорили, я пытался вспомнить, что произошло и удалось – это было не трудно. Только одного не хватало, мелочи без которой трудно было осознать реальность прошлого. Я не мог вспомнить свои чувства, ощущения, мысли. Ничего. Просто действия, события, но почему я так поступал вспомнить не получалось. Серость и картон. Делал и всё. Почему и зачем я не понял. Просто делал, а что крутилось в башке, почему я избивал людей и рвался избить Витьку вместе с Требухашкой – пусто

«Влияние крыльев, – подчеркнул Витька, – проверь мою спину».

Я отказался рассматривать его белизну, как-то это по-гейски, но друг настаивал и отойдя в дальний угол я разрешил ему раздеться. Крыльев не было.

– Чист!

– Хорошо! – улыбнулся Витька, и в оконное стекло прилетел камень.

2

Глухой удар, достаточно мощный, чтобы разбить окно, но нам повезло, только послышался хруст и пошла разрастаться в стороны трещина.

– Ой! – вздрогнул Витька и присел, оглядываясь, не поняв источник шума. Я уже бежал к окну, чтобы успеть разглядеть хулигана.

Он и не скрывался.Точнее они. Во дворе стояли люди, много людей. На рожи они натянули спортивные шапки. Лица скрывали, но сами не прятались, смотрели верх, высматривая меня.

– Чё творим! – закричал я, роясь в карманах.Потом вспомнил, что лишился своего оружия и бросился на кухню.

– Не надо, Мишка! – кричал Витка, почти истерично – Они спеццц…

– Я тоже в некотором роде спец, – пробормотал я, обуваясь. В стекло прилетел еще один камень. Витя побежал к окну и распахнул форточку:

– Вы что д-делаете! Я сейчас ппп-олицию вызову!

Ответ я не услышал, потому что уже выскочил за дверь.

* * *

Во дворе никого не было. Нападавших как волной смыло с берега. Я выскочил под свет уличного фонаря, оглядываясь в поисках и только вдалеке увидел удаляющиеся тени. Догонять их не было ни желания, ни сил. Весь боевой задор сдулся, как шарик.

Хлопнула дверь подъезда с таким треском, что загорелись несколько окон в квартирах.

– М-Мишка! Я иду!

Растрепанный Витя с расшнурованными кроссовками спотыкаясь спешил на помощь. Подбежал ко мне и остановился, задыхаясь. Шнурки волочились по земле, норовя подставить хозяину ножку.

– Г-где они?

– Нету, – я развел руками. – Убежали. Ты зачем Требухашку на улицу вытащил?

Гусеница действительно расположилась на левом плече Витьки и он машинально погладил её.

– Так. Требухашка попросил.

– Ясно. Точно попросил? А если он сейчас простудится заболеет и умреё? Знаешь как в «Войне миров» инопланетяне не смогли сопротивляться банальным земным вирусам и передохли.

– Требухашку так просто не убьёшь.

– Ладно пошли домой, укротитель инопланетных существ.

Честно говоря, почувствовал я странный укол в сердце. Можно даже сказать не большую ревность испытал к моему питомцу. Но быстро эту гадость выкинул из головы. В эту сторону начнёшь думать и опять крылья из задницы потянутся. Пусть дружат, если так хочется.

Сосед торчал в окне, когда мы возвращались домой. Выключил свет и думал, что его не видно. Любопытный чёрт. И не спится же ему.

* * *

– Кто это был на улице? – спросил Витя.

– Ты перестань так красиво чесать, а то я подумаю, что друга подменили.

Витя пожал плечами и пошёл на кухню, поглаживая гусеницу на плече:

– Пока тебя не было, я решил не заикаться. Принял такое решение. Пора менять свою жизнь и характер. Начинать нужно с характера, понимаешь?

– Ого, – только и сказал я, следуя за ним. – Ну ладно.

Витька уже кормил гусеницу раскладывая хлебные крошки у себя на руке.

– Иди, спать Мишка.

– Что?

– Иди спать, говорит Требухашка, – ты устаешь очень сильно, тебе нужно выспаться.

– Но… – неуверенно сказал я.

– Иди, – отрезал Витька и посмотрел на меня каким-то совсем новым взглядом.

Пришлось послушаться и вернуться к себе. Сил действительно больше не было.