Текст книги "Требухашка. Рождение (СИ)"

Автор книги: Михаил Северный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Глава 5

Закутанное в клочки крыльев яйцо походило на упитанного, завёрнутого в шубу с перьями, вождя индейцев. Такую ассоциацию вызывало это круглое нечто.

Цвет изменился, скорлупа впитала в себя всю грязь и неприятные краски, побелела и похорошела, дрожа как от кайфа.

Мы уселись вокруг, тяжело дышали и молча наблюдали метаморфозы существа, скрытого броней скорлупы. Витя держал в руках остатки крыльев, которые он предусмотрительно поделил на две части,сказал, что хватит ещё на раз, чтобы два раза не вставать. А там может и вылупится питомец.

– Н-надо пошить костюмы, – вдруг предложил Витька решительно.

– Чего? – глаза у меня слипались. Сон сражался с бессонницей и медленно побеждал. Адреналин в крови «перекипел» и медленно остывал.

Витька все еще «смотрелся решительно» и требовательно на меня таращился. Я зевнул и с усилием «разжмурил» глаза.

– К-как у супергероев в Ч-черве.

– Ты совсем кукушкой поехал? Не обижайся, друг, но тебя в последнее время никто по голове не бил?

Витька не обиделся, как планировалось, и продолжил давить своей тупостью. А мне, как другу, оставалось только терпеть, превозмогая сон.

– Д-думаю мы ещё не раз в г-город выйдем. За к-крыльями. П-потому что эти з-з-акончатся рано или поздно.

– Продолжай.

– А без масок мы рано или поздно з-засветимся на к-камерах или узнает кто тебя, г-город м-маленький. А я в тюрьме выживу, я – интернатский, т-ты нет.

– Тоже верно. Как говорится, «я слишком симпатичный для тюрьмы». Только мы ведь не убиваем никого. Максимум хулиганка светит. За такое сейчас даже не садят. Сейчас и пятнадцать суток, и вытрезвители отменили, не за что всех алкашей содержать. Так что не переживай друг, мы всего лишь пылинки во дворце правосудия. Круто сказал? Давай спать будем.

Я встал, зевая, и потянулся, собираясь на боковую. Витька упорно стоял у двери. Вот же «осел-упёртыш».

– Ну что? Чего тебе еще нужно?

– П-послушай меня. Серьезнее нужно быть. Мы (он сказал «мы»)собираемся отлавливать плохих людей и у меня есть теория, н-на этот счет.

Я сел. С «упоротыми» лучше не спорить. Раньше выслушаешь, раньше ляжешь.

– Жги!

– Чем хуже человек, тем толще, сочнее и питательнее у него крылья. Ч-чем вкуснее собирать крылья, тем быстрее вылупится Требухашка. Чем бесчеловечнее цели, тем они злее, и сильнее будут сопротивляться, как тот маньяк, про к-которого ты р-расказывал. И тем больше шансов что нас рано или поздно запомнят и отследят.

– Ишь как ты разговорился, – иронизировал я, хотя в принципе был согласен во всем, – А откуда такие выводы?

– Во сне приснилось, – покраснел Витька, – з-забыл рассказать.

Я посмотрел на яйцо укутанное крыльями как шалью и кивнул. Оно стояло неподвижно, и только как сердце в срединной части что-то еле заметно пульсировало. Требухашка умеет присылать сны вместо инструкций, любит непрозрачные намеки. Теперь и за друга взялся?

– То есть предлагаешь надеть трусы поверх трико, плащи, маски и в таком виде разгуливать по ночным улицам?

Витька краснел, но держался, хотя бы понял, что идея идиотская.

– Всё равно, – упрямо твердил он, – всё равно. Нужна маскировка.

– Обещаю подумать. Обязательно подумаю, а теперь спать. Утро вечера мудренее.

Витька стоял. Набычился, нахохлился, напрягся, и на меня смотрит.

– Ну что еще?

– Серьезнее нужно быть, д-друг.Это не шутки.Тебе доверили зачистку, доверили Требухашку. Нельзя просто так.

Я беспомощно улыбался не в силах осознать наглость до конца. Витька решил мной покомандовать? В моем доме? В моем городе? Да ёб твою мать.

– Нужно ссс-делать винную карту города.

Я сел.

– Чего?

– Листочки будут сохнуть, Яичко будет нервничать и бушевать, – назидательно поднял палец вверх Витька – Перышки нужно менять. В город по ночам еще не раз придется выходить. ТТ-акие дела.

– Умнеешь на глазах. И что за «винная карта», просвети?

Витька помрачнел, сел на стул и заговорил серьезно. «Винная карта» для него это просто символ, ну так ляпнул. Винная и винная, хоть коньячная, хоть карта сокровищ. Он имел в виду, что в каждом городе полно явных и не очень злачных мест где крылья растут у каждого второго посетителя. В американских фильмах обычно такие места называются «гетто» – там тусуются злобные ниггеры (или татуированные до ушей мексиканцы), играют в баскетбол, и у каждого дома хранится по «калашу», а у особенно крутых особей личная маленькая армия у подъезда курит. В один из таких районов зашёл когда-то Брюс Уиллис в одних трусах и с табличкой " I HATE NIGGERS" в «Крепком Орешке». Вот, что Витька имел в виду под злачными местами, а «винная карта» – это просто перечень, чтобы два раза в одном месте не появляться.

Ну и конечно смог он меня увлечь этой идеей, гад этакий. Сон даже пропал на время. Мы яйцо в шубке в сторону отодвинули и вооружившись альбомным листом и ручкой сели думать. Точнее думал я вспоминая свои похождения, слухи и заметки из сети. Если поразмыслить, то наш город та ещё, блин, клоака – Гарлем отдыхает. Перестрелок на открытых машинах и проституток на каждом углу нет конечно, но и без этого дряни хватает. Даже один целый маньяк до сих по бегает где-то.

Я взялся за голову. Потом еще раз. И еще. И выдал классификацию уровня «детсад».

Первый уровень зла. Обычная концентрация неадекватов, быдла, алкоголиков и начинающих наркоманов. Что мы сюда можем записать?

Во-первых кинотеатр «Центр». Построен ещё при Союзе, непонятно как и за счет чего держится до сих пор. Никаких новинок, если и появляются фильмы, то это чушь категории «B», даже пример не вспомню. Ну что-то типа «Атака восьмиметровых девственниц-каннибалов с Марса». Само здание здоровенное и крепкое, как и всё советское, прямое попадание авиабомбы выдержит. Но внутри разруха и вонь вымытых с хлоркой полов, желтые от плесени стены, старые плакаты с итальянскими звездами и коврики на стенах закрывают огрехи шпаклевки, а лампы тускло светят как в борделе.

«И кто же ходит в этот чертов кинотеатр?» – спросит перепуганный гость столицы, убегая вместе со всей своей наряженной семейкой с вечернего сеанса. Ходят сюда в основном наркоманы. Берут дешевые билетики в последнем ряду и колются на здоровье, а злая уборщица утром выметает из-под сидений шприцы.

Ещё сюда лазит молодежь выпить и полапать вульгарных девок, а также мужики бухнуть подальше от нелюбимых жён – киоск с дешевым спиртным прямо здесь, в холле.

Бродят ли в кинотеатре крылатые? Наверняка каждый второй, так мы с Витькой и порешили, записав кинотеатр на первый уровень.

Кафе-бар «Тройка» улетел сюда же. Я пробежался по гугл-картам и добавил еще десяток похожих заведений. По памяти столько бы и не насчитал. А вот оно как вышло, на такой маленький городок столько питейных заведений. Первая группа заметно расширилась.

Следующим в список ушел местный рынок. Не так чтобы Центр Зла, но если там серьезно зависнуть, то можно встретить совершенно разных персонажей, как воров-карманников, так и наперсточников заезжих, собирающих подаяния жуликов-монахов, просящих подаяния цыган и крышующих их баронов, а также стоящих над ними ментов. Так что встретить «крылатого» в базарный день, как два пальца помочить – было бы желание. Берешь пачку денег и хорошее настроение… и они тебя сами найдут. Витька согласился. У них рынок ничем не отличался от нашего.

Следующим добавили цыганский табор у жд-вокзала. Табор на первый уровень потому что не настолько там и «злобное зло». Живут себе цыгане. На весну и лето приходят, осенью и зимой пропадают. Детей вроде не крадут, наркотиками не торгуют(я не слышал и не покупал) – занимаются гаданием, попрошайничеством, разводят лохов на деньги и прочая криминальная мелочь. Есть у них там крылатые и наверняка много, но первого уровня. Такая моя теория.

Ну и собственно сам жд-вокзал добавили вместе с автобусным. Всегда там неприятные личности типа тех же цыган, гопников и мошенников хороводы водят. Много чего по вечерам и ночами на вокзалах творится. Поэтому первый уровень.

Ко второму уровню зла я отнес не явное зло, а место концентрации черноты. Там где плохие эмоции, там и плохие люди. Витька удивленно выслушал моя пояснения, плечами пожал и согласился.

Второй уровень зла это, конечно, отделение полиции. Оно у нас одно одинёшенько. Светлое и яркое со стороны, но чёрное по духу внутри. Довелось мне там побывать пару раз и знаете, после нужно в церковь идти, напряжение снимать. Я неверующий ни разу, но блин как из логова улыбающихся вампиров выбрался. Поэтому на второй уровень.

Туда же налоговую занесем. Местные барыги рассказывали всякое. Короче, там тоже вампиры и никаких гвоздей.

Пожарники и те не святые. Я сам не знал, но опять же рассказывали. За разрешение торговать такие деньги стрясут, что полицейские завидуют. Не знаю, как мы собираемся наведываться в такие заведения, но пусть в списке будет.

Мэрию дописал туда же. Это ведь чиновники – мразота на мразоте. Последние годы поменялись, добрее стали и как-то отзывчивее, но все равно «запах так быстро не выветрится». Поэтому думаю, что пару ангелов найду.

Пост ДПС как и патрульные машины полетели в список следующими. Дальше у меня фантазия закончилась. Мы посмотрели друг на друга и перешли к третьему уровню.

Третий уровень зла – это концентрированная опасность и крылья там мясистые, но лезть туда без пулемета я бы не стал.

Район под негласным названием «Китайский». Наркоторговля практически неприкрытая. Барыги и наркоманы там живут, и занимаются грязными делишками. Но, конечно, самая главная и неприступная крепость это Китайский Дом. Пятиэтажка в которой на трех верхних этажах обитает Китаец и его банда – главный наркодиллер района. Всё конечно на слухах основано, я в китайском доме никогда не был и вообще в тот район старался не заходить, даже в детстве, когда всё равно где лазить, и тебя везде пропускают. Но Китайский Дом – это как Дом с привидениями – дети смотрят на него только издалека.

Ещё я добавил в третий список ресторан «Америка». Там тусовались блатные или «сидевшие». Я во всех этих «откинувшихся» не разбираюсь, но точно знаю, что там часто обедает и ужинает смотрящий по городу Михей и его братья. Да, такие вот девяностые в наше время. Там и полицейские любят посидеть, высшие чины. По слухам, конечно. Вообщем «Америка» в списке.

Фабрика по производству аккумуляторов и общежитие от фабрики. На окраине города, ехать семеркой. Когда-то хотел устраиваться на этот завод, но отговорили. Напугали страшными рассказами о сменах по восемнадцать часов, о минимальных зарплатах и скотском отношении. Короче я испугался. А общага. Говорят, туда завозят рабов со всей страны. Собирают бедняков шикарными объявлениями в интернете, обхаживают, умасливают, обещают чуть ли не должности, помогают с переездом, отбирают документы и тогда начинается. Посторонний человек даже в общежитие от фабрики зайти не сможет, потому что вооруженная охрана на входе и решетки на окнах. У страха глаза велики и, наверное, многое врут, но слухи из ниоткуда не берутся, поэтому общежитие и завод дополняют третий уровень.

ДК и филиал партии Национального Освобождения там по праву занимают почетное место. Скопление наглых молодых политиков, пробивших дно политиков старого поколения, и непонятных отрядов Националистической Молодежи с красными повязками на рукавах – вот ещё одна чёрная дыра нашего города. Дыра, которая затягивает в себя молодых и не очень пацанов под вроде бы правильными лозунгами и идеями, но по сути делая из них современных коричневорубашечников. Политика – это вообще гнилая тема, а местные националисты вызывают страх не только у меня, и заслуживают место на верху списка.

– А у вас н-на органы не разбирают случайно? – попытался в сарказм Витька.

– Не слышал,– честно ответил я, – об этом не рассказывают. Однажды на остановке голову отрезанную нашли таксисты, было.

– Ну и г-город.

– Город как город, – пожал я плечами, – Бывают и хуже. Поехали дальше. Черная Башня этого города и её Черный Властелин.

Это я пошутил, конечно насчет Черного Властелина. Обычные сектанты. Церковь Третьего Дня или типа того. Американские деньги, хорошее место почти в центре города – выкупили землю и построили высокую, реально как башню церковь или как там она у них называется. Людей заманили каким-то образом и устраивают свои мессы.А по выходным на рынке гуманитарку раздают и книжки со своими постулатами. Сектанты одеты в черные с красными воротничками балахоны и с длинными неостриженными волосами плюс пустые глаза похожи на зомби из фильмов. Но разговаривают вполне спокойно и без агрессии. Если бы не наряды как с других планет, то можно дружить.

Вот так. Почему я занес этих святош на третий уровень? Интуиция. Не верю я в праведников и по опыту знаю, что за сладкими речами скрываются острые как кинжалы языки и черные клыки. А еще про пастора Турчилова ходят разные слухи. Я его никогда не видел, но говорят, что он-то как раз видит всех. Постоянно на самом верху башенки находится и в смотровое окно город разглядывает. Черный как ворон строит какие-то зловещие планы. А какие планы город узнает позже. Вспоминаю эту постройку и дрожь по телу, как судорога. Нет, однозначно Третий уровень Зла. Только я туда не полезу.

Глава 6

1.

Утром я протёр глаза и слез с кровати. Солнышко светило ярко, на улице жизнерадостно гудели машины, а у меня голова раскалывалась, как после загула.

Тяжёлая была ночка.

Дверь распахнута, на кухне храпит «сожитель». Умаялся, бедолага. Это тебе не вкалывать на складе. Чтобы идиотские планы придумывать и безумные набеги на город планировать, нужно намного больше сил, оказывается. Особенно по ночам.

В остальном порядок: постель смята, окно закрыто. Я с ногами залез на кровать и открыл обе створки – пусть кислород зайдёт, очистит этот смрад.

Телефон лежит на полу, почти разряженный, и призывно моргает. Кто-то, видно, звонил, искал. Может быть, и полиция, но мне сейчас абсолютно плевать на слуг закона и ближайшие перспективы. Если загребут, то хотя бы после того, как я зубы почищу.

Вижу: ноги Витьки торчат на полу в кухне. То есть не только ноги, конечно – он и сам разместился «со всеми удобствами» на полу. Ничего, ему не привыкать. Спит крепко – здоровый сон и всё такое. Ну пусть поспит.

Требухашка на месте. Бугорок, накрытый одеялом, выглядит здоровым. Позже рассмотрю. По крайней мере, не дёргается.

В ванной порядок. Хватаю щётку, щедро «насыпаю» зубной пасты и остервенело чищу зубы. Думать не хочется совсем – осатанелые бездумные движения влево-вправо. В зеркало даже не смотрюсь: неохота видеть это запухшее лицо. Неохота думать о том, что сейчас на работу и кидать ящики вверх-вниз, вверх-вниз. Просто хочется спать.

Умываюсь холодной водой, хотя это больше похоже на остывшую мочу, а не на обжигающе ледяную воду. (Откуда я знаю, какая бывает остывшая моча?)

Зевая, иду на кухню. Витька сжался в комочек и ноги поджал под себя. Закутался в одеяло и похрапывает, смешно приоткрывая рот. Через спящего человека нельзя переступать, и я по стеночке обхожу друга.

«Время завтрака». Чем вреднее еда, тем вкуснее. Поворачиваю тумблер, впуская газ, и спичками призываю синий огонёк. Делаю напор поменьше и ставлю сверху сковородку. Пусть немного нагреется.

Бедный Требухашка, наверное, задыхается под этим платком, которым Витька его укрыл. На столе, под тканью, да ещё на сдачу прямые лучи утреннего солнца жарят.

Я наклоняюсь над Витькой и срываю платок со словами: «Извини». Требухашка молчит, но мне кажется, что он доволен. Витька улыбается во сне и называет моё имя. Тьфу!

Достаю из холодильника три яйца. Два остаются Витьке на завтрак, а вечером принесу свежих из магазина.

Наливаю масла на сковородку и, покачивая, распределяю его по всей поверхности. Достаю нож из тумбочки и виновато оглядываюсь на Требухашку. Он, кажется, смотрит осуждающе.

– Ну а что? – говорю я и пожимаю плечами. – Это всего лишь куры. Там нет внутри маленьких требухашек. Там даже цыплят нет. Там… А чёрт его знает, что там. Желток и белок. Короче, мы такое едим, и это нормально.

Оглядываюсь на сковородку. Масло шипит и пускает пузырики. Заношу первое яйцо над сковородкой и оглядываюсь.

– Что? Это не людоедство. Мы ещё и мясо едим. Разное. Кур убиваем и свиней на убой выращиваем. Сало такое можно сделать вкуснючее, с толстой прослойкой мяса и посыпанное приправами. Понимаю, что звучит не очень, но такая у нас культура еды. Друг друга мы не едим. И котов тоже… И собак.

Я повернулся спиной и, чувствуя взгляд Требухашки, разбил первое яйцо. Содержимое некрасиво упало и растеклось по сковородке, напоминая подбитый глаз. Я воровато кинул скорлупу на стол и схватил второе яйцо. Быстренько разделался с ним и взялся за третье. Требухашка злобно молчал.

Сверху – щепотку соли, немного перчика и сушёного чесночка. Нашёл «шматок» старого сала и кинул два кусочка. Всё это дело закрыл крышкой и уменьшил огонь.

Люблю жарить яичницу – наверное, единственное блюдо, которое умею готовить десятком разных способов. Рецепты мне не нужны. Жалко, что яйца из массового продукта стали дорогой покупкой, и уже, блин, вынужден считать, на сколько штучек тебе хватит. Магазинные лоточки выгоднее покупать, чем родное, без химикатов и обработки, у придорожной бабули. Могу себе представить, какие крылья у тех, кто правит яичным бизнесом. Уроды.

Витька повернулся на бок и вдохнул аромат.

«Э нет, ты, мой друг, спи».

2.

Я тихо, как вор, позавтракал и ускользнул к себе. Яйцо выглядело здоровым, и перья ещё целиком не впитало, а значит, время есть.

– Витька! Витька!

Он проснулся моментально, как солдат, и сел.

– Что?

– Я ухожу, – продолжаю шептать, – будешь сам на хозяйстве.

– А-а-а-а, – задёргался он и головой замотал во все стороны.

– Кому-то и работать нужно, если что. Яйца пожаришь. Если ещё что найдёшь – не стесняйся, жри. Чай в пакетиках – на холодильнике. Сегодня закуплюсь продуктами и нормальным чаем – заживём. Если будешь куда идти – вернись до семи, чтобы я под дверями не стоял. Ясно?

Витька закивал усердно.

– Короче, отдыхай после вчерашнего, пока другие работают. Хотя есть и для тебя задание.

Витька внимательно слушал.

– Найди ночную дискотеку Сорентино. Она находится в помещении бывшего ДК. Естественно, днём не работает, но с утра ещё могут выползать всякие твари. Покрутись там. Осмотрись. Входы-выходы. Объявления почитай – может, на работу кого ищут. Днём там кафешка работает, зайди тоже. Осторожен будь – там быдла хватает. Ночью, конечно, больше, а днём все как сонные мухи, но мало ли. Полицейские могут крутиться по своим делам, смотри не нарвись. Если что – звони.

Я выпрямился и Витьке подмигнул.

– Требухашка до вечера выдержит, а может, и сутки, судя по цветущему виду, но лучше пополнить запасы. А легче, чем в Сорентино, этого не сделаешь. Если увидишь крылатого – звони. Прибегу, огрею по башке палкой колбасы, и перья вырвем.

– Щи-щи-щипчики брать?

– Да пошутил я. Опасно днём в такие игры играть. Хотя там парк, конечно, и деревья закрывают дорогу, но мне работать нужно, а не за нечистью охотиться. Ночью. Всё ночью. А ты мне должен операцию подготовить.

– Есть! – откозырял довольный Витька.

– И это… Причешись что ли. Приведи себя в порядок, не позорь меня.

Грубо, но нужно было так сказать. Он мой друг, если что. Ничего личного, но если не напоминать, то будет ходить нерасчёсанный, с запахом изо рта и незастёгнутой ширинкой. В таком виде его быстро запомнят, и «секретного агента» не получится.

3.

Телефон окончательно умер, пока я завтракал, и пришлось шнурок брать с собой. Там, в раздевалке, поставлю на зарядку. Витька уже встал и умывается, а мне пора валить. Вздыхаю и, не прощаясь, выхожу в подъезд. Запасной ключ на всякий случай захватил – я Витьке доверяю, но мало ли что может случиться?

Подъезд по-утреннему спокоен. Где-то гудит стиральная машинка, где-то работает телевизор и шкварчит сковородка, но в основном – тишина и спокойствие. Эх, помню, ещё недавно здесь такое творилось, что даже и не верится, но пришли люди в чёрном: назад время отмотали и чёрным приборчиком перед глазами горожан сверкнули. Но, судя по всему, недостаточно хорошо. Я всё помню. И город помнит, продолжая распространять крылатую заразу. А нам с Витькой, похоже, придётся поработать санитарами.

– Здорово, сосед.

А, опять ты. Я ничего такого не сказал, но подумал. Андрюха – грёбаный алкаш, который нервишек мне попортил в своё время, пока крыльев не лишился. Теперь он вроде ничего, но осадочек остался.

– Слышь, ты обижен на меня немного или как?

– Нет, конечно, дядя Андрей, – говорю совершенно искренне. – Почему бы мне обижаться?

– Да так, – мямлит он и чешет грудь. На ногах смешные, не по размеру, тапочки в коричневую клетку. Концентрируюсь на них. – Какие-то у меня сны плохие в последнее время. Ты веришь в эти, как их, вещие сны?

– Не очень.

– А я верю. Матушка моя свою смерть видела за год до того, как рак обнаружили.

– Ясно.

– Вижу, неинтересно тебе, сосед. Я как пить бросил, всякое замечать стал, слышь. Водка она многие чувства отключает напрочь, даже скрытые, слышь. Всякое мне видится. Хочешь, расскажу?

– Давайте в другой раз? На работу спешу.

– Всё-то ты на работу спешишь. Что там за работа важная, слышь? Может, возьмёшь помощником?

– Пока, – говорю. – Вечером, если что, пообщаемся.

Он кивнул, соглашаясь, и долго меня взглядом провожал, вздыхая. Не, этот долго не продержится – сорвётся и опять запьёт.

4.

Толик переодевался и курил одновременно. Точнее, сидел в одних трусах, попивал кофеёк и дымил сигареткой.

– Мишка, здорово. Кофе будешь?

– Не откажусь.

– У нас самообслуживание. Кофе в банке, сахар в кружке. Пользуйся, не стесняйся.

– Я и не стесняюсь.

Демонстрируя это, насыпал себе покрепче, хорошо разбавил сахарным песком, залил кипятком и устроился на своём диванчике переодеваться.

– Ты это…

Он почему-то выглядел смущённым. Косился на меня одним глазом и тянул бычок до конца, стесняясь, как школьник перед первым поцелуем.

– Я там наговорил ерунды про крылья. Только не говори никому – засмеют же.

– Хорошо, не парьтесь.

– Ты ведь не ходил на него глазеть?

– Что?

– Бармена с крыльями не искал?

Толик косился уже не смущённо, а как прокурор на допросе. Хитрый дядька. Непростой.

– Не искал?

– Я по кабакам не хожу. Да и в сказки не верю, дядя Толя.

Кажется, поверил. Успокоился и кофеёк пьёт, блистая ляжками. Но не всё ещё сказал. Чувствую, что не всё.

– Чего вздыхаете, дядя Толя?

Он махнул рукой и принялся молча одеваться, собираясь с мыслями и тяжело дыша. Дед будто постарел на десяток лет. Я предпочитал не торопить, не допрашивать – в таком состоянии он сам всё расскажет, сам выложит, как на духу. Нужно только подождать.

– Этот бармен, – выдохнул напарник, – молодой парень такой. Убил свою девушку и сбежал. Очень жестоко убил, и теперь его ищут.

– Жесть.

– Ты не подумай. Я его не знаю. Совсем не знаю. Я тебе наговорил всякого. Померещилось что-то, а тут такое. Я ведь сидевший. Если свяжут с этим делом, хоть как-то, опять мотать отправят срок. А мне уже семьдесят два.

Он выглядел жалко и смотрел на меня, как старый пёс из-под густых бровей.

– Дядя Толя, вы за кого меня принимаете? Да и не спросит никто. Вы ведь не знакомы с ним?

– Нет, – замотал он головой. – Выпивал, он за стойкой был. Говорили иногда. Вдруг кто запомнил?

– Дядя Толя, да всем плевать. Кто там, что помнит в тех кабаках. Да и опрашивать будут родню, друзей, соседей девушки. В крайнем случае – другого бармена. Мне ли вас учить?

– Стрёмно, Миша, – подытожил он и закурил ещё одну вонючую папиросу. – Стрёмно. Идём поработаем.

И мы поработали. Машин сегодня было много. Валя с директором замучились с накладными, бегая туда-сюда. То свет выключат, то в принтере краска закончится, то у водил какие-то претензии, то у директора недостачи по товару. А наше с Толяном дело маленькое – ящики разгружай, вози, выгружай, назад возвращайся, и всё по новой. У деда даже времени перекурить не было, а я на время забыл о всех насущных делах и вечерних планах.

Валя всё ругалась, что Катька специально трубку не берёт, чтобы на подмогу не выходить. Могу понять. Я бы тоже в нерабочее время фиг вышел. Сверхурочных платить не будут, а Красный Крест это далече. Хотя от Катькиной домашней еды сейчас бы не отказался – очень уж её картошечка с подливкой хорошо силы восстанавливает. Эх, девчушка, где же ты и твои тарелочки.

Закончили и завалились отдыхать на обшарпанном диванчике в складе. Тарас ничего не сказал, побаивался меня и сам заколебался, ушёл с Валькой кофе пить.

– Нормально, – пробурчал дед. – Хорошо, что ты вышел. Я бы тут сдох сам таскать. До ночи бы не справился. Хозяин совсем с ума сошёл – у него тут что, очереди за гречкой? Зачем столько закупает?

– Ему лучше знать, – лениво ответил я и «заскрипел спиной». Уже не так сильно болит, стерпится-слюбится. Главное, что напарник хороший. Главное, что перерыв почти до конца дня. После таких нагрузок у «козака» не хватит наглости нас гонять. Завтра может двоих рабов сразу лишиться, если будет наглеть.

Толя это тоже понимал и украдкой закурил, пряча окурок в рукаве. Вовремя. Только дым выпустил осторожно, как Валя злая мимо прошагала.

– Что там, Валька! – крикнул дед.

– «Курица» эта скрывается, – махнула она рукой. – Пусть только завтра выйдет на смену. Шеф ей расскажет, как вызовы отклонять.

– Имеет право, – лениво ответил Толик. – Законный выходной.

– Я вам дам выходной, – погрозила кулаком бухгалтерша. – Разлеглись и философию наводят. Мишка – нет, он нормальный. Сидит спокойно и молчит. А тебя бы, дед, давно пора на пенсию отправить.

– Не дождётесь. Имею право на труд.

– Тьфу ты, – плюнула она и зашагала прочь. Правда, напоследок крикнула: – И сигарету затуши! И поубирайте у себя, что за перья? В индейцев в детстве не наигрались?

Мы переглянулись. Я встал. Дядя Толя затушил окурок об ботинок и молча пошёл следом.

Мы спрыгнули с рампы, не используя ступеньки, и свернули к своей каптёрке. Напарник, хоть и годился мне в дедушки, вдруг оказался быстрее и первым застыл у двери.

Из двери торчало перо. Кто-то вставил в замочную скважину огромное чёрное перо, и оно сейчас трепыхалось, как парус на сквозняке.

– Миша?

– Что?

– Чего-то мне стрёмновато.

Я был полностью согласен.