Текст книги "Требухашка. Рождение (СИ)"

Автор книги: Михаил Северный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

– Я помогу другу, а ты посторожи Катьку. Потом мы уйдём, а ты подними ей ноги выше туловища, расстегни блузку и маши над ней чем-то, если через десять минут не очнётся – вызывай скорую.

– Хорошо.

– Ты ничего не видел.

– Хорошо.

– С ней я завтра поговорю на работе.

– Хорошо.

– Перестань «хорошокать».

Он замолчал и зубами стучал, как от холода. Витька закончил с толстым и пошатываясь шёл к нам. Вырванные крылья он перекинул через плечо, как паруса и они покорно повисли вдоль Витькиной спины. Толстый с еле сдерживаемым страхом смотрел на него.

«Что же с вами всеми делать?» – обречённо подумал я.

* * *

Борис помог погрузить полицейских в машину и я отогнал её чуть дальше, да там и оставил их приходить в себя. Витька, тем временем, Борюсика сторожил.

Катьку подняли и отвели на скамеечку ближайшую, где она открыла глазки, а мы с другом по-тихому свалили.

– Б-беда, – почти прошептал Витька, когда мы шагали домой уже по улице, оставив за спиной чертов парк.

– Почему? – спросил я и осмотрелся на всякий случай, никто не преследовал.

– Уроды видела м-меня. И т-тебя. Они нас все равно н-н-н-найдут.

– Плевать, – ответил я, – подумаем об этом завтра. А сейчас спать, мне через пару часов на работу.

Витька хотел что-то ещё бурчать и даже пробовал, но я его уже не слушал. Кроме полицейских нас ещё и Борька с Катей видели, да и мало ли кто ещё. Проблемы разрастаются снежным комом, зато улов хороший – наш сосед в яйце будет доволен.

Глава 8

1.

День шёл за днем, а за мной никто не «выезжал». Я продолжал ходить на работу и там с места на места перекидывал коробки вместе с дядей Толиком, и ничего не происходило. Витька трусливо отсиживался дома – но никто не стучал и не звонил в дверь. Никто не набирал с неизвестного номера, никто не угрожал в мессенджерах и даже под окнами никто не крутился. Витька не скучал – делал генеральную уборку, смотрел сериалы и готовил завтрак и ужин, я только приносил продукты. Требухашку тоже подкармливали, благо после последней вылазки перьев был целый шкаф. Яйцо благосклонно поглощало подношения и «открываться» не собиралось. Мы уже и привыкли к нему, жили как маленькая европейская семья. Соседи поглядывать начали с подозрением, а Витьку даже сосед отловил, когда он мусор сам осмелился вынести.

Андрюха так и не начал пить, но зато глазастый стал, как снайпер. Цапнул Витьку за руку и не обращая внимание на заикание немного допросил. Первым делом спросил не голубки ли мы случаем и когда Витька сказал, что нет, заметно расслабился. Спросил, как Витьку зовут и откуда он приехал. А чего тут живет и почему не работает? И когда уезжать собирается? А прописан где?

На удивление мой друг на этот раз не струхнул и там где можно – отвечал начистоту, а там где лишнего лучше не говорить строил из себя дурачка. Ничего дядьке Андрею узнать не удалось. Надо будет к нему зайти – пообщаться, сильно настырный стал. Свернутый кастетом на бок нос улучшает характер.

Витьке и правда скоро придется уезжать и это печально, но он не может сидеть у меня вечно – есть своя жизнь, свой дом. Останусь я сам на сам с крылатыми людьми и с безмолвным припадочным яйцом. И рождения Требухашки Витька может не увидеть. Грустно всё это. Каждому Бэтмену нужен свой Робин. Ну пусть валит, предатель. Всё придётся делать самому.

Витька тоже мрачнел с каждым днем, и Требухашку гладил, говорил с ним как с родным и даже мокрой тряпочкой вытирал.

С Катькой общаться пришлось мне.

Недолго она встречи избегала, но хотя бы попыталась. Пришла, закутавшись в платок, как мусульманка и быстро к себе проскочила, пока мы со стариком машину разгружали. Как назло и не отойти было – усатый надзором стоял за спинами. Потом ещё была машина, и ещё, а потом уборка площадки, а он всё над нами зависал, как коршун. Даже бедному Толику покурить не дал – отойдет на минуту, мы только расслабимся, а он уже назад бредёт с горячей чашкой кофе. Толик только сигаретку достал и назад положит в пачку, а я аромат кофе вдыхаю и вздыхаю.

Катька на улице даже не показывалась, а я всё ждал машину, которая сейчас за мной приедет. Не приехала. А директор тоже после обеда не вернулся, засел в кабинете и по телефону кричал на кого-то.

– Что ты так смотришь на неё? – спросил дядя Толя, – влюбился что ли?

– На кого смотрю? – отморозился я и добавил. – Какая уж тут любовь, ни денег, ни машины.

– Эх, – сказал Толик и пошёл курить.

Катьку я после работы перехватил. Переоделся по-быстрому и ждал за углом. Когда на встречу вышел, то толстушка чуть не убежала, но разговор удался. Я включил обаяние на полную мощность и рассказал о том, что «всё не то, чем кажется», и три мудака в форме живы и здоровы, но немного напуганы. Что её как и Бориску никто не видел и потому если не влезут сами, то никто про них, как про свидетелей, и не узнает.

Девочка заверила меня в том, что никуда и не собиралась идти, а если бы и хотела то набрала полицию ещё вчера. А вот бармена мне бы стоило проверить, раз уж на то пошло. Мы ведь коллеги, а он совершенно чужой человек – первый встречный.

Я поверил ей и домой проводил до самого подъезда, развлекая историями из заграничной жизни. Для полного эффекта хотел чмокнуть в губки на прощание, но не решился. Как-то не тянет меня к ней, даже если нужно притвориться. А без любви и губки не сладкие.

Короче похлопал её по широкой спине, развернулся и ушел. Из-за занавески на втором этаже кто-то выглядывал. Наверное родители всё ещё ждали жениха.

2.

Бармена тоже следовало проверить и тактика заигрываний тут не прокатывала. Поэтому я взял с собой Витьку. Его нужно как собаку выгуливать, иначе из дома не выйдет и «пообсыкает» все углы.

«Может не надо?» – спросил друг, поглаживая яйцо на тарелочке. «Надо Витька, надо,» – сказал я, и мы пошли.

Не встретив сопротивления дошли до любимой «Тройки» и, конечно, Боря был у руля, разливая пиво забулдыгам. Увидев меня он не обрадовался, а когда внутрь привидением просочился Витька – не обрадовался ещё больше.

Он смотрел как мы приближались и бледнел с каждым моим шагом. Витька твёрдо запомнил, что парня нужно припугнуть и первый рванул к барной стойке.

– От-т-вали! – сказал человеку, ожидавшему пиво и положил локти на стол, всматриваясь в «обслуживающий персонал».

– Чего? – промолвил мужик с круглой и красной мордой, краснея еще больше. Витька тоже немедленно начал багроветь, удивляя даже противника

– Я сказал Н-н-н-н-н-н-н

Он пытался выдавить это слово, не получалось, из-за этого он злился и заикался еще больше, напоминая уже не человека, а ружьё стреляющее одиночными буквами. Случайный посетитель смотрел на него расширенными глазами и ушел только когда я встал рядом и послал его на чистом и красивом.

– Не надо нервничать, парни, – буркнул он и свалил, забыв полный бокал. Очень хотелось догнать его красивым пинком под зад, так чтобы копчик болел еще неделю и травматологи получили нового пациента, но мы ведь за добро. Нам так нельзя. Пришлось оставить забулдыгу, дать ему уйти.

Я посмотрел на Бориса. Он посмотрел на меня.

Потом у нас состоялся небольшой разговор, а Витька как Воробьянинов из книжки, хмурил брови, бил кулаком по столу и мычал что-то типа «м-м-молчать».

Борька всё понял и осознал.Он вообще был приятный и понимающий парень. И вообще ему проблем не нужно.

– Ничего не видел. Ничего не знаю. Все люди братья, – подытожил он.

– Хорошо. Девку как делить будем?

Это я сам не понял зачем ляпнул, но слово не воробей.

– Она не вещь, – повторил знакомые слова Борька.

– Ладно, – согласился я, – ну пока.

Мы уже уходили и Витька готовился выдыхать с облегчением, когда я вернулся. Бармен выронил тряпку, которой полировал стойку.

– Что? – промямлил он, заглядывая мне в глаза.

– Никто из троих не заходил сюда? Выпить там пивка после работы, например.

– Нет.

Он не врал. Я ему поверил. Подмигнул и подтолкнул вернувшегося Витьку к выходу. Витька показал бармену кулак.

Когда уже выходили на улицу входящий в бар случайно толкнул меня плечом. Ощутимо и явно сделал это специально, поц. Плечо заныло от боли, а он вместо того, чтобы извиниться, только брякнул что-то грубо. Некрасиво. Я попросил Витьку подождать меня снаружи и развернулся, когда на плечо легла чья-то рука.

– Н-н-н-не-надо.

– Проверю на крылья его. Агрессивный товарищ, очень подозрительно.

Витька помахал головой отрицательно и плечо не отпускал. Я уже было подумал отстранить его, но с другом так себя не ведут, даже если он не прав.

– Живи пока, – буркнул я в сторону бара и вышел на улицу.

3.

Дом спал вместе со своими жителями. Днём он дышал, светился, пульсировал и стучал окнами, а ночью замирал и превращался в огромную спящую коробку с черными глазами.

Никаких детей во дворе, никаких бабок на лавочке, никаких уборщиц и лежащих под машинами ругающихся мужиков. Никаких скандалов слышных через бетонные стены, никаких пацанов, бегающих по крыше. Мамы не высовываются из окон и не кричат: «Вова, домой!». Не пульсирует ток по жилам от включенных телевизоров и компьютеров. Не набирается вода в ванные и стиральные машинки. Скрипят кровати от изредка переворачивающихся тел. Дом спит.

Только не спит Андрей. Еще издалека я замечаю тлеющий огонёк сигареты и понимаю, вторым или третьим чувством, что это он. И сосед не спит именно из-за нас. Он не переживает о том, что мы ходим по ночам и не соскучился за нашими милыми рожицами – он просто ждет нас. А вот зачем, я еще не понял.

– Какие люди, слышь, – прохрипел он и кажется улыбнулся. – Двое и без охраны.

– Здорово, дядя Андрей, – отвечаю и приостанавливаюсь. Чуть из вежливости, но больше из любопытства. Да и сна пока ни в одном глазу – Не спишь?

– Д-добрый вечер, – вежливый Витька здоровается.

– Да вот не спится.

– Это мой друг, Витька.

– Мы знакомы уже. Нормальный парень, слышь. Жаль, что заикается. Слышь, говорят, что если напугать, то может пройти эта болезнь навсегда. Давай его, того, пугнём?

Витька засовывает руки в карманы и ухмыляется. Друг знает, что рядом со мной ему ничего не грозит.

– Я пошутил, пацаны, – смеётся сосед и хлопает рукой по зеленой скамейке. – Садитесь, поговорим.

– Поздно, – говорю, – завтра на работу.

– Так, слышь, твой друг ведь не работает. Целыми днями по квартире ходит, стонет, сам с собой разговаривает. Мне ведь хорошо слышно, стенки тонкие.

Я вздыхаю и прохожу мимо, махнув рукой.Витька идёт за мной, когда сосед вдруг хватает его за руку.

– Слышь, Витька, чего происходит?

– Эй! – кричу я и останавливаюсь. Витька не вырывает руку и смотрит на соседа сверху вниз, а тот держит его почти нежно и смотрит другу в глаза.

– Витька, во что он тебя втягивает? Ты ведь хороший парень! Одумайся, пока не поздно! Ты еще молодой, из хорошей семьи, наверное. А этот, слышь, неблагополучный. Он выкрутится, а ты сядешь.

Витька забирает руку и я выдыхаю, не придется применять силу, сосед все-таки.

– Всё н-нормально д-дядя Андрей. Мы п-просто воздухом дышим.

– Слышь, малой, чего ты мне паришь? Каким воздухом, бля? Я тоже дышал в молодости клеем, а потом сразу на водяру перешёл. Еле соскочил с этой заразы, хочешь расскажу.

– Мы спешим, – сказал я и потянул Витька за рукав, но он остался стоять.

– Расскажите, дядя Андрей.

– Больше двадцати лет пил. Всё пропил, кроме квартиры. С работы выгнали, а я хорошим сантехником был, слышь. В «ВодоКанале» главным сантехником был, в кабинете сидел и отправлял других по квартирам ходить. Там и начал потихоньку квасить. Сначала с директором, потом с коллегами, а потом сам и со случайными собутыльниками. Так за год и не заметил, как скатился на дно. Нинка бросила, детей забрала и только хвостом махнула – ушла к бизнесмену. Дети отреклись. С работы, конечно, выгнали и друзья пить со мной перестали. Из автобуса выгоняли, потому что воняет как от бомжа – за долги воду и свет отключили. Вот так и происходит, когда связываешься не с теми людьми.

– Следи за базаром, – сказал я и поднял кулак. Сосед даже не вздрогнул и улыбнулся.

– Ну бей, слышь. Меня столько раз били, что боли я не боюсь, слышь. Ни одной кости целой нет, травматолог даже взятки перестал требовать, потому что у меня денег всё равно нет, а на стол к нему попадал регулярно, как бутылка вискаря в тумбочку. Поэтому бей, гнида, я вас здоровых не боюсь!

Он выкрикнул так, что спящий дом вздрогнул и чуть не проснулся. А я кулак медленно разжал и руку опустил, хотя очень хотелось ему нос поправить – слишком влево отклоняется. Я денег не возьму.

Алкаш на меня уже не смотрел и опять обращался к заике.

– Витька, слышь. Не бойся никого. Не слушай никого. Особенно не верь доброжелателям, тем кто сами в друзья набиваются. Тот, кто первый руку тянет, тот и наебать хочет. Вот подумай, ты с ним первый поручкался или он с тобой?

Витька посмотрел на меня и почесал макитру. Конечно это я к нему на помощь прибежал, а не он ко мне, но кто сейчас помнит добро?

– Вот так, – продолжил сосед и на меня посмотрел, – слышь, отстань от него. Отпусти парня.

– Я и не держу никого, – сказал я и посмотрел на друга, – идешь?

– П-пойдём, – как-то неуверенно сказал он и побрел за мной. Со стариком так никто и не попрощался и только огонёк от сигареты остался висеть над скамейкой.

* * *

– Ну ты даёшь, – сказал я, раздеваясь в прихожей, – тебе каждый упырь так может лапши навешать и друг станет врагом? Ну ты даёшь!

Витька отмалчивался и пошел проверять Требухашку, я пошел за ним на кухню.

– Ну что там? Сожрал уже дневной запас?

Витька кивнул и полез за за новыми пёрышками, а я продолжал стоять в дверях и накаляться от злости.

– Ты что со мной не разговариваешь что ли?

– Р—р-р-р-р.

– Ладно не рычи, вижу нервничаешь. Ложимся спать, утро вечера мудренее. До завтра подумай и расскажешь.

4.

Утром мой друг объявил, что уезжает. Засиделся, не хочет быть нахлебником и вообще ему уже звонили – звали назад, чтобы подписал очень важные бумаги. Я молча слушал и смотрел в его предательские глазища, а он отворачивал взгляд.

– Так важно? – спросил я.

– Да.

Яйцо с монстром внутри было единственным свидетелем разговора и оно было беспристрастным.

– И когда едешь?

– Сегодня или завтра. Как можно быстрее.

Чмошник – предатель. Грёбаный Павлик Морозов. Я приказал себе успокоиться и не делать глупостей. Глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

– Давай завтра? Сам тебя посажу в поезд, а то ты, как всегда, найдешь неприятности на мягкое место. А сегодня выйдем последний раз вдвоём. Последняя вылазка. Что скажешь?

Конечно он согласился.

* * *

Витька остался думать куда пойдем ночью, а при желании мог и осторожно сходить на разведку. А кому-то работать нужно. Требухашки приходят и уходят, а кушать нужно каждый день.

* * *

Даже равнодушный к личной жизни своих работников (от слова «раб») Тарас Борисович спросил у Толика всё ли со мной хорошо и не пьяный ли я. Напьешься с вами, как же. Напарник заверил его, что с «пацаном все нормально, работает хорошо, а дальше нас не интересует».

«Мне тоже пофигу, что с вами, если уже на то пошло», – думал я, разгружая тяжеленные ящики с бананами, пока шеф с напарником мило беседовали. Ну а что, зачем помогать? Молодой, сам справится. Тут важнее разговоры.

Взять бы тот ящик, хрустнуть об землю чтобы желтые бумеранги полетели в сторону, а потом взять один банан и засунуть Толяну в мягкое место, чтобы не ездил на молодых.

Когда сталкиваешься с такого рода несправедливостью сам готов стать немного неправым.

Бананы всё не кончались, руки уже дрожали, и по спине изредка пробегали молнии боли, когда директор ушел и Толик прогулочным шагом подплыл ко мне и кряхтя взялся за ящик.

– Тяжело, да, Мишка? Пашем тут, а благодарности ноль. Про денежку я вообще не говорю, – продолжал стонать он, когда у меня зазвонил телефон.

– Эй! Ты куда? – Забеспокоился дед, когда я отцепился от ящика с польскими яблоками и отошел в сторону. Витька звонил. Что-то не так.

* * *

Витька очень редко звонит. Разговор по телефону превращается в пытку как для собеседника, так и для него. И я не издеваюсь над инвалидом, просто такова жизнь. Слушать его мычание и так тяжело, а по телефону он нервничает почему-то в десять раз больше и пока выговорит пару слов – уже забываешь о чём шла речь.

Поэтому да, если он звонит, то что-то явно случилось. Или полиция сейчас двери выбивает, или он уже на допросе, или маньяк в дверь ломится. А может просто кран прорвало и вода по лестничной клетке булькает. Но, конечно, я не догадался о настоящей причине.

Вот стенограмма:

Я – Алло!

Витя – п-п-п-п-п-п-п

Я – Привет, привет! Что случилось?

Витя – Миш-ш-ш-ш-ш-ш-ш

Я – Не тяни, я на работе. Что случилось?

Витя – Д-да. Ты-ты-ты-ты-ты

Даже мобильная связь смогла передать его напряжение и мучение. Давно друг таким не был. И он не напуган. Когда его мучили на работе и издевались добрые земляки, заикался парень совсем по-другому. Более громко, злобно, отчетливо. Буквы вылетали как камни из-под колёс автомобиля, а сейчас он заикался неумело и растеряно. Не знаю с чем и сравнить: будто что-то очень важное хотел сказать и не мог сформулировать.

Когда-то я так стоял у школьной доски и не мог рассказать про Бородинское сражение: вроде бы и читал целый вечер и понял всё, а как начать и в каком порядке рассказывать не знаю. А еще училка Марья Ивановна ждала с таким видом будто сейчас скажет: «Ну что, опять не готов?». А этот худощавый, воняющий папиросами парень сегодня подготовился вот только саркастический взгляд училки убивает его, режет по запястью бритвой. Как и насмешливые взгляды отличниц и безразличие взглядов друзей. Если бы я был Витькой, то не смог бы произнести ни слова. Да я и так не смог, сказал «Извините, я не готов» и сел на своё место. Больше попыток выучить историю в моей школьной жизни не наблюдалось. А теперь друг «нервничал» в трубку.

Я – Ты в опасности? Кто-то рядом с тобой?

Витя – Н-н-н-нет.

Я – Тогда расслабься, успокойся и рассказывай.

Толя – Мишка, ты идёшь? Я за двоих работать не буду!

Витя– Ме-ме-мешаю?

Я – Нет. Говори.

Толя – По телефону в рабочее время нельзя говорить, Мишка!

Витя – Те-те-те-те-те-ет.

Я – Успокойся и скажи нормально!

Витя – Вы-вы-ы.

Я – Сейчас брошу трубку, задрал!

Толя – Ты идешь? Мне тоже эти коробки не нужны. Сейчас брошу всё и домой пойду.

Я – Говоришь или трубку бросать?

Витька молчит и я слышу его дыхание. Вдох-выдох, вдох-выдох. Я тоже молчу, чтобы не сбить его настрой. Пусть успокоится, пусть расслабится. Дядя Толя рычит и смотрит угрожающе. Из склада выглядывает директор. Шофер свесился из кабины и тоже заинтересовался. Всем почему-то резко стали интересны мои телефонные дела. Витька собрался, и я уже понимаю, что сейчас он всё скажет чётко и без заиканий. Почти угадал.

– Т-требухашка вы-вылупился.

Глава 9

1.

Отпроситься с работы было делом пары минут. Старик-напарник хотел возмущаться, но вспомнил (не без помощи), как общался с директором, когда кое-кто другой работал. Он ещё хотел булькать, но, обидевшись на протянутый кулак с предложением его понюхать, затих и молча взялся за работу.

Директор развёл руками, но принял то, что «бывают непредвиденные ситуации, а если кого-то что-то не устраивает, то можно поискать грузчиков получше».

Как истинный поэт, он принял свою долю, смирился и удалился, не возмущаясь, а я побежал переодеваться.

Когда покидал территорию магазина, чувствовал как минимум три взгляда, торчащих в спине, словно ножи. Да, бывают в жизни огорчения, согласен.

Ну, Витька, если пошутил… Головой встретишься с унитазом, как в старые добрые времена. Не посмотрю, что друг.

2.

Он не пошутил. Это я понял, когда друг открыл дверь. Понял по выражению его лица. Претенденты на «Оскар» не смогли бы так округлить глаза, пустить слюну по подбородку и растрепать волосы, вздыбив их, как у сумасшедшего учёного. Судя по тому, как дрожал ключ в замке и как долго Витька открывал мне мою же дверь, нервничал он страшно.

– Чего? – пошутил я с ходу. – Таблетки закончились? Ты мне напоминаешь Джокера без грима. Чего ты там лепетал в трубку? Не дай бог обманул, и я зря работу оставил.

– З-заходи, – пролепетал сосед, и я вошёл.

Посторонние звуки услышал сразу. Когда знаешь свою хату наизусть и передвигаешься по ней без света, то что-то новое гремит, как гром, – просто потому, что оно чужое.

Странный звук напоминал мокрое шлёпанье босыми ногами по кафельному полу, только намного тише. Уже собираясь разуваться, я замер и посмотрел на друга. Тот молча кивнул и показал в сторону кухни.

Стараясь не спешить и не нервничать, я всё-таки разулся и, оглядываясь на Витьку через плечо, вошёл на кухню.

Яйца больше не было. Кусок скорлупы, как осколок ракеты, крутился на полу, а на столе, на моём круглом противне, укутанное в моё банное полотенце, лежало «нечто».

– Фу, – сказал я и подошёл ближе.

Витька держался за спиной и подтвердил:

– Ага.

Это не было похоже на того Требухашку, которого мне довелось узнать. Это «чмо» было отвратительным. Белая с чёрными прожилками личинка, длиной полметра. Слизкая и плохо пахнущая, она лежала смирно, только раздавая смрад, как благовония. Белёсая кожа пульсировала, выделения пузырьками то появлялись в складках, то исчезали.

Да, оно было живое. Может, бабочка появится когда-нибудь из этого урода, но сейчас больше похоже, что урод может родить только ещё более страшного урода. Вонял он смесью бензина и затхлой воды из лужи. Глаз у урода не было: либо он сейчас был слепым, либо спрятал глазные отверстия в слизи.

Лапки присутствовали, похожие на тоненькие прутики, только проклюнувшиеся из дерева. Надави пальцем – и хрустнут.

Когда урод дрожал или еле заметно ворочался, под ним оставалась липкая лужица. А когда зевал, то в слизи открывалось маленькое чёрное отверстие, обнажая глубину, уходящую в никуда.

– Ты мне должен полотенце, – сказал я другу, разглядывая личинку Требухашки.

– Х-хорошо, – согласился он. – Это Т-т-требухашка?

– Смотря где ты его взял. Если это розыгрыш или смешная шутка-пранк, то жалеть не буду. Если кто-то кусок говна закинул с улицы в форточку, то спрошу за яйцо у тебя.

– Э-то-точно он, – не сомневаясь, ответил Витька. – Я у плиты был, яичницу жарил, когда яйцо начало т-трещать.

Яичницы с картошкой – любимого блюда Витьки – на сковородке не было. Вся еда оказалась почему-то в мусорном баке. Забурчало в животе от обиды, но я слушал рассказ дальше.

Короче, он готовил небольшой обед, когда монстр начал рождаться. Яйцо натужно и громко скрипело, пугая человечка, а потом встало на дыбы, так что он с перепугу рассыпал соль.

– Это к-к-к-к-к…

– Я понял, к несчастью.

В такой вертикальной позе оно продолжало скрипеть, как костыли пенсионера, ещё минут пять, меняя цвет фрагментами, как на шахматной доске. А потом лопнуло, разбросав осколки скорлупы и околоплодную жидкость, которая оказалась даже на сковородке. К потолку поднялась тучка чёрного и вонючего дыма. А слизень свалился на стол и крутился там, пока Витька не схватил его и не замотал в перья, как в перину.

– А полотенце зачем?

– Ему же холодно, – пожал он плечами. – Требухашка дрожал.

3.

Перья урод впитывал буквально на глазах, как масло растворяется на горячей сковородке: раз – и растеклось жёлтой лужицей, два – и вверх идёт пар, три – и разбиваем яичко.

– Кушать охота, – пожаловался я Витьке. – Всё это хорошо, но я без обеда из-за вас.

– Сейчас, с-сковородку помою.

– Давай лучше пельмешей. Я пока ничего не хочу есть с этой посудины. И проветри кухню, а то соседи могут забеспокоиться.

Витька начал суетиться, а я занял стул рядом с личинкой и продолжал привыкать к запаху. Что-то мне вся эта идея уже переставала нравиться. Жил, деньги зарабатывал, никому не мешал… И вот влезла в жизнь эта зубастая тварь. Теперь я дома, на низкооплачиваемой работе и с кучей проблем на хвосте.

В ящике стола лежал молоточек для отбивания мяса. Просто вспомнилось. Просто если чисто теоретически взять и сделать из мерзкого слизневого кокона отбивную, что будет? Конечно, для начала надо надеть маску и перчатки, закрыть посуду, чтобы гадость не попала на неё, и молотить. Молотить так, чтобы зелёная жидкость в стороны, чтобы ничего не вылупилось из этого мерзкого свёртка.

Потом сделать из старой рубашки одноразовую тряпку, намочить её и собрать всю гадость в мусорный пакет, вынести в мусорный бак и забыть об этом наваждении, как о страшном сне. Хорошо? Хорошо.

Вот только бы не заявился потом какой-нибудь здоровяк из портала и не спросил за свою зверушку. Может, у них ментальная связь или что-то типа того. Короче, повязан я с этим монстром. Пока разрывать ниточки не решусь. Может быть, позже. Всё равно интересно, чем всё это закончится.

4.

Витька удивил. Он так ждал этого «вылупка». Ждал Требухашку-вонючку больше, чем я. Он так радовался, когда тот наконец родился, и так нежно смотрел на него. Я был уверен, что теперь он точно не уедет и останется ещё хоть на месяц. Кто-то ведь должен мне помочь вынянчить этого монстра? А кто, если не лучший друг? Но, как говорится, «если друг оказался вдруг…»

– Уезжаешь? – спросил я, не глядя ему в лицо.

– Д-да, – подтвердил бывший друг, пряча взгляд.

– Когда?

– С-с-с-с-сегодня, – старательно просвистел «соловей».

– Ясно. Кидаешь, значит.

– Мне н-н-н-адо, – простонал он. Точнее, проблеял. Захотелось вклеить так, чтобы навсегда вылечить от заикания. Конечно, я сдержался. С-сила воли.

– Много оно перьев жрёт? – кивнул я на червяка.

– Д-до хрена. В два раза б-быстрее, чем раньше.

– Значит, ночью на вылазку?

Витька кивнул. Я сделал озабоченное лицо и вздохнул.

– Как же я новорожденного одного дома оставлю?

Витька слушал внимательно, а я продолжил.

– А если он огнём дышать начнёт и квартиру мне сожжёт? А если форточка откроется, он простудится на сквозняке и умрёт? А если крылья прорежутся, и он в окно вылетит и потеряется в парке? А если упадёт со стола и шею себе сломает? Вот незадача, что же делать-то?

Я задумался.

– Может, соседа попросить посидеть с монстром? Дядька Андрей, он вроде ничего. Я ему всё объясню, даже подружимся. А Требухашка будет его «мамой» называть и на плече сидеть. Ладно, езжай, разберусь как-нибудь с помощью настоящих друзей. Только провожать не буду, сам понимаешь, маленького оставлять нельзя – ему ещё и дня не исполнилось.

Витька размышлял так старательно, что шестерёнки в башке его, наверное, раскрутились до космической скорости. И хочется, и колется. И рыбку хочется съесть, и так далее…

– Н-н-н…

– Что? Говори медленнее, я не понимаю.

– Останусь до завтра. Но завтра точно уеду. Мне н-надо.

Это хорошо. Время выиграл, а дальше будет видно. Надурить Витьку-заику – как два пальца.

5.

Витька целый день убирал, куховарил – делал всё, чтобы не разговаривать со мной. Я общался с Требухашкой. Пытался наладить контакт. Пытался понять, почему эта тварь так мне опротивела. То ли из-за того, что жизнь мне испортила, то ли из-за мерзкого запаха, то ли из-за отвратительного вида. Пока оно не вылупилось, я был настроен более позитивно, толерантный, как политический американец. Теперь же хотел выбросить эту тварь через окно.

И если бы не боялся, что она вернётся, так бы и сделал. Вот выкинешь, а она белёсые, почти прозрачные, перепончатые крылья расправит и улетит. А ночью вернётся. Только вернётся уже с зубами, когтями и противным визгом. А может, выводок с собой притащит – таких же кровожадных уродов. И полетят мои клочки по закоулочкам. Не нравится картинка.

Буду действовать по обстоятельствам. Работаем по плану, как и хотели, а дальше поглядим. А вдруг оно само сдохнет – от непереносимости лактозы или, не знаю, от местной радиации. Тараканы ведь все вымерли, хотя говорили, что они могут атомную войну пережить. Фиг там, двуногие всё как были, так и есть, а усатые ушли в неизвестном направлении.

Последний раз тараканов я видел в детстве. Их ещё мама боялась. А отец включал свет ночью на кухне, брал тапки в руки как два пистолета и заходил туда, как заправский ковбой. Коричневые ублюдки разбегались в стороны, шевеля усами. Их так много – десятки, сотни. И только слышно: «бах», «бах», «бах» – бьют орудия, не оставляя тараканам шанса. Большинство уходило от смерти, но десятки оставались раздавленными коричневыми каплями на столешнице, полу, мягкой части тапок. Размазанные по плитке и побелке – это все, кого настигают смертоносные тапки.

– О чём ты думаешь?

– Что?

Я оборачиваюсь и вижу, что Витька смотрит на меня как-то по-особенному, внимательно. В одной руке у него мочалка, вся в мыльной пене, а в другой недомытая кастрюля, с которой капает на пол. Но он глядит на меня, а не на неё.

– Ты так смотришь на Требухашку. Улыбаешься и смотришь. Улыбаешься и смотришь. Как будто-то видишь что-то и хочешь что-то нехорошее, но очень тебе приятное, сделать.

– А ты заикаться перестал.

Витька замолкает и краснеет, будто я поймал его на горячем. Теперь он молчит и больше не высказывает мне свои претензии.

Я осторожно протягиваю руку и одним пальцем дотрагиваюсь до тельца существа – оно холодное, сухое на ощупь и невероятно противное.

– Просто думаю, что это передо мной.

– Т-требухашка, – подсказывает Витька.

– Думаешь? Я совсем не таким его запомнил.

– М-маленький, – говорит друг и тоже протягивает руку, осторожно гладя червяка, – маленький, н-новорожденный. Он превратится в б-б-бабочку.

– Ясно. Я спать. Вечером на охоту. Мы маленькие дети, нам хочется гулять. Смотри, чтобы новорождённый тебя не сожрал.

Но сначала я сходил в душ. Спина чесалась от пота и старой футболки.

6.

Вечером, чтобы настроиться, немного поигрался с кастетом: покрутил его на пальцах, примерился, сделал пару выпадов. Затем положил на стол, посмотрел на него и принялся тряпочкой надраивать до блеска.

Идти одному не хотелось, а Витька всё твердил, что Требухашке нужен уход или что-то вроде того. Оставить её он отказывался наотрез, а мне нужен был свой доктор Ватсон, свой Робин или свой Марти Макфлай. Кто-то, кто выручит, если что-то пойдёт не так. Если кто-то вспылит. Если кто-то выхватит кастет, когда выхватывать его не нужно.

– А может? – спросил я у друга. Тот драил газовую плитку от десятилетней грязи, даже фартук натянул. И где он его нашёл? Червяк молчал, завернутый в листья, как капуста.

– Осстанусь с Т-требухашкой. Т-т-т-так надо.

По его тону я понял, что уговаривать бесполезно, а применять силу бессмысленно.

– Ладно. Как хочешь.

– Н-н-н-н… – замотал головой Витька и пальцем в меня тыкал.

– Что? – я посмотрел на кастет. – Что не так?

– Н-н-не бери. Зачем? Ты и так ссссправляешься!

– Пойдёшь со мной?

Он показал, что нет.

– Тогда извини. Мне нужен друг и поддержка. Пусть будет этот… свинцовый друг.