Текст книги "Новые русские"

Автор книги: Михаил Рогожин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

– В другом месте и из других рук, агнец мой, – одергивает его Артемий. – Что-то устал я сегодня, поэтому давай без хохмочек, ложись и рассказывай.

Лева следует указанию понтифика, но лежать на мраморной лежанке ему неудобно, ноги свисают. Он поджимает их под себя. Но колени торчат над головой и заслоняют Артемия. Поэтому приходится просто присесть на нее, как на скамейку.

– Можно сказать, дело наше на мази, – начинает он. – Жаке Темиров отлично распорядился предоставленной мною информацией о фонде Глотова. Его ребята вынюхали все, даже нарыли счета в Дойч-банке. Свои деньги Темиров вколотил в актюбинский Промбанк. Алана сделал там управляющим. Документы о создании международного фонда полностью готовы, остается найти западного соучредителя, желательно из приличной страны. Я держу на контроле все перемещения Темирова. Сейчас с ним начинает работать мой человек. Поначалу она была любовницей Глотова, но вместе с фондом переходит в постель к уважаемому Жаке.

– Ты в ней уверен?

– Это необязательно. Ее дочь случайно попала в руки Гнилого. Жалко девку, села на иглу. Мама будет недовольна.

– Ерунда. Вытащим. Пусть Гнилой девчонку не трогает. Крыша-то у него еще на месте?

– Едет понемногу. Денег требует.

– Фрина выдаст пятьсот долларов. Но чтобы все передал, без глупостей. – Понтифик встает. Наклоняется к углам, втягивает носом в себя дым. Медленно отходит. Садится рядом с Иголочкиным. Треплет рукой его по голове. – Ладно. ВИДЭО МЭЛИОРА ПРОБОКВЭ, ДЭТЭРИ-ОРА СЭКВОР – «вижу и одобряю лучшее, а следую худшему…» Так-то.

Артемий погружается в свои мысли и не обращает внимания на то, что Иголочкин встает, наливает вино в фужер, выпивает, кривится, снова наливает и выпивает.

– Дорогой понтифик, как и обещал, принесу все их миллионы вам на блюдечке. Не беспокойтесь. Как вы учили – ДИКТУМ ФАКТУМ.

В ответ Артемий кивает:

– Иди. И постарайся появляться здесь пореже.

Уже на выходе из комнаты Иголочкин останавливается и осторожно намекает:

– Вспомните обо мне, когда придет дама в апельсиновой норке.

Макс выбирает рабство

Макс выбирает рабство. Мучительное и сладостное. Он идет к Элеоноре не на свидание, не на встречу, не в гости. Он идет упасть у ног своей госпожи. Вера много лет обворовывала его жизнь и довела до того, что Максу жалкие остатки собственной жизни безразличны. Их можно сгрести в кучу и жечь. А можно горстями разбросать во все стороны света. Сейчас, зажав в руке бумажку с кодом парадной двери, он спешит по Тверской. Спешит эмоционально, не физически. Ватные от волнения ноги еле передвигаются. Скорая встреча пьянит его, кружит голову, отнимает способность логически мыслить. Он несет ей безумство своей вспыхнувшей любви, а она ждет спасения от тараканов. В арке Макс сталкивается с высоким полным рыжим господином, задумчиво застегивающим дорогое кашемировое пальто. Он так же, как и Макс, чем-то глубоко взволнован или озабочен. Поэтому некоторое время они удивленно разглядывают друг друга. «Вот какие люди обитают в этом доме, – самоуничижительно думает Макс. – Другая порода. У них проблем с женщинами не возникает». Рыжий смотрит на него сверху вниз. Пухлые губы расплываются в улыбке.

– Извините, – как можно небрежнее бросает Макс.

– Да не очень и помешал, – успокаивает его детина и солидно направляется к поджидающему его «мерседесу».

Макс нажимает на кнопки кода и входит. «Голубые танцовщицы» Дега приветствуют его кокетливыми поворотами очаровательных головок. Консьержка вопросительно смотрит.

– Мне к Элеоноре Ласкарат, – извиняясь, объясняет Макс.

Консьержка внимательно изучает что-то в своей тетради. Потом подозрительно рассматривает его с головы до ног.

– Морильщик тараканов?

– Да, да. Меня пригласили, – радуется Макс.

– Знаете куда идти?

– Записано! – Макс помахивает бумажкой.

Консьержка одобрительно улыбается и уважительно спрашивает:

– Может, и у нас туточки заодно погоняете прусаков, а то ведь прямо по столу бегают.

Макс с удивлением смотрит на нее, не совсем понимая, о чем она просит. Но раздумывать некогда. Его ждут. Ничего не отвечая консьержке, садится в старый, довоенный лифт.

Возле двери Элеоноры Макс переминается с ноги на ногу, трясет руками, прежде чем нажать на кнопку звонка. Так ведут себя бегуны перед стартом на стайерскую дистанцию. Наконец, решается – звонит. Один раз, второй, третий… Молчание. Макс повторяет звонки. В душе почему-то зарождается надежда, что никто не откроет. Он уже мечтает об этом. Слишком велико напряжение. Перед горем пасуют многие, перед счастьем – испытывает страх каждый…

Из-за двери раздается глухой голос:

– Кто там?

– Макс. Насчет тараканов.

– А… Нет, сегодня не получится. Приходите… приходите…

Элеонора не знает, на что решиться. У нее дрожь в коленках. Только что ушел Степан. На полу валяется разрезанная на лоскуты одежда. Голова кружится от немыслимого секса и французского шампанского. В таком состоянии принимать морильщика тараканов смешно. Смешно-то оно смешно. Но не до смеха. Элеоноре страшно оставаться одной и покорно ждать наказания Ласкарата, наверняка наблюдавшего угарный разврат, совершаемый в его квартире. Помня бешенство Василия при малейшем поводе для ревности, она понимает, что обречена. Зачем-то в растерянности глядит в зеркало. На ней – довольно закрытый длинный пеньюар цвета морской волны, домашние туфли на высоких каблуках с бантами на носках. Ничего из недавней оргии на ее лице не запечатлелось. Она умоляла Степана не уходить. Но у него деловые встречи, до самой ночи. Зимний короткий день вот-вот скроется за сильным снегопадом, и на нее снова начнут наваливаться звуки, и снова она останется наедине с призраком… От этих мыслей Элеонора едва не падает в обморок. Ее рука сама открывает защелку замка.

Макс видит перед собой утомленное прекрасное лицо женщины, глаза которой пусты при взгляде на него. Именно таким должно быть божество – зрячим, но не видящим того, кто ему поклоняется. Максу невдомек смущение Элеоноры. Она ждала прихода какого-нибудь алкоголика с характерными чертами деревенского прошлого на лице. Называющего хозяйку на «ты» и снимающего при входе ботинки, чтобы остаться в вонючих носках. Такого ей стесняться незачем. А тут – интеллигентный нестарый седой мужчина, с умными напряженными глазами, с мягкой, чуть извиняющейся улыбкой…

– Вы по борьбе с тараканами? – заторможенно переспрашивает она.

– Да-да. Меня вам порекомендовала ваша подруга Надя.

– Простите, какая-то ошибка, – возражает Элеонора. – У меня никогда не было подруги Нади.

– Ну как же! Из Норильска, – Макс чувствует, что пол уходит у него из-под ног.

– Ах да… – звучит обнадеживающе в ответ, – вы, очевидно, перепутали. Надя убирается у меня. Прислуга., Милая исполнительная девушка. Не ворует, что особенно ценно. Сами знаете… сейчас посторонних страшно в дом пускать.

Эти слова она дополняет вялым движением руки в сторону Макса. Он отшатывается.

– Не беспокойтесь, я нормальный человек, биолог, работаю в Московском университете. Вот, пожалуйста… – Макс для чего-то достает из нагрудного кармана пиджака удостоверение и протягивает Элеоноре.

Она не интересуется. Вместо этого широко раскрывает дверь.

– Входите. Я кое-какие вещи перебираю. Нищим раздать. Кстати, вы не могли бы оказать мне услугу?

Макс выражает стремительную готовность. Элеонора показывает на валяющиеся на полу возле зеркальной стены женские наряды.

– Это – испорченные вещи. Я сложу их в мешок, а вы вынесите на мусорку. Там во дворе. Бедные заберут. Они постоянно копаются в контейнерах.

Макс терпеливо ждет, пока она запихивает в пакет куски ткани и меха. Иногда пеньюар распахивается, и он видит ее голые ноги. Нежданные счастливые моменты. Собрав все, Элеонора устало садится в кресло, стоящее перед зеркальной стеной. Осознание реальности медленно возвращается к ней.

– Отчего же вам сейчас выносить? Пакет можно выбросить по пути. Когда домой пойдете. Раздевайтесь. Вы морить сразу начнете?

Макс поспешно снимает дубленку, вешает на круглую вешалку.

– Отнесите это кресло в залу, к той большой лампе. Осторожно, это карельская береза.

Макс, словно пушинку, подхватывает кресло. С каждым шагом, несущим его по квартире, чувствует, что попал в небольшой филиал Эрмитажа. Нечто подобное он видел по телевизору. Оказывается, бывают и в жизни подобные роскошь и богатство. Впечатление оказывается дурманящим. Прежде всего из-за простора. Московский рядовой люд, наслаждающийся и гордящийся своими отдельными изолированными клетками, не привык делать по квартире больше пяти-восьми шагов. В апартаментах Элеоноры можно запросто гулять, как по залам ГУМа.

– Вас как зовут? – звучит вопрос ему вслед.

– Макс, – отвечает он, разворачиваясь вместе с креслом.

– Меня – Элеонора. Я – вдова знаменитого дирижера Василия Ласкарата. Может, слышали?

– Разумеется. Даже дружу с одним из его музыкантов. Матвеем Евгеньевичем Тумановым.

– Неужели он еще жив?

– Да, и в прекрасной форме. – Макс доволен, что между ними завязывается беседа. Надо же, Туманов ему вдруг пригодился.

– Положим, форму он имел всегда одну и ту же. Майор КГБ, теперь уж, наверное, полковник, – насмешливо сообщает Элеонора.

Макс от неожиданности опускает кресло и садится в него. Довольная произведенным эффектом, Элеонора подходит. Достает из хрустальной шкатулки, стоящей на столе, сигарету и зажигалку. Закуривает. Садится в другое кресло, закидывает ногу на ногу, прикрывает разъехавшиеся полы пеньюара. Макс и мечтать не мог, чтобы в первый же момент увидеть предмет своего обожания в столь обворожительном одеянии. Элеонора радуется возможности поговорить и блеснуть своими знаниями. Со Степаном это невозможно.

– Как же! Вся Москва знает. Его, этого вашего Матвея Евгеньевича, потому и выпускали за границу по нескольку раз в год. Скрипач он средний, зато стукач талантливый. Его во всех оркестрах боялись. Василий умудрялся с ним поддерживать дружеские отношения. Сколько раз я возмущалась… – Элеонора делает паузу и надменно заявляет: – И сейчас возмущаюсь! Можете так прямо ему и передать. Я не боюсь… А Ласкарат уверял меня, что лучше свой, проверенный стукач, чем чужие. Я-то убеждена, что Туманов и самого Василия хорошо, где надо, закладывал. А потом в гости к нам напрашивался. Но я не принимала… Он сидел второй скрипкой, отвратительный человек. – Элеонора испытующе смотрит на Макса. – Значит, Туманов ваш близкий друг?

– Никогда в жизни! – чересчур театрально возмущается Макс. – Он женат на подруге моей бывшей жены… – и сам поражается своему вранью.

– Бедная Лиза! Как он ей изменял. Вы тоже изменяли своей жене?

Макс старается не глядеть в сторону хозяйки этого антикварного царства. Ему безумно хочется подольше сидеть и разговаривать с ней. О чем угодно. Лишь бы их беседа не прекращалась. Ему безразличны и Туманов, и Вера. Все мысли сконцентрировались на придумывании ответов, которые произведут на собеседницу благоприятное впечатление и не оборвут нить разговора.

– Нас объединяла наука. Я помогал писать ей кандидатскую диссертацию, потом докторскую. На остальное не хватало времени…

– Неужели вы так ее любили? С кем же вы сейчас?

– Один.

– И я одна… – печально вздыхает Элеонора.

Между ними возникает неловкое молчание. Так часто бывает, когда говорить уже не о чем, но хочется продолжить беседу. Каждый в поиске подходящей темы. Максу в голову совершенно ничего не лезет. Он боится одного – в любой момент она встанет и закончится их общение.

– Чем вы собираетесь их травить? Мне нужно знать, из-за аллергии на всякую химию.

Макс встает. С какой радостью он бы признался ей в полном неведении, рассказал бы о всепожирающем чувстве к ней, о собственной жизни, которую мечтает расстелить у ее ног. Он даже не в состоянии сейчас оценить ее внешность, хотя для этого стоит поднять глаза и посмотреть на сидящую рядом женщину. Он знает – она прекрасна… потому что единственная. Не притрагиваться к ней, не целовать, а просто присутствовать рядом. Все остальное у них уже было. Эти холеные руки с розовыми ногтями уже лежали на его бедрах, обнимали его торс, а занятые разговором губы уже дарили наслаждение. Нет, не наслаждение – счастье.

– Я про тараканов спрашиваю, – уточняет Элеонора, не понимая, почему он задумался.

– Видите ли, я – биолог. На науку государство денег не дает. Зарплата смешная. Вот и решил на основе экологически чистой разработки создать уникальный препарат.

– А вдруг он опасен для здоровья? – перебивает она. – Он имеет сертификат качества?

– Нет, – честно признается Макс. – Но гарантию я даю. Все-таки кафедра биологии. Моя разработка проходит апробацию в Америке.

– Ну, если там… В Нью-Йорке, действительно, много тараканов, – приведенное доказательство успокаивает Элеонору. Она встает. – Идите за мной, начнем с кухни. На ней целыми ордами гуляют. Хотите начать сегодня?

Макс мнется. Каким надоедливым становится вранье, когда в душе цветет любовь.

– Нет, в любой другой день. Мне просто посмотреть и прикинуть, сколько потребуется препарата.

Кухня – просторная. В центре стоит круглый стол, накрытый голубой скатертью. На ней пузатая ваза, из которой, образуя полушарие, торчат красные розы на коротких ножках. По стенам развешены деревянные резные шкафчики. Везде много иностранной кухонной утвари и всяческих кухонных агрегатов. Макс начинает детальный осмотр входов труб, вентиляционных заглушек, мелких зазоров между кафельными плитками.

Элеонора терпеть не может посторонних в доме. Особенно всяких сантехников, ремонтников и прочих бытовиков. Она платит деньги Наде не для того чтобы принимать морильщиков тараканов. Да еще будучи в таком тяжелом психологическом состоянии. К тому же любые ее движения обостряют тупую боль внизу живота. Ей постоянно кажется, что по ногам течет кровь. Лучше всего лечь под одеяло, принять анальгин и попытаться заснуть. Об этом она мечтает и этого панически боится. Ибо уверена в мести Ласкарата. Как только она заснет, он явится и высосет из нее всю кровь. Степан, несмотря на все ее мольбы, взял и спокойно ушел. А ведь она позвала его для спасения. Получается, во много раз усугубила свое положение. Есть один выход – одеться и уехать к Нинон или к Таисье. Но на поездки по холодной грязной Москве совершенно нет сил. Элеонора садится за стол. Закуривает. Пока этот вежливый мужчина обдумывает, как бы побольше содрать с нее денег за каждого замученного таракана, она в безопасности. А что начнется, когда за ним закроется входная дверь? Какой ужас жить в центре Москвы, в охраняемом доме и дрожать по ночам, как осиновый листок…

Макс бесцельно разглядывает стены, карниз, мраморный подоконник, уставленный живыми цветами. Он готов дотошно обследовать каждый закуток этой огромной квартиры, лишь бы не заканчивалось их первое свидание… Пусть он почти не глядит на Элеонору, косым взглядом выхватывая движения ее рук и ног. Для него – она прекрасная дама. Образ, видение, мечта, вдруг воплотившиеся в реальную женщину в бирюзовом пеньюаре.

– Послушайте, вы, наверное, очень торопитесь? Вас ждут дома? – несколько нервно спрашивает Элеонора.

Макс ежится от ее намека. Конечно, сколько же ей терпеть его присутствие?

– Извините, я сам понимаю, что задерживаю вас. Скажите, когда мне прийти. Я живу один, мне все равно, – торопливо, смущаясь, объясняет он.

– Один? И никуда не торопитесь? Или к следующим клиентам спешите?

– Клиентам? – Макс не понимает, куда она клонит. – На сегодня вы у меня одна.

– В таком случае садитесь, я угощу вас кофе. Или хотите чего-нибудь посущественнее? Могу предложить гречневую кашу, – оживляется Элеонора.

Не ожидая его согласия, она быстро открывает холодильник и достает из него пластмассовые банки.

– Садитесь за стол.

Макс подчиняется. Тем более что его ноги стали совсем ватными и в любой момент могут непроизвольно согнуться в коленках. Элеонора деловито суетится возле плиты.

– Вам кашу поджарить или разогреть на пару? – спрашивает она и, не замечая его пожимания плечами, заливает холодную кашу водой, ставит на огонь. На соседнюю конфорку водружает кастрюльку, куда выкладывает из жестяной банки сосиски. Стараясь оправдать свое предложение, продолжает, не глядя на него:

– Тоже поем с вами. Самое время ужинать. Вдвоем веселее. Что будете пить?

– Все равно, – выдавливает из себя обалдевший Макс.

– Могу предложить джин с тоником… коньяк… Вы вообще – пьющий?

Как ответить на такой вопрос? Остается честно кивнуть головой.

– Тогда водку. «Смирновская» устроит?

Макс принимает из ее рук бутылку. Зачем-то долго рассматривает этикетку. Ставит на стол. Считает необходимым объяснить свое отношение к спиртному.

– В биологии редко встречаются трезвенники. Наша наука связана с экспедициями. А в них без этого не обходятся. Хотя бывают исключения. Я много лет каждое лето ездил на Белое море. Там у нас биостанция. Однажды произошел забавный случай. Хороший парень, Федя Зыков, долгое время ставил опыт и наблюдал, как ведет себя фитопланктон в разной концентрации спирта. В лаборатории на его столе стояло множество колб со спиртовыми растворами. Это была его научная плановая тема. Как раз тогда объявили сухой закон, и на Севере исчезло все, включая одеколон. И вот однажды сторож нашей биостанции, местный карел, пришел с похмелья в лабораторию и, воспользовавшись отсутствием Зыкова, слил содержимое всех колб в одну миску и выпил. На этом длительный опыт закончился.

Элеонора делает круглые глаза, что придает ее лицу умилительно-удивленное выражение.

– И не умер? – спрашивает она.

– Сторож нет, а Зыкова чуть кондрашка не хватила.

Макс незаметно для себя освоился и после первой рюмки продолжил воспоминания о разных смешных историях, связанных с выпивкой. Элеонора слушает его с интересом, вернее, ей все равно, о чем он говорит, лишь бы не уходил. Наконец, она решается предложить ему остаться. Долго обдумывает, какие фразы произнести, чтобы он понял, зачем ей это нужно.

– Послушайте, Макс. Если вас дома никто не ждет, может, вы окажете мне небольшую услугу?

– Конечно, – быстро соглашается он.

– Только прошу понять меня, правильно. Сейчас везде говорят о кражах и разбойных нападениях. В нашем доме уже несколько квартир ограбили. На втором этаже живут старики, народные артисты. Их ограбили, когда они днем легли отдохнуть. Говорят, какой-то газ подпускают в замочные скважины.

– Глупости, – желает успокоить Макс.

Элеонора нервно встает.

– Не глупости. Я уже неделю не могу спокойно спать. Страшно. Очень прошу вас, останьтесь в моей квартире ночевать… Нет, не подумайте чего-нибудь. Я вам постелю на канапе. Вы отдохнете. И мне будет спокойно. Хоть посплю нормально. Вы ведь человек приличный, интеллигентный. Не будете же вы меня насиловать?

– Я?! Вас насиловать?! – Макс от возбуждения вскакивает со стула. – Да как вы могли подумать… – Его сердце трепещет, словно новорожденный галчонок. Неимоверным усилием воли Макс старается погасить будоражащий душу восторг.

– Отлично, – улыбается ему Элеонора. – Давайте я покажу, где спать, потому что сама еле стою на ногах.

Макс следует за Элеонорой в комнату, к тому канапе, на котором любил после обеда полежать Иван Модестович Сталецкий с папироской в руке.

– Сейчас принесу белье…

– Ни в коем случае! Я лучше без. Вдруг нужна будет моя помощь, не надо одеваться… Да и потом, мне… сами понимаете – удобнее.

Элеонора довольна его отказом. В ее нынешнем тяжелом психологическом состоянии поведение Макса успокаивает лучше, чем таблетки «валиума». Он ненавязчив, не смотрит на нее, как на женщину. Когда-то давно она привела в дом чью-то потерявшуюся собаку – эрдельтерьера. Несмотря на внушительную пасть, торчащую кирпичом, и устрашающие клыки, пес вел себя смирно, ловя каждый ее взгляд, стараясь заслужить поощрение. Макс напоминает ей того самого эрделя. Но того пришлось вернуть хозяину, а этого, пожалуй, никому возвращать не нужно. Ей бы одну ночь поспать спокойно, а там видно будет. Элеонора приносит из кабинета, расположенного рядом со спальней, плед. Макс стоит возле портрета Ласкарата.

– Ваш муж?

– Да. Умер в прошлом году. Вы его знали?

– Слышал от Туманова. Хороший портрет. Прямо живой.

Элеонора замирает. Неужели даже посторонний человек замечает в портрете какую-то странность. Выходит, она ничего не придумывает и нет никаких галлюцинаций? Обуреваемая страшными мыслями, глухо спрашивает:

– Что в нем живого?

– Глаза. Кажется, он смотрит на меня. И руки. В тонких жилках едва заметно пульсирует кровь.

Макс внимательно разглядывает своего счастливого предшественника в любви. Он силится увидеть то важное, что отличает простого смертного, типа Макса, от выдающихся одухотворенных личностей. Эти тонкие руки с длинными пальцами ласкали Элеонору. Бережно скользили по ней, подобно чуткому смычку, едва касающемуся струн. Он стряхивает наваждение. Поворачивается к Элеоноре. Видит ее испуг.

– Я что-то не то сказал?

Элеонора ничего не отвечает. Указывает рукой на плед:

– Это вам. Пойду лягу. Двери в комнаты пусть остаются открытыми. Если услышите мой крик или я позову на помощь, включайте весь свет и бегите в мою спальню.

Странная просьба не удивляет Макса. Он не вникает в смысл услышанного. Его мозг не способен переварить происходящее. Всю ночь провести рядом с любимой женщиной! Какая неведомая сила вплетает его судьбу в роскошный орнамент ее жизни? Макс провожает взглядом Элеонору, садится на канапе. Ему отчаянно хочется лечь, закрыть глаза и наслаждаться мыслями о ней. Остается дождаться, когда она потушит свет. Несколько раз в проеме залы, отделяющем ее от холла, мелькает ее пеньюар, и без прощаний тьма поселяется во всех комнатах.

Макс снимает теплые зимние сапоги, выключает величественную лампу с тяжелым золотистым абажуром и на ощупь добирается до предназначенной ему кушетки.