Текст книги "Экспедиция инженера Ларина"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 5 «УРАГАН» УХОДИТ В ПЛАВАНИЕ

Ночью «Ураган» тихо отшвартовался и, медленно развернувшись, вышел в океан. На высокой мачте вспыхнул прожектор, и яркий луч света, прорвав чёрную тьму, выхватил полосу воды перед кораблем. На освещённом пространстве горбились высокие пенящиеся волны. Они словно старались побыстрее ускользнуть из цепких лап прожектора в спасительную темь.

Соболеву никогда ещё не приходилось видеть таких больших волн. Они с шумом и рёвом гнались за траулером и, казалось, вот-вот доберутся до палубы и тогда конец всему. Но «Ураган», непостижимо как, вскидывался на гребень и, подминая волны, всё шёл и шёл вперёд, в темноту, в океан. Ветер подхватывал брызги и солёным дождём сеял их по палубе. На полную мощность работали дизели, и дрожь сотрясала судно. Матросы, свободные от вахты, стояли неподалёку от Соболева, о чём-то переговариваясь.

«Куда это мы спешим?.. Почему покинули бухту в такую погоду? Где инженер Ларин?» – с волнением думал Соболев. Он хотел уже было идти к себе, как вдруг из темноты раздался голос:

– Новенький, к начальнику экспедиции!

Соболев вздрогнул: ему показалось, будто это океанская волна швырнула на палубу приказание и умчалась вдаль. Кого же вызывают?

– Эй, салака, к тебе обращаются, – сказал Новиков и ехидно добавил: – Только в «ригу» там не вздумай ехать…

– Слушай ты, – Соболев, вспыхнув, шагнул к Новикову. – Какого чёрта надо?

Ссора готова была разгореться, но тот же властный громкий голос повторил:

– Соболев, немедленно явитесь к начальнику экспедиции!

– Запомните, долги я платить умею! – Соболев круто повернулся и растаял в темноте.

– Подумаешь… Не таких видывали, – пренебрежительно бросил вслед Новиков.

– Брось, Юрка, задираться, – заметил ему другой матрос.

– Не люблю таких. Первый раз на палубе, а ведёт себя, как старый морской волк.

– Парень как парень. Самостоятельный… И потом, не тебе бы это говорить.

– А почему не мне? Я кончил мореходку. Наберу плавательный стаж – и перед вами – не штурвальный Новиков, а капитан Новиков. Понятно? Я далеко пойду.

– Далеко… – усмехнувшись, матрос сплюнул за борт.

– Скажешь, нет? Я же на «отлично» кончил мореходку. Погоди, я и тебя к себе на траулер возьму, Коля. Ты же машины знаешь…

– Я тебе не Коля, а Николай Петрович Щербань.

– Пусть. Всё равно возьму на траулер…

– Брось трепаться, Юрка. Будущих капитанов не списывают с судна, а тебя списали.

– Подумаешь, списали! А за что, знаешь? Капитан неправильно курс проложил. Навигацию я знаю, как свои пять пальцев, сразу увидел. А когда сказал ему об этом…

К матросам неожиданно подошёл боцман.

– Новиков, не зарывайся, – сердито бросил он. – Списали тебя за самовольство, за изменение курса. А капитана, у которого служил, порочить нечего. Он плавал, когда тебя ещё на свете не было. Совесть надо иметь. Понял?

– У него нет диплома, – запальчиво возразил Новиков. – Такие, как он, своё отплавали. А у меня будет.

Самонадеянность Новикова покоробила боцмана.

– Гусь ты, видно, порядочный, Новиков. Может быть, в мореходке тебе кое-что и сходило с рук. Но здесь крылья ты себе обломаешь. Учти! – Боцман, тяжело топая сапогами, ушёл.

Новиков хрипло рассмеялся.

А Соболев в это время сидел в каюте начальника экспедиции. Кожаное кресло качалось вместе с полом, и Вася опять почувствовал себя плохо. Ларин, вытянув ноги, курил. На столике стоял электрический чайник. Ларин налил стакан, положил в чай ломтик лимона и придвинул Соболеву.

– Пейте, помогает!

– Спасибо! – чтобы не расплескать, Вася обеими руками держал стакан.

– Не боитесь воды? – спросил Ларин.

– Нет. Тонуть не приходилось, чего же её бояться? – спокойно ответил Соболев.

– Вот и отлично. Мы с вами будем раскрывать тайны мира, ещё неведомого человеку. Там есть густые мерцающие леса, горные вершины… Мы увидим такие переливы красок, такие картины, о которых и не подозревают художники.

Ларин помолчал.

– А когда мы начнём спускаться под воду? Скорей бы! – нетерпеливо сказал Соболев.

– Мне понятно ваше нетерпение, но помните, под водой встретятся опасности. Надо уметь избегать их и бороться с ними. У подводников существуют строгие правила, и соблюдение их обязательно. Нужно привыкнуть к снаряжению, научиться им пользоваться, знать, как вести себя под водой. Я надеюсь, вы будете дисципинированным и хладнокровным подводником. А теперь поставьте стакан в буфет и пойдёмте в лабораторию.

Соболев поднялся и, балансируя, двинулся к маленькому буфету. Широко расставив ноги, упираясь левой рукой в стенку, он открыл дверку, но не успел поставить стакан – его швырнуло, и он, как мяч, влетел в койку Ларина. При этом так стукнулся головой о стенку, что в глазах потемнело.

– Не ушиблись?

Соболев потряс головой – цела! Начальник экспедиции склонился над ним. Он не смеялся, нет, но юноша готов был биться об заклад, что в глазах инженера прыгали весёлые огоньки. Вскочив с постели, он извинился.

– Ничего, бывает. Море… – коротко сказал Ларин. – Пошли!

Он распахнул шторы из тяжёлого зелёного сукна на левой стенке каюты. За шторами была дверь. Ларин открыл её и щёлкнул выключателем.

Переступив порог, они оказались в крохотном коридорчике с тремя глухими стенами. Передняя стенка не сходилась в углах с боковыми. Мебели тут не было. Только к потолку, как капля воды, прилип абажур из матового стекла, да на стене белела круглая кнопка. Вася держался за ручку двери – качка была ужасная. Ларин нажал кнопку. Передняя стенка бесшумно раздвинулась и, как только они очутились в находившейся за ней комнате, тут же сомкнулась. Это была лаборатория. Никакие звуки сюда не доходили. Как будто за кормой не ревел океан, не свистел в снастях свирепый ветер, как будто не сотрясалось судно от работавших на полную мощность многосильных двигателей. Соболев прислушался, но не уловил грозного голоса океана. И ещё: в помещении почти не было качки.

– Да, тут тихо, – сказал Ларин, перехватив недоуменный взгляд Соболева. – Мы находимся за двумя звуконепроницаемыми стенами.

Соболев одним взглядом окинул лабораторию. Слева вдоль стены – книжные шкафы. В дальнем углу – письменный стол. Возле него на стене светлым туманным пятном выделялся экран. На столе – стопа книг и настольная лампа. Посредине комнаты ещё один стол – узкий, длинный. На нём колбы, пробирки, микроскоп, причудливые весы и ещё какие-то незнакомые Васе приборы. Справа от двери – аквариум…

Ларин уселся за письменный стол и нажал маленькую блестящую кнопку возле экрана. Экран вспыхнул. Минут пять инженер молча вглядывался в пробегающие, как рябь по воде, линии, потом подвинул к себе микрофон:

– В рубке!

– Есть в рубке!

– Когда включили гидролокатор?

– Час назад.

– И что же?

– Пока ничего не обнаружили, Василий Михайлович.

– Продолжайте следить.

– Есть продолжать следить!

Соболев ничего не понял из этого разговора. Ларин поднялся.

– Времени у нас в обрез, – сказал он. – Надо посмотреть, как вы будете плавать. Пошли.

– Да вы не сомневайтесь, Василий Михайлович. Плаваю я хорошо!

– Я и не сомневаюсь. – Ларин достал из шкафа две коробки. – Не сомневаюсь. Только ведь плавать придётся не в реке, а в океане, на больших глубинах.

Вася стоял возле кресла и никак не мог оторвать глаз от светящегося экрана.

– Что это за штука, Василий Михайлович?

– Долго объяснять, – сказал Ларин, хлопоча возле коробок. – Гидролокатор – есть такой прибор – ищет катер, затерявшийся где-то в океане. А перед нами – экран телевизора. Он соединён с приёмником ультразвуков.

– И гидролокатор найдёт катер?

– Найдёт. Гидролокатор. – такая ищейка, что обязательно найдёт, даже в темноте. Если он, конечно, не очень далеко от нас. – Ларин взглянул на Соболева. – Вы ведь проходили в школе звуковые колебания? Ну, тогда вам должно быть известно, что звук, встретив на своём пути твёрдое тело, обязательно возвращается к источнику. Это явление и использовано в акустических приборах. Гидролокатор через особое устройство в подводной части судна посылает отрывистые ультразвуковые сигналы – импульсы. Если они не встретят в пути никаких препятствий, то бегут дальше, встретят – поворачивают назад и стучатся в вибратор-приёмник. А он такой, что сразу же услышит стук и отметит вернувшиеся из океана звуки на специальной ленте… Да, импульсы ищут катер. И как ещё ищут! Они бегут со скоростью более тысячи метров в секунду. И где-нибудь наткнутся на катер и дадут знать…

Соболев слушал Ларина, и перед мысленным взором юноши возникала картина. Импульсы… Они почему-то представлялись ему в виде поблескивающих спиц, какими бабушка в долгие зимние вечера вязала тёплые шерстяные носки. Длинные, гладкие, веером рассыпаясь от корабля, мчатся импульсы сквозь громадные волны, потом натыкаются на катер и, радуясь, что наконец нашли, сразу же несутся назад: добежали до траулера – и давай стучать…

– Соболев, вы о чём размечтались? Одевайтесь скорее.

Вася обернулся. Перед ним стоял Ларин в тёмно-зелёном комбинезоне с откинутым капюшоном-маской; на спине инженера – батарея из трёх плоских баллонов, соединённых с небольшим приборчиком, похожим на карманные часы.

– Это – «ЛЛ-3» – костюм для подводных плаваний, – сказал Ларин.

Помогая Соболеву одеваться, он объяснял принцип работы аппарата. Вася узнал, что в баллонах находится сжатый воздух. Круглый приборчик – регулятор воздуха. В кружочках возле ушей – мембрана крохотной рации, вмонтированной в капюшон. Ныряльщик может всплыть на поверхность и слушать передаточную станцию, а также посылать свои позывные. Костюм снабжён теплоизоляционным слоем, внутри обшит мягкой тканью из искусственной шерсти. В нём можно плавать при температуре воды один-два градуса выше нуля и не мёрзнуть.

– Вот и готово, – сказал Ларин, оглядывая Соболева.

Соболев взмахнул руками, прошёлся по лаборатории, присел. Движения были легки и свободны. Ларин укрепил у него за плечами батарею с баллонами, на голову натянул капюшон-маску, привинтил дыхательную трубку и кивком предложил следовать за собой. На полу у письменного стола он нажал ногой рычажок. Плиты бесшумно раздвинулись, открылся люк. Ларин и Соболев по крутой лесенке спустились вниз и очутились в похожем на башню помещении высотой в пять-шесть метров. Люк закрылся. На потолке, на полу и стенах вспыхнули электрические лампы. В башне была узкая, в рост человека будка со стеклянной дверью. Прикрепив к голове Соболева слуховые трубки, соединённые с помощью длинного резинового шланга с будкой, Ларин приказал:

– Держитесь за скобу!

Он скрылся в будке и захлопнул за собой дверь. В ту же минуту из круглого отверстия в полу хлынула морская вода. Она вырывалась с шумом, клокотанием и, перекатываясь от одной стенки к другой, быстро заполняла башню. Вот вода поднялась до груди, до шеи, до глаз и наконец накрыла Соболева с головой. Он дышал ровно и спокойно. В лёгкие входил чистый, свежий воздух. Регулятор подавал его столько, сколько было необходимо.

– Как самочувствие? – вдруг отчётливо услышал Соболев голос Ларина.

Вася закивал головой: хорошо, мол.

– Я буду задавать вопросы, – продолжал Ларин. – Если «да», – поднимите правую руку, если «нет» – левую. А теперь проверим вашу плавучесть. Закон Архимеда не забыли? Тело, погружённое в жидкость… Другими словами, на вас сейчас действует подъёмная сила, равная весу вытесненной вами жидкости. Так ведь?

Соболев кивнул; это – было ему знакомо: ещё в детстве, играя на Волге в пятнашки, он, чтобы дольше удержаться под водой, выпускал из лёгких весь воздух.

– Тогда отпускайтесь!

Стоило разжать руки, как неудержимая сила вытолкнула Соболева к потолку. Он нырнул, снова ухватился за скобу и вопросительно уставился на инженера.

– Сейчас мы столкуемся с Архимедом, – весело поблескивая глазами, сказал Ларин. – На полу лежат свинцовые грузила, возьмите и повесьте парочку к поясу по бокам.

Соболев так и сделал. Теперь меньше тянуло вверх, но удержаться на месте он всё же не мог, ноги помимо воли оторвались от пола.

– Вот упрямый старик, – засмеялся Ларин. – Подвесьте, тёзка, ещё пару пластинок. Ну, теперь как? Хорошо? Попробуйте всплыть.

Соболев чуть присел, слегка оттолкнулся и плавно, «солдатиком» пошёл вверх. Когда сила толчка ослабла, он повис в воде.

– Хорошо ли поступает воздух? – спросил Ларин. – Тяжело дышится? Приходится как бы всасывать воздух? Не беспокойтесь, к этому надо привыкнуть. Тут ничего не поделаешь. Дыхание под водой не совсем такое, как на поверхности. Теперь плывите по кругу. Так, так… У вас голова и плечи клонятся книзу. Немного прогнитесь в талии. Хорошо. Рыба управляет своим телом, учитесь и вы. Теперь руки к бёдрам. Пользуйтесь ими как горизонтальными рулями. Выше, выше голову. Сейчас лучше?

Соболев утвердительно кивнул. Он плавал по кругу, переживая небывалое ощущение полёта.

– Вы уже пятнадцать минут под водой. На первый раз, пожалуй, хватит.

Ларин натянул маску и впустил в будку воду. Когда будка наполнилась, он легко открыл стеклянную дверь и снял с головы Соболева слуховые трубки. Вода в башне начала убывать. Не дожидаясь, пока она вся уйдёт, пловцы поднялись в лабораторию. Переодевшись, Ларин поудобнее устроился в кресле и окутался клубами табачного дыма.

– Поплавать бы в океане, – мечтательно сказал Соболев.

– Ещё надоест, – улыбнулся Ларин. – Под водой у нас много дел. Одно плохо – курить нельзя под водой, – произнёс он с сожалением. – Как вы думаете, Вася, можно придумать что-нибудь?

«Вот чудак, – подумал Соболев. – Разве там до курева?» А вслух сказал:

– Надо изобрести подводную трубку.

– А что ж, неплохо. Идея!

– Василий Михайлович, а зачем эта башня и в ней будка?

– Хотите узнать всё сразу? – засмеялся Ларин. – Сейчас удовлетворю ваше любопытство. Положим, учёному надо наблюдать за повадками рыб в естественных условиях. Как быть? Это вот теперь имеются лёгкие водолазные костюмы, а три-четыре года назад мои коллеги вылавливали рыб, выпускали их в башню в трюме судна и из будки наблюдали за ними. Дверь, между прочим, закрывается герметически. Ясно?

Соболев утвердительно кивнул головой, и оба замолчали, каждый думая о своём.

– Василий Михайлович, – вдруг воскликнул Соболев. – Пляска на экране…

Ларин круто повернулся к экрану. На матовом стекле мелькали тени. По знаку инженера Соболев выключил свет. Экран стал ярче, изображения чётче. Какие-то палочки, закорючки, ещё палочки… И писк тоньше комариного. Соболеву казалось, что это толпятся за экраном замёрзшие в холодной океанской воде импульсы и жалобно просятся погреться.

– Это катер, да, Василий Михайлович?

– Может быть, – Ларин наклонился к микрофону. – В рубке?

– Есть в рубке, Василий Михайлович!

– Когда зарегистрировано появление сигналов?

– В три ноль-ноль. По-видимому, впереди катер. Идём на сближение.

– Расстояние?

– Приборы показывают две мили с небольшим.

– Ну, тёзка, на сегодня хватит, можете идти отдыхать, – сказал Ларин и направился к двери.

Соболев вышел на палубу; там толпились матросы. Все молчали, да и говорить было невозможно: шторм усилился, океан ревел. Траулер шёл, не зажигая огней. Но вот разом вспыхнули все прожекторы и осветили седой взлохмаченный океан. Волны, тяжело ворочаясь, перекатывались вровень с палубой корабля.

– Подготовить шлюпку к спуску, – раздался хриплый бас капитана, усиленный рупором.

Шлюпка, как люлька, раскачивалась на талях. Матросские руки, вцепившись в верёвки, стали спускать её вниз. Может быть, быстрее, чем следовало. Шлюпка с размаху стукнулась о борт, затрещали доски.

– Вира – подымай! – крикнул боцман и, увидев проломленные доски, яростно погрозил океану кулаком.

В это время в рубке происходил тревожный разговор.

– Как вы думаете, что сие значит? – капитан искоса взглянул на Ларина. – Прибор показывает, что до катера осталась всего одна миля, а ничего не видно.

Это беспокоился Ларина. На траулере были мощные прожекторы, и свет их падал далеко, но нащупать катер почему-то не удавалось – под лучами бесконечной чередой дыбились и кружились лишь причудливые гребни волн.

Новиков стоял у штурвала. Ударами волн судно постоянно сбивало с курса, и Новикову приходилось туго, но он не подавал виду.

– Смотрите! – вдруг крикнул Ларин. – Катер… А рядом человек в воде. Второй!

– Лево руля! – приказал капитан.

В рубку вошёл Веригин. Лицо его было хмурым.

– Шлюпка вышла из строя.

У капитана нервно дёрнулись губы.

– Не судно, а детский сад! – гневно бросил он.

– При таком волнении шлюпка едва ли помогла бы, – примирительно сказал Ларин и, обращаясь к боцману, добавил: – Кузьма Степанович, выпустите за борт грузовую стрелу с тросом.

Боцман взглянул на капитана, но тот, сердито посапывая, молчал.

– Есть!

Траулер подходил к терпящим бедствие.

Усков взглянул на Новикова, на его покрытый крупной испариной лоб и вызвал на подмену второго штурвального.

ГЛАВА 6 ХОЛОДНЫЕ ВОЛНЫ

В кубрике всё грохотало. Едва Саша поднялась, как её резко бросило к стене. «Шторм всё ещё не утих», – подумала она, придерживаясь за высокую стойку койки. За бортом ревел и стонал океан. Саша почувствовала вдруг приступ тошноты и снова прилегла, но, вспомнив о старшине, пересилила себя, включила карманный фонаряк и поднялась в рубку.

– Через два часа рассвет, – как можно беспечнее сказал старшина, увидев измученное, посеревшее лицо девушки.

– А тогда что будем делать?

– А ничего. Может, шторм утихнет со временем…

– Это долго…

Старшина пожал плечами.

– Я думаю, что нас уже ищут, – сказал он после продолжительного молчания.

– В такую погоду?

– А что погода! Моряку шторм в привычку. Только вот отклонились мы далеко.

– А ветер не стихает, – обеспокоенно заметила Саша.

– Раз подул с севера, не так скоро утихнет. Лишь бы в Курильский пролив не утащило.

Когда Саша ехала на Камчатку, моряки рассказывали ей, что Курильский пролив – «самое окаянное место на земле».

– Приятного мало, – вздохнула она.

– Спать хочется, – подавил зевок старшина. – Говорите не переставая, а то засну и утоплю вас. Или лучше дайте мне закурить. У меня в кармане пачка.

Саша достала папиросы.

– До чего же вкусно, – сказал старшина после нескольких глубоких затяжек.

Саша, держась за поручни трапа, что вёл в кубрик, рассказывала разные истории, и не столько для старшины, сколько для себя. Как ни храбрилась она, а на сердце было тревожно.

Вдруг старшина изо всех сил принялся крутить штурвал, но он не поворачивался.

– Рулевой трос заело… Теперь жди беды. Пойду посмотрю, – стараясь казаться спокойным, произнёс он.

– И я с вами.

– Нет! – резко бросил старшина. – На всякий случай наденьте спасательный пояс.

– А вы?

– Ну что вы стоите!

– Не кричите, пожалуйста. – Саша повернулась, чтобы взять пояс на задней стенке рубки, и обрадованно вскрикнула: – Смотрите! Огни! Огни!

– Я же говорил вам, что нас ищут, – сказал старшина, надевая спасательный пояс. – Подождите меня здесь. Я пойду. Надо найти, где…

Он не окончил. Катер повернуло боком к волне, дверь рубки с треском раскрылась. Старшина бросился закрывать её, но не успел. Катер качнулся в другую сторону. Раскрылась противоположная дверь. В рубку ударила волна. Она подхватила людей и вынесла в океан. Сашу обдало нестерпимым холодом, горько-солёным перехватило горло. Новая волна перекатилась через неё. Не будь на ней пояса, ей бы не всплыть. Холод тисками сдавил грудь, не давал дышать. Казалось, что ещё минута-другая – и конец.

Когда первый страх прошёл, Саша начала махать руками, чтобы хоть немного согреться. Но куда несут её волны? Где старшина? Саша была одна, совсем одна среди яростно вздымавшихся волн. Закричала: «Помогите!» Никто её не услышал, никто не ответил. Далёкие огни то исчезали, то появлялись. Так далеко…

…Команда траулера была на палубе – все ждали сигнала, чтобы принять участие в спасательных работах. Ларин, Вершинин и Соболев стояли на баке в костюмах для подводного плавания. Они казались чудовищами, поднявшимися со дна океана. Матросы смотрели на бушующую воду, переводили взоры на пловцов-ныряльщиков и опять на океан… Ларин повернулся к Соболеву и кивнул: будь, мол, готов.

Ещё переодеваясь в лаборатории, Соболев попросил Ларина взять его в океан. Но инженер сказал «рано», и никакие доводы его не поколебали.

– Будешь дежурить на баке и прыгать в воду лишь по моему сигналу. Только на крайний случай!

Костюм «ЛЛ-3» испытывался в искусственных камерах и тихих водоёмах. А океан есть океан, да ещё штормующий. Но у Ларина выхода не было. Шлюпку разбили, не успев спустить. Аварийная? Стоит ли рисковать людьми? Команда состояла в основном из молодёжи, окончившей нынешним летом среднюю школу. Комплектование экипажа судна производил отдел кадров управления. Капитан ворчал, обивал пороги «береговых моряков», как называл он работников управления, ходил даже к начальнику флота, но многого добиться не мог. Дали несколько бывалых матросов – и на том скажите, мол, спасибо!..

На Камчатке создавался большой траловый флот. Все суда испытывали нужду в людях. Практика вербовки рабочих в центральных районах не оправдала себя: приезжие, отработав сезон – путину, уезжали назад. Моряков надо было готовить на месте. Обратились к выпускникам средних школ. Те охотно откликнулись. Какой юноша не мечтает о море! Больше всего попало бывших десятиклассников на «Ураган». «Ничего, – говорили в отделе кадров капитану, – план вам не выполнять. Плавайте себе на здоровье, обучайте молодёжь, испытывайте ваши изобретения». Капитан сердился, но Ларин не только не возражал, а даже радовался приходу образованной молодёжи на судно. Разве плохо? Десятиклассники – народ отзывчивый, горячий, увлекающийся. А на корабле, где испытывается новейшая техника, такие и нужны. Что из того, что нет у них морской практики? Практика будет! Однако пускать в такую погоду молодёжь на шлюпках было рановато.

Первым ушёл в океан Вершинин. Нырнул и исчез в пучине. Потом показался. Ларин дал ему отплыть от судна, махнул рукой Соболеву и тоже прыгнул на гребень волны. Пловец всегда испытывает радостное волнение. Сейчас к этому чувству примешивалось ещё чувство новизны и любопытства. Плавать в бушующем океане! Ларину этого ещё не доводилось, и ему казалось, что он находится в какой-то причудливой галерее из стекла и чёрного мрамора, освещённой тусклым светом. Вокруг него всё кружилось, качалось, двигалось; волна ежеминутно меняла форму, будто где-то там, впереди, открывались и закрывались двери галереи, воздвигались замысловатые перегородки и тут же исчезали; мелькали фантастические тени.

Ларин находился внутри волны, и его могло унести неведомо куда. Он всплыл на поверхность, потом, увидев метрах в десяти траулер, вновь погрузился и поплыл параллельно курсу судна. Вдруг свет погас, Ларина обступила густая темнота. Пришлось опять всплыть и осмотреться. На траулере погасили все огни, только один прожектор на мачте бросал упругий сноп света на бушующие волны, среди которых барахтался человек.

…Саша держалась с трудом. Силы иссякали, но она упорно боролась за жизнь. В последнюю минуту, когда уже мутилось сознание, перед нею вдруг возникла круглая тёмная голова с двумя рогами. Саша страшно испугалась, но крикнуть не было сил. Из воды взметнулись чёрные лапы и подхватили её. Саша попыталась вырваться, но цепкие лапы не отпускали, и она, вконец обессиленная, погрузилась во тьму. Она не чувствовала, как Ларин плыл с ней к траулеру и привязывал к тросу, как её поднимали на палубу.

Очнулась лишь в медпункте. Над ней хлопотал врач. Девушка застонала, приподняла голову и недоуменно огляделась:

– Где я?

– На траулере, девушка, на траулере, – весело сказал врач. – А знаете, ещё полчаса в воде – и я не поручился бы за вашу жизнь.

Саша с облегчением вздохнула и откинулась на подушку. В каюту вошла женщина-кок – тётя Паша – и подала Саше кружку горячего кофе.

– Выпей, согреешься.

Прихлёбывая обжигающую жидкость, Саша с ужасам думала о пережитом. Холодная пронизывающая вода… Голова с рогами… Наяву это было или чудилось? Может, и всё окружающее – светлая каюта, тепло, кофе, весёлый доктор – тоже только чудится ей? Саша забегала глазами.

– Мне просто не верится. Будто всё это не настоящее…

Врач изумлённо взглянул на неё и засмеялся:

– Все мы самые настоящие.

– Как вы себя чувствуете? – вдруг раздался из-за перегородки чей-то хриплый голос.

– Кто это?

– Да старшина «Резвого», – ответила тётя Паша.

– Как хорошо! – радостно воскликнула Саша. – А катер спасли?

– Спасли, спасли!

Саша хотела подняться с койки, но врач погрозил ей пальцем – нельзя, мол, и вышел. Слёзы выступили на глазах: она действительно на судне, действительно жива. Как приятно вот так лежать на свежей постели, натянув до подбородка белоснежную простыню! И зачем куда-то стремиться, чего-то добиваться, волноваться и переживать, когда так хорошо просто жить! Жить! Как люди этого не понимают? Саша слабо улыбнулась. До чего же глупые мысли! Нет, нет, просто жить нельзя! Это слабость, малодушие. Надо жить красиво, стремиться к высокой цели. А какая у неё цель? Море? Может, нет? Как всё это сложно. Саша, задумавшись, долго лежала с открытыми глазами и не заметила, как уснула.

…Ларин и капитан Усков сидели в каюте. Они не первый год плавали вместе, хорошо знали друг друга. Капитан – много повидавший на своём веку человек – был в годах. Суровый, седоголовый, с квадратным лицом и пышными усами, он не умел притворяться. Смена чувств сразу отражалась на лице: оно могло мгновенно теплеть от быстрой усмешки и становиться жёстким, если того требовали обстоятельства. Он объездил весь мир, привык к капитанскому мостику, штормам.

– Какой стыд, какой позор! – Усков быстро барабанил узловатыми пальцами по столу. – Не спустить шлюпку! Чёрт знает что!.. Ему за юбку Анфисы держаться, а не плавать.

Ларин пил кофе и думал об Ускове. Старик любил море и морскую службу. Из-за моря он даже остался холостяком. И хотя в Петропавловске у него был собственный дом, недалеко от порта, говорили, что и на суше он ухитряется оставаться моряком, оборудовав дом, как каюту корабля. Знали моряки и о давней дружбе капитана с боцманом. Когда-то они вместе начинали полную приключений и тяжёлого труда жизнь, скитались по южным морям, голодали, спали под лодками. Потом полюбили одну и ту же девушку, долго ухаживали за ней, ревновали друг к другу. Она предпочла статного Кузьму Веригина. Молодожёны уехали на Камчатку. Друзья расстались холодно. Через много лет, когда обоим перевалило за пятьдесят, судьба опять свела их, и старая дружба возобновилась. В городе они появлялись втроём: Усков в полной парадной форме отставного военного моряка, с выпяченной грудью и с лихо закрученными усами, Анфиса Веригина, высокая, выше Ускова на голову, немного отяжелевшая, но сохранившая в свои пятьдесят лет плавную походку русской красавицы, сверкающие зубы и твёрдые, не обмякшие губы, и сам Кузьма Веригин, с каланчу ростом, сажень в плечах, с пудовыми кулачищами. Капитан суетился вокруг Анфисы, ухаживал, то и дело подкручивая усы, сияя от счастья. Она принимала ухаживания, как должное: величественно, царственно. Кузьма Веригин, чуть ссутулясь, с добродушной снисходительностью посматривал на эту картину: в сердце не было места ревности.

«Кровно обиделся старик, – думал Ларин. – Молодёжи на судне, конечно, много. Но, может, потому и дали столько новичков на траулер, что старик требователен. Требователен до придирчивости… Будут у нас моряки на судне, будут настоящие, влюблённые в море».

– Вы что же молчите, Василий Михайлович?

– Полно, Иван Константинович, полно, – инженер положил горячую руку на узловатые пальцы капитана. – Ведь Веригин не так уж и виноват. Сами знаете, народ первый раз в море, да ещё в такую погоду. Обучите юнцов, сделайте их добрыми моряками. В таком деле Веригин – первый помощник…

– Мне ещё не приходилось обучать команду в плавании. И зачем это, Василий Михайлович? Мы с вами не на учебном судне. У нас спецзадание. – Усков, всё более раздражаясь, закончил: – Заверну траулер в порт. Пусть начальник флота решает.

Ларин задумчиво поглядывал на капитана.

– В порт заходить незачем, и начальника флота не надо беспокоить, – сказал он. – Людей всё равно не дадут, потому что их нет. Самим надо готовить моряков.

– Это не моё дело. Пусть готовят, кому положено…

– Ох, и строптивый вы человек, Иван Константинович! Трудно с вами договориться.

– Что поделаешь, такой уж уродился, Василий Михайлович, – усмехнулся Усков и, подумав, добавил: – Ладно, бог с вами! Сдаюсь.

– Вот это совсем другой разговор, – весело блеснул глазами Ларин. – Значит, будем обучать молодёжь. Но об этом потом. Сейчас надо решить, что делать с катером.

– А что нам решать? Есть старшина, пусть он и решает. Щербань двигатель проверял – исправный. Шторм утихает…

Усков наклонился вперёд. Свет настольной лампы упал на его седую голову. Ларин поставил стакан и набил трубку.

– А как чувствуют себя спасённые? – спросил он, затягиваясь дымом.

– Доктор говорит, с ними всё в порядке, – Усков отпил из стакана глоток кофе.

– А женщина как?

– Какая там женщина! Девчонка! – сердито сказал Усков. – Сидела бы дома и жениха ждала, так нет – погнала нелёгкая в море…

Ларин рассмеялся.

– Чего смеётесь? – Усков сощурился. – Морская служба – дело серьёзное, грубое. Она требует силы. И потом вообще – девушкам не место на судне: один беспорядок. Нет ещё у нас на этот вопрос правильного взгляда. Мол, равноправие… Вот был я недавно на Анапкинском рыбокомбинате. Там девчата разделывают кету. Каждая рыбина – пять килограммов. Попробуй повозись! А бригадиром у резчиц здоровенный такой парень. Ходит, руки в брюки, и подгоняет девушек, да ещё и посмеивается. Разве это порядок? Я разозлился, не стерпел, кажется, даже накричал на него. В конторе комбината только плечами пожимают: нет, чтобы заменить бригадира женщиной, как-то облегчить их труд. Видите ли, нет специальных разделочных станков. А почему, спрашивается, нет? Вы бы посмотрели на руки этих девчат. А ведь коммунизм строим, Василий Михайлович…

– Честные руки труженицы… Стыдиться тут нечего, а тем более упрекать женщин.

– Да какой же это упрёк? Мы сами виноваты, что допускаем подобные явления. Конечно, женщина тоже труженица, но её руки должны быть такими, какими их создала природа, – нежными, гибкими, красивыми. И тут вы меня не переубедите. Да что там… Скажите по-честному: вы бы хотели, чтобы у вашей жены были огрубевшие, растрескавшиеся руки?

– Кое в чём вы правы, Иван Константинович. – Ларин нахмурился. – Тысячи советских учёных, инженеров, конструкторов заняты изготовлением различных машин и станков. На службу человеку ставится энергия атома, воды, ветра… Многое уже сделано, чтобы освободить человека от тяжёлого физического труда. Но разве успеть всё сразу… А девушка, которую вы спасли, очевидно, приезжала по делам в город и на попутном катере возвращалась домой. Стоит ли за это на неё сердиться?