Текст книги "Экспедиция инженера Ларина"

Автор книги: Михаил Белов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Ларин и Усков переглянулись: им не понравился резкий тон, каким разговаривал представитель совнархоза.

– Я подчиняюсь только начальнику флота, – сдержанно сказал Усков. – И пока я капитан, я никому не позволю командовать судном.

– Я не покушаюсь на ваши права, – холодно ответил Сигачёв. – Но вы вынуждаете меня ещё раз напомнить вам, что положение в районе чрезвычайное. Я сюда направлен с особыми полномочиями, и мои приказы для всех обязательны.

Ларину не хотелось обострять отношения с представителями области. Очевидно, Сигачёв по-своему был прав, и, наверное, нелегко ему тут приходилось.

– Нас прислали помочь вам в поисках крабов, – сказал Ларин. – Не будем терять времени. Изложите ваш план, и мы постараемся выполнить его в кратчайший срок, потому что мы тоже не можем долго здесь задерживаться.

– Задержитесь столько, сколько будет необходимо. – Сигачёв вдруг усмехнулся. – Можете хоть завтра отчаливать, только скажите нам, где крабы, чёрт побери! – Он пригласил моряков к карте и стал излагать план поисков. – В это время года крабы обычно покидают летние пастбища, и начинают перекочёвывать на зимовки. Десятилетняя практика показывает, что сейчас краб должен находиться примерно вот здесь. – Он ткнул длинными пальцами в карту. – Но в этом районе его нет. И ближе нет. Не мог же он так рано уйти на зимовальные поля? Я предлагаю разведку производить двумя этапами. Сначала делать эхолотами разрезы перпендикулярно к берегу, пошарить по зимним крабовым полям. Затем для проверки и уточнения совершить рейсы по изобату.

– Простите, вы ихтиолог? – спросил Ларин, рассматривая карту.

– А какое это имеет значение? – недовольно ответил Сигачев.

– Очень большое, – невозмутимо продолжал Ларин. – Если вы ихтиолог, я хотел выяснить несколько вопросов.

– Я не учёный, а инженер, но, думаю, сумею удовлетворить ваше любопытство.

– Любопытство моё тут ни при чёем, – сдерживая себя, сказал Ларин. – Следовало бы выяснить запасы кормов в оконтуренных на карте районах, проверить температурный режим моря, уточнить, когда наблюдались случаи массового исчезновения крабов.

– Вы это серьёзно?! – изумился Сигачёв. – Да нам сейчас каждый день дорог, некогда заниматься научными исследованиями. С нас спрашивают план, а для этого надо найти крабов. И мы найдём их, если бы даже они спрятались под землёй. Через час выходим на поиски.

Ларин пожал плечами…

Не прошло и часа после этого разговора, как «Ураган» вышел на разведку. Сигачёв расположился в штурвальной рубке и не выходил оттуда: там завтракал, обедал, ужинал и спал. На третьи сутки его самоуверенное лицо осунулось, он стал раздражительным. Сигачёв потребовал подключить на поиски подводных пловцов. Ныряльщики, рискуя жизнью, опускались на глубину пятидесяти-шестидесяти метров и с помощью мощного прожектора обшаривали морское дно. Промысловые косяки крабов нигде не попадались. Дальнейшие поиски на зимовальных полях были бесполезны. Ларин пытался убедить представителя совнархоза в этом, но тот упорствовал, требовал продолжения поисков. Ещё два дня «Ураган» метался по морю, а конца плаванию не видно было. Ларин радировал директору института, добиваясь разрешения на продолжение плановых работ. «Найдите крабов», – отвечали и директор института, и начальник флота, и председатель совнархоза.

– Так мы крабов не найдём, – сказал наконец Ларин Сигачёву. – Не будем говорить о потерянном времени, его не вернёшь. Вопрос сейчас в том, что дальше делать?

– Такого вопроса вообще не существует, – отрезал Сигачёв. – Пока не обследуем весь район, поисков не прекратим.

– Это вы для очистки своей совести, – резко заметил Ларин, – чтобы оправдаться перед начальством: мол, так и так, вдоль и поперёк разведали весь район, а крабов не нашли.

– Я вас понимаю и не виню, – опускаясь на диван, сказал Сигачёв. Выглядел он неважно: бессонные ночи давали о себе знать. – Вам надо выполнять свой план. Слыхал я о вашем электролове. – Он задумался. – Наши отношения с первой же встречи сложились неправильно. – И, прямо посмотрев Ларину в глаза, добавил: – Вина моя. Скверный характер. За это мне уже не раз попадало. А тут крабы ещё… Экспортный план. Наша страна всегда точно и в срок выполняла свои торговые обязательства и соглашения. Понимаете, мы не имеем права срывать план. Вы упрекаете, что я зря гоняю траулер. Но что делать?

– Искать в прибрежных водах, – ответил Ларин.

– Зачем? – возразил Сигачев. – Я перечитал всю имеющуюся литературу о крабах, проверил промысловые карты за десять лет. И наука и практика доказывают, что крабы в это время года находятся в пути к зимним пастбищам, вдали от берегов, но никак не у берегов. Вы верите в науку?

– Обязательно.

– Так какого же дьявола предлагаете лезть в прибрежные воды?! – обозлился Сигачёв. – Не могут же крабы по какой-то прихоти изменить извечные законы миграции. Этого не бывает.

– А, может, бывает, – сказал Ларин. – Что заставляет краба покидать летние пастбища? Изменение режима окружающей среды, в частности температуры воды. Если это так, то вы не могли не обратить внимания вот на это сообщение. – Он протянул Сигачёву газету с обведённой красным карандашом заметкой. – Прочтите, может, вас убедит сообщение службы погоды, что краба надо искать в прибрежных водах.

Сигачёв взял газету и внимательно прочитал заметку, в которой говорилось:

«Осень и начало зимы на востоке страны ожидаются небывало тёплыми. В сентябре на юг Дальнего Востока хлынули мощные потоки тёплого воздуха, они постепенно распространяются на северные районы Хабаровского края, на Камчатку и Чукотку. Дневные температуры поднимутся до 20–25 градусов выше нуля. В конце ноября и начале декабря новая волна тепла опять вызовет повышение температуры до 10–15 градусов. Мы полагаем, что тёплая погода сохранится и в январе. Ожидаются интенсивные снегопады. За последнее столетие высокие температуры в конце осени и начале зимы были зарегистрированы на Дальнем Востоке в 1898–1899 годах. Столь странное явление природы объясняется циклонической деятельностью на юго-западе Тихого океана»…

– Может, вы и правы, – после минутного раздумья произнёс Сигачёв. – А что, ныряльщики ещё не вернулись?

Ларин взглянул на часы.

– Вот-вот должны подняться.

В этот день Вершинин и Соболев исследовали крабовые поля. Соболев плыл впереди, Вершинин, страхуя его, прожектором освещал путь. Они не спеша двигались в тридцати-сорока сантиметрах от песчаного дна. Всё, что попадалось по пути, Соболев собирал в специальный железный бачок с суженной верхней частью – для коллекции Поленовой. В испытательной башне траулера теперь можно было встретить многих представителей подводного мира. Саша, получив разрешение плавать в морских глубинах, после каждого погружения тащила на поверхность, по выражению Щербаня, «всякую дрянь» и других заставляла делать то же самое.

Прожектор выхватил из моря какое-то громадное страшное существо. Пловцы долго не решались приблизиться к нему. Наконец Соболев выхватил нож и осторожно двинулся вперёд. На расстоянии вытянутой руки от непонятного существа он остановился, потом опять поплыл. На голове чудовища торчал рог. Соболев замер, потом изо всех сил ударил ножом. Рог рассыпался. «Морское чудовище» оказалось затонувшим катером. За долгие годы пребывания в воде он был до того изъеден солёной водой, что рушился от одного прикосновения. Катер оброс водорослями, его облепили ракушки и моллюски.

Пловцы уже собрались двигаться дальше, когда увидели огромного краба. Соболев ударил его полой алюминиевой палкой. Краб ухватил палку в клешни, но гостинец оказался не по зубам. Соболеву очень захотелось поднять этого красавца на «Ураган». Какое роскошное блюдо изготовила бы тётя Паша! Но в бачок его не упрячешь. Соболев так и этак кружился вокруг краба, но ничего не мог с ним поделать.

Вершинин, угадав намерения товарища, положил прожектор на песок, подплыл к крабу и подвесил на его пути маленькую сетку. На траулере над Вершининым посмеивались за эту сетку, но каждый раз, направляясь в разведку, он брал её с собой и на «Ураган» возвращался с какой-нибудь добычей. Краб, не подозревая опасности, полез в сеть и запутался в ней. Теперь уже не выбраться ему без помощи человека. Вершинин левой рукой поднял прожектор, правой потянул тонкую капроновую верёвочку, привязанную к сетке, и стал подниматься на поверхность. Мимо Соболева проплыл краб, похожий на громадного паука в паутине.

Ларин, беседуя с Сигачёвым, наблюдал за движением на палубе через задний иллюминатор штурвальной рубки.

– Мой совет вам – выспаться, – говорил он Сигачёву. – А завтра утром начнём разведку в прибрежных водах. Краб должен быть ещё там. Чёрт возьми, вот это великан! – вдруг воскликнул он, увидев на стропе грузовой стрелы сетку с крабом. – Пойдёмте посмотрим.

Возле обитателя моря в окружении матросов с рулеткой в руке уже хлопотала Поленова. Краб оказался норовистым и никак не хотел вытянуть ноги. Наконец удалось их измерить. Длина ног в размахе была равна трём с половиною метрам.

– Весу в нём больше пуда, – авторитетно заявил боцман.

Матросы расступились и пропустили в круг Ларина и Сигачёва.

– Василий Михайлович, – Саша умоляюще посмотрела на Ларина, – я его возьму в свою коллекцию.

– Да куда его, такого верзилу! В башню его не сунешь.

– В трюм, – просила Саша. – Немного накачаю воды туда, и он будет жить. Такая редкая находка для науки.

– Брось, Саша, – сказал Вершинин, появляясь на палубе. – Из него тётя Паша великолепных котлет нажарит. Вот это будет действительно находка…

– Надо отпустить его в море. Пусть живёт, – предложил Володя Данилов, робко посмотрев на Ларина.

– В море? Зачем? – удивился Сигачёв.

– Жалко, – смущённо ответил Данилов и зарделся.

– Эх, Данилов, Данилов, всех-то вы жалеете, – с улыбкой сказал Ларин и, обращаясь к Саше, добавил: – В трюме, Александра Николаевна, краб и трёх дней не проживёт – задохнётся. Раз владелец краба за котлеты, я не возражаю.

Матросы одобрительно зашумели.

– Значит, крабы тут есть? – с надеждой спросил Сигачёв, показывая длинными пальцами себе под ноги.

– Вот его одного встретили.

Сигачев как-то сразу обмяк и посерел лицом. Ларину стало искренне жаль его.

– Не отчаивайтесь, – сказал он. – Не всё ещё потеряно.

– Может быть, – вяло отозвался Сигачёв и, чуть ссутулясь, зашагал прочь.

Ларин, кажется, сейчас только понял Сигачёва и пожалел, что наговорил ему под горячую руку оскорбительных и несправедливых слов.

…Погода портилась. Над морем стоял такой густой туман, что целыми днями не видно было солнца. Потом ветер рвал туман в клочья и гнал на север, открывая серое, в белых барашках море. Через день-другой море опять укрывалось туманом, более плотным, чем прежде.

Ещё четверо суток «Ураган» плавал в поисках крабов. Как и предвидел Ларин, обнаружили их в прибрежных водах. Лов возобновился. Каждое утро мотоботы покидали Колпаково и возвращались лишь поздно ночью.

Сигачёв больше не сутулился. Сияющий и возбуждённый, он с утра до вечера пропадал в цехах консервного завода или на катере носился от одного мотобота к другому. Однажды он выскочил из плотной пелены тумана и чуть не врезался в «Ураган». Катер сделал крутой поворот, сбавил обороты двигателя. Сигачев изумился, увидев, как из моря лебёдкой поднимают громадные оцинкованные баки с крабами. Он перепрыгнул на трап, бегом поднялся на траулер и свистнул от удивления. Палуба была завалена крупными крабами. Ларина он застал в каюте. Василий Михайлович пригласил его к столу и налил кофе. Сигачёв решительно отодвинул стакан, пытливо посмотрел на Ларина.

– Рассказывайте, – попросил он.

– Что рассказывать-то?

– Про крабы. Как ловите?

Ларин усмехнулся:

– Так и быть, поделюсь с вами своей мечтой. Вы уже видели наши лёгкие гидрокостюмы. Представьте себе такую картину, морское дно. Сумрак. Тишина. По песку, перебирая ножками, неслышно ползут крабы. Тысячи крабов. Вдруг появляются подводные краболовы. Специальными сачками они начинают лов. Наполнив небольшие бачки, плывут на сдаточный пункт, ссыпают добычу в громадную цистерну и опять спешат на крабовые поля. Где-то в стороне стоит плавучий крабоконсервный завод, а к нему отовсюду везут цистерны с драгоценным сырьём.

– Заманчивая картина, – засмеялся Сигачёв, придвигая к себе остывший кофе. – Вы думаете эту картину увидеть не только в мечтах, но и наяву?

Ларин кивнул головой и продолжал:

– Обработка крабов, как вы знаете, полностью механизирована. А добыча? Не мне вам говорить… – Ларин махнул рукой. – А вот гидрокостюмы могли бы, мне думается, решить и проблему добычи.

– Знаете что, я полезу в море, – вдруг сказал Сигачёв.

Ларин невольно засмеялся: он не ожидал от Сигачёва такой прыти.

– Это не так-то просто. Вы должны показаться нашему судовому врачу. Кроме того, без тренировки плавать на глубинах небезопасно.

– Ерунда! Я здоров, как бык. Мне бы только взглянуть на ваших краболовов. Стоящее это дело?

Чтобы отвлечь Сигачёва от ненужной затеи, Ларин сказал:

– Камчатка, как вам известно, занимает первое место в мире по добыче крабов. Сырьевые ресурсы у нас громадные, но придёт время, когда надо будет подумать и о воспроизводстве запасов. Вот вы спуститесь однажды на морское дно, – шутливо продолжал он, – и перед вами ворота, а на воротах надпись: «Краборазводный завод. Лов запрещён».

– Это вроде беляевского фантастического совхоза под водой, что ли? – усмехнулся Сигачёв. – Когда-нибудь, может, так и будет. А сейчас нужен краб. Меня убедил не столько ваш рассказ, сколько улов на палубе «Урагана». Я хочу заглянуть в море.

Ларину понравилась настойчивость представителя совнархоза – одного из руководителей крабовой промышленности Камчатки. «Если Сигачёв заинтересуется костюмами „ЛЛ-3“, – размышлял он, – то наверняка они быстрее поступят на вооружение краболовов. Рискнём».

– Приходите завтра утром, и мы с вами спустимся в море, – сказал он.

– Завтра мне некогда. Сейчас.

Минут через тридцать они в гидрокостюмах вышли на палубу. Сигачев подошёл к борту и глянул вниз. Он не умел плавать и никогда не прыгал с вышки, но желание повидать краболовов было, очевидно, так велико. что он, не раздумывая, бросился в воду. Но погружаться почему-то не стал, а упорно барахтался и лез на поверхность. Ларин нырнул и утянул его с собой вглубь. Увидев дно моря, Сигачев стал на ноги и, подпрыгивая, пошёл вперёд. Лврин догнал его и знаками приказал принять горизонтальное положение.

Они подплыли к краболовам. По дну двигался косяк крабов. Они шли сплошной массой, и у Сигачёва заблестели глаза. Богатство! Соболев и Поленова, лёжа в воде, сачками ловили крупных крабов. Попросив у Поленовой сачок, Сигачёв занялся промыслом. Дело это нехитрое, не то, что подстрелить рыбу из гарпунного ружья, но всё же требует быстроты и сноровки. Сигачёву охота понравилась, работал он с азартом и скоро наполнил бачок крабами.

– Дело стоящее, – сказал он, когда вернулись на траулер, и вдруг спросил: – Вы можете на первое время подготовить ну хотя бы человек пятьдесят-шестьдесят ныряльщиков?

– На будущий сезон, – сдерживая радость, ответил Ларин.

– А во сколько это обойдётся?

– Полтораста-двести тысяч.

– Найдём!

Уточнив некоторые подробности дела, Сигачёв распрощался и пересел на катер.

ГЛАВА 24 СУД НАД НОВИКОВЫМ

Команда «Урагана» готовилась к выходу в море. На корабле шла генеральная уборка: чистили медь, мыли и протирали крашеные палубные надстройки, драили палубу. Даже Марсу нашлась работа: весёлый и возбуждённый, он таскал за Даниловым швабру. Боцман поглядывал на берег, поджидая катер, и торопил моряков; его зычный бас гремел то там, то здесь.

К десяти часам утра «Ураган» сверкал, как новенький.

Команде после митинга был обещан берег. Матросы приоделись во всё чистенькое. В одиннадцать часов от причала отошёл катер и скоро пришвартовался к «Урагану». Среди прибывших привлекал внимание пожилой приземистый человек с седыми пышными усами, напоминающий фигурой и лицом капитана Ускова.

– Первый секретарь обкома – Валеев Иван Игнатьевич, – полушёпотом сказал Вершинин Соболеву. – Из рыбаков! Читал в рубке надпись на медной дощечке? Это он зачинатель соревнования за стотысячный улов на каждый рыболовный траулер. Дважды Герой Социалистического Труда. В колхозе Кирова, на его родине, бюст установлен. А надпись в рубке сделана по приказу министра. Понял?

Соболев помнил эту надпись. «Команда траулера „Ураган“ во главе с тралмейстером И.И.Валеевым в путину 1947 года выловила сто десять тысяч пудов рыбы».

Валеев произнёс перед моряками короткую речь и пожелал им попутного ветра. Сигачёв зачитал приказ председателя совнархоза, в котором команде «Урагана» за успешную разведку крабов объявлялась благодарность и присуждалась премия в двадцать пять тысяч рублей. Ларин выступил и заверил, что испытание электрорыболовного снаряжения команда «Урагана» проведёт успешно.

Вдруг Валеев рукой поманил к себе Соболева.

– Как звать? Василий Соболев? Слыхал про тебя, Василий. Хорошо начиааешь жизнь. Что думаешь делать?

«Пышноусый», как про себя окрестил Валеева Соболев, выслушал его ответ внимательно.

– Правильную линию ведёшь, Василий, – сказал он. – Смотри не споткнись. Видишь, туман окутал траулер – скрыл от нас море и солнце. И на человека, бывает, находит туман. За его серой стеной иной человек перестает видеть наш большой мир. Понял ты меня?

– Понял, – ответил Соболев.

– Вот и хорошо, – заулыбался Валеев. – Значит, в туман не попадёшь, раз понимаешь. Нравишься ты мне за ухватку. Молодец. В Петропавловск приедешь – заходи как-нибудь… Так-то вот.

Эта короткая беседа взволновала Соболева до глубины души. Он словно заглянул в своё будущее – светлое и большое. Но сколько ещё надо потрудиться, чтобы оно пришло, это будущее. А как мало сделано!

Скоро Валеев пересел на катер и уехал. Умолк гул мотора, а Соболев стоял на баке, не замечая, что серая мгла всё плотнее окутывает его и капельки воды бисером оседают на волосах, лице, куртке. Зато на душе было светло. Ещё звучали в ушах слова Валеева: «Смело шагай вперёд». Грудь широко вздымалась. Мир, несмотря на непогоду, казался прекрасным.

С этим неугасимым чувством радости Соболев в двенадцать часов ночи поднялся в рубку.

– Опять за штурвал, Вася? – спросил Вершинин. – Давненько не держал ты его в руках. Может забыл, какой он?

– Если забыл, Юра научит. Научишь, Юра? – Соболев, улыбаясь, дружелюбно посмотрел на Новикова.

– А катись ты подальше… – процедил через плечо Новиков.

– Дурень ты, – беззлобно произнёс Соболев. – Чего мы с тобой не поделили, зачем нам ссориться?

Новиков не ответил.

После двухнедельного пребывания в Колпакове «Ураган» вышел наконец в плавание. Накануне команде выдали зарплату, премиальные, распределили деньги, полученные за рыбу. Для бывших десятиклассников это была первая получка, первые собственным трудом заработанные деньги. Молодые моряки сразу же приоделись. Вечером многие уже щеголяли в новых костюмах.

Вася Соболев и Володя Данилов вернулись с берега со связкой новых книг.

По-своему отметили получку Щербань и Новиков. Они посетили местный ресторанчик, выпили, закусили рыбной котлетой с экзотическим названием «вулкан» и на траулер явились навеселе. В каюте добавили ещё по стопке. Захмелевшему Новикову Щербань предложил «перекинуться» в картишки, как он выразился, «по-джентльменски» и за полчаса обобрал друга. С горя Новиков, не раздеваясь, повалился на койку. На вахту он заступил с тяжёлой головной болью и в препаршивом настроении.

– Если тебе штурвал нужен, на, возьми, – угрюмо сказал он, уступая место Соболеву.

Новиков плюхнулся в кресло и полез в карман за папиросами, но тут же, словно его обожгло, отдёрнул руку. Недобро посмотрел на Соболева и снова, на этот раз подчёркнуто небрежным движением, опустил руку в карман и вытащил державку.

В глубине рубки Вершинин склонился над картой. «Ураган» приближался к южной оконечности Камчатки. Обогнув мыс Лопатку, он должен был выйти в Тихий океан и юго-восточнее полуострова начать поиски косяков рыбы. Проложив курс, Вершинин поднял голову. Новиков сидел, облокотившись на полочку, голова его покоилась на согнутых руках. «Что-то с ним неладно», – подумал Вершинин и скомандовал лево руля. Соболев повернул штурвал и похолодел.

– Заедает, – шёпотом сказал он.

– Опять? Отойди-ка! – Вершинин крутил штурвал так и этак – он был лёгок и послушен. Новиков налил из графина стакан воды и залпом выпил. – Ты что, Юра, с похмелья сегодня? – спросил Вершинин и, не дождавшись ответа, снова обратился к Соболеву: – Видишь, Вася, нисколько не заедает. Что за чертовщина?..

В рубку вошёл боцман.

– Что, опять заедает? – спросил он.

– Заедает, – вздохнул Соболев.

Новиков, выпив воды, опьянел сильнее прежнего; сказывался спирт. Мутными осоловелыми глазами он смотрел на товарищей, а ногой крепко нажимал на державку.

– А, боцман! Я приветствую вас, – заплетающимся языком проговорил он и засмеялся. – Я-а пр-роучил лап-потника…

– Да ты пьян, сукин сын! – рявкнул боцман и одной рукой сдёрнул его с кресла. – Соболев, взгляни, что там под креслом.

Соболев нагнулся, поднял державку.

– Я так и предполагал, – нахмурился боцман.

Державка пошла по рукам. Новиков, шатаясь, вышел из рубки.

– Щербаня державка, – сказал боцман. – Вот сатана, на что толкает парня! Так и до тюрьмы недалеко.

Проснулся Новиков в час дня со смутной тревогой в душе. Нехотя умылся и стал припоминать ночные события.

Вошёл Щербань, молча налил полстакана водки и выпил. Он только что имел неприятный разговор с капитаном.

– Иди, Усков тебя вызывает, – зло бросил он. – Салака ты… не вздумай меня впутывать в свои грязные дела. Понял? А то… – и показал кулак. – Скажи, пьяный был – и баста.

Новиков надел фуражку и направился к двери.

– Слышал, что я сказал? – крикнул вдогонку Щербань.

Новиков вошёл в каюту капитана и остановился у дверей. Усков, словно не замечая его, заложив руки за спину, ходил по каюте. Он всё ещё не мог успокоиться после разговора со Щербанем. Перед выходом из Колпакова пришла радиограмма. Щербань прочитал её равнодушно. Его разыскивала жена с двумя детьми. За два года он не выслал семье ни одной копейки. Усков предложил ему перевести деньги. Щербань отказался: «Я с ней не зарегистрирован и не обязан платить». Усков напомнил ему о чести советского моряка. Под большим нажимом Щербань наконец сдался и пообещал в следующую получку сделать перевод, а сейчас, мол, у него нет свободных денег. Соврал и даже не покраснел. А о Новикове вообще отказался разговаривать: я, дескать, на привязи его не держу, и пусть он сам отвечает за свои поступки.

Встреча со Щербанем оставила неприятный осадок. Усков искоса взглянул на Новикова. «Именно избалованные молодые люди чаще всего попадают под дурное влияние», – подумал он и остановился перед Новиковым.

– Хорош, нечего сказать! – Голос капитана был тих, и это удивило Новикова. Обычно в таких случаях Усков любил пошуметь, разнести в пух и прах, но потом быстро остывал. На «Урагане» знали это, и на его гневные тирады предпочитали отмалчиваться. Выговорится, остынет, тогда можно и высказать всё, что есть.

– Скажи мне, пожалуйста, Новиков, – продолжал Усков, – где ты воспитывался? Молчишь? А ну взгляни на меня. Прямо, прямо взгляни! Не можешь? Значит, совесть не чиста.

– Я ничего такого не сделал, – пробормотал Новиков, а на душе было муторно и оттого очень трудно выдержать взгляд Ускова. Новиков опустил глаза.

– Ничего, говоришь? Ты матери радиограмму послал?

– Какую радиограмму? При чём тут радиограмма? – Новиков удивлённо посмотрел на капитана. – Ах, матери? Посылал неделю назад.

– Ответ получил?

– Получил. Просит приехать. Плохо ей, заболела.

– Почему молчал? Я бы отпустил.

– Считал неудобным беспокоить вас.

– Ишь, какой благородный, – насмешливо произнёс Усков. – Ну, рассказывай про свои художества. Как ты, будущий капитан, пал так низко? Только не ври.

– Пьяный был. Ничего не помню.

– Врёшь, помнишь! Я же всё о тебе знаю. Я знаю каждого своего матроса, потому что я капитан, потому что они для меня товарищи по работе. Мы на судне – одна семья, и капитан, как старший, должен позаботиться о своей семье, в том числе и о тебе. Гы гляди на меня! Вот, я весь перед тобой, старше почти втрое, тоже живу, мыслю, тружусь, чёрт побери! Для чего? Чтобы честно выполнить свой долг перед Родиной, которая подняла меня на капитанский мостик. В твои годы со мной не церемонились, меня молотили тяжёлые боцманские кулаки. В хвост и в гриву. Когда не было работы, никто не спрашивал меня: голоден ли я, одет ли, есть ли угол переночевать. Может быть, так и подох бы где-нибудь под лодкой, да советская власть, спасибо ей, человеком сделала. А ты родился, вырос, воспитание получил при советской власти, капитаном хочешь быть. А достоин ли ты этой почётной должности? Нет! Ты свернул с правильного курса, и твой курс опасен. Человек ты молодой, можешь ещё исправиться, если захочешь. – Усков дёрнул себя за ус и сердито добавил: – Я хотел списать тебя на берег…

Сердце Новикова замерло.

– Да Соболев с Вершининым заступились, поручительство за тебя дали. Но я ещё подумаю…

– Соболев? За меня? Поручился?.. – Новиков был ошеломлён.

– Да, поручился, – подтвердил Усков. – Тебя будут судить товарищеским судом. Подумай над тем, что я сказал. Важно, чтобы ты сам осознал и осудил свой поступок… У тебя тяжёлый день сегодня. Возьми вот, прочти, – Усков положил перед Новиковым радиограмму.

– Умерла… Мама умерла! – простонал Новиков и, глухо зарыдав, уронил голову на стол.

Усков постоял над ним, задумавшись, и вышел из каюты…

Вечером следующего дня товарищи судили Новикова. Красный уголок до отказа был набит моряками. Председательствовала Саша Поленова. Она сидела за столом, покрытым кумачом. Лицо строгое. Волосы тщательно подобраны. На столе державка – вещественное доказательство.

– На товарищеском суде, – сказала Саша, – слушается дело члена нашего коллектива комсомольца Юрия Новикова. Он совершил подлый поступок по отношению к товарищу. Секретарь суда, зачитайте обвинительное заключение.

В красном уголке тихо. Так тихо здесь ещё никогда не бывало. Бумага шелестела в руках секретаря суда – масленщика машинного отделения. В тишине глуховатый голос его звучал очень громко.

Новиков сидел отдельно возле стены. Изредка он поднимал голову. Какими глазами товарищи смотрели на него! Почти с ненавистью. Ещё вчера он вместе с ними шутил и смеялся. А сегодня его будто раздели и посадили по ту сторону барьера: вот, мол, глядите, до чего докатился комсомолец – советский человек!

Саша никогда не заседала на судах и не предполагала, что так трудно быть судьёй. Слушая обвинительное заключение, она мучительно думала: что же делать дальше, как вести заседание? Секретарь суда кончил читать. Саша повернула голову. Строго спросила:

– Товарищ Новиков, вы признаёте себя виновным в предъявленном обвинении?

– Признаю, – последовал тихий ответ.

– Задавайте вопросы, товарищи, – обратилась Саша к присутствующим.

– Пусть сам расскажет, как дело было, – сказал кто-то.

Новиков говорил тихо, но отчётливо. Когда назвал имя Щербаня, в красном уголке поднялся гул голосов.

– Врёт он! – громко бросил Щербань.

– Новиков, ты в карты играл с ним? – спросили из задних рядов.

– Играл.

– На деньги?

– На деньги.

– А сколько ты ему проиграл?

– Семьсот рублей…

Вершинин с тревогой следил за ходом суда. Ему не такого разговора хотелось. Неужели Саша не понимает? Надо же в корень явления заглянуть, выяснить причины, как и почему Новиков стал на такой порочный путь, а не копаться в известных всем фактах. Ведь во время предварительной беседы Новиков рассказал всё, даже то, чего не знали другие, например, о Щербане, которого отдельные молодые моряки считали образцом моряка и во всём старались подражать ему.

Саша, как и Вершинин, понимала, что настоящего разговора не получается. Но как повернуть ход заседания одним словом, одним вопросом? Такой вопрос был, она его чувствовала, а сформулировать никак не могла. Все поглядывали на председателя: давай, мол, закругляйся, всё ясно.

– Можно вопрос Новикову задать, товарищ председатель?

– Давай, Володя.

– Юра, ответь нам, как ты думаешь строить коммунизм?

«Молодец Данилов, – подумал Вершинин. – Наконец-то намечается настоящий разговор. Новиков должен раскрыть свою душу и взглянуть на себя как бы со стороны».

– Вопрос вам понятен, Новиков? – спросила Саша.

Юра никогда не задумывался над тем, строит он коммунизм или нет. На собраниях, когда речь заходила о долге, дружбе, коммунистическом отношении к труду, он обычно скучал. Ему казалось, что это общие, ни к чему не обязывающие слова. И сейчас, когда перед ним так прямо и конкретно поставили вопрос, он растерялся.

– Отвечайте же, Новиков!

– Я не знаю, не думал раньше…

– Когда же вы стали думать?

– Вчера после разговора с Иваном Константиновичем.

– И вы, не задумываясь, подписали обязательство коллектива работать и жить по-коммунистически?

– Щербань говорил, что это так, для формы.

– Что он наговаривает на меня? – огрызнулся Щербань. – Врёт всё!

– Не мешайте, товарищ Щербань. Товарищ Новиков, вы в смысл вопроса Данилова вникли? – допытывалась Саша.

– Да. Я так понимаю, что это о месте человека в жизни. – Волнуясь, Новиков облизнул сухие тонкие губы под чёрными усиками и впервые за вечер открыто посмотрел на товарищей. – Ребята, я виноват перед вами. Часто сознавал, что делаю не то и не так, а делал. Я считал себя очень умным, умнее других. Вчера и сегодня я о многом передумал и понял, что моё зло в моём «я»… Это по-честному. Я много забочусь о себе и думаю только о себе…

– Что верно, то верно, – бросил реплику Данилов. – Самолюбие у тебя ершится, как у кабана щетинка.

– Подстричь надо!

Саша постучала карандашом по графину.

– Мама меня любила и баловала. Она говорила, что я умница… Работала, не шадя себя, чтобы я всегда был хорошо одет. Лучшие куски за обедом отдавала мне. Я это принимал как должное, рос себялюбцем. Я любил маму, и я же доводил её до слёз. Виноват я перед ней, перед моей мамой… Одна она у меня была, умерла третьего дня, – тихо добавил Новиков, и сидевшие вблизи увидели, как слёзы навернулись у него на глаза. – Мне очень тяжело, ребята, поверьте. Вчера, когда капитан сказал, что Вася Соболев и Алексей Вершинин поручились за меня, во мне всё перевернулось. Я понял, что вы ещё верите мне. Я прошу простить меня. Даю слово, что приложу все силы, чтобы быть достойным членом коллектива.

Саша окинула взглядом моряков. Не только любопытство отражалось в их глазах. У некоторых они радостно блестели, у других светились сочувствием и жалостью. Это обрадовало Сашу: не было в глазах моряков той настороженности, которую она видела в начале суда.