Текст книги "Агенты Коминтерна. Солдаты мировой революции."

Автор книги: Михаил Пантелеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

В мою миссию входило также посещение одного из руководителей СЖТУ (т. е. прокоммунистического профсоюзного центра УВКТ. – М. П.), но имя и другие указания политического характера мне были сообщены в другом разговоре незадолго перед отъездом (в Ленинград. – М. П.). После разговора на русском языке между этими двумя товарищами было решено, что в Рим не надо будет ехать, разве что надежные французские товарищи сочтут это необходимым. Я должна была всем сообщить, что оппозиция сидит пленником в России и лишена возможности связываться с заграницей. Мне было с первого момента ясно, что здесь речь идет об опасной фракционной борьбе в интернациональном масштабе…» – утверждала Г. Гесслер.

Возникло «дело Вуйовича – Гуральского», которое разбирала специальная комиссия в составе И. Пятницкого, А. Лозовского и Д. Мануильского. 2 февраля в Секретариате Г. Зиновьева состоялось заседание Делегации ВКП(б) в ИККИ, на котором был заслушан их доклад [214]214
  РГАСПИ. Ф. 508. Оп. 1. Д. 6. Л.З.


[Закрыть]. В ходе разбирательства А. Гуральский обвинил Г. Гесслер в провокации, но вынужден был признать факт разработки им фракционного плана. При этом он отрицал какую-либо причастность Г. Зиновьева к задуманной акции. Десятилетие спустя он так изложил произошедшее: «Я комиссии заявил, что делал это один, тогда как фактически делал это с согласия Зиновьева. В 1929 г. я заявил тт. Пятницкому и Мануильскому, что тогда обманул комиссию, но не хочу обмана дальше. Но в то время Зиновьев очень волновался по этому поводу, и я его успокоил, что возьму все на себя» [215]215
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 65а. Д. 4573.


[Закрыть].

Комиссия предложила вынести В. Вуйовичу и А. Я. Гуральскому строгий выговор, а последнего, кроме того, «ввиду особо активной роли… в этой фракционной попытке», рекомендовала снять с работы в Коминтерне. «Мягкость» постановления мотивировалась «Необходимостью избегнуть осложнений в работе Коминтерна и скорейшей ликвидацией внутрипартийным путем отголосков дискуссии, имевшей место на XIV партсъезде». Г. Зиновьев и Л. Каменев при голосовании резолюции воздержались. Справедливости ради надо добавить, что на состоявшемся 14–23 июля 1926 года объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), после того как В.В. Куйбышев огласил «дело Вуйовича – Гуральского», Г. Зиновьев в своем выступлении взял последних фактически под защиту.

11 февраля Политбюро ЦК ВКП(б), а чуть позже Секретариат ИККИ утвердили принятое решение.

А что же Гертруда Гесслер? В августе 1926 года она уехала в США, где с помощью мужа – видного американского коммуниста Вильяма Вайнстоуна (1897–1985) сделала неплохую партийную карьеру.

В марте А. Я. Гуральского определили в Институт Маркса и Энгельса на должность заведующего отделением права [216]216
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 100. Д. 78449.


[Закрыть]. Здесь он продолжил свою фракционную деятельность: вошел в руководящий центр зиновьевской организации, участвовал в работе нелегальных кружков. В мае 1927 года он, как и Воислав Вуйович, подписал знаменитое «Заявление 83-х» [217]217
  См.: Архив Троцкого. Коммунистическая оппозиция в СССР. 1923–1927. Т. 3. С. 60–72. Фактически под «Заявлением» было 84 подписи.


[Закрыть]в ЦК ВКП(б).

Выступив от имени объединенной левой оппозициии официально именуя себя «большевиками-ленинцами», авторы «Заявления» подвергли критике основные направления как внешней, так и внутренней политики ВКП(б). Позабыв совсем недавние времена, когда сторонников Л. Троцкого именовали «правоуклонистами», они обвинили партийное руководство в опасном для судеб революции сползании «вправо». По их мнению, причиной успеха переворота Чан Кайши в апреле 1927 года стали неверные установки ВКП(б) и Коминтерна китайским коммунистам, направленные на «умиротворение» националистической партии Гоминьдан. Серьезнейшей ошибкой считали они и сотрудничество советских профсоюзов с Генеральным советом британских профсоюзов в Англо-русском комитете. Это сотрудничество, согласно авторам документа, облегчило английской буржуазии возможность сбить забастовочную волну в стране.

«Между неправильной линией в китайском вопросе и неправильной линией в вопросе об Англо-русском комитете есть– теснейшая внутренняя связь, – утверждали лидеры объединенной оппозиции. – Та же линия проходит ныне по всей политике Коминтерна. В Германии исключаются из партии сотни левых пролетариев-передовиков только за то, что они солидарны с русской оппозицией. Правые элементы во всех партиях получают все больший перевес. Грубейшие правые ошибки (в Германии, Польше, Франции и пр.) остаются безнаказанными. Малейший голос критики «слева» влечет к отсечению. Авторитет ВКП и Октябрьской революции используется, таким образом для сдвига коммунистических партий вправо от ленинской линии. Все это, вместе взятое, лишает Коминтерн возможности по-ленински подготовить и провести борьбу против войны».

В области внутренней политики наряду с признанием достижения «серьезных успехов» оппозиция указывала на выявившиеся «большие трудности», которые, по ее мнению, затушевывались партийным большинством с помощью «мелкобуржуазной «теории социализма в одной стране», не имеющей ничего общего с марксизмом, с ленинизмом». Эти трудности заключались в ухудшении материального положения пролетариата и росте «враждебных пролетарской диктатуре сил: кулака, нэпмана, бюрократа». Особенно беспокоила оппозицию быстрая дифференциация крестьянства, сопровождающаяся ослаблением политических позиций сельской бедноты. Безусловным требованием оппозиции было изменение внутрипартийного режима, направленное на «оживление внутрипартийной демократии» и активизацию «низовых партийных масс».

Альянс Г. Зиновьева с Л. Троцким был встречен Абрамом Гуральским без энтузиазма. Он считал его политической ошибкой. Вечером 7 ноября 1927 года, после провала организованных оппозицией контрдемонстраций в Москве и Ленинграде, А. Гуральский предложил Г. Зиновьеву порвать с Л. Троцким. Но события приняли уже необратимый характер.

2—19 декабря 1927, года состоялся XV съезд ВКПб). Одним из важнейших вопросов, рассматривавшихся на нем, было внутрипартийное положение. 3 декабря, оценив состав и настроения делегатов съезда, 121 оппозиционер во главе с Л. Троцким, Г. Зиновьевым и Л. Каменевым выступили с заявлением, в котором во имя «высшего принципа эпохи диктатуры пролетариата» – «единства партии» дали обязательство подчиниться любым решениям XV съезда. Среди подписавших заявление был и Гуральский. Однако этот маневр не принес желаемых результатов. Съезд объявил принадлежность к троцкистско-зиновьевской оппозиции и пропаганду ее взглядов несовместимыми с принадлежностью к ВКП(б). Делегаты не только утвердили произведенное накануне ЦК ВКП(б) исключение лидеров оппозиции из партии, но и дополнительно исключили большую группу оппозиционеров, в том числе и А. Я. Гуральского.

В начале 1928 года Г. Зиновьева и Л. Каменева сослали в город Калугу. А. Я. Гуральский ездил к ним из Москвы с информацией о политической ситуации. Вскоре его самого сослали в город Фрунзе (ныне Бишкек), где устроили заместителем заведующего Главполитпросветом Киргизской АССР.

Период ссылки оказался переломным для А. Я. Гуральского. Осознав бесперспективность борьбы против сталинской верхушки, он приступил к «корректировке» собственной позиции. В посланном в конце марта – начале апреля письме Л. Каменеву Гуральский писал: «Я думаю, что в самом основном мы в прошлом не были правы. А этим основным является точная оценка сил и их взаимоотношений. Мы прикрасили троцкизм, слишком охаяли сталинизм, не учли правильно настроения пролетариата, прикрасили Рут и Макса, преувеличили опасность «измены» со стороны центра, даже в китайском вопросе, где были проделаны грубые ошибки, мы поторопились их объявить «классовым уклоном», что по совести говоря, неверно…» [218]218
  РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 2. Д. 162. Л. 156–157. В письме упоминаются Рут Фишер и Аркадий Маслов, пользовавшийся псевдонимом Макс.


[Закрыть]. В следующем письме, датированном 14 апреля 1928 года, А.Я. Гуральский развил свои «соображения о прошлом, настоящем и будущем», по существу, скатившись на точку зрения сторонников И. Сталина. «Если подумать, придется прийти к выводу, что серьезные заострения в той партии, которой необходимо возглавить диктатуру пролетариата на данной ступени международных отношений при неизбежном росте классовой борьбы внутри страны, недопустимы, – писал он. – Оппозиционные возможности в ней крайне ограничены. Если партия не будет впереди масс, а будет вплоть до верхушки отражать неизбежно заостряющуюся классовую борьбу в Республике, положение станет угрожающим. Если было бы верно утверждение, что каждая из существующих групп в партии непосредственно и прямо отражает интересы определенных классовых групп в стране, – то надо было бы сказать, что прав Троцкий. У нас все переродилось, нет больше большевистской партии и т. д., необходимо иметь свою группу, отражающую интересы пролетариата, и драться во второй революции. Встать на такую точку зрения – значит подвергнуть ленинизм полнейшей ревизии». И дальше: «Блок с Троцким – серьезная историческая ошибка. В нашу переходную эпоху возрождение троцкизма и неолюксембургианства в Коминтерне и в Союзе – заложено исторически. Это теперь уже вполне ясно (даже Ломинадзе и другие отразили все это); Лев и даже Карл могут при этом остаться очень своеобразными индивидуальными фигурами и еще не раз стоять во главе величайших движений, но дела это не меняет. Лев, как течение, окажется, пожалуй, гораздо правее Рыкова. Разве Бец, Яцеков, часть вузовцев, Суварин, Кац и т. д. и т. д. случайные явления. Их теория близко подошла к меньшевизму, а ведь она самая устойчивая, последовательная база фракции левых. Многие отойдут, а они останутся и будут продолжать свое дело. Многие видные троцкисты образуют правый привесок к правым группировкам, а все эти хорошие слова «о левой» и т. д. очень немногого, конечно, стоят. Во Франции – группа Троцкого во всяком случае – основная опасность для партии, в Германии – неолюксембургианство – может оказаться наиболее опасным – все это отражение левого меньшевизма в нашей среде. Во всяком случае ни одна группа не осталась на прежних позициях» [219]219
  РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 2. Д. 162. Л. 143–145. В письме упоминаются Лев – Троцкий, Карл – Радек, а также исключенный из РКП(б) за связь с нелегальной «Рабочей Правдой», позже примкнувший к «ленинградской оппозиции» Яцек и члены КП Германии Бец и Иван Кац.


[Закрыть].

В конце мая 1928 года, то есть на исходе установленного XV съездом шестимесячного срока, в течение которого исключенным оппозиционерам запрещалось ходатайствовать о новом вступлении в партию, А. Я. Гуральский подал заявление об отходе от оппозиции с просьбой восстановить его «в правах члена ВКП(б)» [220]220
  См.: «Правда». 3 июня 1928 года.


[Закрыть]. Накануне, по согласованию с властями, он перебрался в Ташкент, получив должность председателя кафедры социологии в местном Коммунистическом университете. Думается, что именно в это время он был завербован органами госбезопасности в качестве негласного агента.

Порывая идеологически с «ленинградской оппозицией», Гуральский в то же время не желал рвать личные связи с ее лидерами. Выступая на партийном собрании 1 февраля 1935 года, он уверял, что, находясь в ссылке, выступал со статьями против Г. Зиновьева в ташкентской газете «Правда Востока». То была заведомая ложь.А. Я. Гуральский опубликовал в этой газете две статьи: одну – большую с резкой критикой Л. Троцкого и его международных поклонников «включая Бориса Суварина и Макса Истмена, которых он в полном соответствии с установками XV съезда квалифицировал как «оппортунистов наизнанку» с «чертами международного меньшевизма», другую – по поводу 40-летнего юбилея Первомая. В них Г. Зиновьев ни прямо, ни косвенно не упоминается, как, впрочем, и кто-либо из его сторонников [221]221
  Правда Востока. 18 марта 1929; 1 мая 1929 года.


[Закрыть].

22 июня 1928 года Центральная контрольная комиссия ВКП(б) восстановила А. Я. Гуральского в партии, что позволило ему вернуться в Москву. Согласно записям секретаря Л. Б. Каменева Филиппа Петровича (Пинхусовича) Швальбе, А. Я. Гуральский был на квартире у Л. Б. Каменева во время его знаменитой нелегальной встречи с Н. И. Бухариным, состоявшейся 11 июля в период работы пленума ЦК ВКП(б) [222]222
  РГАСПИ. Ф. 323. Оп. 2. Д. 101. Л. 77.


[Закрыть]. Известно, что именно Ф. Швальбе сделал копию стенограммы состоявшейся беседы и показал ее своему брату Михаилу, который, в свою очередь, ознакомил с документом троцкистов М. С. Югова и А. А. Константинова. Всесоюзный троцкистский центр в Москве опубликовал запись разговора Л. Б. Каменева с Н. И. Бухариным в виде листовки под заголовком: «Партию с завязанными глазами ведут к новой катастрофе». Запись Ф. Швальбе о Гуральском датирована 8 января 1929 года, когда уже от Андрея Константинова было получено известие, что листовка готовится к печати. Поэтому не исключено, что, «наводя тень на плетень», она должна была послужить чем-то вроде алиби для встревоженных зиновьевцев. Еще одна вызывающая размышления деталь: Ф. Швальбе после ссылки в Минусинске в июне 1933 года вернулся в Москву и в 1934 году был восстановлен в ВКП(б). В отличие от многих сложивших голову зиновьевцев, он в декабре 1950 года был жив и даже заведовал цехом фабрики ширпотреба… Михаил Швальбе пережил XX съезд КПСС.

В середине августа 1929 года А. Я. Гуральский вернулся на работу в аппарат Коминтерна: его определили в Среднеевропейский лендерсекретариат, вскоре отправив вместе с австрийцем Фрицем Глаубауфом в Берлин. Однако эта командировка в столицу Германии неожиданно была прервана: Гуральского опознал на улице какой-то полицейский агент, в связи с чем пришлось спешно в тот же день возвращаться в Москву. Дело в том, что Гуральский обладал довольно своеобразной внешностью. Он был пронзительно черноглазым, сутулым, но «особенно выделялись его пальцы, короткие, жирные, заросшие каким-то темным пухом, с когтями. Фриц Глаубауф даже совершенно серьезно требовал, чтобы он носил перчатки. К этим его внешним качествам вполне была уместна характеристика, которую Осип Мандельштам дал другому деятелю того же периода: «его толстые пальцы как черви жирны». Как сосиски, сальные, противные, эти пальцы запоминались с первого же раза» [223]223
  Из неопубликованного отрывка № 6 воспоминаний В.М. Турока-Попова, хранящихся в частном архиве.


[Закрыть].

В декабре того же года А. Я. Гуральский уехал представителем ИККИ в Южную Америку, где под псевдонимом Рустико проработал до февраля 1934 года. За границу он отправился вместе с тем же Ф. Глаубауфом, а также новой женой Надеждой Яковлевной Тульчинской (псевдоним – Инесс), шифровальщицей Отдела международной связи Коминтерна.

Особой славы наш герой в Америке себе не снискал; 30 сентября 1930 года Латиноамериканский лендерсекретариат так отозвался на его послания: «Ваши письма при крайней трудности и нерегулярности связей являются со времени вашего приезда почти единственным и, во всяком случае, основным источником информации о положении и работе партий в странах континента. Между тем на основании ваших писем при всем желании и всех усилиях невозможно составить себе сколько-нибудь отчетливое представление о состоянии и деятельности партий и в еще меньшей мере об общем политическом положении стран.

В письмах отсутствует всякий план, нет никакой системы. По воле вдохновения они с легкостью перескакивают с одного вопроса на другой, возвращаются назад, вновь обрываются. Получается капризный переплет, причудливая мозаика.

Но ни один вопрос не освещен со всей необходимой обстоятельностью, глубиной. Для иллюстрации можно бы было взять любой из вопросов, которые вы затрагиваете в письмах, чтобы убедиться в обоснованности и справедливости этих упреков. Многих же вопросов вы и совсем не затрагиваете. При частом длительном и почти полном отсутствии каких-либо иных документов, от вас исходящих, мы лишены бываем возможности судить о делах ваших стран с необходимой степенью уверенности и устойчивости.

Ваши письма дают основания скорее для кое-каких догадок и более или менее произвольных настроений, чем для обоснованных выводов. В них больше намеков, чем точных, проверенных сведений. Это – небрежно набросанные импрессионистские эскизы, а не типы картин, событий; они показывают, и то в очень небольшой мере, видимость вещей, а не их скрытую сущность.

Ваши письма – алгебраические знаки и формулы, арифметические же, конкретные, числовые подстановки приходится производить здесь, тогда как это невозможно.

Должно же быть наоборот: там у вас на месте действий заполнять живым содержанием обобщенные формулы, экстракт международного опыта. Но именно вот этого – полноты и точности фактов, событий и обязательно законов их движения и развития, как они имеют место в вашей живой действительности, – именно этого недостает в ваших письмах.

Для наших партий в Латинской Америке как раз и характерна именно эта черта: попугайское повторение бесчисленное количество раз общих лозунгов и целей движения, применяемых в любой стране; неумение связать эти лозунги и цели с особенностями рабочего и вообще революционного движения своих стран и сделать их реальными…»

В одной из поздних справок об А. Я. Гуральском сообщалось, что «хотя он и выступал против некоторых троцкистов тех стран (Южной Америки. – М. П.), он в то же время запутывал компартии вредными дискуссиями сектантского толка…». Сам же Гуральский считал своим наибольшим успехом вовлечение в коммунистическое движение известного бразильского радикала Луиса Карлоса Престеса. Уже в Москве, на 3-й конференции компартий стран Южной и Карибской Америки в октябре 1934 года, он сказал: «Престес создан из самого лучшего, что имеет революция в прошлом, если бы я был бразильцем, то я был бы в колонне Престеса» [224]224
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 79. Д. 215. Л. 137.


[Закрыть].

Возвратившегося А.Я. Гуральского руководство Коминтерна встретило настороженно. Хотя он и получил должность инструктора в Латиноамериканском секретариате ИККИ, однако серьезных поручений ему не давали. В резолюции по отчетному докладу А. Я. Гуральского, вынесенному на утверждение Политкомиссии ИККИ, отмечалось, что «в результате его работы в состоянии важнейших КП Южной Америки имеются значительные сдвиги в сторону их пролетаризации (в частности, крупные результаты в деле пролетаризации их руководства), установления классово-независимой пролетарской политической линии, формирования новых, молодых кадров, общего повышения активности партий и организации КП Перу и Парагвая». В то же время Латиноамериканский лендерсекретариат отмечал «недостаточные результаты в области организационного укрепления КП, очень значительное отставание в развитии работы {Южноамериканского. – М. П.) Бюро и партий в области революционного профдвижения, которая была улучшена только в самое последнее время, и недостаточная концентрация работы по оказанию помощи КП Бразилии, имеющей крупное значение в развитии революционного движения в Южной и Карибской Америке» [225]225
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 79. Д. 193. Л. 40.


[Закрыть]. Озабоченный сложившейся вокруг своей персоны ситуацией, А. Я. Гуральский в июле обратился к Иосифу Пятницкому с письменной жалобой, в которой, утверждал, что не имеет определенной работы и его не допускают на заседания аппарата ИККИ.

После убийства С. М. Кирова положение еще более ухудшилось. Поскольку Сталин объявил Зиновьева идейным вдохновителем убийцы, все бывшие зиновьевцы стали рассматриваться как потенциальные террористы. Дважды на партийных собраниях Гуральский был вынужден каяться в своих мнимых и реальных грехах, за контакты с бывшими троцкистами и зиновьевцами ему был объявлен выговор с предупреждением, наконец, 7 августа 1935 года А. Я. Гуральского уволили из аппарата ИККИ.

После возвращения из ссылки в Москву Гуральский действительно продолжал встречаться с Г. Зиновьевым и Л. Каменевым, а также общаться с такими видными в прошлом оппозиционерами, как Анатолий Исаевич Анишев, Регина Будзинская (жена Воислава Вуйовича), Владимир Федорович Кожуро.

Однако не исключено, что делал он это с благословения органов госбезопасности.

По распоряжению ЦК ВКП(б) А.Я. Гуральский был вынужден оставить свою квартиру в доме 4/7 [226]226
  Кстати, в том же доме, что и А. Я. Гуральский, но только этажом выше жил Гидлевский Кенсорин Иосифович – член самой «долголетней» троцкистской группы, возглавлявшейся Ю. Гавеном. К. Гидлевский был арестован 14 марта 1936 года и расстрелян 4 октября того же года.


[Закрыть]по улице Коминтерна (!) и отправиться в город Куйбышев (ныне – Самара) на должность заведующего сектором в краевое плановое управление. Недолго проработал А. Я. Гуральский в этом городе: 26 августа 1936 года он был как «бывший, оставшийся неискренним троцкист» (!!) второй раз исключен из партии, а затем арестован. Показания против него дали Моисей Ильич Лурье [227]227
  Лурье М. И. (Эмель Александр) (1897–1936), член КП Германии с 1920 года. Участвовал в зиновьевской и веддинской оппозициях в 1925–1927 гт. В 1933–1934 гг. – сотрудник ИККИ, с 1934 года – профессор МГУ. Расстрелян 25 августа 1936 года по делу «антисоветского объединенного троцкистско-эиновьевского центра».


[Закрыть]и Григорий Львович Шкловский. Постановлением Особого совещания при НКВД СССР от 27 августа 1937 года «за контрреволюционную троцкистскую деятельность» (!!!) А. Я. Гуральского осудили на восемь лет заключения. Видимо, в НКВД пришли к выводу, что тот не прилагает в качестве агента должных усилий для раскрытия «врагов народа», а грань между троцкистами и зиновьевцами в официальной пропаганде к этому времени окончательно стерлась. «Установлено, – сообщали впоследствии из компетентных органов, – что Хейфец-Гуральский до своего первого ареста в 1936 году, являясь агентом органов МГБ по Москве, о зиновьевцах ничего не дал. Сообщал отдельные факты общего характера о расстрелянном террористе Моисее Лурье, Петермейере [228]228
  Петермейер Карл (род. в 1899 г.) в Германии работал под непосредственным руководством А.Я. Гуральского, с 1931 года работал в Институте красной профессуры экономистом-редактором. Репрессирован.


[Закрыть], Степанове. Скрыл от органов МГБ связи и свою нелегальную троцкистско-зиновьевскую деятельность за границей».

А. Я. Гуральский сидел в заключении, когда его выдвиженец Андре Марти, ставший уже одним из секретарей ИККИ, написал Г. Димитрову докладную записку, посвященную распространению в компартиях латиноамериканских стран «установок троцкистского происхождения». К ним А. Марти относил курс на первоочередное развертывание «аграрной и антиимпериалистической революции под гегемонией пролетариата и на основе советов рабочих и крестьян»; борьбу на «ближайшем» этапе за «революционно-демократическую диктатуру пролетариата и крестьянства»; пропаганду организации «советских районов во внутренних областях Бразилии»; отрицание факта вмешательства империализма в политическую жизнь стран Латинской Америки; взгляд на мелкую буржуазию, и тем более на латиноамериканскую буржуазию, как на «изначально» и интегрально реакционные классы, без учета их дифференциации [229]229
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 17. Д. 7. Л. 14–15.


[Закрыть]. В качестве источников распространения «идеологической ереси» А. Марти прямо указал на А. Я. Гуральского и другого репрессированного коминтерновского аппаратчика – Георгия Борисовича Синани (наст. фам. Скалов). Его не смутило, что в начале 1930-х гг. эти идеи являлись составными элементами официального курса Коминтерна.

Перспектива длительного заключения явно не устраивала Гуральского. Выход был найден – он принял предложенные органами безопасности «правила игры». 22 мая 1938 года решением Я. Н. Матусова, произведенного к этому времени в начальники 1-го отделения 4-го отдела НКВД СССР, дело на А. Я. Гуральского «по оперативным соображениям» было прекращено, предыдущее постановление Особого совещания при НКВД СССР отменено, а сам он освобожден из-под стражи с целью дальнейшего использования в качестве негласного агента органов госбезопасности.

Насколько ревностно принялся старый коминтерновец за дело, можно судить по его собственным данным позже показаниям. «За время моей многолетней работы с органами,– писал А. Я. Гуральский, – я разоблачил большое количество троцкистов, зиновьевцев, правых и буржуазных националистов. К ним в первую очередь следует отнести таких матерых врагов Советского государства, как Петермейер, Бела Кун, Погани (Пеппер), Пятницкий, Любченко, Хвыля, Чубарь, Хатаевич (последние четверо буржуазные украинские националисты), Дитрих, Эберлейн, Шубриков, Горлянд, Бордиш, Либер, группа Бреслара (на Украине) [230]230
  Возможно, в тексте опечатка и речь идет об уже упоминавшемся Борисе (он же Янкель-Берка) Абрамовиче Бреславе, в 1918–1919 годах – председателе Московской ЧК, в 1920–1924 годах – заместителе командующего войсками МВО и начальнике политуправления округа, с 1929 года – торговом представителе во Франции, с 1930 года – заместителе полпреда во Франции и с 1935 года – персональном пенсионере. Б. Бреслав в октябре 1923 года подписал «Заявление 46-ти» в политбюро ЦК РКП(б). 21 апреля 1938 года определением Военной коллегии Верховного Суда СССР он был осужден к расстрелу. В советской литературе в качестве даты смерти Б.А. Бреслава неверно указывался 1942 год.


[Закрыть] , Южный (террорист), Гринько, Лурье, Деготь, Кожуро, Синани и его группу. Я принимал участие в разработке не одной сотни троцкистов и зиновьевцев».

Как видим, в списке тех, на кого дал «компромат» А. Я. Гуральский, оказались даже заместитель председателя Совнаркома и СТО СССР в 1934–1938 гг., член политбюро ЦК ВКП(б) с 1935 года Влас Яковлевич Чубарь, член ЦК ВКП(б) с 1930 года, второй секретарь ЦК КП(б) Украины с 1933 года Мендель Маркович Хатаевич, а также кандидат в члены ЦК ВКП(б) с 1934 года, председатель СНК УССР в 1934–1937 гг. Панас Петрович Любченко. А Владимир Петрович Шубриков (1895–1937), будучи в 1928 году ответственным, секретарем Киргизского областного комитета ВКП(б), дал А. Я. Гуральскому положительную характеристику, особо отметив, что тот, «работая на должности зам. зав. Главполитпросветом КирАССР, активно и честно проводил линию партии».

«Украинский националист (!) М. М. Хатаевич был арестован по прямому указанию Сталина в кабинете его помощника А. Н. Поскребышева лично заместителем начальника Секретно-политического отдела ГУГБ НКВД СССР З. Н. Глебовым. Истинная причина ареста – требование созыва чрезвычайного съезда партии. Вместе с В. П. Шубриковым он «удостоился чести» быть упомянутым на октябрьском 1937 года пленуме ЦК ВКП(б) в оглашенном «вождем» списке «врагов народа и иностранных шпионов». Оба были расстреляны. Панас Любченко предпочел застрелиться.

Надо отметить, что сотрудничество А. Я. Гуральского с НКВД для людей, близких к аппарату Коминтерна, не было тайной. В. М. Турок-Попов, работавший в Международном аграрном институте, за минуту до представления своей супруге К. А. Антоновой А. Гуральского сказал: «Это очень интересный человек, но будь с ним осторожна, он агент НКВД» [231]231
  Сообщено К.А. Антоновой в беседе с автором книги.


[Закрыть].

13 сентября 1938 года А. Я. Гуральский направил в ИККИ письмо на имя Д. З. Мануильского. В нем, сообщив о своем аресте в Куйбышеве и последующем освобождении с «прекращением дела», попросил «содействия» в получении работы [232]232
  РГАСПИ. Ф. 495. Оп. 10а. Д. 399. Л. 137–138.


[Закрыть].

А. Я. Гуральского устроили на преподавательскую работу на исторический факультет Московского государственного университета, в мае 1939 года – восстановили в партии. Он стал читать спецкурс по истории Франции. Порой неряшливо одетый, говоривший с сильным еврейским акцентом, А. Я. Гуральский, по свидетельству одного из выпускников истфака, вызывал у студентов чуть ли не восторг, так как читал лекции неординарно, для того времени неортодоксально, при этом запросто называя Зиновьева (расстрелянного «врага народа»!) по имени – Гришей. Вряд ли кто из его учеников догадывался, почему он мог себе такое позволить.

21 апреля 1941 года на кафедре новой истории состоялась защита А. Я. Гуральским диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук. Тема: «История Франции в 1919–1924 гг.». Не обошлось без штампов и ссылок на «гениальные» труды И. В. Сталина, которого, впрочем, А. Я. Гуральский цитировал по тогдашним понятиям достаточно умеренно.

В 1942 году Гуральский перешел в штат Института истории Академии наук СССР, где занялся изучением истоков нацизма. Опубликованные им в тот период статьи были не без пропагандистских перехлестов, но все же не порывали с научностью [233]233
  См.: Гуральский А.Внутригерманская обстановка возникновения гитлеризма // Исторический журнал. 1943. № 2;
  Гуральский А.Из истории пангерманизма // Исторический журнал. 1945. № 5.


[Закрыть].

Однако большую часть времени А. Я. Гуральский занимался другими делами. Сначала по заданию органов госбезопасности его послали в Елабужский лагерь немецких военнопленных, где под видом переводчика Гонсалеса ему пришлось заняться оперативной работой. Здесь он стал участником скандала, имевшего самые серьезные последствия. На связи у Гуральского был некий агент «Браун», который исключительно из корыстных побуждений, желая улучшить материальное положение, «лепил дела» Hа своих сотоварищей по плену и работников администрации. По его информации получалось, что в лагере сформировалась «шпионская группа». Уверовавший в эту легенду Гуральский представил материал, на основании которого были арестованы семь военнопленных и четыре советских гражданина: Войдя в раж, Гуральский во время допроса медсестры Розовой стал ее нецензурно оскорблять, угрозами требуя дать соответствуЬщие информаций «Брауна» показания. И тут произошел сбой: у начальника оперативного отделения Елабужского лагеря Ливанова зародились сомнения, и для разбора дела он запросил сотрудника 2-го Управления НКГБ СССР Шлютера, вместе с которым и раскрыл фальсификацию. Позже, желая оправдаться, А. Я. Гуральский представлял свое участие в оперативной работе исключительно в виде передающей инстанции, лишенной какой-либо инициативы. «…B Особый отдел лагеря я передавал все те данные, которые я получал от агентуры, причем в том виде, в каком они мне преподносились, – писал он. – Эти данные я не анализировал, достоверность их не проверял, так как этим должен был и, надо полагать, занимался особый отдел, имевшийся в лагере». Версия, рассчитанная на простаков. Конечно, А. Я. Гуральский-Гонсалес играл не первую скрипку, но, стремясь показать себя, явно был чрезвычайно активен. Доказательством тому служит его участие в допросе советской медсестры.

А. Я. Гуральского перевели в Суздальский, а затем в Красногорский лагерь, предназначенные для высшего командного состава вермахта. По заданию Главного политуправления Красной армии Гуральский немаловажную роль сыграл в создании национального комитета «Свободная Германия», провозгласившего своей целью борьбу за освобождение немецкого народа от фашизма. Под именем «профессора Арнольда» он принял участие в «распропагандировавши» плененного под Сталинградом в 1943 году генерал-фельдмаршала Фридриха Паулюса. Сдавшийся вместе с Ф. Паулюсом полковник Вильгельм Адам охарактеризовал в своих мемуарах «профессора Арнольда» как «умственно высокоразвитого человека, опытного, любезного собеседника, прекрасно владеющего немецким языком» [234]234
  Адам Вильгельм.Трудное решение. М.: Прогресс, 1972. С. 381.


[Закрыть]. Работа Гуральского среди военнопленных продолжалась и после капитуляции Германии, вплоть до 1948 года.

После войны А.Я. Гуральский счел возможным сменить тематику научных исследований. В результате появилась обширная статья о французском фашизме и событиях февраля 1934 года в Париже. Свое намерение «написать работу о Франции» Гуральский высказал в частном письме еще 8 ноября 1942 года [235]235
  Отдел рукописей РГБ. Ф. 469. Картон 4. Д. 19. Л. 1 об.


[Закрыть]. Параллельно шла подготовка докторской диссертации…

Ветры «холодной войны» повлекли за собой ужесточение сталинского режима. 15 февраля 1945 года возникает «ленинградское дело», конец 1950 года ознаменовался первыми арестами по «делу врачей». Одновременно арестовывают всех уцелевших бывших партийных оппозиционеров. Не забыли и обA. Я. Гуральском. 26 января 1948 года секретарь Президиума АН СССР Н. Г. Бруевич обратился к секретарю ЦК ВКП(б) A. А. Кузнецову с докладной запиской, в которой сообщал, что в связи с проходящей в Академии наук аттестацией он поставил вопрос об увольнении из Института истории ряда старших научных сотрудников, в том числе и А. Я. Гуральского. Криминал заключался в 14-летнем пребывании А. Я. Гуральского в рядах Бунда. Несмотря на противодействие академика и вице-президента АН СССР B. П. Волгина, А. Я. Гуральский был изгнан из Института истории АН СССР [236]236
  РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 930. Л. 141–142.


[Закрыть].

Два года, существуя случайными литературными заработками, он пытается убедить власти в своей полной лояльности, но безуспешно. 22 ноября 1950 года А. Я. Гуральского арестовывают, а 19 марта 1952 года Особое совещание при Министерстве госбезопасности СССР приговаривает его к 10 годам заключения с конфискацией имущества.

В 1952 году арестовали и осудили на 25 лет заключения племянника А. Я. Гуральского Хейфеца Григория Мевделевича (с 1920 года – Марковича) (1899–1984), в 1924–1929 гг. работавшего на Отдел международной связи Коминтерна. При этом форма льно он до 1928 года находился в штате Народного комиссариата иностранных дел. Есть основания полагать, что упоминавшийся в одном из писем А. Я. Гуральского «молодой константинополец» и есть Григорий Хейфец. В последние годы он числился ответственным секретарем Еврейского антифашистского комитета, на деле являясь кадровым сотрудником Министерства госбезопасности в звании подполковника. В опубликованных известным советским разведчиком Павлом Судоплатовым мемуарах Г. Хейфец упоминается неоднократно [237]237
  Павел Судоплатов.Разведка и Кремль. Записки нежелательного свидетеля. М., 1996. С. 66, 98–99, 209–210, 341, 351.


[Закрыть]. И не случайно: он сыграл существенную роль в атомном шпионаже против США. Однако далеко не все из изложенного П. Судоплатовым соответствует действительности. Многое этот ветеран НКВД за давностью лет запамятовал, сказалось, думается, и его вынужденное длительное симулирование сумасшествия. Вопреки тому, что писал Д. Судоплатов, отец Григория Хейфеца не был организатором компартии США и никогда не работал в Коминтерне. Большую часть жизни он прожил в Риге, проработав 25 лет наборщиком, и лишь в 1915 году переехал с семьей в город Богородск Московской губернии. В партию большевиков он вступил только в 1920 году, перейдя в нее из Бунда. Очевидно, отца Г. Хейфеца Судоплатов спутал с дядей, чья биография также была искажена.