Текст книги "Тайны Берлина"

Автор книги: Михаил Кубеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Разрушители стены

Если невозможно перелезть через стену, то надо сделать под нее подкоп, так рассуждал в 1961 году знаменитый двадцатишестилетний спортсмен, бывший чемпион ГДР среди юношей по плаванию Хассо Хершель, когда, оказавшись в Западном Берлине по поддельному швейцарскому паспорту, решил не возвращаться на родину. И он серьезно задумался о том, как ему перетащить в свободный мир своих родственников и близких людей. Что для рытья требуется? Конечно, рабочие руки, инструмент и… деньги. Желающих тотчас приступить к работе было достаточно, инструмента хватало, а вот с деньгами возникли сложности. Отыскать спонсоров оказалось не так-то просто. Дело было нелегальное. Если полиция узнает…

Возведение стены в августе 1961 года между Восточным Берлином, столицей ГДР, и Западным Берлином для Хершеля, как и для миллионов жителей двух частей когда-то единого города, явилось полной неожиданностью. Никто не предполагал, что правительство ГДР решит укрепить границу столь жестким и радикальным способом. Высокую кирпичную стену построили буквально за одну ночь с 12 на 13 августа. Торопились побыстрее поставить преграду, чтобы остановить поток нелегальных беженцев, не дать людям возможность уйти на Запад, прекратить утечку мозгов, рабочих рук и прочих ценностей. Только за июль 1961 года, по данным разведки ГДР, на Запад ушли тридцать тысяч жителей ГДР. Эти данные легли на стол руководства ГДР, затем их переправили руководителю СССР Н.С. Хрущеву. Что ему оставалось делать? Воздушный барьер возвести невозможно да и опасно. Оставалось протянуть границу по земле. Первое на немецкой земле государство рабочих и крестьян, объявив своей целью построение социализма по советскому образцу, должно было соответственно и защищаться. После долгих переговоров, из Москвы поступило добро, его дал Хрущев. И послушные воле Социалистической единой партии Германии восточные немцы взялись за лопаты и мастерки. Это был, конечно, трудовой подвиг.

Берлинская стена

Сотни грузовых машины с кирпичом и цементом двигались всю ночь. Правда, под охраной советских танков. В памяти еще были свежи события 17 июня 1953 года, когда на улицы вышли рабочие и после экономических требований выдвинули политические – воссоединить Берлин, воссоединить Германию. И вот теперь появилась стена – четкое разделение города. Со стороны Запада можно было протестовать, возмущаться, ходить вдоль стены, кричать, расписывать ее красками, пинать ногами, но преодолеть ее уже было невозможно. С противоположной стороны появились охрана – одетые в пограничную форму автоматчики с собаками, протянулись ряды колючей проволоки. Выход в Западный Берлин был закрыт. И с каждым годом стена становился все прочней и прочней, все выше и неприступней. Постепенно кирпичную кладку заменили мощной железобетонной оградой, поднявшейся на высоту свыше четырех метров. Стену возвели по всей территории города, и она составляла свыше 43 километров. Затем стена вышла далеко за пределы Берлина, в общей сложности протянулась на 155 километра и замкнулась. Ни объехать, ни пройти. Западный Берлин был в ограде, оказался окружен со всех сторон. Рано утром 13 августа 1961 года берлинцы узнали, что отныне живут в двух разных городах. Стена и колючая проволока в общей сложности перегородили 193 улицы, 8 трамвайных путей, 4 линии метро. В приближенных к границе местах были заварены водопроводные и газовые трубы, перерезаны электрические и телефонные кабели. Линия границы пролегла через площади, мосты, бульвары, кладбища, пустыри, пруды, парки, жилые дома и административные здания. Одновременно полицейские закрыли канализационные ходы. Но так ли хорошо стена охраняется? Может быть, попробовать перелезть? Хассо Хершель объехал стену на автомобиле по периметру. С западной стороны никакой охраны нет, только с восточной. Но даже если там стоят пограничники, то не через каждые сто метров. Должны быть бреши. Попытку перелезть через стену вскоре пришлось оставить. 21 августа 1961 года был застрелен первый беженец, пытавшийся перебраться из Восточного Берлина в Западный. Так начался отсчет человеческим жертвам. Жители Восточного Берлина были в шоке. Приглашенных на свадьбу не пустили к дому невесты – там пролегла граница. Почтальоны были в замешательстве – как развозить почту? Порой дело доходило до абсурда. Один житель Западного Берлина, некий Петер Зелле, не дог добиться выезда к нему из Восточного Берлина законной супруги. Никакие обращения в официальные органы ГДР не действовали – он повсюду получал отказ. И тогда он отыскал в Западном Берлине женщину, похожую на его жену, и решил воспользоваться ее паспортом, как жительницы Западного Берлина. Но эту попытку тотчас пресекли пограничники ГДР, объявив такое деяние злосчастной провокацией. Немногим больше повезло вначале жителям домов по улице Бернауэрштрассе, чьи окна выходили на западную часть города. Люди стали выпрыгивать из окон. Поспешившие им на помощь жители Западного Берлина расстилали одеяла, палатки, ловили их. Некоторые промахивались, ломали кости, убивались насмерть. И все равно прыгали. Все это продолжалось до тех пор, пока пограничники ГДР не ворвались в квартиры этих домов и не замуровали окна. Ситуация с каждым днем становилась по-настоящему враждебной, воинственной. Обо всем этом знал Хассо Хершель. Газеты, радио и телевидение ФРГ и Западного Берлина рассказывали разные жуткие подробности. Показывали сцены побега и самих перебежчиков и павших под пулями пограничников ГДР неудачников. Конечно, можно было воспользоваться официальным переходом, например, на улице Фридрихштрассе, где на одном ее конце имелся переход, названный по-американски – Checkpoint Charlie, Чекпойнт Чарли, или же чуть дальше, на станции городской электрички «Фридрихштрассе». Но для этого требовалось предъявить соответствующие документы. Пограничники ГДР зорко следили за проходившими, дотошно проверяли паспорта жителей Западного Берлина, заносили в свои списки, а жителей Восточного просто не пропускали. Кроме пенсионеров. И то не всегда. В общем, это была еще та морока. Хассо Хершель решил действовать наверняка. Оставался единственный надежный способ – совершить подкоп.

КПП «Чарли»

Он познакомился с двумя итальянскими студентами, Доменико Сеста и Луиджи Спина, которые пообещали свести его с представителями американской телевизионной компании NBC. План подкопа под стеной очень заинтересовал американцев. Они попросили подготовить детальные чертежи и обещали помочь деньгами. Но одновременно потребовали эксклюзивные права на съемки документального фильма. Хершель не возражал, ему нужны были деньги. Он изготовил секретный план, согласно которому, подземный проход начинался в западной стороне, в одном из заброшенных зданий, уходил в глубь на пять – семь метров и протягивался в длину на 145 метров. Он должен был закончиться в восточной части Берлина, под жилым домом № 7 по улице Шёнхольцер Штрассе. Там уже знают об этом тоннеле и клятвенно обещали хранить его тайну, так как были заинтересованы перейти на запад. Американцы хотели знать подробности – кто будет рыть туннель, как долго? Хассо Хершель назвал 48 человек – добровольцев, срок шесть – восемь месяцев. Но ему для организации работ нужны прежде всего деньги. Как быть? Американцы обещали выделить после завершения работ 50 тысяч западных марок. Сумма вполне приличная по тем временам. Ее хватило бы на покрытие всех издержек – и на инструмент и на оплату труда – и кое-что еще бы оставалось. Но у Хассо были посредники. Итальянские студенты потребовали свою долю. Он договорился с ними, что от этой суммы двадцать тысяч уйдет на строительство туннеля. Остальные они могут поделить. Так и сделали. Подписали договор, получили аванс, и работа началась в апреле 1962 года. Большей частью рыли по ночам, но копали и днем. Почва оказалась тяжелой, это была, собственно, не почва, а остатки прежних разных строений – битый кирпич, куски цемента, глина. Иногда в день удавалось пробиться всего на тридцать сантиметров. Чем ближе к границе, тем уже становился ход. В конце концов он превратился в узкий лаз, всего шестидесяти сантиметров. По такому можно было только ползти. Но сколько времени могло понадобиться взрослому человеку, чтобы проползти по земле в ужасной духоте, где осыпалась земля и можно было задохнуться? А как быть с женщинами, с их детьми? Это все были непростые вопросы.

Пять долгих месяцев понадобилось Хершелю и его помощникам, чтобы проползти под стеной. 12 октября 1962 года в подвале дома номер 7 из-под земли появилась голова заросшего черной бородой Хершеля. Он обнял свою сестру Аниту и других родственников. Но если первые в порыве энтузиазма смогли проползти эти 145 метров, то других понадобилось тащить. Изобретательный Хершель предложил соорудить специальные ящики, куда ложились мужчины, женщины и дети. Эти ящики привязывались к канату, и их тянули с другой стороны, со стороны Западного Берлина. Всего по этому тайному лазу на другую сторону были переправлены около тридцати человек.

Но Хассо Хершель, который получил свою долю, решил нажиться на этом подземном канале, и он требовал от каждого переправляемого из Восточного Берлина в Западный от шести до двенадцати тысяч марок. Бизнес процветал. Помимо этого лаза Хершель вплоть до 1972 года участвовал в сооружении еще нескольких. Он стал, по сути, специалистом по подземным коммуникациям. Заработал неплохие деньги, открыл ресторан, еще один. Но со временем, увы, разорился. Сейчас он собирается написать книгу, посвященную прокладке подземного тоннеля в 1961–1962 годах.

Уже в наше время был снят художественный фильм «Туннель» немецкого режиссера Роланда Зузо Рихтера, посвященный подвигу Хассо Хершеля и его друзей. Этот фильм можно посмотреть в музее Берлинской стены, на том самом бывшем переходе из Восточной части в Западную у Чекпойнт Чарли. Там же выставлены экспонаты – саперные лопатки, которыми прорыли туннель, сумочка для продуктов, в которой мамаша вывезла своего ребенка, крошечный автомобиль, куда втиснулись еще двое, форма советских офицеров, в которой прошли на ту сторону без предъявления документов четверо жителей Восточного Берлина. Много там разных экспонатов, свидетельствовавших об изобретательности людей, желавших вырваться из замкнутого социалистического общества, отгородившегося от всего остального мира железным нерушимым занавесом. Сегодня уже можно назвать и такие секретные данные по этой Берлинской стене: в 1988 году ее общая длина составляла 155 км, из них 43,1 км приходилось на непосредственно Берлин. Граница, разделяющая Западный Берлин от Восточного, состояла из стены высотой 4,1 м, за которой находились 293 смотровые башни, 57 бункеров, «смертельная линия» шириной в 10 м, посты со сторожевыми собаками, патрульная дорога, а также 100-метровая запретная зона. За все время существования стены при попытке переправы с одной стороны на другую были убиты более семидесяти человек, более ста были ранены, более 3000 задержаны.

Гюнтер Шабовски

Пяти тысячам удалось перебраться без каких-либо последствий. Конец стены наступил 9 ноября 1989 года, когда по телевизору ГДР был зачитан новый закон о пересечении границы. В нем содержались некоторые послабления. Тогдашний член Политбюро ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовски на международной пресс-конференции неожиданно оговорился: «Отныне граница практически открыта». Его поняли однозначно. Никаких послаблений – граница с Западным Берлином открыта. К десяти вечера тысячи восточных немцев собрались у стены на улице Борнхольмерштрассе. Пограничники их не пропускали и потребовали объяснений. Им объяснили популярно: политической стены больше нет, Гюнтер Шабовски об этом заявил официально, все это показывали и по телевизору. Пограничники вынуждены были поднять шлагбаум. И тотчас по всему городу разнесся слух, что стена пала, что граница открыта. Так, в результате политической ошибки, случайной оговорки, а может быть, и умышленного, но завуалированного заявления неожиданно пала Берлинская стена, которая просуществовала 28 лет. В эту же ночь 9 ноября 1989 года стену тотчас принялись долбить. Кто чем только мог. Как позднее подсчитывалось, в целом в демонстрации, охватившей Восточный и Западный Берлин, участвовали полмиллиона человек.

Фрагмент Берлинской стены. Современный вид

Правительство ГДР, которое, по сути, становилось в этой ситуации беспомощным, лишенным какой бы то ни было поддержки из Советского Союза, не выдержало давления демонстрантов, которое охватило всю страну, и вынуждено было полностью открыть границу к ФРГ и Западному Берлину. Тем самым оно подписало себе смертный приговор.

Откровения патологоанатома

Институт судебной медицины, расположенный на тихой улице Ханновершештрассе, заведение из разряда тех, которые берлинцы стараются обходить стороной. Чур меня, чур меня. По-немецки: Sei Unglueck an uns voibei (пусть несчастье нас минует). Появился он в начале девятнадцатого века и в народе стал называться Домом для осмотра умерших, или, по-научному, прозектурой. Туда направляли трупы не только неопознанных жертв городских несчастных случаев, самоубийц, но и погибших от насильственных действий, в том числе и преступников. В огромный подвальный зал-морг, едва освещенный свечами, покрытый белым кафелем, собирались толпы людей, разыскивавших пропавших близких. Там проводили вскрытие, затем приглашали родственников на опознание, устанавливали личность скончавшегося, определяли причину и дату смерти, в присутствии полицейских составляли протокол. По иронии судьбы предводитель рабочего движения, известный берлинский адвокат, член рейхстага, революционер Карл Либкнехт, автор научного труда «Милитаризм и антимилитаризм», пал в 1919 году от рук контрреволюционно настроенных солдат и офицеров. Его застрелили. И тело направили на обследование в Институт судебной медицины, который к тому времени был прикреплен к клинике «Шарите», созданной отцом немецкого милитаризма, прозванным солдатским королем, Фридрихом Вильгельмом I. Следом в Институт судебной медицины поступило тело другой революционерки, Розы Люксембург, которую взбунтовавшиеся солдаты утопили в шлюзе Ландверканала. Прозекторы института в присутствии уполномоченных полиции официально установили факт насильственного причинения смерти обоим. Еще одной знаменитостью, которая удостоилась попасть в Институт судебной медицины, был известный американский певец, киноартист Дин Рид, который жил в Потсдаме, много снимался на студии в Бабельсберге, но вскоре разочаровался в социализме гэдээровского толка и в июне 1986 года во время очередных съемок утонул. Ему было сорок семь лет. Патологоанатомы института склонялись к тому, что это либо несчастный случай, либо он покончил с собой. Никаких насильственных следов на его теле обнаружено не было. И все же вопросы остались. Высказывались предположения, что в его смерти виноваты представители секретных органов, которые неотступно следили за каждым шагам ненадежного американца. Вся его жизнь была под контролем, а он не любил подчиняться. Но эти высказывания и предположения к патологоанатомам никакого отношения уже не имели…

Дин Рид

Своим появлением Институт судебной медицины действительно обязан тому самому воинственному королю Фридриху, правившему в первой половине восемнадцатого века, который ввел в Пруссии всеобщую рекрутскую повинность и был, как ни странно, учредителем ныне широко известной берлинской клиники «Шарите», что по-французски означало «Милосердие к ближнему или благотворительность». Фридрих не признавал ни науку, ни искусство. Он любил командовать и приучал всех к экономии. В королевском саду удовольствий Люстгартене высаживал капусту, репу. Его же главное удовольствие жизни состояло в том, чтобы построить полки, дать каждому мушкет и под барабанный бой отправиться в поход. Но он понимал, что, если развяжет военные действия, сразу понадобятся врачи, медсестры, лекарства. Поэтому после восшествия на престол и в виду угрозы чумы, приближавшейся к Берлину, приказал в 1710 году соорудить лазарет, где бесплатно могли бы лечиться всякие бездомные, беспомощные старики, беременные женщины и проститутки. Там же, помимо лечебных корпусов, стали создавать и первые научно-исследовательские отделения, где изучались болезни, их происхождение и течение. Одновременно появился и морг с кладбищем.

После Второй мировой войны клиника «Шарите», как и входящий в нее Институт судебной медицины, оказалась в Восточной части города (недалеко от Бранденбургских ворот) и буквально примыкала к Берлинской стене. Центральный семнадцатиэтажный корпус клиники, которой принадлежат еще несколько других медицинских институтов, виден издалека. Все эти медицинские лечебные и научные учреждения входят в ведомство Берлинского университета. Сегодня клиника «Шарите» считается по праву одной из крупнейших в Европе, в ней работают свыше пятнадцати тысяч врачей разного профиля, одновременно могут лечиться свыше семи тысяч пациентов. Здесь создают новые лекарства, внедряют оригинальные методики избавления от разных недугов. Естественно, качество лечения, процедуры – все на европейском уровне. Однако, несмотря на высокое качество медицинского обслуживания, во все времена среди наиболее известных пациентов почти никогда не было высших представителей власти. Их не было ни в период Веймарской республики, ни в годы правления нацистов, ни в период построения социализма на немецкой земле. Не считая, конечно, краткого пребывания Эриха Хонеккера, когда он перестал быть уже генеральным секретарем и спрятался на лечение в «Шарите», желая избавить себя от предстоявшего ареста. Там и обнаружили у него раковое заболевание в начальной стадии. Как правило, партийные функционеры имели либо собственных семейных врачей, либо пользовались иногда другой привилегированной клиникой, «Бух». Но если в «Шарите» не обращались именитые пациенты, то находились врачи, которым были интересны болезни руководителей государства. И на всякий случай они заводили собственные досье, куда заносили свои наблюдения. Хонеккер был не очень интересным пациентом, а вот Гитлер… Но он никогда не был пациентом «Шарите».

Клиника «Шарите»

Бывший директор Института судебной медицины, профессор Отто Прокоп, доктор медицинских наук, специалист по проблемам крови, известнейший патологоанатом Германии, почетный член медицинских академий Токио, Лейпцига, ряда других городов, автор свыше 600 научных публикаций, среди них двухтомного «Атласа анатомии преступлений», старейшина клиники «Шарите», знает невероятное количество фактов из историй болезни многих известных политических деятелей Европы, в том числе Карла Либкнехта, Розы Люксембург, Дина Рида, Гитлера, Сталина. С 1956 года он ежегодно участвовал во вскрытии 1500 трупов. Поэтому, по его словам, человека изнутри он знает гораздо лучше, чем снаружи. И если не брать в расчет мозг и нервную систему, то великие смертные ничем особенным не отличаются от смертных простых. Его архив по старинке состоит из сотен папок, куда он складывал публиковавшиеся в разные годы медицинские данные.

– Наш Институт судебной медицины, как научное и учебное заведение, становился в начале девятнадцатого века, точнее, в 1833 году, тогда он назывался Домом для осмотра умерших, – рассказывал мне профессор. – Всех скончавшихся от болезней переносили в морг, рядом было кладбище. Из города на каретах медицинской помощи, чаще на обычных извозчьих дрожках доставляли жертвы несчастных случаев, самоубийц. В день десятки, порой сотни трупов. Всем этим хозяйством надо было серьезно заниматься, иначе появились бы эпидемии. Кстати, в Москве службу «Скорой медицинской помощи» еще в 1826 году пытался организовать тюремный врач, немец по происхождению Федор Петрович Гаазе, но его ходатайство, где он доказывал удобство такой службы на примере Берлина и Гамбурга, отклонил генерал-губернатор князь Д.В. Голицын. Тогда при каждой полицейской части Москвы имелся свой лекарь, и это посчитали достаточным. Так вот, в начале двадцатого века в нашей берлинской прозектуре установили специальные машины по производству аммиака и соорудили стеклянные перегородки. Теперь каждый мог прийти и в нормальных условиях отыскать пропавшего близкого человека. И постепенно из прозектуры родился Институт судебной медицины, научное и учебное заведение.

Мое знакомство с профессором Прокопом состоялось как раз накануне объединения двух Германий, в 1989 году. Вроде западная демократия уже проложила себе дорогу в Восточном Берлине, функционеры ослабили демагогию, готовилось объединение ГДР и ФРГ, но все равно приходилось предпринимать меры конспирации, приезжал к нему в выходные, рано утром, машину ставил подальше от института, подальше от представительства ФРГ, располагавшегося по соседству, рядом с которым всегда, не стесняясь, дежурили спецмашины ГДР со спецантеннами. А когда мы начинали разговор, то профессор по привычке включал приемник, по привычке открывал кран с холодной водой, прикручивал какую-то свою спецантенну – добавлял шуму, чтобы нас не очень поняли те, которые подслушивали.

К этим мерам Отто Прокоп привык давно, так как никогда не был коммунистом, никогда им не сочувствовал, социализм гэдээровского образца воспринимал с большой долей скептицизма, оставался австрийским подданным и не хотел его лишаться. Родился он в Вене в 1921 году во вполне благополучной семье медиков. В годы Второй мировой войны его забрали на Восточный фронт, где ранили, он вернулся домой, занялся фотографированием, а потом подался в медицину, учился в Бонне, стал доцентом и в 1956 году по приглашению приехал в Восточный Берлин, принял кафедру судебной медицины. Занялся проблемой изучения состава крови, участвовал во многих шумных и спорных судебных разбирательствах, когда требовалось заключение патологоанатома. Читал лекции по психологии преступников, разоблачал различные магические верования, в том числе и оккультные науки, появившиеся в период правления нацистов. Много внимания уделил психическому состоянию фашистского фюрера Гитлера и советского вождя Сталина.

– С точки зрения патологоанатома Гитлер не представляет особого интереса, – говорил мне профессор. – У него все было, как у людей, нормальное здоровье, нормальная психика. Но вот с поведенческой точки зрения, с точки зрения анализа поступков, их мотивации, в частности, развития характера, становления этой личности как всегерманского фюрера представляет большой интерес. Немцы говорят: посеешь поступок, пожнешь характер, посеешь характер, пожнешь судьбу. Это полностью относится к Гитлеру. Он сам запрограммировал себя на величие, на повелевание массами. И следовал этой программе. А ведь никакой особой подпитывающей среды ни в детстве, ни в юности у него не было. Адольф жил в безбедной обстановке, ничем не болел, не считая кори, удаления миндалин и воспаления легких. Интересовался живописью, архитектурой, историей, стремился к одиночеству. Физической работы не любил, ему больше нравилось рассуждать. Отсюда критический склад ума, тяга к аналитике, желание сделать себя умнее заурядного окружения, стремился подняться над толпой, повелевать ею. Он прилежно воевал на фронте Первой мировой войны, был исполнительным, храбрым, лез под пули, ничего не боялся. Его ранили, он получил два Железных креста. Но, вернувшись к мирной жизни, стал критически относиться к тяжелой политической ситуации, к униженному положению немцев. И ему захотелось рассказать о том, как он переживает за них, как готов помочь им. Но не своим трудом, а своим словом. Стал искать виновных за обнищание Германии, за тяжелое положение рабочего класса. И нашел.

А. Гитлер в 1930-е гг.

Ими оказались мировое еврейство и большевики, короче, все социал-демократы, все «красные» – от них все источники несчастий. Для завоевания авторитета это был самый простой выход – обвинить в насущных бедах других. Так внедрилось у него два комплекса – относительно еврейства и большевиков. А когда он познакомился с теориями завоевания жизненного пространства, то его идеология была, по сути, уже сформирована на этих трех достаточно примитивных направлениях. И он от нее уже не отходил.

По свидетельствам других немногих немецких врачей, которых Гитлер допускал к осмотру своего тела в последние годы, со здоровьем у него действительно было все в порядке. И гениталии его были тоже в порядке. Никаких отклонений от нормы. В 1939 году, накануне начала Второй мировой войны, «Гитлер физически был здоров, как лошадь». Это данные из новейшей книги профессора Эрнста Гюнтера Шенка «Пациент Гитлер», в которой он, по сути, проанализировал историю болезни знаменитого диктатора. И при этом обнаружил одну особенность, но не в состоянии организма, а в характере «пациента» – именно ту, которая называется комплексом неполноценности, или, используя современный медицинский термин, патология характера, выражавшаяся в непоколебимой убежденности в своей правоте, в отсутствии критического взгляда на себя со стороны и холодности по отношению к близким людям. Эта холодность, расчетливость, нацеленность на достижение высшей ступени в политической иерархии не позволили ему создать семью, и он никогда в семье не нуждался. Гитлер не был, разумеется, никаким девственником. Дело в другом. Просто Адольф нормальной мужской активности, тем более страсти не проявлял. Почему? Да все потому, что у него, по свидетельствам современников, отсутствовали естественные чувства человеческой любви, то есть глубина сочувствия, нежность, сострадание. Он был хорошо воспитан, он любил церемониал. Но не более того. Формалист, лишенный естественных переживаний, он сам ограничивал себя в естественном стремлении к противоположному полу. К этому стоит добавить, что он никогда не пил, не курил и вообще вел «чистый образ жизни», как святой. Собственно, он и готовил себя к этой роли. Его меню – это чуть подогретые овсяные или картофельные супы, тертые овощи, яйца всмятку, печеные фрукты, соки. И все. Ничего возбуждающего. Никакого мяса. Чистый вегетарианец. Откуда же черпал он свою безумную энергию? Вот это серьезная загадка. Конечно, сказалась неплохая наследственность. Здоровый ребенок от здоровых родителей. Сам он свой отказ от потребления мяса подтверждал следующим логическим доказательством: раз слон – самое крупное и сильное животное в мире – не ест мяса и нисколько от этого не страдает, а наоборот, преуспевает, то и человеку следует воспользоваться опытом этого млекопитающего. Свою интимную жизнь Гитлер старался оберегать от посторонних взглядов. Его тело, как и душа, было надежно скрыто от взоров людей. Его личный врач доктор Морелль сделал все-таки краткое описание обнаженного тела фюрера: «…оно было совершенно белесым, лишенным всякой жизненности. Ясно, что это происходило оттого, что фюрер никогда не открывал его на природе, никогда не подставлял солнечным лучам. Не было на нем и никакой растительности, даже пушок отсутствовал. Кроме того, на правой ноге имелась сильная экзема».

Будучи очень внимательным к своему здоровью, Гитлер, который почти ежедневно беседовал с врачами, обращал внимание на малейшее недомогание, но ни разу не спрашивал совета по вопросам своей интимной жизни. Ну например, он мог бы поинтересоваться, какими противозачаточными средствами ему лучше было бы воспользоваться, как уберечься от нежелательной беременности, как предостеречь Еву Браун от аборта. Ведь в его распоряжении было все: лучшие врачи, лучшее медицинское оборудование. Но таких вопросов он вообще не задает. Полное табу. Государственная тайна.

Но если физическое и психическое здоровье Гитлера проанализировано достаточно глубоко, то психическое состояние его антипода Сталина представляет больший интерес. На эту тему не так уж много исследований. Этот диктатор тоже никого не допускал к своему телу, и мало кто из врачей видел его обнаженным.

– Не будь Сталин диктатором, никого из патологоанатомов он бы не заинтересовал. Ничего необычного ни в его теле, ни в его внешности для врача не было. Левая рука короче на четыре сантиметра и плохо двигалась, кажется, на левой ноге сросшиеся два пальца. Ну что? А вот его внутренний мир, его психология, убеждения, мстительность натуры, мания преследования, конечно, достаточно интересны для детального ознакомления, – уверен Отто Прокоп.

– Если приложить мерки психиатрии к нему, то человеку с такими свойствами ни в коем случае нельзя доверять управление людьми, не говоря уже об управлении страной. Самое лучшее его место – исполнять чьи-то указания в торговой лавке. Все получилось с точностью до наоборот. И результат – человек настойчиво прокладывал себе дорогу к вершине власти, не стесняясь никаких средств и методов. А оказавшись на вершине власти, полностью отдал себя во власть своих пороков, своей искривленной психики, не знал удержу, вымещал на своем окружении свои болезненные наклонности, уничтожал миллионы людей, которые не сделали ему ничего плохого.

Если послушать выступления этих политиков, то, кроме демагогии, лозунговости, в них ничего нет, одни призывы. Но у них была власть. А власть, подкрепленная призывами, это уже всеохватывающая идеология. И раз ничего другого не предлагается, то именно эта идеология и становится жизненно определяющей для всех.

Известный французский врач Гюстав Лe Бон еще в XIX веке в своей нашумевшей книге «Психология масс» отмечал, что простая идея или утверждение, лишенная всякого доказательства, эмоционально вброшенная в толпу, является самым надежным средством для завоевания души масс. Кстати, эти книги были в библиотеках обоих вождей. У психиаторов есть такое утверждение – один идиот легко уговорит тысячу здравомыслящих, но тысяча здравомыслящих не способна уговорить одного идиота.

Ленин, насколько мне известно, делил людей только на три категории – преступников, полезных идиотов и коммунистов. И он был прав. По моим врачебным данным, в Европе примерно один-два процента людей психически неполноценных. Это темные силы, но спокойные. Примерно пять процентов населения – это психопаты, а десять процентов – социопаты. Эти не живут своей личной жизнью, а больше интересуются чужой, подслушивают, подсматривают. Это те, которые с удовольствием ходят на демонстрации, слушают выкрики политиков разного толка. Этим нечем занять себя. Современный культурный слой очень тонок. Под ним скрываются суеверия прошлого, непознанный мир, магия. И в определенный момент эти силы могут выплеснуться наружу. Человечество по мере своего развития накапливает положительный, гуманный опыт. Но не только. Параллельно ему накапливается опыт античеловеческий, антиобщественный. И негативный опыт – от этого никуда не денешься – становится не просто достоянием истории, но может стать питательной средой для новых поколений.