Текст книги "Тайны Берлина"

Автор книги: Михаил Кубеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)

«Germania» вместо Берлина

Гитлер никогда не любил Берлина. И не потому, что он был выходец из провинциального австрийского городка Браунау и долго преодолевал в себе комплексы неудачника художника и архитектора, просто считал, что для имперской столицы, для тысячелетнего рейха этот город не годится. Он слишком серый, хаотичный, нет в нем идеи величия. И когда в открытом синем «Мерседесе» проезжал по древней Унтер-ден-Линден, усаженной липами, и горделивым взмахом руки отвечал на приветствия ликовавшей многотысячной толпы, уже тогда замысливал переделать весь центр города, все улицы преобразить, расширить. Для этого требовалось сперва снести все старое, невзрачное, кайзеровское. В частных разговорах фюрер неоднократно подчеркивал необходимость создать новую столицу. И допускал возможность ее переноса и возведения заново, например, севернее, возле озера Мюрицзее, в районе земли Мекленбург. Он специально пугал своими планами обер-бургомистра Берлина доктора Липперта, который упрямничал и не хотел никаких особых нововведений. Угроза переноса столицы подействовала. Гитлер вполне серьезно говорил, что там, на севере, настоящий нордический климат, в лесах много зверей, сама природа располагает к философскому размышлению об избранности немецкой нации. В 1937 году он вызвал к себе Альберта Шпеера, главного инспектора рейха по архитектуре, и изложил ему свои идеи. И тот отговорил Гитлера от переноса столицы. В районе озера Мюриц, по словам Шпеера, почвы песчаные, они слишком слабы для возведения грандиозных сооружений, кроме того, там много болотистых мест. Нет и хороших подъездных путей. Это все огромные затраты. После долгой беседы Гитлер предложил архитектору сделать свой проект нового Берлина, новой столицы, достойной тысячелетнего рейха, воплощающей в себе идеи величия и дух героической истории, дух немецкой нации, дух предков, дух арийцев. Берлин должен был затмить Париж, Лондон, не говоря о прочих городах. Приезжающих он должен был ошеломлять, подавлять и вызывать неподдельный восторг перед всем немецким. Это будет генеральный план строительства столицы под названием «Germania». А что скажет Липперт? Он уже согласился, к тому же скоро потеряет свой пост. Шпееру предстояло изрядно потрудиться. Задача оказалась непростой. Но в то же время он прекрасно понимал, что основные градостроительные представления фюрера заключались не столько в величии, сколько в простом гигантизме, в высоких колоннах, грандиозных скульптурах воинов, которые отражали идеи его прежних духовных наставников – Ханса Гербигера и Карла Хаусхофера. Первый, в соответствии с видениями Ницше и с вагнеровской мифологией, утверждал, что арийская раса спустилась с гор, она судьбой предназначена для того, чтобы управлять планетой и звездами. Они люди-гиганты. Второй геополитик толковал о необходимости завоевания нового жизненного пространства. Именно у Хаусхофера Гитлер заимствовал так понравившееся ему выражение – «пространство как фактор силы». Этот фактор силы в пространстве и в арийских людях-гигантах предстояло воплотить Шпееру в новом генеральном проекте столицы, названной «Germania», столицы не только Германии, но и Европы и даже всего мира.

К. Хаусхофер

Собственно, выбор на архитектора Шпеера и на посвящение его в тайные планы Гитлера о преобразовании Берлина пал далеко не случайно. Молодой выпускник Берлинского технического университета, которому в 1937 году было всего 32 года, сумел еще в 1934 году поразить воображение Гитлера, организовав масштабное празднование партийного съезда нацистов в Нюрнберге. Причем сделал это с таким размахом и с такой впечатляющей силой, что Гитлер решил проводить такие съезды каждый год. В самом деле, Шпеер впервые в практике массовых празднований применил некоторые впечатляющие новинки. На прежнем летном поле с временными трибунами, откуда люди могли наблюдать взлеты и посадки дирижаблей «Цеппелин», построил крутые трибуны в виде алтаря Пергамона – 450 метров в длину и 27 метров в высоту. Над ними возвышался гигантский орел, державший в лапах свастику, размах его крыльев достигал 33 метра. По периметру трибун были установлены тысячи флагштоков с полотнищами со свастикой. Там же расположились 130 мощнейших прожекторов, взятых напрокат у люфтваффе. Их яркий свет, направленный в небо, создавал магическое зрелище – связи Земли с Небом. Свет прожекторов видели за несколько километров. Гитлер тогда же призвал к себе известного кинорежиссера Лени Рифеншталь и уговорил ее снять полный документальный фильм о параде в Нюрнберге.

А. Шпеер на Нюрнбергском процессе

И Шпеер, имея уже опыт организации массовых мероприятий, в том числе и на берлинском аэродроме «Темпельхоф», где также масштабно, с прожекторами отмечался очередной партийный съезд, активно взялся за работу. Он соорудил макет центра новой столицы, значительно расширил центральную улицу Унтер-ден-Линден, убрал все обветшавшие кайзеровские здания – типа Немецкой оперы, Немецкого музея. Убрал даже Рейхстаг. От центра два широких бульвара вели в аэропорт Темпельхоф, который представлял собой гигантскую скобу, вытянувшуюся на километр и двести метров. Одна из центральных площадей – Кёнигсплатц была перестроена столь масштабно, что была способна вмещать около миллиона немцев, перед которыми Гитлер собирался выступать с зажигательными речами. К площади присоединялся бульвар, длиною около шести километров. По замыслу Шпеера, который тотчас уловил амбициозные устремления фюрера, бульвар был гораздо шире Елисейских Полей в Париже. Название бульвара? Может, не по-французски – бульвар, а по-немецки – проспект Победы? Триумфальную арку тоже решили вознести до небес – на высоту в 120 метров. На стены планировалось нанести имена почти двух миллионов немецких солдат, павших в Первой мировой войне. Венчать арку должен был памятник воину-победителю работы Йозефа Торака, любимого скульптора Гитлера. Постепенно на макете появлялись новые комплексы – рейхсканцелярии, дворца-резиденции фюрера, Главного управления имперской безопасности. Шестикилометровый проспект Победы протянулся до помпезной Адольф-Гитлерплац, где должно было разместиться самое большое здание мира – Зал рейха, или дворец фюрера. Как отмечал в своих «Воспоминаниях» сам Альберт Шпеер, уже в мирное время вышедший из берлинской тюрьмы «Шпандау», купол Зала рейха был настолько велик, что в нем мог многократно уместиться римский собор святого Петра. «Диаметр купола должен был составить двести пятьдесят метров, – писал он. – Под большепролетным перекрытием такого купола на площади в 38 тысяч квадратных метров могли разместиться 150 тысяч слушателей». Рассматривавший макет новой столицы Гитлер остался очень доволен, но все же сказал, что для многомиллионного города зал на 150 тысяч даже маловат. И он категорически не согласился с отсутствием Рейхстага. Рейхстаг обязательно нужен. Он нужен для сравнения. Пусть все видят, каким мелким, ничтожным был кайзеровский Берлин. На осмотр Гитлер пригласил нескольких доверенных лиц из своего окружения, в том числе Геринга, Геббельса и Гиммлера. Что понравилось фюреру, то сразу понравилось его подчиненным. Тогда же была высказана мысль, что столь гигантские сооружения должны привлечь к Берлину миллионы иностранцев. «Не Берлина, – поправил Гитлер, – а столицы тысячелетнего рейха «Germania». Она откроет свои ворота для осмотра таких великих достопримечательностей, которых нет ни у одной столицы мира. Пусть соберутся миллионы, жаждущие увидеть все это великолепие». Высшие должностные лица рейха были уверены в том, что после генеральной реконструкции Берлина и возведения столь циклопических сооружений неминуемо начнется туристический бум. Как подчеркивал Геббельс, этот бум будет очень выгодным для Германии как идеологически, так и экономически. Наглядное зрелище – лучшая пропаганда. И рейхсминистр пропаганды запланировал строительство развлекательного центра для туристов – с гостиницей, казино, варьете и традиционными пивными – бирштубе. Это должно быть самое красивое, самое современное, самое элегантное здание в Европе. Мы должны всех поразить. Проект новой столицы получил горячее одобрение фюрера. Шпеер был доволен. Он угодил вождю немецкой нации и, кто знает, может быть, в дальнейшем вождю европейской или даже мировой нации. Никто не спорил с тем, что теперь обновленный город должен называться не Берлин, a Germania. Правда, до осуществления этих грандиозных замыслов не дошло. Начавшаяся война все отодвинула, на повестке дня появились более животрепещущие вопросы. Когда летом 1940 года Гитлер приехал в захваченный Париж, он вместе со Шпеером осматривал достопримечательности – и Парижскую оперу, и Эйфелеву башню, и Елисейские Поля. «Париж хорош, он не перестает меня восхищать, – заметил фюрер, обращаясь к Шпееру. – Но Берлин должен затмить его. Это ваша задача». Но в войну вовлекались все новые и новые страны, пока наконец Гитлер не напал на Советский Союз в июне 1941 года. Начавшаяся война полностью перечеркнула все архитектурные замыслы Гитлера. От его города «Germania» оставался только макет, некоторое время его хранили в здании имперской канцелярии для показа высоким зарубежным гостям. Потом он перекочевал в архитектурную мастерскую Шпеера, затем на площадь Паризерплац, 3, в Имперское министерство по вооружениям и боеприпасам, которое в 1942 году возглавил сам Альберт Шпеер. Затем этот макет бесследно исчез. И о новой столице «Germania» уже больше никто не вспоминал. Столицу тысячелетнего рейха нещадно бомбили. Ни следа не осталось от здания новой рейхсканцелярии. Были уничтожены и мастерские, в которых Шпеер создавал свои шедевры. Досталось и имперскому Министерству вооружений и боеприпасов. Берлин был основательно разбомблен с воздуха, разбит артиллерией и танками до такой степени, что в нем после мая 1945 года оставалась пригодной всего одна треть зданий. И восстанавливать его начали вовсе не по амбициозным гитлеровским архитектурным планам и замыслам, а с устранения развалин. Зато сегодня туристы могут прогуляться и по Унтер-ден-Линден, увидеть восстановленный Рейхстаг и рядом с ним сохранившуюся Триумфальную арку. Можно прогуляться и по обновленной площади Паризерплац. Правда, сам макет города «Germania» можно увидеть разве что на фотографиях да в кадрах кинохроники. Сегодня Берлин считается одним из красивейших городов Европы, который за послевоенные годы с немалым трудом избавился от нацистского прошлого, от бездушного гигантизма, от всего наследия фюрера и его несбывшегося тысячелетнего рейха.

Выстрел по Нью-Йорку

В конце 1944 года, когда поражение Германии в войне становилось все более очевидным, немецкое командование надеялось только на чудо-оружие. Гитлер из Берлина выезжал редко. Он хотел превратить столицу Третьего рейха в неприступную крепость и ждал, рассчитывал, что его арийские ученые создадут наконец мощнейшую бомбу с урановым зарядом, что ракеты возмездия V-1 и V-2, успешно стартовавшие с пусковых установок во Франции, уничтожат Лондон, приведут к коренному перелому в ходе войны. Но чуда не произошло. Ракеты V-1 с обычными боезарядами летели медленно и низко, их быстро научились сбивать зенитная артиллерия, истребители ПВО Великобритании. Кроме того, неуправляемые ракеты попадали в сети аэростатов. Из 12 000 единиц цели достигли около пятисот.

Вернер фон Браун

Чуть больше трети успеха. Особых разрушений английской метрополии они не причинили. Другое дело – производимые в Нордхаузене, точнее, в подземном лагере Дора, ракеты возмездия V-2. Скорость свыше 1000 метров в секунду, высота полета около 90 километров, заряд примерно тонна – они оказались практически недосягаемы ни для зенитчиков, ни для истребителей, и аэростаты были им не страшны. Как докладывали в бункере Гитлеру, эти ракеты не только причиняли заметные разрушения, но они наводили страх на жителей Лондона. Всего было произведено 450 пусков, город в огне, народ в панике. Но это был отчаянный блеф проигравших. Точность попадания V-2 также оставляла желать лучшего – в районе десяти квадратных километров. Лондон продолжал жить в прежнем режиме и посылал сотни своих самолетов бомбить секретные заводы Германии, чем наносил заметный ущерб военной промышленности. Гитлеру нужна была другая ракета, более мощная и с большим радиусом действия. Один из главных идеологов ракетостроения инженер Вернер фон Браун докладывал, что готов создать такую ракету, нужны материалы, производство, обученные люди. Все собирали по крупицам. И вот после испытаний на Балтике, на секретном ракетном полигоне Пенемюнде, срочным порядком на еще одном секретном объекте – в подземном заводе близ Нордхаухзена, где поточным методом собирали V-2, стали конструировать сверхтяжелую, двухступенчатую ракету, с дальностью полета около пяти тысяч километров. Самое мощное из когда-либо создававшихся на земле оружие устрашения. По расчетам немецких ученых и инженеров, она вполне могла бы достичь Нью-Йорка, и тогда, к радости Гитлера, западные державы поняли бы, с кем имеют дело, и пошли бы на переговоры на условиях нацистов. Мощнейшее ударное оружие было нужно, как воздух. Только оно одно могло остановить стремительное продвижение противника и спасти Германию от неминуемого краха. Министр вооружений и боеприпасов Альберт Шпеер в январе 1945 года ободрял своего шефа: нам бы продержаться один год, убеждал он его, всего один год, и мы закончим разработку. И тогда победа будет за нами. У нас готовится взрывчатка размером со спичечный коробок. Этого количества достаточно, чтобы уничтожить такой город, как Нью-Йорк. Конечно, Альберт Шпеер тоже блефовал. По образованию он был архитектор, а не физик. И до 1942 года занимался в Германии обустройством парадов нацистских полчищ.

И Гитлер был далек от математики. Он мечтал об архитектуре, но стал военным стратегом из непоколебимой жажды создать военизированную Германию и переделать мир по собственному образцу. Они оба хорошо понимали друг друга, когда рассматривали макеты преобразования столицы Третьего рейха, многих других городов. Министром вооружений и боеприпасов Шпеер стал не потому, что в них хорошо разбирался, а потому, что так того хотелось Гитлеру, видевшему в молодом амбициозном архитекторе человека, который готов был безоговорочно служить фюреру на любом поприще. Не будучи глубоко знаком ни с физикой, ни с математикой, Гитлер к исследованиям в сфере изготовления нового оружия массового поражения вначале относился с большой долей скептицизма. Ни в первые годы войны, ни в ее середине арийские ученые и военспецы не смогли доказать своему фюреру, что создаваемое ядерное оружие во много раз мощней обычной авиационной бомбы. Для простого доказательства у них не было достаточно обнадеживающих результатов, ни одного показательного взрыва они не осуществили, все только в лаборатории, все только на бумаге, все только на словах. Поэтому и у самих военных с каждым днем таяла уверенность в том, что такая бомба будет создана и даст обещаемый разрушающий эффект. И все же… И все же, несмотря на недоверие, несмотря на скептицизм руководства и нехватку средств, работы над созданием атомной бомбы велись до последнего дня. Это были, конечно, закрытые работы, строго засекреченные исследования, которые назывались «Урановый проект».

А пока Гитлеру не оставалось ничего другого, как одобрить авантюрный план выстрела сверхтяжелой ракетой по Нью-Йорку. Два немецких разведчика на подводной лодке заранее были посланы в Америку. Их основательно подготовили, соответственно экипировали. Они должны были на высочайшем небоскребе «Эмпайр стэйтс билдинг» установить принимающую антенну. Гитлер нетерпеливо ждал сообщений от своего министра вооружений и боеприпасов Альберта Шпеера. Но военная ситуация менялась слишком быстро, буквально с каждым днем, и не в пользу Германии. Фашистские части упорно сопротивлялись и все же отступали, отступали. Кольцо вокруг Берлина сжималось. Докладывать Шпееру было нечего. Посланных в Нью-Йорк немецких шпионов поймали, ракета так и осталась не собранной в подземной шахте. Красная армия и союзные англо-американские силы готовились к последним сражениям. Гитлер все же не поддавался отчаянию, он никого не желал слушать и не хотел покидать столицу. Почему? Оставалась еще одна надежда. Последний козырь, последний шанс. Он ждал, он был в курсе, что в самом Берлине, в районе Далем, в Институте физики Общества кайзера Вильгельма завершались исследования по изготовлению первой в мире атомной бомбы, взрыв которой мог снести с лица земли целый город. Может быть, успеют?

…Тайну создания фашистской Германией чудо-оружия – ракет и атомных боезарядов – проглядели все: и разведки Советского Союза и Соединенных Штатов. Жестокая и совершенно не нужная чистка кадрового состава советской разведки как в СССР, так и за рубежом, в том числе в самой фашистской Германии, организованная Сталиным, проводимая наркомом Ежовым и продолженная Берией, по сути, ликвидировала важнейшие источники политической и научно-технической информации. Отсюда пробелы, провалы, начиная с игнорирования даты начала войны против СССР. Поэтому никто в Советском Союзе не знал и не мог знать, что после прихода к власти нацистов в 1933 году в военных стратегических планах Гитлера появилась задача создания нового, невиданного летного оружия, способного нести заряды на сотни километров. Одним из инициатором этой идеи был инженер Вернер фон Браун, мечтавший еще в довоенное время совершить полет в космическое пространство. И уже в 1936 году далеко на Балтике, в мало кому известном местечке Пенемюнде началось строительство закрытого от посторонних глаз новейшего ракетного центра. Там в охотничьих угодьях появились стенды и полигоны, на которых испытывались первые ракеты среднего и дальнего действия. Ракеты дальнего действия планировалось использовать в дальнейшем для доставки к цели ядерной начинки. Эта идея зародилась после того, как позднее в Берлине, в районе Далем, в Институте физики немецкие ученые с мировым именем приступили к сверхсекретным исследованиям с ураном, цель которых заключалась в том, чтобы создать то самое взрывчатое вещество, гораздо мощнее тротила, способное на своем многокилометровом пути уничтожить все искусственно возведенные препятствия, не оставляя тысячам военным, мирным жителям ни малейшего шанса на выживание.

В 1938 году ученые Отто Ган и Фриц Штрассман, работавшие в берлинском Институте физики Общества кайзера Вильгельма, который в те годы выполнял роль Национальной академии наук, провели эксперимент – обстреляли ядра урана нейтронами и в результате добились расщепления его ядра. Но определенные выводы сделать толком не смогли. Не хватало знаний, не хватало общения с учеными-смежниками. Дело в том, что все другие ученые, не арийского происхождения, а точнее, евреи, после прихода к власти нацистов были вынуждены покинуть Германию. Кстати, в двадцатые годы этот самый институт возглавлял Альберт Энштейн, но он к тому времени давно обосновался в США. Политизация ученой среды, обрыв контактов с другой частью ученого мира пагубно сказались на результатах экспериментов, на выводах. Во всяком случае, приходилось учиться на собственных ошибках, приходилось затрачивать больше времени на эксперименты. Конечно, полученные Ганом и Штрассманом результаты эксперимента были вполне обнадеживающи. Им обоим было хорошо известно, что деление каждого ядра сопровождается выбросом огромного количества энергии. По подсчетам, в одном килограмме урана энергии имелось столько, что ее хватило бы, чтобы заменить собой целый железнодорожный состав с каменным углем. Другими словами, можно получить такое количество энергии, которое в 300 миллионов раз превышает количество энергии, затраченной на расщепление. В это же время еще два немецких физика из Гамбурга – Пауль Хартек и Вильгельм Грот – отправили в Берлин подробный отчет, в котором указывали на принципиальную возможность получения на основе данной цепной реакции нового высокоэффективного взрывчатого вещества. Их вывод гласил – та страна, которая сумеет овладеть секретами ядерной физики, приобретет абсолютное превосходство над другими. Отчет поступил в научный отдел Управления армейских вооружений, лег на стол Курта Дибнера, ученого-физика, занимавшегося в свое время в разных институтах Германии вопросами расщепления атомного ядра. Его заключение было однозначным – идея перспективна, для получения позитивных результатов необходимы практические испытания. И с его легкой руки под Берлином, в местечке Куммерсдорф, возник полигон для сооружения ядерного реактора, или, как его называли в то время, ядерного котла. К реализации проекта были привлечены и другие немецкие ученые, в частности, сам директор Института физики Общества кайзера Вильгельма, лауреат Нобелевской премии 1932 года Вернер Гейзенберг, известный радиохимик Отго Ган, один из основоположников квантовой механики Карл Фридрих фон Вайцзеккер и многие, многие другие. Уже на совещании ученых и военспецов, которое состоялось в сентябре 1939 года в Управлении армейского вооружения, было принято решение полностью засекретить все работы, имеющие прямое или косвенное отношение к «Урановому проекту». Военное ведомство обещало всяческую поддержку исследованиям и выделение нужных средств. Так, в Третьем рейхе ядерная тематика из сферы научных экспериментов переместилась в сферу приоритетного военного направления, имеющего одну цель – разрушительную и уничтожительную. Уже в начале 1940 года ученым берлинского Института физики Общества кайзера Вильгельма удалось теоретически рассчитать порядок величины массы ядерного заряда, необходимой для успешного осуществления ядерного взрыва, – от 10 кг до 100 кг. В Куммерсдорфе заработала та самая полупромышленная установка по разделению изотопов урана (в истории немецкого атомного проекта ее называют установкой Клузиуса – Диккеля) и начались опыты по выработке редкого изотопа урана-235. Как известно, для создания атомного заряда нужны хорошая теоретическая база и соответствующая этому уровню развитая промышленность. У немецких ученых все это имелось в наличии. Для начала им необходимо было достать несколько тонн металлического урана и тяжелой воды, которая требовалась в качестве замедлителя цепной реакции. С ураном проблем не возникло. После захвата в 1938 году Чехословакии немцы в свое распоряжение получили урановые рудники Яхимовского месторождения, там издавна велись разработки урана на промышленной основе. Из добываемого сырья делались огнеупорные краски для керамических изделий. Дополнительно 1200 тонн готового рудного концентрата окиси урана, без малого половину его мирового запаса, немцы получили при захвате Бельгии в 1940 году. К тому же, созданный под Берлином в конце 1940 года завод фирмы «Ауэргезельшафт» стал производить необходимый металлический уран. Проблемы возникли только с тяжелой водой. В Германии она не производилась. Ее добывали только в Норвегии. Следовательно, надо было взять ее там, тем более что Норвегия была уже оккупирована и находилась под контролем германских властей. Завод по производству тяжелой воды действовал недалеко от города Рьюкан, в 180 километров к западу от Осло. Тяжелую воду добывали путем электролиза на гидроэлектростанции, принадлежавшей норвежской фирме «Норскгидро». Процесс этот был не простой, энергетически затратный. Для получения одного литра тяжелой воды требовалось 6700 литров обычной воды. Использовалась же тяжелая вода для сельскохозяйственных нужд, для выработки удобрений. Собственно, ни для чего другого она больше не годилась. Приготовления к транспортировке тяжелой воды велись в строжайшем секрете и под многократной охраной. Немцы торопились. К этому их подталкивал изменившийся ход войны. В 1940 году немецкие ученые не смогли достичь сколько-нибудь впечатляющих результатов. Неудачным оказался эксперимент с установкой Клузиуса – Диккеля. Ни одного грамма урана-235 на ней получить так и не смогли. В начале 1941 года ученые вынуждены были признать, что добиться разделения изотопов урана таким способом едва ли возможно. Еще одна неудача постигла их при эксплуатации опытной реакторной установки. Все попытки «включить» реактор, заставить его работать и производить необходимый уран не привели к эффективному размножению нейтронов. В алюминиевом цилиндре, заполненном окисью урана, так и не возникла цепная реакция. Анализ ошибок также не привел к правильному решению. Между тем начинался 1942 год, который не сулил больших побед немецкой армии. Молниеносного разгрома Красной армии не произошло, Москву захватить не удалось, фронт отодвинулся на запад. Полевые генералы требовали от Гитлера дополнительно техники и 800 тысяч человек. Шпеер, уже будучи министром вооружений и военной промышленности, не соглашался. Не мог он оторвать от заводов и фабрик такое количество людей. Экономические советники внушали Гитлеру мысль о том, что Германия не сможет продолжить войну, если не получит кавказской нефти, а также пшеницы и руды. Немецкая разведка докладывала, что заводы русских на Урале и в других местах производят в месяц по 600–700 танков. Это сообщение вызвало приступ ярости у главнокомандующего. Необходимо было найти какое-то неадекватное решение, чтобы переломить ход войны, чтобы остановить русских. В начале июня 1942 года Альберт Шпеер снова провел в Берлине закрытое расширенное совещание по «Урановому проекту». В нем приняли участие все перечисленные выше ученые и представители немецкого военного командования. На совещании рассматривались вопросы завершения экспериментальных работ по «Урановому проекту», сроки создания ядерного оружия, его мощность, место и масштабы применения. С основным докладом выступил Вернер Гейзенберг, который сообщил, что итоги проведенных экспериментов показали, что в качестве замедлителя цепной реакции должна послужить тяжелая вода. Но для того, чтобы в урановом котле проходила непрерывная цепная реакция и были созданы условия для получения объема необходимого заряда, требуются как минимум десять тонн металлического урана и пять тонн тяжелой воды. При наличии всех этих компонентов срок изготовления ядерной бомбы – от двух максимум до пяти лет. О результатах проведенного совещания, о возможности создания нового уранового оружия доложили фюреру. На некоторое время он успокоился. По распоряжению немецких оккупационных властей на норвежской гидростанции под Рьюканом в срочном порядке стали увеличивать производство тяжелой воды. Этот факт не остался незамеченным для борцов Сопротивления, противников гитлеровского режима в Норвегии. Тяжелая вода в таком количестве немцам требовалась явно не для удобрений. Тогда для чего? По тайным каналам норвежские подпольщики о своих подозрениях сообщили представителям английской и американской разведки, доложили об активизации фашистов на гидроэлектростанции. Далее эти сведения ушли в Лондон и затем в Вашингтон. В столицах обоих антигитлеровских государств проанализировали ситуацию и пришли к выводу – Гитлер собирается создать атомное оружие и тяжелая вода нужна ему для замедления ядерной реакции.

Король Пруссии Фридрих Вильгельм I Гогенцоллерн

Янтарная комната

Дворец Шарлоттенбург

Конная статуя Фридриха Великого

Медведи – символы города на Унтер-ден-Линден

Квадрига на Бранденбургских воротах

Раскрашенный бюст египетской царицы Нефертити

Остров музеев

Рейхстаг

Место, где стояло здание гестапо

Улица 17 июня

КПП «Чарли»

Фрагмент Берлинской стены за Бранденбургскими воротами

Музей под открытым небом – сторожевая вышка у Берлинской стены

Каждый может унести кусочек Берлинской стены на память

365-метровая телебашня

Ученые из США и Советского Союза имели смутное представление о том, на каком этапе находятся работы по созданию смертоносного чудо-оружия, атомной бомбы, никто толком не знал, в каком ведомстве она разрабатывалась. Тем не менее полученные сведения свидетельствовали – немцы избрали путь создания оружия массового поражения, значит, необходимо срочно предпринимать меры по уничтожению имевшегося в Норвегии завода по производству тяжелой воды. Предложенных способов было два – либо разгромить, разбомбить с воздуха резервуары, либо направить туда группу диверсантов со взрывчаткой. Точечное попадание с воздуха представлялось делом сложным, поэтому остановились на втором варианте. К сожалению, вылетевшие в Норвегию английские диверсанты на двух планерах, буксировавшихся двумя бомбардировщиками, не смогли выполнить возложенную на них задачу – помешали погодные условия. Часть из них погибли при посадке, другая часть были захвачены в плен фашистами и расстреляна. Но, несмотря на неудачу, операцию решили повторить. Только теперь в сообщники привлекли норвежских борцов Сопротивления. В феврале 1943 года в норвежских горах Хардангервилда сбросили группу английских парашютистов. Их ждали местные партизаны. Не будем останавливаться на всех тех сложностях, которые приходилось им преодолевать. Этой группе удалось подложить взрывчатку и взорвать и сам завод и резервуары с тяжелой водой. Группа сумела без потерь уйти к шведской границе, где она оказалась в безопасности.

Сообщение о взрыве завода вызвало в Берлине переполох. Ученые забили тревогу – если не будет тяжелой воды, не будет атомной бомбы. Завод надо восстанавливать во чтобы то ни стало. И его принялись восстанавливать. Охрану увеличили многократно. Теперь тяжелую воду транспортировали морем. Но и здесь норвежские партизаны старались мешать, чем могли, о своих наблюдениях за передвижением немецких морских транспортов они сообщали англичанам. Те высылали самолеты, и с воздуха начиналось бомбометание. Но тяжелая вода все же поступала в Берлин, в реакторе продолжалась бомбардировка нейтронами. Только результаты по-прежнему оставались неутешительными. Не останавливались на достигнутом и англичане. В ноябре 1944 года они предприняли массированный налет 140 «летающих крепостей» на завод возле Рьюкана и, по сути, разбомбили его весь. О его восстановлении не могло быть и речи. Тяжелая вода перестала поступать в Берлин. Но немцам даже при получении необходимого количества тяжелой воды не удалось бы создать атомную бомбу. Как позднее выяснили американские ученые не без участия захваченных в плен немецких ученых и инженеров, для замедления нейтронов вместо тяжелой воды следовало использовать графит. И тогда опыты были бы успешными, тогда работы значительно ускорились бы. Немецким ученым просто не хватило времени, а обилие ошибок только отодвигало от них заветную цель. Гитлер так и не дождался сообщений из Далема о создании атомной бомбы. Весной у ворот Берлина стояла Красная армия, и следовало думать о демонтаже оборудования, о перевозе его в горы, о создании тайников для укрытия наиболее ценных агрегатов, установок, всей научной документации, а ее объем был огромен.