Текст книги "Звоночек 2 (СИ)"

Автор книги: Михаил Маришин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 29 страниц)

Эпизод 3

Последующие дни работы съезда убедили меня, что простых решений в этой жизни не бывает и я, влезая в политику, занялся явно не своим делом. Отчётные доклады Центральной Контрольной Комиссии по внутренним делам и делегации ВКП(б) при Исполкоме Коминтерна по внешнеполитической ситуации показали всю наивность моих оценок реальности и, что самое неприятное, отсутствие понятия о самой теории Марксизма. Я-то по простоте душевной полагал, что раз Коммунизм – это нечто хорошее и есть наука, которая это обосновывает, значит СССР просто должен служить наглядным примером, который рано или поздно убедит всех в правильности выбранного пути. Кто ж знал, что этот Марксизм всего лишь теория революции! А по этой теории для революции должна созреть ситуация? А она оказывается, ещё далеко не созрела, по взглядам коммунистов, сейчас чем хуже дела в стане капитализма – тем лучше. Проиграли выборы в Германии и компартия загнана в подполье? Так это хорошо! Вот хлебнут фашизма – вмиг откажутся от социал-демократической ереси! А новая мировая война неминуема как необходимое условие мировой революции. Хуже чем во время войны и быть не может! А на СССР, оказывается, нападать себе дороже, потому, как поднимется на борьбу против буржуазии пролетариат капиталистических стран. И хоть кол им на голове теши! Ибо обратное сказали Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Одним словом – спорить бесполезно. И глупо.

– Ну, здравствуй, племянник, – поймал меня после вынесения резолюции о работе делегации при ИККИ "дядющка", нарком лёгкой промышленности Исидор Любимов, который тоже оказался в числе депутатов съезда. Я видел издалека и раньше, но на контакт не шёл, не зная как оправдать то, что давно не навещал и стесняясь своего нынешнего положения. Раньше, казалось мне, когда я был преуспевающим конструктором моторов, я был для него более выгоден, чем сейчас. Подумаешь – лейтенант НКВД. Невелика птица, хоть и депутат.

– Что же ты меня подводишь? Меня ж так и из наркомов выгонят! Мало того, что хуже чем в моём наркомате дела только в Наркомземе, так ещё и ты со своими замечаниями! И ещё кому?! Сталину! Голова-то у тебя есть? Ворошилов тоже подходил, жаловался на тебя. Что молчишь? Посоветуй что-нибудь, как нам из этой ямы выбираться, а то ни мне, ни тебе мало не покажется.

– Оправдываться не буду. Сам знаю что дурак. Но, при этом, я прав! – упрямства мне не занимать, – Другому бы не сказал, а тебе скажу! Не созреет в Германии революционная ситуация никогда! Пока наши танки в Берлин не въедут.

– Тихо ты! Люди вокруг! – шикнул на меня, округлив глаза, родственник – Я, конечно, тебя в открытую критиковать не буду. Себе дороже. Но и ты, давай, помалкивай. Как-нибудь поговорим об этом между собой. А другим слышать ни к чему!

– А о том, как тебе, товарищ нарком, на плаву продержаться, совет дам. – Перешёл я от вопроса "Кто виноват?" к более существенному "Что делать?" – Судя по реакции Сталина на мои слова о параллельной системе, ждёт нас ещё и эта кампания. Вот тут-то тебе и надо быть в первых рядах!

– Не глупее тебя. Больше скажу – вопрос о параллельной системе, считай, решённый. Съезд должен утвердить и утвердит, в этом не сомневаюсь.

– Ну и хорошо, по крайней мере, о гранёных стаканах в полкило весом больше не услышим, – подколол я Исидора Евстигнеевича.

– Всё-то тебе шуточки. Знаешь что? Сейчас у нас времени нет, а после съезда, давай, заезжай ко мне. Заодно и о делах поговорим, подумаем, как наше положение выправить.

Отказаться от такого предложения мне было решительно невозможно, но запас времени, чтобы подготовиться к разговору оставался. Открытие, что стекольная промышленность, оказывается, находится в ведении "дядюшки", не давало мне покоя. Ведь это и оптика и стекловолокно! А ещё отсюда можно было перебросить мостик через оргстекло к химии. Вот где возможностей непочатый край! Осталось только выудить из головы хоть какую-то информацию по этой теме и преподнести её надлежащим образом.

Эпизод 4

В последующие дни работы съезда я вёл себя тише воды, только помечая для себя, как мне казалось, наиболее значимые факты. Доклады Молотова и Куйбышева по плану второй пятилетки и прения по ним проходили в атмосфере неимоверного энтузиазма. Кажется, для делегатов съезда невыполнимых задач вообще не существовало. К 37-му году, первоначально, намечался рост производства в 200–300 процентов, при годовом приросте в 19 процентов. Но, благодаря Орджоникидзе и Исидору Любимову, которым расхлёбывать кашу предстояло в первую очередь, в конце-концов, согласились на годовой прирост в 16 процентов.

Планом строительства предусматривалось введение в строй сотен новых заводов, среди которых я особо отметил, прежде всего, автомобильные и моторные. Фактически, автомобильную промышленность предполагалось больше чем удвоить. К уже идущей реконструкции ЗИЛа до 100 тысяч машин в год, ГАЗа до 300 тысяч и ЯГАЗа до 25 тысяч, наметили постройку дублёров. Завод в Сталинграде, дублёр ГАЗа, в кооперации с тракторным, должен иметь мощность в 100 тысяч новых 2,5-тонных машин, Уфимский дублёр ЗИЛа с Уфимским же моторным заводом также рассчитывался на 100 тысяч, но уже 6-тонных грузовиков, наконец, Самарский автозавод должен был дать ещё 25 тысяч 10-15-тонных машин. Обо всех этих заводах, разве что за исключением Уфимского моторного, который, правда, специализировался на авиадвигателях, я и слыхом не слыхивал в "моей" реальности и оставалось только гадать, есть ли в планах доля моей "вины" или события идут своим чередом.

Следующим моментом, который касался меня напрямую, были планы строительства Орского тепловозного завода на 500 магистральных локомотивов в год. При этом особо подчёркивалось, что дизеля к ним надо ещё создать. Соответственно, они были внесены в план дизелестроения.

Кроме того, в связи с успешным применением самосвалов "Кировец" на строительстве Беломорканала, намечалось освоение и расширение производства тяжёлой карьерной и строительной техники на базе мощных дизелей. Отсюда вытекали и планы по открытой разработке железорудных месторождений, в первую очередь в Карелии, поближе к Ленинграду, расширения строительства водных путей, в частности, Днепр-Ловать и Волга-Дон. Это тянуло за собой повышенную потребность в речных судах, для которых были нужны всё те же дизеля.

И уж, само собой, стопроцентный переход к концу пятилетки на параллельную систему в промышленности, который должен был развить денежное обращение, оптимизировать аппарат управления, снизить себестоимость и повысить качество продукции. За это пункт, как водится, и высказывались и голосовали "единогласно за", а вот как оно на деле будет. Примечательно, что сельское хозяйство осталось "за кадром". Там принимался принцип добровольности. Видимо, ЦК рассудило здраво, что ещё одной крутой встряски крестьянство может и не выдержать или решило обрабатывать общество "по частям", оставив колхозников на третью пятилетку.

Неприятным сюрпризом стала речь Тухачевского, хотя, говорил он, в целом, здравые вещи о производстве вооружения для армии. Настораживал сам факт присутствия "красного Наполеона", о котором я в прошлой жизни слышал мало хорошего, на съезде. Наведя справки, я узнал, что командарм, буквально накануне, возглавил управление вооружений. Видимо, перестановки, начавшиеся с ГАУ, позволили ему вырваться из захолустного Туркестанского округа обратно в Москву.

В последние дни работы съезда ко мне по очереди, с похожими предложениями, подошли Берия и Киров. Оба предсказывали мне скорые проблемы по партийной линии и предлагали, чтобы их избежать, перебраться в Тифлис и Ленинград соответственно, обещая создать идеальные условия для конструкторской деятельности и не поминать старого. Довод, что я нахожусь на службе в наркомате внутренних дел, их нисколько не смущал. Наоборот, оба в голос заявили, что Ежов сейчас будет рад-радёшенек от меня отделаться. Подумав, я принял нелёгкое решение остаться в Москве, не желая удаляться от эпицентра возможных событий, которые могли потребовать моего непосредственного вмешательства. Как всегда, извечная надежда на "авось" побуждает нас совершать весьма рискованные поступки.

9-го февраля 1934 года все депутаты съезда были приглашены на военный парад, специально организованный в честь такого важного события. Не скрою, мне было приятно, что в нём принимали участие только «Московские» варианты Т-26, а также самоходки СУ-5. Дело медленно, но верно, движется в нужном направлении.

Наконец, 10-го февраля, приняв все резолюции и решив оргвопросы, после заключительной речи Калинина, съезд закончил свою работу банкетом, на котором я благоразумно не стал светиться, выгадав себе дополнительно половину дня отдыха.

Эпизод 5

11 февраля выпало как раз на воскресенье, законный выходной день. Пятидневная рабочая неделя с разворотом индустриализации давно уже канула в прошлое и страна перешла на нормальный календарь.

Утро формально ещё не закончилось, натикало только половина десятого, а у меня дома уже раздался телефонный звонок Исидора Любимова, который напомнил мне о своём приглашении и настойчиво рекомендовал прямо сейчас, прихватив жену с детьми, поспешить к нему в гости. Пока собирались, пока добирались трамваями-автобусами, ведь машину мне пока так и не вернули, прошло больше двух часов и в знакомый "пентхаус" над наркоматом лёгкой промышленности мы заявились почти к двенадцати.

Большая семья наркома, во главе с его супругой, была в разгаре занятий по терапии семейных отношений. Проще говоря, они дружно, всем колхозом, лепили пельмени. Мало того, тут же, за большим кухонным столом, с перепачканными мукой руками, присутствовал сам начальник Морских Сил РККА Кожанов, тоже со всем семейством.

Надо ли говорить, что нас с Полиной и Петей тут же приставили к делу? Но, конечно, самый большой ажиотаж, особенно среди женской половины, вызвала дочь, которой не исполнилось ещё и годика.

– Ой, кто это? Ой, чьи это глазки? А как нас зовут? – сыпалось со всех сторон.

– Папа Викторией назвал, говорит, в честь будущей победы, – ответила Полина, усаживая дочку на высокий детский стульчик, будто специально приготовленный семьёй наркома.

Пока раскатывали тесто, вырезали стаканами кружки-заготовки, лепили пельмени и выносили их в лотках на мороз, время за неторопливой беседой летело незаметно. Рассказывали о жизни, с тех пор как не виделись, обсуждали любые темы за исключением политики. То же самое продолжилось и за обедом, несмотря на выпитую под пельмени водку. Я, конечно, не строил иллюзий и понимал, что главный разговор впереди, смущало только присутствие Кожанова. "Внутрисемейное" дело принимало какой-то непонятный оборот.

– Девочки, мы вас оставим, – поднялся из-за стола Исидор Евстигнеевич, – нам, мужчинам, необходимо о делах поговорить. Прошу ко мне в кабинет.

– Исидор, ты либо водку оставь, либо закуски возьми, – тут же "построила" наркома супруга. – И не напивайтесь там!

– Мы аккуратно, – успокаивающе ответил хозяин. – А пару рюмок – так это для лучшего взаимопонимания.

Наша троица уединилась в кабинете. Исидор Любимов, на правах хозяина, начал разговор.

– Семён, ты не удивляйся, что я пригласил Ивана Кузьмича. Просто я и он – единственные заинтересованные в тебе люди, готовые вытаскивать тебя из неприятностей, несмотря на все твои выкрутасы. Больше за тебя никто не вступится. А врагов у тебя теперь – хоть отбавляй. Особенно в наркомате обороны. Но сначала объясни мне, пожалуйста, какого чёрта ты полез на съезде выступать? Отметиться хотел? Прокукарекал – а там хоть не рассветай?

– Плохо же ты обо мне думаешь, Исидор Евстигнеевич, – алкоголь уже подействовал и я не смог скрыть откровенную обиду. – Думаешь мне как-нибудь на болтовне подняться нужно? Наверх вылезти? Отметиться? Да в гробу я всё это видел! Своих целей никогда не скрывал и везде и всем об этом говорю! Программа у меня простая – победить в войне! Победить не более чем за четыре года так, чтоб потерять не более 27 миллионов убитыми и не дать немцам пройти дальше Ленинграда, Москвы и Сталинграда!

– Однако, – крякнул Кожанов. – Не слишком ли?

– В 1812 году тоже не верили, что Москва сгорит!

– Ну, положим. Есть у тебя такой вывих в мозгу. А на съезде-то ты что говорил? Зачем? – продолжал настаивать Исидор Любимов.

– Да проще пареной репы! Нацисты считают людьми только себя! Мы для них – недочеловеки-полускоты! Они даже наших женщин насиловать побрезгуют! Вот я и хочу, чтобы в мире каждая собака знала, что СССР – страна людей! Чтобы мы сами себя людьми, людьми с большой буквы считали! Чтобы каждая фашистская сволочь с самого начала знала, с кем связалась! Вот какая нам идеология нужна! Так мы свой народ сплотим и подорвём моральную основу фашизма! А это победа! Победа в умах людей! Вот о чём я хотел сказать! А эти все ваши наукообразные социализмы-коммунизмы, вечные стройки непонятно чего – просто ерунда. За них никто сражаться не будет. И никаких восстаний рабочих в тылу буржуазных армий вы тоже не дождётесь!

– Похоже, прав был товарищ Ворошилов, когда говорил, что тебя из партии гнать надо, – задумчиво констатировал Кожанов. – Ты себе отчёт отдаёшь, что это почти что контрреволюционная пропаганда?

– Пропаганда – это когда всем об этом говоришь. А у нас дискуссия на идеологические темы, – съязвил я.

– Следователю так и скажешь? – не остался в долгу Кожанов.

– А вы меня сдадите?

– Слушай, если бы я раньше знал, что ты такой контрик – сам бы придушил. Честное слово! Только теперь, после того как я полгода тебе КБ выбивал и ручался за тебя, ты меня за собой потянешь. Хочешь победы? Так не трепись, о чём не понимаешь. И коммунизм не трогай! Занимайся своими дизелями! А то рассуждать он взялся! Всех нас под монастырь подведёшь!

– Да, понял уже сам. Только больно мне видеть, как наша партия страной управляет, будто ребёнок за рулём автомобиля. Что крутить и куда нажимать – это соображаем. А, как и почему всё работает – не понимаем. Орджоникидзе на съезде что сказал? "Россию всегда били за отсталость!" Монголы, немцы, французы. А то, что всеми битая за отсталость Россия – величайшая страна мира? Это он не заметил? Как так получилось, если нас все били? О чём это говорит? О том, что наркомтяжмаш не понимает, в какой стране живёт! Марксизм это ваш тоже! Революция! Революция случилась в крестьянской стране! Причём здесь марксизм? Россия – не Англия или Германия! Вообще, "по Марксу" никакой коммунизм построить принципиально невозможно!

– Это интересно почему? – теперь очередь обижаться наступила для Исидора Любимова.

– Да это очевидно! Вот был феодализм, ему на смену пришёл капитализм. По Марксу это естественный ход вещей, но не важно. Что самое главное изменилось? Система ценностей! При сословной системе всё основывалось на долге, обязанности, чести. При капитализме важны только материальные ценности. Всё продаётся и всё покупается. Именно новая система ценностей разложила "благородное" сословие и обусловила потерю им власти. А теперь взглянем на Марксов коммунизм. Как там? От каждого по способности, каждому по потребности. О чём здесь речь? Всё о тех же материальных ценностях! Деньги, товар, шмотьё, колбаса! Один сплошной материализм! Вот и получается, что марксизм на капиталистической системе ценностей основан. Пытаться строить коммунизм на таком фундаменте – всё равно, что с шулером в карты играть! Нам сейчас дадут втянуться, построить экономику, а потом просто обдерут как липку, прибрав всё к рукам. Как вы это не понимаете!?

– Положим, отнять у нас теперь что-то слишком накладно выйдет, – не согласился Кожанов, – кровью умоются.

– Да ладно! Красной Армии до соответствия требованиям будущей войны, как до Китая… гм, пешком! Да и этого может не потребоваться. Всего-то надо верхушку партии разложить, приучив к красивой жизни. Всегда же хочется большего! Вот и у тебя, Исидор Евстигнеевич, квартирка ничего. Конечно, не царские хоромы. Процесс, как говорится, идёт. Да вы хоть дело ОГПУ посмотрите, как у нас красиво жить хотят некоторые.

– Не в бровь, а в глаз! А, товарищ Любимов-старший? – ухмыльнулся мореман.

– У тебя тоже, небось, дачка на берегу Чёрного моря не из последних… – не остался в долгу нарком.

– Ладно, хватит! Так мы, чёрт его знает, до чего договоримся! – Исидор Евстигнеевич сердито встал со стула и, подойдя к столу, принялся разливать беленькую по рюмкам. – Тебя, Семён, мы выслушали, но никому больше такого не говори. Мне, положим, тоже не всё в нашей партии нравится, но плетью обуха не перешибить. Может, со временем, что-то и удастся сделать. Но не сейчас. А сейчас ты сделаешь вот что. Завтра пойдёшь к себе в наркомат и возьмёшь отпуск. Там же тебе дадут и путёвку в санаторий. Поедешь в Вену, к доктору Нордену, отдохнёшь месяцок, нервы подлечишь. Я сам, когда торгпредом в Германии был, ездил к нему с супругой, очень, скажу тебе, доволен. А здесь, тем временем, страсти поутихнут, всё забудется, будешь ты спокойно строить свои моторы. В общем, пересидеть тебе надо. Подальше от Москвы.

– А как же работа? У меня КБ в стадии организации! Вот и товарищ Кожанов с меня не слезает! А нарком Ежов? Да и как я Полину с грудной за границу потащу?

– Не тараторь! Подождут дизеля месяц. А то и без них, и без тебя, и без голов останемся. С Ежовым всё договорено уже, ему тоже лишние неприятности ни к чему. И поедешь один.

– Почему это?

– А это, чтобы дурных мыслей не возникло.

– Не доверяете, стало быть?

– А как тебе доверять, когда у тебя такая дурь в голове? Не знаешь, что ты в следующий день выкинешь!

– Да мне вся эта политика вообще – по барабану! И никуда я не просился – ни в партию, ни в депутаты! Нечего меня провоцировать, тогда и накладок таких не будет. У меня по технике забот – хоть отбавляй. Задумок – полный вагон, а времени всё охватить – просто нет. Тут пахать и пахать! Спасибо, хоть с КБ помогли.

– Помнишь, какие сроки ты мне сам обозначил? Уложишься? – перевёл разговор на производственную тему Кожанов. – А то ЦАГИ, считай, уже работу по корпусу нового катера завершило. "Люрссен" в плане гидродинамики недостатки имел, править пришлось, да и в железнодорожный габарит не вписывался. Мы так решили, что опытный катер будем строить в Москве, чтоб все работы были в одном месте сосредоточены.

– Врать не хочу, боюсь не успеть. Я, когда обещал, на нормальное КБ рассчитывал. Привык уже к хорошему, когда и опыт кое-какой и методики есть. А теперь рассчитывать приходится на людей в общем-то случайных, которых ещё самих учить нужно. ГУЛАГ работает, все инженеры, считай, уже к делу приставлены по другим направлениям. Хорошо хоть Акимова с Беломорканала, где он автоколонной "Кировцев" заведовал, с боем удалось вытащить. Заместителем моим по науке будет. Остальных я лейтенанту Косову приказал набирать из людей, хоть какое-то отношение к точным наукам имевших. Вроде репрессированных преподавателей ВУЗов, студентов, командиров – артиллеристов и моряков "из бывших". Запрашиваем сколько можем, но пока их всех ко мне этапируют – месяца два-три пройдёт. Размещаем их пока в бараках Дмитлага в Нагатино, но ГУЛАГ эти помещения передаёт МССЗ для размещения рабочих. Так что с весны будем обживаться в запретной зоне, на острове, который получился, когда Перервинскую гидросистему строили. Там уже и своя электростанция имеется. Так что, оптимистично, дизеля ближе к концу года будут.

– А пока, Семён Петрович, от тебя одни неприятности, – с досадой подвёл итог главком.

– Зато потом флоту нормальные корабли, на которых воевать можно, дадим. К тому же, я вообще инженерный центр задумал, который не только моторы будет выдавать. В первую очередь, хочу миномётную линию продолжить системами крупного калибра. Только в ГАУ теперь не сунешься – вмиг зарежут. Может, посодействуете? Скажем в целях вооружения речных мониторов?

– Пока, – Кожанов особо подчеркнул это слово, – сделать ничего нельзя. Вооружение для меня всё через ГАУ идёт. Но, разделение наркоматов, в связи с ростом военно-морского хозяйства и строительством новых кораблей – дело уже решённое. Там подумаю, хотя и не вижу, как эти недопушки могут пригодиться нам.

– Иван Кузьмич! – осенила меня очередная сверхценная идея. – А те части, что Батум и Поти обороняли, батальоны моряков, что с ними стало?

– Расформировали, само собой. А тебе зачем?

– Как это зачем!? Ведь это морская пехота!

– Ну и что?

– Как это что!? На флот ведь самое грамотное пополнение идёт?

– Положим, так.

– И командиры с боевым опытом теперь у вас есть?

– Они и раньше были. Я, если хочешь знать, десантными силами Волжской флотилии в Гражданскую командовал. А в Энзелийской операции целой морской десантной дивизией.

Вот это удача! Адмирал-морпех!

– Своё невысокое мнение о состоянии РККА я не скрываю. Если флот будет иметь свою пехоту, а фактически армию в миниатюре, с артиллерией, танками, сапёрами, разведкой, которая комплектуется самым лучшим составом, который, к тому же служит дольше, можно будет создать образцовые части, полностью соответствующие требованиям будущей войны! И не на словах, а на деле, утереть нос товарищу Ворошилову! Пусть тогда догоняет, пусть подтягивает весь свой наркомат, чтобы не позориться. Вспомните, как царь Пётр завёл сначала только два потешных полка, а потом, на них равняясь, абсолютно новую армию!

Главком морских сил неожиданно расхохотался, буквально до слёз.

– Знаешь, товарищ Любимов, был я тебе благодарен за ту историю с броневагоном, хорошего человека ты тогда выручил. С зенитками ты тоже молодец, ради дела рисковал. На съезде я начал, было, в тебе сомневаться. Но теперь точно вижу, что ты ни о чём, кроме войны думать не можешь! – чуть успокоившись, пояснил Кожанов. – Насчёт морской пехоты обещаю подумать. Для меня, сам понимаешь, лишние хлопоты.

– Отлично, я настаиваю, чтобы части готовились и вооружались по моей системе. Пока в отпуске буду, набросаю план.

– Не много на себя берёшь?

– Я за это денег не прошу, на добровольных началах. Но, хочу заметить, что всё, что я в военных вопросах ещё ни разу не ошибся!

– Какие твои годы, ещё наломаешь дров, – отшутился Иван Кузьмич, – но почитаю, если понравится – сделаем по-твоему.

– Мужчины! – раздался из-за дверей голос хозяйки. – Вы там скоро? Идите уже чай пить!

– Ну, что ж, будем считать наш заговор состоявшимся. Давайте по последней, перед чаем, говорят, даже нищим наливают, – подвёл итог разговора Исидор Любимов.

– Какой заговор? – опешил я. – Зачем?

– А ты не понял? Я, знаешь ли, с Михаилом Васильевичем Фрунзе всю гражданскую прошёл. Не разлей вода. А умер товарищ Фрунзе при странных, прямо скажу обстоятельствах. И сел на его место ни кто иной, как незабвенный Клим. И мне не нравится, что Ворошилов с наследием лучшего моего друга творит. Иван Кузьмич тоже нашего поля ягода, больно не по душе некоторым, что он на флоте безграничным авторитетом пользуется. Вот и выходит, что нужно нам всем Клима подвинуть. За это и выпьем!

Вот те раз! Намыливался я Сталина от заговора спасать, а теперь, выходит, сам заговорщик! Наболтал столько уже, что не соскочить. Да и незачем. Помощи, как мне сказали, я ни от кого не дождусь. И не надо никаких иллюзий питать. Ворошилов – человек Сталина железно! Удар по Ворошилову – удар по Сталину. Но это сейчас, а потом, в войну, обошлись как-то без красного конника. Почти.