Текст книги "Армейская пора (СИ)"
Автор книги: Михаил Леккор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Ты даешь! – криво улыбнулась Маша, – совсем заблудился в этой самой ГДР. У нас, между прочим, в стране и в Удмуртии перестройка. Марисов снят и отправлен на пенсию. Горбачев направил нам нового первого секретаря – Петра Семеновича Грищенко, что б ему весело было на том свете.
Грищенко в Удмуртии, как и его протеже в стране, начал снимать все и все. У нас в команде, кроме отца, сняты все его заместители, даже по администртивно-технической работе. Меня оставили, потому что я на декрете. Понял хоть?
– Естественно, понял, – невесело засмеялся от нехороших новостей я, – так соскучился, каждый сантиметр глазами прощупал, увидел, что талия хоть не очень, но пополнела.
– Хоть бы поздравил, – упрекнула она, – а то хожу, как на партийном собрании, все дела и дела, никто не говорит, что я женщина.
– Э-э? – сделал вид, что не понял я, потом как бы сдался, нехотя сказал: – ладно, поздравляю себя, что жена забеременела. Хватит, Маша?
– Да ты… – чуть не захлебнулась она, не зная, то ли горевать, то ли смеяться от моих слов, – ты-то тут причем, наглый такой!
– Позвольте, позвольте, – запротестовал я шутя, – вот рождение ребенка, это, преимущественно, заслуга женщины. Мужчины тут заслуга второстепенная. Но зачатие – тут доля, я считаю, равная.
– А? – подумала она, помолчала, нехотя призналась, – может быть, – продолжила рассказывать: – так вот, почему я знаю, что меня невозможно снять? Этот свин уже попытался снять меня с должности, сначала сам, потом при помощи Грищенко.
– Ого, – поразился я накалу страстей, – и как ты отбилась?
– Да как, – причмокнула жена, сказала специально простонародно, – обнакновенно. Написала в ЦК, пожаловалась, что беременную женщину, чей муж в армии на действительной службе. Оттуда и позвонили, чтобы отстали. Но работать в Удмуртии я уже не смогу, если только не в деревенскую школу. Поехали к тебе в Зуру?
На счет работы и жизни в моем селе, Маша, естественно, мягко шутила. Ей, горожанке в каком-то там поколении деревенский быт был категорически противопоказан. Да и как-то это выходило как капитуляция только непонятно за что и неизвестно как.
Грищенко я не очень-то привечал. Ненавидеть его было не за что, любить тоже. Типичный застойный бюрократ провинции, волей случая вознесенный на пост главы региона. В прошлой жизни я с ним никак не связывался. Хотелось верить, что и нынче не стану встречаться.
Так, что же рассматривать текущие дела, то я и раньше видел необходимость связываться с какой-либо сильной системой, в которой развивается биатлон. Правда, ЦСКА в этом списке был в конце. Ну а почему бы и нет?
– Давай, Маша, поговорим о будущем. Делать нам, также как и отцу, в значит и матери тоже, в Удмуртии уже нечего. За своих родителей я не беспокоюсь, простые крестьяне, им терять нечего, а здесь уже не сталинские времена. А так, и надо и тянет в Москву. Как ты на это смотришь?
Мария энергично кивнула. Мол, я согласна, а как еще. Собственно, я так понимаю, весь этот спич она произнесла с одной келью – убедить меня уехать из нашего региона. Зачем же она, ха, будет, против. Это меня надо сдвигать.
Ну да, я знаю свои недостатки. И самый из них главный, по родителям, – домосед ужасный, шпалой не сдвигаемый. Но я это знаю и всемерно с этим борюсь. Главное, чтобы женщина, в данном случае, жена Маша, привела не бестолковые женские эмоции.
Ведь от этого я, наоборот, интуитивно, начинаю бороться, и фиг ты меня сдвинешь. А вот если ты сумеешь показать логичные доводы, что для женщин очень трудно, но возможно, если поднапрячься, то сделаю!
Однако, здорово. Нет, я, разумеется, понимал, что мой переезд в Вологду, в спортроту, чья главная специфика как раз составляла лыжный спорт, изменит мое будущее. Но предполагал, что ограничит армейским отрезком, не более.
А оказалось, что дома у меня больше не существует, работа и квартира лишь представляется. И мой переезд на русский Север знаменует новый этап во всей жизни, хотелось бы верить, долгой и плодотворной.
Тогда моя поездка в Ижевск, некогда вообще не предполагаемая, а потом обозначенная, как сугубо второстепенная, проявилась вдруг яркими, сочными красками. Мне надо там выступить и желательно победоносно. Пусть возможные командиры из Вологодской спортроты и даже, если повезет, функционеры из ЦСКА, увидят мои потенциальные способности. А там будет видно.
Выехали из Москвы мы, по возможности, скоро. И это оказалось аж теперешний вечер. Ничего не поделаешь, время, как обычно, определялось не нашими хотелками, а будущими событиями, где главным было соревнования «Ижевская винтовка».
И наиболее важными свершениями из подготавливаемых стали мои разговоры с московским сотрудником из главного штаба ЦСКА. Это, кстати, оказался уже мой знакомый, не то, чтобы сильный, но все-таки, – Максим Ярославович Катеревич, бывший ответственный сотрудник спорткомитета СССР, сегодня «перековавшийся» в работника ЦСКА. Это все нормально для меня. Значительные изменения перестройки по сравнению с застоем и почти никакие, если сопоставлять с 1990-ми годами.
Максим Ярославович уже видел мои достоинства. Формально не многие, ведь я участвовал лишь в одном состязании союзного уровня, две золотые медали и мировой рекорд. Зато какой потенциал – готовый профессиональный спортсмен молодого возраста. Его уже надо готовить с рисками и крупными вложениями, обучение окончилось, возможности выявились. Осталось лишь перетянуть меня на свою сторону.
А вот в этом было много опасностей. В XXIвеке, когда западные технологии уже внедрятся в наше Отечество, такие переговоры станут сравнительно легкими, были бы деньги и возможности. Сейчас еще было внове и даже спортсмен выглядел не как субъект купли-продажи, а как идеологическая сторона, которую почему-то надо было агитировать в пользу мирового коммунизма. А ведь деньги у них были, и у ЦСКА в целом и в распоряжении Катеревича в частности. И не только советские рубли, но и деньги. Армейцы имели богатый спортивный клуб, и были готовы вложить их в обмен на спортивные успехи и, в конечном итоге новые деньги.
Но это я из XXI века видел все это так легко и просто. Советские граждане конца 1980-х годов (точнее 1988 года) испытывали психологическую ломку и ожидали этого же от спортсмена Ломаева, которому было всего лишь 18 лет.
Откуда тот же Катеревич мог знать, что этот якобы юный, но очень талантливый человечек на самом деле был гораздо старше его (в два с лишним раза), был в курсе всего этого и психологически был давно готов, что его банально купят.
Не знал, а потому мялся и давился, что информацией, что деньгами, которых было неприлично много – около десяти тысяч рублей (предлагаемый аванс). Но самое главное, как я понимал, было не то, что я как бы не был готов, а то, что сам Максим Ярославович еще дошел до предполагаемых кондиций.
Я ему только сочувствовал, трудно перейти одним махом с позиции советского чиновника до мироощущения западного бизнесмена. А потому ждал.
Дело ведь не в добрых эмоциях, а в том, что оный чиновник неправильно поймет и прости-прощай! Благо времени оказывалось еще много, поезд, в зависимости от железнодорожного ранга, все равно шел около суток (плюс несколько часов). Так что Катеревич пил вначале чай, потом мы пообедали в вагоне–ресторане, за его счет, естественно. А потом он наглухо насел на бутылку армянского коньяка в своем купе. Моя Мария Александровна, устав от обольщений своего мужа, меня, то есть, не слезала от своего плацкартного места, что меня очень даже устраивало.
Пока он ожирался и опивался, я потихоньку выдавливал из него нужную от меня информацию. Сам-то я четко знал, чего хотел. Но в любых переговорах, как и в любовных отношениях, есть две стороны, и в конечном отношении, итоговый результат зависит не только от того, что я хотел, но и от того, что мне могли предложить.
Итак, Я, по возможности, мог:
Участвовать в первую очередь на советских и мировых соревнованиях, в том числе на последних коммерческого уровня. Разумеется, завоевывая золотые медали или, хотя бы, призовые места. Завоевывая, таким образом, для ЦСКА почет, славу, деньги и материальные бенефициарии.
Я мог войти в штаты Советской Армии и стать офицером. Последнее не обязательно, тот же Катеревич, работая в ЦСКА, оставался штатским. Но мне было все же быть офицером, причем не только на время действительно службы, но и вообще. Армия, это такой социальный институт, который нужен будет всегда.
Я хотел за это:
Регулярно получать за это сначала рубли, а потом и деньги. При этом я собирался скромничать. Уже в конце 1980-х, и, конечно, в 1990-е деньги активно стали перетекать от государства к населению и нечего тут таять от государства, я не воровать собирался, а зарабатывать и платить с этого налоги.
Как проговорился пьяненький Катеревич, от меня хотели:
получить заявление о поступлении в штаты Советской Армии, причем звание дать, но только, если я получу высшее образование;
активно участвовать в соревнованиях советского и мирового уровня, обязательно завоевывая золотые медали. Много и регулярно – вот наш девиз (дословное выражение самого Катеревича).
Мне могли дать:
московскую прописку (при СССР Москва имела фактически закрытый характер);
квартиру в Москве (их еще распределяли, но совершенно свободно не продавали);
зарплата – от десяти до пятидесяти рублей.
Чет как-то… для Зевса мало, для быка просто нельзя. Я к тому, что для российского спортсмена уже в начале 1990-х годов первые для условия стали совершенно не нужные, так как ограничения эти просто исчезли. А деньги, гм, пятьдесят тысяч постепенно стали ничем.
Для советского же гражданина образца 1988 года – это просто кабзец какой-то, подобные условия даже не поймут и не примут.
Единственно, что меня полностью устроило – это общее направление. Идеологии нет совсем, просто и невзыскательно о текущем: я – им, они – мне. Главное – влиться в армейскую обойму и получить офицерское звание. А договоры, судя по всему, будут переписываться еще не раз.
Утром, солнце ласково и радостно сияло только мне. Маша, как беременная, переживала токсикоз – неприятный, но обязательный этап любой женщины в этом положении. Максим же Ярославович, ха, переживал острый кризис под названием похмелье. Что делать, за все надо платить. И чем больше ты радовался вчера, тем больше станешь горевать сегодня.
Катеревич банально хотел замахнуть рюмку оставшегося коньяка, но я отговорил. Такая борьба с похмельем означала бы очередную пьянку, а нам это надо? Заварил наш чай, и мы попили втроем (Катеревич с изрядной долей коньяка, которая, впрочем, сильно не пьянила).
К концу чаепития настроение стало хорошим уже у всех троих и я решил, что надо продолжать переговоры, но теперь уже с моей активной стороной.
– Максим Ярославович, – сказал я, любезно улыбаясь, – в целом, мне нравится все, но я надеюсь, что ваша организация поможет мне преодолеть некоторые мелкие трудности.
– Конечно, – сказал тот, попивая чай с коньяком, хотя я заметил, что глаза его забегали. Зря, для ЦСКА с его-то возможностями это действительно мелочь.
– Первое, я бы хотел, чтобы в спортроте для меня упор делался не на шагистику, а на тренировки.
– Ах это, – облегченно сказал он, – все будет сделано, – и вообще, в зависимости от ваших успехов, вы станете практически штатским человеком.
– Второе, я бы хотел поступить и заочно учится в один из Вологодских вузов. А лучше, если можно, в Московском.
– Сделаем, – лишь махнул Катеревич. Для него в самом деле это был пустяк, на который он и не собирал обращать особое внимание.
– И, третье, самое главное, вы говорили о прописке и квартире для меня. А нельзя ли это сделать для моей жены и ее родителей?
– Александр Петрович? – оживился Катеревич, – решил тоже переехать в столицу?
– Да вот, все-таки возраст уже, – неопределенно сказала Маша.
– Можно! – великодушно согласился Максим Ярославович, – такая практика перевода хороших провинциальных тренеров в столицу проводится регулярно.
– Я со своей стороны, обязуюсь постоянно получать лишь высокие результаты. И турнир «Ижевская винтовка» будет в этом ряду первом, – сказал я довольно важно, – я еду побеждать!
Глава 23
В Ижевск мы приехали где-то днем и немного потолкались. Вообще же, командировочных солдат было положено отправлять в казармы. Но это правило было не жестким и соблюдалось не строго. Поэтому Катеревич с легкостью сумел отправить меня в ведомственную гостиницу.
– В принципе военнослужащие спортроты и, тем более, ЦСКА только отмечаются в городской комендатуре, в дальнейшем они самостоятельны. Ты просто еще не оформлен официально и не замечаешь надлежащих документов. Но приказ Министерства Обороны уже есть, поэтому я и провел тебя легко
В гостинице я тоже лишь показался, отметил командировку, обозначил, где меня можно найти, если что и улепетнул. Гостиничные работники даже и не моргнули глазом. Молодое же дело, по девкам или в загул, что ему мешать?
А я, между прочим, пошел домой, к родной жене. Да и то, не на долго ли? Нет, не за жену испугался. Маша, выйдя поздно за меня замуж, и не думала уйти. а вот то, что квартиру у нас усвистнут, это, пожалуйста. Дали вне очереди, трехкомнатную махину на двух человек, как ни на есть по блату.
Главный тренер Кирилл Леонидович Кабысдох (вот фамилия привалила!) буквально недавно попытался было инициировать процесс прихватизации. Мол, народ требует, и даже гумагу какую-то налепил. Но Машенька, умница, записалась на прием к первому секретарю Петру Семеновичу Грищенко и предупредила, что снова будет жаловаться в Москву, в ЦК.
Все доводы были налицо и на фоне «народной демократии» обком, наверняка бы, проиграл. А самое главное, заметно пошатнулись позиции Свмого – генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева. Тут уж не до жира, быть бы живу.
И когда Кабысдох, ловко сманеврировав, предложил поменять трехкомнатную квартиру на Удмуртской на маленькое двухкомнатное жилище в многоквартирном доме где-то на окраине, Грищенко уже не решился. Тем более, это Кабысдох все пытался свести счеты с прежним главным тренером, а ему он никак не останавливался.
Я же, приехав в Ижевск, начал разыгрывать свою бюрократическую игру – сходил на прием к П. С. Грищенко, передал ему официальную бумагу от клуба ЦСКА о сохранении жилья за спортсменом армейского спортивного общества мастера спорта международного класса О. Н. Ломаева.
Проблема эта появилась не вдруг, но ни в ГДР, ни в Москве я ею и не думал решать (эх!), а вот в Ижевске спохватился. Ладно, был ответственный работник ЦСКА небезвестный Максим Ярославович Катеревич. Он объяснил мне, что с учетом моего отъезда с семьей жены не только не имеет смысла бороться за жилье в Ижевске, но и вредно – можно остаться без московской квартиры.
Но официальную бумагу он все же дал с текстом и своей подписью. Солидный документ! Грищенко и дрогнул перед ним и передо мной – именитым, не смотря ни на что, спортсменом в форме сержанта, типичным удмуртом с хорошо подвешенным языком. Пока трехкомнатная квартира останется за семьей Ломаевых. А потом посмотрим. Скоро наступят «черные 1990-е» и кто еще у кого отберет!
На фоне этого пришел я наше или теперь уже чужое, к главтренеру Кабысдоху. Этот любитель половить рыбку в мутной водице, типичный легкоатлет в отставке – некогда худощавый, стройный, раньше с шикарной шевелюрой, а ныне с не менее роскошной лысиной – оказался большим любителем словоблудства – когда по отдельности слов много и они хорошие, а в конце посмотришь, так ничего хорошего.
Если он и думал сбить меня с мысли и смять, то он здорово ошибся. Кабысдох призвал меня, спортсменов общества и весь миллионный народ сплотиться вокруг славной коммунистической партии в борьбе с разными ненужными льготами и прихлебателями, имея вроде бы меня. Даже цитатку одну вставил другого словоблуда – Горбачева.
Ха, в ответ я сказал, что весь многомиллионный советский народ, все прогрессивное человечество борется с гадами – бюрократами и недалек тот день, когда эти лизоблюды и фарисеи отправятся, наконец, работать, а не лясы точить.
Такой разворот Кабысдоху явно не понравился и он попытался идти другим путем – грубо и нагло на меня наорать, указав, что я здесь больше не работаю и не имею права здесь появляться.
Выход был, в принципе, ловкий – или я не выдержу и уйду отсюда в слезах. Или, что более вероятно, учитывая мой солдатский статус, я полезу в драку. И тут уже не важно, кто победит. Если суд решит, а это почти на 100% я, то и приговор будет соответственный.
Ну да, если бы был 18-летний пацан, точно бы полез. Но старик 70 лет с копейками только про себя посмеялся и отметил, что перед нами типичный бюрократический оскал бюрократа, когда он не прикрыт лепестками словоблудия. И пока я выполняю свой священный долг перед Отчизной с автоматом в руках, бюрократ Кабысдох, нарушая закон, увольняет меня и выбрасывает мое имущество.
Короче говоря, этому болтуна я вначале развел «на-поговорить», а потом еще и изрядно напугал.
А в конце он попытался мне отомстить и объявил, что на текущие соревнования «Ижевская винтовка» он меня не допускает по… этическим причинам.
Опять же молодец… бармалей. Более чем уверен, если бы я покаялся и лег под него (фигурально выражаясь, конечно), он бы переменил свои взгляды и допустил. Все-таки, я был самым лучшим спортсменом, как потом оказалось. А ему ведь еще надо отчитываться, а там на одном из словоблудии не ускачешь.
Но я и там его обскакал, сказав, что он меня и так уволил (не совсем, правда, из общества я сам уволился в связи с уходом в армию) и там перешел в ЦСКА (а вот это чистейшая правда, сами знаете). И в этом статусе буду участвовать в этом состязании.
С тем и ушел, прекрасно понимая, что бестолковку я переспорил, но сюда мне лучше не приходить.
Зашел к тестю и теще. Чуть не ахнул. И Александр Петрович, и Анастасия Васильевна сильно сдали, за несколько месяцев превратившись из крепких и красивых немолодых людей в больных стариков. Видимо они будут из того поколения, которому не пережить СССР.
Разговорился с ними, но разговор лишь укрепил мое мнение. Они почему-то решили, что Горбачев скоро уйдет (партия не выдержит и переизберет) и 1990-е годы пройдут под знаком восстановления социализма. Бедные Пушины, знали бы они, что будет в действительности – черные 1990-е годы!
Под влиянием постзнания впервые надавил на старого Пушина, ну и на его жену Анастасию Васильевну. Рассказал, что в армию при частичной помощи вашей дочери Маши перешел в общество ЦСКА. И не удивительно, ведь в Москве мы встретились Максима Ярославовича Катеревича. А сейчас он в Ижевске.
Александр Петрович вначале обрадовался, а потом заметно скис. Не хочется быть просителем, – понял я.
Ну впрочем, не буду больше давить, вдруг еще сломается. Договорил дальше:
– И в связи с этим нам с Маше рано или поздно придется уехать в Москву. Помогите Маше, мне придется много ездить по стране, уже сказали. Будет одна в чужом городе, потом рожать, А?
Видимо, я принял правильный тон, старики ожили. Они снова нужны и снова надо делать что-то нужное.
Не хорошо, конечно, так напропалую врать. Но это лучше, чем так по черному жить. И вернулся домой к жене. Хоть там все по-доброму.
На следующий день прошел на официальный прием под флагом ЦСКА. От этой военно-спортивной организации один был старый знакомый – Максим Ярославович Катеревич. А вот один оказался совершенно незнакомым, но, по крайней мере, для меня очень важным – офицер ВОЛСР и мой тренер. Старший лейтенант Эдгар Герасимович Иванов.
Как и полагалось быть вежливому человеку, Максим Ярославович для начала представил Иванову меня, а потом мне Иванова. Заодно показал, кто сколько весит на бюрократических весах. Я такой картине не удивился, итак знал, что сержант был легче старшего лейтенанта.
Интересно другое – Иванов, несмотря на фамилию, все-таки этнически оказался немцем. Не зря он таковым мне показался. Впрочем, говорили уже о другом.
Мне представилось очень неприятно, но до спортроты в Вологде мои документы не дошли. То есть дошли, но потом сразу же делопроизводитель оной с какого-то перепоя (⁈) их посеял. Так чтовызову из Вологды я был полностью обязан Катеревичу. Вот ведь как!
В спортроте же обо мне узнали на уровне есть такой паренек, он не низок, не высок. Этого, естественно, им было мало и они уже собирались отправить вторичный запрос, не отвалятся же у сержанта Ломаева руки от новой отправки документов, но тут вмешалась Москва.
И вот Иванов, который был не просто офицером ВОЛСР, но и комроты по строевой части оной, сегодня интересовался мной со снисходительной улыбкой.
Не часто в роте, а точнее никогда, не принимали личный состав в штат. И мы, конечно, верим вышестоящему командованию, но вы хотя бы показали какие-нибудь документы.
Иванов так высказался, а потом держал свою улыбку еще целую минуту. До тех пор пока я не вытащил заверенные документы. Они лежали у меня в кармане шинели, положенные туда еще в ГДР и о забывчивости там оставленные. А теперь вот наступил и их черед.
Когда геноссе Иванов увидел копии удостоверения мастера спорта международного класса, грамот золотых медалей, рекордсмена мирового уровня, то на его лице снисходительная улыбка сменилась растерянной мимикой (на короткое время), а потом философской задумчивостью. Однако же, интересный у них оказался юнец.
После этого переговоры быстро перестроились на деловой лад. Иванов, кстати, тоже был мастер спорта, но обычный, а международный класс у них был в роте в количестве 1 (один) штук. То есть, я не хочу сказать, что таких спортсменов в России было мало, но не молодых же лыжников.
В общем, посмотрел офицер мои документы и уже не кидал снисходительные взгляды на мою юную удмуртскую рожу.
– Эдгар Герасимович, – между тем продолжил Катеревич, – именно исходя из этих результатов, мы и настояли на отправке сержанта Ломаева в вашу роту. А теперь еще предлагаем включить в команду ЦСКА на эти соревнования. Как вы?
Иванов еще раз вдумчиво посмотрел на удостоверение мастера спорта международного класса, потом на молодого сержанта, сидящего напротив него. По-видимому, у него не совмещались шаблоны.
Мастер спорта международного спорта среди лыжников обычно рисуется, как минимум, представительным мужчиной, уже в годах. А тут откровенный 18-летний паренек. Поневоле возникает вопрос – его ли это документы?
Однако и не верить, а, тем более, возражать солидному человеку свыше не было никакого представления.
Ну и как всегда делается в этом случае взрослыми людьми, Эдгар Герасимович постарался встать на обе стороны. С одной стороны, он четко согласился с Катеревичем:
– Несомненно, Максим Ярославович, отказывать золотому призеру этому же турниру «Ижевской винтовки» будет довольно дурным поступком.
А потом сразу же отыграл назад, предложив проверить сержанта Ломаева. И ведь даже не обидишься. Иванов – тренер выставленной команды и как раз ему проверять ее спортсменов.
Поэтому я даже ничуть не усомнился, только спросил, есть ли у них комплект свободных лыж, и если нет, могу ли бегать на своих.
Иванов, не раздумывая, кивнул. Впрочем, я не сомневался, что под каким-нибудь поводом он и сам проверит и узнает, проверяли ли их судьи. Я даже мысленно одобрительно кивнул, простаки здесь надолго не задерживаются.
Катеревич тоже спросил, но уже о своем, о девичьем. Как спортивного чиновника его интересовало, что если решен вопрос об участии Ломаева, то, может быть, подписать договор о членстве его в ЦСКА, раз уж есть спортсмен, есть тренер и есть представитель администрации?
Я не возражал, нюансы все были рассмотрены, надо лишь не щелкать клювом при подписании. Иванов тоже был согласен. Собственно, формально он вообще был не причем, его фамилия там отсутствовала. Но подписание договора автоматически делала меня его подчиненным. И если он этого не желал, то или говорил об этом, или сам отказывался.
Чиновник вытащил на стол три идентичных экземпляра – для меня, для тренера для уведомления и для клуба. Я бегло проглядел, вроде б все нюансы отображены и подписал все три. Подпись главы клуба уже была (факсимиле). Все, договор вступил в силу.
Тут же, как говорится, не отходя от кассы, Катеревич выдал мне положенные авансовые деньги. Можешь работать, Олег Николаевич!
Сами соревнования должны были начаться третьего дня, посему Иванов, не откладывая, сказал мне о послеобеденной тренировке.
Надо было проверить имеющийся инвентарь, надо было осмотреть спортивный костюм, наконец, стоило отдать наличные деньги благоверной, хотя направо и налево не пропиваю. Вроде бы уже не XVIIIвек, когда сто рублей медных денег весили аж шесть пудов, и все же. Опять же, еще дореволюционная традиция, отдавать все наличные деньги жене за пазуху.
А и ладно. Экономно пообедал, все же лыжный экзамен сегодня, а иначе я эту тренировку и оценивал. Отдал большую часть денег, оставив невеликую горстку. Маша аж обалдела от этого.
– А ты вовремя, поездка в ГДР изрядно подорвала семейный бюджет, – призналась она и потребовала: – давай, колись, откуда такая прорва денег. В армии накопил?
Я улыбнулся:
– Ты попробуй, посчитай, как накопить с солдатских копеек тысячи?
Маша, не отвечая, продолжала вопросительно буравить меня. Мол, сказал А, так говори уж и Б, что мучаешь, бестолковщина⁈
Действительно, какого черта мучаю. Свободно признался, еще и пожал плечами, дескать, сама бы догадалась:
– Подписал договор с ЦСКА и получил денежный аванс. Теперь надо плотно работать, чтобы аванс не оставался лишь авансом.
Жена благодарно погладила меня по голове. Несмотря на слабую товарную обеспеченность рубля и ускоряющуюся к концу 1980-х годов, деньги оставались деньгами, и жить без них было хуже, чем со слабыми ими. Спохватилась:
– Ты же во время действительной службы и так обязан работать на них, если не хочешь плац топтать между делом, откуда такая небывалая щедрость.
Эк тебя женщина понесло. А вообще, сама бы логически подумала или хочешь, чтобы похвастался? Так это мы пожалуйста:
– Срочная служба идет, как ты знаешь, всего лишь два года. А потом я могу обидется и демонстративно хлопнуть дверью. Так что здесь, главным образом, оценка меня, как возможный потенциал = будет толк или не будет. Видимо, посчитали, что будет. И в спортроту вытащили и долгосрочный договор дали. И даже денежек сразу отсыпали. Откуда, какая мораль, Мария Александровна?
– Какая же? – улыбнулась жена моим рассуждениям. Ничего я тебя еще смогу поразить. Смотри:
– Ты должна родить!
– Я-то тут причем! – реально удивилась она.
– Смотри, – предложил я, – ты не рожаешь, я в печали. В таком случае я не выигрываю. Так что рожай ребенка, помогай ЦСКА!
– Да ну тебя! – она в шутку толкнула меня к двери. Ну я и пошел. Означенные в перечне дела сделал, пообедал, чем еще дома заниматься.
Занимались мы при доме отдыха, небольшого и в середине недели пустоватый. Перестройка уже подходила к логическому концу и сфере быта потихоньку разрешали подрабатывать. Правда, как-то неуверенно и с постоянными реверсами. Ну, вот спортивное общество ЦСКА сумела арендовать легко и сравнительно недорого, не пришлось снова идти на поклон местным организациям. Поехали и эх!
Команда была сравнительно небольшой – четыре спортсмена, семь человек административных и технических человек и, разумеется, Максим Ярославович Катеревич. Сумел ведь устроиться человек, как высоко залез в лестнице менеджмента. Впрочем, я, пусть и рядовой от спорта, но уже известный. Коллеги мои по команде, хоть и в большинстве офицеры, но встретили меня спокойно и добродушно.
А я чего, я все же лишь бегу по лыжне!
Глава 24
Наш тренер, а по совместительству старший лейтенант Эдгар Герасимович (именно так, офицер и тренер – профессии довольно разные, хотя кому как) первое задание дал на ноги, – в принципе, разминочное. Надо было пройти два километра за энное количество минут.
Здесь ведь какая бяка – можно израсходовать все силы и пройти гораздо больше. Только никакого бонуса это не дает, а впереди еще другие задания, которые надо пройти, иначе можно получить хороший минус и нерасположение тренера. А это в любом случае плохо – хоть ты рядовой – срочник, хоть офицер и являешься, по сути, профессиональным спортсменом.
Но прошли. Я оказался где-то в середине. Старички шли даже с ленцой. Правда, по расходу сил это не очень-то помогало – изматывались так же. Уже потом я выяснил, что упражнения давались, в общем-то, одинаковые – на скорость, на силу, на ловкость, но с постоянно изменяемым вектором, что заставляло напрягаться и тело, и мозг.
А вот мне нравилось. Я как раз не мог принять в лыжной гонке одного – тело работает, а мозг скучает до обалдения. А тут, наконец, они стали работать гармонично. Лепота!
Прошли другие задания со своей спецификой, мне они тоже понравились. А Иванов молодец, умеет увлечь своих спортсменов. Хотя это еще зависит от остальных. Мне понравилось, хотя ведь кому как.
Большинству, как я понял, методика Иванова (немца, как они его называли) понравилась как-то не очень. Один из них, горячий «кавказец» по фамилии Мишин во время передышки, когда тренер куда-то отошел, даже обвинил меня в лукавстве и полез со мной в драку. Другие, правда, его перехватили, усовестили.
Я пожал плечами. Побить меня он вряд ли бы смог. И хотя драка – это не самый лучший способ налаживания отношений, но, как я понял, они не Вологодской роты и мы будем вместе лишь некоторое время. Что тогда воду молоть в ступе?
Потом провели окончательный этап – лыжная гонка на двадцатикилометровую дистанцию. Одна из намеченных на турнире, она еще не была предназначена никому, так что каждый мог предполагать, что это его настоящая гонка в будущем.
Что же, в отличие от учебных упражнений, все было как бы по-настоящему, и мои коллеги по команде выкладывались на полную силу. И все стало ясно и им, и мне. Я пришел первым, причем с большим отрывом. То ли по молодости лет, то ли от того, что это была родимая трасса, но сразу стало видно, кто будет лидер, кто останется на подхвате, а кто вообще попадет в резерв. Последним, кстати, стал Мишин. Чувствовал, что ли, и поэтому горячился?
Такой итог оказался неожиданным не только для спортсменов, но и для тренера Иванова. Его предупреждал Максим Ярославович Катеревич о моих выдающихся возможностях, но чтобы так легко опередить команду ЦСКА, одну из передовых, между прочим, спортивных обществ в СССР!
А меня как-то взяло зло. Все во мне видят юнца и пытаются учить или, хотя бы, бить. Вот на таком-то кураже я сразу и ушел от остальных, а затем все только увеличивал разрыв, словно за мной гнались все фурии ада.
