Текст книги "Армейская пора (СИ)"
Автор книги: Михаил Леккор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Зря он так говорит, будто не знает, что просьба начальника означает приказ вдвойне. Назаров, постаравшись спрятаться от маршала авиации, сурово глянул, как распорядился, дескать, только попробуй, откажись.
Ага, я что дурак безпонтовый? Ща! Естественно согласился, только потом втайне попросил начальника учебного центра выдать мне знакомый уже автомат. А то мало ли чего.
В тир мы вошли уже всей ротой (третьей). Тут я даже и не знал, кого жалеть. Показывал солдатам и приказывал им командир роты капитан Гришин, полковник Назаров как бы ничего не делал, но на самом деле все контролировал. Оба офицеры привычно выполняли свои должностные обязанности.
Солдаты всяко не жаловались – поход в тир им заменяли на очередной кросс под предлогом, что после присяги им можно и пострелять. Правда, пока только посмотрели. Стреляли же деды и, барабанная дробь, скромный я.
А вот маршал авиации Кожедуб просто расцвел, увидев подготовку к стрельбе. Не зря в интернете XXIвеке писали, что он был мастером стрельбы из авиационного оружия. Ну, видимо, и из стрелкового тоже.
Сначала стреляли деды. Вот ведь бестолковые. Если бы я точно не знал, а командовал ими старшина роты, то решил, что это новобранцы, так они неумело и плохо стреляли. И подумаешь, что присутствует Кожедуб, что теперь, просраться им, что ли?
Слабенькую троечку я бы им все-таки поставил. А вот значки «отличный снайпер» отобрал бы. Это мое, сугубо личное мнение, ибо noblesse oblige.
Сам я ничего страшного не чувствовал. Более того, накануне, кажется, было хуже. А теперь, ха, просто смещено.
Вышел на огневую позицию, спросил у Ивана Никитовича, как стрелять. Кожедуб удивился, но потом решил, что пусть будет так, как мне легче.
Ну, это как хочется. Встал стоя, пояснив, что так одежда в тире не марается. Приложил автомат к плечу и начал стрелять. Оружие же знакомое, мишени не кривлялись, послушно выдвигали под прицел. Вполне время оставалось, чтобы объяснять тактику современной стрельбы из автомата. Оказывается, маршал авиации вообще ее не знал. Что же делать, по профессии он авиатор, личное оружие Пистолет Макарова.
Вот так и провел процесс – стрелял и говорил, потом говорил и стрелял, пока вогнал в мишень все десять пуль. Объявил о конце стрельба.
Иван Никитович Кожедуб отнесся ко мне скептически. Нет, специалист вычислительной техники еще может быть еще хорош, но вот как солдат и стрелок, ох… Очень уж ты, молодой человек, наглы до обалдения.
Это он ко мне говорил, когда старослужащий, ха, Чирков, ходил за мишенью. Кожедуб попросил Назарова, тот велел Малову, а уж тот приказал незабвенному Чиркову.
Тот, разумеется, не дал мне увидеть мишень хоть краешком глаза. Так и стоял и страдал от любопытства. И ведь самое главное, что? Главный маршал послал старослужащего, потому как не верил мне и даже моим товарищам. Типа я такой вороватый и нехороший
Ну, я глухо молчал и стол по стойке смирно, хотя маршал авиации, посмотрев на мишень, все настойчивее смотрел на меня. А вот на хрен на тебя, ты вон то шпионом меня обзовешь с последующим последствиями, то вором, тут просто обидно.
Впрочем, Кожедуб не растерялся, он лишь взял другого собеседника – Назарова. Вот и говорили, причем громко и смачно, совсем не обращая на срочников, будто они и не люди.
Но зато я все слышал, интересноведь, хотя и неприлично! По-моему, московский гость почему-то ко мне повернулся неприязненно. Я что, действительно, повел себя нагловато? Хм, я же нечаянно!
Назаров с какого-то хрена очень хитро меня оправдывал, хотя на первый взгляд тоже ругал. Однако в итоге четко указывал мои положительные стороны:
– Блестящий специалист по ЭВМ, которого некого не заменить;
– Биатлонист и лыжник, физическая подготовка которого лучше всех не только в роте, но и во всем учебном центре на сей день;
– Снайпер от бога, тут даже спорить неохота, выиграет, как плюнет.
На это Кожедуб внимательно посмотрел и почему-то отвел начальника центра в сторону, к одной из стен тира. Там они много, но тихо говорили. И что интересно, капитан Гришин увел роту в казарму, но когда я попытался пристроиться в строй, меня он вернул обратно. Мол, не велено, а я тут не главный, стой, если не можешь молчать.
Э, дорогие товарищи, я уже скромно молчу и обуян грустью. Ну чего же, я ведь совсем не матерюсь и не ругаюсь.
Но молчу и стою. Уж этим-то занятием за неделю я как-то научился. А любезные мои товарищи начальники вроде бы, наконец-то договорились и, поскольку постоянно поглядывали на меня, то договор у них явно шел за мой счет. Как всегда, баре ругаются, а у холопов чубы трещат.
Хотя, вроде бы, эта поговорка не из этого ряда или я уже из светлейших бар?
Пока я приходил к этому печальному выводу, разговор или, вернее, уже переговоры, закончились. По ряду намеков, мне, конечно, ничего не говорили, но и ничего не прятали. Так вот, я понял, что Кожедуб останется здесь. Ну а куда ему еще остаться? А уж потом будут ли какие деловые разговоры или банальная пьянка, мне чего. У меня вот другая проблема, ко мне решительно идет полковник Назаров с гадкими, судя по мимике лица, новостями:
– Ну, я не думаю, что тебя удивлю – маршал авиации высоко оценил твои деловые качества и очень ругал личные свойства. Но в совокупности – бледная тройка. А я ведь тебе говорил – язык у тебя без костей, доведет до веселого черного конца.
Назаров меня ругал, но как-то подозрительным отеческим тоном, что я сразу понял – здесь что-то не так. Чтобы начальник был добрым, хотя и очень ворчливым отцом. Да не в жизнь!
Потом все-таки признался попаданческим разумом – нет, Назаров где-то может быть отцом для восемнадцатилетних парней. А иначе их и не поднять. Ведь армейская пора – это не только получение военной специальности и возмужание. Это одновременно дальнейший физиологический и ментальный рост человека.
Все просто, от 18 до 20 лет продолжается развитие. Не так быстро, как раньше, но чувственно. И поэтому хороший командир – это и отец. Не как, конечно, родной папа, не будем преувеличивать, но какие-то отечественные нотки в нем есть.
Однако, что-то Назаров от меня прячет. Что, черт возьми! Или он думает, что я настолько простодушен и наивен, чтобы вот просто идти на поводу у двух этих хитроумных товарищей, если не сказать больше?
Я подождал, пока Назаров практически запутается в своих философских силлогизмах. Нет, все же насчет отцов я перемудрил. Ничто человеческое ему не чуждо и ставим точку. Сам заговорил:
– Товарищ полковник, вечер уже, а потом и ночь. Согласно суточному распорядку солдатам надо ложиться спать. И мне тоже. Может, достаточно хитрых размышлений, поговорим открыто?
– Хм, – хмыкнул начальник учебного центра, – я ведь говорил Кожедубу, что тебя бесполезно пытаться обхитрить. Внешне ты простодушный юноша, но внутри себя сугубо взрослый мужчина, даже седовласый старик.
Оп-па, а ведь он действительно умный, черт возьми. Взял и вывел всю мою подноготную, как на рентгене. И что теперь делать? Ощущение, что надо стойко и непреклонно стоять перед этими стариками, быстро исчезло. Настоишь тут.
Юридически они ничего не сделают, да они и не думают, что в восемнадцатилетнем юноше находится старый попаданец. Но даже если они будут лишь эмоционально подозревать, как, например, Кожедуб, не очень серьезно, но настойчиво убеждал, что я шпион.
В общем, надо уменьшать градус противостояния. Слишком уж разные фигуры. Под воздействием этих мыслей, начав напористо и как-то даже зло, потом стал все больше мямлить и осторожничать. И, в конце концов, я как-то произнес разумную мысль о компромиссе действий.
К моему крайнему удивлению, Назаров охотно прошел по этому пути. И, кажется, я его понял. Сам неоднократно так бывал между властными верхами и довольными, но своенравными низами. Вот и он так, только противоположные стороны в единичных количествах.
Сверху, скажем так, был маршал авиации. Он, движимый положительными эмоциями, всего лишь советовал. Как говорил Назаров, рекомендовал поправить меня по правильному пути – немного надавить, немного указать на эту дорогу – военное училище. А потом и армии будет польза, в том числе и, может быть, учебному центру. Ведь этот способный юноша даже уже восемнадцати лет явно столько помогает. А после училища, когда ему подвыправят дурной характер?
Но вот сам Ломаев уже выбрал свою дорогу, и она оказалась не в армии. Женат, есть неплохие успехи в биатлоне, армии на этом пути есть только двухлетний отрезок. А потом снова семья, нормальная, советская, новые успехи в биатлоне. На счастье в советском спорте, между прочим.
Две позиции, обе вроде бы правильные и устойчивые, дающие юноше верную судьбу. Но путь можно выбрать лишь один, вот и мучайся начальник учебного центра. Военная дисциплина и суровая логика подсказывали – прав Кожедуб, он старше и в звании выше. Опять же Трижды Герой Советского Союза.
Но чувства подсказывали совсем другое, и как бы этот вариант не оказался лучше для талантливого юноши. Ведь маршал авиации при всем при том учитывал лишь интересы армии. А нужна ли она ему самому?
И Назаров сумел сделать то, что не могли остальные – он сумел посадить за один стол в русском военном ресторанезнаменитого летчика времен войны маршала И. Н. Кожедуба и скромного попаданца (только этого никто не знал) Олега Ломаева.
А дальше дело было техники. Попаданец прекрасно понимал, что при всем притом, Кожедуб может многое сделать для него, другое дело, в позитивном аспекте или негативном. А вот здесь уже все зависело от него самого.
Тут ему немного повезло. И не только в возрасте. Хотя то, что разумы двух собеседников имели примерно одинаковый жизненный опыт имело огромное значение. Но проблема оказалось совсем в другом – они имели близкие политические взгляды.
И не важно, как они назывались, тем более, все еще зависело от исторической эпохи. Кожедуба, например, можно было для своего времени назвать сталинистом (и называли). И, в общем-то, это следовало принять, но с развернутой характеристикой – умеренный сталинист.
А вот попаданец Ломаев под эту графу никак не подпадал, поскольку И. В. Сталина и его режим он не принимал. Скорее, его необходимо было окрестить антизападником. Впрочем, для первой трети XXI века это оказывалось совершенно частым. Ну, вы меня понимаете⁈
Но атак они, к обоюдному удивлению, сговорились.
Глава 17
Хотя, я уже гораздо позже понял, что с Кожедубом мы сошлись не ЗА, мы с ним сблизились ПРОТИВ. Конкретно против нынешнего генсека КПСС М. С. Горбачева. Я его знал по историческим трудам, он – по личным встречам. И оба его ненавидели, хотя и старались откровенно не говорить. Я в XXI веке на лекции, чтобы хоть чуть-чуть сохранять объективность, он же в ХХ столетия из сугубого самосохранения. Не тот он был политического веса, чтобы открыто противодействовать.
В общем, сговорились. Назаров на всякий случай вскоре отошел, очень уж наш разговор был антигосударственным. Можно даже сказать антисоветский, но так, если повнимательнее присмотреться, то это деятельность Горбачева все больше становилась антисоветской. Так что лучше все же антигосударственной.
А вот мы скорешились, если можно говорить разговор маршала авиации, старика по возрасту, и солдатиком восемнадцати лет, ничего, вроде бы, не знающим и не понимающим. Но ведь оба разговаривали и, как бы, я даже переспоривал.
И когда начальник учебного центра вернулся, то, к его облегчению, политические разговоры по преснопринятой 58 статье УК РСФСР уже прекратили. Тема оставалась конкретной и совершенно нейтральной – спортивные соревнования между представителями советских войск в Германии (сокращенно ГСВГ) и немецкого населения.
– Понимаешь, Викентий Александрович, – раздраженно и удивленно говорил маршал авиации, – клятые немцы откровенно хитрят, суют под видом простых жителей откровенных спортсменов. А нам запрещено. Меня попросили помочь, я связался с Кремлем, с Самим. А оказалось это он сам приказал. Мол, дружба, жвачка и веселье. А если и проиграем, то и это неплохо. Зато сохраним политическую целесообразность. Да и я бы за эту сообразность, да только немецкая пресса и ГДР, и ФРГ снова над ними будет смеется.
Так что пойдем по другому пути, с генсеком мне бороться не с руки, так что, так что знакомься, товарищ Назаров, член нашей сборной по лыжам ефрейтор Олег Ломаев.
Начальник посмотрел на меня, как на очень удивительное, но скромно своеобразное насекомое, которое, в общем-то, можно не боятся. Повернулся к Кожедубу:
– Товарищ маршал авиации, но ефрейтор Ломаев на данное время совершенно занят в деятельности на пункте ПВО. И заменить его, как вам известно, не кем.
– Мне это хорошо известно, но что делать, – ответил Кожедуб. Даже наехал на полковника: – это ведь ваша промашка, Викентий Александрович. Ломаев – человек талантливый, но не все же его дергать. В центре вычислительной техники – его, отличный снайпер – его, выдающие лыжники – тоже его. И если в первом случае вы просто не можете ничего сделать, то на другие уже ай-ай-яй. Работайте побыстрее, а то ревизорам не с кем работать.
Начальник учебного центра, хоть и был откровенно недоволен, но ничего не сказал. Все-такт такое высокое звание, а это обязательные субординация и дисциплина. И какое-нибудь наказание, если норовистый.
Мне, собственно, все равно. Ефрейтор просто слишком маленький чин, что на него гавкал маршал рода войск или даже полковник. Посидел еще немного, в машине Назарова (армейский «козлик») приехал в наш учебный центр, поскольку от ресторана до него далековато. И даже не то что пешком, а то патрулей много. Заметут, а начальник майся.
А так привез меня прямо к крыльцу казармы, сдал старшине Малова. Доволен он недоволен, это его проблемы. Распорядился Ломаева и еще двух новобранцев, хотя бы имеющиеся представление, что такое лыжная гонка (Федоров и Якушев). Сразу же после завтрака на КПП с лыжами и палками, но без оружия загрузить их в пришедший автобус.
Назаров погрузился в «козлик» и уехал, а Малов молча провел меня в отдельное помещение старшины роты.
– Рассказывай, где был сегодня, что делал, – предложил он без предисловий. Хочешь – не хочешь, а надо. Мало того, что он дедушка, а дед может знать все и даже больше, так он еще и в звании выше, а ты в армии со своей жесткой дисциплиной.
Он между прочим, сразу же сел на довольно роскошный хозяйский стул. Как бы предложил, мол, садись и ты. Вот именно как бы. А там, как обстановка пойдет. Может и спокойно сидеть, а может и стоять по стойке смирно и слушать ругань наполовину с дедовским матом. А то еще и получишь кулаком. Последний, разумеется, исключительно дедовщина, но жаловаться не смей. Во-первых, еще не факт, что офицер поддержит именно тебя, во-вторых, со старослужащими еще жить.
Так что я стоял, хотя уже устал, хотел спать, а на завтра опять большая физическая нагрузка. Ничего, не умру. Стал рассказывать о приезде маршала Кожедуба, разные разговор с ним, а потом ужин с ним.
Тема была интересная, я бы сам полюбопытствовал. Малов тоже принялся расспрашивать. Но перед этим приказал:
– Садись уже, сколько можно стоять, аж три аршина ростом.
Старшина вроде бы говорил с улыбкой и голос такой добродушно-ленивый, но глаза острые, безжалостные, готовые придраться до любого проступка.
В итоге, поблагодарил себя за то, что не поддался неги и лени. Дед, конечно, добродушный и ласковый, но только для своих. А новобранцы еще чужие. Они не пришли ни через физических экзаменов, ни почти официальных издевательств. Так что как стоя будь готов к команде «Смирно», так и сидя также.
Малов между тем с завистью спросил:
– В ресторане пили, поди, хоть пиво, колись. Тут у немцев вкусное и крепкое пиво, жаль только мало достается.
Я в отрицании покачал головой:
– Офицеры чужие пили, естественно. Нормальную водки и пиво. А иногда и иностранные виски, джин, дорогие вина. Но у меня и денег не было и мы с Назаровым были, как бы, ординарцами у маршала авиации Кожедуба. Тот то отдыхал, хотя выпил только бокал сухого вина, хорошего, французского. Но я бы лучше как наш полковник – полкружки темного немецкого, оно аж пахнет так, что слюнки текут.
– Ну и выпил? – настаивал Малов, – неужели командиры не угощали хоть капелькой пенного.
Я уже искренне махнул рукой на этот ресторан и на его посетителей:
– Кожедуб угощал, ага. Мясо еще ничего было после вечной перловки, а вот подаренные конфеты хотелось выбросить обратно. По-моему, он просто издевается над нами, срочниками.
А вот тут я лукавил. Конфетами он «угощал», когда еще злился на меня. А потом, когда мы разговорились и Назаров ушел, а Кожедуб сам предложил выпить стаканчик, мне как-то и не захотелось. Все-таки, не любил я пиво в прошлой жизни. Вот и следующая уже пришла и тело сейчас другое, а вкус к спиртному у него такой же. Я категорически считал – если уж пить спиртное, то не литрами пиво, а рюмками водку.
Малову я это не говорил. Не зачем деду знать такие мелочи. Тем более, не смотря на высокое самомнение, простоватые старослужащие вряд ли поймут теорию хронологического поля. А именно от него отводил свою практику попаданец
Вот и этот старослужащий главным образом поинтересовался появлением новобранца в ресторане. Поняв, что ничего он от этого не получит и никакие опасности не обломятся, он разочарованно махнул рукой. Мол, иди отсюда, поздно уже, зеленый ефрейтор.
Разумеется, он хотя бы немного поиздевался над молодым, словами ли, жестами ли, у них пока судьба такая, сам через это прошел. Но конкретно этот новобранец какой-то мутный. Стать ефрейтором всего лишь в первую неделю армейской жизни, это надо умудриться. Да и сам он как-то лихо реагировал своим телом, что в результате нанесения им удара ушиб был нанесен руке деда, а не телу молодого.
В общем, Малов чувствовал, что ничего хорошего он, дед, от этого не получит, да еще от своих товарищей старослужащих наслушается много «комплиментов».
А я всего этого и не знал, но предполагал, что ничего хорошего от деда ему ожидать не приходится. Поэтому после молчаливого приказа быстренько удрал. Дед же прямо велел, пусть и не вербально. Чего уж там медлить и сомневаться.
В общем помещении казармы новобранцев обоих рот сегодня было тихо. То есть молодые и не собирались шуметь. Их еще слабенькие и неорганизованные тела очень уставали от физических нагрузок и психологического давления за весь армейский день. И теперь в темное время суток он спали, как говорится, без задних ног.
Поднимали новобранцев деды, причем, как правило, по уставу, но с дополнительному оттенку от них. Но главное для меня – все эти ночные подъемы отбирали еще несколько часов сна каждые сутки, а как деды молодые днем добрать не могли. Какие уж там усиленные физические нагрузки!
Но сегодня и старослужащие удивительно, но спали, все-таки и они имели обычные человеческие тела, требовавшие полного сна хотя бы ночь в неделю.
Потихонечку разделся, не своих товарищей новобранцев боялся разбудить, а старослужащих нечаянно привлечь. И сладко заснул. Слава Богу, еще один трудный день армейской жизни прошел!
А потом, казалось бы, по субъективному впечатлению, прошло несколько мгновений, а вот уже сволочь старшина Малов (не больше – не меньше) ходит среди кроватей новобранцев и едкими шуточками будит молодых. Верхний электрический свет горит вовсю, помогает, но как-то не получается пока молодым полностью проснуться
И попробуй не проснись, шутки станут угрожающими, а у товарища старшины переход от слов к делу происходят мгновенно. Не проснешься – на себе же почувствуешь, как это важно просыпаться с побудкой рано утром. И даже более того, просыпаться перед побудкой, чтобы осознанно отвечать на шутки штатного мучителя.
И как он может спать так мало? Ведьты засыпался, он еще был в своей комнатке, утром он же будит тебя, будто и не спит вообще, творение ада!
Старческий разум, еще не проснувшись, тут же готовит возможный ответ, реалистичный, без капли мистики:
Во-первых, находясь уже без малого положенный срок срочника, он приучил организм спать положенное, не очень большое время;
Во-вторых, он немного старше. Путь совсем чуть-чуть, буквально год-два, а некоторым, если внимательно посмотреть, несколько месяцев, но тело его уже перестроилось, оно взрослого мужчина. Тогда как у новобранца оно еще мальчишеское, пусть н пределе, со всеми специфическими особенностями;
И, наконец, в-третьих, Малов, собака, исхитряется днем, пока новобранцы мучаются где-то, как-то, урвать несколько минут сна. Немного, но ему хватает
– А вот и новый старшина проснулся, – слышу я едкое примечание деда к своему шевелению в кровати, – правда, он еще не взрослый дяденька, куколка, но потенциальные возможности есть. Да, кормилец?
Вот здесь мне надо обязательно ответить, пусть парой мелких реплик, но показать, что ты действительно проснулся и внимательно слушаешь. Кормилец ведь, как и любой артист, не любит говорить в пустоту, ему нужна живая реакция зрителя, в данном случае моя.
А я ничего не могу придумать, разум – явный старичок – может еще выдать глубокомысленные сентенции на все случаи жизни, но в остроумии уже тягаться не может, возраст не тот. Но в этом случае спасает армейский отклик.
– Так точно, товарищ старшина! – преувеличено оживленно отвечаю я. Малов морщиться на зрителя, как дирижер при фальшивом звуке, выдаваемом музыкантом его оркестра. Но, с другой стороны, правила игры соблюдены, а что я дуболом, так не дед еще, зеленый молодой.
Но вот дневальный выдает желанный для многих новобранцев окрик:
– Рота, подъем!
Дневальный тоже нашего призыва, не умеет еще залихватски, по-киношному, кричать. Но это и не важно. Сейчас главное другое – по уставу мы обязаны стремительно вскочить и за 45 секунд одеться. А потом бегом на утреннюю гимнастику. Вот так, что успел одеть, обуть, с тем и полетишь на день грядущий. А не успел – твои проблемы. Побежишь с одной совершенно голой ногой и в трусах, следующий раз быстрее будешь. И зимняя погода в Германии не сибирская, ниже −10 −15 реже опускается.
Мне надо сказать с моим новым телом повезло. Живая реакция, относительная тренировка в гражданской жизни очень помогали. По крайней мере, я испытывал определенные трудности с одеванием только в первые дни. А потом, чем дальше, тем становилось легче. Через неделю я уже, как старослужащий, легко одевался в рамках норматива.
А сволочь Малов неоднократно ставил меня в пример другим салагам, которые даже через неделю не успевали одеваться в положенное время.
Впрочем, в нашей роте это было уже прошлое. Мы все на утреннюю гимнастику прибегли вовремя и в полном комплекте обмундирования. Но вот в ротной колонне я по привычке бежал первым. Как едко цедил Малов, чтобы все привыкли к новому старшине.
Но это пусть, это повседневность. А вот сегодняшние соревнования, идеологические, так сказать, это актуальность. И особу перчинку мне (остальные просто не знали), придавало то, что с самого верху, дальше уже некуда, по сути, дали установку – на всякий случай, проиграть. Или, точнее, я на 100% был убежден, глядя на Кожедуба, такую установку дал сам М. С. Горбачев, оскароносный наш герой, а даже его соратники не поддерживали.
Так вот генеральный секретарь ЦК КПСС, уже по факту, предавший и еще будет продавать практически все и вся, я буду сегодня проигрывать. Хоть по лыжам мы выиграем, если уж по остальным сферам по крайности продули. Вперед!
Злобная энергия меня переполняла, так что я резко ускорился. Но за мной бежала еще целая рота и пришлось себя тормозить, хватая за фалды. А то ведь тот же Малов меня не поймет со всеми причитающими последствиями.
В столовой меня (и дедов до практически полной икоты) довел начальник столовой старший прапорщик Голотьбородко. Скупой до синевы, зимой снега не допросишься, он на этот раз сам дал мне сверток. И с отеческой улыбкой – мать его перемать с этой мимикой. Ведь не только я ему совершенно не верил, так он еще не улыбался, а искусственно тянул губы. В итоге получалась какая-то улыбка Бабы Яги – страшная и противная.
Но в свертке он дал нам нарезанный батон с хорошей колбасой и сыром, как я потом посмотрел. То есть травится с этими бутербродами было нельзя никак по определению. И хотя половину пришлось отдать дедам, они это лакомство не могли пропустить никак, но нам и оставшегося было по горло.
Я, да и остальные присутствующие, включая командира роты капитана Гришин, молча обалдевали, пока Голотьбородко не пояснил:
– Маршал Кожедуб лично приказал дать вам по перекусу. Не суп же давать, право слово.
А потом, когда остальные изрядно порасеялись, почти шепотом спросил:
– Слушай, хлопец, а ты кто ему, внук или, мабуть, племенник, очень уж он за тебя просил – требовал.
Вот, оказывается, пролился дождь щедрот, ну Иван Никитович. Не зря говорят, рядом с начальством хоть хлопотно, но богато! Вот я и стал классическим примером.
Ну, разумеется, примазываться к Кожедубу я не стал, чтобы видеть родственником у украинца удмурта, надо иметь щедрое воображение. Но поскольку я еще был, хм, очарован, деятельностью маршала авиацию, то говорил не очень твердо. По-моему, он мне так не поверил. А зря, я все-таки был искренен, хоть и не совсем тверд.
После столовой мы с ротой разошлись. Три человека – я, Федоров и Якушев были направлены на соревнования. Правда, посмотрев на складе зимнего спортинвентаря, как они отбирали сначала лыжи, потом лыжные палки, я подкорректировал – я поехал. А эти два пассажира если дойдут до финиша без учета времени – уже очень хорошо.
Уж очень они подбирали «грамотно», просто загляденье, что лыжи, что палки. У меня создалось прочное впечатление, что они ходили на лыжах с валенками, а лыжи с ботинками они увидели только сегодня.
Ну и что? Взрослые люди, сами попросились и не в бой, а на лыжную прогулку. Вот пусть и идут, а мне еще надо врага побеждать. Эх, велика Россия, а защищать некому, позади Москва!
Глава 18
А с инвентарем была сплошная жрака, гм, извините, я больше никак не смогу это охарактеризовать. Концовка вообще гомерическая, на уровне очень смешной комедии. Я, как профессиональный спортсмен, сразу попросил лыжную мазь под погоду (температура плюс осадки и еще кое-что).
Малов с интересом на меня посмотрел, типа крокодила во льдах Арктики, но даже не шевельнулся – не он тут ответственный. Отреагировал кладовщик, человечек типа что-то южное. Нет не кавказец или среднеазиат, а где-то между украинцем и крымчанином, который и говорил не по-русски и не на мове, а на смешном для уроженца умеренной полосы суржике.
Не знаю, уж как он значился в штатном списке, но в натуре он выходил уже стариком, хотя и довольно крепким. На мой вопрос о лыжной мази он важно подал мне один тюбик.
– Бери, в Союзе такого еще не дают, – важно заявил он, – пользуйся моей добротой, только ты будешь пользоваться.
Пришлось провести короткий ликбез всем четверым – кладовщику (ФИО так и не узнал), Малову и двоим горе-лыжникам – Федорову и Якушеву. Только не подумайте, пожалуйста, что я перед вами выделываюсь. Будучи школьников в конце 1980-х годов, я сам почти ничего не знал о лыжных мазях, хотя, разумеется, на лыжах ходил и в школе, и дома. Да и СССР этого времени уже не был темно-средневековым.
Но факт есть факт, товарищи мои по команде ничего о лыжных мазях почему-то не знали (по разным причинам) и я им вынужден был им рассказывать элементарные вещи. Ведь я, будучи попаданцем из XXI века, уже знал о них порядком. Впрочем, для жителя будущего века ничего сверхординарного.
Я почему им говорил об этом. Кладовщик мне настойчиво совал мазь при минусовой температуре (около −20), Малов одобрительно кивал. Мои «коллеги» по команде хоть и молчали, новобранцы ведь, но большого негативного впечатления я у них не видел. Дилетанты хреновы, что б они на лыжах в аду катались прямо вот на пепле человеческом!
А мазь пришлось доставать через Назарова. Тот кое-что об этом слышал и даже имел в комплекте на спецхранении эти мази. Но советские, то есть для ХХ веке кондовые. Лажать же при Кожедубе не хотелось и он прямо при мне позвонил домой… Веронике. Вот ведь гад, он так нас разделяет⁉
И подумаешь, что за мазью, узнав, что у дочери они есть, поехал он сам, выдержав короткую, но жаркую битву. Она почему-то сегодня была дома, и этого ей хватило, чтобы настоятельно проситься, даже требовать побывать в штабе учебного центра.
Викентий Александрович победил, сам поехал домой, пообещав, что привезет непосредственно на место соревнований.
Что же, как говорится, я сделал все, что мог, и пусть другие делают лучше!
Автобус был местного производства, то есть ГДР плюс СССР на основе оборонки. С учетом этого, в общем-то, неплохо. Впрочем, я гуманитарий и в технике не разбираюсь, что в XXI, что в XX столетии. Доехали вовремя и не сломались, уже хорошо.
О мелких подробностях соревнований, помимо того, что это будут командные и личные состязания между советскими солдатами и немецкими жителями я узнал уже на месте. Поймите меня правильно и не гнобите понапрасну. Я ведь рядовой, теперь уже ефрейтор срочной службы, мне совсем не полагалось ничего знать. Вот как воевали в Великую Отечественную войну. Швырнут на передовую, где, как, куда, не известное. Западное направление и хватит.
Вот и нам сказали, что будут лыжные гонки с немцами и хватит. Не воевать ведь будем и то хорошо. А теперь вот пошли подробности. Расстояние 20 км, трассу можно посмотреть, хотя она и так хорошо видна – большая петля на просторной равнине. Старт будет общий обоих команд. Как положено, где был старт, там и будет финиш. Хозяева клятвенно обещали, что условия лыжной гонки будут базироваться на международных условиях.
Все нормально, все хорошо. А вот мази Назаров привез… со своей дочерью. И пока та довольная и вальяжная, как, извините, кошка во время течки при виде самцов, я с возмущением посмотрел на этого, так сказать, отца. Какого, гкхм, черта, он привез ее сюда?
Викентий Александрович, тоже в паршивом настроении, жестом показал, что он хочет сделать с этой молодежью. И изобразил, как жестко душит руками. Оказывается, дома был второй акт душераздирающей битвы и вот тут он проиграл полностью. Именно Вероника повезла отца с мазью на место состязаний и даже не просто выложила брикеты, но и сразу стала ими мазать лыжи.
Ну знаете, полковники и полковничихи, а не послать бы вас на некую пешую эротическую поездку, чтобы не видеть никогда?
Пока Вероника, нечаянно прыснув, стал излагать ответные предложения, в основе которого лежала та же эротическая поездка, но уже для нас вдвоем, я посмотрел обертку с мазью, которой она и смазывала. Что же, в отличие от кладовщика склада зимнего инвентаря учебного центра, она немного в лыжных мазях понимала. Но вот, черт возьми, она мне может сказать, почему она смазывает мазями от −1 до −5, если погода уже явно выходит на плюсовую температуру?
