Текст книги "Армейская пора (СИ)"
Автор книги: Михаил Леккор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Потом он вдруг проявил себя блестящим администратором. Это же надо, генерал-майора сумел переговорить, с ума сойти. В кои-то время Георгий Васильевич не сумел придумать ни одного довода, чтобы не дать требуемое. ВСЕ ОТДАЛ!
Так, Викентий Александрович?
– Совершено верно, Валентин Сергеевич, – достаточно живо подтвердил Назаров.
– Тогда почему он до сих пор рядовой? – тоном обвинителя спросил Красильников и ткнул пальцем в мои неброские погоны обычного солдата.
Честно говоря, я элементарно растерялся и проблеял я в свое оправдание. Мол, не губи, гражданин начальник, такой уж я плохой!
Назарова вопрос командира также поставил в тупик. Но опытнейший бюрократ в погонах он быстро просчитал положение. Собственно ведь, ему тоже, под давлением военных центрального аппарата, надо проводить меня в и.о. начальника, а, значит, поднимать еще новобранца в какое-то небольшое звание.
Все это было невесть что, хотя и выходило из общего порядка (главное, не осмеливаться присваивать офицерское звание). Но веди и нервов и времени уйдут очень много. А тут вдруг сам его высокий начальник выходит с инициативой.
И Назаров резко изменил позицию. Он не стал оправдываться, а как бы пошел в направлении этой же политики.
– Совершенно верно, Валентин Сергеевич, мы тоже этого хотим. В Москве я уже провентилировал их позицию насчет назначения солдата – срочника. Так принципиально не возражали.
И некоторое повышение в звании нами предполагается. Но есть нюанс – Ломаев не принял присягу.
– И что вы делаете? – живо поинтересовался Красильников.
Назаров кивнул:
– Стремимся решить главную проблему с присягой. Сначала пытались решить это путем раздвижки юридических препон. Однако, это оказалось очень сложно и трудно. Оказалось, гораздо проще просто провести все процедуры – провести день присяги, а уже потом, строго по армейскому уставу, давать звания и должности.
– В принципе, конечно, можно, – со вздохом согласился генерал, но тут же обрисовал возникающие проблемы: – вы-то здесь в провинции потихонечку сидите, а вот по нам бьют из Москвы. И ничего не объяснишь, поскольку там и не хотят ничего слышать. Понимаете?
Назаров это немного понимал, не вчера появился. Я тоже считал, что знаю – не конкретные связи и закавыки, а общий исторический фон. СССР начинал действительно ускорятся и это срабатывало не только во благо, но и негативно. Расстреливать уже, естественно, не будут, не сталинское время, но карьеру можно обрушить. Там, в центральном аппарате Министерстве Обороны занервничают, а у нас погоны полетят.
Все это я прекрасно представлял. Но и я буквально офонарел, когда мой сегодняшний шеф вдруг сказал:
– Товарищ генерал-лейтенант, мы максимально сдвинули график. Новый призыв пришел еще меньше недели, а мы сегодня проводим принятие присягу. Хотя бы в роте, где служит Ломаев. Понятно же, примет присягу, затем ускорятся другие процессы. Раньше уже никак, тогда возникают новые проблемы, очень злободневные и труднорешимые. А потом подтянется и остальной личный состав. Нельзя оставлять значительный временной разрыв, очень много будет формальных закавык в обыденной армейской жизни не только в учебном центре, но и в дальнейшем.
– Так это из-за меня сейчас присяга проводится? – не выдержав, прямо при высоком госте, спросил я.
Ведь даже мне, хоть и было очень некогда не только из-за напряженной жизни новобранца, но и в связи с большой работы с ЭВМ, было слышно ворчание старослужащих, которые тоже никак не понимали, с какого лешего нынче командиры так торопят. А это, оказывается, из-за меня. Я такой важный и несусветный?
Нет, никак не сходилось у меня в голове, и тяжелый груз долгой жизни попаданца не только не помогал, наоборот, в этом случае мешал. Один бы юношеский разум легче бы согласился с моим сверхважным положением, тогда как мышление бывшего декана с этим никак не могло договориться.
Я посмотрел на начальника учебного центра, думая, что он просто посмеется и на этом все и закончится. Однако товарищ полковник задумался, скосил глаза на Красильникова – не сморит ли, и только потом, маскируясь движением руки, якобы поправлял прическу, кивнул.
Прости Господи и благословенная Дева Мария пречистая, да что же делается в этой жизни⁈
Пока я потихонечку приходил в себя из-за собственной значимости, Назаров испросил разрешения на дальнейшие запланированные шаги:
– Валентин Сергеевич, мы можем проводить с Ломаевым действия?
Как я понимал, они были в целом небольшие, в рамках служебных полномочий полковника. Он бы вообще мог не говорить о них, если бы (а-а, чего уж там!) не моя возросшая значимость. Но на неформальный подход он все-таки обратил внимание – не по званию обратился к Красильникову, а по имени – отчеству.
Тот на это кивнул, мол понял, согласился с Назаровым с его словами, а потом уже формально распорядился:
– И, значит так: присягу сегодня до обеда, – он мельком посмотрел часы, поморщился – времени уже оставалось в обрез – но продолжил: – принять. И роты, и обязательно Ломаева. Сдвиньте немного обед, старослужащие поймут, новобранцы вообще не обратят внимания. Я постараюсь потянуть время, если смогу, конечно. Кто ведь еще прилетит. А так, оптимально, Ломаев должен сегодня встретить нас с московским гостем уже после присяги и с каким-нибудь званием, хотя бы ефрейтора. Понятно, товарищи?
Мы дружно ответили, что так точно. А потом разбежались – на Красильникове был важный московский гость – ревизор. А ведь и обычные обязанности с него никто не снимал. Ну а мы пошли опять к месту торжественной присяги – кто куда в соответствии с должностями и званиями – я в строй новобранцам, Назаров – перед строем.
На короткое время дороги я еще успел спросить у начальника учебного центра, кто такой Красильников. Назаров откровенно рассмеялся, но ответил неожиданно для меня:
– Первый заместитель начальника штаба ГСВГ, салага, пора бы уж знать, сколько уже служишь!
Я немного обиделся на него. Как для него, так только неделя, а как мне, так уже сколько служишь. Что же теперь, новобранец – не человек совсем?
А на плацу оказалось, что не только мы суетимся. К нашему появлению заместитель Назарова по строевой службе майор Седельников и комроты капитан Гришин приняли присягу уже у десяти человек. Не спят товарищи!
Подождали, пока окажется небольшая пауза, встали: Назаров на место Седельникова, я, с разрешения Малова, в строй роты. Старшина, похоже, стал догадываться о моей быстрой карьере, уже не шпынял понапрасну. Или ему сейчас не до этого, а позже он свое догонит и даст по моей многогрешной шее?
Встал, немного освоился, посмотрел, как принимают присягу. Технически ничего сложного, другое дело, морально давит и понимаешь, что есть и юридическая подоплека. Ведь, что не говори, но принимаешь ты присягу (просто текст), а когда нарушаешь, то совершаешь преступление. Интересно, а почему Борьку Ельцина не наказали, он ведь не просто изменил государству, он его совсем разрушил!
Но меня остановили в моем строгом размышлении. Полковник Назаров, отпустив еще одного солдата, что-то негромко сказал капитану Гришину, а тот уже громко объявил:
– Рядовой Ломаев, прийти к месту принятия присяги!
Вот ведь не торопится ему! Пробурчал про себя, а сам уже четко прошел из строя к столу, где был большая книга с текстом – присяга (выписка из Конституции СССР), еще ряд формальных и неформальных документов.
Вообще, старослужащие говорили, что каждый год новобранцы заучивали этот сравнительно небольшой текст. Но в этом году все куда-то торопились, и офицеры неформально разрешили не учить, а просто торжественно прочитать текст.
Что же, я готов! Взял книгу, прочитал присягу громко, с чувством, с толком:
– Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю Присягу и торжественно клянусь: быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную и государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников
Я клянусь добросовестно изучать военное дело, всемерно беречь военное и народное имущество, и до последнего дыхания быть преданным своему Народу, своей Советской Родине и Советскому Правительству.
Эх, какой был народ и какое было государство. Все ведь потом развалил в угоду Западу и нашим дерьмократам! И уже сурово дочитал, как предупредил:
– Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины – Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооружённых Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами.
Если же я нарушу мою торжественную клятву, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение советского народа.
Проговорил это и решил, что нет, чтобы и как бы они не думали, а я смотреть второй раз на развал страны не буду!
Глава 13
Зачитал присягу, принял ее вдруг так взволнованно, на подъеме, словно я уже и не семидесятилетний старик – гражданин двух стран, двух государств, хоть все это одно и то же. Потом хотел уйти, как положено, но Назаров остановил.
– Подожди, – мягко, но назидательно сказал он: – а звание получать кто будет? Ты тут сторона весьма скромная, но обязательная, без тебя не положено вручать.
Ай ты и дура… социально невоспитанный человек, – выругался я про себя, – точно ведь, Красильников им приказал получить Ломаеву хоть следующее невысокое звание. Им, то есть и ему. И Викентий Александрович прав – он хоть и никто, но без него не получить.
Точка зрения уважаемого аксакала (так, кажется?) была понятна и мне, сугубо еще штатскому существу – молодой и зеленый солдатик в качестве специалиста будет подозрительным, ведь любой опытный эксперт, прежде всего, человек взрослый. Но уже ефрейтор покажется гораздо старше, ведь он учился теоретически и вызревал на практике. В любом случае, московский гость не станет подозревать, что ему подбросили салагу абы как.
Я вытянулся рядом с начальником учебного центра, а этот п… ну пусть будет профессионал, хотя я предполагал нечто другое, вместо того, чтобы скупо и лапидарно сказать, что именуемый имярек получил звание ефрейтора за отличную учебу и моральный облик, разразился вдруг целой педагогической речью.
Дескать, в нашей Советской Армии любой солдат, после того, как становится полноценным военным, может получить отличие за хорошую воинскую учебу и выдающие успехи. И т.д. и т.п., так минут на двадцать, не меньше.
Болтун оказался, право слово, настоящий профессор педагогики. Он бы еще стрекотал, не думая о бедных солдатских ноженьках, но ему и самому было совершенно некогда. И это я не придумал из недавнего разговора. Просто он так часто смотрел на наручные часы на своей руке, что не только мне это было понятно.
Наконец, он дошел до окончания долгого спича (аж сам устал бедолага), подозвал меня, торжественно опять же вручил мне погоны ефрейтора. Рота, что новобранцы, что заматеревшие деды, замерли. Не часто зеленого солдатика со «солидным» стажем в армии в одну неделю так отличали. И не потому, что не положено, хотя и это тоже, просто не за что!
уже старшине Малову, подозвав того, Назаров приказал, не очень-то и шифруясь:
– Слышал, что ты его планируешь в свои преемники в старшины роты?
– Так точно – доложился тот и нарисовал трудности: – но капитан Гришин отказал…
– Я разрешаю, – властно прервал его и указал Гришину, стоявшему рядом, – отменим прежний приказ, Виктор Сергеевич?
– Слушаюсь, товарищ полковник, – согласился тот с каменно-спокойным лицом. Хотя я, например, видел, что командир роты недоволен. Но плетью обуха не перебьешь, лишь бы рикошетом это недовольство по мне не ударило.
Меж тем, начальник центра добавил старшине:
– Окончится присяга, отведешь его в штаб, в кадры, тебя-то точно пропустят. Пусть отметят продвижения в военном билете.
Малов хоть и удивился, но не подал в виду. Делать больше нечего старшине роты, кроме как с салагами по части ходить. Может еще в солдатский сортир сводить, чтобы не опорожнялся где попало?
Я, в общем-то, тоже не радовался. То-то же придумал товарищ полковник, с салагой деда гонять. Еще потом «отпразднует» дед по грудине со всей своей дурью, а мне что делать?
Но разбежались. Малову Назаров лично предупредил, что ефрейтор Ломаев (я, то есть) откомандирован по части с особо важным заданием. И что его ни в кое случае не трогать, если вы не хотите встретиться с ним самим.
С Назаровым не хотели связываться даже деды. Есть такая шутка у советских офицеров – тянуть дембель до последнего. Оный ведь идет с сильным люфтом. Так что на почти законном основания можно оказаться на третьем году срочной службы. Не надолго, правда, но стать «сухопутным матросом».
Ну и так далее. Я еще деканом говорил студентам, а офицеры вряд ли будут чем-то отличны, что наказывать я могу часто и много, а вот поощрить у меня их почти нечего. Ферштеен?
Забежал в казарму, ох, как редко я теперь сюда прибегаю! На нашей половине был только один дневальный – Чирков Гена. Совершеннейший дед, ему тоже, как Малову, осталось лишь несколько месяцев. Но до сих пор он рядовой.
Я, со своим попаданческим разумом, легко понимаю, что когда-то он вляпался по службе и еще вначале, по первому году. И теперь его недолюбливает командование и гнобят товарищи – деды. Эдакий эрзац-дед.
Но меня он встретил громко и развязно, практически нагло. Молодой же, и так проглотит, не осмелится. Посмотрел на меня панибратски:
– Эй, салага, ты че тут ползаешь, обозрел совсем, а ну, стукнемся?
Все понятно, дедушке скучно, дедушке хочется развлечься. Он будет бить, причем так незаметно, чтобы ни свои старослужащие, ни, тем более, офицеры не видели следы от ударов. Мне же отвечать нельзя под угрозой, что он дедам скажет по-товарищески.
Восемнадцатилетние неопытные пареньки или где-то так, побоятся, на всякий случай, предпочтут промолчать. Чирков слабак, максимум – пара слабых синяков. А вот если он пожалуется, и деды решат защитить свое поколение, то тогда его будут мочить и физически, и морально, и как бы все оставшееся время их службы, пожалуй, и несколько месяцев.
А вот я рискну. Малов видит, что я сейчас любимец у начальника центра. И он даже открыто поправил Гришина, хотя обычно старшие офицеры младших, если и матерят, то за закрытыми дверьми.
Потом он и сам понимает, что я Чиркову не пара, новобранец – биатлонист с золотыми медалями, разбирается с ЭВМ так, что аж командование его отличает. А тот кто?
Ну и, наконец, очково мне откровенно. Деды, конечно, сейчас страшные, но с какой стати подгибаться под всякими мразями?
Пока он гнул пальцы и показывал, какой он крутой, я поменял погоны, пришил ефрейторские. Показал их деду, властно потребовал:
– В чем дело, рядовой, совсем решил забить на дисциплину – в штрафбат хочется или, на крайняк, попасть под карандаш командиру?
Оба варианты грозные. Это вам не «черные 1990-е годы», тут еще воинский распорядок и дисциплина. Очень грозно покажет командир на это, и в зюзю завернет. А он такой смешной и маленький, ну прямо как юркий сперматозоид.
От этого я ненароком улыбнулся. Гена в отчаянии бросился на меня, а я и не готов совсем был! Ну ведь все равно, мы двое почти, как слон и моська. Всего лишь нечаянно выдвинул, даже не ударил. И то он согнулся, как будто я его вмазал, упал под кровать, забился там. Слушайте, а он не нервный, может быть, врачи пропустили?
Попытался его вытащить его из под укрытия, но там поднялся такой писк-биск-ахи-охи, как будто девчонка забилась, а я ее собираюсь изнасиловать. Тьфу, пусть меня лучше деды толпой бьют!
Так и ушел из казармы, пусть успокаивается Чирков-Чиркова. А мне и так забот выше крыши. Тут старослужащие, там генералы и офицеры со своими ревизорами, черт возьми. Сходил, называется пошить мундир.
На складе оказалось неожиданно много народа – не меньше взвода. Для сравнительно небольшого пространства это уже чрезмерно.
И еще по помещению носились, как электровеники, и деятельно распоряжались офицеры в звании капитанов. Будто бы и меня сейчас сцапают и заставить вкалывать почем зря. Известно ведь, хороший солдат – это работающий солдат. Всех это устраивает, кроме как самих солдат, но кого это волнует?
Но мне совершено не было нужды тревожиться. Скромно в углу, но всех видя и всех замечая, находился начальник учебного центра.
Это вот я его так охарактеризовал. На самом деле полковник был в логическом центре и совсем не скромно, а скорее, очень зло. Он и меня немедленно отгавкал. Мол, где ты ходишь, когда Родина находится в опасности. Это я перевел с матерно – идеологического конца 1980-х годов. Нервничает ведь, что к нему напрасно прислушаться и бесполезно оправдываться.
Вместо этого я вытянулся по стойке смирно и замер. Рост у меня был приличным, а мышцы за время занятия лыжами в школе, а потом в сборной заметно выросли. Причем ведь не только лыжами, но и силовыми упражнениями. Зачетная получилась фигурка.
Назаров голубым не был, не то еще время и не та страна. Скорее, он посмотрел как офицер солдата и в его представлении он сумеет выполнить предоставленные ему задачи. Такое видение заставило его замолчать. После этого он еще увидел и новые погоны.
– О! – искренне удивился он, – а я думаю, что ты так изменился, стал каким-то солидным, серьезным. А ты всего лишь погоны поменял с рядового на ефрейтора.
Неспешно махнул мне рукой:
– Иди ко мне, ефрейтор, новость есть и не пойми какая. Стал известен ревизор, который к нам едет. Это маршал авиации Кожедуб, слыхал про такого?
– Иван Никитович, Трижды Герой Советского Союза? А как же! – откликнулся я радостно. Увидеть первого истребителя Великой Отечественной войны многого стоит. Может уже этим и окупится все попаданство.
– Видел его? – обнадеживающе спросил начальник центра, – сумеешь поговорить без грома и молнии?
Эк он сказанул! Да чтобы я, уроженец удмуртского села, более известного по милицейским сводкам, увиделся с ним!
– Никак нет, товарищ полковник, – поправиля командира, – просто читал много литературы и о нем, и его.
– А-а, – разочаровано сказал Назаров. Но тут же поправил себя: – впрочем, это в любом случае хорошо. Гораздо лучше было, если бы ты о нем совсем не знал.
Потом резко изменил тему:
– Вот лучше нам надо подумать, как лучше подновить тебя, а то ты какой-то не настоящий ефрейтор.
– Почему? – удивился/оскорбился я, – всяко вроде бы хорош!
Действительно, четыре ефрейтора – деда: Иванов С., Митрофанов, Карабалдыев и Джаванидзе были откровенно слабее меня.
Но Назаров откровенно поддел меня.
– Смотри, – сказал он, – все ефрейторы, да и сержанты, до того, как вырастут до этого звания, получат массу значков. Они ведь достигают до определенных результатов, а в Советской Армии все это фиксируется на груди бойца. А у тебя?
Я посмотрел, чистая грудь, даже обидно. Хоть бы значки о Чебурашке или о борьбе за мир.
– Пойдем, у меня в кабинете есть масса знаков отличий, подберем тебе, – решил полковник, – это хоть и не государственные награды, всяко грудь будет не голая, как голова у пенсионера, если не сказать хуже.
Я не возражал, наберем металлолома, он не тяжелый. Собственно, я сам никакой ценности в это не видел. Но мне уже четко сказали, Назаров ведь только что разглагольствовал, что как раз мое мнение никого не интересует. У военных в своем монастыре есть особые принципы и им плевать на все остальное. А что говорят уже давно об уставе в чужом монастыре? То-то! Особенно, если этот устав армейский, а проверяющий высокого чина и должности.
А Кожедуба я действительно неплохо знал. Колоритная, между прочим, фигура. Лихой летчик времен Великой Отечественной войны, он после войны потихоньку старел и рос в чинах и должностях. Немного, но бронзоветь хватило. Еще бы лет десять назад он так и почетно умер, что делать, годы идут, все умирают.
Получилось еще хуже. Появился болтун и оппортунист Мишка Горбачев, который, похоже, совсем не понимал, что делает и тащил страну в анархию и гражданскую войну. Кожедуб был один из тех, кто попытался предотвратить такое развитие. Проиграл, политический вес оказался не тот. Проиграл все. Он умер практически со своей страной – 8 августа 1991 года.
Вот такой приедет сюда человек. И попаданец должен ему поклониться дважды – один раз за его геройство в годы войны, второй раз за гражданский подвиг в начале 1990-х годов. Что же уж тут ворчать по поводу этих жестяных блестящек.
Я, кстати, заметил, что мой начальник учебного центра не просто так напропалую берет щедрой рукой. Нет, он тщательно выбирает. Только вот подборка мне не понравилась – либо общего назначения, либо идеологического. Например: «отличный солдат» или «отличный мотострелок», «служба в ГСВГ», «100 лет со дня рождения В. И. Ленина», «К. Маркс и Ф. Энгельс» и т.д.
Обратил внимание на это Назарова. Полковник ведь был уже опытен и многомудр, наверняка, не просто так подбирал тематику.
И правда. На мое замечание, он посмотрел строго – ты-то, мол, куда лезешь, молокосос. Потом сподобился объяснить. Значки ведь не просто так вручались, а обозначали определенный уровень, так он говорил? Вот и может маршал потребовать, ткнув пальцем в значок – покажи квалификацию. А ты сможешь, если еще даже не учен? А в идеологии ты все же кандидат в партию. Немногие еще так поднялись, значит есть за что.
Логично, Викентий Александрович, умный ты вижу человек, грамотный администратор. Только не хочется мне быть сугубым идеологом. Как в прошлой жизни, когда являлся историком.
Потрогал легонечко значки, посмотрел еще раз. О, а вот этот можно и взять. Обратился к Назарову:
– Можно еще и этот, товарищ полковник?
Назаров только хекнул:
– А ты умело полез. Значок «отличный снайпер» среди солдат один из уважаемых. Только ведь его и получить надо уметь. Сумеешь получить норматив по стрельбе из автомата Калашникова?
Я для вида призадумался, хотя уже не просто знал, я выбил из Калаша серебряный норматив, получил десять пуль в мишень из десяти. В бытность свою в XXIвеке в армии я не был. Но в аспирантуре в Москве прошел, буквально от нечего делать курс автоматной стрельбы.
Ну нечего мне было уже делать, диссертация написана и вручена, он ее, как положено, растербанил, я ее исправил. И все, теперь полгода ничего не делать. вот и знакомился с АКМ, стрел из него, значок, между прочим, такой же получил, только не советский, а более современный, российский, XXI века.
Уверенно, или, как, наверное, виделось со стороны, нагло, сказал:
– Товарищ полковник, по призыве на срочную службу, в армии еще не стрелял. Но в школе выпустил девять патронов на краткосрочном призыве на «отлично»!
Назаров, бедолага, аж выматерился от такого простодушного признания.
– Ты пойми, салага, это две разные вещи – в школе просто на зачет, и в армии на квалификацию. Там важно не только формальности, там необходимо отношение товарищи.
«Ага, товарищи – это, пить дать, деды, – сообразил я, – но рядом с начальником учебного центра они пускать в ход неуставные отношения не будут, остановятся на уставе. А там я пройду легко».
– Ну, товарищ полковник, – заныл я жалобно, – что вам это стоит, это же обычна внутренняя проверка. В конце концов, деды, ой, старослужащие проверят зеленого новобранца. Пошмонают жестко, если что. Вам-то ничего не будет.
– Времени жалко, его и так осталось на секунды после приезда маршала авиации Кожедуба.
Но, видимо, он знал немного больше,Красильников ему что-то сказал успокоительное. Потому как возразил Назаров без нервов, не зло. А потом вдруг решительно согласился. Прямо там же, а что тянуть, он позвонил куда-то, как оказалось моему командиру роты.
– Здравствуй, Виктор Сергеевич, – поздоровался он. Помолчал, видимо, подождал, пока Гришин ответит, начал с главной новости: – известно, кто прилетает – маршал авиации Кожедуб!
Комроты, по-видимому, что-то эмоционально прокомментировал, горячий тембр его я чувствовал, но конкретных слов разобрать уже нет
Начальник центра на это ничего не откликнулся, только дробно посмеялся. Наконец решительно изменил тему:
– Ты про другое послушай, более близкое. Новобранец твой отметился, уже желает пойти на знак «отличный снайпер». Каков, а?
Вот ведь паршивец какой, толи ругает он, толи хвалит, не поймешь. Гришин тоже, похоже, был такого же мнения. Поэтому голос в трубке притих. Я понимал, что он осторожничает. Пусть оба офицеры, но это только хуже. Срочники-то через два года уйдут и трава не расти, а офицерам еще карьеру делать.
А Назаров, посмеявшись, продолжил:
– Присягу твоя рота, похоже, приняла, так?
Гришин что-то ответил, по тону голоса согласился.
– Тогда бери пару старослужащих в тир, я думаю, старшину роты Малова и командира его взвода Вахромеева. Посмотрим на нашего сукина сына!
Глава 14
На этой многообещающей ноте мы покинули кабинет начальника учебного центра. Адъютант, кстати, был в наличии, встал по стойке смирно при виде командира. Я в свою очередь тоже вытянулся при виде нового офицера. Такой вот получился кордебалет.
Но разошлись. Тир в учебном центре был подземный, большой до упомрачения. Сразу видно, что он тут знаковый объект, а не баловство офицеров. мы, как новобранцы, до присяги к оружию еще не допускались. Но я чувствовал, скоро это будет наш второй дом.
А вот мне и сегодня. Мы чуть опоздали, хотя, что я говорю, Назаров немного опоздал, ну и я с ним. Но деды сподобились посмотреть волками только на меня. Дескать, ты во всем виноват, сявка, сколько нам еще здесь торчать⁈
Хотя, в чем-то они были правы. Не в опоздании, разумеется, в этом был косяк исключительно полковника Назарова, разрази его мухоловка. Но то, что здесь два офицера и два сержанта – старослужащих виноват, безусловно, ваш слуга. И никак не оправдаешься, тебе т слушать никто не будет. Младшенький я еще и во всем повинен!
Но встал по стойке смирно, показывая, что все понимаю и готов отслужить. Спутники отреагировали по-разному. Деды хмыкнули злобно и многообещающе, мол, найдем минутки, мы тебя отсовестим до синяков. Гришин лишь оценил, но пока теоретически, не он главный командир. А вот Назаров даже не подумал обращать внимание. Лишь осмотрел включенный тир – все на месте, ничего не украдено – и сразу скомандовал:
– К столу сборки – разборки становись. Исполнитель – ряд… отставить, ефрейтор Ломаев, эксперты – сержант Малов, младший сержант Вахромеев!
Эт мы смогем, сначала частичная (неполная) сборка – разборка, потом полная. Сколько раз проходил этот процесс, не любой дед столько приложится. Дай бог памяти подполковник Самойлов на означенных курсах нам твердил:
– Вы – люди хоть и штатские, но как только придете в армию по какой-то причине, сразу станете офицерами. Вот и матчасть стрелкового оружия должны знать от сих до сих, как профессиональные знатоки.
Ха, он и не думал, что жизнь так повернется, что его бородатый ученик окажется безусым юнцом в качестве молодого солдатика. Но руки у меня помнили все, давая нужный темп. Быстро разобрал, потом, как и положено, доложил:
– Товарищи сержанты, автомат Калашников разобран в срок. Исполнитель – ефрейтор Ломаев.
Малов скептически изогнул губу, что означало – нет, нормально не разобрано. Лениво спросил:
– Салага, все в порядке?
Ох, зря он так сказал. Я все равно б собрал дееспособное оружие, но без шума. Сейчас же придется. Дело в том, что Малов очень тихо, только мне, дал мне втык за дневального Чиркова и пообещал мне, что я буду вечным старшим дежурным.
А вот это, извините, уже сплошная дедовщина. Один дед непотребство начал, другой – продолжил, а виноватым окажется, скорее всего, молодой зеленый Ломаев. Доложить!
– Товарищ сержант, в процессе разборки автомата обнаружилось, что он в нерабочем состоянии.
Я специально деда не топил, сказал ему спокойно, без надрыва. Но офицеры, которые, вообще-то, стояли в стороне, негромко разговаривали друг с другом, и совсем не обращали на л/с, вдруг встрепенулись.
– Малов, что за бл… положение с оружием? – раздраженно сказал полковник Назаров, – доложить!
Сержант, заметно перетрухнув, начал рапортовать. Ситуация действительно была аховой. Накануне крупной проверки, а солдаты, особенно деды, все равно это знали, просто без подробности, произошел казус. И оружие было третьей роты, в которой старшина роты был он!
Лицо Гришина было на посмертную маску покойника, болевшего эпилепсией. Чувствовалось, если случится ЧП, он сам сожрет Малова, без помощи Назарова и, тем более, проверяющего. Пусть тот дед, и полный хозяин в роте. Но это пока все хорошо. А вот случится беда, то на это просто не обратят внимания. Еще и добавят, как ответственному!
Из-за этого Малов стал блеять. Сразу было видно, какой он был новобранец, и как ему было тяжко перед своим дедом. Эх, не так надо было ему докладывать!
Я всегда держал нехитрую истину – если ты старший и всеми командуешь, всегда будь готов отвечать за подчиненных. Даже в тот момент, когда совершенно не готов к этому. Малов, видимо не был к этому готов и теперь откровенно провалился.
Ведь, какая проклятая гнусть.Деды готовились провалить наглого новобранца, который уж очень полез на деда. Тот еще, конечно, но ведь дело принципа.Так его завалить перед офицерами, чтобы его икало все два года службы в армии. А получилось наоборот. Толи Ломаев так элегантно вывернулся перед командирами, толи ему просто несказанно повезло, но теперь виноватой стороной стали деды. И как теперь быть?
Я же почти смеялся, естественно, в душе. Такая простая ситуация, а довели до абсурда. Разборку, конечно, уже прекратили. Однако ведь надо спасать Малова. Обычный дед с дерьмовым, но простым характером. И доводить ситуацию до крайности не стоит. Если его накажут, даже вышвырнут из учебного центра, плюсов я не вижу. А вот минусов много, как для меня, так для всей роты.
Дождался паузы в невнятной речи старшины, озабочено потянул:
– Да-а, дела, хорошо хоть вовремя заметили, да, товарищ сержант? Не то шлепнулись бы при проверяющим. Но теперь автомат вроде бы в рабочем состоянии. Проверяйте еще сами, вы гораздо опытнее и смекалистее.
Малов прервал свою бессвязную лабуду, вопросительно посмотрел на начальника учебного центра:
– Разрешите, товарищ полковник, помочь ефрейтору Ломаеву?
И затем притих. Если Назаров скажет ДА, значит он простил его косяк. Хотя лично я был твердо уверен – косяк был не в промахе старшине роты, а в неудачной попытке сломить меня. Ну и пусть, ведь знаю об этом не только я, но и старослужащие. И, похоже, офицеры, зримо догадывались, не дураки.
