Текст книги "Приключения Жихаря"

Автор книги: Михаил Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 46 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Я видел… я видел: на хромом зайце ехал бородатый старик без макушки, шибко, шибко, шибко, оставил свою гору, оставил чужую, оставил сорочью гору, оставил снежную и переехал за ледяную, и тут сидел другой старик с белою бородой и сшивал ремнями дорогу, а с месяца свет ему капал в железный кувшин.

Николай Лесков

«И на Луне, поди, люди живут», – думал Жихарь. Он шел впереди, а Колобок, наклонившись вперед, освещал фонариком дорогу: отрабатывал свое участие и бесплатную езду на богатырской шее.

Ход был узкий и низкий, не укрепленный, земля влажная и тяжелая. Жихарю и Яр–Туру приходилось нагибаться, потому что даже Лю Седьмой и Сочиняй–багатур то и дело чиркали макушками по потолку, и каждый раз все замирали и останавливались в тревожном ожидании – не осыплется ли земля спереди или сзади.

Понятно, что не Индрик–зверь прокладывал этот ход – походил он скорее на подкоп из темницы.

Особенно неуютно было Сочиняю, привыкшему к степным просторам.

– Там должно быть все, необходимое для жизни, – утешал спутников Бедный Монах. – Там встретит нас лунная богиня Гуань–Инь, проведет во дворец, а священный заяц поделится содержимым своей ступки – толченой травой бессмертия…

– Как–нибудь приспособимся, – сказал Жи–харь. – Человек везде приспосабливается. Даже нежить – и та на чужбине умеет устроиться…

– Да, уж эти ребята нигде не пропадут! – засмеялся Колобок. – Мне давеча рассказывал домовой, что после твоей свадьбы несколько многоборских Банников, у которых еще своей бани нет, а работают они на подхвате у старших, увязались за королем, решив поискать счастья в Туманном Альбионе…

– Сэр Хонипай, никто за мной не увязывался! – воскликнул Яр–Тур. – Если бы я кого и взял с удовольствием, так это сэра Окула, но он остался верным своему повелителю…

– Вы, ваше величество, захватили с собой березовый веник, – пояснил Колобок.

– Да, Мерлин просил меня привезти несколько многоборских диковин…

– Вот они в венике и устроились – много ли им места надо, – продолжал Гомункул. – Ну, приехали. Кругом все чужое – эльфы, гоблины, лепрекуны, феи, сиды… Народ гордый, чопорный, на ваших смотрят свысока. Ни в один клуб не записывают, на чашку чая не зовут. Кличут нежелательными иностранцами. Самое неприятное – что жить негде, не складывают тамошние жители баньки, не знают такого искусства, моются изредка…

Яр–Тур закашлялся.

– Достойный Гомункул, я, конечно, признаю, что Логрия при мне далека была от совершенства, – сказал он. – Тем не менее в Камелоте любой путник имел возможность получить бочку горячей воды для омовения после долгой дороги и кровавых подвигов. Я сам стоял у входа в Зал Круглого Стола и проверял чистоту рук и ногтей у рыцарей. Иногда в такую бочку удавалось запихать даже сэра Белианса Надменного. Для этого кому–нибудь из рыцарей приходилось вызвать его на поединок. Если сэр Белианс проигрывал, он погружался в воду без всяких возражений… Не надо представлять моих подданных дикарями!

– Язык у тебя… – покосился Жихарь на Колобка, но тот не унимался:

– Словом, жить негде. Ни в домах, ни в холмах, ни под мостами, ни при ручьях, ни на мельницах – везде все занято. И никакого дела себе найти не могут, а без дела нечисти и нежити жить никак нельзя, надо либо приносить людям пользу, либо вредить, либо шутки над ними шутить. У банников какие шутки – разве что запарить кого–нибудь до смерти или шкуру ободрать. И назад дороги нет, там же остров. За перевоз платить нечем, и домой возвращаться с позором неохота. Но не таков многоборский банник, чтобы пропасть ни за грош.

Долго они думали и придумали, наконец, заделаться провозвестниками Смерти… Они же все, мохнатики, ее чуют загодя. Подходят ночью к дому или там к замку и начинают вопить по–черному…

– Вы говорите о баньши, сэр Хонипай?

– Ну да – в такое слово там здешних банников переделали. А жить они устроились в кустах и зарослях. Если человек там заплутает, они его жаром опыхивают…

– Верно, баньши в наших местах появились сравнительно недавно, – сказал Яр–Тур. – И накануне последнего сражения я слышал их истошные вопли. По крайней мере хоть такая память останется о несчастном логрийском короле…

– О многоборцах везде идет добрая слава, – гордо сказал Жихарь. Потом понял, каково сейчас побратиму, и спросил осторожно: – Как же у вас до усобицы дошло? Чего не поделили?

– Это долгая история, сэр брат…

– Так ведь и Луна не близко! К слову, давно уж пора нам передохнуть и подкрепиться… Смотри–ка – дома через силу глотал, а тут так и сосет в животе…

– А я еще давно ни один жена не видел, – ни с того ни с сего вспомнил Сочиняй–багатур.

– Это хорошо, – сказал Колобок. – Значит, земные законы теряют свою силу.

Мы на верном пути!

Они остановились, уселись вдоль стены, причем Жихарь долго не умел пристроить ноги.

– А чарка–то как весело пьется! – сказал он через некоторое время.

– Значит, кончилось межеумочное состояние! – воскликнул Бедный Монах. – Мы снова смертны, и заячье снадобье нам пригодится!

– Если и вправду есть там отмогильное зелье – непременно найдем его для тебя, братка! – загорелся Жихарь. – Но вот сам я его даже не пригублю.

Незачем зря Смерть обманывать…

– Было бы кого обманывать… – вздохнул Колобок.

– Вы очень любезны, сэр Джихар, – сказал Яр–Тур. – Но мой земной путь, увы, пройден, и держусь я из последних сил. Если земная Смерть меня не берет, то, возможно, ее лунная сестра…

– Нет, – сказал Колобок. – Ты ранен на земле. Лунная Смерть не должна иметь к тебе никакого отношения…

– Ступайте дальше без меня, не хочу быть обузой. Сон одолевает меня…

– Ну поспи… Мы подождем… – неуверенно сказал богатырь.

– Нельзя поспи! Никуда подожди! – крикнул Сочиняй. – Надо кургуз–трава жевать, Сочиняй захвати!

Степной хан вытащил из–за пазухи пучок сухих стеблей и через Бедного Монаха передал зелье королю. Бедный Монах понюхал траву, одобрительно кивнул и от себя прибавил какой–то бурый шарик.

– Пепел Феникса, – пояснил он. Но Яр–Тур уже вовсю спал, и снадобья пришлось впихивать в него силой.

– Вот, запей для верности, – сказал Жихарь, когда побратим открыл глаза. – Вздумал покинуть товарищей на половине дороги!

Яр–Тур тряхнул головой.

– В самом деле, я действительно чувствую прилив сил!

– А то! – сказал Жихарь. – Ты рассказывай, рассказывай – потом, может, поры свободной не выпадет…

– Что ж, – начал Яр–Тур. – Я уже писал вам, сэр брат, что королева Джиневра никак не могла принести королю Артуру наследника, что весьма оного огорчало. И Мерлин вызвался помочь этому горю с помощью нездешних лекарей, и король Артур сказал ему: «Грамерси». И Мерлин взял королеву за руку, и они исчезли, и это было весьма удивительно, так что все высокородные дамы и доблестные рыцари немало тому давились. И Мерлин с Джиневрой отсутствовали три месяца, вернувшись только к Уинстонову дню.

А когда они вернулись, увидел король, что Мерлин горько плачет, сокрушаясь о своей неудаче, а королева Джиневра одета в мужские штаны синего цвета и вязаную из шерсти рубаху, словно деревенская девка с распущенными волосами.

– Моя прекрасная госпожа, – сказал король. – Немедля ступайте к себе и облачитесь в подобающие одежды, ибо недолжно королеве быть одетой таким образом, да еще в Уинстонов день.

– А я не назову, – она отвечала, – вас своим господином, потому что вы грязный мужской шовинист и нарушитель прав человека. Вы смотрите на женщину, как на сосуд для деторождения, а между тем у нее такие же права, как и у вас! Когда мне заблагорассудится, тогда и будет у меня ребенок от того, кого я выберу ему в отцы!

– Тогда, – говорит король, – отправляйтесь отсюда прочь к своему отцу, королю Лодегрансу, ибо не хочу я вас больше видеть!

– В таком случае, – отвечает Джиневра, – я отсужу у вас и замок Камелот, и Карлион, и Лондондерри, и Оркнейские острова, и даже Фолклендские, хотя вы о них еще слыхом не слыхивали! Немалыми покажутся вам такие алименты!

Остальное вам объяснит мой адвокат!

Такие неслыханные речи привели короля в великий гнев, и он обратился к Мерлину:

– Напрасно сказал я тебе тогда «Грамерси», ты обманул меня – королева не только не излечилась от бесплодия, но и впала в безумие! Позор тебе!

– Господин, – сказал Мерлин, – напрасно ты гневаешься. Королева прошла курс лечения у лучших лекарей Калифорнии и совершенно готова подарить вам наследника. И дали мы ей все снадобья, какие только можно было закупить за золото и серебро. Но потом ей вздумалось посетить двор тамошнего короля, сэра Президента Республиканского, где принимали ее с великими почестями, которые будут существовать в те времена. О ней говорили и писали не меньше, чем о несчастной принцессе Диане, а сэр Майкл Отмытый Добела даже сложил в ее честь песню, сразу ставшую хитом сезона. Только нравы, порядки и законы, существующие в этом королевстве, настолько отличны от наших, что даже более могучий ум может смутиться. Окружите ее лаской и любовью, и, уверяю вас, все встанет на свои места.

И король успокоился, и простил супруге дерзкие речи, и отпустил ее с миром, велев притом своим рыцарям искать по всем дорогам сэра Адвоката Алиментского, дабы вызвать его на поединок.

Мы же теперь обратимся к королеве Джиневре. Она собрала своих придворных дам, чтобы рассказать им о том, как прекрасно живут женщины в королевстве Президента, и дамы пришли в великий восторг, и постановили завести в Камелоте такие же порядки. Король же тем временем уехал со своими рыцарями в Бенилюкс, чтобы завоевать там все герцогства и графства.

Когда же они вернулись, все в Камелоте было уже устроено по–новому, так что королевский сенешаль сэр Кэй впал в совершенное отчаяние. Дамы скоро объяснили вернувшимся мужьям и возлюбленным, каковы их подлинные права и обязанности. Сколь ни пытался мудрый Мерлин изгнать из королевства злого духа Феминизма, ничего не помогало. Восторжествовало повсюду Правовое Государство.

Отньше доблестный рыцарь не только не осмеливался нанести своей даме поцелуй, но и просто подать руку без того, чтобы его не обвинили в самых низменных и позорных домогательствах и не наложили за то огромный выкуп.

Даже невинная шутка влекла за собой тяжелые последствия и поединки, первой жертвой которых пал известный сэр Дайнадэн–Шутник.

И рыцари ходили по Камелоту молча, ибо дамы наложили на них обет Политической Корректности, по которому нельзя было назвать подлеца подлецом, вора – вором, разбойника – разбойником, ведьму – ведьмой, людоеда – людоедом. И говорили про безумца: «Он неадекватен», и величали главаря разбойничьей шайки «полевым командиром», а саму шайку – «вооруженным формированием», ведьмы стали «народными целительницами», людоеды – «лицами, практикующими каннибализм». Чернолицего арапа отныне называли «афробританцем», и даже самый обычный дурак стал теперь «представителем интеллектуального большинства».

И не мог Артур развестись с супругой без веской причины, потому что адвокаты забрали в королевстве великую силу. И пришел за советом к Мерлину, и Мерлин сказал:

– Клин клином вышибают. Надобно нам найти рыцаря без страха и упрека с тем, чтобы королева в него влюбилась и учинила вам измену при свидетелях. С этим можно выходить против самого лютого адвоката!

– Но, – сказал Артур, – это же будет великою порухой моей супружеской чести! Вряд ли кто из Рыцарей Круглого Стола согласится на такое.

– Не печальтесь, рыцарь будет мнимый, – отвечает Мерлин. – Ехал к вам на службу некий сэр Ланселот Озерный, но не доехал, потому что его похитили феи. Мы воспользуемся его именем, доспехами и грамотами.

– Но, – сказал Артур, – кто же наденет эти доспехи?

И сказал ему Мерлин так:

– Сэр, возвеселитесь духом, ибо у вас нет и не будет причины к унынию. Вы сами и станете совершать все деяния под именем Ланселота. Я с помощью волшебства устрою все так, что вы сможете незримо переноситься из одних доспехов в другие, и дам вам другое лицо и другой голос.

И король Артур согласился, и это было началом конца его королевства, ибо сын его сестры Морриган, злобный выродок Мордред, под видом борьбы за честь своего дяди…

Тут Яр–Тур замолчал и закрылся рукавом. – Ну, ясно, – сказал наконец Жихарь. – На этих волшебников только положись… Поднимаемся, друзья, потопали дальше…

Больше никто ничего не сказал, даже Колобок.

Жихарь вспомнил о давней встрече с мрачной и прекрасной сестрой Яр–Тура, и его передернуло от давнего стыда и сиюминутного ужаса.

Ход сделался еще уже и ниже. Жихарь, как ни пригибался, стал все чаще задевать за своды, а потом сообразил, что движется вприпрыжку…

– Стой, – велел он. – Что–то не так…

– Легко иди, как верхом скачи, – сказал замыкающий Сочиняй.

– Земля совсем утрачивает власть над нами, скоро ее сила уравновесится с лунной, – предположил Лю Седьмой.

– Понял! – закричал Жихарь. – Помнишь, братка, как мы с тобой наелись перелет–травы и ноги более не трудили?

Через несколько шагов он почувствовал, что тело совсем утратило вес.

– Делай как я! – с этими словами богатырь нырнул вперед, оттолкнулся руками от стенок и полетел дальше.

– Осторожно! – вопил Колобок. – У тебя навыка нет!

Но Жихарь, а за ним и остальные побратимы вдруг позабыли про все на свете, превратившись в легкодумных озорников, несущихся с ледяной горки к обрыву.

Любое касание бросало тело то на пол, то на стенку, то на потолок, но правила движения выработались сами собой.

– Р–разойдись – зашибу! – предупреждал богатырь всех возможных встречных.

Колобок перебрался к нему на загривок, чтобы свет фонарика видели остальные.

– За Камелот! За добрую старую Англию! – вторил богатырю Яр–Тур.

– Вань–суй! Вань–вань–суй! – распевал Лю Седьмой.

– Ёкаргана! – визжал Сочиняй–хан. Он попытался перегнать для начала Бедного Монаха, но ход был слишком тесный.

Полет все ускорялся, и Жихарь даже придумал, вернувшись домой, соорудить для сына с товарищами похожую забаву: надолбить из бревен желобов да пустить по желобам воду, да на эту водяную горку забираться и стремительно скользить, упадая под конец в пруд, чтобы вышло много крику и радости…

Потом все повторилось в обратном порядке – ход расширился, ноги стали потихоньку тяжелеть.

Наконец впереди показалась такая же, как на входе в землянку, дверь, только распахнутая.

В проем полезли все четверо, слегка придавив Гомункула.

Внизу лежала Луна – такого же бледно–голубого цвета, какой видится с земли.

Луна была усыпана камнями и скалами, холодными даже на вид. Побратимы глядели на нее словно с крыши терема.

– Высоковато, – сказал сплюснутый Колобок.

– Аркан имеем, – нашелся Сочиняй, снял с плеча моток сплетенной неведомо из чего веревки. Тот конец, который с петлей, он сбросил вниз, а другой пропустил в дверную скобу и привязал хитрым узлом. Потом отодвинул плечом Жихаря и начал спускаться так ловко, словно был горным, а не степным жителем. Остальные наблюдали. Сочиняй достиг каменистой проверхности, подпрыгнул выше своего роста, медленно опустился, огляделся, выбрал торчащий, словно палец, камень, обернул вокруг камня петлю, затянул и без труда опрокинул камень набок, чтобы аркан не соскользнул.

– По одной ходи! – предложил он. Наконец четверо людей и один Гомункул оказались на Луне и сразу принялись совершать огромные прыжки и даже кувыркаться.

– Дураки, ноги поломаете! – строжился Колобок.

Небо над ними было совсем черное, звезды с горошину, а вместо Луны в нем висел голубой с зеленым кубарь.

– Это наша земля, – сказал Лю Седьмой. – Странно, ведь земля квадратная, а небо круглое… Неужели совершенномудрые ошибались? Поверят ли этому ученые мужи из Отделения четырех дверей при Университете сынов отечества? Не лишат ли меня звания Мужа обширных познаний?

– Хорошо–то на Луне как! – сказал Жихарь. – Знали бы люди, как тут легко живется, так давно бы перебрались сюда…

– А вы заметили, сэр брат, что мы, совершая воистину молодецкие прыжки, не поднимаем пыли?

Богатырь удивленно поглядел под ноги. Действительно, – следы в толстом слое пыли отпечатывались явственно, а сама пыль не клубилась, лежала на месте…

– Значит, здесь нет воздуха, – упавшим голосом сказал Лю. – Значит, мы еще там, в подземном ходе, задохнулись…

– Глупости, – недовольно сказал Колобок. – Тогда бы на вас было страшно смотреть, вас бы раздуло изнутри, словно глубоководных рыб, поднятых на поверхность.

– Но законы природы… – робко начал Яр–Тур.

– Коли есть у природы закон, должен быть и произвол! – постановил Колобок.

– Вот этим произволом мы и дышим…

– Вот как худо быть ученым, – сказал Жихарь Сочиняю. – По ихним законам и задохнуться недолго… Эх! – закричал он. – Оплошали! Истоптали здесь все, как найдем следы Беломора?

– Так он же босиком был, – сказал Колобок. – Дай–ка я посмотрю…

Гомункул развязал постромки и плавно упал вниз. Ручки и ножки он втянул в себя и катился беспрепятственно, почти не оставляя следа. Катился он по всем правилам поиска, кругами, и каждый раз круг расширялся.

– Нашел! – раздался торжествующий писк. – В гору ваш Беломор идет!

– Попрыгали, – сказал Жихарь. Они быстро догнали Колобка и сами увидели следы босых ног, действительно ведших вверх по склону громадной горы.

– И еще высматривайте следы зайца! – сказал Бедный Монах.

– Боюсь, нет здесь никакого зайца, – сказал Жихарь. – Ни травы, ни деревьев, ни капусты, ни морковки…

И только сейчас понял, какая Луна мертвая, чужая, равнодушная, как беспомощен он сам и его спутники под этим черным небом… Он оглянулся назад, на место высадки. Прямо из неба спускалась веревка…

– Да найдем, найдем, по своим следам найдем, – успокоил его Колобок.

– Не понимаю я все–таки, братцы, как это мы ушли под землю, а вышли вон где, – не унимался богатырь. – Ведь это даже не чары, это что–то похуже.

– На Луну всегда так ходи, – сказал Сочиняй. Его ничем нельзя было смутить.

– Может, здешние люди там, внутри живут? – рассуждал Жихарь.

– Тогда бы и Беломор пошел куда–нибудь внутрь, – ответил Колобок.

– Ну да! Не знаешь ты старика! Он и на земле норовил держаться от людей подальше. Одно слово – неклюд!

– Давайте шибче прыгать, – сказал Колобок. – Пока солнце не взошло. Думаю, тогда нам жарковато придется…

– Покуда мне ни жарко, ни холодно, – пожал плечами богатырь.

– Так я же и говорю – произвол антинаучный… Все оттого, что темные вы!

Но, похоже, здесь незнание законов природы освобождает от ответственности, иначе давно бы вы задохнулись и замерзли, а я остался бы, бедненький, один горе мыкать…

Всякое любопытство из богатыря улетучилось, хотелось побыстрее найти Беломора и вернуться домой – даже то безобразие, что творилось нынче на земле, стало казаться родным и близким…

Ни ветра, ни дождя… Ни снега, ни урагана…

Теперь он смотрел только под ноги, как тогда, во Времени Оном, пересекая пустыню. Да и остальным было не по себе.

Катиться вверх Колобок не мог даже здесь – теперь он оставлял крошечные следочки в елочку. Его яркий кафтанчик мелькал где–то далеко впереди.

…Старый неклюд лежал под наклоненной скалой, сложив руки на груди – только свечки не хватало. Глаза Беломора бьми широко открыты и устремлены на далекую Землю.

Не было у Жихаря ни радости от встречи, ни тревоги за старика – не помер ли?

Побратимы обступили старика. Беломор недобро зыркнул из–под густых бровей, потом, не поднимаясь, сказал:

– Нашли все–таки! Догадались, кто виноват! Теперь судите старого дурака, казните его!

– За что? – хмуро спросил богатырь. – Никто тебя ни в чем не винит, думали искать у тебя совета… Думали, не случилось ли с тобой худого…

– Случилось, – сказал Беломор. – Погубил весь белый свет. Поэтому не возвращался. Стыдно было. Рассказывать не хочется, да и сделать уже ничего нельзя…

– Сэр Беломор, не на одного вас нашла проруха, – мягко сказал Яр–Тур. – Тут даже мой Мерлин крупно ошибся, а про меня и говорить нечего. Должно быть, такие дни наступили, чтобы всем ошибаться.

– Тот, кто знает про свою глупость, уже не такой большой глупец, – сказал Лю. – Тот, кто знает про свои заблуждения, заблуждается не так уж глубоко.

Древние государи за все доброе благодарили народ, а во всех бедах винили себя; всё истинное видели в народе, а все заблуждения находили в себе.

– Есть старик – убить бы его, нет старик – купить бы его, – объявил Сочиняй.

– Не утешайте, – сказал Беломор. – Лучше сразу пришибите.

– Рассказывай, отец, – велел Жихарь. – Чего уж теперь. Что там у тебя со Смертью получилось, чем ты ее прогневил? Я ведь знаю, что вы с ней чуть не родственники…

– А знаешь – так тем более… В общем, пристала она ко мне: наточи да наточи косу. Я уже давненько подрядился ей косу точить, оттого и живу долго. Вот и все родство, а вы что подумали?

– Но ты же тогда на острове намекал…

– Это я на тебя хотел страху нагнать. Короче, зудела она лет триста: коса, мол, уже стала тупая, как обух. Да вы, наверное, и сами заметили – давно не было великих войн, землетрясений, моровых поветрий, люди мерли обычным порядком.

А для того, чтобы ей косу наточить, оселок нужен не простой, только из лунного камня. У меня такой был, да уже весь сточился. Я бы с этим обмылком несколько лет возился, а коса–то ей каждый день нужна! Каждую ночь! Ну, пару деньков, конечно, может и Смерть потерпеть, так уже бывало в старину.

Сизиф ее на цепь сажал, потом еще кто–то в березовый туесок запирал, в гроб заколачивали обручами, но всё ненадолго.

А я решил изготовить не торопясь новый добрый оселок, косу довести, опять же не впопыхах, до полного ума. Чтобы Безносая меня потом долго не тревожила и нового точильщика себе не искала.

Вот и задумался, чем ей косу заменить на то время, пока я буду камень искать и заточкой заниматься. Тут мне ты, Жихарь, и подвернулся…

– А при чем тут я? – взвился Жихарь. – Ты же меня посылал на великие подвиги и ничего про свое точило не говорил…

– Потому что ты, рыжая твоя башка, есть воплощение Рудры – да тебе ведь кто–то уже об этом говорил!

– Я сам свое воплощение, – проворчал богатырь.

– Мне лучше знать, – продолжал неклюд. – А коли так, то ваджра должна попасть к тебе в руки трижды. Сперва в виде золотой ложки…

– Что же ты мне об этом сразу не сказал?

– Да вот… Задумал как раз тогда провернуть все эти дела с косой. Первая ваджра помогла тебе добыть Полуденную Росу и справиться с Мировым Змеем, вторая позволила победить Мироеда и покончить с Вавилонской башней. А для третьей, по моим предсказаниям, никакого подходящего дела не находилось.

Вот я и решил ее использовать для себя – передать Смерти вместо косы, потому что третья ваджра – это власть над Жизнью и Смертью… У нее, как ты видел, два конца – серп и зеленая ветка. Но ваджра может приобрести силу лишь в твоих руках, и передать ее другому можно лишь добровольно – ни украсть, ни отобрать, сила сразу тогда пропадет. Я и устроил все как надо…

Беломор все–таки поднялся на своем каменном ложе, и Лю Седьмой тут же услужливо протянул ему чашку с персиковой настойкой.

– …Все устроил как надо – и встречу с Мутилой, и Опивца снарядил, и предвидел, что ты планетника поразишь, и посулишь отдать самую ненужную покупку, и послал на Полелюеву Ярмарку самого зачуханного Ырку с коробом барахла, и все шло по моим расчетам, и планетник Опивец мне доложил, что передал ваджру Смерти в самые костлявые руки… И отправился я, старый дурак, за лунным камнем…

Он замолчал и снова устремил глаза на покинутую Землю.

– И что? – затаив дыхание, спросил Жихарь.

– А то, – сердито буркнул неклюд, – что Опивец дураком оказался, передал вадхру не Смерти, а прикинувшемуся ей Мироеду! Смерть осталась без защиты.

Мироед ее и проглотил! Вот и все, теперь убивайте меня! Только тем серпом и можно было проклятому вспороть брюхо, а теперь ваджра без силы, поскольку взята обманом…

– Объяснение весьма глупое, оттого и представляется мне правдивым. И даже хорошо, что третье воплощение жезла Жуй потеряло силу, – сказал Бедный Монах. – Иначе Мяо Ен давно бы уничтожил все живое в Поднебесной. И у нас нет необходимости искать жезл, потому что такие поиски могли бы растянуться на вечность.

– Так, – сказал Жихарь. – Возвращаемся домой, ищем Мироеда, потрошим… Я уж найду чем! Не ждал я, что он так быстро вернется…

– Так и я не ждал! – подхватил Беломор. – Я–то думал, он еще сто лет не объявится! Я на него даже не загадывал!

Лю Седьмой покачал головой.

– Что–то не получается, – сказал он. – По всем правилам получается так:

если Жи Хан не использовал жезл, то жезл должен попасть к нему в руки еще раз, иначе будет нарушено равновесие…

Беломор возразил Бедному Монаху, и они начали обмениваться непонятными словами и рисовать в пыли зловещие знаки.

– Некогда спорить, пошли! – Жихарь поднял старого неклюда и повел, бережно поддерживая и приговаривая: – С кем не бывает… Конь о четырех ногах…

Кто не пашет, у того и огрехов нет… И солнце не без пятен…

Вспомнил про солнце и глянул вверх – не восходит ли?

Над головой висели сразу четыре маленьких красных солнышка, и они согласно шли вниз.

– Кто–то здесь все–таки живет! – сказал Жихарь.

– Я знаю, что это, – сказал Колобок. – Я видел.

На четырех огненных столбах спускалась на лунные камни большая железная раскоряка.