Текст книги "Приключения Жихаря"

Автор книги: Михаил Успенский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 46 страниц)

И побежал бороться с хмельной напастью. Борьба была долгая и трудная – воротился пошатываясь.

– Надеюсь, вы наставили их в законах, сэр Джихар? Ведь вашим тоже предстоит основать державу!

– Наставил, – вздохнул Жихарь. – Кому под левый глаз, кому под правый. Я им слово – они десять. Я говорю: пьяный не воин и не работник. Они мне: пьян да умен – два угодья в нем. Я говорю: краденое счастья не приносит. Они: от трудов праведных не наживешь палат каменных. На всякую мою поговорку у них своя отговорка. Ну да ладно, как–нибудь да урядятся. Завтра возьмем у них лошадок покрепче, мечи понадежнее…

– Как завтра, сэр Джихар? Как раз завтра я хотел им преподать наставление о правах человека и обязанностях простолюдина, а потом выработать регламент Круглого Стола – о, я не забыл ваш бесценный совет! Послезавтра с утра мы учимся играть в бридж, вечером у нас скачки на Кубок Большого Дерби в Саутгемптоне. Днем позже у нас заседание в Адмиралтействе, вечером же идем на премьеру в театр «Глобус»…

– Так ты что, жить здесь собрался? Нам, по–моему, кое–куда сходить надо, кое–что найти и кое–что сделать. Давай–ка отойдем подальше, я тебе пару слов скажу.

Побратимы отдалились на сколько следовало и уселись под кустом. Жихарь поделился отнятой у детей изо рта брагой («Добрый старый эль!» – оживился Яр–Тур), но сам он от хмеля становился все трезвее и задумчивее.

Принц вслух грезил о славе своего королевства, фундамент которого был заложен на сеновалах Окаянии, замышлял освободительные походы и очень справедливые войны. Походов и войн было много, богатырь устал ждать.

– Намечтался, королевич?! – рявкнул он наконец.

– Отчего же и не дать волю воображению, не распорядиться будущим…

– А мне сдается, что это нами кто–то распоряжается! Не верю я, брат, ни в долгие годы, ни в скорые роды. Ребята, конечно, на нас похожи, не спорю, но разве мы сами таких раздолбаев вырастили бы?

– Зато мы сберегли средства, необходимые на их воспитание и обучение, – возразил Яр–Тур.

– Где же сбереженное – без гроша маемся! Нет, не нравится мне все это. Сын отцу не должен быть ровней, это против всякого порядка…

– Вот уж не думал, что вы такой приверженец Порядка!

– Запомни, братка, я не за Порядок и не за Ералаш, я сам за себя. Только ведь дальше еще хуже будет, еще сильней все на свете перемешается. Пока мы прохлаждаемся, Змей наш Уроборос, похоже, заглотил свой хвост по самую репицу…

– Не представляю, где это у змея репица… И мы бросим тут, в чужом краю, этих бедных недоумков? Увы, сэр Джихар, мои сыновья, признаюсь, немного туповаты… Что вы хотите – безотцовщина!

– Зато мои – вострей некуда! На ходу подметки режут! Любой за стол сядет и один семерых до смерти заврет! Может, они тоже, как в предательском городе, и не люди вовсе, а… Ложка! – страшно закричал он. – Ложка где?! Где моя верная ваджра?! Куда ложку дели, сволочи?!

До Яр–Тура дошло, что дело серьезное.

Побратимы помчались к стоянке, добежали быстро, только никакой стоянки на поляне уже не было. Дымились кострища, стояли пустые телеги, на которых приволокли овес, но все Алджерноны и Незваны, Реджинальды и Зарубы сгинули.

Только топот множества копыт пропадал где–то вдали…

– Я же говорил… – завыл Жихарь. – Бежим, может, догоним еще! Куда мы без ложки–то?

– Уважаемые Жи Хан и Яо Тун ищут чудесный жезл Жуй?

Бедный Монах как сидел на одном месте, так и сидел, ласково расправляя перья на Будимире.

– Вот он. Увы, один из молодых людей по дерзости и глупости решил его присвоить.

– Надеюсь, это не мой потомок? – вскинулся Яр–Тур.

– Признаться, я не заметил, – опустил глаза Лю Седьмой. – Да и какая разница? Главное – жезл Жуй вырван из неумелых рук и возвращается к законному владельцу.

Жихарь расцеловал ваджру, а потом и ее спасителя.

– А куда же наши деточки делись? Чего это они вдруг надумали удрать?

– Позвольте доложить все по порядку. Когда я попытался урезонить расшалившихся после вашего ухода юнцов, они выказали крайнее презрение, стали меня дразнить и оскорблять. Одни кричали мне: «Чин–чин–чайнамен!» и требовали, чтобы я постирал им одежду. Другие почему–то спрашивали меня:

«Ходя, соли надо?», хотя ни в какой соли я не нуждаюсь. Видя столь явное отклонение молодых людей от пути Дзынь, я решил проверить, подлинные ли они существа или же призраки и бесы?

– Вот видишь, он то же подумал! – сказал Жихарь.

– Для проверки применяется собачья кровь. Она у меня всегда с собой в тыкве–горлянке. Но не успел я извлечь из тыквы пробку, как все войско, словно по приказу Полководца Южного Дворцового Крыла, вскочило на коней и помчалось прочь, образовав при этом боевой порядок, именуемый «Два берега у одной реки»… Так я и не узнал того, что хотел. Может быть, призраки почуяли губительную для них жидкость, а может быть, молодые люди убоялись сурового отцовского наказания и бросили беспомощных престарелых родителей на произвол судьбы. Я непременно составлю об этом возмутительном случае докладную на имя Сына Неба, и он прикажет разрезать негодяев на тысячу кусочков в течение трех месяцев…

Жихарь и Яр–Тур тоже никогда не узнали – то ли они попались в очередной обман, то ли и вправду стали прародителями двух великих народов.

ГЛАВА ПЯТАЯ

 
Большую телегу вперед не пускай –Сам будешь в пыли и песке.
Не думай о многих печалях своих –Лишь сам изведешься в тоске.
 

Ши Цзин

– Да, сэр Джихар, не успели мы и оглянуться, а сыновья наши ушли в бой за свои державы, – вздохнул Яр–Тур.

Он и сам как–то мгновенно переменился: приобрел и королевскую стать, и властный волос, и борода погустела, и глаза начали то и дело метать молнии, и доспехи, убогие и залатанные, заблистали серебром и золотом. Такому герою зазорно метаться по свету в поисках неведомо чего, ему лишь на престоле восседать и движением руки приводить в трепет сопредельные племена. А Жихарь остался самим собой:

– Разве о таком народе я мечтал, разве такую страну искал?

– Каков же ваш народ, сэр брат, и какова страна?

– Нетрудно сказать. Молодые у нас все как один добрые, а девицы – красные, мужи – доблестные, жены – верные, старцы – премудрые, старушки – сердобольные, дали – неоглядные, леса – непроходимые, дороги – прямоезжие, города – неприступные, нивы – хлебородные, реки – плавные, озера – бездонные, моря – синие, рыбки – золотые, силы – могучие, брови – соболиные, шеи – лебединые, птицы – вольные, звери – хищные, кони – быстрые, бунтари – пламенные, жеребцы – племенные, зерна – семенные, власти – временные, дела – правые, доходы – левые, уста – сахарные, глаза – зоркие, волки – сытые, овцы – целые… Да что говорить, все равно не поймешь…

– Осмелюсь заметить, что уважаемый Жи Хан весьма точно описывает времена правления Желтого Государя, когда вся Поднебесная благоденствовала и процветала, – обозначил себя Лю Седьмой.

С богатыря все грезы мигом слетели. Он приподнял Бедного Монаха над землей.

– Скажи, дяденька, мы тебе разрешали над нами колдовать?

– Бедный Монах не имел времени объяснить уважаемым…

– Оставьте его, сэр Джихар, – вмешался Принц. – Еще неведомо, как бы обернулось дело без него. Не забудьте и то, что именно он отнял у нахального юнца золотую ложку.

Жихарь вернул чайнеца на землю.

– Готов сопровождать уважаемых до любых пределов земли, – предложил Лю Седьмой. – Умею гадать на черепашьем панцире, вырезать из бумаги людей и зверей, не говоря уже об отвлеченных понятиях. Буду требовать, чтобы в попавшихся нам на пути городах и селах уважаемым подносили для питья кровь белого лебедя, а для омовения ног – коровье и лошадиное молоко… Знаю также все придворные церемониалы и свойства трав…

Богатырь вспомнил о дальнейшем пешем пути и загрустил.

Над поляной выл холодный ветер, натягивал темные тучи, сулившие первый снег. Бесполезные телеги выставили оглобли в разные стороны.

«Вот в наказание запряжем косоглазого – и пусть тащит!» – подумал Жихарь, но сразу же другая, чудесная дума осенила его.

Если из двух телег собрать одну, но не простую, а такую, у которой задние колеса много больше передних, она ведь станет катиться сама собой, как бы с горки! И не надо никаких чар и заклинаний! И как это люди по темноте своей до такого сами не додумались, коней томили?

«Безмозглые!» – подумал Жихарь про всех, кроме себя.

Драбаданские телеги были, по счастью, разной величины. Богатырь без труда поменял колеса на двух телегах по своему замыслу и отошел в сторонку, но недалеко: вдруг покатится так быстро, что и не догонишь?

Яр–Тур и Бедный Монах наблюдали за его делами с интересом, но без всякого понимания в глазах. Да и куда им?

Преображенная телега с места не трогалась.

«Первотолчок нужен!» – догадался Жихарь и сильно, обеими руками двинул повозку вперед.

Да, обычному человеку так не толкнуть, докатилась чудесная телега почти до деревьев и остановилась.

Будимир первым понял, в чем дело, он захлопал крыльями и глумливо закукарекал.

Тут и Яр–Тур с новым знакомцем догадались, что Жихарь посягнул на вечное движение. Они обменялись ядовитыми улыбками, а потом, не удержавшись, рухнули на землю.

– Говорят, что шмелю не изменить куколки, юэской курице не высидеть гусиного яйца – это по силам лишь наседке из Лу! – выкрикнул Бедный Монах и снова забился в припадке веселья.

Богатырь оставил телегу и пошел на спутников, потрясая сжатыми кулаками, но не дошел.

«А ваджра–то на что?» – вспомнил он и вернулся на место, заметив скупо и холодно:

– Дуракам половину работы не кажут! Но все равно провозился с повозкой до полудня, покуда не догадался использовать золотую ложку в качестве шкворня.

Телега покорно завращала колесами и вдруг рванула с места – еле успел задержать и вытащить ваджру.

Насмешники прикусили языки.

– Так–то! – сказал Жихарь.

– Я читал, что Ле Защита Разбойников проделывал нечто подобное с бумажной колесницей, – сказал Бедный Монах. – Но чтобы подчинить себе дерево…

Воистину Жи Хан незаметно для себя овладел всеми путями Дзынь и способен покорить восемь сторон света!

– Ладно, что про дерево напомнил, – молвил Жихарь. – Нарубили бы уж давно дров, пока я тут пластаюсь, да костерок развели – околеем ведь. Вон пенек торчит…

Лю Седьмой услужливо достал из рукава причудливого вида бронзовый топорик и поспешил к указанному пню.

Пронзительный вопль потряс деревья. Жихарь и Яр–Тур мигом оказались возле пня, готовые к любому нападению. Бедный Монах виновато разводил руками.

– А–а, – вспомнил Жихарь. – Колдуны же одного своего в пенек обратили – было такое?

Он достал золотую ложку и коснулся середины пня. Богатырская рука подлетела вверх, поскольку и сам пенек вырос и предстал высоким смуглым человеком, горбоносым и в черном плаще.

Человек сделал шаг вперед и сморщился, припав на раненную топором ногу, а потом неожиданно запел, да такую скверную песню:

Бездна бездну призывает, Рот широко разевает, А когда разинет рот, Похваляючись, поет:

«Раньше я жила темна, Холодна и голодна, А с тобой мы – ам да ам – Мир поделим пополам.

Что вверху и что внизу – Все сметелю, все сгрызу.

Что внутри и что вовне – Все съедобно, все по мне».

Бездна бездну обманула:

Между глаз ей звезданула, И осталася одна Бездна бедная без дна…

Любой бы догадался, кто таков этот певец, но только не Жихарь. Потому и спросил:

– Ты кто?

– Какое из моих имен ты хотел бы услышать? – Голос у бывшего пенька оказался низкий и раскатистый.

– Настоящее, – потребовал богатырь.

– Если, конечно, вы не стыдитесь его, сэр колдун, – добавил Принц.

– Все беды происходят из–за ложных имен, – заметил Лю. – И для того, чтобы изменить нравы, необходимо восстановить истинные имена…

– Напрасно избрал я на этот раз шкуру драбаданского шарлатана, – сказал хромой. – Хотелось бы предстать перед вами в подлинном виде, но, увы… Эти болваны, как всегда, все испортили и перепутали, а вы двинетесь дальше, навстречу своей бессмысленной судьбе…

Глаза у хромого были разные: один зеленый, а другой просто дырка.

– А ты нас, стало быть, остеречь захотел? – спросил Жихарь.

– Да нет же! – радостно вскричал хромой. – Я никогда не мешаю людям шагать навстречу гибели, наоборот, всеми силами рад способствовать этому…

– А расколдоваться сам не мог, – ухмыльнулся богатырь.

– Это пустяки. – Хромец махнул рукой, и Жихарь заметил, что пальцы у него коротенькие–коротенькие – меча не ухватят.

– Демоны и духи поднаторели в искусстве обмана, – сказал Бедный Монах. – Но настоящего знатока им не провести. В вас, почтенный, всякий узнает Хуньдуня – того самого, что в образе красного перца обольщает девушек в сумерках.

– Ну и как, получается? – оживился богатырь. Хромой только пожал плечами, а Лю Седьмой продолжал:

– В книге «Шэнь и Цзин», повествующей о чудесном и необычайном, про Хуньдуня говорится следующее: «Он похож на длинношерстую собаку с медвежьими лапами, но без когтей. У него есть глаза, но он не видит, ходить не умеет, есть уши, но он не слышит, зато чует приближение человека. В брюхе у него нет внутренностей, есть лишь прямая кишка, и вся пища проходит насквозь. На добродетельных он кидается, к злодеям льнет».

– Погоди, погоди, – сказал Жихарь. – Какая прямая кишка? Какая собака? Ты чего городишь? Человек как человек, хотя, конечно, плохой, надо бы его потрясти и расспросить…

– Руки коротки, – сказал хромой.

– А поглядим, – ответил Жихарь и протянул к хромому отнюдь не короткие свои десницу и шуйцу. Но до тощей кадыкастой шеи почему–то не достал, сделал шаг вперед – и опять не достал, хоть и не двигался с места расколдованный пенек.

Уже вплотную приблизился к нему Жихарь и только сейчас заметил, что богатырские его ладони растут почти что прямо из плеч, а куда делось все остальное – неведомо.

Больше всего на свете боялся Жихарь остаться калекой, поэтому отскочил на прежнее место и сразу же почувствовал, что руки вытянулись на положенную им длину. Он облегченно помахал возвращенными конечностями.

– С мечом произойдет то же самое, – предупредил хромой дернувшегося было Яр–Тура.

Яр–Тур смутился и сказал, что никогда не напал бы на безоружного.

– А пинка тебе дать – ноги коротки? – на всякий случай поинтересовался Жихарь. Хромой печально кивнул.

– Я берусь изгнать Хуньдуня после соответствующей трехдневной церемоний, – вызвался Лю Седьмой. – Но для этого нужно взять пластинку из красного агата, двести лян серебра, четырнадцать гонгов из чуской бронзы и барабан, на который натянута кожа старшего чиновника Палаты Принятия Мер и Весов…

– Сейчас! – пообещал Жихарь. – Сейчас побегу доставать тебе твой барабан…

– Да я и сам уйду, – сказал хромой. – Ваше общество мне быстро надоело. Но неужели никто из вас не попросит у меня хотя бы вечной молодости?

Лю Седьмой вежливо улыбнулся:

– Благодаря воздержанию и неустанным упражнениям провожаю вот уже семьсот двадцать первую осень…

– А я его, Бедного Монаха, еще мальцом на руках нянчил! – не растерялся Жихарь.

Яр–Тур заколебался, но богатырь его живо осадил:

– Народ не поймет! Чего это, скажут, наш король не стареет, не матереет?

Должно быть, упырь! Так вот, скажут, кто нашу кровушку–то пьет! И конец королевству!

И Принц не мог с ним не согласиться. Хромой вздохнул, повернулся спиной и зашагал прочь.

– Эй, что взамен–то попросишь?

Хромой не отвечал, только вроде бы стал меньше ростом. Но, приглядевшись, Жихарь понял, что фигура в черном плаще с каждым шагом все глубже уходит в землю, как в воду.

Когда же черный клобук окончательно скрылся в траве, богатырь сказал спутникам:

– Рты–то закройте – простудитесь, а я за вас отвечай. Больше о нем не вспоминаем и не говорим, а садимся в телегу и едем!

Перекусили, приложились к неубывающему жбану, набросали в телегу сосновых веток, сверху прикрыли мешками из–под овса. Будимир сел на торчащую оглоблю, ко второй оглобле Бедный Монах прицепил на диво звонкий колокольчик – и поехали.

Ехали без дороги, зато все быстрее и быстрее, ехали молчком, чтобы не остаться без языка на ухабах. Телега, ведомая ваджрой, сама правила и поворачивала. Скоро осталась позади поляна. Лес то густел, то редел, то совсем пропадал, а что в этом лесу делалось, разглядеть было нельзя – так быстро ехали.

Жихарь поднялся во весь рост и радостно заорал что–то бессмысленное, заглушая колокольчик.

Промелькнули какие–то развалины, из развалин поднялась потревоженная стая птиц. Потом пошли сжатые безлюдные поля, показались и домишки, но все они как бы отлетали, отворачивали в сторону. Ветер свистел и леденил головы.

Солнце уже снарядилось на закат, когда впереди показался город, обнесенный мощной крепостной стеной.

– Сейчас ворота вышибем, насквозь пройдем! – посулил Жихарь притихшим спутникам. Будимир не усидел на передовом месте, попросился на руки к Яр–Туру. Лю Седьмой прятался от ветра за спиной Принца. – Всех убью, один останусь! – криком предупреждал Жихарь горожан об их нелегкой судьбе.

Но город, что удивительно, шарахнулся куда–то вбок, хотя телега и не думала сворачивать. Стражники на стенах в ужасе попрятались за зубцами.

– Видали? – кричал Жихарь. – Видали, как постораниваются и дают нам дорогу другие народы и государства? Косятся, конечно, да постораниваются – жизнь каждому люба! И–эххх! – продолжал он. – Жаль, нет коней – я бы про них песню спел…

– В самом деле, сэр Джихар, мы довольно нелепо выглядим в незапряженной повозке и подобны теперь печальной памяти ментам…

– Если гордый – пешком ходи!

Сколько еще народов и государств посторонились – было уже не видно, так как наступила ночь. Жихарь не хотел передохнуть и голосом гнал телегу вперед и вперед.

Телега мчалась как бы по гребню горы, потому что справа и слева было звездное небо – и ничего больше. Луна предстала полная и огромная, и сразу стало видно, какая она там пустая, печальная, рябая и корявая.

И вдруг как будто снежный вихрь пронесся над головами. Собачий лай, улюлюканье, рев охотничьих рогов заглушили даже вой ветра.

Жихарь запрокинул голову и увидел прямо над собой огромное конское копыто, потом другое. Копыта опускались беззвучно, потому что в воздухе, топот не ходит, а земли они не касались. За первым конем показался другой, богатырь успел рассмотреть снизу подошвы сапог, втиснутых в стремена. Потом, обгоняя коней, понеслись в небе и ловчие псы – длинные и острорылые, как осетры, только с пушистыми хвостами.

Все это было словно выложено живой снежной крупой на синем шелке.

Задыхающийся песий лай перемежался громовыми ругательствами и почему–то женским смехом.

Великанская белая всадница слегка наклонилась в седле и взмахнула хлыстом.

Кончик хлыста, собранный из множества острых льдинок, резанул Жихаря по лицу. Он схватился за щеку и услышал, как под пальцами наливается рубец, а когда вновь поднял голову, увидел только хвост последнего небесного коня, а на коне сидел задом наперед безобразный карлик и показывал богатырю обидные вещи.

– Вперед! Быстрее! Шибче! – приказал Жихарь телеге. – Догнать! Перегнать!

Запороть!..

Повозка ходу прибавила, да так резко, что Жихаря опрокинуло назад и он едва не вылетел, но успел ухватиться за Принца, намертво вцепившегося в боковую жердь.

– Дикая Охота, сэр брат! – крикнул Принц и поперхнулся снегом. – Все живое должно уступать ей дорогу!

Богатырь разозлился:

– Дикая, говоришь? Ничего, я их живо приручу! За ними, я сказал! Вверх!

Тележные колеса, большие и малые, оторвались от земли. Яр–Тур и Лю Седьмой пытались увещевать Жихаря, но ветер сделался столь плотен, что человеческие слова в нем распадались на куски. Богатырь и сам не слышал и не понимал, что он там орет, кому, а главное – зачем.

Страшная тяжесть пригнула ко дну телеги всех троих, сплюснула лица, сдавила ребра. Впереди – уже не вверху, а просто впереди – снова показалась Дикая Охота, и давешний карлик, завидев погоню, испугался, развернулся в седле как положено и пришпорил своего скакуна. Карлик–то он был карлик, но не для людей, поскольку мог бы, пожалуй, наломать бока даже варкалапу.

Телега без труда обогнала карликова коня и полетела дальше, только подпрыгивала, наезжая на собачьи лапы. Собаки визжали, но продолжали, не оборачиваясь и вытянув вперед рыбьи морды, преследовать невидимую жертву.

А потом и вся Охота – и кони, и люди, и псы – тоже приняла в сторону, пропуская безумную телегу с безумным возничим.

Жихарь оглянулся и погрозил кулаком:

– Попомните меня!

ГЛАВА ШЕСТАЯ

– Свирель земли создается всеми ее отверстиями, как свирель человека – дырочками в бамбуке. Осмелюсь ли спросить, что такое свирель Вселенной? – спросил Странник.

– В ней звучит тьма ладов, и каждый сам по себе, – ответил Владеющий Своими Чувствами. – Все вещи звучат сами по себе, разве кто–нибудь на них воздействует?

Даосская притча

– В Поднебесной, – нараспев сказал Лю Седьмой, – никто не осмелится устроить охоту прямо в небе, не испросив на то разрешения в Канцелярии Воздушных Путей, заверенного золотой печатью Левого Ночного Министра.

– Если мы останемся живы после предстоящей ночи – а я в этом сильно сомневаюсь, – подал голос Принц, – буду рассказывать об этой гонке детям и внукам.

Жихарь валялся на холодном песке лицом вниз и старался ничего не слышать.

Нынешней ночью он по глупости и дерзости пустил прахом весь предыдущий путь и отрезал свой маленький отряд от цели.

…Обогнав Дикую Охоту, телега еще прибавила ходу, покуда не показался впереди сам преследуемый. Это был здоровенный заяц, который еще не успел перед снегом сменить шкуру. Размером заяц был с доброго теленка. Жихарь на ходу сгреб его за уши и затащил в телегу. Заяц был живой, но очень холодный, он сам дрожал и людей морозил.

Жихарь велел телеге остановиться и потихоньку подгребать с неба на землю.

Вовремя велел, так как под ногами оказался морской берег. Богатырь собирался здесь дождаться рассвета, а потом лететь через море на той же телеге. Жаль, что она раньше не подвернулась под руку. Хотя ведь подворачивалась – на постоялом–то дворе Гоги и Магоги. Но тогда Жихарь был еще молодой и глупый.

Вместо рассвета они дождались Дикого Охотника, Дикую Охотницу, Диких Доезжачих да Диких Егерей с Дикими же Псарями. Всадники–великаны окружили жалкую телегу. Разгневанные Охотники орали что попало.

Жихарь добром отдал им зайца, так его этим же зайцем навозили по морде.

Бросаться на обидчиков с мечом было бесполезно: снежную крупу не ранишь, не окровянишь.

Никто и никогда не должен был догнать зайца – в том–то и заключалась вся суть Дикой Охоты. Егеря предложили загнать дерзкую мелюзгу в море и, подхолодив воду, заключить в ледяные глыбы. Дикая Охотница желала расправиться с мерзавцами наиболее обидным для мужчин способом. Дикий Охотник никаких слов, кроме ругательных, попросту не знал.

К счастью, пойманный заяц внезапно вступился за поимщика и сказал, что он, заяц, не железный и что ему давно уже пора линять, поскольку наступила зима, и его, зайца, место должна занять сменщица – саламандра. Отдохнула небось, пока всю весну, лето и осень за нее отдувались овца, дракон и он, заяц! «А то ведь вы меня знаете!» – пригрозил он охотникам и по–человечески вскочил в седло услужливо подведенного карликом скакуна.

Тут Дикие Егеря зашумели, что саламандру будить, пока сама шары не продерет, себе дороже, и тяжелый палец Дикого Охотника указал на Жихаря.

Будимир ничем помочь не мог или не хотел, только глядел осуждающе.

Тут Жихаря осенило:

– А телегу берите гонять! Видели, она какая резвая?

Дикая Охота посовещалась и высказала сомнение в том, что телега будет им подчиняться.

– А куда же она денется? – заверил Жихарь. – Правда, она, как и вы, при дневном свете не летает, только ночью.

Он долго объяснял чудесное устройство телеги, а сам тем временем подменил золотую ложку железным шкворнем. Хотя и шкворня было богатырю жалко, ведь им так хорошо головы проламывать!

Охотники мужского пола легко поверили Жихарю, подхватили бесполезную телегу, зато…

– Сидите здесь и ждите следующей ночи! – велела Дикая Охотница. Она была очень красивая, но такая большая, что никакая красота не помогала. – Если мы обнаружим обман, мы вернемся и будем гонять вас по всему небу, пока мясо не отвалится от костей. Да вы и так никуда не денетесь – позади болота, впереди – Стоячее Море…

Дикая Охота позвала за собой и Будимира: числился у них петух, видать, своим, но Огненный Кур замотал головой, отнекиваясь.

…Жихарь валялся на холодном песке лицом вниз. Стоячее Море оказалось вовсе не морем стоячей воды, которое он предполагал пересечь на самоходном плоту.

Просто оно не лежало, а стояло, словно невообразимые руки ухватили его вместе со дном и глубинами, как лист жести, и загнули этот лист под прямым углом. А морские воды противу всякого ожидания и законов природы не хлынули вниз и не затопили окрестные страны. Они встали сплошной водяной стеной от земли до неба.

В эту стену можно было погрузить руку, и рука становилась мокрой. Жихарь даже разделся и, дрожа от холода, вошел в стену, и соленая вода приняла его. Он оттолкнулся от берега, начал яростно грести руками и поднялся было вверх на несколько саженей, но потом собственная тяжесть потащила его назад.

И солнце взошло не из–за окоема, а из–за этого моря, прочертив на нем стоячую красную дорожку.

Поначалу богатырь думал как–то сладить с этой бедой, размахивал золотой ложкой, приказывал воде лечь как положено, но здесь, видать, требовалось что–то посильнее ваджры.

– Силы жезла Жуй потрачены в скачках, – сказал Лю. – Теперь придется ждать, пока они не восстановятся.

Жихарь упал на колени перед мокрой и соленой преградой, жалобно пискнул:

– Берег–батюшка, водица–матушка…

– Это бессмысленно, сэр брат, – хмуро сказал Яр–Тур. – Просто силы Ералаша в этом месте начали сворачивать наш мир, как лепешку.

– А вот с Дикой Охотницей я бы и сам не отказался зверя погонять, – невпопад отозвался Жихарь.

– Брат, да ведь вы по сравнению с ней, простите, не более суслика!

– Молодой, глупый, – вздохнул Жихарь. – Не в росте дело, а в молодецкой удали. И как тебе можно королевство доверить – непонятно! Ох, наплачемся мы с такими государями!

Он поднялся, взял клинок, отошел подальше и стал ударами голой ладони загонять черен меча в песок.

Поняв, к чему он клонит, Яр–Тур и Бедный Монах разом вскочили.

– Не подходите! – рявкнул Жихарь и рванул на груди кольчугу. – Я все дело загубил – мой и ответ! Прости, брат, что всю дорогу над тобой строил насмешки. Прости и ты, чайный человек, что вовлек тебя в чужую беду.

Прощай, Огненный Кур, случалось мне забывать, что ты не простая птица.

– Уважаемый Жи Хан обязательно должен перед дорогой во тьму выпить жбан рисового вина, – улыбнулся Лю Седьмой.

Жихарь погрозил пальцем:

– А то я не знаю, что он неубываемый!

– Сэр Джихар, – сказал Яр–Тур. – К лицу ли вам такое малодушие?

– Ты, брат, за одно свое королевство ответчик, а я за весь белый свет!

– Но я же поклялся идти с вами до конца…

– Вот он и конец – не видишь?

– Извините, – сказал Бедный Монах. – В таких случаях принято исполнять погребальную песнь на мотив «Снова провожаю Пэя из штата министра, ссылаемого в область Цзичжоу».

– Мне уже пели, – сказал Жихарь и отступил от клинка на полтора шага – чтобы точно в грудь.

Бедный Монах вытащил из рукава флейту и заиграл.

Напев не походил на прочие, слыханные Жихарем на пирах и в походах. Лад был какой–то чудной, резкий и отнюдь не печальный, хоть и не плясовой.

Задушевный оказался лад и такой пронзительный, что богатырь забыл о своем смертном деле и стал слушать. Флейта пела не только обо всей человеческой жизни, но и о том, что будет потом, а главное – о том, что было раньше.

Голова у богатыря сделалась ясная–ясная и даже, наверное, прозрачная. Все мысли и воспоминания, скрытые и явные, развернулись узорчатой скатертью.

Все теперь было понятно, и сразу же явился стыд перед спутниками – надо же, какой балаган устроил…

Жихарь шагнул к мечу, двумя пальцами вытащил его, перевернул и снова загнал в песок. Крестовидная тень меча пала вперед, обозначив, что уже далеко за полдень.

Лю Седьмой прекратил играть и хотел спрятать флейту обратно в рукав, но богатырь жестом попросил посмотреть удивительный инструмент.

Флейта была, тяжелая, железная, сплошная, без отверстий. Богатырь на всякий случай попробовал дунуть в нее – ничего, ясное дело, не вышло.

– А как же у тебя получается? – пристал он к Бедйому Монаху.

– Если ежедневно заниматься в течение двухсот лет, – осклабился Лю Седьмой, – то непременно достигнешь желаемого.

– Двести лет… Тебе–то хорошо… – сказал Жихарь и задумался.

– Может быть, мы напрасно не попросили у этого незнакомца вечной молодости?

– спросил Яр–Тур.

– Не следует принимать ничего из черных рук, – посоветовал Бедный Монах.

– Теперь я все понял! – заорал Жихарь, да так громко, что Будимир всполошился, а Принц и чайнец вздрогнули. – Мы же не первый раз идем и, может, не последний! Все равно дойдем куда надо!

Бедный Монах благосклонно кивнул.

– Много, много раз подлинный мастер кладет клинок на наковальню, покуда не выйдет меч, достойный непобедимого полководца…

– Вот и я о том! Все на свете ходит по кругу, так? И сколько раз этот круг обернулся – неведомо, а надо полагать – бессчетно. И каждый из нас прожил столько жизней, сколько оборотов сделало время. Но есть люди… – Жихарь замялся, подыскивая нужное слово.

– Люди, менее подверженные этой силе, – подсказал Принц.

– Мудрец – тот, кто достиг центральной точки Колеса и остается привязанным к «Неизменному Среднему», пребывая в неразрывном единении с Истоком, участвуя в его неподвижности и подражая его бездействующему действию, – уточнил Лю Седьмой.

Жихарь ничего не понял, и вообще у них в дружине за такие слова били морду, невзирая на возраст, но подтвердил:

– Точно! И старый Беломор среди этих людей, и мы с вами… Остальные–то живут по привычке, из раза в раз одно и то же делают, а есть дурачки, которым больше всех надо… Но теперь мне волшебная дудка помогла все вспомнить. В первый раз меня ведьма еще маленьким зажарила и съела – я тогда не догадался попросить, чтобы она показала, как в печку лезут. Во второй раз погиб я в схватке с царевичем Билятом за золотую ложку. В третий – помер на кольях в Бессудной Яме. В четвертый – одолели меня Гога и Магога. В пятый – прости, брат, убил я тебя при первой встрече, но и сам истек кровью. В шестой – сгорели мы все в коварной бане. В седьмой – заковали нас поганые менты и отправили на каторгу, а при побеге прикончили из громовых самострелов. В восьмой – растоптала нас конями Чих–орда…

Потом раздавил варкалап… Потом колдуны замучили… Это я еще не все перечисляю, а через два раза на третий! Но с каждым разом мы хоть на шаг да ближе были к цели! Значит, если не сейчас, так на следующем обороте непременно доберемся и до Полуденной Росы…