Текст книги "Приключения Жихаря"
Автор книги: Михаил Успенский
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 46 страниц)
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯПравый сапог он надел на левую ногу, левый сапог он надел на правую ногу, повернулся и прочь он пошел.
Исчезновение и возвращение Талепинуса
За пределами света, на краю седых небес произрастает дерево, вышиной равное самой высокой горе. На ветвях этого дерева вместо листьев растут живые головы, их ровно столько, сколько на свете людей, и каждая говорит и говорит свое, пока не упадет с ветки вниз, обозначив конец чьей–то жизни.
Если кому повезет попасть в те места, он может попытаться залезть на дерево, отыскать такую голову, чтобы в точности походила на его собственную, и узнать от нее, что случится в его судьбе и как можно избежать горя, болезни или бедности.
Но такое большое это дерево и так много вещих голов на нем произрастает, что можно разыскивать свою до самой старости, если, конечно, не успеешь состариться, добираясь на край седых небес.
А если и не состаришься, сумеешь найти свое подобие, так тоже толку немного: ведь головы вещают все враз, шум стоит, как на тысяче ярмарок, ничего не расслышишь и не поймешь.
Поэтому никто туда и не ходит. И непонятно, кто это дерево посадил и с какой целью. Поэтому хватит о нем.
…Побратимы шли, проклиная окаянских сапожников.
– Не беда, сэр брат. – Временами Принц делался весьма ехиден. – Скоро подрастут ваши сыновья, вот они–то и станут добрыми чеботарями…
– Мои станут чеботарями, – невозмутимо отбивался Жихарь, – а твоих вот едва ли выучат чистить отхожие места. Одно им только заделье и подойдет:
пособлять повивальным бабкам, перекусывая пупки…
Побратимы переругивались не со зла – просто шагать в Драбадан молчком очень страшно. Будимир и тот не петушился и не покидал новой Жихаревой шляпы – войлочной, с широкими загнутыми полями.
– Не повредило бы нам поклониться Проппу, – сказал Принц.
– А, признаешь, что Пропп–то покрепче вашего Фрэзера будет, – сказал Жихарь.
Но ни одного истукана им по дороге не попалось. Мало того, встречались время от времени заросшие ямки или пеньки подрубленных столбов.
– Повыковыряли они всех наших идолов, – определил Жихарь. – Тут свои порядки.
Листья здешних деревьев трепетали без ветра, птицы пели печально, как на тризне. Побратимы то и дело ощупывали на себе многочисленные обереги, понавешанные недавними возлюбленными: лягушачьи косточки, черепа нетопырей и просто дырявые круглые камушки.
Против славы драбаданских кудесников все это было прахом.
Жихарь нагнулся, подобрал на счастье подкову («Богато живут!») и, завязав ее узлом, передал спутнику. Принц без труда развязал.
Мучили подкову, пока не переломилась надвое.
Тут и дорога надумала раздвоиться. Никакого указательного камня у развилки не наблюдалось. Жихарь достал подаренную за жаркую любовь монетку с ликом неведомого владыки и подбросил. Выпала левая дорога, поэтому пошли по правой.
Богатырь то и дело косился налево: вдруг там лучше, а потом…
– Глянь–ка, брат: вон мы и сами идем! Принц глянул. За невысокими деревцами, точно, остановились двое, во всем подобные побратимам, вплоть до петуха. Оба Будимира обиделись и громко заорали, а люди на левой и на правой дорогах стояли разинув рты.
– Эй, вы! – окликнул Жихарь, и крик вышел двойным, равно как и петушиные вопли. Жихарь махнул рукой на пару с двойником:
– Это нас драбаданцы с ходу начинают морочить. Давай не будем на них пялиться, пойдем своим путем.
К такому же решению, видно, пришли и левые побратимы.
Дороги расходились все дальше, скоро и двойников не стало видно.
– Встретить двойника – к смерти, – сообщил Принц.
– Да уж не к добру, – согласился Жихарь. Дорога пошла вверх, на холм.
– Замучились бы мы в доспехах, когда бы не Святогорова силушка, – сказал Жихарь.
– Сейчас глянем сверху и увидим, что нас ждет, – откликнулся Яр–Тур.
На вершине зеленого холма стояло одинокое дерево, словно нарочно посаженное, с высоким голым стволом, только на вершине раскинулась густая шапка зазубренных листьев. Под деревом сидели двое в нарядных атласных одеждах, обратясь лицом друг к другу. На побратимов они и не глянули.
– Сдается, оружия у них никакого нет, – сказал Жихарь.
– Страшнее другое, сэр брат, оглядитесь! Жихарь посмотрел и охнул. Вся равнина, сколько хватало глаза, вспучивалась тут и там точно такими же холмами, и каждый венчался точно таким же деревом, и возле каждого дерева сидели двое в нарядных атласных одеждах, а к ним с опаской приближались бесчисленные Принцы и Жихари.
Жихарь опять помахал рукой, и жест его повторили все двойники. Шагнул вправо, влево – то же самое.
– Понятно – здешние чародеи воздвигли здесь множество огромных зеркал, чтобы сбить нас с пути.
– Значит, мы для них серьезные люди, – сказал Жихарь. – Только нет здесь никаких зеркал. Во–первых, стекло страшно дорогое, а во–вторых, я десницей помахаю, и подраг мой тоже десницей.
– Подраг? Десницей? – не понял Яр–Тур.
– Ну, двойник, подраг – слово «подражать» знаешь? А десница у нас будет правая рука.
– Вот как… И что же делать?
– Обернем все себе же на пользу. Соберем всех наших подрагов вместе – они сейчас об том же толкуют – и пойдем большой грозной дружиной. Тогда нам никто не страшен!
Принц представил себе это дело и замотал головой.
– Ничего не выйдет.
– Это почему же?
– А потому, любезный мой сэр, что вот мы с вами идем какую уже неделю и в основном прекрасно уживаемся, если не считать прискорбную стычку возле моста. Не то будет, когда каждый из нас встретится лицом к лицу с самим собою, да еще многажды повторенным. Мне, например, другие претенденты на престол ни к чему – и без того, чаю, дорога к трону окажется весьма тернистой. А вы, достойные сэры Джихары, непременно передеретесь между собой.
– С какой стати?
– Вы чрезвычайно противоречивый человек, сэр брат, и в каждом из вас обязательно начнет проявляться какая–нибудь одна черта, неприятная другим Джихарам… Я уже не говорю о сэре Будимире – тут полетит столько перьев, что мы до конца жизни сможем торговать подушками и перинами.
Жихарь стиснул зубы и задумался так, что стало заметно.
– Точно, – сказал он. – Иной раз, бывает, так бы и дал сам себе по зубам.
Особенно если за дело.
– Вот я и говорю. Но тревожит меня другое. Раньше я думал, что подобное место может существовать только в неразгаданных трудах древних философов, а оно, оказывается, есть на самом деле…
– Что за место? – насторожился Жихарь и взялся за меч.
Схватились за оружие и все остальные рыжие богатыри.
– Древние именовали его – Дурная Бесконечность… – прошептал Принц.
– Вона как… – шепотом же ответил Жихарь. – И что же, нам тут теперь до смерти скитаться?
– Не знаю – Возможно, эти достойные господа подскажут нам что–нибудь.
Побратимы подошли к сидящим. Оба незнакомца были уже в летах, в бородах, при морщинах. На одном был золотистый атлас, на другом серебристый. Между ними на плоском камне лежала доска, расчерченная черными и белыми полями.
На доске стояли шашки – золотые и серебряные, под одежду.
– Играют в тавлеи, – шепнул Жихарь. – Я тоже горазд. А ты?
– Случалось, – ответил Яр–Тур. – Только вот такой странной игры видеть не приходилось…
И верно – золотые шашки стояли на белых полях, а серебряные на черных.
Оттого, что игроки двигали своих пехотинцев в разных направлениях, ничего доброго не происходило: оба играли как бы каждый в свою игру, не поражая фигур противника и не теряя своих.
– В Дурной Бесконечности, – сказал Принц, – как раз и должно быть таким развлечениям. Клянусь честью, если бы они метали кости, каждый раз выпадало бы равное число.
– Да, – сказал Жихарь. – И сказку тут рассказывают все время одну и ту же – про белого бычка…
– Вы тоже изучали философию, сэр брат? – оживился Яр–Тур.
– Не пальцем делан, – напомнил богатырь. – Вот ты, братка, понимаешь, о чем они говорят?
Игроки говорили – вернее, повторяли одно и то же.
– Первична, – молвил один, двигая шашку.
– Нет, вторична, – возражал другой и делал встречный бесполезный ход.
– Первична!
– Нет, вторична!
Но драться почему–то не лезли. И не надоедало же им! Зато быстро надоело Жихарю. И всем остальным Жихарям.
Богатырь наклонился, тяжелой лапой смешал все шашки на доске и проворно расставил их в надлежащем порядке. Игроки с испугом глянули на него, потом всплеснули руками и стали передвигать шашки с большой поспешностью, забирая у противника по две, по три зараз.
– Теперь другое дело. – Жихарь выпрямился и удовлетворенно присвистнул. Не было уже ни вблизи, ни вдали никаких иных возвышенностей, кроме этого холма, и лишних людей тоже не было – все сгинули.
Игроки пожали друг другу руки, посмотрели на побратимов и, не поднимаясь, начали отвешивать им земные поклоны.
– Не за что, – скромничал Жихарь. – Вам бы это даже малый ребенок мог подсказать. Вы кто, люди добрые?
– Пилорама, – сказал игрок, которого звали Пилорама.
– Вшивананда, – сказал игрок, которого звали Вшивананда.
Представились и побратимы, причем Принц наступил Жихарю на ногу и свирепо прошипел, что им–то, молодым, надлежало назвать свои имена первыми.
– Простите, отцы, за невежество, – тут же повинился Жихарь. – А вы кто будете?
Пилорама и Вшивананда поглядели друг на друга с недоумением и развели руками.
– Да вот играем… – сказал Пилорама. А по глазам его видно было, что не имеет он, Пилорама, и малого понятия о том, кто он такой и что тут делает.
– А что вы тут делали? – не унимался Жихарь.
Принц опять напомнил ему, что вопросы должны задавать старшие, но у игроков, видно, лишних вопросов не было.
– Спор наш весьма важен в онтологическом смысле, – сказал Вшивананда в золотистых одеждах. – Как, по–вашему, материя, она первична или вторична?
Безымянный Принц охотно принялся высказывать свое просвещенное мнение на этот счет, а Жихарю и сказать было нечего. Он пораскинул умом и подумал, что драбаданские колдуны решили поставить двоих самых умных сторожевым постом, но от великого ума часовые Пилорама и Вшивананда забыли о своих обязанностях и предались бесплодным умствованиям. «Были бы вы помоложе да попались бы мне на службе – пропали бы вы у меня на самых черных работах», – решил он.
Умный спор между тем опять пошел по кругу:
– Первична!
– Вторична!
– Это как посмотреть! – восклицал Яр–Тур.
Тут Жихарь с тревогой заметил, что на равнине там и сям начинают потихоньку прорастать бугорки.
– Хватит! – рявкнул он. – От ваших разговоров мы опять угодим в эту…
которая дурная!
Спорщики замолкли. Бугорки разгладились.
– Пойдем отсюда быстрее, – сказал Жихарь. – Видишь, и Будимир тревожится.
Значит, все–таки застава это, но хитрая.
– Прощайте, достопочтенные старцы, – сказал Принц. – С большим удовольствием продолжил бы наш разговор, но время не ждет.
– Как раз у нас–то время и ждет, чтобы наступить в надлежащее время, – сказал серебристый Пилорама.
Тут его сопернику пришел в голову другой, не менее важный вопрос:
– Скажи мне, отчего солнце вечером бывает красным?
– Я скажу тебе, потому что оно смотрит в ад, – отвечал Пилорама.
– Скажи мне, отчего солнце вечером бывает красным? – не унимался золотистый Вшивананда.
– Отцы, милостивцы, – взмолился Жихарь. – Помолчите, пока мы не уйдем подальше… Или нет, я вам самую хитрую на свете загадку подкину: бабушкин внучатый козлик тещиной названой курице кем приходится?
Лица у спорщиков вытянулись, начали они разбирать Жихареву загадку по всем косточкам.
– Уходим, уходим, – торопил Жихарь. – А то как у них на доске пойдут одни ничьи, так мы отсюда никогда не выберемся…
Они сбежали с холма и помчались по равнине, то и дело оглядываясь, пока одинокое дерево не исчезло за горизонтом.
Тут побратимы остановились и отдышались.
– Все–таки подлинно мудрые люди эти сэр Пилорама и сэр Вшивананда, – заметил Принц.
– Убивать пора, – согласился Жихарь.
ГЛАВА ВТОРАЯЧеловек не должен зависеть от длины своего меча.
Миямото Мушаши
Жихарь ожидал, что на границах Драбадана будут стоять и настоящие, могучие заставы, что в перелесках затаятся зоркие разъезды, но ничего такого не было, и от этого становилось еще страшнее. Что–то ужасное должно скрываться за такой беспечностью!
– Ладно и то, что денег за проход не берут! – утешался богатырь.
– Не таковы предстанут рубежи моего королевства, – заявил Яр–Тур. – Ни один враг не осмелится переступить их, не заплатив соответствующей мзды!
Видно, безденежье и его доконало.
– Правильно сказал тебе премудрый Соломон: «Что вы, молодой человек, носитесь со своим королевством, как дурень с писаной Торой!»
– Ему легко говорить – он самодержец в своем праве.
– А, вон и лесной остров! – обрадовался Жихарь, тыча пальцем вдаль. – Посидим, отдохнем. А то нас тут, на чистом месте, всякий увидит и всякий обидит…
Но Будимиру лесной остров чем–то не полюбился. Петух запел, только напев был удивительный и незнакомый.
– Войдем на остров с двух сторон, – решил Жихарь.
Пошли розно, для порядку таясь за невысокими елочками. Ничего живого в лесу не водилось.
– Помолчи! – предупредил Жихарь своего пернатого стража.
Елки начали редеть, и вскоре показалась полянка. Жихарь ступал бесшумно, и старания его оправдались: человек, сидевший посреди поляны спиной к нему, даже не пошевелился. То ли глухой был, то ли бесстрашный.
Жихарь увидел, что с другой стороны на поляну выходит, не скрываясь, Яр–Тур, и махнул предостерегающе побратиму рукой: мол, я тебя вижу, а ты меня как бы не замечай, вернее будет.
Спина у незнакомца была довольно широкая и крепкая, обтянутая черным шелком. По шелку вился вышитый желтым чешуйчатый змей с бородой.
– Приветствую вас, достойный сэр! – громогласно объявил Принц. – Думается мне, что давно приспела нам с вами пора скрестить мечи и преломить копья!
«Неймется ему! – возмутился Жихарь. – Вот сейчас этот кудесник превратит его в белую красноглазую мышь…»
Незнакомец с места прянул вверх на человеческий рост, приземлился на полусогнутые ноги, выбросил в сторону правую руку, словно бы принимая вызов, но рука была пустая и только делала вид, что держит клинок.
– Я не дерусь с безоружными… – начал Яр–Тур, но досказать не успел.
Незнакомец одним прыжком достал его и сделал выпад пустой рукой. Яр–Тур привычно закрылся щитом и поступил верно: зазвенела сталь и кое–как слаженный бабьими руками щит раскололся.
Жихарь ахнул, но остался на месте: вмешаешься – не оберешься обиды от побратима. Богатырь углядел, что из–под черной причудливой шапки чужака спускается на спину черная косица.
«Баба в штанах, последние времена пришли!» – ужаснулся он, словно бы и не в Окаянии недавно гостил.
Но кем–кем, а бабой незнакомец не был. Он стал теснить Принца к деревьям.
Меч Яр–Тура сам по себе звенел в свободном воздухе, то и дело сталкиваясь с невидимым клинком. Потом с жалобным стоном переломился.
Никогда богатырь о подобном оружии не слыхал, но в смертную для Принца минуту, видно, пришли из ниоткуда в ум сонные наставления Беломора. Жихарь выскочил на поляну и крепко придавил ногой к земле тень, которую отбрасывал незримый меч чужака.
Незнакомец устремился со всей силой вперед, чтобы нанести последний колдовской удар, но из–за Жихарева вмешательства утратил равновесие и полетел носом вниз. Богатырь пал ему на спину и стал отбирать незримый клинок, остерегаясь, чтобы не порезаться. Клинок в руке чужака мотался туда–сюда – это было видно по скашиваемой жухлой траве.
– Так нечестно, сэр Джихар! – заорал Яр–Тур.
Будимир слетел со шляпы и немного поклевал врага, одобряя тем самым действия хозяина.
– А колдовским оружием биться честно? – возразил Жихарь. Он уже отобрал чародейный клинок и, сидя верхом на лягающемся противнике, лихо рубил воздух. Меч был хоть и мнимый, да тяжеленький.
Пока он торжествовал победу, незнакомец так ловко и сильно мотнул головой, что косичка, тоже неожиданно тяжелая, оплела Жихарю шею и стала давить.
Глаза богатыря полезли наружу, а Принц попросту растерялся от наглости побежденного. Жихарь хрипел. Он со зла решил отрубить хитрым мечом чужую башку заодно со зловредной косицей, но потом пожалел поверженного и попросту приласкал его свободным левым кулаком.
– …Жаль, что вы убили его, сэр брат, – сказал Яр–Тур. – Немало полезного мог бы он поведать нам о нравах и обычаях драбаданских.
– Ничего бы он не поведал – он и сам в Драбадане чужой, – сказал богатырь.
– Пришелец из Чайной Страны, по роже видно.
Пришибленный был молод, желт лицом и раскос глазами. Глаза, как ни странно, продолжали блестеть.
– Да не так уж я его и убил, хоть и перестарался. Дай–ка воды! И чего ты, дурной, на людей бросаешься?
– Хотел бы узнать ваши светлые имена, – произнес чайнец мягким и тонким голосом.
– Живой! – убедился Жихарь. – Тогда знай: поднял ты свой подлый и лиходейный меч на королевича неведомой страны, преславного Яр–Тура. А я побратим его, знатнейший воевода Жихарь из Многоборья, поразивший в смертном бою самих Гогу и Магогу.
– Давно слышал ваши имена. А теперь посчастливилось встретить вас! – заявил незнакомец. – Я же – Лю Седьмой, бедный монах, бредущий по свету под дырявым зонтиком!
С этими словами он извлек из травы и раскрыл над головой зонтик. Зонтик и вправду был дырявый.
– Это где же ты наши имена слышал. Бедный Монах? – озадачился Жихарь.
– Так полагается говорить при встрече с незнакомыми людьми, – отвечал Лю Седьмой. И добавил: – Таланты ваши выше неба и глубже моря!
– Оно так! – согласился Жихарь. – Но об этом пока мало кто знает.
– В пути нам чаще встречались призраки и чудовища, нежели люди, склонные к распространению слухов, – добавил Яр–Тур.
Жихарь развязал заплечный мешок, достал подорожные гостинцы, настряпанные руками многочисленных возлюбленных. Лю Седьмой тоже полез в котомку, где было немало чудес.
– Разве такое едят? – испугался Жихарь.
– Кушанье называется «Битва тигра с драконом», – улыбнулся Лю Седьмой.
– Боюсь, что битва эта и в животе продолжится. А нет ли лучше вина?
Лю Седьмой немедленно вытащил глиняный жбан.
– Когда великий мудрец занимается незначительным делом, он им тяготится и невольно тянется к вину, – оказал Бедный Монах.
– Да ты хороший человек, правильный! – обрадовался богатырь.
Вино было непривычное, но крепкое. Оно быстро исторгло из побратимов их нехитрые сиротские истории, которые Лю Седьмой выслушал со вниманием и почтением.
– Воистину схожи судьбы великих людей! – объявил он. – Некогда в провинции Шао–дябань жила супружеская пара, неустанно возделывавшая рисовые поля и молившая небо о ниспослании наследника в течение пятидесяти лет. Небо вняло их просьбам, и вот однажды на исходе правления под девизом «Целомудрие и животноводство» почтенный земледелец вышел на рассвете из своей скромной хижины, чтобы в очередной раз сжечь свиток с прошением Госпоже Великой Бабушке. На самом пороге своего жилища он увидел повитого желтым императорским шелком ребенка. У младенца не было ни головы, ни рук, ни ног, ни глаз, ни ушей, ни прочих отверстий, что, несомненно, указывало на его божественное происхождение…
– Эй, погоди! Как же дед догадался, что это младенец, а не беглый Колобок?
– Так ведь молили–то о младенце!
– А ты здесь при чем?
– Я и был тем самым божественным ребенком.
Жихарь и Яр–Тур с недоверием осмотрели сотрапезника: вроде все на месте…
– Причитания моих приемных родителей настолько растрогали Небо, что оттуда спустился Гао Железное Око с теслом и буравом в руках. Он придал моей бесформенной сущности надлежащие очертания, и тогда почтенные старики увидели, что тело мое поросло рыжей шерстью, а зрачки квадратные…
Жихарь обхватил голову Лю Седьмого руками, а Яр–Тур пальцами расширил узкие глазки.
– Все верно – зеница словно игральная кость! – вздохнул Жихарь и отпустил голову рассказчика.
– Прошло три года, – продолжал Бедный Монах, – и я изгнал из сердца думы об истинном и ложном, а устам запретил говорить о полезном и вредном. Видя такую выдающуюся ученость, жители деревни собрали денег и отправили меня в столицу сдавать экзамен на звание чиновника. Уже тогда знал я наизусть восемьдесят три особенности и сто сорок четыре исключения, безошибочно излагал «Книгу о ненаписанном», сложил стихотворение «Пробираясь сквозь заросли конопли, забиваю косяк в ожидании друга»…
– Вы владеете искусством стихосложения?! – воскликнул пораженный Принц.
– С помощью скромных способностей достиг небесного совершенства, – поклонился Лю. – Среди титулов, которые стяжал недостойный, есть и звание Полководца Литературных Достижений.
– Тогда сказывай! – велел Жихарь. Лю Седьмой вскинул особым образом руки и возгласил:
Под горою Мышань Расцвела конопля молодая.
Дикий гусь пролетел, Устремляясь печально на Юг.
У заставы Хунань Я в беседке стоюу, ожидая, Не приедет ли с Запада Верный испытанный друг.
Мы бы выпили чашу Вина чужедальнего Юга И забили косяк Из пыльцы молодой конопли.
Но дорога пуста.
Ни врага там не видно, ни друга.
Только гусь одинокий И стонет, и плачет вдали!
Некоторое время восхищенные побратимы молчали, сопереживая гусю. Лю Седьмой осторожно спросил, поняли его друзья или нет.
– Конечно, добрый сэр Лю! Язык поэзии понятен во всем мире!
– Славная какая Чайная Страна! – похвалил незнакомую землю Жихарь. – У вас в одночасье и конопля цветет, и гуси на зиму улетают – здорово живете!
Только я одно не понял: какой такой косяк ты мечтал забить и куда?
– В глубокой древности, – распевно сказал Бедный Монах, – ни один мудрец или поэт не мог миновать конопляного поля, чтобы не забить косяк–другой.
Ныне обычай этот утрачен, ибо забыта самая его сущность. Некоторые пробовали, правда, прибивать мешочки с конопляной пыльцой к дверным косякам, но из этого ничего не вышло.
– Может быть, имелся в виду косяк гусей? – спросил Яр–Тур.
– Нет, – вздохнул чайнец. – Стихи слагают лишь про одинокого гуся.
– Да пусть себе летит, – отмахнулся Жихарь. – Ты рассказывай, что дальше–то было.
– В учении я преуспел и вскорости обогнал великовозрастных юношей. Особенно сдружился я со студентом У Дэ, приохотившим меня к вот этому рисовому вину.
В пятилетнем возрасте я уже мог перепить прославленных полководцев. А старший товарищ мой не уберегся. Когда он лежал возле винной лавки, забывшись мечтательным сном, двое студентов из числа неуспевающих учинили над ним жестокую насмешку: на лбу нарисовали древесного краба, совокупляющегося с уездным начальником из Циндао, а за каждое ухо воткнули пучок перьев… Когда злосчастный У Дэ проснулся, отчаянию его не было предела. Не в силах перенести позора и желая наказать обидчиков, он повесился невдалеке от их жилища…
– Вот так наказал, – усмехнулся Жихарь. – Я бы таких друзей самих напоил до полусмерти да утащил отсыпаться на погост – то–то было бы им страху среди ночи…
– Студент У Дэ поступил согласно велениям Неба, – развел руками Лю Седьмой.
– Тогда я по малолетству этого не понимал, вот и пришел в такой сильный гнев, что позеленел и на три дня потерял сознание.
– Но вы, надеюсь, разочлись с обидчиками? – забеспокоился Принц.
– Не хотелось мне убивать живых людей, но пришлось! – воскликнул Бедный Монах. – Духом я тогда был очень силен, но телом слишком слаб: ел по зернышку, ходил лишь при попутном ветре…
– Маленький, да еще пьяный, – улыбнулся богатырь.
– И тогда я пошел к Совершенномудрому Шэну и начал рьяно, будто в поисках потерянного сына, бить во все неподвижные и переносные барабаны. Учитель Шэн вышел и спросил о моей беде, а потом предложил три меча на выбор.
Первый звался Закаленный При Свете Дня, был он совершенно невидим, и тело не ощущало его удара. Имя второго звучало как Закаленный В Сумерки – его и увидеть можно было только в сумерках, и для врага он также был безвреден.
Третий меч носил имя Закаленный Во Тьме. При свете дня видна его тень, блеска не видно; ночью он блестит, но не видна форма. Коснувшись тела, рассекает его с треском, но рана сразу же заживает, остается лишь боль, и к лезвию кровь не пристает.
– Толку от такого меча!
– Слушай дальше. Взяв меч, я отправился к старшему из обидчиков, которого звали Вэй Черное Яйцо. Он валялся под окном пьяный. Я трижды разрубил его от шеи до поясницы, но Черное Яйцо не проснулся, и я поспешил уйти. Но у ворот встретил его дружка, Гуна, Мешающего Бежать, и трижды рассек его, будто воздух. Гун засмеялся: «Чего это ты машешься, маленький Лю??? Я, тяжко вздыхая, пошел к себе.
Проснувшись, Черное Яйцо стал пенять своему приятелю, что оставил его, пьяного, без одеяла: заболело горло, заломило поясницу. То же самое почувствовал и Гун, Мешающий Бежать. Он догадался, что маленький Лю сокрушил их обоих, но было поздно. К вечеру злодеи скончались в страшных мучениях.
– Для беззащитного ребенка такое оружие в самый раз, – сказал Яр–Тур. – Но пристало ли использовать его мужчине и воину?
Они с Бедным Монахом затеяли спор – что воину пристало, а что наоборот, и Жихарь успел задремать.
– Жаль, сэр брат, что прослушали вы рассказ доброго сэра Лю о его вере, именуемой Дзынь! О, какой удивительной дорогой пошли любомудры Чайной Страны! Они усматривают во всем лишь два начала: Сунь и Вынь, первое из которых обозначает совершенную наполненность, а второе – совершенную же пустоту… Непостижимо!
– Чего уж тут не понять, – сказал Жихарь. – Дело молодое. А вот что ты, приятель, в Драбадане забыл?
Бедный Монах поклонился.
– В познании я, Лю, подобен червяку в жбане с уксусом, – сказал он так, что у Жихаря от оскомы свело скулы. – Прослышав о мудрецах и волшебниках этой страны, я пришел поучиться у них и посостязаться на путях Дзынь. Мечтаю получить из их уважаемых рук очередное звание и диплом. На этой поляне сижу, ожидая прихода тех, кому послал вызов.
Жихарь срочно засобирался.
– Мы, понимаешь, идем сторонкой, чтобы обойти колдунов, а ты сам к ним в лапы лезешь! Пойдем, королевич, а тебе за вино спасибо…
– В самом деле, сэр Лю, – согласился Принц. – Мы всего лишь воины, владеющие жалкими начатками магии. Мы не то чтобы боимся здешних чародеев – они нам просто не нужны, зато могут стать досадной помехою…
– Взялся за ум, – похвалил Жихарь побратима на свою голову – Принц услышал в его словах насмешку.
– Нет! – переменился Яр–Тур. – Мы не вправе оставлять сэра Лю в одиночестве перед лицом явной опасности!
Бедный Монах еще раз поклонился.
– Ничтожный и впрямь рассчитывал на вашу помощь…
Жихарь вопросительно поглядел на Будимира. Петух подошел к Лю Седьмому и приласкал того крылом.
– Ослепительный феникс нередко таится в убогом курятнике. – И Лю в третий раз поклонился. Потом подошел к побратимам и приобнял их.
Жихарь почувствовал, что летит куда–то вниз, а Бедный Монах, напротив, устремляется к небу. Богатырь хотел рвануться отсюда подальше, но не в силах был дрогнуть даже мизинцем. Увядшие травы встали в его рост, их стебли превратились в могучие гладкие стволы. Прямо перед собой он увидел Яр–Тура, но уже переодет был побратим в красивый синий халат и качал головой туда–сюда. Жихарь тоже попробовал, и у него получилось. Жаль только, рот не раскрывался, чтобы высказать Бедному Монаху всю как есть про него правду.
А Лю Седьмой поднял с земли двух фарфоровых болванчиков и перенес на открытое и возвышенное место.
– Отсюда уважаемым будет лучше видно, – пояснил он.