Текст книги "Кнопка Возврата (СИ)"

Автор книги: Михаил Гаёхо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Сними ты его, – сказала Марина. – Кому какое дело.

– Я придумал, – сказал Уткин. – Ты стоишь, дежуришь на лестничной площадке выше этажом и когда... э-э... объект появляется, звонишь мне с мобильного. Я принимаю сигнал, достаю баллончик и подхожу к двери. А если в это время появится кто-то еще, то кнопка будет уже у меня в руке, и я смогу подправить его реакцию.

– Только я лучше буду внизу, вместе с тобой. А наблюдать позовем моего знакомого. Сделает вид, что вышел покурить.

– Никаких знакомых, я же сказал.

– Я не хочу дежурить на площадке.

Уткин сдвинул неудобный парик в сторону и почесал-таки голову.

– А знаешь, – сказал он, – не надо никого заставлять дежурить. Мы сделаем это прямо на улице, на перекрестке. Завтра в это же время.

И вот, снова шли за девушкой. Теперь уже вплотную приблизившись. Уткин нервничал, боялся, что она обернется. У перекрестка остановились перед светофором. Как в прошлый раз, почти как в прошлый.

Уткин протянул руку с баллончиком над плечом девушки и нажал кнопку. Пока она кашляла, пока текли слезы, он скользнул рукой в передний карман ее джинсов, гаджет был там. Завладев устройством, Уткин выждал несколько долгих секунд – не следовало нажимать кнопку слишком рано, чтобы не откатиться в тот момент, когда гаджет еще не перешел в его руки. Излишняя, наверное, предосторожность, тем не менее, несколько секунд он выждал, прежде чем положить палец на кнопку. "Если кто-нибудь начнет обращать внимание, нажму кнопку". И люди вокруг все отвернулись и пошли своими путями, словно ничего не заметили. "А эта женщина, похожая на медсестру, пусть поможет пострадавшей. И эта, в платочке, которая рядом, тоже". Помедлив, Уткин добавил к помощницам третью – проходящую мимо блондинку в голубой кофточке. Пусть вытрут девушке слезы, заодно и внимание отвлекут.

– Прикольно. Как это у тебя получается? – с восхищением в голосе сказала Марина:

– А вот так, – скромно отвечал Уткин.

– Дай посмотреть, – она протянула руку.

Он дал, вложил устройство в протянутую ладонь.

И тут же подумал, что зря.

***

Задумавшись, Уткин шел домой.

Женщины – существа особые, думал он. Прирожденные манипуляторы, умеющие нажимать на кнопку. И одна и другая. "Ты не будешь возражать, если я попользуюсь этим гаджетом?" Конечно, не буду. Я щедрый сегодня, бескорыстный. Пользуйся.

Зазвонил телефон. Это была Кристина.

– Зачем так грубо, – сказала с укоризной.– Разве нельзя было по-хорошему договориться?

Неужели догадалась? – подумал Уткин.

– Извини, – сказал он. – Не могу сейчас говорить. Я тебе перезвоню.

Он выключил телефон и ускорил шаг.

Вечером к нему обещался зайти Воронин.

– Я звонил тебе, у тебя телефон не отвечает, – сказал Воронин.

– Совсем забыл, – сказал Уткин и включил аппарат.

– Принес тебе одну книгу. – Воронин протянул Уткину стопку листов в прозрачной папке.

– А профессора Поршнева ты уже разлюбил? – спросил Уткин, принимая пакет.

– Профессор вне конкуренции, но этот текст тебе, как я понимаю, в тему. Ты читай, а я пока покручу рулетку.

Воронин отошел к столу. Уткин начал читать.

ГИПНОЗ ДЛЯ КОМПЬЮТЕРА

В работе Налимова "На грани третьего тысячелетия: что осмыслили мы, приближаясь к XXI веку" есть раздел о непосредственном воздействии сознания на механические устройства, где, в частности, упоминается об экспериментах по телепатическому воздействию человека на работу компьютера.

Исследования проводились в научно-исследовательской лаборатории аномальных явлений Принстонского университета под руководством Роберта Джана и Бренды Данн. В проведенной ими серии опытов компьютер генерировал последовательность псевдослучайных чисел, а оператор (названный так Налимовым) пытался изменить, воздействуя дистанционно, значения этих чисел в сторону увеличения или уменьшения в зависимости от выданного ему задания.

Эксперимент, в целом, не выделялся из ряда других подобных экспериментов, в которых человек воздействует на колебания маятника, интенсивность радиоактивного распада, рост колонии бактерий, поведение белых мышей, выпадение очков на игральной кости и так далее.

За 12 лет было проделано около 2,5 миллиона опытов, что позволяет говорить о статистической значимости полученных результатов

Осмысливая итоги эксперимента, исследователи допускали наличие определенной формы сознания у компьютера (ставя его, некоторым образом, в один ряд с белыми мышами) Налимов, со своей стороны, употребляет слово "гипноз", вероятно, вкладывая в этот термин свой смысл, отличный от профессионального или общеупотребительного. Но это уже отдельная тема.

Вернемся к эксперименту Джана и Данн. Суть его, как сказано было, состояла в воздействии оператора на генерируемую компьютером последовательность псевдослучайных чисел. Именно псевдослучайных чисел, а не случайных, поскольку процесс функционирования компьютера в принципе детерминирован. Для получения последовательности действительно случайных чисел потребовался бы отдельный аппаратный датчик, использующий, например, в качестве генератора случайности процесс распада радиоактивного элемента и подключаемый к компьютеру как внешнее устройство. Псевдослучайные же числа генерируются компьютером по некоторому вполне детерминированному алгоритму, основанному на выполнении обычных арифметических операций – сложить, поделить, умножить. Последовательность генерируемых псевдослучайных чисел полностью определяется заданными начальными условиями (первое число последовательности плюс, возможно, какие-нибудь дополнительные параметры) и может быть в точности воспроизведена в случае необходимости.

Таким образом, с точки зрения физики процесса воздействовать на генерируемое компьютером псевдослучайное число это все равно, что пытаться изменить результат простого суммирования или перемножения двух чисел, что, по сути, означает инициирование сбоя в работе компьютера. Точнее сказать, оператору необходимо инициировать два согласованных сбоя в его работе: первый сбой изменяет результат выполняемой при формировании псевдослучайного числа арифметической операции (а может быть, изменяет значение этого числа при пересылке или промежуточном хранении в памяти – есть и такая возможность его испортить), а второй сбой происходит в схеме контроля. При несогласованности этих сбоев компьютером будет регистрироваться ошибка счета, приводящая к аварийному останову его работы.

Зазвонил телефон.

– Куда ты пропал?

– Телефон отключился, только сейчас на зарядку поставил, – сказал Уткин.

– Тебе нужно было так делать? Зачем? Я попользовалась бы, и вернула. Или мы не доверяем друг другу?

– Ты о чем? – Уткин сделал вид, что не понял.

– Не притворяйся, что не знаешь, о чем.

– Действительно не знаю, – Уткин помолчал и, покосившись на Воронина, спросил вполголоса: – Ты о пульте?

– О нем.

– Что-то плохо ловится сигнал, – сказал Уткин, – перемещаясь из комнаты в сторону кухни. – Ты хорошо меня слышишь?

– Слышу.

– А теперь?

– Слышу, слышу.

– Я ведь тебя предупреждал, – сказал Уткин, окончательно переместившись в кухню, – что есть люди, которые охотятся за этим гаджетом. Меня и битой по голове били, и из баллончика в лицо прыскали. А с тобой как обошлись?

Трубка молчала.

– Я бы тебя не стал бить битой по голове, – сказал Уткин. – И, между прочим, если бы кнопка была у меня, я бы перед тобой сейчас не оправдывался. Ты сама бы сейчас пришла ко мне мириться.

– И приду, – пообещала Кристина.

– Завтра вечером, – сказал Уткин. – Сейчас я не дома. И знаешь, если случайно увидишь меня на улице, не надо ударять меня битой или прыскать газом. Подниму руки вверх и можешь обыскать мои карманы.

Уткин вернулся в комнату и продолжил чтение.

Итак, то, что происходит в ходе эксперимента, теперь выглядит интереснее, чем казалось раньше: оно в некотором роде и впрямь оказывается похоже на гипноз – в том смысле, что операторское воздействие направлено не просто на изменение интенсивности какого-либо процесса (тогда оно могло быть представлено чисто в энергетической форме – как добавление или отнятие некоторой энергии неконкретизированной природы, что может происходить в упоминаемых Налимовым экспериментах с воздействием на маятник или колонию бактерий), но предусматривает выполнение определенной последовательности операций, логика которых неизвестна самому оператору. Таким же точно образом гипнотизер дает гипнотизируемому субъекту команду к действию, возможно и не имея представления о том, каким именно образом эта команда будет выполнена. Выполняя команду, гипнотизируемый опирается на свои знания и умение. Но можно ли говорить о том, что компьютер знает что-нибудь о внутреннем механизме своего действия? И в чем заключается смысл высказывания о сознательности компьютера? Этим вопросам Налимов уделяет какое-то место, но подробное их рассмотрение уводит нас в область гипотез, отрывая от более или менее твердой почвы имеющихся экспериментальных данных.

Что же касается эксперимента, то есть в нем один нюанс, который хотелось бы отметить. А именно: действительный эффект воздействия оператора на работу компьютера значительно превышает тот, который объявлен экспериментаторами. В самом деле, исследователи относились к псевдослучайным числам, выдаваемым компьютером, как к действительно случайным. Однако последовательность псевдослучайных чисел, как мы уже говорили, вполне детерминирована, и изменение даже одного конкретного числа в ней является чрезвычайно редким событием. Даже один сбой в работе компьютера приходится на сотни часов работы, а два согласованных сбоя счета и контроля должны рассматриваться как событие практически невозможное. В этом смысле, компьютер является не менее жестким, устройством, чем железный арифмометр. Для получения же статистически значимого результата может потребоваться не одна сотня таких сбоев. Итак, наш оператор оказывается похож на человека, который, думая, что поднимает килограмм груза, поднимает на самом деле десятки тонн и не подозревает об этом.

– Тут так дальше и будет про компьютеры? – Уткин оторвался от чтения и повернулся к Воронину.

– Компьютеры – это частный случай. – Воронин крутанул колесо рулетки, запустил шарик. – Хочу, чтоб выпало красное.

– А я хочу четное, – в тон ему произнес Уткин. – И чтоб делилось на семь.

– Почему семь?

– Так, – пожал плечами Уткин, – люблю числовые комбинации. А на красное-черное не стал бы ставить.

– Четырнадцать, красное, – сказал Воронин, поглядев на остановившийся шарик. – А знаешь, что среди красных ячеек есть десять нечетных и только восемь четных.

– Какое-то нарушение симметрии, – сказал Уткин. – Не хочешь чего-нибудь выпить? Тут осталось от прошлого раза.

Они выпили коньяку из высокой тонкой бутылки.

– Повторим? – предложил Воронин. – Ставлю опять на красное.

– Четное и чтоб делилось на шесть, – сказал Уткин.

– Замысловатые у тебя запросы, таких ставок и не принимают, – сказал Воронин и запустил шарик.

Уткин посмотрел напросвет высокую бутылку. Коньяк в ней кончился и Уткин взял другую, плоскую. На этикетке там были изображены заснеженные горы, замок в горах, а может – церковь. Архитектурная достопримечательность, подумал Уткин и разлил коньяк по рюмкам.

– 24 черное, – сказал Воронин и поглядел на Уткина со значением. – Шестью четыре. Как тебе это удается?

– Какая-то вероятность всегда есть, – сказал Уткин.

– За удачу, – Воронин поднял свою рюмку, Уткин свою. Они выпили.

– Я сейчас пробовал, – сказал Воронин, – по примеру того экперимента подействовать на шарик так, чтобы склонить выпадающие номера в сторону увеличения.

– Это сложно, – заметил Уткин, – Если бы номера ячеек шли по порядку, достаточно было б немного ускорить или замедлить шарик в конце его пути. Но числа на рулетке расположены практически в беспорядке.

– У того, кто ее придумал, наверное, был в уме какой-то порядок.

– Да, – согласился Уткин. – А скажи, это твое воздействие – насколько оно оказалось успешным?

– Определенный эффект есть. Небольшой, но несомненный. Но чтобы стабильно выигрывать – недостаточный. Тот выигрыш заведения, который заложен в правила, заведомо больше.

– Потренируйся, может улучшишь свой результат.

– Если б все было так просто , все выигрывали бы в рулетку.

– А тебе не приходило в голову, что они не выигрывают потому, что все тянут колесо в разные стороны?

– Признайся, – Воронин посмотрел на Уткина пристальным взглядом, – тебе каким-то образом удалось натренироваться.

– Иногда случай – это просто случай, – скромно улыбнулся Уткин.

– Не верю, – сказал Воронин. – Поршнев говорил о суггестивной силе, которой обладал первобытный человек. О силе гипноза. Которой и современные люди некоторые обладают, получив по наследству. А Налимов говорит о гипнозе компьютера – неодушевленного, вроде бы, предмета. Он мог бы сказать и о гипнозе рулетки, если б занялся рулеткой. Расширение понятия? – А почему бы и нет? Пристыкуем Налимова к Поршневу, и что получим? – То самое. Суггестивная сила воздействия на рулетку. Внушение неодушевленному. Так? – Он снова посмотрел пристально. – Ведь так.

– Ни разу не так, – сказал Уткин. – И не надо смотрить на меня таким взглядом, словно я перед тобой преступник, а ты следователь.

– Ты видишь сны , – сказал Воронин, – ты сейчас три раза подряд угадал в рулетку. Что-то в тебе есть, такое, чего и сам не знаешь.

Может, открыться ему, подумал Уткин. Почему не открыться? Но решил не открываться. Не от недоверия – к недоверию не было повода – а из принципального решения не умножать количества посвященных.

На самом деле очень хотелось ввести Воронина в курс дел. Был бы правильный советчик в его лице. Почему нет? А принципы пусть идут лесом. "Ты не поверишь, но есть такой гаджет" собрался сказать Уткин – и открыл уже рот, и вдохнул, но сказать не смог. Не из принципа уже, а от какого-то суеверного предубеждения. Открывший рот Уткин не сказал то, что собирался сказать, а сказал другое:

– Я чай специальный пью. Специальный целебный чай. Только где покупать – не скажу. Ко мне на улице подходят, предлагают.

– К тебе подходят, – вздохнул Воронин. – и это тоже что-то значит. А ко мне не подходят и не предлагают.

– Хочешь, я сейчас заварю?

– Нет, – отказался Воронин. – Кто знает, что это за наркотик? Лучше выпьем коньяку.

Они выпили, и Уткин сказал:

– Есть что-то этакое в том, что мы оба носим птичьи фамилии. И обе настоящие птицы, в том смысле, что летают – если бы ты назывался Курицын или Петухов, это было бы не то. А ворона – это настоящая птица.

– Спасибо, – сказал Воронин.

– В прежние времена ты носил бы в волосах воронью лапу, а я – утиный клюв в каком-нибудь другом месте. И считались бы в своем роде родичами. Наверное, нам нужно держаться друг друга, и когда-нибудь что-нибудь из этого выйдет.

– Может быть, уже вышло, – сказал Воронин.

Они молчали какое-то время, и каждый о чем-то думал.

– Я, наверное, должен тебе рассказать об одной вещи, – сказал Уткин.

– О какой вещи? – спросил Воронин.

– Я, может быть, расскажу о ней позже, – помолчав, сказал Уткин.

– Не темни, говори уж сейчас, если собрался.

– Есть такой интересный гаджет, – начал Уткин и замолчал, задумавшись над тем, какую часть правды может сейчас рассказать, и как ее рассказать, чтобы не сказать лишнего. – Его мне показал мой друг Мясоедов, который пропал на прошлой неделе.

– Разбился, упав с балкона, – уточнил Воронин.

– Нет, разбился другой человек, а Мясоедов исчез в тот же самый вечер.

– А кто разбился?

– Это неважно, я говорю о гаджете. Этот гаджет, – Уткин замолк, подбирая слова, – он каким-то образом увеличивает суггестивные возможности человека. Причем не каждого человека, а только некоторых. Мясоедов говорил, что немногих.

– И как же конкретно он их увеличивает? В чем это проявляется?

– Ну, например, он может заставить летящую муху изменить направление. Человек может с его помощью. Мясоедов мне показывал.

– Забавный фокус, – задумчиво признес Воронин. – Что ж. У тебя нет причин меня обманывать, у меня нет причин тебе не верить. И все таки не могу сказать, что я до конца поверил.

– У меня тоже получилось, – сказал Уткин. – Он, Мясоедов, хотел посмотреть, работает ли со мной этот гаджет. Оказалось, работает.

– Если так, то вы ведь не ограничились мухами? Как насчет живых человечков?

– Ну, – замялся Уткин, – это похоже на гипноз, но не в смысле популярно-эстрадном, когда добровольному клиенту внушают черт знает что, а скорее в тихом налимовском смысле, когда происходит перераспределение вероятностей между вариантами поступков, которые и сами по себе могли бы произойти. Даже не поступков, а, скорее, событий.

– А конкретно? Что вы делали со своими подопытными кроликами?

– Ну, например, Мясоедов бросал игральный кубик, а я старался повлиять на результат бросков так, чтобы шестерки выпадали чаще.

– Или чтобы шарик рулетки остановился на нужном номере, а? Теперь понимаю, откуда взялся твой выигрыш в казино.

Уткин неохотно наклонил голову.

– А тогда с какой стати ты мне начал рассказывать про свой целебный чай?

– Чай, я думаю, тоже играет свою роль. Сны, по крайней мере, я вижу как раз после этого чая. Но я хотел сказать о другом. Мы с тобой знаем, что в доисторическое – дочеловеческое – время первобытное стадо наших предков разделилось на две группы. Одни обладали большой суггестивной силой, другие в значительной степени утратили эту способность, но несли как первородный грех генетически заложенное стремление к убийству себе подобных.

– Положим, так, – согласился Воронин.

– И теперь, я думаю, настало время нового разделения. И гаджет этот – а я думаю, и не один такой гаджет, по всей вероятности их достаточно много – вброшен в народ, чтобы выявить тех, кто в достаточной мере обладает суггестивной силой. Эти люди должны будут стать родоначальниками новой расы. Они будут обладать сверхспособностями, и они будут лишены этого вечного стремления убивать или быть убитыми, от которого человек так и не смог освободиться.

– Интересные перспективы, – сказал Воронин, – но по второму пункту у меня есть возражения. До сих пор суггестивной силой отличались как раз наиболее кровожадные особи человеческого стада – этакие харизматические вожди, которые для достижения высокой цели не останавливались перед тысячами трупов, десятками тысяч, даже миллионами – в зависимости от масштабов того, что им было доступно. Почему ты думаешь, что на этот раз должно быть иначе?

– Мне так кажется.

– Разумный довод.

– Какой есть.

– Ты просто рисуешь перед собой ту картинку, которую хочешь видеть.

– Я еще в какой-то степени верю в прогресс в то, что этап эволюции человека, который, по словам профессора, еще не завершился, придет, наконец, к какому-то итогу.

– Не уверен, что этот итог обязательно должен быть приятен для нас.

– Может быть. Но единственная остающаяся альтернатива – это гарантированное самоуничтожение человечества. При том наборе человеческих качеств, который мы сейчас имеем, это рано или поздно случится, – сказал Уткин и, помрачнев, добавил: – И скорее уж рано, чем поздно. Сейчас столько придумано средств массового уничтожения, и столько желающих до них дотянуться, что удивительно, как мы вообще до сих пор живы.

– Положим, так. Пусть разделение, пусть новая раса.

– И все должно произойти очень быстро, – вставил Уткин. – Времени мало.

– Но куда денутся обычные люди? Со своим первобытным багажом внутри. Как с ними, с обычными?

– Ты меня спрашиваешь, словно я автор проекта, а я, собственно, ничего не знаю, только предполагаю, – сказал Уткин. "И ни о чем таком даже не думал", – сказал про себя. И продолжал: – Наверное, люди новой расы, применяя свою суггестивную силу, смогут гасить наиболее опасные вспышки агрессии. Возможно, они это уже делают, иначе – почему мы до сих пор живы?

– Это уже фантастика, – засмеялся Воронин. – И, между прочим, наряду со словом "суггестия" время от времени хорошо бы произносить слово "интердикция" – по примеру профессора Поршнева.

– "Интердикция" – это правильно, – согласился Уткин. – Такие слова надо употреблять время от времени. – И тоже засмеялся.

– Я надеюсь, что когда все случится, мы с тобой окажемся по одну сторону линии раздела, – произнес Уткин, отсмеявшись.

– Будем надеяться, – сказал Воронин. – Если, конечно, оно случится.

Они пожали друг другу руки, прощаясь.

– А, кстати, этот гаджет, можно его как-нибудь потрогать? – спросил Воронин уже по ту сторону порога.

– Гаджет пропал вместе с Мясоедовым, – сказал Уткин. – Это была такая маленькая небольшая коробочка. По размеру как пульт от телевизора.

Странное дело, задумался Уткин, когда остался один, почему Воронин не спросил, откуда взялся этот гаджет? Я сказал неопределенно «вброшен в народ», и он удовлетворился. Кстати, я в свое время тоже не проявил любопытства. Почему? Долго задумываться он, однако, не стал и перешел к чтению.

Поскольку последовательность псевдослучайных чисел в принципе детерминирована, мы могли бы фиксировать в ходе эксперимента, какие именно числа в ней были изменены в ходе операторского воздействия. Разумеется, после каждого наведенного оператором сбоя изменяется не только очередное случайное число, изменятся и последующие числа генерируемой случайной последовательности (алгоритм их выдачи будет работать уже с другими начальными данными), однако определение этих чиселпри известном расчетном алгоритме не представляет принципиальной сложности.

Итак, можно отметить два обстоятельства, сопутствующих эксперименту и, возможно, влияющих на его результативность: во-первых – неинформированность участников о неслучайном характере процесса, подвергаемого воздействию (как уже говорилось, с точки зрения физики процесса, равным образом можно было бы воздействовать на результат повторяемой многократно операции умножения 2х2), во-вторых – неполная регистрация процесса, не дающая нам возможности точно локализовать места сбоев, вызванные воздействием оператора (и эта неопределенность – не компенсирует ли она каким-то образом отсутствие случайности?).

Еще раз напомним, что эффективность операторского воздействия, установленная в ходе основного эксперимента, отвечает уровню представления его организаторов о характере процесса и не может быть пересчитана ввиду изначальной неполноты регистрации его состояний.

Возникает желание провести серию дополнительных экспериментов, в которых результат воздействия оператора сравнивался бы с предварительно полученной распечаткой последовательности псевдослучайных чисел, генерируемой с теми же начальными условиями.

Имея на руках распечатку, мы можем зафиксировать, какие именно числа псевдослучайной последовательности были изменены воздействием оператора, и по этим данным (исходя из вероятности каждого конкретного сбоя в работе компьютера) оценить заново эффективность воздействия оператора на его работу. Результат окажется намного более впечатляющим по сравнению с теми, которые обычно достигаются в экспериментах подобного рода.

Но эксперимент с предварительной распечаткой может завершиться совершенно иначе. Существует такая возможность – странная, даже невероятная, но которую по соображениям формальной логики нельзя отбрасывать.

Может получиться так, что, несмотря на полную регистрацию состояний процесса генерации псевдослучайных чисел, нам не удастся локализовать момент воздействия оператора на процесс счета. Это воздействие проявится не в измененных результатах конкретных компьютерных операций, на которые можно показать пальцем, а только в статистике. Иными словами, конкретных компьютерных сбоев, о необходимости которых так много говорилось на самом деле не происходит.

Все говорит о том, что именно этот вариант имеет место, потому что в противном случае вместе с согласованными и по этой причине нерегистрируемыми сбоями счета и контроля появлялось бы какое-то количество несогласованных (ведь эффект воздействия проявляется случайно, а значит и случайный разброс неминуем), которые незамедлительно приводили бы к аварийному останову в работе компьютера.

Тогда каким образом достигается эффект воздействия?

Действительно, каким? – подумал заинтригованный Уткин.

Остается предположить, что изменению подвергается сама программа, генерирующая последовательность псевдослучайных чисел. Например, константы, задающие ее начальные условия, изменяются так, что на протяжении какого-то периода времени значения генерируемых чисел отклоняются от среднего в сторону увеличения. Остается непонятным, как может осуществляться это изменение, если оператору неизвестны начальные константы, и совсем уже неизвестно, как их нужно изменить, чтобы добиться нужного результата.

Было бы понятно, подумал Уткин, если б у оператора была кнопка возврата в руке. Но кнопки нет, в том-то и дело.

Сделаем паузу и вернемся к эксперименту Джана и Данн. В результатах его обнаружилось нечто, не упомянутое мной ранее, но способное дать новый поворот мысли.

Варьируя условия эксперимента, исследователи провели ряд испытаний в условиях, когда воздействия оператора осуществлялись не в то время, когда компьютер генерировал свою последовательность чисел, а существенно раньше или позднее этого момента. Время операторского воздействия варьировалось от 76 часов до начала работы компьютера до 336 часов после нее и во всех случаях воздействие было одинаково успешным.

Подобное экспериментально установленное нарушение причинно-следственной связи (воздействие на уже завершившийся процесс) в настоящее время уже не является каким-то особенным результатом, однако требует обоснования, уже выходящего за рамки традиционной картины мира: введения дополнительных измерений пространства и времени, допущения множественности ветвящихся миров и т.д. Так или иначе, привычная картина мира рушится, и если уж теперь мы не можем обойтись без потерь для здравого смысла, то почему бы не предположить в качестве гипотезы, что вещи и явления, лежащие вне зоны нашего внимания, как бы не вполне существуют, или существуют и проявляют себя только в меру нашей информированности о них. Таким образом, когда мы считаем последовательность выдаваемых машиной чисел случайной, она оказывается подвержена воздействию оператора, словно случайная; когда же мы узнаем, что она не случайна, то провести пересчет оценки эффективности воздействия оператора на процесс оказывается невозможно ввиду невозможности локализации моментов его воздействия.

Уткин прекратил чтение и задумался. Кажется, некоторым людям и без кнопки что-то доступно. Даже не некоторым, а почти всем. И возможности кнопки теперь выглядят много обширнее, чем можно представить. В уткинской голове уже возникали планы экспериментов, которые он поставил бы, небрежно поплевывая на пространство, время и причинно-следственные связи. Но гаджет был у Марины, и Уткин не видел способа заполучить его обратно. Попросить помощи у Николая? И разрушить тем самым легенду о своей исключительности. После чего Николай предпочтет, может быть, сотрудничать с Мариной, а он, Уткин окажется не у дел.

Был еще вариант предъявить женщине конкретный ультиматум. Она владеет гаджетом ограниченный срок, потом передает Уткину. А если нет – тогда битой по голове. Не хотел, а придется. Уткин держит гаджет у себя на тех же условиях, потом передает Марине.

Уткин взял трубку, набрал номер.

И замолчал вместо того, чтобы сказать то, что собирался.

– Я слушаю, – сказала Марина.

– Нас узнали, – сказал он в трубку.

– Наверное, все-таки, узнали тебя.

– Неважно. У кого гаджет, тот пусть и разбирается.

– Ты ведь меня не выдашь?

– Не о том разговор – выдашь, не выдашь. Если бы кнопка была у меня, я разрулил бы ситуацию. А так – придется тебе. Флаг в руки.

– Как-нибудь справлюсь, – сказала Марина и, помолчав, добавила: – Но не хочу светиться, чтобы меня потом били битой по голове .

– Тебя не будут бить, – успокоил ее Уткин, – тебе прыснут из баллончика.

– Спасибо. – Она задумалась. Уткин тоже думал. – Тогда я приеду к тебе перед вашей встречей, – сказала она. – Где-нибудь спрячусь заранее, а там посмотрим.

– Посмотрим, – согласился Уткин.

***

– Ну и где здесь можно укрыться? – Марина обвела взглядом коридор уткинской квартиры. Дверь в кухню, дверь в ванную, дверь в комнату.

– Мы будем разговаривать в комнате, – сказал Уткин, – а ты можешь подождать в ванной или на кухне.

– О чем разговаривать? – В голосе Марины слышались нотки ревности. Или это только послышалось Уткину? – Я сделаю так, чтобы она ушла отсюда без разговоров.

– Она поймет, что работала кнопка, – сказал Уткин. – И, естественно, подумает, что на кнопку нажимал я. А кончится это тем, что я получу битой по голове в каком-нибудь переулке.

– Перестань все время повторять про эту биту.

– По-моему, это ты начала.

– Ты начал еще раньше. Еще вчера.

– Стоп, – оборвал ее Уткин. – Разберемся в том, что мы хотим. А хотим мы, чтобы она убедилась, что обозналась, когда узнала меня. И что гаджета у меня нет.

– А как это сделать?

Передай кнопку мне, и я сделаю все в лучшем виде, хотел сказать Уткин, но понимал, что не скажет. Бесполезно было говорить, да и думать бесполезно.

– Следи за разговором, – сказал он. – Услышишь что-нибудь несоответствующее, нажимай кнопку. И нажимай, пока она не скажет "кажется, я обозналась".

– А она скажет?

– Надо, чтобы сказала, – авторитетно произнес Уткин. Он примерял на себя роль лидера. И следил краем глаза за правой рукой Марины, которую она не вынимала из кармана, где по логике вещей должен был лежать гаджет. И палец, понятное дело, держала на кнопке. Уткин надеялся улучить момент, обездвижить руку и завладеть гаджетом. Находил способы, как это можно было сделать. Но случай не предоставился.

– Ты могла бы укрыться в кухне или в ванной. – сказал Уткин. – Оттуда хорошо слышно, что говорят в прихожей. А когда мы перейдем в комнату, ты пройдешь в коридор и будешь стоять за дверью. Кончим разговаривать, быстро уходишь обратно. Понятно?

– Нет, не понятно. А если она захочет помыть руки с дороги?

– Надо, чтоб не захотела. Это же элементарно. Нажимаешь кнопку, и всё.

– И меня не радует перспектива все время бегать по коридору, – отрезала Марина.

– Тогда где? И решай быстрее, времени уже мало.

Она обвела взглядом комнату, в которой совершенно точно не было места, чтоб спрятаться, и показав пальцем на стоящий в углу шкаф (а руку при этом вынула из кармана) сказала:

– Вот здесь.

Уткин следил за ее пальцем, следил за рукой. Можно было попытаться в броске схватить Марину за руку и добраться до гаджета в ее кармане раньше, чем она успеет нажать кнопку. Но успевала, наверное успевала. Сотни тысяч раз успевала, миллионы. Уткин воочию видел эти миллионы бросков, миллионы безуспешных попыток, оставшихся в отмененной реальности.