Текст книги "Кнопка Возврата (СИ)"

Автор книги: Михаил Гаёхо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Досыта едят теплого мяса.

Сладкого мозга костей пьют вволю.

***

На ночь Уткин отключил звук в телефоне. Не хотел звонков Мясоедова, если бы тот решил позвонить, что казалось вполне вероятным. Посмотрел трубку уже после завтрака, который по времени можно было считать обедом.

В списке непринятых несколько вызовов были действительно от Мясоедова. Но последний, совсем свежий, был с незнакомого номера. На незнакомые номера Уткин из осторожности не перезванивал, но тут, движимый внезапно возникшим чувством, решил позвонить.

На звонок ответила Кристина, племянница Мясоедова. Сквозь слезы сообщила, что Мясоедов умер.

Он как-то нехорошо, неправильно умер – выпал из окна.

Этого не могло быть, просто не могло быть. Он ведь боялся высоты, даже на балкон четвертого этажа в квартире Уткина отказывался выйти. А у Мясоедова девятый этаж. Страшно лететь с девятого этажа. Не потому страшно, что вообще страшно, а потому, что успеешь осознать всю безнадежность положения. Сколько времени лететь с девятого этажа? Ускорение свободного падения девять и восемь, округленно – десять. Высота – наверное, метров двадцать пять. Время падения – Уткин вспомнил формулу – корень квадратный из два аш, деленных на же. Корень из пяти, следовательно. То есть около двух секунд с хвостиком. Можно успеть осознать. Можно даже успеть нажать красную кнопку в кармане. Если б она была у него в то время. Ну ладно, нажал бы и оказался б наверху у окна – так, словно ничего не произошло. А там бы его уже ждали – ну, не ждали в полном смысле слова, а были рядом, то есть остались, где были, потому что куда же они делись бы, те, которые... которые его... ведь не сам же он вывалился из окна. Картина складывалась в подробностях: пришли те самые – в каких отношениях с Мясоедовым они были, неизвестно, но Мясоедов знал, что придут, накануне паниковал, говорил, что последний день, – пришли и потребовали отдать гаджет и, не получив... Нет, не складывалась картина. Какой им смысл выбрасывать Мясоедова из окна, это не помогло бы им. Тогда – не хотелось верить, но это был единственный вариант, который оставался, – они выведали – выпытали – у Мясоедова, где гаджет, а потом... убрали того, кто слишком много знал. Значит, Мясоедов показал им на Уткина. Хреново, очень хреново. Или все же он мог сам... с балкона? То есть – это самоубийство, если говорить открытым текстом. Или несчастный случай? Вчера Мясоедов был явно неадекватен, когда расставались. Гаджет, конечно, он уступил Уткину – против лома нет приема, но и этих – тех, которые... боялся до смерти. Сшибка интересов – так, кажется, это называется по-научному. Верный способ довести до нервного срыва. Хреново, ой как хреново. Уткин запретил себе думать на эту тему. На слово "самоубийство", на "прыжок из окна" положил запрет. Это просто – если мелькнуло в мыслях, то нажал кнопку, и пусть мелькает что-нибудь другое.

***

Уткин вышел из дому, шел по улице, сел в какой-то автобус. Ехал долго и неизвестно куда. На незнакомом перекрестке вышел. Пошел дождь, и Уткин встал под козырьком у входа в какое-то кафе. Рядом стоял человек, очень похожий на кого-то. Люди бывают очень похожи друг на друга. Человека звали Григорий – имя тоже было знакомо. Они зашли в кафе, взяли пельменей и водки. Григорий поздравил Уткина с праздником. В календаре всегда есть какой-нибудь праздник. И вас также, сказал Уткин. Будем на "ты", сказал Григорий.

– У меня к тебе есть вопрос, – сказал Уткин, – как к непредвзято мыслящей стороне, не отягощенной избыточной информацией. Если человек выпал из окна девятого этажа, что это по твоему мнению – убийство или, – Уткин замолчал, не в состоянии выговорить нужное слово, – или это – другое.

– Я сам не скажу, – произнес Григорий, подумав, – но я знаю человека, который скажет.

Ехали на маршрутке. Вышли. Здесь был парк или, возможно, лес. Озеро. Шли вдоль берега, мимо пляжной зоны.

Подошли к тому месту, где на траве была расстелена синяя скатерть. Несколько человек сидели вокруг. Один лежал навзничь, рыжей бородой кверху. Бабочка летала над его головой.

Чуть поодаль в складном кресле сидел человек. Крупный, с породистым лицом. На нем был свободный костюм – что-то вроде пижамы – и черная круглая шапочка. Гуру, сэнсэй, академик? Уткин выбрал последнее.

– Присаживайся, – сказал Григорий и сам опустился около скатерти. Выложил еду, которую принесли с собой, поставил бутылку. – С праздником всех.

Действительно, был какой-то праздник. Уткин выпил, положил на хлеб кусок ветчины. Потом сделал бутерброд с сыром. Хотелось есть, и он ел.

Григорий тронул его за локоть. В смысле "пора".

Уткин оторвался от скатерти и подошел к "академику".

– С девятого этажа? – полувопросительно произнес академик.

Уткин молча кивнул.

– Минувшей ночью?

Уткин кивнул.

– Неизвестно, что там произошло, но ты надеешься услышать, что это убийство?

Уткин снова кивнул, на этот раз чисто машинально.

– Убийство, а не что-то другое. С какой-то стороны так комфортнее, понимаю. Но с другой стороны и тревожней, правда?

– Правда, – согласился Уткин.

– И все-таки твой вариант – убийство, ты хорошо подумал?

– Разве то, что я думаю, что-то изменит?

– Оба варианта пока остаются возможны. Наравне с другими возможными вариантами. Ящик еще не открыт – ты понимаешь, что я имею в виду.

Он замолчал, коротким движением руки отпустил Уткина.

Что ж, мертвый кот лежит в правом углу ящика, мертвый кот лежит в левом углу ящика. Ящик открывается, но кот в любом случае мертв. Уткин отошел на свое место у скатерти. Опустился на землю. Даже лег. Даже заснул, задремал. Надеясь на то, что когда проснется, то ужасное, что случилось, окажется сном. В конце концов, много ли значат для реальности мира несколько слов, услышанных в телефонной трубке?

Проснулся, и нет, не оказалось. Откуда узнал? Просто почувствовал, ощутил. Но, что было хуже всего, каким-то образом понимал, что мог бы почувствовать и другое. И тогда оно, случившееся, действительно оказалось бы сном. Ему был дан шанс, и он упустил его. Можно было переиграть момент, нажать кнопку, и следующий вариант пробуждения мог оказаться более удачным. Но когда Уткин понял это, было уже поздно.

А может – не поздно? Мертвый кот лежит в ящике. Или живой? 50 на 50, как водится. Приходит человек, говорит, что открыл ящик, и что кот мертв, который внутри. Вопрос закрыт. Но остается вероятность, что человек солгал, и на самом деле он не открывал ящик. И тогда кот, возможно, еще жив. Но можно ли думать, что Кристина по какой-то причине его обманула? Или что в телефонной трубке был не ее голос? Или что саму Кристину ввели в заблуждение? Открыт ящик или еще закрыт? О каких там возможных вариантах говорил академик?

Уткин открыл глаза и сел. Пока он спал, академик исчез вместе со своим креслом. Григория тоже не было видно. Люди вокруг скатерти были другие – не все, но некоторые. А времени, кажется, не прошло нисколько, хотя спал вроде бы долго.

– У вас такое мрачное лицо, – сказала девушка, сидевшая напротив Уткина, – вам что-то приснилось?

Девушки не было раньше. Захочу, и она пойдет со мной, подумал Уткин. Или пойдет любая другая.

– Здесь есть кофе, – сказала девушка. – Вы хотите кофе?

Стоит только захотеть, подумал Уткин, отрицательно мотнув головой.

Он достал телефон. Набрал номер. Какое-то время слушал длинные гудки в трубке, потом вдруг понял, что ошибся и вместо Марины, как уже случилось однажды, вызвал Мясоедова. Никиту. С излишней поспешностью Уткин сбросил вызов. Снова набрал номер, теперь уже правильно.

– Может, пересечемся как-нибудь? – спросил Уткин.

– Ты теперь каждую ночь намерен со мной пересекаться?

– Не каждую, – сказал Уткин.

Она неожиданно легко согласилась. И кнопку не пришлось нажимать. Но о кнопке не хотелось думать.

***

Все повторялось. Спасительный аэрозоль был далеко, кнопка – тоже, и все повторялось. Уткин снова задыхался в темноте. Снова умирал, как уже было. Но не умер, и не задохся. Не умер, не умер. Когда кончилось, лежал, как вынутая из воды рыба. Почему рыба – непонятно.

– А обещал, – сказала Марина.

– Так не умер же, – возразил Уткин.

– Еще немного, и умер бы, а мне это нужно?

– Я как-то думал, что уже совсем выздоровел, – сказал Уткин.

– И глупо с твоей стороны.

– А я деньги потерял, – сказал Уткин, чтобы сменить тему разговора. – Не потерял, правильней сказать – утратил.

Насчет денег скорее всего так и есть. Если труп, если неестественная причина смерти, то и полиция посетит место – следователи, расследователи, кто там еще. И обнаружат деньги неизвестного происхождения. Всё так.

Марину интересовали подробности.

Оставил вчера у приятеля, объяснял Уткин, а там утром обыск. Не то чтобы обыск, но полиция посетила. Стало быть, все-таки обыск. Следственные действия. Что-то там случилось, темное дело. Нет, он, приятель, ничего такого не совершал, но что-то такое все же да. Не хочу рассказывать, пока сам толком не знаю. Короче, деньги изъяли в качестве возможного вещдока.

– Бедненький. Так ты хотел, чтобы я тебя утешила?

– А я не расстроен. У меня же система, я еще выиграю. Обещаю.

– Ну, ну, – сказала она. Кажется, не поверила.

– Завтра придешь? – спросил Уткин с надеждой в голосе. – Все будет нормально.

– Сперва выиграй, а потом я подумаю, – она ответила.

– Хоть прямо сейчас, – сказал Уткин. – Пойдем?

– Только без меня, – сказала она и вызвала такси.

Все как-то так, и ничего не понятно, думал Уткин неизвестно о чем, и тут раздался звонок. Звонила Марина, как высветилось на телефонном дисплее, но голос в трубке оказался мужской и незнакомый.

– Спускайся вниз, – сказал голос. – Быстро и без фокусов.

Внизу Уткина ждали трое наперсточников. Бритый Игорь держал за локоть Марину. Маринин мобильник был у Николая в руке. Это его голос в трубке показался Уткину незнакомым.

– Стой, где стоишь, – сказал Николай, когда увидел выходящего из подъезда Уткина. – И гони бабки. Я этого так не оставлю. Или битой по репе – ты сам хотел.

– Бабок нет, – вздохнул Уткин. – Я правду говорю, нет.

– Я вас, пожалуй, покину, мальчики, – сказала Марина и забрала у Николая свой мобильник. Ушла, не оборачиваясь.

– Я потерял эти деньги, – сказал Уткин. – Может, не совсем потерял, но ситуация сложная, я уже и повестку получил к следователю.

Он замолчал, не зная, с чего начать.

– Давай, колись, что там у тебя, – поторопил его Николай.

Уткин рассказал, все слушали.

– Что ж, лох, он и в Африке лох, – вынес свой приговор Николай. – Теперь слушай меня. Ложимся на дно. Никакой игры. Два крупных выигрыша за одним столом подряд – кто-то там уже навострил ушки. Поэтому жди. Но когда я приду, ты открываешь мне без фокусов – с бабой ты, не с бабой – открываешь. Понятно?

– Понятно, – сказал Уткин. – Но какие-то деньги мне нужны. Один раз, наверное, я могу сыграть? Есть ведь и другие казино кроме этого.

...............................................

– Хрен тебе, а не казино, – сказал Николай.

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

– А битой по репе? – поинтересовался Николай.

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

– Ладно, – сказал Николай. – Отстегну тебе. Живи. Слушайся меня, и будешь богатым.

Достав из кармана пачку, он отделил часть и протянул Уткину. Уткин принял деньги – там было 80 тысяч, он потом сосчитал.

***

Люди бывают живые и бывают мертвые.

Мертвые от руки.

Мертвые от камня.

Мертвые от воды.

Мертвые от дерева.

Мертвые с проломленным черепом.

Мертвые с перерезанным горлом.

Мертвые от удушения.

Умерщвленные по правилам.

***

"Опытный следователь может так глубоко проникнуть в душу подозреваемого, что тот вспомнит – реально и в деталях – как совершил то преступление, которого, возможно, и не совершал в действительности". Уткин не помнил, в какой книге прочел эту истину и прочел ли вообще, но кажется, что майор, который допрашивал Уткина, был той самой породы. Он только начал свою процедуру, а Уткин уже чувствовал себя виноватым, даже виновным.

– В каких отношениях вы состояли с погибшим? – Майор не называл Мясоедова по фамилии-имени (Никита Дмитриевич, между прочим), а говорил "погибший" иногда сбиваясь на "пострадавший" или "потерпевший".

– В нормальных, – отвечал Уткин. – Когда-то работали вместе.

– Где вы были вечером, 23-го августа?

– Наверное, у него, у Мясоедова.

– Почему наверное?

– Не помню, когда было это двадцать третье, но вас ведь, наверное, интересует именно вечер перед тем, как это случилось?

Майор то ли усмехнулся, то ли поморщился.

– И какова была цель вашего визита?

– Никакой, собственно, цели. Я в отпуске без сохранения, свободного времени много. Вот и хожу по гостям.

– По гостям, значит ходите. – Майор уже открыто усмехнулся, чем-то довольный.

Сейчас спросит про деньги, подумал Уткин.

– Есть один деликатный момент, – сказал он, играя на упреждение, – глупость, конечно, но я там, когда уходил, забыл пакет с деньгами. Сорок тысяч с чем-то.

– Точно, значит, не помните?

– Не помню, но там должны остаться мои отпечатки пальцев на пакете. Скажите, я должен написать заявление?

– Какое заявление?

– Чтобы деньги вернули.

– Можете писать, – равнодушно, даже как бы зевая, произнес дознаватель. Давая понять, что заявление можно писать хоть президенту, хоть премьер-министру. Следом пояснил, что деньги, если это действительно деньги Уткина, а это еще не факт, переходят в разряд вещественных доказательств. Но они, эти деньги, очень возможно, принадлежат -принадлежали – потерпевшему, то есть погибшему, – это в том случае, если они были переданы пострадавшему в качестве возмещения, то есть, говоря русским языком, если Уткин купил у него какую-то жутко ценную шнягу. Тогда понятны и деньги, и отпечатки. А в феноменальную уткинскую забывчивость что-то не верится. Уткин, со своей стороны, даже представить не мог, чтобы какая-то шняга (освоился-таки с новым словом) стоила сорок тысяч. А деньги принес похвастаться выигрышем. Первый раз в жизни играл в рулетку и сразу выиграл. И даже не столько похвастаться выигрышем, а рассказать про придуманную им систему, благодаря которой выиграл. Полная глупость, конечно, абсолютно невозможная вещь, но она работает. И вот ведь какой нюанс: если он, Уткин, снова пойдет играть и снова выиграет, и опять, и опять... – это не должно считаться какого-то рода мошенничеством. С формальной точки зрения это будет чистым везением, вокруг которого фантазия игрока нагородила какую-то легенду. А система должна быть признана невозможной и существующей только в уткинском воображении.

– Вот о чем-то таком мы и беседовали, – сказал Уткин.

– И о чем-то недобеседовали, если потерпевший несколько раз звонил вам в течение ночи.

– Наверное, он хотел сообщить мне про деньги, которые я у него оставил, – предположил Уткин.

– А когда по какой-то причине не смог дозвониться, и сообщить про деньги, он выбросился из окна. – Майор произнес вслух те слова, которые Уткин запретил себе думать. Нет, это не тот был вариант. Категорически не тот.

***

Человек был живым, он стал мертвым.

Он ходил, он двигался, он стал мертвым.

Кровь текла в его жилах, в нем билось сердце, он стал мертвым.

Он дышал, он пел, человек, он больше не дышит.

Он лежит на земле, в нем сердце его не бьется.

Не я был причиной того, что он стал мертвым,

Не я прекратил дыхание в его теле,

Не я преградил путь его крови в жилах.

Это прилетел камень, его ударил.

Камень прилетел один и другой, большой, тяжелый.

Камень один и другой, за ними третий.

Я не держал их в руке, я их не касался.

Откуда они прилетели, я их не видел.

Человек на землю упал, он лежит неподвижный, мертвый.

Он лежит на земле, в нем сердце его не бьется.

Кто отведает человека теплого мяса?

Человека сердце и печень кто примет, как подношенье?

Сладкий мозг костей человека кто выпьет?

***

Мясоедова хоронили в закрытом гробу.

Значит, оставалась возможность вариантов.

Пусть мертвый на 50 процентов кот Шредингера вынут из своего ящика и перемещен в другой. Человек, который его переносил, утверждает, что кот мертв. Но есть вероятность, пусть хоть миллиардная доля процента, что человек лжет. И тогда остается шанс, что кот жив внутри нового ящика или что кота там нет вообще.

И если открыть гроб, есть вероятность того, что там не окажется тела. Пусть одна десятимиллиардная.

Провожавших было немного. Из родственников – два брата Мясоедова, Алексей и Григорий, с женами, и племянница Кристина.

– Дядя Паша, ведь вы были последний, кто его видел в тот вечер? – при встрече спросила Кристина и, не дожидаясь ответа, заплакала. – Ну почему, почему он это сделал?

– Он этого не делал, – сказал Уткин.

– Что же тогда – убийство? – спросил брат Алексей, – но кому понадобилось?

– Я и насчет убийства не так уж уверен, – сказал Уткин, – но выброситься сам он никак не мог. Он ведь всегда боялся высоты, он даже с четвертого этажа не смог бы выброситься, а тут девятый.

Тогда что же? – естественные поступили вопросы – вроде должно быть либо одно, либо другое. Нет смысла гадать, сказал Уткин, может быть там что-нибудь вовсе неожиданное, и спросил про гаджет, видел ли кто-нибудь это устройство. Все видели, держали в руках. Любопытная игрушка, пульт к телевизору. В руках у Никиты она работала, но только у него. У всех остальных ничего не получалось. Нет, к разработке этой шняги он не имел никакого отношения, а просто подписался на проведение эксперимента, натурных испытаний – кажется, так. Он говорил, что набирается группа. (Это уже интересно, подумал Уткин.) Но чтобы из за какой-то игрушки могли так вот выбросить из окна – в это не верится. Так никто пока и не говорит про выбросить, сказал Уткин. А игрушка далеко не какая-то. Не просто пульт от телевизора. В ней Никита прозрел какие-то новые супервозможности. А потом, может, проговорился перед кем-то. И гаджетом заинтересовалась какая-то третья сила.

– У следователя, по-моему, версия не про гаджет, – сказал брат Георгий, – и он больше расспрашивал про деньги, сорок тысяч, которые лежали на столе.

– Это мои деньги, – сказал Уткин. – Я выиграл их в казино.

– Не знал, что ты ходишь в казино.

– Первый раз в жизни сходил, и вот – выиграл. Я показал их Никите, похвастался, а когда уходил – забыл.

– Мы бы их тебе отдали, но майор забрал в качестве вещдока, – сказал брат Алексей. – Наверное, с концами.

– Сорок тысяч – большие деньги, – сказал брат Григорий.

– Ничего, – сказал Уткин, – я еще выиграю. У меня есть система.

– Пульт, между прочим, потерялся, – заметил Алексей.

***

Люди бывают живые и бывают мертвые.

Для живых придуманы разные правила умерщвления.

Повешение, утопление, отрубание головы – это простые.

За ними следуют сжигание на костре, распинание, сажание на кол.

Острие кола скругляют, чтоб человек мучился дольше.

Человеку ломают кости, его укладывают на колесо, прижимают пятки к затылку. Это называется колесование.

Можно содрать с человека заживо кожу, сварить в кипятке, живым закопать в землю.

Таковы правила умерщвления, придуманные человеком для человека.

***

Никиту хоронили в закрытом гробу, и это странным образом вселяло в Уткина какую-то надежду, хотя и непонятно, на что.

Если открыть гроб, есть вероятность того, что там не окажется тела, думал Уткин. Пусть одна десятимиллиардная. Или тело окажется, но не то. Или окажется не тело. О чем там говорил академик? Ящик еще не открыт, поэтому возможны варианты. А с кнопкой в кармане мы знаем, что делать с этой одной десятимиллиардной.

С той же кнопкой можно было уломать кого следует, чтобы открыли гроб. Но на это Уткин не смог решиться. Не мог представить себе, что там будет в случае одной десятимиллиардной. Случай "кот-жив"? И Никита Мясоедов поднимется из гроба, живой и здоровый, махнет приветственно ручкой. Нет, так не бывает. А если и бывает, то я в это не верю, думал Уткин. Верить, наверное, не обязательно, но представить возможность чего-то такого, почувствовать, чего, собственно, можно ожидать от этой десятимиллиардной (не воскресения, разумеется, из мертвых, тогда чего?) – наверное, надо. Иначе – это каким-то образом понимал Уткин – ситуация будет представляться тупиковой (неважно, такова она или нет на самом деле) и изменчивый мир не прогнется под хозяина кнопки, а прогнется как раз хозяин. А все-таки это бред, полный бред – пришло внезапное понимание. Самоубийство, конечно самоубийство – слово проскользнуло через установленный кнопочный запрет. И причина понятна. Целиком понятна причина. А эти бредни про одну десятимиллиардную в закрытом ящике – это только увертки разума, которому запрещено видеть то, что перед глазами.

Хреново, ой как хреново.

...............................................

"Хреново, ой как хреново".

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

"Он был как сошедший с ума, когда я уходил".

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

"Разве я думал, что он на такое решится".

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

"С девятого этажа, это страшно, это ужасно".

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

"Самоубийство".

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

"Самоубийство".

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

"Самоубийство".

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

И все-таки убийство, решил окончательно Уткин. И тогда я оказываюсь на очереди. Или нет? Если – да, то ко мне должны были наведаться в тот же день. Хотя бы позвонить. Контрольный звонок для проверки. Могли позвонить с телефона Никиты, чтоб не светиться. Но на звонки я не отвечал. Может, это вообще не Никита звонил ночью, а звонили они – с его телефона. Телефон, кстати, был доступен... уже после того, как оно случилось.

Уткин взял трубку, сделал вызов. Слушал длинные гудки, с трепетом ожидая, что услышит сейчас незнакомый мужской голос на том конце.

– Дядя Паша? – Голос был не мужской и знакомый.

– Кристиночка, я тут случайно нажал, – стал объясняться Уткин.

– У нас квартиру взломали, дяди Никитину, – сказала Кристина.

***

Взломали, но вроде не ограбили. Уткин пришел, поддержать, так сказать, морально.

Все уже были в сборе: братья Мясоедовы с женами и племянница Кристина. Все сидели на кухне и пили чай в тесноте.

– Должны прийти полицейские, – сказал брат Алексей, – но что-то не торопятся. А пока здесь ничего нельзя трогать.

– К кухне это, наверное, тоже относится, – сказал Уткин.

– Что ж, и чаю тогда не попить? – отозвалась жена Алексея. Жену звали Татьяна.

– Унесли что-нибудь? – спросил Уткин.

– Не знаю, – сказал Алексей, – Ноут, вот, не взяли, а денег здесь и так не было.

– Даже в сливной бачок залезли, – сказал Уткин, выходя из туалета. – Мне кажется, они искали что-то конкретное.

– Что он мог прятать в сливном бачке? – удивился Алексей.

– Что они думали, что он мог там прятать? – поправил его Уткин, и уверенно произнес: – Я думаю, они искали гаджет, то есть пульт.

– В бачке?

– Положить в водонепроницаемый пакет, так делают.

– А что ты так беспокоишься об этом пульте?

– Потому что это, наверное, не просто пульт. Никита показывал мне, как управляет полетом мух с помощью этого пульта. В испытательной партии был, наверное, один такой особенный пульт, его и ищут.

– Про мух он мне тоже показывал, – сказала Кристина.

– Полет мух – большое дело, за него нобелевку дадут, – сказал брат Григорий.

...............................................

– Может быть этот пульт просто у тебя?, – поинтересовался Алексей.

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

– А ты, случайно, не положил его к себе в карман, когда был здесь в тот вечер? – поинтересовался Алексей.

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

– А не ты ли сам взял этот пульт? Больше некому. – поинтересовался Алексей

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

– Выходит, что многие охотятся за этим гаджетом, – сказал Алексей. – Ведь те, которые шмонали в квартире, это явно не те, которые выбросили Никиту из окна.

– Выходит так, – согласился Григорий.

***

В очередной раз закончился чай зеленого доктора. Уткин пошел в знакомый магазин, тот, который был как бы индийский, но магазин оказался на ремонте.

Когда Уткин, посмотрев на закрытую дверь магазина и на окно, загороженное изнутри фанерным щитом, пошел обратно, его догнал человек в сером балахоне и трехцветной вязаной шапочке.

– Есть чай, – сказал человек.

– Какой чай? – спросил Уткин.

– Тот самый чай, – сказал человек и, распахнув балахон, показал пришпиленный там пакетик с распечатанной на принтере этикеткой.

– Действительно, тот самый? – спросил Уткин.

– Самее не бывает, – сказал человек и провел Уткина в подвал в соседнем доме, вход со двора.

Чай подорожал с прошлого раза, но Уткин купил его больше, чем собирался, потому что не чувствовал уверенности в завтрашнем дне.

Чай был тот самый, даже лучше того. Уткин пил его исключительно по вечерам. И видел сны.

***

С новым чаем Уткину приснился сон про свиней. Свиньи, как говорят, довольно умные животные. Не глупее собак. Но собака – друг человека, а свинья – нет. Так сложилось.

Уткину приснилось, что в какое-то давнее время был заключен договор между людьми и свиным народом. Суть договора была в том, что люди кормят свиней – вкусно и досыта, но за это имеют право забить определенное количество поросят и кабанчиков для своего стола.

В те дни на землю свиного народа пришел небывалый голод, и договор оказался спасением. Тот вождь-правитель, который заключил его, стал народным героем.

У него было английское имя Сноуболл, как у знаменитого борова из романа Оруэлла.

Первую группу поросят и кабанчиков, отдаваемых на заклание, провожали плясками и битьем в барабаны. Их тела раскрасили красными и белыми полосами. Это был торжественный, великий день.

Этот день каждый год отмечали как праздник, устраивая массовые шествия с флагами и транспарантами.

С годами свиное племя размножилось до небывалых пределов, а многие дикие племена, не заключившие союз с человеком, полностью вымерли. "Слава Сноуболлу", – говорили в свином народе. "Дело Сноуболла живет и побеждает", – писали на плакатах.

Сноуболлу ставили памятники, на бойнях висели его портреты – в память о том, как в давнее время этот боров пожертвовал своей жизнью на общее благо, когда возглавил первую колонну поросят и кабанчиков, идущих на заклание. Ибо жизнь рода важнее, чем жизнь индивида.

На деле он прожил до преклонных лет в почете и уважении. Но после того как с его именем на устах миллионы его соплеменников отправились на бойню, исторической правдой стал жертвенный, духоподъемный вариант событий.

У людей тоже был великий герой, вождь-правитель, в уткинском сне оставшийся безымянным.

В трудное для страны время он дал указание продать за границу тысячи тонн зерна. Несколько миллионов крестьян остались без хлеба и умерли от голода, но на вырученные деньги были построены заводы по производству оружия и, в конечном итоге, одержана победа в большой войне.

Уткину приснился плакат с надписью "Дружба навек", на котором оба вождя, улыбаясь, пожимали друг другу руки. Упитанные, гладкие лица обоих странным образом были похожи. Однако неизвестно, насколько эта картинка соответствовала исторической правде, и какой именно правде.

***

Уткин шел по улице с красной кнопкой в кармане и в полном сознании своего могущества.

На тротуаре несколько человек стояли и курили. Стоявших было четверо. Их вид не вызывал положительных ассоциаций. В другое время Уткин, поглядев на эту четверку, поостерегся бы проходить мимо, хотя вид человека бывает обманчив. Теперь же он смело прошел и даже подвинул кого-то плечом.

...............................................

И получил удар кулаком сбоку.

И нажал на красную кнопку.

...............................................

И получил удар кулаком в челюсть.

И нажал на красную кнопку.

...............................................

И нажал красную кнопку.

...............................................

И нажал красную кнопку.

...............................................

Вот, я получил удар кулаком, подумал Уткин, и нажму сейчас красную кнопку. И что в результате? Меня, вот этого сиюсекундного меня, который получил удар в челюсть, больше не будет. Я буду вычеркнут из реальности, а по сути это ведь не что иное, как самоубийство. Я должен пожертвовать собой, чтобы кто-то – в данный момент чужой для меня человек – наслаждался своей неуязвимостью.

Уткин нажал красную кнопку.

...............................................

Меня сейчас ударили, подумал Уткин, и я нажму сейчас красную кнопку. И что с того? Меня, вот этого сиюсекундного меня, которого ударили, больше не будет. Я сам себя вычеркну из реальности, а ведь по сути это самоубийство. Почему я должен жертвовать собой, чтобы кто-то – в данный момент чужой для меня человек – наслаждался своей неуязвимостью?

Он убрал палец от кнопки.

Сохранив в себе боль от удара и какое-то время пребывая в недоумении от собственного поступка.

...............................................

Но когда, повалив на землю, его стали пинать ногами, он все-таки нажал кнопку.

...............................................

***

– Сперва будем есть, а потом плясать, – сказал Куггук, Красный Камень.

– Сперва будем плясать, а потом будем есть, – сказал Кургурак, Белый Камень.

И они плясали, а потом ели, а потом – снова плясали.

***

Уткин сел в знакомый уже автобус, потом в маршрутку. Доехав, вышел. Лес, берег, озеро. Люди на берегу. Люди отдыхали. Их мангалы дымились.. У людей был праздник. Уткин остановился у того места, где в прошлый раз была разостлана синяя скатерть, но место было пусто. Видно не тот праздник сегодня.

Уткин присел на траву, достал из рюкзака термос с лекарственным чаем. Налил в стаканчик и медленно выпил. Берег перед ним словно опустел, только что полный народу. Ветер подул и снова затих. Высоко в небе какие-то птицы летели клином. К северу? К югу? И снова подул ветер.

Если долго сидеть у реки, по ней проплывет труп врага... или труп друга. Или еще какой-нибудь труп.

Если раз за разом открывать ящик, из него кто-то покажется.

Уткин огляделся. Берег был открыт в обе стороны, и оттуда никто не мог появиться внезапно. Уткин повернулся спиной к тропинке, по которой пришел, немного подождал, давая время подойти тому, кто, возможно, идет по тропинке. Теперь обернусь – он отдал себе команду – и если никого не окажется за спиной, нажму кнопку.