Текст книги "Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке (СИ)"

Автор книги: Михаил Фоменко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 41 страниц)

Пурга бушевала всю ночь, но и на этот раз в окрестностях Большой кабины никто не появился. В ярких лучах рефлекторов были видны лишь снежные вихри, да залепленные снегом фигуры вахтенных. Локк сидел у включенного приемника, но эфир безмолвствовал; лишь чуть слышными всплесками доносились, словно с другой планеты, голоса южноафриканских станций.

Утром все собрались на завтрак в Большой кабине. Пришел и Белов, необычно оживленный, с покрасневшими от бессонницы глазами.

– А ну-ка, дежурный, чашку крепкого бульона для нашего пациента, – крикнул он механику, который готовил завтрак.

– Вижу, что больному лучше, – обрадовался Вериадзе. – Ну, выкладывай, что нового, генацвале?

– Все в порядке, – сказал Белов. – Он пришел в себя, а сейчас даже попросил есть.

– Превосходно. Но что с памятью?

– Пока еще провал. Однако кое-что мне стало понятнее…

– О-о… Рассказывай.

– Это потом. Сейчас надо его накормить… Я думаю, его уже можно отправить к нам на базу. Как с самолетом, Иван?

– Сегодня не удастся. Придется целый день расчищать взлетную полосу.

– Вы уже хотите покинуть нас? – всполошился Локк.

– И мысли такой не было, – очень серьезно сказал Белов. – Я только хочу отправить на Солнечную мистера Ковальского. Там уход будет лучше, и он быстрее поправится. Надеюсь, вы не станете возражать?

– Нет, конечно… Значит, вы уже уверены в его выздоровлении?

– Я уверен, что теперь полет не повредит ему. А в случае каких-либо осложнений у нас будет легче оказать необходимую помощь. Кроме того, в крайнем случае аэродром в Солнечной сможет принять тяжелый самолет из Южной Африки или Австралии. Можно будет отослать вашего товарища в клинику.

– Я отвезу его завтра, – обещал Лобов. – Завтра, если не будет новой пурги.

День ушел на расчистку взлетной полосы. Работали все, даже Белов, который оставлял лопату лишь для того, чтобы заглянуть к своему пациенту.

Солнце уже коснулось краем ледяных гребней, когда Лобов, прошагав с лопатой вдоль расчищенной полосы, объявил, что для его самолета хватит и что завтра, с рассветом, он взлетит.

– Если, конечно, ночью не заметет взлетную полосу, – добавил он, подумав, – если из Солнечной дадут «добро», если все будет в порядке, если… – последние условия Лобов проглотил вместе с богатырским зевком.

Ночь прошла спокойно, и с рассветом все собрались у самолета. Принесли на носилках Ковальского, подняли в кабину. Лобов занял свое место. Больного должны были сопровождать Белов и радист. Вериадзе и оба механика решили остаться.

– Эй, кто на посадку! – крикнул Лобов, приоткрыв окошко кабины. – Включаю моторы.

– Значит, если все будет удачно, вернусь вместе с Иваном, – сказал Белов Вериадзе. – И захвачу с собой Мики…

– Мики – не обязательно, – возразил Вериадзе. – А вот одного из геологов привози. И пару хороших радиометров.

– На Мики я надеюсь больше, чем на радиометры…

– Чепуха все это, Юрий! Чепуха!.. Мы пробыли здесь неделю… И ничего… Я просто удивляюсь: ведь психиатрия – одна из твоих специальностей. Неужели тебе еще не ясно, что тут произошло?

– Пока нет…

– История полярных зимовок знает не один подобный случай. Персонал подобран неудачно. Не знаю, что представляли собой Стонор и исчезнувшие товарищи, но доктор – натура явно неуравновешенная, а этот Локк… Да, по-моему, он и сам не уверен, произошло ли в действительности все то, о чем он рассказывает. Что же касается твоего пациента, генацвале…

– Моего пациента пока не касайся, Шота. Это интереснейший случай… Если бы не желание проникнуть вместе с вами в таинственный лабиринт, я бы теперь остался в Солнечной. Остался бы – хотя формально мое дежурство у постели Ковальского уже не является необходимым.

– Последние дни ты говоришь загадками, Юрий.

– Просто не люблю распространяться на тему… рабочей гипотезы…

– Значит, рабочая гипотеза существует?

– Пожалуй… Ты слышал о так называемом запечатанном изображении?

– Разумеется. Это дефект в телевидении.

– Только в определенном смысле, когда это получается при приеме телеизображения. В других случаях этот эффект специально используется, например, в запоминающих устройствах электронных машин.

– Но мы говорили о Ковальском… Какое отношение…

– Самое прямое. Нечто подобное может происходить в человеческом мозге. После сильного потрясения сознание как бы раздваивается. Возникает эффект «запечатанного изображения». Больной воспринимает его как провал в памяти, но мозг хранит «запечатанное» воспоминание. И в некоторых случаях его может прочитать… другое лицо… Понимаешь? Иногда этим даже пользуются при лечении…

– Значит, парапсихология?

– Если угодно.

– И тебе удалось что-то прочесть в его, так сказать, подсознательном воспоминании.

– Образ нечеткий, страшно нечеткий… Ярче всего это проявилось тогда, когда к нему начало возвращаться сознание. Потом все снова ушло куда-то на глубину. Иногда картина становится четче. Сам он ощущает это как проблески каких-то неясных воспоминаний. Но образ, по-видимому, один и тот же… Вот почему у меня возникла аналогия с запечатанным изображением.

– И что же это было?

– «Призрак»… Фигура «призрака», как в «галлюцинациях» доктора и Локка. Но Ковальский мог повстречаться со своим «призраком» лишь в шести километрах отсюда – в лабиринте, один на один. Он ничего не знал и до сих пор не знает о «галлюцинациях» товарищей. Значит…

– Гм… Хочешь сказать, что твой довод свидетельствует не в пользу возможности массовой галлюцинации?

– Хочу сказать, что ты невероятно упрям, Шота; но тише, к нам подходит Локк.

Взвыл один из моторов самолета, и Лобов, снова высунув голову и руку в маленькое окошко, яростно махнул Белову.

Доктор торопливо пожал руки Вериадзе и Локку, легко вскочил в самолет, втянул внутрь лестницу.

Дверь кабины закрылась, и тотчас же самолет побежал вдоль расчищенной полосы. Вериадзе и Локк с тревогой глядели вслед. Гладкая полоска снега между сугробами казалась совсем короткой. Краснокрылая машина быстро приближалась к ее концу. Локк закусил губы: вот сейчас самолет врежется в снежный бархан…

На последних метрах взлетной полосы Лобов круто поднял машину в воздух, развернулся, покачал крыльями и, постепенно набирая высоту, полетел на восток.

* * *

Днем Локк и Вериадзе в сопровождении обоих механиков совершили первый совместный поход в Ледяную пещеру.

Там все оказалось без изменений. На столе лежала записка, адресованная Тойво. Вход в ледяную штольню закрыт; к двери придвинут тяжелый ящик.

– Никого, – сказал Локк, – никого не было…

– А кого вы ждали, мистер Локк? – спросил Вериадзе, с интересом разглядывая пещеру.

– Да, собственно… – начал метеоролог и умолк.

Он действительно никого уже больше не ждал. В нем лишь жила слабая надежда, что «призраки» как-то напомнят о своем существовании… Но не мог же он поделиться этой мыслью с начальником советской зимовки, который – Локк теперь был твердо убежден в этом – не верил ни ему, Локку, ни доктору.

– Спустимся? – предложил Вериадзе и подмигнул механикам. – Профессор, правда, просил не начинать без него обследование лабиринта, но мы чуть-чуть, одним глазом. А вдруг…

Отодвинули ящик, открыли дверь.

Вериадзе, согнувшись, шагнул в ледяную штольню. Локк последовал за ним.

Около часа они втроем лазали по южной части лабиринта, которая примыкала к ледяной штольне.

– Интересно, очень интересно, – бормотал Вериадзе, делая отметки мелом на стенах тоннелей, – кружево, настоящее кружево… Как это получилось? Неужели вулканические газы? А тут целый зал… Нет, пусть решают геологи. Я не знаю, что это такое… Интересно…

Потом он умолк и лишь время от времени пронзительно свистел. Сверху доносился ответный свист второго механика, который остался караулить у входа в ледяную штольню.

Локк поймал себя на мысли, что ему совсем не страшно. Не то, что тогда, когда он лазал тут один, а доктор дежурил наверху… Может, на него так успокаивающе действовали эти веселые здоровые парни, которые, кажется, вообще ни в какие страхи не верят и абсолютно ничего не боятся, а может, он, Локк, становится другим. Сейчас его не только не пугала возможная встреча с «призраками», он мечтал о ней, желал ее…

Но лабиринт был тих, темен и пуст.

По наклонному проходу они вышли в широкий низкий зал с нависающим неровным сводом. Из зала расходились ветвящиеся коридоры.

– Погасим рефлекторы и посидим тихо, – предложил Локк.

– Хотите побыть в темноте, – усмехнулся Вериадзе. – Можно попробовать…

Он вложил два пальца в рот и свистнул еще раз. Издали донесся ответный свист.

– Располагайтесь, – сказал Вериадзе.

Они устроились на полу у стены зала и выключили рефлекторы. Сразу надвинулась тьма и стала почти осязаемой. Полная тьма и тишина. Локк слышал лишь приглушенное дыхание своих спутников.

Довольно долго сидели молча. Когда Вериадзе шевельнулся, Локк сказал:

– Они светятся в темноте… Такое зеленовато-фиолето-товое свечение…

– Вы заметили что-нибудь? – поинтересовался грузин.

– Пока нет.

– Вот и я – тоже.

Механик ничего не сказал, но Локку показалось, что он тихонько засмеялся.

– Пошли, – сказал Локк, вставая.

Они включили рефлекторы и молча возвратились в Ледяную пещеру. Когда бежали на лыжах к Большой кабине, Вериадзе рассказывал механикам о каналах и пустотах, которые прокладывают в толщах лав вулканические газы. Локк всю дорогу молчал…

* * *

Самолет прилетел лишь на следующий день. Лобов протиснулся сквозь узкую дверь кабины первым. Затем появился Белов. Он вытолкнул здоровенного лохматого пса с широкой мордой и маленькими круглыми ушами. Пес довольно ловко спустился по легкой алюминиевой лестнице и, не обращая внимания на встречающих, прилег на снегу и принялся стаскивать передними лапами намордник. Вслед за Беловым появился чернобородый радист, уже знакомый зимовщикам Большой кабины. Последним из самолета вылез невысокий коренастый человек с лицом, сплошь заросшим рыжей бородой, и с густой гривой рыжих волос, закрывавших лоб. Из огненной заросли поблескивали лишь стекла очков и торчал большой нос.

– Наш геолог – Сергей Фомин, – представил рыжего незнакомца Белов. – Сгорает от нетерпения попасть в лабиринт. Сгораешь, Сережа?

– Угу, – равнодушно кивнул рыжий и, поздоровавшись с обитателями Большой кабины, отошел в сторонку и принялся раскуривать трубку.

– Ваш товарищ превосходно перенес полет и чувствует себя неплохо, – сказал Белов доктору. – Шлет вам всем привет.

– Вспомнил он что-нибудь? – спросил Локк.

– Нет, сам он пока ничего вспомнить не может…

– Ну, так за него это никто не сделает, – заметил Локк.

– Однако можно попытаться ему помочь, – возразил Белов.

Жиро внимательно глянул на профессора, но промолчал.

После завтрака устроили совет.

Белов первым попросил слова:

– Нас стало больше, – сказал он, – и я предлагаю разделиться. Одна группа будет продолжать воздушный поиск; другая займется лабиринтом. У нас теперь есть надежный помощник в подземных маршрутах – Мики. У него превосходное чутье…

– Ваш пес не боится темноты? – заинтересовался Жиро.

– Нет… Он работал со спелеологами на Дальнем Востоке и привык лазать по пещерам.

– А я предлагаю прекратить поисковые полеты, – сказал Локк. – Ни к чему… Рассел и Тойво, конечно, погибли. И шансы найти их тела совершенно ничтожны. Надо бросить все силы на исследование лабиринта. Он огромен. Мы видели лишь ничтожную его часть. Лабиринт потребует много времени. И еще одно: покойный Стонор считал, что Тойво заблудился по пути из Ледяной пещеры на базу, но не исключено и другое… Тойво мог погибнуть в лабиринте…

– Здравые мысли, – проворчал Лобов.

– И все-таки, Иван, тебе придется полетать, – сказал Вериадзе. – Надо еще раз осмотреть и сфотографировать район. Пурга быстро хоронит все живое, но она сама же выдает свои тайны… То, что было скрыто вчера, может сегодня оказаться на поверхности.

– Добро, – сказал Лобов, – будем летать. Хлопцы, готовить машину!

Четыре дня продолжались полеты, и четверо суток группа в составе Вериадзе, Белова, Локка, Жиро, Фомина и Мики шаг за шагом обследовала лабиринт. Ледяная пещера стала базой подземных маршрутов. В ней бессменно дежурил радист, а «спелеологи» возвращались сюда лишь затем, чтобы передохнуть немного. Лазали по лабиринту двумя группами. С первой всегда шел Мики. Группы не отдалялись друг от друга более чем на сто пятьдесят – двести метров. Связь с Ледяной пещерой поддерживали по радио. В Большой кабине обосновался Лобов с механиками. Днем они летали, а ночью несли вахту на базе.

В конце четвертого дня поисков в лабиринте Вериадзе вызвал по радио Большую кабину.

– Ничего нового, – лаконично доложил Лобов. – Я только что вернулся. Ребята заняты самолетом. Погода отличная. Ночью ждем до минус тридцати. Из Солнечной сообщили, что все в порядке. Ковальский поправляется, но с памятью по-старому. Что у вас?

– Тоже – в порядке, и тоже – ничего нового.

– Кончаете? – поинтересовался Белов.

– Похоже, что да… Лабиринт очень сложный. Нижние этажи недоступны – каналы становятся слишком узкими. Даже Мики не проберется. А широкие проходы забиты льдом. Сергей набросал план обследованных частей. Получается, что осталось посмотреть самый дальний – южный участок. Он находится где-то под ледником. Там тоже большинство ходов занято льдом, но местами можно пробраться…

– И никаких следов?

– Конечно, никаких… Убежден, что лабиринт никем не посещался, кроме верхней части, где до нас побывали Сто-нор и его товарищи.

– А что говорит Юрий?

– Преимущественно молчит… Позвать его к микрофону?

– Не надо… У меня все…

– У меня тоже…

– Значит, до утра. Привет ребятам!

– Спокойной ночи, Иван.

Вериадзе выключил передатчик. Оглянулся. Локк и радист спали на раскладных койках поверх спальных мешков. Жиро готовил ужин. Фомин что-то рисовал в полевом дневнике. Белов, подперев руками голову, сидел в дальнем углу за грудой ящиков.

Вериадзе прошелся по Ледяной пещере, осторожно обходя раскладные койки, рюкзаки, сложенное на полу снаряжение. Потом подошел к Белову, сел рядом.

Белов вопросительно взглянул на товарища и снова опустил голову.

– Не получается, Юрий, – тихо сказал Вериадзе. – Не получается по-твоему… Выходит, все-таки я прав… Пора кончать и возвращаться к нашим собственным делам. Тут нет ничего, кроме лабиринта. И не было того, о чем они рассказывали, – Вериадзе кивнул в сторону доктора и Локка. – А все эти загадочные исчезновения и убийство – пусть их власти разбираются. В конце концов это не наше дело.

– Но наше дело помочь им.

– В чем?

– Разгадать эти загадки.

– А если загадок нет? Если существует лишь то, что они сами хотят скрыть?

– Однако они обратились к нам за помощью.

– Обратились с большим опозданием. Помнишь, что было вначале? Мы предлагали помощь, а они отмалчивались. Отмалчивались до тех пор, пока не исчез геофизик и не был убит Стонор.

– Смерть Стонора не может быть делом человеческих рук. Утверждаю это с полной ответственностью как биолог и как врач.

– Генацвале, даже их власти в Управлении Фолклендских островов подозревают неладное. Ведь запретили хоронить Стонора…

– Сказать тебе, о чем ты сейчас думаешь, Шота?

– Ну, скажи…

– Ты уверен, что тут произошло преступление, что Локк и Жиро сообщники и один из них – убийца.

– Н-не совсем, – смутился Вериадзе. – У меня могут быть подозрения, но уверенность – откуда же?..

– Нет, – твердо сказал Белов. – Сейчас ты кривишь душой, Шота. Именно – ты убежден, и не хочешь признаться в этом. И самое скверное: твоя убежденность опирается не на факты, а на домыслы…

– Не на домыслы, генацвале, на логику…

– Ну вот и признался.

– Не лови на слове, – рассердился Вериадзе. – Подозревать каждый имеет право. Хоть ты и понял мою точку зрения, ты ее чрезмерно упрощаешь. Я не исключаю нервного расстройства, групповой галлюцинации, массового приступа безумия, при котором могло почудиться все что угодно и случиться черт знает что. Странно даже: я, не психиатр, утверждаю то, что, по моему разумению, должен был бы утверждать ты…

– Так получается именно потому, что ты не психиатр, Шота.

– Опять парапсихология?

– Да! И могу добавить – Локк уверен, что ты, Шота, считаешь его убийцей, и больше всего на свете он теперь хочет встречи с «призраками», чтобы оправдаться в твоих глазах.

– Ой-вай, – растерялся Вериадзе. – Нехорошо получается… А ты не ошибаешься, Юрий? Или он тебе это сказал?

– Нет, не говорил, конечно. Но я не ошибаюсь. И не понимаю, почему тебя смутили мои слова. Ведь ты действительно считаешь его убийцей.

– Ну, это я про себя и для себя…

– Значит, дело не в самой сути твоего отношения к Локку, а лишь в том, чтобы он пока не догадался о ней…

– Зачем все уточнять, дорогой! Конечно, нехорошо, что он догадался. И в конце концов я ведь тоже человек, могу и ошибиться…

– Вот это ценное замечание, Шота! Но, понимаешь: не то, чтобы Локк по твоему виду или поведению догадался о твоих мыслях о нем. Нет… Просто у него постепенно появилась уверенность, что ты считаешь его виновным, так же как в тебе – убежденность, что он действительно виноват.

– Гм… что же такое получается, генацвале? Для тебя все мозги прозрачные. Выходит, ты можешь читать самые сокровенные мысли, как слепой читает пальцами страницы рельефного шрифта? Я начинаю тебя побаиваться…

– Напрасно… Я никогда не злоупотреблял этой своей особенностью. И лучшее тому подтверждение – даже ты ничего не знал о ней. Но тут мы очутились в особой ситуации…

– Значит, ты по-прежнему настаиваешь на своем, генацвале?

– Да.

– Слушай, интересно, а о чем думает Жиро?

Белов покачал головой:

– Я ведь сказал, что не злоупотреблял и никогда не стану злоупотреблять своей способностью читать чужие мысли. То, о чем думает Жиро, совсем не интересно, ни для тебя, ни для разгадки здешних тайн.

– Значит, ты считаешь, что надо продолжать?

– Конечно… Ведь мы еще ни на шаг не приблизились к разгадке. Мы обязаны продолжать, Шота.

– Может, ты веришь и в «призраков»?

– Верю, Шота. Верю, что Локк и доктор видели кого-то. Верю, что жертвой этого «кого-то» пали Ковальский и Сто-нор. Допускаю, что эти «кто-то» причастны к исчезновению Латикайнена и Рассела. Верю в аборигенов этих пустынных гор. Дорогой Шота, человек открыл далеко не все на своей небольшой планете. Жизнь обладает удивительным свойством приспосабливаться к самым невероятным условиям. К самым невероятным, Шота. В Европе наши предки тоже уцелели во время Великого оледенения… Да, я верю в аборигенов Земли Королевы Мод, отнюдь не призрачных, а вполне материальных. Допускаю, что они стоят на лестнице эволюции гораздо ближе к нам с тобой, чем моржи или пингвины, хотя, быть может, и обладают удивительными, с точки зрения нашей физиологии, свойствами… Ты вправе сомневаться, Шота, спорить, браниться, но ты обязан продолжать поиски. Мы все должны… Нельзя отступать, очутившись на пороге такой загадки. Мы ученые, и мы не имеем права отступить.

– Ну, дорогой, – сказал Вериадзе, – давай я тебя поцелую. До чего хорошо говорил. Никто лучше не скажет. Я тебе, конечно, не верю… То есть нет: как начальник я тебе не верю, как ученый – сомневаюсь, а как Шота Вериадзе я тебе подарю самый лучший кинжал прадеда, и можешь жарить на нем шашлык из свинины, если поймаешь этого своего аборигена. И будь он хоть помесью моржа, питекантропа и пингвина, мы поймаем его, если, конечно, все так, как ты говоришь…

* * *

Прошло еще несколько дней. Лобову пришлось прекратить полеты. Начал барахлить левый мотор, и самолет поставили на профилактику. Механики занялись мотором, а летчик присоединился к «спелеологам». Радиста отправили в Большую кабину. Его место у передатчика Ледяной пещеры теперь должен был занять Жиро. Доктор с радостью принял свою новую обязанность. По крайней мере теперь ему не надо было ежедневно спускаться в лабиринт и лазать там в поисках бестий, встретиться с которыми Жиро не имел ни малейшей охоты.

Лобов, появившись впервые в Ледяной пещере и оглядев товарищей, не мог скрыть удивления:

– Эге, друзья, – пробормотал он, потирая свои свежевыбритые щеки, – да вы скоро Сергея перещеголяете… Или у вас тут соревнование под девизом «прочь бритье?»

– Ничего, Иван, – утешил летчика Белов, – поживешь тут с недельку, еще не так зарастешь.

– Дудки! – объявил Лобов. – Я с собой механическую бритву взял.

– Не понадобится, – жестко сказал Вериадзе, – еще два похода в лабиринт, и кончаем. Все имеет свой предел…

– Разумеется, мистер Вериадзе, – кивнул Локк. – Пора кончать. Вы и так посвятили нам и нашим бедам слишком много дорогого времени.

– Неужели и вы готовы отступить, мистер Локк? – спросил Белов, внимательно глядя на метеоролога. – Вы, потерявший тут троих товарищей?

– К чему вспоминать, – глухо сказал Локк. – Их уже не вернешь… Летом, когда здесь появятся наши шефы, мы, конечно, снова проникнем в этот лабиринт, а сейчас…

– Засыпать вход в Ледяную штольню, и дело с концом, – предложил Жиро. – И возвращаемся в Большую кабину. Тайна этого проклятого места нам просто не по силам.

– Еще два маршрута все-таки сделаем, – возразил Вериадзе. – Два последних. Так, мистер Локк?

– Как хотите. Мне все равно… И если говорить откровенно, я уже не поручусь, что действительно видел их… этих «электрических обезьян». А ты, Ришар?

– Клянусь святой Терезой Лиможской, – сказал Жиро, – я вообще ни за что не поручусь на этой земле. Абсолютно все могло быть видением, галлюцинацией, миражем, фата-морганой, приступом безумия, даже настоящими призраками, черт побери. Кто из вас поручится, господа, что призраков не существует? Я имею в виду полноценных, классических призраков или привидений, перед которыми равно бессильны и медицина, и пуля, и даже здравый смысл ученого.

– Ну вот, что я говорил! – бросил сквозь зубы Вериадзе, обращаясь к Белову.

– Очень хорошо, коллега! – быстро сказал профессор, не отвечая Вериадзе. – Однако как вы, оставаясь на позициях классического идеализма…

– Дуализма! – прервал Жиро, поднимая указательный палец.

– Превосходно – даже дуализма! Как вы с этих позиций объясните кончину вашего начальника и паралич мистера Ковальского? Тоже вмешательством потусторонних сил?

– Видите ли, коллега, – начал Жиро. – На этот вопрос я…

– Перестань паясничать! – яростно крикнул Локк. – Простите его, господа; он опять… Разумеется, вы имеете право сомневаться и не верить нам, – продолжал кричать Локк, обращаясь к Вериадзе и Белову. – Ришар напивается, стоит оставить его одного, а я… я действительно теперь не знаю, видел я их или это была галлюцинация… Понимаете, не знаю, не уверен… Вы опять скажете – смерть Стонора, случай с Ковальским. А можете вы поручиться, что все это не поражения разрядами атмосферного электричества?.. Молчите, да?

– Мистер Локк, – начал Фомин, который только что появился из Ледяной штольни, – а ведь эти ваши «призраки»…

– Подожди, Сергей, – прервал Белов. – Мистер Локк, вы трезво мыслящий, сильный человек и старый полярник, как же вы так легко готовы согласиться, что все случившееся – галлюцинация? Когда-нибудь раньше у вас были галлюцинации?

– Никогда!

– А здесь трижды на протяжении нескольких дней. Ведь вы трижды видели их, не так ли?

– Да, и один раз так, как вижу сейчас вас.

– Так почему же галлюцинация?

– Мистер Локк, – снова начал Фомин, – понимаете, я сейчас…

– Не знаю, – сказал Локк. – Вот когда слушаю вас – одно, а когда начну думать… Наверно, этого слишком много для моей бедной головы. Порой даже думаю, не схожу ли с ума…

– Чепуха какая!

– А вот и не чепуха, – сказал Жиро. – Очень даже можно сойти…

– Чепуха. Человеческий разум – великолепный аппарат. Надо ему доверять.

– Конечно, – подтвердил Лобов. – Вот мне покажи хоть взвод рогатых вурдалаков с горящими хвостами, я подойду и потрогаю, какие они – из капрона или из папье-маше…

– В общем, все ясно, – резюмировал Вериадзе.

– Ничего не ясно…

– Нет, ясно…

– Что тебе ясно, Шота?

– Ты остался в абсолютном меньшинстве, Юрий.

– И тем не менее не считаю вас правыми.

– Это уж ты из упрямства.

– Нет.

– Да!

– Нет.

– Да подождите, не кричите вы все сразу, дайте мне сказать… – опять начал Фомин.

– Действительно, Сергей еще не высказался, – сердито заметил Вериадзе, вытирая платком покрасневшее лицо. – Ну, говори, Сергей, ты разделяешь точку зрения профессора или – как все?

– Что, как все?

– Все, кроме профессора Белова, склоняются к тому, что пора прекратить поиски, что «электрические призраки» могли оказаться галлюцинацией, что…

– Ага, понял, – прервал Фомин. – Нет, я не согласен…

– С чем не согласен?

– С галлюцинацией…

– А, собственно, почему?

– Какая, к черту, галлюцинация. Я только что видел его.

– Кого?

– Ну этого – «призрака».

– Что?..

– Видел, говорю, этого их «призрака»… В лабиринте… Ну чего вы все на меня так смотрите?

– Подожди-ка, Сергей… Повтори еще раз, что ты видел, – сказал Вериадзе, подходя вплотную к геологу. – Ну, только спокойно…

– А чего мне беспокоиться? Видел, говорю, «призрака». Похож на большую мохнатую обезьяну, только голова коническая.

– Ничего не понимаю… Где видел? Когда?

– В лабиринте возле урановой жилы. Я пошел наколотить еще образцов. Отбиваю, слышу – сопит сзади кто-то. Оглядываюсь. Он… Стоит шагах в десяти, смотрит на меня и сопит. Мохнатый, голова конусом и лапы передние почти до земли…

– Ну, а ты что?

– Ничего… Думаю, значит, все в порядке. Есть… Пойду сказать… А образцы потом. И пришел…

– Когда же это было?

– Минут десять назад.

– Так чего же ты молчал?

– А вы мне не дали говорить. Спорили все, кричали…

– Он остался там, у жилы?

– Остался…

– Бери оружие, пошли, – крикнул Вериадзе. – К жиле ведут два тоннеля. Пойдем двумя группами и возьмем его в кольцо. Стрелять по моему сигналу.

– Нет, – поднял руку Белов. – Никакой стрельбы. Ведь он не причинил вреда Сергею. А мог бы… Он подошел незаметно сзади и не напал. Смотрел, что Сергей делает.

– Да если бы он попробовал, – начал Фомин, – я бы…

– И он позволил Сергею уйти и не преследовал его…

– Наверно, принял Сережку за одного из своих, – проворчал Лобов, засовывая в карман комбинезона пистолет.

– Повторяю, никакой стрельбы, – нахмурился Белов. – Я иду вперед. А вы за мной двумя группами. Не спорь, Шота. Мы ученые, а не охотники за черепами.

– Но я не могу позволить тебе, Юрий… – начал Вериадзе.

– Придется позволить, Шота. Как видишь, пока я оказался прав. И теперь предлагаю единственно верный путь. Не будем спорить… Он может уйти далеко. Придется опять разыскивать. Идите за мной на расстоянии видимости. Вторая группа пусть возьмет Мики. Пес может понадобиться. Пошли.

– Ты вооружен, Юрий?

– Да… Пожалуй, даже надежнее, чем вы.

– Сергей, мы с тобой в первом эшелоне, – распорядился Вериадзе. – Мистер Локк, вы с Лобовым во втором. И возьмите Мики, но не спускайте его. Держите крепче. Вперед…

– Вперед! – повторил Лобов, протискиваясь вслед за Локком в отверстие штольни.

– Вперед… – прошептал трясущимися губами Жиро, присев в углу Ледяной пещеры и безуспешно пытаясь вогнать картонные патроны с разрывными пулями в узкий магазин карабина. – Святая Тереза Лиможская, помоги им и мне…

* * *

«Ушел или нет?» – думал Вериадзе, осторожно пробираясь по наклонному ходу вслед за Фоминым.

Впереди мелькало светлое пятно от рефлектора Белова. Сзади доносилось сопение Лобова и прерывистое дыхание рвущегося вперед Мики. Похоже было, что и пес почуял кого-то…

«Успеем или нет?..»

Успели… Белов резко остановился и поднял руку. Значит, есть… Вериадзе и Фомин погасили рефлекторы, бесшумно поползли вперед в темноте. Свет фонаря Белова исчез за поворотом. Когда Вериадзе и Фомин добрались до расширения тоннеля, они уже стояли в нескольких шагах друг против друга – маленький хрупкий Белов и большая мохнатая обезьяна, покрытая густым буровато-черным мехом. Они стояли неподвижно и внимательно глядели один на другого. Шерсть чудовища серебрилась в лучах рефлектора. Маленькие глазки вспыхивали, как красные угли.

Потом Белов сделал шаг вперед. Глаза чудовища вспыхнули ярче, и оно отступило. Подняло длинную мохнатую руку, словно предостерегая.

Вериадзе бесшумно спустил предохранитель пистолета. Приподнял короткий вороненый ствол.

«Пожалуй, не промахнусь, – мелькнула мысль. – Надо стрелять в глаз…»

– Нет, – шепнул в самое ухо Фомин. – Нельзя… Он сам справится… Вот увидите…

Белов скрестил руки на груди и продолжал в упор рассматривать «призрака».

Постепенно красноватые угольки-глаза стали меркнуть и потухли совсем. Чудовище стояло неподвижно. Белов сделал еще шаг вперед, и Вериадзе снова поднял пистолет. Но мохнатый «призрак» не шевельнулся. Еще шаг… Теперь их разделяло расстояние не более пяти метров. Чудовище не шевелилось, словно охваченное столбняком. Профессор, не оборачиваясь, поднял правую руку над головой и сделал призывный жест.

– Оставайся тут, Сергей, – шепнул Вериадзе. – Он зовет… Я подойду ближе. В случае чего, понимаешь?..

– Ага, – сказал Фомин, усаживаясь поудобнее.

Через несколько секунд Вериадзе был рядом с Беловым. Обезьяна продолжала стоять, как изваяние.

– Ты, Шота? – тихо, но внятно сказал Белов, не оглядываясь на товарища. – Ну, вот она – загадка Земли Королевы Мод, таинственный ночной призрак. Прав оказался несчастный Стонор. Это – крупный прямоходящий антропоид… Антарктический кузен легендарного йети.

– Что с ним? Столбняк от удивления?..

– Нет-нет, конечно. Удалось загипнотизировать.

– Можно потрогать?

– Ни в коем случае. Он не спит. У него только временно парализованы двигательные центры. И не знаю, долго ли смогу удержать его в таком состоянии. Думаю, для первого раза хватит. Отходи потихоньку, я за тобой.

– Но…

– Отходи, Шота. Этот красавец гораздо опаснее гориллы, если его взволновать.

Вериадзе начал отступать пятясь. В нескольких шагах перед ним отступал Белов, не отрывая луча рефлектора от неподвижного чудовища.

Когда они отошли к тому месту, где сидел Фомин, «обезьяна» шевельнулась. Покрутила конической головой и вдруг, словно человек, заслонила огромными лапами глаза.

– Свет, – шепнул Вериадзе. – Ее ослепил твой рефлектор. Погаси!

– Нет, просто она пытается сообразить, что с ней случилось. Эти твари, без сомнения, разумны, Шота. Смотри…

Чудовище приложило теперь лапы ко лбу наподобие козырька и всматривалось в рефлектор Белова. Казалось, оно было в нерешительности: последовать ли за лучом света или остаться.

В это время сзади послышалось какое-то движение, сдержанный возглас Лобова и тотчас раздался громкий лай Мики.

Вериадзе толкнул Белова в боковой коридор, заставил его выключить рефлектор и лечь. Выглянув через мгновение из-за выступа камня, Вериадзе увидел в отдалении зеленовато-фиолетовый фосфоресцирующий контур чудовища. Лай Мики продолжал греметь в темноте, как раскаты грома. Светящаяся фигура быстро удалялась, потом нырнула в один из боковых ходов и исчезла.