Текст книги "Светить можно - только сгорая. Повесть о Моисее Урицком"

Автор книги: Михаил Скрябин

Соавторы: Леонард Гаврилов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Ненависть контрреволюционеров к Советской власти разливалась гнусными измышлениями на страницах издававшихся тогда в Петрограде буржуазных газет: «Новый вечерний час», «Вечерние огни», «Петроградское эхо».

В мае Петросовет, обсуждая вопрос о печати, предложил «принять твердый курс в отношении таких газет».

Тогда же, в мае, состоялись судебные процессы по делам о преступлениях в печати, где в ряде случаев в качестве обвинителя выступал комиссар по делам печати Володарский. Усилиями Урицкого и Володарского с этими газетами было покончено.

Трудно сказать, кого контрреволюционеры ненавидели больше – Урицкого или Володарского. Видимо, обоих.

Первым пал от руки террориста Володарский. Это случилось 20 июня 1918 года – в дни, когда в Петрограде проходили перевыборы в Советы.

Володарский с двумя сотрудницами Смольного выехал для предвыборного выступления за Невскую заставу. Когда автомобиль по пустынной набережной подъезжал к районному Совету, шофер вдруг заявил, что кончился бензин. Володарский вышел из машины и в сопровождении спутниц пошел в сторону Совета. Неожиданно перед Володарским появился незнакомец и в упор сделал несколько выстрелов из пистолета. Побежавшего террориста попытались задержать прохожие, он бросил бомбу и, воспользовавшись взрывом, скрылся…

…Выступавший в этот день на заседании Петросовета Урицкий был бледен. По долгу службы он лучше всех знал о преступной деятельности врагов революции. И хотя убийца Володарского еще не был найдеп, Урицкий твердо сказал:

– Володарского убили правые эсеры.

Моисей Соломонович горько переживал тяжелую утрату. И даже искал причину гибели товарища в своей гуманности по отношению к врагам революции, в своей вере в возможность морального перевоспитания люден, не принявших революцию.

Он сам проводил расследование этого убийства. Поведение шофера, «случайная» встреча с убийцей давали повод думать о подготовленном заранее нападении, о террористической организации. К сожалению, тогда раскрыть ее полностью не удалось, но очень скоро Урицкому стало ясно, что это убийство действительно дело рук правых эсеров, которые давно уже перешли к открытой борьбе с Советской властью. Питерский пролетариат требовал ответить врагам их же оружием, но петроградские партийные и советские органы сдерживали рабочих.

Узнав об этом, Ленин написал 26 июня Зиновьеву, Лашевичу и другим петроградским работникам письмо, в котором было сказано:

«Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали.

Протестую решительно!

Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.

Это не-воз-мож-но!

Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает».

Уже с момента создания Петроградской трудовой коммуны в марте 1918 года близкие Зиновьеву люди стали называть его «председателем Совнаркома», он не пресекал подхалимство. Когда в Петрограде в апреле собрался съезд Советов Северной области и принял решение образовать Союз коммун Северной области. Зиновьев и сам охотно называл себя председателем Совнаркома и не терпел возражений против проводимой и реорганизации комиссариатов. По многим вопросам Урицкий возражал Зиновьеву, это привело в мае к передаче поста комиссара внутренних дел Северной области, который занимал Урицкий, Прошьяну, одному из лидеров партии левых эсеров.

На съезде Зиновьев сам уговаривал левых эсеров войти в состав Совета Комиссаров и упрекал их в боязни ответственности. После этого левым эсерам были переданы четыре комиссариата: почты и телеграфа, путей сообщения, земледелия и контроля, а теперь еще и внутренних дел. Этого шага не понимали ни Урицкий, ни другие сотрудники комиссариата внутренних дел. В адрес Петроградского Совета помощник комиссара внутренних дел Благонравов направил запрос, в котором пытался выяснить, «под чьим же руководством они должны работать и в чьем ведении находится Комитет революционной охраны Петрограда?». Петроградский Совет предусмотрительно не пошел на передачу Комитета революционной охраны Петрограда новому комиссару внутренних дел и, воспользовавшись реорганизационной неразберихой, оставил Комитет в ведении Петроградской ЧК, то есть Урицкого.

Тайно готовясь к июльскому восстанию, левые эсеры в Петрограде во главе с Прошьяном были недовольны таким решением Петросовета и развернули в своих газетах бешеную травлю комиссии Урицкого, обвиняя его и чекистов в нарушениях революционной законности. Зашевелились и сотрудники комиссариата юстиции, в котором преобладали левые эсеры. Они выступили в печати с предложением распустить комиссию Урицкого.

Но попытка левых эсеров ликвидировать Петроградскую чрезвычайную комиссию не удалась. Большую поддержку питерским чекистам оказал своим письмом в Петроградский Совет Феликс Эдмундович Дзержинский. Он писал:

«В газетах имеются сведения, что Комиссариат юстиции пытается распустить Чрезвычайную комиссию Урицкого. Всероссийская чрезвычайная комиссия считает, что в настоящий, в наиболее обостренный момент, распускать таковой орган ни в коем случае недопустимо, напротив, Всероссийская конференция чрезвычайных комиссий по заслушании докладов с мест о политическом состоянии страны пришла к твердому решению о необходимости укрепления этих органов при условии централизации и согласованной их работы, о вышеупомянутом комиссия ВЧК просит сообщить товарищу Урицкому».

Установка Владимира Ильича на необходимость резкого усиления борьбы с террористами всех мастей, письмо Феликса Эдмундовича о необходимости укрепления органов защиты пролетарской революции были как нельзя более своевременны.

6 июля в Москве левым эсером Блюмкиным был убит германский посол Мирбах. Левоосеровские лидеры на V Всероссийском съезде Советов призвали к разрыву мирного договора с Германией, к продолжению военных действий. Блюмкин скрылся в отряде ЧК, которым командовал левый эсер Попов. В этом отряде обосновался штаб левоэссровских заговорщиков – их ЦК.

Феликс Эдмундович Дзержинский лично отправился в отряд Попова и потребовал выдачи Блюмкина, но был арестован заговорщиками и обезоружен. Были арестованы и другие ответственные сотрудники ВЧК и председатель Моссовета Смидович. Их объявили заложниками. Один из лидеров левых эсеров, комиссар внутренних дел Северной области Прошьян, приехавший в Москву на V Всероссийский съезд Советов, через Центральный телеграф стал передавать воззвания заговорщиков в другие города. Партия левых эсеров объявила себя «правящей партией».

Однако принятыми мерами мятеж левых эсеров в Москве 7 июля был ликвидирован. По указанию Ленина на борьбу с мятежниками были мобилизованы большевистские партийные организации и верные революции воинские части. Левоэсеровскис делегаты Всероссийского съезда Советов во главе со Спиридоновой были изолированы. Советские войска повели артиллерийский обстрел здания, которое занимал отряд Попова, мятежники начали сдаваться в плен. Заложников освободил сам караул. Активные мятежники по решению ВЧК были расстреляны.

Урицкий в это время как делегат съезда Советов находился в Москве. Как только Якову Михайловичу Свердлову стало известно, что левые эсеры начали мятеж, он пригласил Урицкого и секретаря Петроградского комитета большевистской партии Заславского и предложил им немедленно выехать в Петроград.

– Надо опередить левых эсеров, которые в Петрограде также готовят вооруженный мятеж, – сказал Свердлов.

Для подготовки специального поезда па Петроград было дано два часа. Железнодорожники уложились в срок. Поезд – паровоз и один вагон – мчался, минуя все станции. Два раза в пути менялся паровоз. Урицкий и откомандированные с ним из Москвы чекисты прибыли вовремя.

6 июля группа левых эсеров, укрепившаяся в здания Пажеского корпуса, была разоружена. Решением очередного съезда Советов Северной области эсер Прошьян был снят с поста комиссара внутренних дел и на эту должность по совместительству с должностью председателя ЧК был снова назначен Моисей Соломонович Урицкий.

После ликвидации левоэсеровского мятежа Петроград постигло новое испытание. Вспыхнула эпидемия холеры. И тут вновь «зашевелились» правые эсеры. В водокачку, обеспечивающую город питьевой водой, были заложены бомбы. Одна из них взорвалась. Взрыв причинял лить незначительные разрушения. Часть организаторов взрыва была арестована и доставлена на Гороховую, 2.

Военное положение молодой Советской республики было крайне тяжелым.

На Волге и в Сибири вспыхнул контрреволюционный мятеж чехословацкого корпуса, Украина и Белоруссия оккупированы немцами, на Дону и Кубани хозяйничали белоказаки, в Мурманске высадились английские, американские и французские войска…

В Петроградской ЧК появились дела о белогвардейских организациях, вербующих добровольцев в белую армию.

Однажды к Урицкому пришли двое рабочих с Путиловского завода и рассказали о том, что некто Николай Корольчук предлагает им хорошо оплачиваемую работу не то в Мурманске, не то в Архангельске.

– Это похоже на вербовку, которую проводили в войсках Каледина в начале нынешнего года, – сказал Урицкий, обращаясь к Бокию.

– Надо проверить этого вербовщика, – согласился Бокий.

Урицкий и Бокий предложили рабочим продолжить знакомство с Корольчуком.

Очень скоро чекисты получили данные о вражеской организации, занимающейся переправкой бывших офицеров и антисоветски настроенных лиц на Север. Чекистам стал известен и пароль, с которым должны прибывать завербованные: «13», ответ– «57».

С этим паролем и выехали чекисты для ликвидации сборных пунктов завербованных белогвардейцев. Как показало расследование, вербовка велась на щедрые денежные субсидии англичан.

Но не только англичане оплачивали ненависть бывших царских офицеров к Советской власти. Петроградские чекисты сумели обнаружить и ликвидировать каналы нелегальной переправы офицерских кадров в Псков, в распоряжение немецких оккупантов.

В августе Урицкий лично закончил расследование по делу группы заговорщиков – офицеров Михайловского артиллерийского училища, вдохновляемых правыми эсерами и субсидируемых англичанами.

Была ликвидирована и подпольная антисоветская организация в 1-й авиационной группе. Для конспирации бывшие царские офицеры занимали технические должности. Главарь группы Поморский был тесно связан с будущим террористом Канегиссером. Группа, имея в своем распоряжении автомобили, пыталась производить налеты на тюрьмы, чтобы освободить заключенных в них белогвардейцев. В этих операциях должны были принимать участие наемные банды уголовников.

20 августа 1918 года в связи с обострившейся в Петрограде обстановкой Совет комиссаров Союза коммун Северной области издал следующее постановление: «Враги народа бросают вызов революции, убивают наших братьев, сестер, сеют измену и тем самым вынуждают коммуну к самообороне. Совет комиссаров заявляет: за контрреволюционную агитацию, за призыв красноармейцев не подчиняться распоряжениям Советской власти, за тайную или явную поддержку того или иного иностранного правительства, за вербовку сил для чехословацких или англофранцузских банд, за шпионство, за взяточничество, за спекуляцию, за грабежи и налеты, за погромы, за саботаж и т. п. преступления виновные подлежат немедленному расстрелу. Расстрелы производятся только по постановлению Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией».

Урицкий реорганизовал комиссариат внутренних дел, в частности отдел охраны, на который он возложил общее руководство охраной Петрограда.

В то же время Урицкий занимался и иностранными делами. В его кабинете на Дворцовой площади часто происходили приемы послов Швеции, Дании и других нейтральных стран. Приемная всегда была полна лиц, хлопочущих о получении выездных виз.

После убийства Мирбаха германская миссия переехала в Петроград. Вести с ней переговоры вместе с другими представителями Северной коммуны было поручено Урицкому. Вот как рассказывает об этом Борис Павлович Позерн:

«Мы разговаривали с представителем германской миссии, и мы смотрели ему в глаза, стараясь прочесть в них ответ па мучительно стоявший перед нами вопрос: „Что же завтра, возьмут они Петроград или нет?“ Это был для нас вопрос, который представлялся огромным, мучительным, поставленным, может быть, над всей русской революцией. И вот в те дни, когда во многих кругах у нас распространялось состояние неуверенности и колебаний, нужно было видеть Моисея Соломоновича, когда он принимал представителей дипломатической миссии и нейтральных держав, когда он разговаривал с генеральным консулом Германии. Нужно было видеть, как он сумел внушить им величайшее уважение, почти робость, по отношению к себе – этим искушенным во всяких дипломатических передрягах, во всяких дипломатических увертках людям. Он – человек, который никогда не подготовлялся к этой работе, он сумел им внушить такое чувство, что когда заходила речь об Урицком, то сразу у всех этих почтенных представителей кисло-сладкая улыбка сменялась на мину полную серьезности и тень невольного уважения скользила по их лицам.

Да, это был человек, который умел говорить властным тоном, умел говорить спокойно, не повышая голоса, умел говорить так, что его понимали и подчинялись. Дипломаты должны были признать превосходство этого умного человека, умевшего заставить говорить их в должном тоне с представителем ненавистной им большевистской власти».

Утро 30 августа 1918 года обещало жаркий день. Безоблачное небо дышало теплом.

Урицкий ночевал дома, на 8-й линии Васильевского острова. Встал рано. Возле дома его уже ждал автомобиль. Заботливая хозяйка квартиры обратила внимание, что Моисей Соломонович не завтракал, и буквально навязала ему маленький пакетик с бутербродами. В машине рядом с шофером сидел Шатов, комендант Петроградской ЧК. Значит, привез что-то важное.

– Есть новости от Дзержинского, – сообщил он, едва машина тронулась. – Феликс Эдмундович сообщает, что в Петроград нелегально выехал специальный агент английской разведки Сидней Рейли. По мнению Москвы, поездка эта связана с подготовкой нового заговора контрреволюционеров.

– Следует усилить наблюдение за правыми эсерами, – отозвался Урицкий.

Шатов кивнул и продолжил:

– Не исключена возможность появления в Петрограде главы правых эсеров Бориса Савинкова.

– Появится ли, нет ли, революционную охрану города надо усилить в любом случае, – подвел итоги Урицкий.

Автомобиль проскочил мост, свернул налево и быстро домчал пассажиров до Гороховой, 2. Урицкий привычно пересек двор и поднялся на второй этаж. Приятная прохлада кабинета несколько успокоила. На столе уже лежала стопка свежих документов, приготовленных секретарем Борщевским.

Урицкий углубился в чтение, подчеркивая отдельные строки красным карандашом.

В десять часов собрался президиум Петроградской ЧК. Моисей Соломонович кратко обрисовал обстановку, сообщил последние сведения.

– Как видите, кое-что о заговорщиках мы уже знаем. И даже немало знаем, – заключил он. – Думаю, что эту нашу осведомленность до поры до времени обнаруживать нельзя. Но нельзя и оставлять без внимания, без контроля ни одного шага заговорщиков.

Заседание прервал телефонный звонок: помощник военного коменданта города Дыхвинский-Осипов просил с ним встретиться.

– Хорошо, – ответил Урицкий, – минут через десять заканчиваю совещание и выезжаю на Дворцовую. Там и увидимся.

На Дворцовой, у входа в Комиссариат внутренних дел, стояла толпа лиц, хлопотавших об иностранных гражданствах, чтобы выехать из ненавистной им «Совдепии». Увидев Урицкого, они молча расступились, давая ему возможность пройти в здание.

В вестибюле также было много посетителей. Урицкий прошел прямо к лифту.

Неожиданно за его спиной появилась фигура молодого мужчины в кожаной тужурке и офицерской фуражке. Выхватив из-за пазухи кольт, он почти в упор выстрелил в затылок Урицкому.

Вскрикнула рапенная тем же выстрелом женщина. Ахнула толпа. Толкая друг друга, люди бросились к дверям. Вместе с ними выбежал на улицу и убийца.

Вскочил на велосипед, стоявший у входа, и помчался в сторону Александровского сада.

Вслед за преступником бросился комиссар Дыхвинский-Осипов. Достав браунинг, он три раза выстрелил, но неудачно. В это время из арки Главного штаба выехала автомашина германского консульства. Дыхвинский-Осипов и красноармеец охраны остановили ее.

– Всем из машины! – закричал красноармеец пассажирам, щелкая затвором винтовки.

Дыхвинский-Осипов бросился на сиденье рядом с шофером и, показав, куда скрылся преступник, приказал ехать.

Велосипедист свернул за угол на Дворцовую набережную. Когда преследующая его автомашина тоже повернула, красноармеец, лежавший на ее крыле, стал стрелять. Велосипедист юркнул в Мошков переулок, успев сделать несколько ответных выстрелов, при выезде на Миллионную улицу он бросил велосипед и вбежал во двор Северного английского общества.

К этому времени на место событий подъехали еще три автомобиля, в одном из них был комендант Шатов и два чекиста охраны.

Из бывших Преображенских казарм на Миллионной улице бежали красноармейцы Стального отряда. По команде Шатова они окружили дом, в котором укрылся убийца. Шатов приказал прекратить стрельбу.

– Убийцу надо взять живым! – крикнул оп красноармейцам.

Из окруженного здания вышла женщина и сказала, что преступник спрятался в одной из комнат верхнего утажа. Шатов и два чекиста вошли в дом.

Желая взять преступника без кровопролития, чекисты соорудили из шинели караульного подобие чучела, поместили в лифт и подняли наверх в расчете на то, что убийца примет сгоряча эту бутафорию за преследователя и расстреляет все патроны. Но провести убийцу не удалось. Преступник натянул на себя эту шинель и спустился по лестнице вниз, надеясь под видом красноармейца незаметно проскочить на улицу и скрыться. Он сказал преследователям, что убийца поднялся выше. Однако караульный узнал свою шинель, и преступник был схвачен и обезоружен.

В тот же день комендант Петроградской ЧК Шатов допросил убийцу.

Леонид Канегиссер показал, что готовился к убийству Урицкого заранее, узнавал о днях и часах приема посетителей. На убийство решился, желая отомстить за расстрел петроградскими чекистами своих друзей, участвовавших в офицерском заговоре в Михайловском училище…

Узнав об убийстве Урицкого, Владимир Ильич Ленин позвонил в ВЧК и попросил Дзержинского лично выехать в Петроград для проведения расследования.

Когда Дзержинский приехал в Петроград, он тут же, на Николаевском вокзале, узнал о том, что в Москве стреляли в Ленина.

31 августа 1918 года во всех газетах было опубликовано официальное сообщение:

«Сегодня, 30 августа, в семь с половиной часов вечера, выстрелом из револьвера ранен в руку товарищ Ленин.

Покушепие совершено на заводе б. „Михельсона“, где товарищ Ленин беседовал после митинга с рабочими.

Задержаны двое.

Покушение на тов. Ленина, убийство тов. Урицкого делают несомненным организованный поход черных сил против революции и ее вождей».

Прибыв на Гороховую, 2, Дзержинский приказал принести убийцу. Леонид Акимович Канегиссер, 22 лет, дворянин, сын инженер-директора некоторых металлических заводов, бывший юнкер Михайловского военного училища, студент-политехник, он же, как выяснилось, был двоюродным братом правого эсера Филоненко, впоследствии ставшего активным участником расстрела 28 бакинских комиссаров.

Спокойным и властным тоном Дзержинский стал задавать вопросы Канегиссеру. Тот отвечал нервно, с вызовом:

– На вопрос принадлежности к партии заявляю, что ответить прямо из принципиальных соображений отказываюсь. Убийство Урицкого совершил не по постановлению партии, к которой я принадлежу, а по личному побуждению. После Октябрьского переворота я был все время без работы и средства на существование получал от отца. Где и каким образом приобрел я револьвер, показать отказываюсь… Дать более точные показания отказываюсь.

Дзержинский приказал увести арестованного.

Ему и так было ясно, что убийство Урицкого – не акт мести одиночки, а одно из звеньев заговора.

Убить Урицкого, стрелять в Ленина! На это могли пойти только правые эсеры.

Дзержинский знал, что правьте эсеры играют немаловажную роль и в заговоре иностранных дипломатов. Чекисты-разведчики Берзин, Буйкнс и Спрогис уже докладывали об этом. Они сообщили, что 25 августа на тайном совещании обсуждалась программа диверсий на железнодорожных путях.

29 августа в Петроград к английскому военно-морскому атташе Кроми главой «заговора трех послов» Локкартом направлен Сидней Рейли для связи с вожаками белогвардейского подполья.

Однако в стане заговорщиков произошло то, чего не мог предвидеть ни Локкарт, ни Кроми, ни Рейли. Видимо, желая взять на себя инициативу, правые эсеры со свойственным им авантюризмом решили опередить своих западных союзников.

«Ну что ж, – подумал Дзержинский, – это почерк правых эсеров, но наша задача не только разоблачить их, но и ликвидировать „заговор послов“».

Связавшись по телеграфу со своим заместителем Яковом Христофоровичем Петерсом, Дзержинский дал указание арестовать Локкарта.

Оперативную группу чекистов, созданную для ареста другого руководителя заговора в Петрограде, Кроми, Дзержинский инструктировал сам.

Вечером, когда отряд чекистов окружил здание английского представительства в Петрограде, Дзержинский товарным поездом уже ехал в Москву…

На следующий день газеты сообщили, что Петроградской чрезвычайной комиссией произведен ряд обысков особой важности… При входе в английское посольство чекисты были встречены выстрелами.

Помощник комиссара Шейкман был ранен в грудь, тяжело ранен следователь Петроградской ЧК Бартновский, убит наповал разведчик Янсон. Чекисты открыли ответный огонь, в результате которого оказался убитым один из наиболее ярых врагов молодой республики Советов – морской атташе посольства, разведчик Кроми.

При обыске было обнаружено и изъято много оружия и документов, подтвердивших, что иностранные дипломаты преимущественно занимались шпионажем и подготовкой свержения Советской власти. Рассчитывая на скорую гибель Советской власти, они скупали акции фабрик и заводов, разрабатывали планы срыва мирного договора Рос-сип с Германией и даже хотели захватить весь русский торговый флот. Главным руководителем всех заговоров, зревших в Петрограде, был Кроми.

В тот же день в Москве чекисты произвели обыски и аресты среди сотрудников английской и французской дипломатических служб. По поручению ВЧК обыск на квартире английского дипломата Локкарта произвел Мальков. Он же доставил Локкарта в ВЧК.

В ответ на этот справедливый акт возмездия правительство Великобритании без всяких оснований арестовало в Лондоне представителя РСФСР Литвинова и его сотрудников.

«Известия» ВЦИК 5 сентября 1918 года поместили обращение Совета комиссаров Северной области «Ко всему цивилизованному миру»:

«Неслыханные, чудовищные преступления совершаются на нашей земле. Английская и французская буржуазии, кичившаяся своим мнимым демократизмом, взяла на себя задачу восстановления монархии в России… Англо-французскими шпионами кишат наши родные города. Мешки англо-французского золота употребляются на подкуп различных негодяев… Мы получили совершенно точные данные, что официальные английские представители подготавливают взрыв железнодорожных мостов около Званки и Череповца, чтобы отрезать нас от Перми и Вятки и тем оставить нас совсем без хлеба. Они готовят ряд взрывов наших фабрик и заводов, подготовляют крушение поездов, подготовили ряд террористических покушении. Мы не можем молчать, когда посольства превращаются в конспиративную квартиру заговорщиков и убийц, когда официальные лица, живя на нашей территории, плетут сеть кровавых интриг и чудовищных преступлений против нашей страны».

Выражая волю многомиллионного советского парода, ВЦИК сразу же после убийства Урицкого и покушения на Ленина обратился ко всем трудящимся с призывом усилить борьбу с контрреволюцией: «На покушения, направленные против его вождей, рабочий класс ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспощадным массовым террором против всех врагов революции».

1 сентября 1918 года питерский пролетариат прощался с Моисеем Соломоновичем Урицким. В Таврическом дворце, в большом зале на помосте, покрытом черным сукном, стоит дубовый гроб, обитый кумачом. Над изголовьем – венок от металлистов Петрограда с надписью: «Чем ненавистнее для буржуазии, тем дороже для пролетариата».

Среди бесконечного количества венков выделяются: от ЦК РКП (б) – «Старому, испытанному борцу Интернационала»; от Исполкома Совета коммун Северной области—«Защитнику пролетарской и крестьянской бедноты»; от коммунистов ЧК по борьбе с контрреволюцией – «Светить можно – только сгорая!».

2 часа дня. У гроба собрались члены Бюро ПК РКП (б), комиссары Северной коммуны, весь состав Исполкома, руководители профсоюзов, весь состав Петроградской чрезвычайной комиссии.

Как и на похоронах Володарскою, делегацию из Москвы на похоронах Урицкого возглавляет Яков Михайлович Свердлов.

Под траурные звуки «Вы жертвою пали в борьбе роковой» боевые товарищи поднимают и выносят на руках гроб. Последний путь – от Таврического до Смольного, oт Смольного до Марсова поля. На всем пути—живые стены людей, провожающих человека, отдавшего свою жизнь делу пролетарской революции.

В 6 часов вечера траурная река вливается на Maрсово поле – усыпальницу погибших борцов революции. Проститься с Урицким прилетели на своих аэропланах летчики, подкатили со знаменами броневики. Открытый гроб плывет на сотнях рук. Короткая остановка. Последние слова прощания.

С верков Петропавловской крепости гремит прощальный салют. Знамя Комиссариата внутренних дел медленно опускается и покрывает свежую могилу.

2 сентября 1918 года, открывая заседание ВЦИК, Яков Михайлович Свердлов сказал:

«…Прежде всего я напомню об убийство в Петрограде Урицкого и предложу ВЦИК почтить память нашего славного товарища вставанием…

Я нe стану говорить о том, как дорога для нас память товарища Урицкого, не стану говорить о его громадных заслугах перед рабочим движением. Все мы знаем, что товарищ Урицкий больше двух десятков лет с честью занимал ответственные посты в рядах нашей партии. Наша партия в лице товарища Урицкого потеряла крупного работника. Но мы можем быть уверены, что пролетарские массы, выделившие из своей среды ряд сильных, мощных борцов за дело социализма, поставят на посты, – с которых снимаются единицы, – десятки и сотни новых товарищей!»

Три серебристых ели стоят сейчас у изголовья могилы Урицкого. Словно обнявшись, пушистыми ветвями они укрывают от непогоды надгробие из красного гранита. Ежедневно к вечному огню на Марсовом поле приходят девушки в подвенечных платьях и молодые люди в строгих черных костюмах, чтобы в свой самый радостный день отдать дань уважения тем, кто жизнью заслонил Родину от черных ветров контрреволюции. Цветы ложатся на могильные плиты – розы, лилии, тюльпаны, нарциссы, красные гвоздики… К концу дня трудно прочесть на красной гранитной плите, покрытой цветами, скромную надпись – Моисей Соломонович У рицкий.