Текст книги "Светить можно - только сгорая. Повесть о Моисее Урицком"

Автор книги: Михаил Скрябин

Соавторы: Леонард Гаврилов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

10 января открылся III Всероссийский съезд Советов. Таврический дворец выглядел деловито, строго. Более полутора тысяч делегатов собрались, чтобы сообщить миру, что «Россия объявляется республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, что вся власть в центре и на местах принадлежит этим Советам…»

Состав делегатов съезда разительно отличался от состава Учредительного собрания. Большинство – более двух третей – большевики. Поэтому внутри дворца легко было поддерживать порядок, но с улицы можно ожидать любых провокаций. А чтобы этого не случилось – нужно все знать, везде присутствовать… Ну а письмо Берте пришлось отложить. Он напишет ей обязательно, как только удастся найти несколько свободных минут.

Съезд открыл председатель ВЦИК Яков Михайлович Свердлов. Моисей Соломонович видел, с каким вниманием делегаты выслушали его краткую приветственную речь. «…Мы должны будем здесь вынести крайне ответственные и важные решения, – сказал Свердлов. – Акт роспуска Учредительного собрания мы должны сопоставить с созывом III Всероссийского съезда Советов – этого верховного органа, который единственно правильно отражает интересы рабочих и крестьян».

Съезд принял резолюцию, которая полностью одобряла политику Советского правительства и выражала ему полное доверие. Он утвердил «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Важным решением съезда было принятие закона о социализации земли, который привлекал на сторону Советской власти многомиллионные крестьянские массы из числа беднейшего и среднего состава жителей деревни.

Одним из главнейших вопросов, вынесенных на обсуждение съезда, был вопрос о войне и мире. Вопрос, который не снимался с повестки дня со времени II съезда Советов, состоявшегося 25–27 октября 1917 года. Тогда верховный главнокомандующий русской армией генерал Духонин, который отказался подчиниться приказу Совета Народных Комиссаров и вступить с германским командованием в переговоры о перемирии, был заменен народным комиссаром, прапорщиком Крыленко.

По поручению Совнаркома Крыленко 14 ноября послал к немецкому командованию парламентеров. 16 ноября немцы согласились вступить в переговоры. 20 ноября состоялась первая встреча русской делегации в Брест-Литовске с представителями Германии и Австрии.

Вопрос о мире стал главным для Советского правительства. За несколько дней до III съезда Советов, 7 января, Владимир Ильич Ленин составил тезисы о мире с Германией, в которых подчеркнул: обстоятельства таковы, «что из них совершенно определенно вытекает необходимость, для успеха социализма в России, известного промежутка времени… в течение которого социалистическое правительство должно иметь вполне развязанные руки для победы над буржуазией сначала в своей собственной стране и для налаживания широкой и глубокой массовой организационной работы».

Тезисы были обсуждены 8 января на совещании членов ЦК и большевиков – делегатов съезда.

11 января на заседании ЦК Ленин изложил три точки зрения по этому вопросу: 1. Сепаратный аннексионистский мир. 2. Революционная война. 3. Объявление войны прекращенной – демобилизовать армию, но мира не подписывать.

На предыдущем совещании ЦК и партийных работников большинство было за вторую точку зрения. Ленин указал, что «большевики никогда не отказывались от обороны, но только эта оборона и защита отечества должна иметь определенную, конкретную обстановку, которая есть в настоящее время налицо, а именно: защита социалистической республики от необыкновенно сильного международного империализма. Вопрос стоит только в том, как должны мы защищать отечество – социалистическую республику. Армия чрезмерно утомлена войной; конский состав таков, что артиллерию мы не сможем везти при наступлении; положение германцев на островах Балтийского моря настолько хорошо, что при наступлении они смогут взять Ревель и Петроград голыми руками. Продолжая в таких условиях войну, мы необыкновенно усилим германский империализм, мир придется все равно заключать, но тогда мир будет худший, так как его будем заключать не мы. Несомненно, мир, который мы вынуждены заключать сейчас, – мир похабный, но если начнется война, то наше правительство будет сметено и мир будет заключен другим правительством. Сейчас мы опираемся не только на пролетариат, но и на беднейшее крестьянство, которое отойдет от нас при продолжении войны.

…Стоящие на точке зрения революционной войны указывают, что мы этим самым будем находиться в гражданской войне с германском империализмом и что этим мы пробудим в Германии революцию. Но ведь Германия только еще беременна революцией, а у нас уже родился вполне здоровый ребенок – социалистическая республика, которого мы можем убить, начиная войну.

…Конечно, тот мир, который мы заключим, будет похабным миром, по нам необходима оттяжка для проведения в жизнь социальных реформ (взять хотя бы один транспорт); нам необходимо упрочиться, а для этого нам необходимо время. Нам необходимо додушить буржуазию, а для этого нам необходимо, чтобы у нас были свободны обе руки. Сделав это, мы освободим себе обе руки и тогда мы сможем вести революционную войну с международным империализмом…

…То, что предлагает тов. Троцкий – прекращение войны, отказ от подписания мира и демобилизация армии – это интернациональная политическая демонстрация. Своим уводом войск мы достигаем того, что отдаем немцам Эстляндскую социалистическую республику.

…Конечно, мы делаем поворот направо, который ведет через весьма грязный хлев, но мы должны это сделать. Если немцы начнут наступать, то мы будем вынуждены подписать всякий мир, а тогда, конечно, он будет худшим. Для спасения социалистической республики три миллиарда контрибуции не слишком дорогая цена. Подписывая мир теперь, мы воочию показываем широким массам, что империалисты (Германия, Англия и Франция), взявши Ригу и Багдад, продолжают драться, а мы развиваемся, развивается социалистическая республика».

Моисей Соломонович Урицкий был противником мира с Германией. Его длительное пребывание в эмиграции, и в частности в Берлине, живые связи с социал-демократами Германии, Швеции и Норвегии позволили ему предположить, что, если будет подписан мир с Германией, ее империалистическое правительство легко сможет задушить нарастающее революционное движение. С изложением своей точки зрения он неоднократно выступал на заседаниях ЦК, посвященных этому жгучему вопросу.

Как член ЦК, Урицкий защищал вначале вторую точку зрения – революционную войну, потом присоединился к третьей – ни мира, ни войны. И это было его серьезной ошибкой.

10 февраля Троцкий сделал авантюристический шаг – от имени русской делегации самостоятельно заявил в Бресте, что Россия отказывается подписать насильнический мир, войны продолжать не будет и демобилизует армию.

В результате германские аэропланы появились 17 февраля над Двинском. Разведка донесла, что идет переброска четырех немецких дивизий. По радио немцы объявили всему миру, что берут на себя задачу охранять цивилизованный мир от большевистской заразы. Как решается эта задача, объяснило сообщение: немцы повели наступление на Петроград. Взяли Псков и двинулись дальше, к станции Дно. Остатки полевых войск старой армии, гарнизоны города и станции Дно отступили, не оказав противнику никакого сопротивления. Над Петроградом нависла страшная опасность.

Совет рабочих и солдатских депутатов, заседавший теперь в Смольном, прервал свою работу: нужно было оповестить о случившемся питерских рабочих и солдат.

По заводам, фабрикам и воинским частям разъехались депутаты, и тревожный голос заводских, судовых и паровозных гудков поднял на ноги уснувший было Петроград. Рабочие собрались на своих предприятиях, солдаты и матросы – в частях, на кораблях и в подразделениях. Услыхав от депутатов горькую правду и призыв к оружию, рабочие стали организовываться в рабочие батальоны, выступили из казарм воинские части. Все, защищающее революцию, двинулось к Смольному. К утру 21 февраля сюда же стали прибывать готовые защищать молодую Советскую республику люди из окрестностей Петрограда, прибыл батальон матросов из Кронштадта. Возглавлявшие во время Октябрьского переворота отдел вооружения ВРК Дзержинский и Урицкий приступили к решению вопроса о вооружении защитников города.

В этот же день утром Владимир Ильич Ленин в своем рабочем кабинете в Смольном сел за стол и размашисто стал набрасывать текст знаменитого декрета Совета Народных Комиссаров «Социалистическое отечество в опасности!»: «Чтоб спасти изнуренную, истерзанную страну от новых военных испытаний, мы пошли на величайшую жертву и объявили немцам о нашем согласии подписать их условия мира. Наши парламентеры 20(7) февраля вечером выехали из Режицы в Двинск, и до сих пор нет ответа. Немецкое правительство, очевидно, медлит с ответом. Оно явно не хочет мира. Выполняя поручение капиталистов всех стран, германский милитаризм хочет задушить русских и украинских рабочих и кресгъян, вернуть земли помещикам, фабрики и заводы – банкирам, власть – монархии. Германские генералы хотят установить свой „порядок“ в Петрограде и в Киеве. Социалистическая республика Советов находится в величайшей опасности… Совет Народных Комиссаров постановляет:

1) Все силы и средства страны целиком предоставляются на дело революционной обороны. 2) Всем Советам и революционным организациям вменяется в обязанность защищать каждую позицию до последней капли крови…»

Продолжая наступление, Германия выдвинула еще более тяжелые для Советской страны условия мира. На заседании ЦК встал вопрос: принимать или не принимать новые условия мира. Ленин говорил: «Эти условия надо подписать…. Эти условия Советской власти не трогают». Урицкий же считал по-прежнему, что «наша капитуляция… задержит зарождающуюся революцию на Западе… Советская власть не спасется подписанием этого мира».

Когда все точки зрения выявились, перешли к голосованию. ЦК принял предложение Ленина немедленно подписать условия мира, предложенные Германией, Урицкий в числе нескольких товарищей подал в ЦК заявление об уходе с партийных и советских постов. Однако Урицкий заявил, что «товарищи уходят с ответственных постов, но не из партии». Вследствие сложности политической обстановки ЦК предложил этим товарищам временно остаться на место и вести чисто практическую работу.

Теперь Моисей Соломонович дни и почи проводит на заводах и фабриках, в частях и подразделениях армии, выступая перед уходящими на фронт солдатами и рабочими, вселяя в них уверенность в победе и решимость не щадить жизни, защищая родной Петроград от нашествия империалистических полчищ врага.

В течение одного-двух дней была приостановлена начавшаяся демобилизация армии.

С оркестром во главе боевым маршем шла с Варшавского вокзала к Смольному фронтовая дивизия, чтобы, сдав оружие, архив и кассу, распустить солдат по домам. К головному отряду подбежал молодой рабочий с пачкой воззваний.

– Воззвание Ленина! – кричал он. – Немцы на подступах к Петрограду! Социалистическое отечество в опасности!

Из рук рабочего взял листок комиссар дивизии и, быстро его просмотрев, что-то сказал командиру дивизии.

– Дивизия, стой! – раздалась громкая команда. Строй замер. Комиссар вскочил на какое-то возвышение и громко стал читать страстное воззвание Ленина.

Наступила тревожная тишина, в которой отчетливо были слышны ленинские слова. Комиссар кончил читать. Помолчал, вглядываясь в лица солдат.

– Ну как, товарищи, – вдруг громко спросил он, – идем в Смольный демобнлнзовываться?

– На фронт! – грозно откликнулась тысячеголосая дивизия. Неприукрашенная правда в словах вождя прямо говорила о нависшей опасности, звала всех, кто мог держать в руках оружие, к отпору врагу.

Через несколько часов дивизия, погрузившись на Варшавском вокзале в эшелоны, выехала на фронт.

Но встретить наступающие на Петроград немецкие войска готовились не только защитники социалистической республики, их с нетерпением поджидали всевозможные деятели контрреволюции.

Однако еще 21 февраля, накануне опубликования декрета «Социалистическое отечество в опасности!», был создан Чрезвычайный штаб Петроградского военного округа и в тот же день – Комитет революционной обороны Петрограда. Чрезвычайный штаб этого комитета возглавил Моисей Соломонович Урицкий.

Трудные это были дни для Советской России. Разбойничьи полчища германских империалистов, именовавшие себя защитниками прогресса и цивилизации, тысячами расстреливали пленных пролетариев, громили рабочие организации, возвращали землю помещикам, фабрики и заводы – капиталистам. Затягивая всемерно переговори, о мире, спешили поглубже вклиниться в тело Советской России, завладеть ее богатствами, с корнем вырвать все начинания молодой Советской республики. И в первую очередь захватить колыбель революции – красный Петроград, готовя смерть его защитникам, разгром всех организаций неокрепшего еще Советского правительства.

Петроградский военный округ объявляется театром военных действии. Комитет революционной обороны Петрограда в составе Урицкого, Володарского, Еремеева, Подвойского и Гусева мобилизует все силы рабочих, солдат и красногвардейцев для успешной обороны революционной столицы от неприятельского вторжения.

Вот одна из записок Владимира Ильича Ленина Урицкому, говорящая о том, какой ценой русский пролетариат и Советская власть готовились отстаивать свое существование:

«Мы полагаем, что завтра, 3 марта, будет подписан мир, но донесения ваших агентов в связи со всеми обстоятельствами заставляют ожидать, что у немцев возьмет верх партия войны с Россией в ближайшие дни. Поэтому безусловный приказ: демобилизацию красноармейцев затягивать, подготовку подрыва железных дорог, мостов и шоссе усилить, отряды собирать и вооружать; эвакуацию продолжать ускоренно, оружие вывозить в глубь страны».

«Победа или смерть» стало лозунгом, знаменем, которое высоко поднял рабочий класс в борьбе за пролетарию диктатуру.

3 марта был наконец подписан мирный договор с Германией. Договор был тяжелый и невыгодный для Страны Советов, но он все же вырвал Советскую Россию из империалистической войны. И подписание мирного договора стало возможным в результате героической обороны Петрограда, когда воинские части и рабочие отряды не только остановили наступление немцев на Петроград, но и заставили их отойти от станции Дно и оставить занятый Псков.

В этой напряженной обстановке 6 марта 1918 года открылся VII Экстренный съезд большевистской партии. Пролетарская диктатура, поставленная против германского империализма, должна была сделать выбор между невыгодным, «похабным» миром и неравной борьбой с вооруженным до зубов противником. В повестке дня съезда стояли такие важные вопросы, как пересмотр программы партии и ее наименования, но главное место на съезде занял вопрос о войне и мире. О заключении мира, необходимость которого диктовалась военным, политическим и экономическим положением страны. Практически пролетарская диктатура не имела армии, которая могла бы противостоять отлично вооруженным, дисциплинированным немецким войскам. Старая армия, усталая, захлебнувшаяся в крови империалистической воины, разбегалась, захлестывая железные дороги и города беспорядочно демобилизующимися солдатами.

Первое в мире социалистическое государство должно быть сохранено во что бы то ни стало, говорил Ленин, а следовательно, надо добиться мирной передышки для экономического оздоровления страны, укрепления ее обороноспособности, создания армии.

Содокладчиком по этому вопросу выступил лидер оппозиции, которая на съезде была в явном меньшинстве, Бухарин. «Русская революция либо будет спасена международной революцией, либо погибнет под ударами международного капитала», – категорически заявил он. Бухарина пытались поддержать Бубнов, Осинский и Урицкий. Но Моисей Соломонович чувствовал, что аргументы, приводимые им для защиты так называемой «революционной войны», уже давно разбиты точными ленинскими обоснованиями необходимости мира. Когда же прозвучали слова выступления «левой коммунистки» Коллонтай: «И если погибнет наша Советская республика, наше знамя поднимут другие. Это будет защита не отечества, а защита трудовой республики. Да здравствует революционная война!», Урицкий начал понимать ошибочность своих взглядов. Нет, гибели Советской республики он не хотел ни при каких обстоятельствах.

Съезд принял резолюцию, предложенную Владимиром Ильичей Лениным, об одобрении заключенного мира с Германией.

С докладом о необходимости пересмотра программы партии и ее названия выступил снова Ленин. Ввиду большой важности проблемы и ограниченного времени решили создать комиссию во главе с Лениным для разработки новой программы.

Съезд постановил именовать партию – Российская Коммунистическая партия (большевиков).

Съезд избрал ЦК партии из 15 человек во главе с Лениным. Урицкий был избран кандидатом в члены ЦК.

Несмотря на опасения Урицкого, после подписания мирного договора наступление немцев прекратилось. Прямая опасность взятия германскими войсками Петрограда была снята. Но надолго ли? Аппетит германских империалистов растет с каждым днем. Новые условия мира, выдвинутые Германией после отказа Троцкого подписать Брестский мир, стали во много раз хуже, тяжелее и унизительней.

Моисей Соломонович достал карту Европы и синим карандашом стал делать пометки, обозначая территории, отходящие по договору к Германии: Эстляндия, Курляндия, Лифляндия, Литва и Польша. К Турции отходили Каре и Ардаган, а также Батум. И ведь это не только территориальные потери, оккупанты восстанавливают господство помещиков и капиталистов, свергнутых революцией. Вывод русских войск из Финляндии и Украины позволял немцам наводить свои «порядки» и в этих странах. А вознаграждение за экспроприацию земельной собственности и концессий германских подданных в сумме трех миллиардов золотых рублей, уплата процентов за обязательства царского правительства – полмиллиарда и масса других унизительных политических и экономических требований… И все же. Прав ли он был, голосуя даже на узком составе ЦК против заключения мира? Прав ли был, подавая в ответ на принятое ЦК решение вместе с другими видными партийными работниками заявление об уходе с занимаемых ими постов, о праве для себя свободной агитации против Брестского мира? Но ведь наступление немцев прекратилось. Советская республика может быть спасена. Значит, Ленин сумел посмотреть дальше, предусмотреть больше. И как хорошо, что в ответ на заявление об уходе из ЦК предложил всем временно оставаться на местах, дал возможность обдумать свои поступки и помыслы. А революции опасны сейчас не только немцы. Разведывательные сведения, поступающие в Смольный, ясно показывали, что, пользуясь сложившейся обстановкой, контрреволюция направила в Петроград множество шпионов и диверсантов для подрыва и, если удастся, для уничтожения Советской власти. Каждый шаг рабоче-крестьянского правительства наталкивается на враждебный саботаж, а то и на прямое противодействие, не исключая террористических актов против руководителей правительства и партии.

Урицкий знал, что уже давно поднимается в правительстве вопрос о переводе столицы из Петрограда в другое место. Напряженная военная обстановка тоже подтверждала целесообразность такого перевода.

Вопрос о переезде столицы в Москву был решен на закрытом заседании Совета Народных Комиссаров. Незадолго перед заседанием член Военного Совета Михаил Дмитриевич Бонч-Бруевич, брат управляющего делами Совнаркома Владимира Дмитриевича, докладывал Ленину о ходе военных операций под Петроградом и привлечении в Красную Армию русских генералов и офицеров, готовых стать на защиту родины.

– Не все они за Советскую власть, – признался Михаил Дмитриевич, – но Россию, свой народ они любят и будут честно воевать против захватчиков. – Оставив Владимиру Ильичу список, Бонч-Бруевич перешел к положению на фронтах. Изложив оперативную обстановку, он добавил: – Учитывая появление немецкого флота на Балтике, воинственные выступления немцев в Финляндии и сосредоточение финских контрреволюционных сил на нашей границе, оставлять правительство всей страны в Петрограде с военной точки зрения нецелесообразно.

– Где же, по вашему мнению, должно находиться правительство? – спросил Ленип.

– В Москве, – последовал уверенный ответ.

– Напишите это ваше мнение и представьте мне, – попросил Владимир Ильич.

На четком по-военному рапорте Бонч-Бруевичй Ленин написал: «Согласен». Срок отъезда был намечен на 10 марта 1918 года. Одновременно было решено, что Совет Народных Комиссаров и ВЦИК разместятся в Кремле.

О решении правительства переехать в Москву было по телеграфу сообщено всем советским учреждениям и всем крупнейшим столицам мира.

Люди в меблированных комнатах дома № 86 по Невскому проспекту жили тихо, стараясь не привлекать к себе внимания властей. Большую часть времени они проводили за игрой в карты и умеренном пьянстве. Но однажды, погожим мартовским днем, один из жильцов пришел с улицы, не снимая фуражки, прошел прямо к столу и бросил на него сложенную вчетверо газету. Прервавшим карточную игру пояснил:

– Господа! Поздравляю. День нашего выступления близок. Большевики бегут из Петербурга. Переселяются, так сказать, в глубь матушки России!

Руки, побросавшие карты, стремительно рванулись к газете.

«Известия» сообщали, что 11 марта 1918 года специальный правительственный поезд № 4001 отбывает в Москву.

– Неужели вывозят Совнарком? – недоверчиво спросил один из отроков.

– И Совнарком, н ВЦИК, и ВЧК – все вывозят, – захлебываясь от радости, ликовал пришедший. – Не сегодня завтра Петербург будет наш. Пора действовать!

По городу поползли слухи, будто большевики эвакуируются в Москву, оставляя Петроград наступающим немецким войскам. Подозрительные типы расклеивали на Невском проспекте фальшивое воззвание будто бы Петроградского Совета, в котором Петроград объявлялся вольным городом. Пряча холеные руки в карманы солдатских шинелей, разгуливали по улицам города бывшие царские офицеры.

Притихшие было в особняках враги революции воодушевились:

– Видно, худо большевикам! Господа, вот и настало время для сокрушающего удара!

Меньшевики и эсеры шныряли по коридорам учреждений, у проходных фабрик и заводов и, подливая масла в огонь, злорадствовали: «Нет сил у большевиков удержать власть. Не могут они ничего противопоставить разрухе, голоду и наступлению германских войск».

Решение о переводе столицы из Петрограда в Москву у многих вызвало беспокойство, даже у большевиков, не говоря уж о простых людях, сторонниках Советской власти.

Что станет с Петроградом после отъезда правительства? С этим вопросом многие шли в Смольный к Ленину.

Одним из первых обратился к Владимиру Ильичу народный комиссар просвещения Анатолий Васильевич Луначарский.

– Владимир Ильич, в городе смятение! Население говорит, что большевики покидают его на произвол судьбы! Что можно сделать, чтобы поддержать спокойствие и порядок в городе?

Владимир Ильич вышел из-за письменного стола.

– Анатолий Васильевич, никто не собирается сдавать Петроград на милость победителей. Здесь остается Бюро ЦК нашей партии во главе со Стасовой. Остаются другие товарищи, вы, Анатолий Васильевич. И мы вам оставляем Урицкого…

После разговора с Лениным поздним вечером вышел Луначарский из Смольного. Постоял на ступеньках главного подъезда, посмотрел на окна третьего этажа. Бледно-желтым светом отражался в трех угловых окнах огонь настольной лампы, горевшей на письменном столе Ленина.

«Мы вам оставляем Урицкого», – сказал Владимир Ильич. Сказал, как о гарантии порядка в революционном Петрограде. «Нет, не случайно выбор пал на Урицкого», – подумал Луначарский, ясно представляя себе невозмутимого, улыбающегося Урицкого, по-медвежьи идущего по коридору Таврического дворца.

Известие о том, что в Петрограде остается Урицкий, успокоило многих сторонников Советской власти, по насторожило и остудило пыл ее врагов.

Несмотря на крайне сжатые сроки, большевики готовились к переезду в Москву спокойно и по-деловому. В Петрограде взамен отъезжающих учреждений создавались местные, губернские.

Вечером 7 марта 1918 года в особняке бывшего градоначальника на Гороховой улице, 2, где находилась Всероссийская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и саботажем, тоже шло заседание. Председательствовал, как обычно, Феликс Эдмундович Дзержинский, присутствовали члены комиссии: Ксенофонтов, Щукин, Евсеев, Полукаров и другие.

Феликс Эдмундович четко изложил план переезда правительства и партийного руководства в Москву:

– Нам ясно, что после ВЧК в Петрограде должна функционировать местная ЧК. Необходимо немедленно разослать телеграммы о том, чтобы представители всех районов города прислали не менее двух надежных товарищей для работы в Петроградской ЧК.

Во главе Петроградской ЧК Владимир Ильич Ленин предлагает поставить товарища Урицкого.

8 марта с первыми лучами раннего весеннего солнца Моисей Соломонович Урицкий отправился на Гороховую, 2. Но уже застал там Феликса Эдмундовича. Покрасневшие глаза и набухшие веки говорили, что председатель ВЧК Дзержинский провел сегодня еще одну бессонную ночь. Тепло поздоровавшись с Урицким, он протянул ему папку с бумагами.

– Тут я подобрал дела, которыми рекомендую заняться в первую очередь. Просмотри. Если что не ясно, обсудим. У нас ведь впереди еще целые сутки.

Но ни просматривать дела, ни обсуждать их не пришлось. В кабинет вошел секретарь ВЧК Иван Ильич Ильин и доложил Дзержинскому, что в приемной комнате собрались представители районов, рекомендованные на работу в Петроградской ЧК.

Весь день 8 марта практически ушел на формирование Петроградской ЧК, а 9-го Всероссийская чрезвычайная комиссия во главе с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским отбыла в Москву.

Урицкий не был новым человеком на Гороховой, 2. Еще в конце января он временно замещал Феликса Эдмундовлча Дзержинского на посту председателя ВЧК.

Направленные на работу в ВЧК старые революционеры-подпольщики, прошедшие царские тюрьмы и ссылки, не могли похвастаться здоровьем. Почти все вынесли из каторжных работ, шахт, сырых темных подвалов, сибирских этапов устойчивый туберкулез, или попросту чахотку. Одолевала она и Дзержинского.

Когда доложили Владимиру Ильичу, что председатель ВЧК даже во время допросов контрреволюционеров прикладывает к губам платок, который окрашивается кровью, Ленин категорически настоял, чтобы Феликс Эдмундович немедленно занялся своим здоровьем. Никакие отказы не помогли. По решению ЦК Дзержинский выехал под Петроград в санаторий «Халила».

Но долго работать председателем ВЧК тогда Урицкому не пришлось. Посчитав, что решение ЦК им выполнено, ровно через два дня Феликс Эдмундович, «пройдя полный курс лечения», вернулся в свой кабинет, уселся за письменный стол и приступил к работе.

Ночь с 9 па 10 марта показалась Моисею Соломоновичу самой длинной в его жизни. В эту последнюю ночь пребывания Ленина в Смольном могло случиться многое. Ведь не случайно именно в эту ночь происходило опасное брожение в двух стрелковых полках, куда, по сообщению представителей солдатских комитетов, пробрались корниловские офицеры. Не случайно на Обводном канале произошел грандиозный пожар жилых домов и складов. А ведь в Смольном вместо отлично несших караульную службу латышских стрелков под командованием Берзиня заступают солдаты и матросы, мало искушенные в делах караульной службы. Потому было решено временно оставить в Петрограде около трехсот латышских стрелков.

С отъездом ЦК партии и Совнаркома все управление Петроградом возложено на Бюро ЦК по Петрограду и Петроградский Совет.

Организацию военной обороны города и его защиту от внутренней контрреволюции поручено возглавить товарищу Урицкому.

Вся подготовка к переезду правительства в Москву, охрана его в пути и устройство в Москве была возложена на управляющего делами Совнаркома Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича.

Никому не говоря о точно намеченном сроке отъезда Совнаркома в Москву – 10 марта, Бонч-Бруевич стал подбирать верных людей, которые должны обеспечить безопасность этого сложнейшего мероприятия. Как председатель ПЧК, Урицкий должен был выделить чекистов в распоряжение Бонч-Бруевича и наблюдать за ходом подготовки. Непосредственная подготовка поездов, погрузка в них имущества и людей поручалась комиссару Николаевской железной дороги Петру Григорьевичу Лебиту. Бывший рабочий завода «Айваз», участник баррикадных боев еще в дни революции 1905 года, он в октябре 1917 года был назначен ВРК комиссаром железнодорожного вокзала и дороги и справлялся со своим делом безупречно.

Получив задание об отправке специального поезда, Лебит предложил сформировать конспиративно на Цветочной площадке железнодорожный состав, который затем, минуя вокзал, выйдет на линию, ведущую к Москве.

10 марта около десяти часов вечера несколько автомашин одновременно подъехали к поезду. Из первой вышел Бонч-Бруевич. К нему тотчас же подошли с керосиновыми фонарями в руках Лебит и машинист поезда. Лебит тихо доложил, что поезд к отправке готов. В окнах вагонов замелькали зажженные свечи, в тамбурax появились проводники с керосиновыми фонарями.

Бонч-Бруевич подошел к одной из машин:

– Можно грузиться.

Из машины вышли Владимир Ильич, Надежда Константиновна, Мария Ильинична. Они вслед за Бонч-Бруевичем поднялись в вагон. В окне ярко загорелась настольная лампа. Владимир Дмитриевич быстро задернул занавеску.

Без гудков и свистков поезд тронулся и, медленно набирая скорость, скрылся в темноте…

А за сутки до отправки поезда № 4001 Урицкий на Гороховой, 2, продолжал допрос арестованных по пути следования правительственного поезда, эти люди были задержаны не только с огнестрельным оружием в руках, но и с бомбами и запасами взрывчатого вещества. При многих были документы, свидетельствующие об оживлении деятельности контрреволюции. Взрывчатка была обнаружена чекистами и на одном железнодорожном мосту, по которому должен был пройти поезд. Это было за день до намеченного отъезда.

Докладывая Владимиру Ильичу о плане переезда правительства в Москву, Бонч-Бруевич счел себя не вправе скрывать сведения о раскрытом заговоре – подготовке взрыва поезда.

Выслушав это сообщение, Ленин спросил:

– И что же, мы все-таки поедем?

– Конечно, – уверенно ответил Владимир Дмитриевич.

Ленин одобрил план переезда и предложил держать все в полном секрете, даже в Совнаркоме не делать переезд темой разговоров, чтобы кто-либо случайно не проболтался. Дезинформация о времени отправки поезда, бдительность чекистов сделали свое дело – поезд благополучно отбыл в Москву.