Текст книги "Светить можно - только сгорая. Повесть о Моисее Урицком"

Автор книги: Михаил Скрябин

Соавторы: Леонард Гаврилов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Прошло три месяца после Февральской революции, а коренные вопросы народной жизни – о мире, земле и хлебе – так и оставались нерешенными. Коалиционное правительство «развязало руки» притихшей было буржуазии, в армии контрреволюционное офицерство требовало «обуздать солдат». Классовые противоречия обострялись.

Урицкий вместе с Луначарским подготовили июньский номер журнала межрайонцев «Вперед». В нем было опубликовано заявление:

«Идейная группа „Вперед“, вследствие ненормального положения РСДРП, вынуждена была играть в последние годы роль маленькой отдельной фракции. В настоящее время в этом не представляется надобности. Группа „Вперед“ ликвидирует свое сепаратное существование как политическая единица…»

В том же помере журнала Урицкий выступил со статьей.

«…Русская революция, – писал он, – происшедшая вопреки ожиданиям и желаниям социал-патриотов всех стран, смешала все карты их, угрожая разрушением возводившегося ими домика упрочения современного буржуазно-империалистического государства. Свергнув царя, русский народ заявил ясно и определенно, что он желает мира „без аннексий и контрибуций и на началах свободного самоопределения народов“. Такой мир возможен только как результат революционной борьбы рабочих всех стран против империализма. Выставленное русскими рабочими требование демократического мира предполагает, таким образом, углубление и дальнейшее развитие русской революции и распространение революционного пожара на другие страны Европы…

…Не подлежит никакому сомнению, что вожаки Исполнительного комитета в лице „оборонцев“ – меньшевиков и социалистов-революционеров стремятся к „дипломатическому миру“, а не к революционной борьбе масс за него, и играют только на „революцию в Германии“, а не в других странах Европы. Эта не „пролетарская“ точка зрения уже проявилась в обращении Совета рабоч. и солд. депутатов к народам 14 марта. Еще резче она сказалась в двух воззваниях от 2 мая: „К социалистам всех стран“ и „К армии“. Первое убеждает всех прекратить мировую бойню, а второе – призывает русскую армию к наступлению. И это противоречие не случайно. Оно коренится в составе, в условиях деятельности Совета. Как я уже сказал, первую скрипку в нем играют „оборонцы“ – меньшевики и социалисты-революционеры. Но и те и другие ведут одну и ту же антиреволюционпую и антипролетарскую политику…»

Так теперь Урицкий разоблачал меньшевиков и эсеров.

В июньском и июльском номерах журнала «Вперед» Моисей Соломонович ратует за политическую самостоятельность финского народа, против чего выступали меньшевики и русская буржуазия.

Ленин в этот период нарастания пролетарской революции ярко обозначил тактику и политику рабочего класса. Журнал «Вперед» помещал на своих страницах лозунги большевиков: «Вся власть Советам», «Контроль рабочих над производством и распределением», «Вооружение народа и прежде всего рабочих», «Немедленное опубликование справедливых условий мира», «Против политики наступления», «Хлеба, мира, свободы».

В июне в Петроград прибыла «миссия», возглавляемая мистером Рутом, одним из самых яростных реакционеров среди государственных мужей Америки, а также техническая «миссия» мистера Стивенса. Очень скоро стало ясно, что задачей обеих «миссий» было выяснить, насколько возможно Соединенным Штатам использовать экономические богатства России для своих монополий, а «попутно» «противодействовать планам русских социалистов».

– Ну, Гриша, твоя задача – довести до рабочего люда смысл этих «миссий», – сказал Урицкий Чудновскому.

Вот когда пригодился «американский опыт» Чудновского и Воровского. Их лекции в цирке «Модерн» приобрели еще более точную цель – помешать коалиционному правительству разбазаривать русские богатства.

Значительным событием в жизни революционного Петрограда были выборы в районные думы. Моисей Соломонович стал гласным Выборгской, затем Нарвской районных дум. Чудновский был выдвинут по списку большевиков и межранонцов в Александро-Невскую. Урицкий стал в думе руководителем фракции большевиков и межрайонцев.

Однажды после выступления Чудновского один из «оборонцев» в думе грубо бросил ему: «Трус. Дезертир».

Для пылкого Чудновского это прозвучало, как пощечина.

– Завтра же, несмотря на освобождение от воинской повинности как гласного думы, я отправлюсь на фронт, – категорически заявил он Урицкому. Они шли по Невскому проспекту. Конец мая и начало июня в Петрограде прошли спокойно. На улицах не раздавались выстрелы, но на Невском проспекте то тут, то там стихийно возникали митинги. Вот и сейчас на импровизированной трибуне у Казанского собора благообразного вида старичок настойчиво убеждал солдат и рабочих в том, что борьба за всеобщий мир невозможна без укрепления армии.

Поправив сбившийся на сторону красный бант в петлице, старичок, напрягая голос, кричал:

– Пока силы немцев на русском фронте ослаблены – надо наступать! За нашей армией стоит мощь революционного народа!

Урицкий не успел опомниться, как рядом со старичком появилась стройная фигура Чудновского.

– Это он-то народ? – широким жестом он указал па растерявшегося старичка. – Сыновья народа гниют в окопах, гибнут за дело мировой буржуазии!

– Правильно!

– Долой войну!

Под свист и улюлюканье толпы старичок быстренько спрятался за одной из колонн.

– Завтра же подам прошение об отправке на фронт, – повторил Чудновский, когда друзья продолжили свой путь. И Урицкий понял, что его не отговорить.

Скоро «Письмо идущего на фронт» было опубликовано в «Правде». В этом письме был «весь Чудновский», как сказал Моисей Соломонович.

«Мы, революционеры, не дрожим за свою жизнь, без слов и жеста мы отдадим ее в рядах революционного народа, революционного пролетариата. Не мы дезертируем и прячемся по углам общественных и необщественных организаций. Это делают иные – из среды тех, кто с пеной у рта взывает к тюрьме и нагайке.

Мы не дезертиры. Из-за нас никто не подставит свою грудь под пули, предназначенные нам. И не мы заставили миллионы наших братьев годами бессмысленно сидеть в траншеях.

Мы против войны, которая неизменно сохраняет свой империалистический характер.

Мы не предадим наших братьев в рядах нашей армии и не оставим их гибнуть одних…»

Урицкий проводил Григория Чудновского на фронт в день опубликования этого письма. Гласный думы стал рядовым маршевой роты гвардейского Преображенского полка.

Письма от него приходили очень редко, но в каждом говорилось: «Солдаты не хотят воевать».

Большевики шаг за шагом отвоевывали солдатские масы у эсеров и меньшевиков, особенно в тылу. Приходя в виде пополнения во фронтовые части, солдаты несли с собой большевистскую правду в окопы. «В полки прибыло 43 роты пополнения из петроградских запасных батальонов, среди них большое число лиц, специально подготовленных для агитации с определенной задачей проводить недоверие к Временному правительству и отказ от наступления», – доносило, например, командование 1-го гвардейского корпуса XI армии. Одним из лучших большевистских агитаторов в армии стал Григорий Чудновский.

3 июня в Петрограде открылся I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. В его работе приняла участие тысяча девяносто делегатов, из которых только 105 большевиков. Эсеро-меньшевистский блок был представлен большинством делегатов.

С докладом выступил меньшевик Либер:

– Только союз революционной демократии с буржуазией является единственно возможной формой власти, – заявил он от имени Петросовета.

Его поддержал Церетели:

– В настоящий момент, – начал он свою речь, – в России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть, уйдите, мы займем ваше место. Такой партии в России нет!

И вдруг, как выстрел, как взрыв, раздалось короткое, уверенное:

– Есть!!

Зал на секунду замер. Потом загудел, загремел, зашикал.

– Кто? Кто это сказал?

Урицкий видит, как Луначарский привстал со своего места, вглядывается в зал. Вскочил так стремительно что упали очки, Володарский.

– Ленин! Это сказал Ленин! – раздались возгласы из зала.

– Ленин!

– Ленин!

– Ленин!

– Есть партия, которая может взять власть в свои руки! Он говорил, – Владимир Ильич указал на Церетели, – что нет в России политической партии, которая выразила бы готовность взять власть целиком на себя. Я отвечаю: «есть! Ни одна партия от этого отказаться не может, и наша партия от этого не отказывается: каждую минуту она готова взять власть целиком».

Урицкий слушал Ильича и ощущал, как в нем самом вырастает победное чувство, чувство единения с могучим меньшинством съезда. Он ясно понимал, что меньшевистско-эсеровское большинство терпит поражение. И не важно, что съезд выразил доверие Временному правительству, одобрил готовящееся наступление русских войск на фронте и высказался против перехода власти в руки Советов. Все эти решения сметались уверенностью большевиков в скорой победе пролетарской революции, от которой сегодня меньшевики и эсеры отошли уже навсегда.

Съезд избрал Центральный Исполнительный Комитет. В основном в него вошли меньшевики и эсеры. Но от фракции большевиков были избраны Владимир Ильич Ленин и его ближайшие соратники. Членом ЦИК был избран и Моисей Соломонович Урицкий. Лозунг «Вся власть Советам» для борцов за пролетарскую революцию остался главным. Значит, надо разворачивать борьбу за большевизацию Советов. В эту борьбу включились и межрайонцы.

Пролетариат сказал свое слово 18 июня демонстрацией на Марсовом поле. Около полумиллиона петроградских рабочих вышли на улицу демонстрировать свое недоверие коалиционному правительству.

Меньшевики и эсеры надеялись использовать эту демонстрацию под видом единения революционной демократии против контрреволюции.

Однако большевики не собирались ограничиваться общим лозунгом «Долой контрреволюцию!». Над колоннами демонстрантов развевались полотнища с призывами: «Долой царскую думу!», «Против политики наступления!», «Долой 10 министров-капиталистов!»

Звучало главное требование большевиков – «Вся власть Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов!».

С этим лозунгом почти ежедневно выступал Урицкий на фабриках и заводах, куда его приглашали для докладов «по организационным вопросам и текущему моменту». Под этим лозунгом шагал он в колоннах демонстрантов и сегодня. Около десяти часов утра мощное шествие рабочих приняло его в свои ряды прямо на Васильевском острове. Общий подъем, боевое настроение передались и ему, вселяли уверенность в скорую победу, радовали, что вся его жизнь, посвященная революции, прошла не даром.

А демонстрация, сузившись, влилась на Николаевский мост, разлилась широким потоком по Невскому проспекту и по Садовой улице, выплеснулась на Марсово поле.

У могил героев, обретших вечный покой на Марсовом поле, стояли делегаты I Всероссийского съезда Советов, представители различных организаций, члены ЦК РСДРП (б) во главе с Владимиром Ильичей Лениным. Чуть в стороне от них, приняв свою любимую позу со скрещенными на груди руками, стоял Плеханов. Его окружали меньшевики-партийцы. Когда колонна демонстрантов, в которой шел Урицкий, поравнялась с ним, Плеханов узнал Моисея Соломоновича и сделал чуть заметный жест, приглашая стать рядом.

Урицкий вышел из рядов демонстрантов, подошел к. Плеханову, вежливо раскланялся, как здороваются не с единомышленниками, а просто со знакомыми, и, пройдя несколько шагов, остановился рядом с группой большевиков, окружавших Владимира Ильича Ленина. Плеханов горько усмехнулся и что-то сказал стоящим с ним рядом меньшевикам. Выбор Урицкого не остался незамеченным и большевиками: как боевому товарищу ему крепко пожал руку Бонч-Бруевич.

В этот день Моисей Урицкий сделал свой окончательный и бесповоротный выбор. По поручению Владимира Ильича Ленина он возглавил фракцию большевиков и межрайонцев во временной городской думе, фракцию, которая насчитывала около сорока человек…

Дума заседает почти непрерывно. Однако Урицкий отлично понимает, что это не та организация, которая может принести существенную пользу в сложной обстановке июльских дней. В городе разруха и голод. Черные очереди людей стояли сутками у магазинов, чтобы получить полфунта хлеба. Нужно принимать срочные меры по доставке в город продуктов, восстановлению промышленности. Этого дума не делает… Рабочие и солдаты стремятся к вооруженным выступлениям против правительства. Выступление против правительства может вспыхнуть стихийно в любой точке города, но стихия в революционных делах может обернуться катастрофой. Живет еще в памяти Урицкого «Красноярская республика», ее ошибки. Какие нужно принять меры, чтобы их избежать теперь? Только организованность и дисциплина, только все силы, собранные в единый кулак.

2 июля несколько министров-кадетов Временного правительства решили уйти в отставку. 3 июля ОК партии меньшевиков постановил сформировать правительство с преобладанием в нем представителей буржуазии. К ним присоединились эсеры и соглашательское большинство ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов. Это уже была прямая измена революции. Узнав об этом, рабочие и солдаты все решительнее требовали, чтобы Советы рабочих и солдатских депутатов брали власть в свои руки. Анархисты подстрекали солдат к вооруженному выступлению, которое было явно не подготовлено и грозило обернуться тяжким поражением революции. Особенно влияние анархистов было сильным в 1-м пулеметном полку.

Утром 3 июля Урицкий в коридоре Таврического дворца встретил Анатолия Васильевича Луначарского. Тот был неузнаваем, возбужден и взволнован.

– Что-нибудь случилось? – участливо спросил Урицкий.

– Да нет, просто еще не пришел в себя после митинга в 1-м пулеметном полку, – устало улыбнулся Луначарский. И рассказал, как они с Петровским и Дашкевичем старались убедить полк не выступать.

– На митинге были рабочие завода «Нового Лесснера» и делегаты расформированного Гренадерского полка. Настроение взрывоопасное, – добавил Луначарский. – Правда, мы убедили их воздержаться от вооруженного выступления, но боюсь, что ненадолго.

Опасения Анатолия Васильевича подтвердились даже раньше, чем он предполагал. Узнав о выходе из правительства министров-кадетов, солдаты собрались на митинг. Анархисты призвали к немедленному свержению Временного правительства, не считая, однако, что власть должна перейти в руки Советов. Пулеметчики, разослав своих делегатов в части Петроградского гарнизона, решили начать вооруженное выступление.

Решил начать вооруженное восстание и 176-й запасной пехотный полк, дислоцированный в Красном Селе.

Такой настрой был и у других частей Петроградского гарнизона. На экстренном совещании ЦК, ПК и Военной организации большевиков 3 июля принимается решение призвать массы воздержаться от выступления. Такое же решение принимает и вторая общегородская конференция петроградских большевиков. Однако события развиваются так, что становится ясным: убедить массы в преждевременности выступления не удастся.

В ночь с 3 на 4 июля ЦК партии большевиков решает – возглавить стихийное движение солдат, матросов и рабочих$7

Днем 3 июля в Таврическом дворце Урицкий, как член ЦИК, принимал представителей воинских частей Петрограда.

В соответствии с решением совещания членов ЦК и ПК, Военной организации, комиссии рабочей секции Петросовета Урицкий порекомендовал 176-му запасному пехотному полку принять участие в мирной демонстрации 4 июля вместе с рабочими Нарвского района. Порядок и организацию шествия он поручил полковому комитету.

Чтобы подтвердить действенность постановления рабочей секции Петроградского Совета об организации мирной демонстрации, Урицкий сделал запись в книжке одного из солдат полка: «Завтра с утра явиться к Таврическому дворцу с лозунгом „Вся власть с. р. и с. д.“» и расписался: «М. Урицкий».

К предстоящей демонстрации 4 июля готовился и контрреволюционный лагерь – эсеровско-меньшевистская фракция ЦИК и Временное правительство.

Утром 4 июля над Петроградом свинцово нависли тучи. Сеялся мелкий дождик, чуть заметной водяной пылью покрывал тротуары и мостовую. К 12 часам хорошо организованное большевиками шествие рабочих разных районов города, солдат воинских частей и кронштадтских матросов со всех сторон приближалось к Таврическому дворцу. На Сенной площади, на углу Невского и Садовой, на Литейном проспекте и около Инженерного замка демонстрантов подвергли ружейному и пулеметному обстрелу.

Контрреволюция пролила кровь трудящихся, но не могла развеять ощущения силы демонстрантов. Представители рабочих, солдат и матросов вручили в Таврическом дворце свои требования руководству ЦИК о передаче власти Советам.

4 июля рабочие, солдаты и матросы целый день приходили к зданию Таврического дворца. Люди ждали ответа ЦИКа на свои требования взятия всей власти Советом рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Временное правительство было деморализовано и не знало, чго делать, и сколько возможно затягивало заседание ЦИКа. В ответ на энергичные, настойчивые требования народа, обращенные к президиуму ЦИК, выйти к нему Церетели, пытаясь спрятать за наглостью свою растерянность, заявил:

– Стану я разговаривать с толпою хулиганов!

Уже вечерело, когда к зданию Таврического дворца подошел в полном боевом порядке, во главе со своим командиром 176-м запасный пехотный полк из Красного Села, Это был боевой полк, недавно вернувшийся с фронта и потерявший там половину своего состава. Полк прошел мимо стоящих в карауле солдат Волынского полка и расположился у подъезда дворца, составив ружья в аккуратные козлы.

Где-то совсем близко от дворца, на Шпалерной улице открылась артиллерийская стрельба. Бросив свои посты, волынцы побежали из здания. В панике заметались чиновники при ЦИКе. Заседание прервалось. Таврический дворец остался без охраны, и любая черносотенная группа могла начать провокационный погром. Об этом стало известно Урицкому.

Поправив пенсне, своей медленной медвежьей походкой Урицкий вышел к солдатам Красносельского полка. Негромко, но отчеканивая каждое слово, он распорядился:

– Товарищи красносельцы, стройтесь! Я приказываю вам занять караулы!

Эти простые слова были понятны и солдатам и офицерам. Раз так спокойно и четко этот человек в штатском костюме командует, значит, имеет право.

Разобрать ружья и построиться для дисциплинированного полка было делом минуты. К Урицкому подошел полковник и, держа руку под козырек, спросил:

– Где прикажете выставить караулы?

– Наружные – у всех входов и выходов из дворца, внутренние – у входов в зал заседаний.

Красносольцы бегом выполнили приказ полковника, а Моисей Соломонович вспомнил Красноярск. Как много ошибок было допущено тогда в революционной борьбе. Тогда думалось, что и большевики, и меньшевики, и эсеры должны действовать сообща. События этих дней выявили истинную природу Временного правительства, его контрреволюционную сущность и предательскую роль меньшевиков и эсеров, сдающих одну позицию за другой как русской буржуазии, так и силам мирового империализма. И еще подумалось: как хорошо, что теперь крепко связал свою жизнь с большевиками и что предстоящий VI съезд РСДРП (б) наконец решит вопрос о слиянии межрайонцев с большевиками.

Совместные действия рабочих, солдат и матросов всполошили лагерь буржуазной контрреволюции и ее меньшевистско-эсеровских пособников. Чтобы разрушить это единство, Временное правительство 7 июля отдало распоряжение об аресте Ленина. В тот же день были арестованы делегаты Центробалта, многие члены ЦИК и Петросовета, а в 176-м пехотном полку начато следствие об июльском выступлении полка.

Лишь один раз, 7 июля, представителю военной следственной комиссии полковнику Анохину прямо в Таврическом дворце удалось допросить Урицкого. Допрос этот больше походил на беседу. Однако юрист Урицкий сразу уловил намерение вежливого полковника: подготовить расправу над полковым комитетом.

– Как вы знаете, – говорил Урицкий, глядя прямо в глаза полковнику, – полк явился в полном составе с офицерами около 18 часов, выбрал делегатов для передачи своего заявления Центральному Исполнительному Комитету и отправился на отдых. Во время паники, около 21 часа, комендатура дворца назначила оставшуюся часть полка в караул.

Сделав вид, что он удовлетворен показаниями Урицкого, вежливо раскланявшись, полковник Анохин покинул Таврический дворец. Урицкий же, уже знавший об арестах, вспомнил приемы ухода от слежки, вышел из дворца со стороны Таврического сада…

Военно-следственная комиссия, расследовавшая события 3 и 4 июля в 176-м пехотном запасном полку, выяснила «…степень участия в вооруженном выступлении 176-го полка некоего Урицкого…».

Комиссия постановила:

«Предъявить обвинение Урицкому в том, что, не принимая непосредственного участия в вооруженном выступлении 176-го пехотного запасного полка, он, желая способствовать этому выступлению, в ночь на 4 июля с. г. в Петрограде, в помещении Таврического дворца, уверил делегированного… солдата Дардзинского, что… рабочая секция с. р. и с. д. стоит на точке зрения необходимости вооруженного выступления полков для требования передачи всей власти Советам и что многие полки Петроградского гарнизона уже выступили, а затем передал тому же Дардзинскому собственноручно написанную записку с призывом полку явиться к Таврическому дворцу с лозунгом „Вся власть Советам“, чем склонил 170 й полк к вооруженному выступлению против Временного правительства, каковое выступление и состоялось 4 июля с. г. Описанное преступление предусмотрено в отношении обвиняемого Урицкого 51 и 100 ст. ст. Уголовного уложения.

Ввиду необнаружения местожительства Урицкого, следственная подкомиссия, принимая во внимание серьезность улик и тяжесть наказания в случае розыска обвиняемого, постановила: на основании ст. ст. 416–421 Уст. уг. суд. избрать в отношении Урицкого мерой пресечения способов уклониться от суда и следствия безусловное содержание под стражей с зачислением за прокуратурой Петроградской судебной палаты, о чем и уведомить названного прокурора.

Председатель подкомиссии полковник Апохин».

Однако исполнить это постановление помешала предусмотрительность опытного конспиратора.

После демонстрации 4 июля против большевиков развернулась бешеная кампания клеветы и террора. Юнкера принялись громить редакции большевистских газет и журналов. Врываясь в помещения партийных и рабочих организаций, они ломали мебель, сжигали литературу, избивали и арестовывали служащих. Только случай спас Владимира Ильича Ленина от разбушевавшихся юнкеров при разгроме ими редакции «Правды». Он ушел из редакции за несколько минут до налета. Меньшевистско-эсеровские лидеры ЦИК и Исполкома Петроградского Совета делали вид, что разыскивают виновников «пролившейся в июльские дни на улицах Петрограда крови мирных демонстрантов». При Исполкоме Петросовета была даже создана комиссия, которая обязана была вести по этим делам следствие. И здесь, как в свое время в сибирской ссылке, не обошлось без казуса: юрист Урицкий, включенный в состав этой комиссии, в то же время по этому же делу был обвинен в государственной измене, попытке «ниспровержения существующего в России государственного строя путем насильственного изъятия власти из рук Временного правительства и передаче ее Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов».

Меньшевнстско-эсеровская печать в эти же дни обрушила на большевиков волну лжи и клеветы. Дело дошло до бессовестного и нелепого обвинения Ленина в шпионаже в пользу Германии. Большинство большевистских газет было закрыто, в том числе «Правда», «Солдатская правда», «Голос правды», «Окопная правда» и другие. Сложно было давать отповедь клеветникам.

Особенно в своих инсинуациях изощрялись Бурцев и Алексинский. Отвечая на запросы из провинции по этому поводу, Урицкий писал:

«Обвинение Бурцева – ложь и клевета. Вся эта кампания – дело рук контрреволюции и трусости меньшвиков и эсеров и всей мелкой буржуазии. Пока еще кампания идет и контрреволюция поднимается в гору».

25 июля в еженедельнике «Вперед» Урицкий пишет:

«Братоубийственная война, в четвертый год которой мы вступили, не имеет оправдания. Ей должен быть положен конец как можно скорее. И, невзирая на тяжелые минуты, которые мы переживаем теперь, мы верим, что ей будет скоро положен конец.

Заминка, переживаемая русской революцией, пройдет. Русский пролетариат оправится от того поражения, которое он потерпел в июльские дни…

…Так или иначе, но будет и на нашей улице праздник, ибо жизнь за нас и ход истории за нас.

Только больше выдержки, больше стойкости, больше организованности. Не уступать ни одной позиции и укреплять уже сделанные завоевания.

Больше веры в свои собственные силы, больше понимания происходящего, больше классового сознания.

И социальные минусы войны будут скоро преодолены, и проблески будущего озарят своим могучим красным светом стонущий от страданий и купающийся в братской крови мир, который создан для борьбы за счастье всего человеческого рода, а не империалистических групп».

24 июля 1917 года состоялся новый торг между кадетами и меньшевистско-эсеровскими лидерами. В результате создано второе коалиционное временное правительство во главе с Керенским.

30 июля Урицкий пишет в журнале «Вперед»:

«Кризис власти „ликвидирован“. Точнее – сформирован кабинет. Надолго ли? Кадеты, несомненно, победили почти по всей линии: новое правительство будет тем, что оно, по мнению кадетов, должно быть: правительством „борьбы с анархией“ и „обороны от революции“.

Кадетские идеалы идут, конечно, дальше, но для „переходного момента“ они довольствуются тем максимумом, который при данных условиях можно было получить. Когда „порядок“ „упрочится“, можно будет заняться „реставрацией“ и от „обороны“ перейти к „наступлению“. Весь вопрос только в том, установится ли и когда „порядок“.

Началось, как известно, с разгрома большевистских организаций, но прихватили при этом и меньшевистские. И чем громче меньшевики и эсеры ругали большевиков, чем резче и отчетливее они отмежевывались от тех, которые остались верны пролетариату в самые тяжелые для него дни, тем смелее становились кадеты и темные силы, которые решили повернуть революцию вспять или задержать, по крайней мере, ее дальнейшее развитие. Кадеты убедились, что, невзирая ни на что, меньшевистско-эсеровские Советы власти не возьмут. А если так, то можно попробовать совсем устранить их с пути, если они вздумают мешать их борьбе за „порядок и оборону“.

Как в июньские дни во Франции в 1848 г., у нас объединились во имя „порядка“ против „анархии“, т. е. против пролетариата все партии, в том числе и органы, которым пролетариат хотел передать власть. Пролетариат стучался поэтому изо дня в день в двери Советов, предлагая им взять всю власть. Он демонстрировал свою волю в резолюциях и манифестациях, мирно и даже вооруженно. Если в трагические дни 3 и 5 июля одни демонстранты брали винтовки для самозащиты от провокаторских и контрреволюционных нападений, то другие хотели показать Совету, сколько штыков готовы его поддержать, если он возьмет наконец власть и ударит по руке, „замахнувшейся“ на Советы».

Еще 18 июня 1917 года Центральный Комитет РСДРП (б) принял постановление о созыве в Петрограде VI съезда партии. Подготовку к съезду вело Организационное бюро, в которое были включены и межрайонцы. Одним из активнейших членов бюро был и Моисей Соломонович Урицкий. Он же стал и делегатом съезда.

В ночь с 25 на 26 июля Моисей Соломонович почти не спал. Да и можно ли было спать в преддверии такого важпого события, как съезд большевиков, в котором ему, межрайонцу, впервые предстоит принять участие. Урицкий развернул газету «Рабочий и солдат». Вот оно, коротенькое сообщение о начале съезда в Петербурге 26 июля. Ни времени открытия, ни адреса, где должен начаться съезд, нет. Об этом коротком сообщении было немало споров в Организационном бюро. Однако большинство товарищей, в том числе и Урицкий, настояли именно на такой, урезанной, форме объявления. Сложившаяся в Петрограде к концу июля политическая обстановка не позволяет раскрыть ищейкам Временного правительства точное время и место съезда большевиков. Насколько правы были большевики, становилось ясно после беглого просмотра буржуазных газет Петрограда: реакционная пресса требовала расправы с участниками съезда.

Проглотив наскоро немудреный завтрак, Моисей Соломонович заторопился. Добраться с Васильевского острова на Выборгскую сторону, учитывая сегодняшнее положение с транспортом, далеко не просто. В начале Большого Сампсоньевского проспекта он сошел с трамвая и пошел пешком. По дороге то тут, то там группы рабочих. Не совсем умело делают вид, что вышли прогуляться. В такой-то ранний час! Урицкий знал, что съезд будет проходить под охраной рабочих Выборгской стороны. Вот это и были рабочие пикеты. Красногвардейской охраны не видно – она расставлена скрытно для круглосуточного наблюдения за обстановкой на близлежащих улицах.

Но вот и № 37. Здесь!

Несмотря на то что до открытия съезда оставалось еще около часа, в помещении было много народа. И сразу он ощутил чувство общности со многими делегатами. Вон у окна что-то горячо обсуждает с группой рабочих Володарский, заметив Урицкого, широко ему улыбнулся. Одним из первых встретился приехавший из Сибири Борис Шумяцкий. Он просто сгреб Моисея Соломоновича в охапку.

– Ты даже представить себе не можешь, как я рад именно здесь встретиться с тобой! – говорил оп, не выпуская товарища из объятий. – Наши сибиряки поручили мне тебя разыскать и доставить обратно в Сибирь. Заканчивать начатое в Красноярске.

– Погоди, так ты разберешь меня на составные части, нечего будет доставлять в Красноярск, – смеялся Урицкий, высвобождаясь из дружеских рук. – Пойдем в зал.

Точно в назначенное время один из старейших членов партии, Ольминский, тоже давний сибирский знакомый Урицкого, открыл съезд. В президиум были избраны Ломов, Ольминский, Свердлов, Сталин Юренев. Почетным председателем съезда избрали Владимира Ильича Ленина, делегаты приветствовали его имя дружными аплодисментами.

Все остро ощущали отсутствие на съезде Ленина. Это он должен был выступить с политическим отчетом ЦК, он должен был говорить о текущем моменте, о пересмотре партийной программы.

Урицкий отлично понимал, что ЦК поступил правильно, приняв решение об уходе Владимира Ильича в глубокое подполье. Ведь уже 22 июля было опубликовано сообщение «От прокурора Петроградской судебной палаты» о расследовании июльских событий и привлечении к суду «за измену и за организацию вооруженного восстания» Ленина и других большевиков. А в том, что контрреволюция мечтает расправиться с вождем партии большевиков, можно было не сомневаться.