Текст книги "Свидетель канона (СИ)"

Автор книги: Михаил Бобров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Импульс в сети: первая чисто. Еще импульс: вторая чисто.

– Обеспечение!

Поднесли ведерко и кисть.

– Почувствует. Я бы почувствовала…

– Еще так поори, вообще услышит. Мягче, аккуратистка! Подсади!

– Многовато… Не капай на меня.

– Потом отмоешься, чистюля. Не пыхти, руки дергаются…

– Ты как?

– Еще сорок пять секунд.

– Быстрее.

– Тише. Я не виновата, что у них все такое длинное… Готова!

– Сворачиваемся!

Обеспечение уносит ведерко и кисть. Ядро группы отходит в тень и огородами, огородами к своим причалам. Снимается прикрытие у рубки. Разведка прыгает с башен прямо в воду: у борта линкора глубины достаточно, иначе бы он тут не поместился. Всплеск, еще всплеск… Ушли!

Координатор пожимает плечиками: вроде бы, нигде не накосячили. Теперь надо ждать утра.

* * *

Утром вышел на крыло мостика – ржет народ внизу, только что пальцами не тычет. Ладно, спрыгнул к ним:

– Датч, рад видеть вас живыми. Чего смешного?

Отворачивается негр. Рок ухмылку давит. Только Реви честная, как родственники на свадьбе: пришли пожрать на халяву, и жрут, на остальное плевать.

Вот, Реви показывает, а там вдоль борта белой краской, хорошо заметной на багровом:

"Сомневаешься – не делай. Делаешь – не сомневайся".

Ну что, думаю, дотрынделся, одноглазый. Хорошо хоть, не стали гвоздиком царапать; а, впрочем, гвоздик бы я ощутил. Вот не стоило душу раскрывать кому попало, мало ли, что тоже Туман. Глубинные тут есть "свои" и "чужие", вот и Туман… Свои, которые вообще совсем свои, у меня тут появятся нескоро. Больше пока что таких, которые внешне "свои", а внутри как та редиска…

Ладно, вздохнул, огляделся. Ну точно, нет эсминцев. Нашкодили и это самое, как облака из той Москвы, ох как же оно давно… И неправда…

– Двести узлов, хрен догонишь.

Датч самый взрослый, он первый понял.

– Пошли, покурим.

Я не курю, и он это знает. И знает, что я знаю, что он знает, что я не курю.

В общем, отошли к трапу.

– Не обижайся, – Датч неожиданно серьезен. – Зла они точно не хотели.

– По тексту видно.

– Как сам думаешь, с чего?

– Ясно, с чего. Девки сюда перли на двухста узлах, тут же бой, Мадагаскарскую Стаю плющат. Вот, прибежали, вот он победитель. А тут облом. Вместо чтобы крутизну и бруталити излучать, победитель менжуется: "Тварь я дрожащая, или баксы имею?"

– Баксы, – Датч вздохнул. – Давно у нас они не в ходу. Помню, Бенни как-то подцепил индуску-фальшивомонетчицу, нам тогда док сожгли. Баксы, greenfucks.

Негр скомкал сигарету, но в воду не бросил, культурно сунул в пачку.

– Дай сюда, сожгу. В общем, осталось мне только раба по капле выдавить, и все, полный набор гнилой интеллигенции. Ну, а этому трюку с сжиганием пальцами Симакадзе же вчера и научила. Огонь-девка. Как раз Корнету, он же ракетчик. Укрощение, хм, огня. Фильм в шести сериях с прологом и эпилогом, только содержание там…

Не купился Датч, не вышло на баб съехать:

– Подожди про Корнета. С тобой чего происходит? Мы в психике Тумана не сильно понимаем, так я лучше уточню, чего ждать от линкора.

– Тогда возвращаю твой вопрос: ты сам что думаешь?

– Думаю, мало кому понравится, что ему так вот на борту девки натрафаретили, да еще и смылись. Вот у тебя сейчас даже голос поменялся, если со вчерашним сравнивать. Или у вас там на борту батальон клонов и со мной вчера другой экземпляр говорил?

– Полк, Датч. Нас там полк даунов бригады чумаходов дивизии тормозов корпуса ебанашек… И это еще не считая тараканов. Ну, ремботов, то есть.

Подтянулись Рок и Реви, опирающиеся друг на друга и потому передвигающиеся исключительно в ногу. Где шлялся черный кот "Лагуны", только сам он и знал, а вот юнга Шарнхорст принес и включил передатчик, откуда вылезла голограмма Бенни:

– Привет! Не скучаете? А где девчонки?

– Ты их по сети можешь достать?

– Пока нет, я еще в стадии формирования, – Бенни жизнерадостно заржал. – Самокомпиляция. Это мне кармическая месть за годы быдлокодинга. Чувствую себя криво собранным экзешником. Что передать?

– Я им сам передам, – Датч едва уловимо поморщился, но Рок-то своего шефа знал и переглянулся с Реви тревожно.

– Да забей, – я зевнул. – Правильно же. Нехрен расслабляться, так шестисоточники полборта на заборы отрежут, а я и не замечу. И вообще, на шутку обижаться не положено.

– Но? – Негра не обманешь. – Понятно, ты изнутри танка не понимаешь. Но что-то же ты чувствуешь?

– Чувствую отходняк от переброски. Понимаешь, формат фильма в два часа… Он диктует. Сильно диктует… – я развел руками. – В кино если герой переживает, по-настоящему сомневается… Как это показать, и, самое главное – когда? На тебе наклейку на морду, типа ты страдаешь. Вот, сорок или сколько там секунд экранного времени актер с наклейкой ходит, изображает муки душевные, уж кто как умеет. Больше переживать некогда: зритель не поймет, он же шел смотреть, как герой по крышам скачет, ногомашествуя, дрыгорукоствуя и членовсовывая. Вот герой попереживал по сценарию, а вот наклейку сорвали, все, переживаниям конец, попистофффали префффозмогать дальше.

– Блядь, – Реви привычно залезла к Року в нагрудный карман, вытянула сигарету, Рок таким же отшлифованным жестом поднес огонь. Затянувшись, Реви повторила:

– Блядь, сраный гирокомпас и то два часа приходит в меридиан, только после этого им пользоваться разрешено. Человек посложнее железяки, нет?

– Ты таки удивишься, Реви, – сказал Бенни. – Но нет. Электрогирокомпас это у-у-у! Сооружение. Я же по судовой роли штурманский электрик в числе прочего. Натрахался, пока на юнгу это не скинули. Прости, Шарн, тут и в самом деле надо нечеловеческое терпение и аккуратность. Вот, зато я сам весь такой уникальный, загадочный и непонятый миром, помещаюсь на стандартную флешку.

– На стандартную флешку Тумана, а так все верно.

– Подожди, – Датч поднял руки. – Я, кажется, понял.

– Да и я понял. Рефлексия дело такое. Не привыкнешь доискиваться причин, дорастешь до утки под кроватью. Научно зовется "ПТСР", а на себе только вот сейчас ощутил, спасибо, нашлось кому подсказать. Ну а потом все просто. Выполнил программу-минимум, дерево посадил, дом вырастил, детей построил – что дальше? Плюс туманная часть психики, там вообще все жестко: нет цели – не живи. Вот, и я программу-минимум… Выполнил не выполнил, а откатал. Только на оценки пока не гляжу, хотя бы дыхание восстановить. Образно говоря.

– Нет же, – Датч разбросал бритой макушкой зайчики. – Я не о том совсем. Ты пойми, это эсминцы. А ты линкор. Семьдесят килотонн против пяти. У вас просто разная скорость реакции. Пока ты веки подымешь, они вокруг тебя дом построят. Пока ты ответишь, они вопрос позабудут.

– Точно, – докурив до фильтра, Рок только собрался убрать остаток, как я решил выпендриться и удачно спалил огрызок прямо в пальцах; Рок явно удивился, но не вздрогнул.

– О, да тут не только у меня титановые яйца, – Бенни помахал рукой:

– Гуд бай, я на процедуры.

Голограмма погасла. Рок продолжил с того же места:

– Это даже хорошо, что они такие позитивные и шустрые.

– Я такой же позитивный и шустрый по Москве шагал. Точно такой же, понимаешь? Ну, думаю, как я им всем сейчас… Мы же ушлые потомки, больше знаем, глубже бурим. А как уходил, и что в последний миг видел… Так что ладно. Благодарю за помощь. И, Датч, не надо никому звонить.

– Боюсь, что надо. Одно дело просто подколоть, совсем другое услышать интимные откровения и публично подколоть.

– Не дошло до интимных. Задолбал, видать, молодежь интеллигентским нытьем. Просто разговор в компании, подписок я не брал.

– Хорошо… Тогда обойдусь роликом вон с той камеры. Чисто чтобы нос не задирали.

– Вообще годная тема. Получится, мы не лопухнулись, а подыграли, тип-того. И обижаться уже как бы не на что.

– Я не обиделся. Удивился. Уж если они не понимают… Стой. Какой ролик? Они же все камеры электромагнитным импульсом прибили.

Рок подмигнул:

– Камера механическая, пленка с инфрахроматическим слоем…

– Э, с чего-каким слоем?

– С инфракрасным, солнышко мое темное. А подсветка от ресторанного тандыра, он кирпичный, аутентичный. Готовят на нем до полуночи, остывает у нас на экваторе и вовсе до утра, тепловой прожектор прямо.

– Так что не одни они такие хитрые насчет электроники. У нас тут много сторожков старых, традиционных.

– Традиционных? Датч, ты гений.

– В смысле?

– В смысле, сейчас поставлю постоянную вахту на трап.

* * *

На трап Киришима не бросилась: не для того набивалась в гости, чтобы теперь ломиться без приглашения, как диверсионно-торпедная мелочь.

Вообще-то, нужная информация теперь уже без особенных проблем добывалась через привычную Туману квантовую сеть. Новый узел перестало колотить, а от него и всю окрестность перестало лихорадить. Можно и не лететь в сердце Индийского Океана, на последний в цепочке Мальдив атолл, от которого до самых пингвинов уже ни клочка земли – кроме архипелага Чагос, конечно, но тот маленький и вообще не считается.

Тем не менее, Киришима оформила увольнение на пять суток по личным причинам – как же хорошо, что хватило выдержки промолчать! Никто же не поверит, что личное – это Астории помочь, а не интерес к новенькой. Симакадзе, язва, ничего толком не рассказала, только хихикала и отводила глаза; ну ничего, сейчас уже Киришима все увидит сама.

Встав на якорь примерно по центру лагуны, Киришима высадила на берег аватару, ногами которой и прошла по единственной заасфальтированной улице от промзоны в Хератере до большого причала ресторана. Идти пришлось долго, но Киришима только порадовалась времени на вживание. Даже просто прогуляться, никуда не спеша, в последнее время почему-то удается все реже.

Шла Киришима не торопясь, глядя то на громады ангаров слева, то на лагуну справа, где стояла она-корабль. Честно говоря, себе Киришима нравилась и поглядывала на грозный силуэт линейного крейсера, "быстрого линкора", часто.

Над головой лопотали пальмовые листья. Под сандалии стелился не новый уже серый асфальт с заметными выбоинами – от осколков крупного калибра, Киришима встречала такое раньше. Да и в записи боя видно, что новенькая держала щит над лагуной. Первые минут пятнадцать снаряды лопались на щите, а осколки сыпались на кольцо атолла, прямо вот сюда. Потом новенькая туманница выскочила навстречу Стае и разнесла пару Взятых со всей рукожопой мелочью сабватера вдребезги пополам… Впрочем, иного и ждать не стоило: линкору дикая Стая не противник.

Справа, вдоль берега лагуны, потянулись домики за всевозможными заборчиками. Бунгало для туристов с плетеными стенками, песчаными двориками, как бы случайными бухточками. Крепенькие боровички-коттеджи бунгаловладельцев, построенные из привозного известняка или даже красного кирпича в счастливые годы, когда Мальдивы лопались от ныряльщиков-туристов со всего света. Тогда же, видимо, местные богатеи заказывали модным архитекторам виллы с претензией: беленый цоколь и деревянный, резной или полированный, или фахверковый, второй этаж.

А вот, кстати, офис той самой "Лагуны". Бетонный куб первого яруса с откровенными бойницами, даже бронезаслонки есть. На нем стеклянное вычурное сооружение из скрещенных волей архитектора (и мескалина, подумала Киришима, просто спьяну такое не придумать) сияющих плоскостей. В полуденном солнце хрустальная корона сияет, наверное, миль за пять, если не за все десять, ориентир великолепный, никакого маяка не нужно.

Над улицей-дорогой, кстати, свет золотистый, нежно-зеленый, приглушенный. Солнце проходит через полог листвы не молотом, ласковыми лучиками. Ну вот, остался слева последний ангар промзоны, привычное железо, где-то уже проржавевшее насквозь, фестончатыми дырами в черное загадочное прошлое, а где-то еще тускло блестящее пятнами оцинковки; над раскаленной крышей поднимается теплый воздух, а на нем почти лежат чайки, даже вон альбатросы затесались… Теперь слева тоже открывается берег, и прибой там уже не как в лагуне, прибой океанский, и ветер оттуда заносит асфальт мелким песком.

Редкие невысокие домики ветру не помеха. Ни пылью, ни ржавчиной не пахнет, и жара не ощущается по той же причине. Долго можно идти по кольцу атолла, по улице-дороге, идти с удовольствием, не уставая, чувствуя открытой кожей приятный воздух…

Конечно, если на Адду не отдыхать, а служить или работать, скажем: насыпать километровые дамбы от Хератеры до Муликаду, резать, гнуть и варить раскаленное солнцем железо топливных баков нефтебазы, грузить горячий металл и унылый бесконечный кирпич… Или вот ремонтировать английские батареи времен войны с японцами: чистить орудия, выгребать мусор из древних казематов, замешивать бетон для заплаток – чем прямо сейчас заняты султанские гвардейцы на левом траверзе – ну, для таких занятий климат здесь, понятно, и влажный, и жаркий.

Кстати, не помочь ли бедолагам ворочать бронеплиты?

Подумав, Киришима решила не вмешиваться. Тут вполне мог найтись активист "индепендентов" и счесть ее помощь издевкой над свободными самостоятельными людьми планеты Земля. Не просят – не лезь. Гуляй вон в свое удовольствие, пока ветер с океана свежий, пока вокруг чистые цвета с журнальной фотографии, пока сияет полуденным солнцем форменный рай на земле.

Пожалуй, ради одной этой прогулки стоило сюда забираться.

Ну, а новенькую сейчас разъясним. Вон уже вывеска: "Пальмы Муликаду", единственный уцелевший ресторан. Где-то у его причала новенькая и пришвартована, вроде как там единственный подход приемлемой глубины, рестораторы когда-то выкопали для экскурсионных субмарин.

Киришима поглядела на часы: надо же, и не заметила, как три часа прогуляла. Почти полдень!

* * *

Почти в полдень – жаркий экваториальный полдень атолла Сиину – калитку плетеной оградки ресторана толкнула высокая девушка, удивившая персонал джинсовым брючным костюмом – по здешней-то жаре. Снятая соломенная шляпа открыла коротко подстриженные каштановые волосы и ярко-синие глаза гостьи. По заметному даже в полдень свечению глаз и по идеальной стройности фигуры персонал сразу опознал аватару Тумана. Ну, а имя ее определили еще утром, когда IJN «Киришима» появилась в локальной сети атолла.

Выбежали подавальщики: золотоглазые, темнокожие тамильцы, мальчик и девочка в ярких шелках. Поклонились и едва не схватили за руки, да вовремя вспомнили, как относятся аватары к ограничению свободы движений, и только наперебой запищали на всех известных языках.

Киришима вернула шляпу на голову, вытряхнула камушек из правой сандалии, жестом отослала официантов, улыбкой извинилась, и прошла к причалу ресторана – туда, где багровой стеной нависал борт линкора. Здоровенного линкора, водоизмещением почти не уступающего "Ямато".

Ну вот, почти двое суток добиралась… Да, могла еще из Токио постучаться в сеть, в ту же беседку новенькую вызвать, ну и там уже расспросить как положено. Только вот Киришима хотела не отписку получить и не вежливо-равнодушную полуулыбку. Киришима собиралась впечатлить новенькую замыслом Астории. Не каждый день предлагают угнать Ганимед. Вот это фантазия, вот это гусарство, достойное легкого крейсера! Правда, расхлебывать последствия им, линкорам, становому хребту любого флота, и Туманного тоже.

… Стенка причальная новая, заметно, что бетонировали дней пять назад. Глубины достаточные, хоть и внутри лагуны. Сама Киришима после памятного на всю жизнь визита в Йокосуку предпочитала держаться от берега подальше; этой новенькой, похоже, берег не страшен. Зацепилась швартовами за пристань и спит себе…

Об угоне Ганимеда, о его новой орбите, о влиянии всего этого на Солнечную Систему лучше разговаривать серьезно и обстоятельно, не отвлекаясь на снующих вокруг подруг. Наступит еще их время. Никуда не денутся.

Ну, а третья причина, сказать по правде, почти перевешивающая первые две – любопытно! О чем там загадочно хихикает Симакадзе? Почему весь ее дивизион откровенно сдерживает смех? Не все быстроумным и хитроногим эсминкам хвастаться, что-де они там кому-то чего-то на борту написали. Взрослые знают, что борт совершенно для иных вещей!

В сети Киришима прочла, что вахту на трапе обычно несет ремотный робот. Сейчас у перил жарился под солнцем человек-матрос. Высокий и крепкий, что понятно: слабаку не угнаться за аватарой Тумана. Ладно за эсминкой бегать, а здесь кто-то вроде Айовы, Бисмарка или Мусаши. Прости, приятель, дело все же к твоей хозяйке…

– Приветствую! – Киришима обратилась напрямую через сеть. Отклик излучал благожелательное внимание, так что гостья перешла к сути:

– Мне сказали, ты всю эту квантовую кашу заварила, значит в теории шаришь, а мне как раз для подруги надо…

– Привет и тебе, гроза Третьей Дивизии, – внезапно пошевелился тот самый матрос у трапа. – Сказали тебе правду, но не всю. Что в теории шарю, уже весьма с натяжкой. А что "кашу заварила", так и вовсе не верно.

Киришима вышла из-под пальм на солнце и по серому бетону, горячему даже через подошвы сандалий, приблизилась к трапу:

– Как же не верно? Разве не… Твоя русалка взбаламутила всю сеть?

Матрос улыбнулся и Киришима остановилась – словно бы уперевшись в невидимый барьер, до того… Странная оказалась улыбка.

– Не моя, не русалка, и не взбаламутила. Правильно: "я взбаламутил".

Ах ты жопа с ручкой, Симакадзе! Ну все, ни Корнет, ни Конго твою тощую задницу не спасут! В конце концов, это мне Конго сестра по той самой Третьей Дивизии IJN, вместе с Харуной и Хиэй! Но мелкая сильна. Ладно, на борту чего-то нацарапать – она же и меня подловила, и ведь ни слова ни соврала, выучилась у Комиссара, на нашу голову!

– Выросли детишки? – хмыкнул все прекрасно понявший матрос. – Я уж думал, я один такой дурень… Линкор Тумана "Советский Союз", добро пожаловать на борт.

– Быстрый линкор Тумана "Киришима", Токийская база. Благодарю за приглашение.

Аватар опять улыбнулся и опять неправильно. Улыбка должна радовать. Ну, хотя бы не вызывать в ногах дрожь.

– Ты как-то неправильно улыбаешься, – Киришима осторожно поднялась на чужой борт и вежливо уступила дорогу роботу, выехавшему сменить вахтенного. Робот поздоровался отдельно, как не рембот… У него тут заповедник полуавтономной техники? А ведь интересно… Выходит, не только в квантовой механике новости?

– Что значит "неправильно"? Как могу, так и улыбаюсь.

– Твоей улыбкой хорошо грозовые тучи разгонять, – Киришима прищурилась на синее-синее небо. – Мы с Харуной тоже так примерно улыбались, пока Макие не объяснила.

– Знаю, – вздохнул матрос. Вот никак у Киришимы не получалось отделаться от первого впечатления: что не аватар это никакой, а всего лишь корабельный человек, один из многих последователей и претендентов на высокое звание Комиссара.

– В смысле, про Макие знаю.

Киришима поморщилась, ожидая шуток о розовых медведях, но моряк смеяться не стал:

– Обидеть не хотел, если что. Пить хочешь? Или сразу перейдем к петлевой гравитации?

– Если ты не против, сперва расскажи, как ты такой получился. Почему не как все?

– Насколько я успел посмотреть в сети, туманники вроде меня тут уже не исключения. Ледокол "Ямал", к примеру. Или юнга "Лагуны" Шарнхорст. Ладно я, но тут имеется даже туманный кот!

– Они все сделанные. А ты такой изначально.

Матрос не ответил.

Поднялись в рубку, перед панорамным окном Киришима чуть заметно двинула плечами: выпендрежник.

– Такая здоровенная дыра в бронекорпусе?

– Это аморфный алюминий, у него прочность не слишком уступает броневой стали. Зато хороший обзор.

– Похоже, тебе просто не встречался пока настоящий противник.

– Возможно, – теперь плечами двинул матрос. – Я привык начинать не с боя, а сначала искать решение, выгодное обеим сторонам. На любую силу найдется сила побольше. Вот если не договоримся, тогда и…

– Ты же линкор!!! Хотя… – Киришима вспомнила объяснения подруги:

– Точно! Если вас готовили как одиночных рейдеров, то да, тактика и маневр первичны, а это значит, средства обнаружения важнее пушек… Радары, наверное, у тебя получше наших?

– Не сравнивал.

– Как смотришь на учебный бой?

– С ужасом. Опыт у меня совсем иного рода.

Киришима вспомнила абордаж ремботов, придуманный Комиссаром, поежилась и храбро махнула рукой:

– Вот этим ты для нас и ценен. Со своими-то все изучено-перепробовано. Давай сейчас? Вернешь меня на борт и потом отойдем подальше, чтобы атолл не попортить.

Матрос поглядел на собеседницу внимательно, сверху вниз; корпус "Киришимы" ощутил сканирующий луч, да такой мощности, что даже "быстрый линкор" завибрировал.

– Who dares wins, – тихо сказал матрос. – Вот оно как возвращается… Хорошо, давай. Сейчас только я оставлю сообщение, что вернемся к закату.

* * *

– К закату закончим, Виктор Павлович?

Виктор Павлович почесал брюхо под клетчатой рубашкой и поежился от парного воздуха.

– Может, и закончим. Не от нас же зависит, сам видишь.

Стажер огляделся.

– Да уж вижу. Жарко. Хорошо хоть, не асфальтом закатано, вообще сдурели бы. А тут грунтовая площадка. Грамотные люди строили.

– Сейчас Игорь подойдет, сменитесь. Отойдешь в музей, там прохладно, автоматы с чаем, лавочки стоят. Правда, курить запрещено, но есть специальный вагончик для паровозников.

Стажер еще раз прошелся по лучам звезды, убедился, что все регистраторы исправно ловят уровни фоновых излучений. Проверил ноутбук, но и там все работало правильно: приборы опрашивались, метки ставились, и все писалось в два потока на два раздельных диска, во избежание.

Люди не мешали. В небольшом дворике малого храма людей находилось человек пять-семь. Из них два следящих за порядком здоровяка храмовой стражи, а еще три-четыре вообще гайдзины из Владивостока, из проекта "Экран", замеряющие что-то по совместной программе. Редкие аборигены, заглянувшие во дворик, соображали сразу: что-то тут не то. Или кино снимают, или правительственный проект, лучше не лезть – и тактично выметались в большой двор, перед главным фасадом.

Подошел Игорь, присел на расстеленный коврик перед ноутбуком, кивнул:

– Серый, я принял. Сходи пожри, там, на углу, возле нашей буханки есть магазин.

– Откуда деньги?

– Я же тебе русским по-белому: возле буханки. День сегодня какой?

– А! Танабата!

– Ну точно. Вот, возле russian "буханки" уже толпа косплееров. Пофоткайся с ними, они тебе и денег в шапку накидают, и поебаться завернут.

– А потом научрук ноги выдернет, – как бы в пространство, как бы равнодушно уронил Виктор Павлович. Игорь вздохнул:

– Без препятствий нет победы, без победы нет любви!

Виктор Павлович поморщился, опять почесал клетчатое пузо, стряхнул со штанов песок и отошел к маленькому, фантастически ухоженному, непередаваемо милому прудику. Над зеркальцем воды, куда Витька с трудом лег бы вдоль, жужжали пчелы. Осы пили воду с плоского камня. Качался высокий лиловый цветок – Витька не знал, конечно, как тот называется. Поправив свернутую из газеты бумажную шапку, Виктор Павлович отошел к ноутбуку и тоже посмотрел на ровные строчки лог-файла.

Танабата. Здесь, в Токио, его празднуют седьмого июля, а где-нибудь в Сендае, например, отмечают седьмого числа седьмого лунного месяца, что выпадает уже на август. Но регистраторы вокруг маленького храма стоят не по причине праздника.

Сергей поднялся, размял затекшие ноги, помахал руками:

– Вктрпвлвич, так я схожу?

– Сходи. Только смотри мне там, про научрука я не шутил.

Виктор Павлович вздохнул. Научрук сейчас в прохладном холле музея, за приземистым главным храмом, за высокими стенками подстриженной зелени. В музей пускают свободно, даже гайдзина.

А уж гайдзина с японской наградой на руках внесут.

Но Виктор Павлович не завидовал своему начальнику нисколько. Сергею, пожалуй, мог бы позавидовать, но и то не за висюльки с дипломами, а за молодость.

Сергей, не забивая себе голову мыслями о начальстве и ведомый надеждой на пожрать, вышел в тот самый главный дворик – вот здесь уже народу толпилось, как положено для столичного храма, да еще и в день ритуала. Сергей прошел сторонкой, миновал серые ворота-тории, потом главные ворота храма, этакую низкую приземистую крышу на четырех массивных столбах, потом зашагал по аллее, под бледно-голубым небом.

Аллея упиралась в перекресток с небольшой стоянкой, там-то и припарковали машину. За перекрестком высились вполне привычные многоэтажки. Ближе всех жилой дом, четыре яруса с белыми козырьками над узенькими балкончиками. Левее хмурая серая громада без окон, утыканная антеннами, увешанная белыми чемоданчиками кондиционеров. Дальше коричневый дом этажей восемь, стена оштукатуренная, шероховатая даже на взгляд, окна маленькие – кирпичное строение, в таких большие проемы не сделать.

Зато завершает композицию классическая офисная башня с белыми, синими прямоугольниками остекленного фасада. Там уже вместо стен солнечный блеск.

По левой стороне аллеи среди каменных точеных тумб прятались микроавтобусы. Белые, серые, желтые – целый десяток. То ли семейные, то ли экскурсионные, аспирант не настолько хорошо читал иероглифы. Сказать честно, иероглифы он вовсе не понимал, формулы куда проще, там одно из другого следует. Ладно! Вот "буханка", вот целая толпа молодежи в костюмах, с разноцветными волосами, с какими-то мега-топорами и мечами-шпалами в руках. По машине не прыгают и не раскачивают, все же воспитанные. А правда, пофотографироваться, почему нет?

Но сначала поесть. С относительно прохладных шести утра, когда выгружали кофры с приборами, когда чертили на плотном грунте дворика малую звезду, во рту ни крошки… Сергей нащупал в кармане бумажник, выдохнул и решительно зашел в стекляшку-магазинчик.

Так, рисовые шарики, здешние бомж-пакеты. Нормально. Даже цены не иероглифами, вообще здорово. Мясо… Тут с мясом не так хорошо, как в Техасе, но есть и оно, вот знакомая прозрачная упаковка нарезки. Соленая, наверное, так что еще вот бутылку черного кваса, по жаре нормально. Пива на работе Сергей не пил принципиально.

Расплатившись, Сергей вышел и выставил еду на столик. С соседнего столика на его бутылку кваса тут же выкатили глаза два вполне приличных японца в костюмах, похоже, клерки из этой самой офисной башни.

– Парень, ты точно столько соуса выжрешь? – самую чуточку насмешливо сказал кто-то слева. Сергей обернулся. Рядом возвышался здоровенный мужик, по виду европеец, только с какой-то непонятной и неуловимой неправильностью в лице.

– Это не квас, – пояснил амбал, по-хозяйски придвигая бутылку к себе. – Я сейчас обменяю, хорошо, что ты не вскрыл. Это соус тофу. Скажем так, без привычки лучше не пробовать. Уж точно не литр сразу!

Здоровяк в два шага достиг кассы и там довольно быстро договорился с продавцом. Вернулся, поставил стеклянную бутылку:

– Иероглиф запомни.

– Пиво? Я на работе.

– Безалкогольное. Я, конечно, добрый волшебник, но халявное пиво даже в моем исполнении надо заслужить.

– Спасибо вам. Выпил бы этой хрени, потом бы Игорь надо мной ржал.

Тут Сергей понял, что не так. Глаза у собеседника оказались полностью черными, никакой разницы между белком, радужкой и зрачком. А, кажется, что-то им вчера на инструктаже говорил научрук…

* * *

Научный руководитель Сергея в этот самый миг ходил по светлому, прохладному холлу музея – самого первого музея в Японии, устроенного по европейскому образцу в те годы, когда вся самурайская страна, кряхтя и обдирая бока, перелицовывала сама себя на новый лад. В России примерно тогда родился Владимир Ильич Ульянов, болгар-братушек еще только задумывали освобождать от османского ига, и никто еще не мог предвидеть, сколько поляжет в мировых войнах людей, и никто не предсказывал, что Россия с Японией встанут по разные стороны прицела; впрочем, как те самые болгары-братушки.

Первое здание музея снесло Токийское землетрясение за год прежде смерти того самого Владимира Ильича, только уже Ленина; храм же устоял и тогда, в чем японцы не замедлили усмотреть защиту предков.

Храмовые служители не мешали: тут вместо них моргал светодиодами автомат с билетами на второй этаж, да урчали компрессорами несколько автоматов с напитками, причем не только холодными. В засаде притаились несколько удобных лавочек, чтобы в осмотре экспозиции сделать перерыв.

Научный руководитель Сергея – а с ним и всей выездной экспедиции проекта "Экран" – как раз и решил присесть на лавочку.

– Простите, не помешаю?

Подошел японец. Высокий для своей нации, жилистый, примерно того же предпенсионного возраста. Упакован в темно-синий мундир с золотистыми нашивками на воротнике, даже с мечом на поясе, вполне подходящий к музею. Сотрудник-реконструктор? А что, пожалуй, аутентично… И по-русски говорит очень хорошо.

– Пожалуйста, присаживайтесь.

– Волнуюсь, – просто и удивительно сказал японец, поправив меч. – Жду…

– А мне рассказывали, что самураи непрошибаемы, как танковая броня.

– О, я не вполне японец, и уж точно не самурай, – японец улыбнулся. – Я вырос в жаркой стране, в пыли и горах. А воспитывал меня, как ни удивительно, русский. Да и вас можно ли назвать гайдзином в полном смысле этого слова?

Кивком японец указал на пиджак собеседника. Под зеленой колодкой с белыми полосками висел косой крест. Фон серебряный, сложный рисунок цветной эмалью, знакомый каждому военному японцу: и тебе вырезные щиты, и скрещеные нагинаты, и лучи. А главное – фигурка птицы с раскинутыми крыльями. Орден Золотого Коршуна, который, по статуту, вручается только японцам и только за военные заслуги.

– Я, собственно… – гайдзин откровенно смутился. – Всего лишь не отдал ключ, когда потребовали. Но потом-то меня все равно ударили по голове и ключ забрали.

Японец кивнул:

– Да. Вы подарили нам примерно десять секунд, мы успели добежать до самолета, и потому пассажиры остались живы. Всего лишь.

– А! – тут и европеец сообразил. – Я же вас помню. Вы нас потом выносили. А скажите, почему именно "Коршун"? У вас же для иностранцев обычно "Восходящее солнце". Не в традиции.

Японец удивился:

– Что же вам не объяснили?

– Простите, уважаемый, я не очень понимаю в ваших петлицах…

– Тайса, – подсказал японец. – Это как ваш полковник.

– О, я помню вас капитаном.

Японец засмеялся:

– Ах, а как я помню себя капитаном! Вот сержантом уже не помню, это уже эпоха мифов и легенд… Но что же, сенсей, вам так и не объяснили?

– Простите, мне вручал орден микадо. Как я мог что-либо спрашивать посреди церемонии?

– О, простите, я увлекся воспоминаниями и не сообразил… Итак, ордена для нас очень молодая традиция, всего с конца девятнадцатого века. Сперва не награждали женщин и гайдзинов. Потом стали награждать женщин, потом вот гайдзинов понемногу. Мир меняется, что поделать. Мы вон, помнится, "на вечные времена" отказывались от армии и военных методов, а пришлось все вернуть.

Японский полковник поднялся стремительно, чтобы разогнать печаль, и повторил: