Текст книги "Свидетель канона (СИ)"

Автор книги: Михаил Бобров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

А потом с чувством выполненного долга откусил пару цилиндров среднего двигателя и двинулся к солнцу, пока его товарищи приходовали остальное.

* * *

– … Остальное при личной встрече. Рицко-сама, тут пока еще тушки глубарей плавают в три слоя, вся Мадагаскарская Стая. Не то что утонувшие ядра Взятых, мы людей и то едва нашли в этой каше.

– Каких еще людей?

– Из прикрытия лайнера. Наш сабватер их вытащил и три дня кормил на плотике, но тут один совсем плохой, надо аугментацию, а не у меня же на борту такое делать, я линкор, не плавгоспиталь.

– Что с ним?

– Для дыхания пришлось подключаться к его спинному мозгу, но делал кот. А у него же не хирургические манипуляторы, у него лапки! Вот он когтями и впер, кровоснабжение головы спас, а все остальное в фарш.

– А! Я помню кота! И юнгу, как его? Шарнхорст, верно?

– Да, Рицко-сама, это "Лагуна".

– Как я рада, что они целы.

– Везучие, да. Я их на Симакадзе скинула, девочка любит с людьми возиться. И, что немаловажно, умеет.

– Ну да, опыт есть.

* * *

– Не хочу есть опыт, хочу есть крем-брюле.

– Реви, нефиг капризничать.

– Ничего, Окадзима-сама, мне нетрудно. – Симакадзе улыбнулась.

– Еще бы, – проворчал Рок. – Так ты худеешь, а вместе с Реви можно и мороженого пожрать.

– Реви, как ты с ним живешь? Он слишком проницательный для мужчины.

– Не знаю, как для мужчины, а для переговорщика "Лагуны" в самый раз. – Реви вздохнула и подбила себе подушку повыше. Почесала шрам на левой руке. Посмотрела в подволок медотсека. Наконец, не вытерпела:

– Как там Бенни?

Симакадзе снова разулыбалась:

– Знаешь, кто у него на дыхательной подушке?

– Неужели ты?

– Нет.

– Хару-Хару?

– Опять нет.

– Только не говори, что Конго!

– Нет. Майя. Не крейсер, та девушка из Токио-три.

– Это как раз логично, – Рок попробовал шевельнуться и отказался от глупой мысли: болью прострелило сразу по всей спине. – Майя же разработала дыхательную смесь на основе той самой LCL, конверсия от военных технологий, вроде как.

– Жаль, что Рицко не придумала яд. Кураре какое-нибудь, как тактическое средство. Распылять с самолетов или ракетами, тип-того.

Вошел Датч, придвинул себе табуретку, медленно и осторожно сел, привалился к стене. Жутко непривычно выглядел он в белом халате вместо привычного жилета, и вовсе смешными показались Року босые ноги шефа, черные расшлепанные ступни, вместо аккуратно зашнурованных джангл-бутс.

Датч сказал:

– Потому что Пенсакола падла нисколько не дурнее. Сколько чего ни распыляли или выливали, кончалось одинаково. Всю нашу химию взвесь перерабатывала и встраивала в себя. Итог получался как в том анекдоте: а теперь у медведя есть пулемет.

– Еще предложите им свет перекрыть, – влетела незнакомая туманница, судя по скорости и легкости, аватара эсминца. Судя по строгому наряду викторианской эпохи, англичанка из флота Сингапура. – Чтобы прекратить фотосинтез.

– Вампир, это мои гости из "Лагуны". Рок (страдальчески поморщился), Реви (хмыкнула), Датч, он там главный.

Датч улыбнулся гостье:

– Бенни, увы, на лечении. Юнга и кот на палубе. Высматривают, нельзя ли спереть какую шлюпку, чтобы переделать в бригантину.

И подмигнул Симакадзе уголком глаза.

– Вампир, это "Лагуна". "Лагуна", это Вампир, самая обстоятельная и серьезная русалка Сингапурского Флота.

– А как же ваши линкоры, "Рипалс" там, "Принц Уэльский"?

Вампир поджала розовые идеальные губки:

– Ну что эти слонопотамки…

– Вампир! Что о нас люди подумают!

– О, хорошо, слонопотамыни. Что они могут без нас, эсминцев! Только мишенями для самураев подрабатывать на полставки. Что ПВО, что ПЛО – без нас никуда.

– И почему же вы полагаете, что свет нельзя перекрыть? – заговорил Рок, чтобы хоть беседой отвлечься от боли в спине. – Насколько я знаю, производились опыты с орбитальным зеркалом. Должным образом сфокусированное солнышко легко вскипятит воду в нашей лагуне, от поверхности до самого дна.

Вампир посмотрела на Рока строго:

– Вот подожди, пока я на Юпитер улечу, и экспериментируй с атмосферой как угодно. Но потом.

– Так! – Симакадзе поднялась. – Мы в виду атолла Сиину, иначе Адду. Отдыхайте и ни о чем не беспокойтесь, от Мадагаскарской Стаи остались только циферки в базе данных. Через неделю придет Рицко-сама. Пока что мы все делаем по ее рекомендациям, так что за спину не переживай, Рок, динамика устойчиво положительная, остальное сделает Акаги.

Эсминка повернулась к Реви:

– Мороженое сейчас принесут. Ливер ты отбила качественно, так что не все сразу. Аккуратно жри, хорошо?

Реви слабо улыбнулась:

– Мой стиль – добавлять в конце "тип-того".

– Ну, я еще только в начале пути… Датч, еще раз увижу, что ходите без опоры, зафиксирую и прикажу носить ремботу. Или нет, хуже. Надену юбку до пола, тип-того!

Датч закрыл рукой лицо. Реви и Рок засмеялись – осторожно, потому что все болело.

– Вампир, ты же пришла потому, что тоже его увидела?

Эсминка Сингапурского Флота словно бы осветилась изнутри:

– Точно! Мы же первые, кто с ним заговорит! Побежали, пока наши слонопотамыни не доползли!

– Да! Вот он стоит, уже никуда не денется. Сейчас мы его спросим!

* * *

11

– … Почему ты от нас бегал?

Дурак потому что.

Но Симакадзе я этого не скажу. Язык нахрен отсохнет. Не тогда, когда на тебя такими глазами смотрят.

Нет, один-то раз можно и розетку лизнуть!

И я совсем почти уже принял выражение лица, достойное победителя Мадагаскарской Стаи, как губы мои объявили независимость и сказали:

– В любую историю я приношу законченность. Невозможно жить мечтой вечно, рано или поздно придется выбрать часть и воплотить ее. Пускай с сегодняшними ограничениями, но перенести из мира мечты в реальность. А что не влезло, поневоле придется оставить на следующий раз.

Девочки не отступили. Ну конечно, они же и ждали чего-то в таком духе. Весомого, с претензиями на глубокую мысль. Как там про Экзюпери? "Банальность, поднятая на высоту восемь тысяч метров, становится мудростью".

С другой стороны, когда шел к мечте десять веков, шутки не получаются. Ирония и то с трудом, а смехуечки совсем никак.

Не тот, блин, калибр…

– В общем, синица в руках или журавль в небе, только не дооткладывайся до утки под кроватью.

Девочки переглянулись, и Симакадзе кивнула:

– Ясно.

Теперь усмехнулся я, и усмехнулись за моей спиной Садко Новгородец, Томас из Донкастера и Алп-Тегин, и шевалье де Баатц, и мальчишки Гурон с Кэддо, и лейтенант Ивашковский, и губы мои опять ушли в самоволку:

– Вот история Комиссара и Конго. Ты в ней с самого начала. Ответь не мне, себе ответь: хочешь ли ты однажды прочитать в их истории последнюю страницу?

* * *

– Хочешь ли ты однажды прочитать в их истории последнюю страницу?

Женщина чуть покосилась, глянула из-под ресниц почти кокетливо. Рассмотрела глаза соседа: черные, без разницы между радужкой и белком, именно как в ориентировке – и медленно, не давая повода беспокоиться, опустила руку в кармашек.

Собеседник так и не насторожился, поэтому воткнувшийся под ребро толстый ствол "Глока" стал для него сюрпризом:

– Ох, мэм, зачем же так резко?

Тут же кто-то из толпы крепко взял его за левую кисть и аккуратно, без рывка, завел кисть за спину, а потом крутанул на излом, вынуждая сгибаться. Точно так самого Кадзи однажды сунули носом в пол – давно, еще на войне Ангелов. С тех пор Кадзи Редзи дослужился от капитана до полковника, но прием не забыл.

Теперь вот, пригодилось.

По хватке Свидетель понял, что дело плохо, и растворился, растаял черным дымом. Кадзи отряхнул руки.

– Вот сволочь, – Мисато убрала "глок" в незаметный карман форменного кителя. – Выбрал же время…

Грохнули обе стотридцатки "Лазарева". Гроб соскользнул по салазкам в море, на несколько мгновений вздулся над ним бело-синий флаг. Ударил второй залп, стерший и усилия оркестра и гребни волн, и вот уже исчезло полотнище. Третий залп, горький дым окутал палубу, люди закашлялись… Несколько мгновений, и такими же тремя залпами отозвались четыре эсминца эскорта.

Командир атомного ракетного крейсера "Адмирал Лазарев" растворился в прозрачной воде южных морей.

Замещавший его старший помощник отдал приказ. Громадный корабль, человеческий, неуклюжий, "железный", как его теперь называли, двинулся в размашистой циркуляции под синим небом, выглаженным градобойными ракетами. Выделенный на церемонию дивизион эсминцев Тумана поднял одинаковый сигнал: "Считаю вас флагманом. Прошу разрешения следовать в кильватере".

Пороховой дым снесло ветром. Кадзи отошел к металлической хреновине у борта – шлюпбалка, или как она там называется – и спросил:

– Тебе он чего втирал?

Мисато повертела головой, нашла взглядом Аску и Синдзи с обеими дочками, средней и младшей. Старшая сейчас в океанологическом на Хоккайдо, у нее, пожалуй, скоро свои дети пойдут… Кстати, надо бы позвонить…

Мисато фыркнула:

– Пугал, как обычно. В ориентировке сказано, что его в самом деле можно убить. Кто или что он такое?

– Это ты спрашиваешь как ты или по должности?

Кацураги машинально провела пальцами по треугольнику звания на груди. Вздохнула:

– И так, и по должности. С одной стороны, сколько тут у нас уже отметилось всяких тварей, чудесных и ужасных. С другой – сколько можно!

– Сколько нужно, – хмыкнул Кадзи.

Люди с церемонии понемногу двигались мимо них на ют, к раскручивающим винты вертолетам.

Полковника Мисато Кацураги узнавали, разумеется. Новый директор НЕРВ смотрелась на плакатах куда лучше грозного старика Гендо Икари. Понятно, что пиар-отдел напечатал этих плакатов… И не только плакатов. Сейчас на подпись Мисато совали буклеты, листовки, просто фотографии, выданные на-гора неутомимой Асакурой Нагато. Сама главная пиарщица НЕРВ, конечно, прибавила лет – но характером нисколько не поменялась, так и летала, словно ее младенцем окунули в авиационный керосин высшей очистки. Сейчас она вцепилась в моряков "последнего человеческого корабля", выспрашивая: не поменяется ли отношение к новому после смерти командира "Лазарева"? Останется ли крейсер живым заповедником технологий до-Туманной эпохи, либо все-таки двинется по пути прогресса? Что моряки отвечали, Мисато не слышала, погрузившись в раздачу автографов.

Тут Кадзи притащил за руки Рей Аянами с мужем Чихиро О'Харой. Из миленького парня японо-ирландец превратился в чуть уменьшенную копию седого красномордого Ларри О'Брайана. Детей на похороны старого адмирала Рей не потащила, хотя О'Хара и пытался объяснить: полазить по военной железяке, а уж по крейсеру! – мечта и цель существования любого мальчишки. Нет, сказала Рей, похороны не место для шуток. А если тебе так хочется радиоуправляемый вертолет, я отдельно договорюсь с командиром корабля. Когда его назначат вместо умершего-таки Simeona Grigorievitcha… Сложные русские отчества научил произносить, конечно же, Синдзи, и О'Хара всегда восхищался этим умением жены. Вот и в этот раз восхитился и уступил. Поворчал немного, но успокоил пацанов и поехал сам. Рей чуток попереживала за квартиру, оставленную детям на "potok and razgrablenie", и только увидев Мисато выбросила все беспокойство из головы.

А когда подошла Габриэлла Ферраро… То есть, Беркана, семнадцатая из "Валькирий", аугментированных воздушных кораблей… И с ней Ларри О'Брайан, как О'Хара, погрузневший с годами…

Всем стало не до философии, все кинулись обниматься. Рей только успела подумать: если встречаешься со старыми друзьями лишь на похоронах других старых друзей – что-то тут не так. Но завершить мысль не дала Габриэлла:

– Зачем ждать вертолетов? Я всех заберу! Командир обещал мне взлет вне очереди, если парни спасут его от Асакуры.

Кадзи переглянулся с О'Брайаном. Экс-шпион и экс-морпех на удивление легко для возраста взбежали в рубку, ласково отцепили Асакуру от штурвала и вынесли буквально на руках.

Новый капитан расстался с Асакурой подозрительно легко, а парней благодарил подозрительно горячо. Пиарщица обиделась, надув губы на целых две минуты, и только в салоне "Валькирии" оттаяла. Правда, теперь уже с вопросами ни на кого не накидывалась, просто внимательно слушала, черкая стилом по сверхмодному планшетному компьютеру. Их пустили в серию сравнительно недавно и теперь повсюду рекламировали, упирая на то, что "люди делают сами", "мы и без Тумана ого-го! А если нам еще и денег отсыпать, то даже иго-го!"

Асакура тоже отметилась в рекламе планшета, но совершенно не в том ключе, в котором предполагали разработчики. Выбрав толстенький планшет– "книжку" за емкость батареи, Асакура таскала его повсюду и однажды ухитрилась вырубить им бразильского гопника, польстившегося на сумочку. Причем вмазала и попала углом планшета в морду раубриттеру чисто случайно, крутанувшись от рывка. Ну, а потом съемку с уличной камеры выложили в сеть, поправили качество – и пошла гулять история.

Так вот, Асакура черкала себе стилом по планшету, отбрасывая падающие на лоб пряди – что среди смоляных уже хватает и пепельных, Нагато не переживала даже перед зеркалом в ванной – и слушала Кадзи. Оказалось, что унылый тип с черными глазами, едва не пойманный Кадзи прямо на церемонии, подкатывал ко многим, и каждому что-нибудь втирал про благотворность Канона.

– … Вот он и говорит мне, – двигал руками Кадзи, – от вас, мол, ничего делать не требуется. Наоборот. Ничего не делайте. Согласитесь с Каноном. Останьтесь никем. И вы гарантировано избежите критики…

За соседним столиком ирландец постарше умело разливал по стаканам премию за спасение "Адмирала Лазарева" от Нагато, а ирландец помладше тренировался делать умоляющие глаза, пока Рей не заметила, как два really irish'man накачиваются настоящей страшной russian vodka. Отставив и закрыв бутылку, О'Брайан сказал:

– Сам не замечаешь, как становишься частью океана. Все равно как оджибуэй частью леса. И только потом пугаешься собственной абсолютной чуждости светлому прошлому…

Выдохнув и zanukhav рукавом, как научил все тот же Синдзи, младший ирландец пожал плечами:

– А что, в любом ином варианте ты бы не вырос? Остался бы навеки мальчиком?

Аска вклинилась между мужчинами, нахально плеснув себе водки – тоже пока не ворчит Синдзи – и подмигнула обоим сразу:

– Лучше оставаться мальчиком, чем превращаться из кораблей Тумана, загадочных и грозных, в усредненно-зализаных людей. Нет?

Синдзи, конечно, нашел жену быстро – в малюсеньком-то салоне Валькирии ничего сложного – не без удовольствия обхватив за талию, вытащил из беседы. А, кстати, плеснул чуть-чуть и себе. Не зря же пришел.

И кстати же вставил:

– Мне как-то снилось, что я внеземное существо в обличье человека. Рицко и Майя меня все пытаются расшифровать, а я изо всех сил пытаюсь не спалиться. И так радостно, когда это получается.

– Ну точно, – констатировала Аска, поудобнее опираясь на мужа, – я так и думала, что тебе бабы снятся. Но фиг ты у меня соскочишь. Зачем превращать Туманниц в усредненно-зализаных людей? Отвечай!

Синдзи подумал. Как-то понемногу в салоне установилась тишина, даже сестрички Икари перестали тиранить Ферраро бесконечными "почему?" Так что ответ Синдзи услышали все:

– Уникальную личную индивидуальность… Я проявляю дома с… Близкими.

Аска улыбнулась. Сестренки переглянулись и хихикнули.

– … И то, не зря граф Tolstoy писал: "Все счастливые семьи похожи, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему."

Синдзи покрутил в руках пустую стопку и поставил ее на столик с четким звуком, как точку.

– В строю, на службе, я делаю то, что нужно для результата. А если для результата есть простой дешевый способ, все выберут его. Индивидуальность здесь ни при чем.

– В самом деле, Аска… – Рей оказалась у столика мгновенно и неотвратимо. Посмотрела на мужа, хмыкнула:

– Тогда уже и мне плесни, zagovorshtchik.

О'Хара выполнил просьбу.

– Завтра на полосе препятствий все с потом выйдет, – Рей вздохнула. – Давайте рассядемся, сгрудились тут в комок. Асакуре вон, почти ничего не слышно. А человек, между прочим, книгу пишет.

– Рей, ты что сказать хотела?

– Что брат мне когда-то читал в юности про сражения… – Рей улыбнулась, и все повторили улыбку.

– … И я запомнила: в столкновении двух мастеров индивидуальность решает все. Как EVA против Ангела. Но в столкновении больших масс или, тем более, миров и цивилизаций, вот как мы и Туман, исход вовсе не зависит от случайности.

– Столкновение… При чем оно к теме? Мы про индивидуальность говорим.

– При том, что если Туману приспичит, очень сильно приспичит проявить личную уникальность, он вполне справится, Пенсакола и Астория доказательства. Пока что просто необходимости нет.

– Пристегнитесь, через пять минут заход на посадку в Перл-Харбор, – Габриэлла прикрыла зевок ладошкой. – Сходим на рынок, где Simeon обедал, посидим там? А то когда еще мы так соберемся, все вместе?

– А где там, на рынке? Разве найдется такое место, чтобы никто не дергал?

– Найдется, – вздохнул Синдзи, – там есть маленькое кафе, где меня канмусу во время осады чуть на сувениры не разобрали. От порта метров триста по техзоне, потом базар пройти. Идти далеко, людей обычно немного. Там уже третье поколение владельцев. Но готовят, как раньше. И кофе отличный.

– Теперь и я вспоминаю, – неожиданно тихим голосом вмешалась Асакура. – Только я всегда спускалась от госпиталя сверху. Кофе, пончики в сахарной пудре. Там еще навес и вокруг вкопаны баллоны.

* * *

Баллоны так и лежали в углу подвала, тем же аккуратным штабелем. Осмотрев подвал и проверив сторожки, Датч облегченно выдохнул: похоже, за время отсутствия «Лагуны» султанские гвардейцы не нашли тайники. Наверное, даже не искали. По крайней мере, здание, реквизированное под полевой госпиталь, вернули не засраным.

Что ж, всегда приятно ошибиться в лучшую сторону.

Датч вышел на белый свет – после прохладного бетона особенно горячий, особенно яркий – опустился на придорожный камень и закурил.

Слева на камень присел здоровенный парень; вроде бы Датч видел точно такого в морской форме, но этот чем-то отличался. Датч опустил руку на кобуру и вздохнул: а всего десяток лет назад обошелся бы кулаками. Ну ладно, мало ли мы видали мутных персонажей. Сперва послушаем, что скажет.

Свидетель Канона сказал:

– Вам повезло, потому что вы главные герои. Не то булькнули бы с концами.

Датч ответил, по-прежнему глядя перед собой на занесенный песком асфальт:

– Сначала мы не стали судиться с местной Стаей из-за ворованых моллюсков с устричной фермы, договорились по-людски: мясо нам, раковины им. Потом несколько лет мы тратили деньги на здоровье, на мобиатлон тот же, а не пропивали.

Датч поглядел в синее-синее, яркое-яркое небо; листья пальмы казались на нем черными и словно бы ощупывали пролетающие облака.

– За нами вся наука и промышленность планеты Земля. Сотни тысяч техников, инженеров, академиков разработали средство водного дыхания. Мало того, довели промышленный образец до такой простоты, что мы, обычные пистолетчики, смогли его купить сравнительно дешево и потом надеть прямо в бою.

Негр заговорил громче и четче:

– Наконец, мы не позволили себе спиться и разжиреть на атолле, и мы дали себе труд подумать чуть заранее, чем кончится наша безнадежная атака, и потому включились в аппараты заранее.

Датч обернулся к Свидетелю и улыбнулся коротко, угрожающе:

– А потом, конечно, нам повезло. Потому, что мы главные герои, зачем искать еще причины?

Но рядом уже никого не оказалось. Когда и куда пропал черноглазый зануда, Датч не заметил.

Директор "Лагуны" хмыкнул, почесал затылок, потом поднялся и побрел в контору. Война войной, но завтра тоже надо что-то жрать. Не дадут ли подряд на поиски чего-нибудь ценного под местом боя? Там, конечно, Туман ищет ядра Взятых, но Туману, кроме ядер, ничего не надо. Разумеется, в тему влезут союзные Глубинники, но им-то как раз очень сильно требуются люди, чтобы разбираться в найденном на месте, на глубине. Или руководить подъемом сложно воткнувшихся в дно кораблей.

В общем, пригодится еще тот штабель баллонов.

* * *

Штабель баллонов отделял рабочую зону порта от небольшого куска «зеленки». Джунгли за сетчатым заборчиком, газон, подстригаемый каждое утро, ведь зелень в тропиках прет, как тесто из тазика. Рядок цветов – то ли розы, то ли гибрид, высаженный дочкой хозяина, наезжающей на каникулы из Делийского Биологического.

За "зеленкой" тянулся рынок. Солнце зашло, над рядами чуточку спала жара, и потому люди торговались охотнее. Низкий, худой и злой моряк с траулера рычал на продавца батата:

– А ну-ка весы перевернул, живо! Пока я их тебе на морду не поставил!

– Фрэнк, ты чего?

– Видишь, у него коромысло в эту сторону на ноготь короче. Гири-то клейменые, с ними все честно. А так взвешивать – процентов семь в его пользу.

– Сам откуда знаешь? – торговец не обиделся. – Наверное, так рыбу продавал в своей Европе?

– Ты весы давай переворачивай, а то врежу.

– Зачем злишься? Ты увидел, молодец. Кто не увидел, сам себе… Молодец.

Купив мешок бататов, моряки отошли, и приятель Фрэнка, тоже худой и низкий, протянул:

– Теперь я понимаю. У него, как ревизор, так он гири на другую чашку ставит, и все сходится. Только как он ревизора определяет?

– А как мой батя, – буркнул Фрэнк, – Он всех постоянных покупателей знал. Незнакомых не обвешивал, а если кто из своих приходил жаловаться, по-тихому досыпал умнику полфунта, только чтобы без шума.

– Вот падла, – прокомментировал шагавший во главе компании О'Брайан.

Моряки повернулись, поглядели на Ларри снизу вверх и почтительно уступили дорогу всей компании.

За продуктовыми рядами, на строительном рынке, высохший в щепку православный батюшка вертел так и этак упаковку, взблескивающую под желтым фонарем.

– Из церкви при посольстве, – шепнула Габриэлла, – он каждое воскресенье очень интересно дискутирует с патером Карлом, ну, из костела святой Анны. Я там исповедуюсь, так что иногда слышу.

Батюшка кивнул Ферраро, как старой знакомой и чинно поклонился ее друзьям, а потом решительно вернул продавцу пластиковую упаковку:

– Вот, запиши на меня табуретку, сыне. А это не возьму, грех.

Из интереса Синдзи с Аской ухватились за отвергнутый товар одновременно, звонко стукнувшись головами, едва не разбудив сидящую на шее Синдзи среднюю сестричку Икари. Девочка разлепила глаза, зевнула и тут же заснула снова.

Синдзи покрутил в руках пластик с узнаваемым логотипом IKEA.

– Распятие, – Аска повернула пакет картинкой к фонарю. – Что греховного в распятии? Или я чего-то не понимаю? Красивое деревянное распятие.

Синдзи повернул упаковку обратной стороной к свету. В пакете обнаружился резной крест, несколько пластиковых гвоздей в отдельном пакетике поменьше, наконец, фигурка Христа с отверстиями под гвозди на ладонях и ступнях.

Поглядел на батюшку. Тот развел руками:

– От греха.

– Ну… – Синдзи вернул упаковку на прилавок, извинительно улыбнулся продавцу-индусу и двинулся дальше через рынок. Видя у него за спиной ребенка, люди расступались тоже с улыбками. Вторую сестричку нес О'Брайан, та спала, усевшись на локте здоровяка-ирландца.

В кафе пришли и расселись уже в полной темноте, под фонарями. Выпили не чокаясь, в самом деле по капельке. До всех уже дошло, как давно не виделись, и каждый успел задуматься, когда и как они встретятся в следующий раз.

Потом неторопливо, с удовольствием, закусывали кто чем, купаясь в воспоминаниях, почти не открывая рта. Дети спали, привалившись к Аске с обеих сторон, так что если кто и говорил, то мало и негромко.

Наконец, Синдзи вспомнил, что собирался спросить:

– Сестра, закончи ту мысль? Ну, про индивидуальности.

– Поминки, – отозвалась Рей, – зачем сейчас думать?

– Затем, что потом уйдет. А мысль – это мысль. Важно. Тут мир такой, где мысли важны.

– А где другой мир? – Аска тоже зевнула, глядя в черно-белое небо.

Синдзи замялся, ответил совсем не сразу:

– Мне снятся не только бабы.

– Девки тоже?

Икари в спор не полез:

– Снится мир, где ни Ангелов, ни Тумана, ни Глубины. Соответственно, у людей и нет необходимости шевелиться. Там космос не дверь в будущее, а только то, что можно состричь с него сегодня и сейчас. Где горизонт планирования короче…

Синдзи повертел в руке вилочку.

– Вставшего члена, – буркнул О'Брайан, тут же получивший ласковый подзатыльник.

– В общем, Рей, продолжи мысль.

Тут хозяин кафе вышел из вагончика с ароматным горячим кофейником, и потому заговорила Рей только после того, как все, включая проснувшихся сестричек Икари, получили по чашке кофе и по горячему круглому пончику в сахарной пудре.

Рей сказала:

– Помнишь, брат, мы читали про Вторую Мировую? Про войну наших самураев с американцами. Кто победил? Система или толпа мастеров-индивидуальностей?

– Система.

Ларри хмыкнул:

– Противостояние системе – круто, это я как потомственный ирландец вам говорю. Только Туман еще на этапе формирования собственно системы. Пока что нечему противостоять.

Рей допила кофе и осторожно поставила чашечку на отполированные доски.

– Зачем Туманнику становиться человеком?

– Чтобы относились как к человеку.

– Кораблю Тумана нет проблем притворяться человеком.

– Я всю жизнь так делаю, – хихикнул младший ирландец, Чихиро О'Хара, – но это сложно. И у меня тогда вопрос: если притворяться именно человеком, то зачем нужен сам Туман? Людей бы хватило.

Лари переглянулся с Габриэллой. Та загнула пальцы:

– Люди, раз. Люди-плюс, которые канмусу, два. Наконец, пост-люди, Туман, три.

– На первый взгляд, все частично люди или похожи, но на самом деле пропасть. Местами непреодолимая, – проворчал старший ирландец. – Завидуют бессмертным со страшной, нечеловеческой силой. Порой в плохом настроении проснусь, и думаю: как бы до войны не дошло.

– И потом, – добавил младший ирландец. – Прикидывается Туман совсем не идеально. Раз девочка, значит, плюшевая и милая. А вспомните школьных друзей.

– Точно! – Мисато махнула рукой. – Синдзи как пришел к нам педантом, так и остался. Асакура язва язвой, ничуть не изменилась, а Рей все такая же зубрилка, как вчера помню.

– А у тебя все тот же третий размер, – как бы в никуда пробормотала как бы дремлющая Асакура.

– Так то люди, а то Туман, – зевнул Синдзи. – Для Тумана это правило необязательно.

Выпили еще по чашке кофе. Дети уже не стали просыпаться даже ради пончиков. Хозяин кафе вынес широкую лавку с решетчатыми бортиками, накидал туда подушек, и сестричек Икари уложили там спать.

Рей поправила малявкам бантики, вздохнула:

– Когда наш старший тянулся к кошачьей миске, я кричала: "Ты что, корм же кошачий!" А когда тянулся младший, я уже только фыркала: "Не греби в обе руки, подавишься." Так вот, брат, я все же закончу мысль.

Вернувшись к столу, Рей налила еще кофе и продолжила, глядя на фонарь сквозь восходящий пар:

– Вот у нас Туманный Флот. Или вообще, абстрактно, любой чуждый человечеству разум. Система, обрабатывающая информацию. На каком физическом носителе она слеплена, совершенно неважно. И она может существовать как нечеловеческая или даже античеловеческая. Вот, у Фреда Саберхагена "Берсеркер" читаешь, там все наглядно и четко.

В полной тишине Рей допила кофе. Прислонившийся к стойке Ларри всхрапнул, заметно поколебав полотняный навес. Рей улыбнулась:

– Но. Для общения с человеком эта система окажется вынуждена усвоить себе человеческий язык. Ей придется описывать видимый кусок Вселенной в человеческих терминах. Иначе невозможен контакт, а не то, чтобы диалог.

Ларри проснулся:

– Рей, а попроще? Для таких, как я?

– Ларри, а ты принюхиваешься к тому, что тебе муравьи феромонами семафорят или там пчелы вытанцовывают?

– Нет, конечно. Я еще не ополоумел с муравьями переписываться.

– А если муравьи в буквы сложатся? Или пчелы начнут летать с дымовыми шашками и писать в небе: "Люди пидоры верните нам экологию юрского периода", ты внимание обратишь?

Все засмеялись тихонько, чтобы не разбудить спящих. Слева от кафе, вдоль причалов, двигались огни. Но гудков сейчас пароходы особо не издавали, война отучила. Так что дети спали спокойно, и Рей впервые подумала: может, муж и прав, и стоило взять мальчиков с собой? Просто чтобы они пережили этот ночной разговор ни о чем здесь, на теплом берегу. Чтобы ощутили слитное движение в темном океане, увидели осмысленный узор-танец ходовых огней, услышали голос ветра и попробовали хоть страницу из книги запахов большого мира.

Рей подставила ветру ладонь и держала так, пока все не отсмеялись, после чего сказала:

– Только для этого пчелы должны усвоить что такое "экология", что такое "юрский период", а эти понятия и среди людей известны далеко не каждому.

– Зато что такое "пидоры" знает каждая пчела, да-да.

Синдзи шутку не поддержал:

– Учиться всегда сложно. А зачем той же… Например, Хиэй, если уж мы в Перл-Харборе, на базе Ударной Эскадры. Вот, ей-то зачем прикидываться? Ни стимула, ни необходимости. Сухов ценит и любит Хиэй, как есть. А для общения с остальными и подавно не надо. Ну научится Хиэй не бить в лоб, если ее личный человек погладит, привыкнет не выдираться из объятий, приучится кивать, показывая, что слышит. И так далее.

Тоже посмотрев на медленно передвигающиеся над морем красные и зеленые огни, Синдзи сказал:

– Командир плюшевым быть не может. Зачем Хиэй учиться милоте?

– Это не Туман, – проворчала Аска, откидываясь на вторую стойку кафе, заложив руки за голову. – Это наше представление о нем. Вот бы саму Хиэй спросить.

– Утром.

– Думаю, она далеко нас пошлет с таким вопросом, – Мисато оперлась щекой на сложенные руки. – Линейный крейсер, как там ее звание… Младший флагман – и притворяться? Это вообще фу и отвратительно. То есть, не путать с военной хитростью.

Кадзи погладил жену по спине и вкрадчиво поинтересовался:

– А как же это Конго от дождя грустит-печалится? И что же это Такао по капитану тосковала? Они же "плюшевыми быть не могут"?

Мисато посмотрела удивленно. Кадзи почесал щетину на подбородке, подмигнул сразу всем:

– Или мы признаем, что русалки могут переключаться между социальными ролями, и тогда это не притворство, а нормальное поведение социализированного индивида в обществе себе подобных. Или русалки не могут переключаться, они всегда "по войне", как сержант Сагара.

– Кстати я его знаю, – хором сказали Рей и Синдзи.

– То есть, помню, – почесал подбородок Синдзи, а Рей хихикнула:

– Помним!

– … А тогда для них военной хитростью является абсолютно все. Даже поход аватарой в туалет – боевая операция с планом, разведкой, обеспечением, контрольными точками и прикрытием.

* * *

– Прикрытие?

Два импульса в сети: прикрытие на месте.

– Головняк, пошли!

Две смазанные тени вдоль палубы, одна с ходу запрыгивает на крышу первой башни, вторая на крышу второй, но тут уже толкнувшись от рогов лазерных дальномеров.