Текст книги "Ахани (СИ)"

Автор книги: Михаил Золотарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)

     Скоро они остановились у спящей людской пары. Ахани и Нала мирно и глубоко сопели во власти глубокого сна, сидя по пояс в теплой воде. Голова девушки также покоилась на груди юноши. Он же откинулся на сугроб, покрытый коркой льда. Русые волосы припорошило серебристым инеем.

     Вода затрепетала под нетерпеливыми шагами Урваши и маленькие волны с плеском устремились к берегу, слегка омывая людей.

     – Ну разве не чудно это? – Урваши улыбалась во весь рот, еле сдерживая смех. – Люди приходят ко мне очень редко, признаю, мне бывает скучно. Но эта пара, они просто пришли и уснули! Посмотри, какие они милые и измученные!

     Девушка, отпустив руку мужчины, присела совсем близко к Ахани, рассматривая его худое обветренное лицо. Ее браслеты тихонько звякнули. Сама же она прижимала кулачок ко рту, сдерживая рвущийся смех. Наконец тихонько прыснула и рассмеялась.

     Ахани слегка зашевелился, не просыпаясь, и Урваши отпрянула от него. Тихонько смеясь, она оглянулась к Навагве. Тот тихо погружался в воду.

     – Ах, прости! – спохватилась апсара и взяла ладонь полубога. Он сразу поднялся над водой. – Моя вода служит только мне! Но также и лечит. Она исцелит ноги девушки и рану парня, и придаст им сил, надо лишь немного времени! А пока рассвет еще не скоро, поиграй мне еще! Мне понравилась твоя музыка! А я станцую для тебя!

     С этими словами Урваши увлекла Навагву в туман.

     – Какая чудесная ночь! – донесся оттуда ее восторженный возглас и вскоре полилась красивая мелодия.

     Молочные струи клубились над водой, растекаясь по ледяным берегам, между редких густых елей.

     Одинокие черные облака изредка проплывали по небосводу и закрывали собой яркий полумесяц, тогда их тени скользили по густой пелене над озером, ненадолго лишая ее серебристого свечения. Время, подгоняемое чарующей музыкой, неумолимо приближалось к рассвету и новому дню.

     Первой с рассветом проснулась Нала. Дымка почти рассеялась, разогнанная розовым светом Сурьи. Чарующая музыку давно смолкла и пара молодых полубогов исчезла. В черной глади воды отразились окружающие озеро горы.

     Девушка открыла глаза и подняла голову, с недоумением осматриваясь. Сознание, поглощенное долгим глубоким сном, возвращалось не сразу.

     Взгляд ее скользил по покрытым инеем маленьким елям, по огромным серым скалам с белыми пиками, взметнувшимся по обе стороны озёра и остановился на только выглянувшем жгуче-алом краешке солнца.

     Наконец память вернулась и Нала резко посмотрела на спящего Ахани. Рана на его груди превратилась в еле заметный белый шрам, сам же он дышал глубоко и спокойно.

     Тогда опершись ладонями о грудь друга, юная дасья осторожно и медленно встала. Тёплая вода с журчанием стекала с ее темной кожи.

     Пухлые губы растянулись в счастливой улыбке и ладони легли на подрагивающие худые бедра. Ноги были еще слабы, но все же она стояла.

     – Устр доло, Ахани! – засмеялась Нала.

     Спящий юноша зашевелился. Звук веселого голоса разбудил Ахани и он поднял голову, с трудом разлепил веки. Взгляд его был мутен.

     – Устр доло, Ахани! – снова радостно повторила Нала и слегка подпрыгнула в воде.

     Теплые брызги упали на лицо ария и он улыбнулся, еще не до конца придя в себя.

     Рябь пошла по воде от стройных ног дасьи. Сияя белозубой улыбкой, Нала рухнула на колени Ахани и обвила его шею руками. Счастливо коснулась кончика его носа своим и уставилась в глаза другу, широко распахнув свои темно-карие.

     Ее горячее влажное тело прильнуло к телу Ахани и в голове его помутилось. Ладони легли на темную гладкую кожу на талии дасьи и мурашки побежали по телу юноши, напряжение скопилось в низу живота и глаза подернулись поволокой, еще не до конца оправившись ото сна.

     Счастливое лицо Налы было совсем близко, запах ее волос будоражил кровь. Теплые ладони девушки скользнули по спине, голова опустилась на плечо, тело прижалось очень сильно, так что упругая грудь дасьи вдавилась в его. Дыхание Ахани перехватило.

     ***

     Сознание встретило Хини болью. Еще даже не открыв глаза, она почувствовала ломоту в висках.

     Боль буравила голову изнутри, добавляя еще и частые пульсирующие толчки. Невольно вырвался стон и она приоткрыла правый глаз. Левый открываться не хотел. Во рту было сухо. Запястья ее в этот раз были связаны прочной веревкой, хорошо хоть спереди.

     – Очнулась, девочка? – голос торговца Шитры был низок и вкрадчив, и говорил он с легким акцентом. – Ох и напугала ты меня!

     Старик сидел у левого борта повозки, плохо различимый в полумраке. Телега тряслась и поскрипывала в движении. Через окошко и откинутый полог видно было что наступали сумерки.

     Волна досады и обиды затопила разум Хини. И снова в груди ее родился стон. Ее побег не удался. Будь проклят дас, что напал на нее! Ведь свобода была уже так близка!

     Голубой глаз девушки наполнился соленой влагой и слеза скатилась по худой щеке.

     – Ну-ну, не печалься так! – обеспокоенно сказал Шитра. – На вот, попей воды!

     Он протянул девушке прохладный, булькающий бурдюк. Хини с жадностью принялась пить, поперхнулась, закашлялась. Попыталась отдышаться.

     – Теперь сам буду за тобой смотреть! Ни на кого надежи нет! – торговец покачал головой. – И как угораздило меня прохлопать твой побег, да еще и даса того, будь он неладен! Здорово ты ему! Обучал кто?

     Хини молчала. Ее обучал отец, совсем давно и совсем немного. Учил владеть кинжалом и стрелять из лука. Конечно же он не рассчитывал, что любимой дочке понадобится такая наука, но самую малость ведь надо знать, вдруг и пригодится когда.

     Но этому старому анарию знать о том не стоило и потому девушка не проронила ни слова.

     – Ну не хочешь – не говори, – сказал Шитра. – Даса мы там и оставили. Хорошо хоть услышали крики. Чуть не ушла ведь! Это ж сколько я золота потерял бы, уберег Ахура, будь он благословен! Заживет твое личико, покуда до Зара дойдем, а там и пристрою тебя в хороший дом! Уж там к тебе хорошо будут относиться! В неге и роскоши жить будешь! Только не своевольничай больше, лады?

     Торговец снова не дождался ответа и сокрушенно покачал головой.

     – Вот дуреха ты мелкая! Не понимаешь счастья своего! Ведь будешь под охраной жить и беды не знать! Народишь дитяток господину и будут они радовать тебя! Благодарить еще будешь старого Шитру! Ай да что я распинаюсь!

     – Есть у меня мазь целебная, сейчас намажу твое личико красивое и быстро все заживет, не кручинься! – торговец в два шага сел рядом с девушкой.

     Хини почувствовала прохладное прикосновение к левой щеке. Сначала немного обожгла боль, но почти сразу утихла.

     Повозка все также тряслась, раскачивалась и поскрипывала. В оконце врывался прохладный, вечерний ветер. Ветер чужой страны.

Глава 11.

     – Ты не остановишь меня! – сказала Анхра. Глаза ее зло сузились и в глубине черных зрачков блеснули всполохи . Каршва встал возле выхода из юрты бабушки Кальпы, которая, по счастью, ненадолго отлучилась. Воин уверенно сложил руки на широкой груди, всем видом показывая свою непоколебимость.

     – Благородный велел не покидать стан! – ответил он. Анхра в ответ склонила голову, кулачки ее сжалились, а из плотно сомкнутых губ вырвался отчаянный глухой стон.

     – Я здесь благородная! – прошипела она. – И я велю тебе, воин, отойди с моего пути! У меня важное дело! Важней чем ты и я, важней чем мой брат!

     – Все равно не пущу! – упрямо и твердо ответил Каршва. Теперь уже девушка запрокинула голову, тряхнув волной угольных волос, и топнула ногой. Злой стон повторился.

     – Посторонись-ка, сынок! – из-за спины воина раздался негромкий голос Кальпы. Парень чуть подвинулся, впуская бабушку. Но поначалу в юрту вплыла большая плетеная корзина, доверху наполненная свежими серебряными рыбинами, что Кальпа несла на руках. Некоторые из рыб еще дышали, а одно подпрыгивала.

     – Давай помогу, бабушка! – Каршва тут же перехватил тяжелую корзину и понес ее внутрь, к тлеющему очагу.

     – Спасибо, сынок!

     Увидев что путь свободен, Анхра выскользнула наружу.

     – Пока, бабушка, спасибо! – донесся ее радостный крик.

     – Эй, стой! – опомнился Каршва, тут же бросил корзину и бросился за девушкой, все же аккуратно обогнув бабулю.

     Выскочив на воздух, воин торопливо заозирался. В наступающих сумерках сложно было разглядеть стремительную изящную фигуру. Тем более что в этот раз Анхра решила надеть черный, обитый мехом плащ, поверх черных же кожаных штанов и рубахи. Обзор закрывали бурые юрты, что большим количеством теснились в центре стана – каждый вождь старался быть ближе к царю. Вот за одним из жилищ Каршва углядел метнувшуюся черную тень, отблеск серебряной рукояти меча и сразу же ринулся вдогонку.

     – Благородная! – возопил он, пугая скучающих и кое-где засыпающих возле костров ариев.

     Громко топая, Каршва обогнул одну юрту, вторую, споткнулся о колышек, торчащий из земли и плохо различимый в темноте, и вырвал его оттуда. Веревка, привязанная к колышку, с шорохом зазмеилась ввысь – край юрты стал опадать, оттуда понеслись рассерженные крики.

     Раздосадованный воин сбился с бега, виновато обернулся и сам не заметил как толкнул пожилого ария, сидящего у костра. Старец как раз вращал вертел с насаженным огромным куском мяса. От толчка оно рухнуло прямо в полыхающие угли. Взметнулся сноп искр. Арии, сидящие вокруг, повскакивали отряхая бороды и одежды от тлеющих огоньков. В сторону удаляющегося Каршвы полетела хула.

     Парень уже знал, куда стремится Анхра. К одному из трех выходов из стана, что вел на закат. Хотя до постройки основательной городьбы было еще далеко, но вся округа вокруг уже была завалена срубленными деревьями, за исключением трех проходов в разных направлениях. В той же стороне паслись и боевые кони. Также и любимица благородной – Марута, что быстро оклемалась после последнего путешествия. Потому то воину и стоило спешить, ведь как только достигнет Анхра любимой кобылы, так и исчезнет в ночи, и не найдешь ее потом, а вернувшийся царь уж точно не даст спуску за такой проступок.

     Потому Каршва бежал что есть силы, так что ветер свистел в ушах, но при этом уже внимательно поглядывая под ноги, огибая многочисленные юрты, перепрыгивая натянутые веревки и продираясь между хмельными воинами.

     – Дорогу! Дорогу! – кричал он. Юркая фигура царевны изредка мелькала вдали между кожаных стен жилищ. Часто обзор заслоняли могучими спинами рослые арии, что собирались ватагами вокруг костров на маленьких утоптанных полянах. Негромкие разговоры тут же смолкали, воины, еще не отошедшие от вида мчащейся царевны, теперь удивленно разглядывали ее запыхавшегося охранника. Вслед за Каршвой вился легкий сизый дымок.

     Почувствовав жжение в левой голени, юноша зашипел. На штанине расползалась тлеющая дырка. Мерцали и дымились обугливающиеся края. Видимо один из угольков прожег штанину. Пришлось сбавить скорость, на ходу прихлопывая ткань ладонью.

     Меж тем юрты кончились. Взволнованный Каршва оказался на сильно утоптанной дороге, покрытой пожухлой травой. Справа и слева навалены срубленные деревья, еще не до конца расставшиеся с кронами.

     Дохнуло прохладой от реки, когда парень выбежал в поле. Молодая царевна уже добралась до табуна. Ее фигура была хорошо видна на фоне темно-красного закатного неба. Многие из лошадей усаживались почивать. Белая Марута, видимо почуяв хозяйку, смотрела в ее сторону.

     – Пощады, благородная! – крикнул Каршва, поняв что не успел. Но в следующее мгновение Анхра уже взлетела на спину лошади, плащ ее взметнулся, подброшенной ветром.

     Марута развернулась и, взмахнув длинным хвостом, исчезла в подступающих сумерках. Каршва же, тяжело дыша, опустился на шершавый ствол дерева, кое-как втиснувшись между двумя торчащими сучками.

     «Ох, несдобровать теперь» – думал он. Вытер пот со лба тыльной стороной ладони и пригорюнился, свесил голову.

     « Как теперь найти царевну? И куда ее понесло то? Прибудет благородный – спуску не даст за то, что отпустил сестру его! Вестовые уже донесли, что возвращаются в стан с победой, значит отомстили зендам, будь они неладны. А не надо было дань выпрашивать! Лошадьми причем!»

     Невеселые думы воина прервало всхрапывание лошади над ухом. Каршва вздрогнул и поднял взгляд от травы под ногами. Над ним стояла белая лошадь с поблескивающими зеленым зрачками.

     Юноша признал Маруту и улыбнулся.

     – Ну что расселся? Ищи коня! – виновато буркнула Анхра, выглянув из-за облака белой гривы.

     – Да, благородная! Сейчас, благородная! – Каршва подскочил и побежал в сторону засыпающего табуна высматривая своего Серка.

     Добежал до спящих животных, пометался между ними. Сурья окончательно пропал и близнецы-ашвины засыпали небо яркими звездами. Марута неспешно подошла ближе к спящим сородичам. Каршва пока что отыскал своего гнедого коника.

     – Друг, Серк! – виновато бормотал он. – Вставай, нужна помощь твоя! Прости уж, что отдыхать мешаю!

     Конь послушно фыркнул и поднялся.

     – А куда мы, благородная? – спросил Каршва у Анхры, когда уже взобрался на скакуна, накрытого волчьей шкурой.

     – На Змеиный клык.

     Воин побледнел.

     ***

     Ледяные глаза Велины смотрели в душу Мартана. Высокая, стройная и невероятно сильная стояла она напротив молодого царя. Вся покрытая копотью, пеплом и кровью. Ее бежевое кожаное платье до колен было надорвано и прожжено в нескольких местах. Обнаженные загорелые руки исполосованы длинными глубокими царапинами. На правой скуле наливался кровоподтек.

     Девушка сжимала длинный ятаган, гнутый и с парой зазубрин, на который с опаской косились старшины Кухул и Атар, стоящие возле царя. За широкой спиной Велины сгрудились, ощетинившись кинжалами, сотня зендовых женщин от мала до велика.

     Все кто остался в живых от племени зендов были вытеснены за стены селения и прижаты к реке. Со злостью и некоторые со слезами смотрели они как полыхают их юрты за спинами у воинов Мартана.

     Обильные черные дымы поднимались высоко в небо, начинающее темнеть, и ветренный Ваю не смел касаться печальных дымов, огибал пепельные клубы, не решаясь рвать и разносить их по округе, вместе с душами полегших мужчин.

     – Ко мне уже пришли дюжина родов, Велина! – голос Мартана был спокоен. – И никто из них не сражается с женщинами! Вас никто не тронет!

     – Уходите с моей земли! – зло крикнула в ответ девушка.

     – Твой муж повинен во вражде! – ответил царь.– Я предлагал ему братство, но он вздумал грабить мой отряд!

     – Мой муж – великий старшина! – гордо крикнула Велина. – Он все делал по завету предков! Не хули его!

     – Мы дадим вам новые дома! – предложил Мартан.

     – А взамен? Заставишь жить со своими воинами? – губы девушки скривились в презрении. – Уходи с нашей земли!

     Мартан повернулся к старшинам.

     – Уходим.

     Кухул серьезно кивнул, но у Атара округлились глаза.

     – Тут всего сотня женщин! – прошипел он. – Свяжем и заберем! Родят нам детей!

     – Чтобы каждую ночь ожидать кинжал в горло? – зло произнес царь. – Это мой наказ! Хочешь оспорить его?

     – Нет, благородный! – буркнул он. Развернулся и зашагал к своим десятникам.

     Кухул снова кивнул и ушел к своим.

     – Будь по твоему, Велина! – Мартан повернулся к девушке. – Мы уходим! Да помогут вам боги!

     – Моли богов, чтобы они помогли тебе! – прошипела Велина, но уходящий царь не услышал ее.

     ***

     Хини устала от дороги. Устала трястись в душной повозке. Устала от постоянного присутствия толстого Шитры рядом. От его кряхтения, сопения, хриплых вздохов и особенно от тошнотворного запаха. Как не старался торговец перебить смрад благовониями – ему это мало удавалось.

     Лишь единожды за неделю караван встал возле реки и Хини как смогла отмылась в прохладной воде, не снимая платья, под взорами десятков наемников. Тонкая ткань облепила ее стройное тело и Шитре пришлось быстро сопроводить ее до повозки от греха подальше.

     Торговец не отходил от нее ни на шаг, даже по нужде оставался рядом, все же отворачиваясь. Происшествие с дасом сильно напугало его, ведь он чуть не потерял целое состояние.

     Теперь он следил чтобы Хини постоянно мазала лицо пахучей лечебной мазью и много кормил ее, настаивая чтобы она съедала абсолютно всю принесенную еду – мясо, фрукты и молоко.

     Поэтому в отражении вод реки Хини увидала свое лицо почти что зажившим. Кровоподтек и синева исчезли. Из трепещущей прозрачной глади глянула на нее девушка с изящным овалом лица, чуть скуластым, загорелым, с маленьким слегка вздернутым носиком, легкими веснушками, пухлыми губами и огромными глазами цвета неба.

     Наемники прицокивали языками, качали головами и улыбались, когда Шитра тащил ее единственной левой рукой из воды в повозку.

     Через пять дней пути местность вокруг стала меняться. Деревья встречались все реже, трава обмельчала и выгорела, а вскоре в сплошном ее ковре стали появляться бурокаменные проплешины. Больше стало камней и проплывающие мимо холмы становились все выше. С каждым прошедшим днем становилось жарче.

     Так Хини поняла что они уже в Анарии. Дважды караван заходил в мелкие деревни, окруженные высокими частоколами.

     Внутри было уныло. Мелкие смуглые дети играли в пыли, некоторые с интересом подбегали чуть ближе к окружающим повозки наемникам, часто тараторили что-то на своем языке.

     Половина домов были сооружены из толстых палок и глины, другая половина – потрепанные темно-бурые юрты. Худые смуглые анарии хмуро смотрели на проезжающий караван, который нигде надолго не задерживался.

     На исходе восьмого дня пути колеса повозок въехали на ровный утрамбованный тракт и трясти стало меньше.

     – Пойдем-ка, покажу чего! – из забытья Хини вырвал сиплый голос Шитры.

     Повозка остановилась некоторое время назад, но девушка не обратила на это внимания. Продолжала также сидеть, скрестив ноги, на мягких шкурах, держа спину прямо и положив ладони между ног. Вспоминала строки Вед, всплывающие из глубины памяти. Глаза закрыты, а губы шевелятся, произнося чуть слышно звуки.

     Услышав окрик, Хини вздрогнула. Не сразу открыла глаза. Взглянула строго на старого торговца и поднялась на ноги.

     Караван остановился на вершине холма, съехав с тракта. Чуть поодаль поблескивала река. Хини спрыгнула на бурую бесплодную почву и облачка красноватой пыли поднялись от подошв.

     Тракт полого поднимался в гору и был далеко виден, так же как и еще две дороги, с ползущими как муравьи, телегами. Все они двигались в сторону стоящего на возвышенности белокаменного города Зара. Издалека он казался белым очагом, что был когда то в юрте Хини и грел ее семью – такие же белые стены и закатное солнце полыхало вместо огня.

     Теперь же ни очага, ни семьи не было у девушки и осознание потери заставило ее глухо застонать. Детство сгорело вместе с родной деревней и родным домом, а любимая матушка осталась далеко в плену у Мартана. И скорей всего, никогда им больше не свидеться. Глаза наполнились слезами.

     Но Хини решила никогда не показывать боль анариям и крепко сжала кулаки, сглотнув комок застрявший в горле.

     – Ты чего? Живот болит? – Шитра обеспокоено отреагировал на стон девушки.

     – Да, – буркнула она.

     – Уф! Как бы не занемогла, девочка! – пробурчал торговец. – Иди ложись уж! Ночью будем дома.

     Хини забралась обратно в темную повозку, свернулась калачиком на серой шкуре, зарылась носом в покалывающий мех, прижала ладони к лицу и горячие слезы сами обильно полились из глаз.

     Ночной Сома изрядно похудел, кручинясь о судьбе юной Хини. И когда разгорелся он в полную силу, то караван Шитры подъехал к городским воротам.

     Но даже в ночное время здесь было достаточно желающих попасть внутрь и потому пришлось некоторое время обождать уставшим караванщикам, продвигаясь потихоньку, шаг за шагом.

     Стражники, охраняющие распахнутые высоченные ворота, обитые затейливыми стальными узорами, проверяли каждую телегу и каждого человека. Досмотр был ярко освещен полыхающими факелами.

     Над площадкой висела еле заметная пелена красноватой пыли, потому звезды видны были плохо. Стоял невообразимый гвалт. Смешивались голоса десятков разных людей, разной речи и возрастов: старческие негромкие молитвы, мужские споры громкими голосами, женские причитания и плач младенцев, мычание коров и ржание лошадей.

     Весь этот гам изредка перекрывал вибрирующий звук гонга, когда стражники заканчивали досматривать очередной караван и призывали следующий.

     Когда уже пришла очередь каравана Шитры, то он спешно выбрался из повозки, где бесшумно горевала юная Хини и как мог быстро подбежал к большому деревянному столу, за которым расположился старший стражник – немолодой уже, высокий мужчина, смуглый и морщинистый, с длинными седеющими усами, свисающими до груди. Одет воин был, как и все стражники, в темно-красную безрукавку, открывающую взорам мускулистые руки и серые легкие шаровары, на голове намотана белая ткань, днем спасающая от жаркого солнечного света.

     Шитра что то сбивчиво забормотал старшему, тряся короткой бородой, тот сурово слушал, сдвинув густые брови и щурясь глядел в заискивающие глаза торговца. Губы его презрительно кривились.

     Наконец он неспешно кивнул подчиненным и караван беспрепятственно вошел в Зара.

     Потянулись узкие кривые улочки, заставленные низкими глинобитными домами с плоскими крышами и маленькими окнами. В ночной тишине скрип тележных колес разносился далеко по отвлетвляющимся темным переулкам.

     Пыльные улицы освещал серебряный свет ярких звезд, за исключением плотных теней от лачуг. Людей видно не было, лишь изредка худые ободранные псы провожали путников хриплым лаем.

     Улица все извивалась и ветвилась. Хини, грустно наблюдавшая за проплывающими светлыми стенами, запуталась в многочисленных перекрестках и развилках и уже думала, что окажись на свободе, вряд ли нашла бы дорогу к воротам.

     Нескоро добрались до еще одних ворот в такой же светлой стене. Общение Шитры со старшим стражником повторилось и караван въехал в центр Зара.

     Улица, начинающаяся за второй стеной, была чище и шире. Дома выше и основательнее, в два, а то и в три этажа. Стены окрашены светлой поблескивающей краской, на углах причудливые ломаные узоры. Окна больше, кое-где мелькали отблески масляных лампад.

     На первых этажах в большинстве цветастые навесы, накрывающие многочисленные лавки, магазинчики и харчевни. Все они были закрыты в ночное время. Прохожих было мало.

     Вскоре караван свернул с широкой улицы на узкий переулок с высокими глухими заборами. Остановился у больших ворот. Те со скрипом раскрылись, впуская телеги внутрь. Во освещенном факелами дворе двухэтажного особняка спокойно разместились четыре повозки.

     Уставшие всадники спрыгивали с лошадей, разминали ноги. Двое расторопных слуг закрыли створки ворот, вставили большой деревянный брус в пазы, наглухо заперев выход.

     Шитра отдал несколько распоряжений и позвал Хини. Выбравшись из повозки, девушка наткнулась на высокую дородную женщину средних лет в глухом темном платье и платке, скрывающем волосы.

     – Это Моринга, – пояснил Шитра. – Она отведет тебя в твою комнату. Слушайся ее и все у тебя будет хорошо!

     Моринга, не говоря ни слова, взяла девушку за руку и повела в дом. Ладонь ее была широкой и сильной. Хини скривилась от боли, но терпела.

     Ей приходилось чуть ли не бежать за строгой стремительной женщиной. Быстрые шаги грозили разорвать подол длинного платья и еще Хини сильно боялась споткнуться и упасть. Казалось, что Моринга поволокла бы ее по полу за собой.

     Женщина распахнула тяжелую входную дверь и пара очутилась в просторном, тускло освещенном зале.

     Здесь стояло несколько низких столов. Вокруг них в изобилии были разбросаны разные шкуры и маленькие подушки. На столах дымились тарелки с ароматной похлебкой, видимо для наемников.

     В животе Хини заурчало, голова закружилась от пряных запахов, но Моринга, не сбавляя шага, протащила ее через весь зал к широкой лестнице, ведущей на второй этаж.

     Быстро вбежали наверх. Девушка слегка порадовалась, что умудрилась не упасть на ступенях.

     Моринга довела девушку по длинному сумрачному коридору до дальней двери. Распахнула ее, втолкнула Хини внутрь.

     – Спи! – рыкнула женщина.

     Закрыла дверь и снаружи стукнул засов.

     Хини огляделась. Комнатку освещал лишь лунный свет, проникающий через открытое окно. В углу уже привычные овечьи шкуры и две подушки. Рядом глиняная чаша с похлебкой, деревянная ложка.

     Девушка набросилась на еду. Когда тарелка опустела и ложка застучала по дну тарелки, Хини оставила ее и выглянула в окно.

     За домом был небольшой участок, засаженный несколькими тощими деревьями. Под некоторыми уже похрапывали наемники. По краям сада лошадиные крытые стойла, откуда изредка доносились фырканья и всхрапывания.

     Ночь над Зара была теплой, тихой и звездной. Хини отступила два шага от окна, опустилась на шкуры и тут же уснула.

     Утром ее разбудила хмурая Моринга. Из окна лился яркий свет и доносились трели птиц. С трудом Хини разлепила глаза, а злая женщина уже тащила ее, не понимающую где она, вниз по лестнице во двор.

     Пробежали по пыльной тропинке за стойла. Здесь на мелком помосте стояла низкая деревянная бочка, обильно обмазанная черной смолой. Под ней потрескивали угли. Вода в бочке шипела. Поднимался белесый пар.

     – Раздевайся! – приказала Моринга. – В воду!

     Хини замерла, не представляя как обнажиться перед незнакомой женщиной.

     – Быстрее! – прорычала Моринга. – Порву платье!

     Хини тут же пожалела свое платье. Эту светлую ткань сшивали они вдвоем с матушкой. Потому она, понурившись, сняла его через голову и аккуратно положила на краешек помоста.

     Тряхнула длинными русыми волосами, прогоняя комок из горла. Взобралась и перешагнула через край бочки.

     Вода была горячей, почти обжигающей. Доходила Хини до середины бедра.

     Моринга удовлетворенно оглядела тело девушки. Покачала головой, поцокала языком.

     Затем наклонился и достала из-под помоста два коротких ножа. Изогнутых и широких.

     – Буду готовить к мужчине! – пояснила она.

     ***

     Ахани стоял в белом поле. Оно простиралось вокруг насколько хватало взора. Тонкие ветки тихо шелестели по ветру. Все они были усыпаны мягкими белыми комочками.

     Хлопковое поле заканчивалось далеко на краях земли и упиралось в бирюзовый чистый небосвод.

     Вкрадчивый теплый ветерок играл с русыми волосами юноши, а сам он настороженно оглядывался.

     Огромное поле не нравилось ему. Оно было слишком тихим, ни птиц, ни мелкого зверья не было слышно.

     Также не было и солнца на небосводе. Сурья пропал. Но яркий свет все равно лился сверху. Не такой как у светлого бога – мягко-желтый, а другой – матово-серебряный, мертвенный и колючий.

     Он заставлял Ахани щурить глаза, впивался как маленькие льдинки.

     Наконец арий разглядел вдалеке хрупкий силуэт и побрел к нему. Хотел пойти быстрее, но темные тонкие ветви сплетались чуть выше колен и с трудом давался каждый шаг.

     Жесткие ветки не хотели расступаться. Цеплялись друг за друга. Переплетались и с тихим шелестом опадали немногие из плотных шариков. Снова смыкались за спиной юноши, восстанавливая слитный белый покров.

     Ахани все шел и шел, тяжело дыша. Натруженные ноги подрагивали.

     Темная фигура постепенно приблизилась и он признал Хини. Девушка стояла не шелохнувшись, замерев как деревянный идол с глазами из голубой слюды. Ни движения, ни эмоций, только черные зрачки наблюдают за другом.

     Ахани подошел еще ближе и уже десяток шагов разделял их. Он уже видел знакомое светлое платье, ее густые длинные волосы, но Хини не реагировала. И казалось даже не дышала – грудь ее не вздымалась.

     – Хини! – осторожно позвал юноша.

     Она молчала и не шевелилась. Руки девушки раскинуты в стороны. Ладонями к небу. А на ладонях два коротких ножа с широкими лезвиями. На правой руке – с черной рукояткой, на левой – с красной.

     Ахани подошел уже почти вплотную, встал, усмиряя дыхание. И тут зрачки Хини дрогнули и взгляд упал сначала на красный нож, затем на черный и на Ахани.

     И снова красный, черный, Ахани. Красный, пауза, черный, глаза друга.

     Зрачки единственное что было живым в девушке. В остальном же тело ее напоминало застывший разноцветный камень. Обтесанный умелым мастером до невероятной схожести с девушкой и покрытый прозрачным застывшим маслом.

     – Выбрать, Хини? – несмело спросил парень. – Мне нужно выбрать нож?

     Тишина была ему ответом, а зрачки подруги продолжали свое движение.

     Тогда Ахани осторожно протянул руку к черному ножу. Но почему-то замер, задумавшись. Пальцы задрожали.

     Что мог означать этот выбор? Неужели от него зависит жизнь милой Хини или же ее участь? И почему он должен решать, не зная?

     Ахани стало боязно. Страх подступил, сжал горло. Затрепетало сердце в груди.

     Он поднял другую руку и коснулся красного ножа кончиками пальцев. Посмотрел в глаза милой Хини, а она смотрела в его.

     Тогда он решительно забрал нож. И Хини шумно, с легким стоном выдохнула.

     Сегодня Ахани проснулся первым. Открыл глаза и увидел густые кудрявые волосы Налы. Девушка спала, прижавшись к нему спиной и тихо посапывала.

     Не сразу пришел он в себя после странного сна. Перевернулся на спину, растянулся на мягких шкурах, распрямляя застывшие мышцы. Натруженные ноги болели.

     Семь дней, прошедших после чудного купания, они с Налой шли на юг. В основном двигаясь вниз по покатым заснеженным склонам. Брели в сугробах, иногда проваливаясь в них по пояс и помогая выбраться друг другу.

     Погода была на стороне путников. И постепенно менялась вместе с местностью. С каждым днем становилось теплее.

     Если первые две ночи пара провела почти без сна, стуча зубами от холода и казалось сливаясь телами, чтобы согреться под несколькими шкурами, то дальше они, падающие от усталости, спустились со склона и очутились в огромной долине, чуть припорошенной снегом.

     Здесь росли мелкие деревья и Ахани с Налой насобирали веток, в сумерках разожгли костер в укромном укрытии между камней и отсыпались в блаженном тепле. Ели чудные дасьи плоды, стараясь беречь их.