Текст книги "Шесть историй о любви"

Автор книги: Михаил Антонов

Последний день. Поднялись рано– около шести часов. До остановки автобуса их проводили Юра Пугин с Татьяной, сами они в Москву вылетали ближе к вечеру.

– А Люда не придет тебя проводить?– спросил Юрий у Михаила.

– Увы, не обещала. Хорошая она девушка, я бы ее увез с собой, если бы она поехала,– признался Бурлаков.

Тут появились Василий и Ольга. Бергер, кроме своей спортивной сумки, тащил еще и ящик с фруктами, которыми запаслась Оленька.

Вскоре подошел автобус. Ребята попрощались с остающимися друзьями и загрузились в него. Минут через десять они прибыли на автостанцию. А там, еще через четверть часа, они разместились в междугороднем "Икарусе".

Не доезжая до Старого Крыма, утомленный двадцатидневным отдыхом Мишенька заснул и проснулся, когда автобус уже въехал на улицы Симферополя. Потом он долго сожалел, что так и не узнал: бывают ли в Крыму ландшафты и виды какие-то другие, кроме горных.

Поколесив по улицам, они пересекли город и прибыли в аэропорт. По привычке Бурлаков заглянул в киоск "Союзпечати" и заскочил на рынок, располагавшийся неподалеку. Он только успел купить груш и персиков, как объявили регистрацию и посадку.

Приняв в свое чрево полторы сотни уральцев, отдохнувших на южном побережье Крыма, самолет разбежался и устремился в небо.

Мишенька, выспавшийся в автобусе, проглядывал газеты и думал о своем. Рядом дремал Вася. Из состояния покоя их вывела Елена, размахивая помятым номером "Крымской правды". В этот номер, свернув его в кулек, ей насыпали на рынке слив. Сливы Лена с Ларисой ели во время полета. А когда кулек опустел, девушки с удивлением заметили статью со знакомой фамилией автора. Автором был С. Шувайников, а статья называлась "Грязь на тропе". Ну мало ли кто чем любит заниматься в свободное от походов время. Новоявленный литератор любил грязь и охотно поливал ею своих недругов.

Речь в заметке шла о Виталии Иванюке, и, как пример его грязной деятельности, приводились эпизоды из путешествия семьдесят седьмой группы.

Возмущение девушек Михаил с Васей поддержали. На маленьком совещании, в котором принимали участие еще и Вадим с Ольгой, было решено дать отпор борзописцу. Для чего решили собраться позднее в Челябинске, написать гневную отповедь этому писаке, сводящему личные счеты таким образом, и отправить в крымскую газету. Все-таки воспоминания о походе и о Иванюке у ребят были доброжелательными.

В покинутой частью наших героев Феодосии семьдесят восьмая группа отправилась на Золотой пляж. У Шуры Иванова был день рождения и он, купив персиков, угощал ими друзей. Людмила тоже загорала вместе со всеми. Все вокруг были знакомые, но, тем не менее, она невольно осознала, что оторвалась от интересов группы за время постоянного общения с Михаилом. А тут еще Алиса с вопросом:

– Ну что, уехал твой Мишка?

Сергиенко молча кивнула.

– Теперь будешь так же скучать, как мы,– заметила Руфа.

– Не буду,– воспротивилась Люда, но на душе все равно было ощущение, что чего-то ей не хватает.

– Сейчас не будешь, за один день не соскучишься,– согласилась Руфина, переворачиваясь с живота на спину.– А вот через неделю бы точно загрустила.

– Все мужики – сволочи, но и без них – нельзя,– подтвердила Дина. – Как там наша Тоня?– подумала вслух Людмила, желая сменить тему.

– Не пропадет,– решительно заявила Алиса.

А потом шепотом, чтоб не слышали уфимские соседки пожаловалась старшей подруге:

– А я– дура. Димка так со мной дружить хотел… Такой чистенький, хороший мальчишечка,– нахваливала она одного из уехавших курсантов, того самого, с которым играли им свадьбу на далеком "Кок-Асане",– а я у него на глазах, как специально, то с этим многодетным Иваном, то с моряком…

– Сама выбирала. Я тебя предупреждала, что Дима– хороший парень. Сама решала,– ответила Люда.

А когда Мишенька пролетал над Донбассом и видел в иллюминатор только густые белые облака, к Сергиенко снова подсел Толик и опять завел речь о своем богатом хозяйстве и о том, что он хотел бы увезти Людмилу с собой. Девушка молча слушала его речь и думала о своем.

В Челябинск прилетели по расписанию. Вадима встречали брат с отцом на автомобиле. Оленьку– родители на такси. Первыми уехали на ЧМЗ на автобусе Лариса с Еленой. Потом– Василий с Михаилом, им обоим надо было на Северо-запад. Люба поехала экспрессом на вокзал, оттуда легче было попасть в Коркино. Задержалась у киосков Наташка.

В городе продолжалось лето и было также тепло, как в Крыму.

Дома Михаилу сообщили, что ему вчера звонил некто Алексеев и сказал, что позвонит еще. Вечером, действительно, раздался звонок.

– Тебя девушка какая-то,– сообщил отец, снявший трубку.

– Девушка?– удивился Миша.

– Алло! Добрый вечер. Как долетел, как твои дела?– услышал он голос-колокольчик Людмилы…

Вечером Алиса пошла звонить родителям, что завтра вылетает в Москву и приедет в Калугу с последней электричкой. Сопровождавшая ее Людмила, чтобы скоротать время ожидания, (у нее самой дома телефона не было), решила заказать Челябинск. Была суббота и ее номер вызвали быстрее, чем Алисин.

И куда-то ушли хандра и чувство неустроенности, когда в трубке послышался знакомый голос Бурлакова:

– Да, я вас слушаю…

ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ. «ПРОДАЕТСЯ ЛЮБОВЬ»

– Ну и что ты мне этим хочешь сказать? Что это я– бездельник? У тебя дела, а у меня их нет? Любопытное мнение…

А кто бил себя в грудь и говорил, что писание романов такой пустяк?.. Все бросай, и я тебя жду. Собираемся у меня на даче…

Вся эта история началась еще год назад, на помолвке Славы Алексеева и Нины Беляевой. Находясь в нетрезвом состоянии, группа интеллигентов– художников расхвасталась перед Еленой Фроловой– подругой Ниночки, что им не только ваять скульптуры и писать маслом картины, но и литературный труд сочинить ничего не стоит.

Бывает. Что только не брякнешь, не подумав, ради хвастовства перед хорошенькой женщиной. Язык-то– он без костей. Ну разгорячились, поспорили и взяли на себя эту обузу– написать повесть о грустной любви. Срок у них был – три месяца. До следующего приезда Елены в Челябинск. Но командировка минчанки сорвалась, и все как-то забыли про глупый спор. Правда, не все. И год спустя Нина теперь уже Алексеева с радостью сообщила мужу, что у нее хорошая новость – не позднее, как в следующий понедельник, Фролова прилетает в Челябинск.

Естественно, что Вячеслав отнесся к этому сообщению весьма индифферентно, но супруга, как бы между прочим, напомнила:

– Кстати, ты не забыл, что Леночка страстно любит разные истории про любовь. И кто-то, не будем называть поименно, обещал ей предоставить рукопись литературного произведения к ее следующему приезду. Что вы ей там обещали, в случае проигрыша?

Славик выругался про себя, а в слух заметил, что подруга жены – очень злопамятная тетка.

На это Нина заметила, что время от времени очень гордых и много о себе мнящих мужчин полезно щелкать по носу и ставить на место. И если Елена утрет нос некоторым воображалам и хвастунам, то это им будет только на пользу. Но, вообще-то, добавила жена, у этих задавак есть еще выходные дни в запасе. Пусть пишут. Львы Толстые.

Теперь Слава Алексеев собирал команду. Из той оравы, что спорила год назад, в наличии оказалось четверо: он сам, случайно оказавшийся в городе скульптор Роберт Ваганян, молчун Володя Краснов и Мишка Бурлаков– сотрудник Нины и единственный не художник в той шумной компании.

Весь вечер пятницы Вячеслав посвятил убеждению друзей.

Роберт согласился сразу, как только узнал, что приедет та самая блондинка, с которой он провел вечер на помолвке. Но скромно напомнил, что писать придется по-русски, а не по-армянски. Зато он выразил желание быть спонсором мероприятия.

Краснов тяжело вздохнул, но, помятуя о мужской дружбе и взаимопомощи, согласился.

С помощью Нины, работавшей с Бурлаковым в одном отделе, Слава нашел и его. Но, не обремененный пока семьей, Бурлаков был страшно занятым личными делами, и его пришлось убеждать дольше всех.

– Ты же говорил, что мы можем рассчитывать на тебя? Вот мы на тебя и рассчитываем…

Какие девушки? Причем тут девушки? Да у меня на даче вышел на балкон, взглянул на пляж и выбирай себе любых девочек. Правда, почти все они дочки начальников, но это скорее говорит о их порочности, чем о скромности… Ах, у тебя есть девушка? Ну так я и не заставляю тебя ухаживать за Фроловой. Ты будешь просто писать для нее роман… Ну так ты и друга своего зови ко мне. Какая вам разница, где загорать. А у меня, на Карповом озере, завсегда лучше, чем на вашем Первом.

Но только после того, как Алексеев пообещал, что за Михаилом и его другом заедет Ваганян на бибике и ему не придется толкаться в садовом автобусе, Бурлаков согласился и пообещал быть.

Утро задалось чудесное. Ваганян подъехал, как и обещал к десяти часам. Из подъезда вышли двое: невысокий, коренастый Бурлаков– его Роберт признал, и друг Михаила– светлобородый, с залысинами на открытом лбу, парень одного с ним возраста. В руке он держал гитару, упакованную в чехол.

Михаил представил своего друга как Вадима Дюкова. Ваганян обменялся с ними обеими рукопожатиями и пригласил в свою "Ниву".

Пока они ехали по шумному Свердловскому проспекту, разговор не завязывался. Роберт включил радио, из динамика диктор вещал последние новости. Особенно часто повторялись им слова: "перестройка" и "гласность".

– В прошлом году они другую связку слов употребляли,– заметил Михаил.– Тогда все больше про ускорение говорили.

– Э, перестройка– перестрелка. Как раньше было, так и теперь осталось,– ответил Ваганян.– Скучно. Да?

На этом политику больше не обсуждали.

Машина свернула направо к Шершневской плотине. На автобусной остановке стояла изрядная толпа. В основном молодежь, с вкраплениями садоводов.

– Ого, сколько народу! На пляж, похоже, ломятся,– предположил Вадим.

– А ты был у Алексеева на даче?– спросил Бурлаков у Ваганяна.– Там, правда, озеро есть?

– Есть, есть,– согласно закивал головой скульптор.– С балкона видно. И вода теплая. Теплей, чем в водохранилище.

– Это хорошо, а то сегодня такую жару обещали.

Машина миновала плотину и, взяв вдоль берега водохранилища, через пять минут подкатила к зеленым воротам.

– "Мичуринец",– прочитал название сада Михаил.– Смотри-ка, и вправду недалеко от благ цивилизации.

Еще через пару минут машина остановилась возле железной калитки.

Навстречу им вышел одетый в одни шорты Алексеев.

– Прошу вас, сэры, проходите.

Молодые люди вылезли из машины. Все стали здороваться.

– Вы что-то с вещами?– спросил Славик, показывая на сумку Бурлакова и гитару.

– Отдыхать же приехали.

– Я вам дам отдыхать. Работать будете, как негры на плантации.

Тут мимо автомобиля прошли две миловидные девушки лет семнадцати. Обе в незастегнутых халатиках, под которыми были видны купальники.

Горячий Ваганян зацокал языком, а все мужчины внимательно проводили их взглядами. Бурлаков ехидно и громко заметил:

– Какая хорошенькая, вон та, с краю.

Потом окликнул:

– Ягодки, не знаете, который час?

Девушки обернулись, и одна из них крикнула:

– Не знаем!

Тут они обе прыснули.

– Давайте я вам скажу,– предложил Мишенька.– У меня часы есть.

– Не надо,– ответила та же девушка, и они снова рассмеялись и ускорили шаг.

– Счастливые. Часов не наблюдают,– заметил Вадим.

И все мужчины вошли на территорию участка Алексеева.

– Какие у тебя здесь, однако, мамзельки ходят,– обратился к хозяину Михаил.

– Да уж, есть такие. Через два участка от меня живут. Но хватит о бабах, пора о работе.

Все расположились за столом в тенистом участке сада.

– Кто что знает о писании романов?– спросил Алексеев, взявший на себя функции руководителя.

– Неплохо бы бумагу иметь,– ответил Краснов. Он приехал раньше остальных.

– И ручку,– добавил Роберт.

– А еще голову или, на худой конец, писателя,– заключил Михаил.– Хотя, профессиональный писатель нам не поможет. Ему нужно время на размышление, кипу черновиков, архивные материалы. Тут нужен графоман.

– Ну вот как раз графоман-то у нас есть,– сказал Алексеев и внимательно поглядел на Бурлакова.– Мне Нина говорила, что ты там все стишки пописываешь. И тема подходящая– про любовь.

– Ну ты даешь. Одно дело стишки девушкам в альбом. Зарифмовал "любовь"– "кровь", "грезы"– "розы". А другое дело проза. Тут хотя бы навыки нужны.

– У нас очень мало времени. Уже скоро одиннадцать. Решаем так: Миша, ты у нас будешь главный автор, я буду главным организатором, Володя– главным стенографистом, Вадим будет помогать в составлении сюжета, А Боб– главным спонсором. Боб, наливай.

Роберт все понял, принес из багажника сумку и достал оттуда запотевшую банку.

– Пиво? Здорово!– произнес Вадим.– Как раз по погоде.

– Что там нам надо сочинить?– спросил Бурлаков.

– Грустную сказку из современной жизни.

– Да же так,– удивился Михаил и задумался.

– Главное начать,– сказал Вадим.

– Ну начало я, похоже, придумал. Если история должна быть грустная, то пусть герой тоскует с самого начала. Пиши,– скомандовал он.– "Я сидел и грустил…"

– Кто сидел и грустил? Почему грустил?– спросил удивленный Роберт.

– Кто, кто. Главный герой, конечно. Кстати, назовем его Вадимом. В честь моего друга Дюкова. Герой мой тоже везде с гитарой ходит да и песни будет петь. Вы ребята еще не слышали, как Вадик поет?… Сочувствую вам;

Итак, почему герой грустит? Вадим, ты почему порой грустишь?

Кто на тебя тоску нагоняет? Я думаю, женщины. Когда их нет, тоска. Когда есть, тоже невесело. Почему например та, а не эта.

Вадим, молча улыбаясь, кивнул и взял два минорных аккорда на гитаре, которую он успел достать из чехла.

– А ты, спонсор, наливай,– предложил Михаил, протягивая опустошенный стакан.– Начинаю диктовать.

"Я сидел и грустил. Причин для грусти было более, чем достаточно. Только что она, та, которую я так любил, и теперь еще люблю, та, которой я посвящал стихи и дарил свои песни, выгнала меня из своего дома.

Вы бы знали, как долго я набивался к ней в гости, как надеялся на это посещение. И вот я уже сижу на лавочке возле ее подъезда и грущу.

А знаете, за что меня выставили? Всего– навсего за поцелуй!

Ха! Веская, однако, причина. Ежедневно миллионы юношей целуют не меньшее количество миллионов девушек, и ничего. Насколько я знаю, девушкам это даже нравится. И порою они отвечают молодым людям взаимностью. Я это точно знаю, потому как ранее сам принимал в этом процессе посильное участие.

А вот Людмиле это не понравилось…"

– Людмила– это кто?– спросил строго Краснов.

– Главная героиня,– ответил Бурлаков. Была у меня не так давно, в прошлом году, знакомая. Людмилой звали. Грустная история…

Я продолжаю диктовать:

"Людмиле это не понравилось. Она звонко шлепнула меня по щеке маленькой ладошкой и тонким пальчиком указала, где у них в квартире находится дверь.

Никакие мои аргументы и объяснения не воспринимались. Никакие мои извинения не признавались. Она говорила только одно: "Я хочу, чтобы ты ушел!" И мне не оставалось ничего другого, как удалиться.

С камнем на сердце я сел на лавочку возле ее подъезда и загрустил. Настроение было паршивое. Хотелось не то плакать, не то выть на луну, которая с ехидной усмешкой выползала на черный небосвод.

"Надо написать новую песню,– думал я.– Самую лучшую, самую красивую. Я ведь кое– что могу. Друзья говорят, что у меня не плохо получается, да и самой Людмиле мои песни нравились. Так вот, напишу я эту песню и пусть она ее услышит. Услышит, как я ее люблю, как мне грустно без нее.

Сами собой сложились строчки…"

– – Тут, Вадим, твоя работа. Исполни, пожалуйста, что нибудь грустное. Хотя бы эту, про сердце,– обратился Бурлаков к своему приятелю.

Дюков не стал упираться и под любопытствующими взглядами новых знакомцев запел:

 
Почему так сердцу больно?
Как узнать?
Отчего мне не спокойно?
Как понять?
Почему ты так сказала?
Неужели все с начала.
Все с начала мне придется начинать.
Если что не так я сделал– ты скажи.
Если я тебя обидел– накажи.
Только ты со мной при встрече не молчи,
И, молю, с таким укором не смотри.
Почему боюсь я встречи?
Как узнать?
Отчего ты так сурова?
Как понять?
Ты как-будто обязала,
Чтобы болью встреча стала.
Как поведать мне об этом, как сказать?..
 

Песня действительно была грустной, так как говорилось в ней о не разделенной любви. И только Вадим закончил петь, Михаил тут же продолжил диктовать:

" Так вот, напишу я эту песню и пусть она ее услышит. И тогда она поймет, как я ее люблю, как мне грустно без нее.

Людмила! Как мне плохо без твоих глаз, без твоих рук, таких маленьких и нежных. Какое наслаждение держать тебя за руки. Но вот только ты не даешь мне это делать. А какие у тебя губы! К сожалению, именно эти губы меня и подвели. Глупая девчонка! Неужели ты думаешь, что можно безнаказанно иметь такие губы и надеяться, что не найдется желающего узнать их вкус? Вкус-то я узнал, но, по-моему, слишком дорого за это заплатил. Сижу вот в тридцати шагах от тебя, Людмила, и никакой дьявол не может мне помочь… "

Я успел добраться в своих мыслях только до этого места, как вдруг почувствовал, что рядом со мной кто-то сидит."

– Я думаю пора вводить следующего персонажа,– сказал Бурлаков.– И это будет кто-то неведомый.

"… рядом кто-то сидит. Именно почувствовал, а не увидел. И еще запах… Легкий такой запашек, не очень-то приятный, что-то напоминающий, но что, я вспомнить никак не мог.

Я естественно оглянулся и увидел его.

Ему было лет тридцать– тридцать пять. Волосы темные, на лице мушкетерские усики и бородка. На глазах темные очки. И это ночью!

Когда он подошел и сел рядом, я не заметил. Все это-то крайне меня удивило и насторожило."

– Ребята, дайте сигаретку,– обратился Краснов к друзьям.

– А мне пива плесни, горло смочить,– попросил Михаил.

– И что дальше было?– поинтересовался нетерпеливый Ваганян.

– Разговаривать будут,– ответил Слава.

– А о чем?

– Ну, наверное, незнакомец у него закурить попросит.

– Не люблю я, когда по ночам закурить спрашивают,– заметил Роберт.

Михаил усмехнулся и продолжил диктовать:

"– Не угостите сигареткой,– спросил неизвестный.

– Я не курю,– ответил я машинально.

– Я, кстати, тоже,– признался сосед по лавочке.

И тут же без паузы он продолжил:

– Я знаю, что вы не курите, поэтому и спросил.

– ???

– Дело в том, что у вас в правом кармане куртки лежит пачка сигарет. Вам они не нужны, а мне бы пригодились, у меня таких нет. Я, видите ли, коллекционер. Собираю пачки от сигарет,– и он посмотрел на меня вопросительно.

Удивленный такой тирадой, я полез в карман.

– Не в этом, в правом.

Я потянулся в правый. И, действительно, нащупал там пачку сигарет. Это оказались "Челябинские" с трактором на картинке.

Все происходящее меня крайне удивляло. Ведь, насколько я знал, последние лет пятнадцать наша табачная фабрика сигарет этой марки не выпускала, заменив их "Примой". Последний раз я видел такие на исходе шестидесятых, их курил мой отец.

– Что-то я ни черта не пойму,– вслух подумал я.

– А тут и понимать ничего не надо. Вы не свой плащ одели, когда уходили. Есть повод вернуться,– сказал мне незнакомец.

– А я не только это не понимаю."

– Кстати, я тоже понимаю все меньше,– заметил Славик.

– Ты знай записывай,– ответил ему Михаил.– Что-нибудь потом придумаем. А сейчас для интриги все нужно в кучу собрать. Про лишнее потом забудем, а нужное используем. У меня, понимаешь, вдохновение пришло, а ты перебиваешь.

"– А я не только это не понимаю.

– Вас, наверное, удивляет зачем мне, некурящему, сигареты?

Объясняю еще раз– хобби! У нас там, видите ли, мода коллекции собирать. Вот я и собираю пачки от сигарет. Уже вторую тысячу кончаю,– закончил он задумчиво.

– Это где, "у нас там"?

– Да там,– махнул он неопределенно рукой.

– Доходчиво объясняете,– съязвил я.– Да не шпион ли вы?– спросил я с издевкой.

– Ну что вы! Вы себе льстите,– включился он в игру.

Теперь он откинулся на спинку скамейки, положил ногу на ногу и говорил, не глядя на меня.

– Никакой самый завалящий шпион вами не заинтересуется.

Учитесь вы плохо. Высшую математику сдавали два раза, а сопромат до сих пор украшает вас хвостом. Да и специальность у вас не секретная– "Литейное производство". Так, как в этой стране, льют металл только в Зимбабве. В общем, вы, Вадим, для шпиона не находка.

Такая осведомленность незнакомого мне человека, крайне меня возмутила.

– А вы, собственно, кто такой? Откуда вы все знаете, даже мое имя? Может вы из органов?

– Нет, не угадали. Да вы прежде всего успокойтесь. Вы сами призвали меня на помощь.

– Я? Вас? Да я вас не знаю!

– И тем не менее,– он поглядел на меня и улыбнулся.

И хотя я не видел его глаз, скрытых темными очками, его улыбка подействовала на меня магически и я успокоился.

– Все ваши данные написаны на вашем лице и вот в этом документе.

В руках он держал какие-то корочки. Он протянул мне эту книжечку и я с удивлением разглядел свою зачетку.– Вы обронили ее тут неподалеку. Но, думаю, не только утеря документа привела вас в меланхолическое настроение. Наверняка тут замешана и девушка. Я прав?

"Какая утеря документа, зачетка моя должна лежать дома,– думал я, но не зная, как возразить незнакомцу, да и в какой-то мере соглашаясь с его последней репликой, я молча кивнул.

– Неразделенная любовь?

Мы немного помолчали.

– Она очень красивая?– спросил незнакомец.

Я кивнул в очередной раз.

– Типичная ошибка. Впрочем, ее совершают все в двадцать лет.

Любить надо не красивых, а хороших,– изрек он нравоучительно. Тем более, что она не будет вашей женой.

– А вы откуда знаете, чьей она будет женой? Может, вы и ее свидетельство о браке нашли?– находчиво возразил я.

Он ответил на мою шутку на полном серьезе:

– Нет не нашел. Невозможно найти документ, который в ваше время еще не существует. Проще найти бумаги прошедших эпох. Это точно также, как и путешествия в машине времени. В прошлое попасть легче и дешевле, чем в будущее. Прошлое стабильно, а будущее хотя и предсказуемо, но имеет варианты.

– А вы фантаст,– съехидничал я.– Машина Времени… Вы еще и НЛО вспомните.

– Вы зря смеетесь. В прошлое очень даже можно путешествовать, – не согласился со мной незнакомец.– Хотя бы по памяти предков. Есть такой способ.

Например, если вы сможете проникнуть в память вашего отца, то узнаете, как в августе 41-ого он ловко драпал от фрицев по украинским степям. Если погрузить вас в память деда, то вы поймете, что в гражданской войне он участвовал не по причине наличия у него революционного энтузиазма, а по повестке уездного комиссара.

Ну а если вам удастся добраться до памяти прадеда, то, к вашему удивлению, окажется, что он был неплохим портным и жил в относительном достатке. И вовсе не считал, как можно понять из современных учебников истории, что устройство Российской империи несовершенно и нуждается в переменах.

– Что-то вы мне какие-то уж совсем фантастические истории рассказываете, скривился я.

– Вы думаете?– осклабился мужичок в черных очках.– А не хотите ли проверить мои слова? Прямо сейчас. Я могу попробовать погрузить вас в одну историю, случившуюся с молодым человеком, похожим на вас… Или вы боитесь?

– Я?

Я не знал, как отнестись к подобному странному предложению.

Соглашаться– глупо. Отказаться– подумает, что чего-то боюсь.

Видя мои сомнения незнакомец сказал:

– Давайте я начну ее рассказывать, а уж вы решите, интересна она вам или нет.

И он начал свое повествование."

– Все, перерыв,– распорядился Алексеев.

– Какой?– удивился стенографирующий рассказ Михаила Краснов.

– Обеденный, Убираем все со стола, я сейчас принесу сумку,– сообщил хозяин.– Посмотрим, что там Нина приготовила.

Через несколько минут на столе стояла закуска, довольно разнообразная для этого времени года и для страны, в которой происходили события. Из бочки с водой Славик достал бутылку "Пшеничной". В домике не было холодильника и таким оригинальным способом хозяин не давал ей согреться.

Водку разлили по стаканам и, выяснив, что трезвенников и язвенников за столом нет, молча, но единодушно, выпили и сразу набросились на закуски.

Водку одобрили. Славик сказал, что ее пришлось везти из самой Москвы. В родном городе такие очереди! Естественно, после такого сообщения разговор не мог не зайти о безалкогольной кампании, о пользе от нее и о вреде. И чем дольше шел разговор, тем меньше находили в этом мероприятии пользы. Особенно горячился Ваганян, переживая за винно-коньячное производство родной республики. Потом разговор переключился на Москву.

Вадим, больше молчавший в малознакомой ему компании, вдруг рассказал о своей недавней командировке в столицу. В конце речи он заметил:

– В Москве много любопытного, но хорошая вещь одна– метро.

Удобно. Люди– разные, но хватает и зацикленных. Носятся с этой своей колбасой и московской пропиской. Такое впечатление складывается, что они готовы от всей страны отгородиться, лишь бы провинциалы на их сытое благополучие не покушались. Порой противно бывает.

– Слушай, Вадим, спой эту– про Москву!– попросил Бурлаков.

Его поддержали.

Подстроив гитару, Вадим сказал:

– Песня московского лимитчика.

И запел:

 
"Прямо в небо синее звезды упираются.
Я стою на площади, рядом Мавзолей.
А вокруг московские жители толкаются,
Люди все хорошие– я не видел злей.
В ГУМе, совсем рядышком, колбаса копченая.
Только вот добраться трудно до нее-
Не пускает очередь, очередь сплоченная,
Каждый твердо знает место в ней свое.
Ой, не надо, граждане, не ругайтесь милые.
Все мы здесь советские, хоть не москвичи.
В Туле ли, в Калуге ли жизнь куда постылее,
И колбасы там нету, кричи здесь– не кричи.
Медленно спускаюсь я под своды из бетона.
Эскалатор длинный к поезду несет.
А людей в том поезде…– не меньше миллиона.
И еще порядка двух на перроне ждет.
Между толстой тетенькой и худым мужчиной
Место заприметил, ногу я занес…
Надавили задние, подтолкнули в спину.
«Двери закрываются!»– поезд нас повез.
Ой, не надо, граждане, не толкайтесь– бестолку!
Всем нам ехать надо, у всех забот полно.
Ну и что, что наступил, что вам тесно несколько,
Лучше, чем московская, нет жизни все равно.
Ведь недаром столько нас каждый день стремится
По утрам в Москву мою, чтоб лепту свою внесть
В трудовую летопись подвигов столицы.
А вы мясо с колбасой одни хотите есть.
Что вы все ругаетесь на приезжих с сумками,
На лимиту нахальную, на весь белый свет,
На толпу бескрайнюю, на очереди сутками.
В Поволжье тоже очередь, хоть ничего там нет.
Ой, не надо, граждане, не враг я вам невежливый.
Не думайте, что правила противны мне Москвы.
Освоюсь вот с пропискою и буду на приезжих
Глядеть еще я строже, суровее, чем вы.
 

Новоявленным писателям песня понравилась, все улыбались.

После нее повторили московскую "Столичную", а затем Дюков по просьбе товарищей исполнил еще несколько песен, но уже не собственного сочинения, а из репертуара Новикова и Розенбаума. И надо заметить, что в исполнении Вадима, песни бардов звучали не хуже, чем в авторском.

– Володя, а ты чего там пишешь?– удивился Алексеев.

– Да я ошибки исправляю,– отозвался Краснов и усмехнулся.

– Ну что, Михаил, ты готов продолжать?– поинтересовался хозяин.

– Что, опять я?– прикинулся наивным Бурлаков.

– А кто, сообразительный ты наш?– удивился Алексеев.

– Ну вы даете! Я-то думал, что мы тут по очереди будем диктовать по куску и у нас получится что-то забавное, а теперь вдруг выясняется, что я буду все делать один. А зачем тогда вы мне нужны. Да у меня и головка вот-вот заболит. На солнышке перегрелась.

Кстати, не мешало бы горло пивом промочить, для металла в голосе, как любит говорить Вадим. А то я, по-моему, уже сипеть начал,– заметил Бурлаков.

– А пива больше нет,– возразил ему Славик.

– Вот это дела. А кто у нас отвечает за охрану труда? Роберт, так ведь и погибнуть недолго.

Ваганян только развел руками.

– Слушай, Михаил,– обратился к Бурлакову настойчивый Алексеев.– У меня такое впечатление, что то, что ты нам надиктовал отнюдь не импровизация. Больно складно у тебя получается.

– Не беспокойся, в плагиате нас не обвинят. Даже если я это не выдумываю сейчас, то это говорит только о том, что я выдумал это раньше. Или тебе это что-то напоминает? Может ты где-то это читал?

– Нет.

– И я про то же. Я вам надиктовал первую главу задуманной мной давным-давно повести. Далее этот неведомый гражданин должен рассказывать сказочную историю. У меня были кое-какие наброски этого рассказа. Там фигурируют Король и Принцесса, злые и добрые волшебники, глупые и коварные министры, благородный граф де Бомон и коварный князь Ля Гер, а также еще кое-какая мелочевка. Самым главным героем намечался молодой вагант, который будет всю дорогу петь песни про любовь. Ну и естественно, что при таком обилии персонажей, история моя должна быть длинной. Что меня и смущает,– пояснил Михаил.– И мне кажется, что мы можем не уложиться во времени с этим моим произведением.

– Что, нужен еще один записывающий?– спросил Алексеев.

– Нет,– помотал головой Бурлаков.– Нам нужен еще один сочинитель.

И, видя недоумевающие лица коллег по писательскому труду, он пояснил:

– У моей истории есть один существенный недостаток: она была задумана, но не была дописана до конца.

– Значит время мы потеряли зря, Булгаков ты наш?– поинтересовался Вячеслав.

– Ну почему, можно вставить в мою сказку другое продолжение.

Поэтому я и остановился в данном месте повествования. А вот какую, должны решить мы вместе.

– Так, сейчас уже час,– объявил хозяин дачи, поглядев на солнце.– До двух– перерыв. Можете сходить искупаться. И думайте, соколы вы мои,– думайте. Нам нужен сюжет. Поскребите по своим извилинам, но сюжет дайте.

Парни согласно закивали головами.

– А тебе, Роберт, будет отдельное задание. Нужно съездить в город и кое– что купить. Ты же взялся быть нашим спонсором. И я думаю, мы тебе доверим дарить Леночке нашу рукопись…– пообещал Славик.

– Особенно, если у нас ничего не выйдет,– ехидно добавил Бурлаков, выходя за ограду участка.

Озеро было небольшое, метров двести в диаметре. На нем было два пляжа. На восточной стороне за забором купались пришлые, на южном берегу располагались садоводы. Погода была жаркая и на садовом пляже было полным-полно народу.

– Ха! Вон алексеевские соседки лежат. Подходить будем?– спросил Бурлаков.– Или для нас они слишком молоденькие?

– А почему бы и не подойти, возле них и место есть. Ну и что, что они молодые. Тебе же не пенсию по старости им оформлять,– ответил Вадим.

После дозы спиртного Дюков становился общительным и более раскованным.

– Девушки, я пришел вам сказать, который сейчас час. Уже десять минут второго,– начал Бурлаков, когда они подошли к загоравшим девицам.

Девушки подняли головы и, щурясь от яркого солнца, посмотрели на пришедших. Одна из них спросила:

– Ну и что с того?