Текст книги "Планида Сергея Капустина"

Автор книги: Михаил Смирнов

Соавторы: Леонид Рейзер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

Естественно, хочется сравнить Капустина с кем-то из звезд, суперзвезд НХЛ. Я пробую… Пытаюсь… Не очень-то получается…

Я думаю, как Яри Курри мог быть! Курри – выдающийся игрок.

Наш Валера Каменский! Тоже сумасшедшее катание, широкая такая обводка.

А вообще-то не берусь Серегу Капустина с кем-то сравнивать. Боюсь его с кем-то рядом ставить. Нет-нет, боюсь рядом с Капустиным кого-то ставить. Всегда очень сложно сравнивать звезд друг с другом.

А уж суперзвезд – это вообще бесполезное занятие…»

* * *

В 1982 году в карьере Сергея Капустина произошло знаменательное событие. Событие знаковое. Оно явилось знаком наивысшего хоккейного его качества.

Событие, которое не афишировалось в советской прессе.

Событие, которое если и стало известным Сергею, то воспринял он его весьма отстраненно; абстрактно воспринял.

НХЛ задрафтовала выдающегося форварда «Спартака» и сборной СССР Сергея Капустина. Конкретно право заключать с ним контракт получил один из самых популярных клубов Северной Америки «Нью-Йорк Рейнджерс».

Мини-сенсация – вот что это было. Потому что существовал «железный занавес», и представить советского мастера, выступающего в Национальной хоккейной лиге, не представлялось возможным. И все-таки менеджеры и скауты пожертвовали одним пиком драфта ради того, чтобы «заполучить» классного русского форварда. Так, на всякий случай… Повальная миграция наших хоккеистов стартовала в 89-м. Родись Сергей на семь лет позже, наверняка пошумел бы в Нью-Йорке, а также в Монреале, Торонто, Детройте…

Задрафтовали двадцатидевятилетнего Капустина. Тоже, между прочим, факт примечательный. В его паспорт, разумеется, там заглядывали в процессе принятия решения, однако без советско-спортивной зашоренности по поводу тридцатилетнего рубежа. Значит, сезонов на пять рассчитывали…

Где приглянулся Капустин клубным скаутам? Наверняка на Кубке Вызова-79 и на Кубке Канады-81. Уж больно хорошо там выступил. Явно выделялся. Выделялся при полном кворуме абсолютно всех сильнейших игроков мира. А чемпионаты мира и Олимпийские игры заморские скауты в те времена всерьез не воспринимали.

На что серьезное внимание обращали, так на size – размеры, габариты. Невысоких и худощавых практически не принимали в расчет, когда составляли свои рейтинги перед процедурой ежегодного драфта. Зато к Капустину даже они не могли придраться – росто-весовые параметры идеально подходили под запросы заокеанских клубов.

Их не могла не подкупать уникальность Сергея Капустина – многогранность, стопроцентный универсализм в сочетании с фирменной силовой, на широкой амплитуде обводкой!

Силовая борьба, отработка в обороне, морально-волевые качества – ну абсолютно все было при этом русском хоккеисте. Не было только одного – одного хотя бы… изъяна.

Через год, на чемпионате мира 1983 года, специальная группа аналитиков признает именно Сергея Капустина «идеальным хоккеистом»…

Представим, что Капустин вскоре после «прикрепления» в «Нью-Йорк Рейнджерс», буквально летом 82-го подписывает с этим клубом контракт. В таком случае он выступал бы в сильнейшей лиге мира и его бы оценивали на фоне законодателей хоккейной моды в Северной Америке. Перечислим только некоторых именитых форвардов, которых мы видели во время телетрансляций: Марк Мессье и Марсель Дионн, Яри Курри и Брайан Тротье, Мариан и Петер Штястны, Дени Савар и Уэйн Гретцки… Ну и как бы в такой звездной компании котировался Сергей Капустин? Еще как котировался бы! Уж определенно не затерялся бы! Это подтверждали те наши мастера, которые успели и поиграть с Капустиным в сборной, и угодить в первую волну миграции россиян в НХЛ.

Единственный высоченный барьер, который Сергей Алексеевич не перешагнул бы, – не сбежал бы в «самоволку» в НХЛ, как Александр Могильный, Сергей Федоров, Павел Буре.

«Аморально-волевых» не хватило бы…

Совершенно иная натура.

Лабиринт

Хоккейный век Сергея Капустина продлился достаточно долго. Долго по тем советским меркам, когда только ленивый не называл ветераном того, кто перешагнул тридцатилетний рубеж. Называл с неприкрытым намеком на то, что, дескать, пора и о заслуженном отдыхе подумать…

Только хоккейных избранников народа не осмеливались так обидно и несправедливо величать. Валерия Харламова. Александра Мальцева. Валерия Васильева. Александра Якушева. Владимира Шадрина. Бориса Михайлова. Владимира Петрова. Виктора Шалимова… Сергей Капустин находился в этом ряду среди самых первых, и потому никто не осмеливался намекать на приближавшийся финиш его карьеры – играл мощно и ярко, тащил на своих плечах (не раз травмированных, вылетавших во время матча и прямо на лавке вправлявшихся на место с дикой болью) народную команду «Спартак», по-прежнему нет-нет, да и выдавал фамильный неукротимый прорыв от своей зоны до чужой…

Тридцатитрехлетний Капустин засобирался в Европу – поиграть еще и пополнить семейный бюджет валютными поступлениями. Да еще пожить с семьей комфортно в каком-нибудь небольшом красивом городке. С выбором было негусто. Имелся конкретный вариант с Австрией, на то и согласился. Еще что нравилось – Виктор Шалимов тоже собрался туда, а с многолетним партнером по звену и с добрым приятелем как-то веселее оказаться в одном зарубежном клубе. Татьяна, супруга, уже начала строить планы. Но тут Борис Александрович Майоров, руливший «Спартаком», попросил Капустина остаться еще на сезон, чтобы подсобить команде.

Попросил лидера коллектива, капитана, высочайшего класса форварда.

У Капустина имелись все основания поблагодарить за доверие и отказаться, мотивируя тем, что спартаковскому клубу уже отдал пять сезонов с полной выкладкой сил и заслужил недолгую зарубежную командировку, чтобы как-то обеспечить семейное благополучие хотя бы на ближайшие годы после завершения спортивной карьеры.

Ухтинский мальчишка и затем юноша Сережа Капустин помнил Майорова по радиорепортажам с победных чемпионатов мира и Олимпиад в 60-е (Ухта начала видеть телетрансляции только с 1970 года), помнил капитана непобедимой сборной СССР Бориса Майорова. Помнил капитаном «Спартака», бодавшегося на равных с самим ЦСКА. А еще помнил наставника красно-белых Бориса Александровича Майорова, у которого был на просмотре, будучи каким-то Капустиным из какой-то Ухты, и с которым не сложилось…

Ирония судьбы: на старте своей карьеры Капустин произвел благоприятное впечатление на Майорова, которого, однако, несправедливо уволили из клуба. Зла на знаменитого Майорова, естественно, Капус тин не держал, ведь уволенный вскоре после его просмотра Майо ров не мог поспособствовать зачислению Капустина в «Спартак».

Сергей согласился, ничего не приобретя и, напротив, лишив на год себя, жену и сына пребывания в Австрии.

Другой бы на его месте, учтиво все объяснив уважаемому Борису Александровичу, без колебаний паковал бы чемоданы и хоккейную поклажу, забронировав авиабилет до Вены.

Другой – да. Но не Капустин. Капустин один такой.

И кто потом с благодарностью вспоминал по возвращении семьи Капустиных из Австрии в Советский Союз про его добрую волю, про то, что откликнулся на просьбу Майорова и подсобил «Спартаку»? Никто. Никак это ему потом не помогло.

И снова ирония судьбы Сергея Алексеевича Капустина: Тихонов в ЦСКА вопреки договоренности и вопреки двухлетнему сроку службы в армии оставил Капустина в клубе еще на третий сезон; Майоров в «Спартаке» по-человечески воззвал к капустинской сверхпорядочности, сверхотзывчивости, сверхдоброте и сократил тем самым срок пребывания Сергея, Татьяны и Дениса на Западе. Плюс сезон в советском клубе и минус год контракта с клубом австрийским.

* * *

Татьяна Капустина:

«Когда Майоров попросил мужа остаться еще на год и помочь клубу, никаких дома обсуждений не было. Как муж решит, так и будет. Сергей согласился помочь. Но следующий-то сезон семья должна была провести в Австрии. А я смотрю – ничего не происходит, ничего не движется в этом направлении; документы, визы, авиабилеты… Сентябрь приближается. Я уже отдаю Дениса в детский сад, а Сергей начинает сезон в «Спартаке».

И вдруг все закрутилось-завертелось! И нас моментально оформляют на выезд в Австрию. Как по маслу прошло…

Потом только узнали. Босс клуба «Инсбрук» поднял шум серьезный: вы что творите – год назад Капустин не приезжает, вместо него вы присылаете Котова, а сейчас опять Капустина нет и нет. Мы приглашали Сергея Капустина! Были договоренности. В чем дело, в конце-то концов?!

Шум докатился до МИДа, до Шеварднадзе. И нас скоренько командировали в Австрию.»

(Леонид Рейзер. Сердечная избыточность. «Горячий лед», 2014)

* * *

Про Австрию длинного повествования не будет за отсутствием смысла. Заслуженный человек получил в качестве весьма скромного подарка эти два сезона в весьма скромной по хоккейным стандартам альпийской стране с весьма высокими стандартами уровня жизни. Суммы в контракте впечатляли не масштабами, а тем, что начислялись в твердой валюте, хотя изрядную долю забирало родное советское государство. Однако для знаменитого советского нападающего Капустина, не избалованного материальными благами и не склонного сорить деньгами, те австрийские шиллинги шли как неприкосновенный запас в семейный потайной сундучок: на будущее, все про запас на будущее… Ведь кто ведает, как оно потом сложится…

Татьяна Капустина:

«Муж сезон играл в Инсбруке, а второй – в Зальцбурге. Никаких золотых гор мы не имели. Мы там получали шиллинги, а в Союзе – чеки для покупок в магазинах «Березка». Муж получал тысячу долларов в перерасчете; кажется, четыре пятых от его заработка отчислялось в «Совинтерспорт». Клуб оплачивал жилье, машину; бензин и продукты – на это деньги тратили мы. А четыре месяца, которые мы находились в Москве, мужу шла какая-то зарплата в руб лях.

Я вот вспоминаю – австрийцы очень тепло относились к мужу. Видели, чувствовали, что человек открытый и приветливый. Порядочный. И всячески старались оказать ему знаки внимания».

(Леонид Рейзер. Сердечная избыточность. «Горячий лед», 2014)

Австрия стала райским местом для Сергея Алексеевича.

Чисто хоккейная работа – тренировки, а тренироваться он всегда любил; матчи, которые всегда обожал. И никаких тебе сборов взаперти, никакого тебе неусыпного контроля со стороны клубного персонала; свобода полнейшая – делай что пожелаешь, лишь бы в следующей встрече с принципиальным соперником выделялся, ведь ты русский легионер, да еще со звонкой в хоккейном мире русской фамилией; тебя же пригласили сюда именно для этого. Капустин легко справлялся со своими обязанностями, прописанными в контракте.

Семья практически все время вместе. У Татьяны никаких бытовых проблем, у Дениса – никаких сложностей. Ну разве что язык немецкий… Но тут уже ничего не попишешь – все трое как-то изъяснялись.

Сергей Алексеевич – профессионал до мозга костей. Профессионалом стал еще в Ухте, когда пропадал на льду все свободное время (легко предположить, что и несвободное – в ущерб учебе в школе); образцы профессионализма демонстрировал в «Крыльях Советов», никому в ЦСКА не уступал в отношении к делу, а ветераны «Спартака» по сию пору вспоминают о его образцово-показательном профессионализме.

Однако легко предположить, что уж в благоухающей альпийской Австрии, знаменитой своими горнолыжными звездами и совсем не рождающей звезд хоккейных, олимпийский чемпион и семикратный чемпион мира Сергей Капустин позволит себе кое-какие послабления, которые никто из «австрияков» и не заметит.

Виктор Шалимов:

«Честно говоря, мне очень повезло, что Сергей приехал в Инсбрук. Ну это было просто здорово! Мы с женой и дочкой сдружились с семьей Капустиных. Можно сказать – жили как одна семья. Что скрывать – была такая тенденция среди наших хоккеистов, уезжавших за рубеж: начинались какие-то взаимные претензии по игре, жены начинали делить непонятно что, какие-то претензии друг другу предъявляли… Ну а мы с Капустиными замечательно дружили!

Нам с Серегой пахать там приходилось довольно прилично. Титулы титулами, а местную команду надо было тащить. Для этого нас и пригласили. Я-то не большой любитель кроссов, иногда совсем не хотелось с утра пораньше вскакивать и бежать, а Серега следил за собой строго. Зайдет ко мне:

– Ну что – побежали!

– Да неохота, Серега.

– Ладно, ладно – собирайся. Сейчас в охоточку взбодримся.

– Хорошо…

Наше с Капустиным раннее утро выглядело очень похожим на тот эпизод из фильма «Осенний марафон», когда шведский взрослый мужчина, сосед, заходит к главному герою, которого играет Олег Басилашвили, и зовет на каждодневную пробежку в любую промозглую питерскую погоду: «Андрэ, ви готофф?»

Поведение тридцатипятилетнего Виктора Шалимова выглядело вполне естественным, потому что не хотелось бежать спозаранку необязательный получасовой кросс, а хотелось поберечь себя и расслабленно выпить чашечку ароматного кофе. Естественным было его желание пощадить организм, который почти два десятка лет эксплуатировался, порой с элементами перегрузок, по одиннадцать месяцев в году с редкими побывками в семейному кругу. Высокое мастерство и сохраненное здоровье позволяло Шалимову, обходясь и без этих кроссов, похожих на пытку, выполнять свои легионерские обязанности. Но Сереге как отказать – бежал с ним за компанию.

Поведение тридцатитрехлетнего Сергея Алексеевича выглядело не совсем естественным, если не сказать – алогичным. Высшего мастерства и природного запаса сил хватало бы ему, чтобы и без утренней пробежки являться безоговорочным лидером местной команды. Однако Капустин не позволял себе и малейших послаблений, при этом никаких волевых усилий не проявляя; просто не мог без движения в принципе по жизни – и точно так же по жизни хоккейной, которая досыта наполняла его бытие.

Движение в любой форме, динамика с утра до вечера соответствовали биоритмам Сергея Алексеевича. Покуда находился в хоккейной гуще, такие биоритмы обеспечивали ему равновесие с самим собой, создавая гарантированный комфорт и бодрость духа.

Ему важно было сохранять такое состояние и в будущем, по завершении активной спортивной карьеры. С учетом трагедии, что случилась у него впоследствии, ему самому очень важно было осознавать важность этих кандалов, которыми был прикован к хоккею пожизненно…

Виктор Шалимов:

«…В Инсбруке вроде хотели меня оставить тренером, а Сергею предлагали место помощника тренера. А он ни в какую: «Я не хочу этой работы. Не могу. Играть, я хочу играть».

Потом нас с Капустиным перевели в Зальцбург…

И позже, в «Спартаке», когда мы с ним в клуб вернулись, Сергея не тянуло работать тренером: «Мне лучше лопату дайте, и я буду снег чистить!»

Движение ему всегда нужно было. Без движения не мог обходиться».

Виктор Иванович Шалимов обладал не только хоккейной, но и житейской зоркостью. Зрил в корень. По существу, вот этими двумя наблюдениями обрисовал ключевые аспекты послехоккейной жизни Сергея Алексеевича Капустина: органическая необходимость находиться на льду в экипировке хоккеиста и органическая непереносимость иной формы деятельности, связанной с наставлениями кого-либо, с рутинной текучкой, с церемониально-офисными манерами…

Татьяна Капустина:

«К окончанию Сережиной карьеры никаких больших сбережений у нас не было.

После двух лет в Австрии что мы себе позволили – купили «Волгу» экспортного исполнения; стиральную машину-автомат – таких еще не было в нашей стране; шубу песцовую, короткую – для меня.

С «Волгой» намыкались. Правило такое было – только после двадцати четырех месяцев пребывания за границей человек имел право приобрести машину. А у Сергея не набиралось столько месяцев, потому что между сезонами мы жили в СССР. В посольстве подсказали обратиться в наш Спорткомитет: оттуда прислали всякие справки – титулы Капустина, часто выезжал со сборной за границу…»

* * *

Александр Чернега:

«…Мы вместе ездили к нему на дачу с Серегой Котовым, он с Леной, я с женой, к нему ездили, к Сереже, на дачу. Близко от Павловского Посада.

Дали им участок, и они построились. Хорошая дачка такая была, не знаю, сейчас сохранилась или нет.

Ну как раньше давали стандартно – шесть соток, такой участок и был. Шесть соток, на торфянике, высушили там все. По тем временам вроде хорошо воспринимали это.

Я бы не сказал, чтобы он любил дачу; не замечал, чтобы его туда особо тянуло».

* * *

ВШТ. Высшая школа тренеров. В Советском Союзе она являлась настоящей кузницей тренерских кадров.

Школа была при Центральном институте физкультуры в Москве. Там преподавали высококвалифицированные специалисты во главе с Анатолием Владимировичем Тарасовым. К работе привлекались доценты и профессора инфизкульта, и поэтому образование давалось глубокое и многоплановое.

После двух лет обучения бывший хоккеист превращался в тренера, которого основательно и качественно подготовили для встречи с неминуемо сложными и нестандартными ситуациями при работе с мастерами, да и детьми и юношами.

Контингент слушателей ВШТ – от знаменитых в недавнем прошлом игроков до мало кому известных наставников с периферии.

После возвращения из Австрии Сергей Капустин прямиком направился в ВШТ. Прямиком, потому что логично это было; потому что иных вариантов какой-либо деятельности и не имел по возвращении на родину; потому еще, что в ВШТ платили стипендию в размере трехсот рублей.

Такая сумма определенно сглаживала скачок вниз по сравнению с тем, что получал в «Спартаке» и, разумеется, в Австрии; три сотни позволяли содержать семью на приемлемом уровне; будущий тренер, который только слушал и записывал, иногда отвечал на вопросы маститых преподавателей и совсем редко сам задавал вопросы, получал стабильно примерно столько же, сколько в среднем зарабатывал старший научный сотрудник в крупном научно-исследовательском институте.

Игорь Капустин:

«Брат после возвращения из Австрии поступает в Институт физкультуры. В Высшую школу тренеров. Учится там два года. Ну как учится – если откровенно, больше числится…

Ну кто туда ходил – там посещали занятия только те люди, которые с периферии попадали или которые вообще далеки были от хоккея настоящего. Не все, само собой, но многие приезжали, наверное, по какой-то разнарядке, по спискам, где-то на верхах составлявшимся.

Но почему шли в ВШТ? Потому что вот ты закончил играть, и тебе надо где-нибудь пристраиваться, а тут поступаешь без проблем, если ты такой заслуженный, как мой брат, и пока ты учишься два года, тебе идет зарплата. Наивысшая зарплата, которая только возможна при расчете от твоей бывшей в клубе, но не выше трехсот рублей. Поди плохо! Вот Серега триста рублей в месяц два года получал стабильно. Пока учился. Но в ВШТ это не зарплатой называли, а стипендией».

Стали ли для Сергея Капустина эти два года мостиком в дальнейшую тренерскую жизнь?

Перенесемся по жизни Сергея Алексеевича примерно на три десятка лет назад – из Москвы конца 80-х в Ухту начала 60-х, когда Сережа ходил в школу.

По собственным признаниям и рассказу младшего брата Игоря, старший ходил в школу, чтобы поскорей оттуда смотаться и, наскоро чего-нибудь перехватив съестного, умчаться на лед с клюшкой наперевес и гонять шайбу до беспамятства. Школа была обузой, не обременительной, но обузой; была местом, куда совсем не тянуло, но куда дисциплинированно являлся, не прогуливая, чтобы не причинять родителям беспокойства из-за замечаний в дневнике и тем более требований классной руководительницы явиться в школу из-за плохого поведения их отрока. А родителям, советским трудящимся, что оставалось – мириться с тем, что старшему не до геометрии и русской литературы, английского и физики. Физику и геометрию Сережа познавал в хоккее.

Сережа не был прилежен, не был склонен к сосредоточенной работе с учебником; не проявил элементарного интереса хотя бы к одному школьному предмету. Все ему заменил хоккей. И для ухтинского мальчишки это было очень даже естественно. А для мальчишки, который год от года становился искусней в этой зимней забаве, было бы странно даже, если б просиживал вечерами за задачками по математике или сочинением. В старших классах, когда о Капустине пошла молва по городу, хоккей неминуемо вытеснил бы учебу; а тут и вытеснять не понадобилось – родители забрали его из школы после восьмого класса и отдали в лесотехнический техникум.

В общем, Сергей Алексеевич в детстве и юношестве не приобрел тех элементарных навыков, которые хоть как-то поспособствовали бы ему при двухлетней учебе в Высшей школе тренеров.

Усердия и интереса у слушателя ВШТ, заслуженного мастера спорта СССР Капустина Сергея Алексеевича, так и не возникло. Отсутствие усердия в общеобразовательной школе глуховатым эхом отозвалось и в школе тренерской.

Однако этот недостаток еще реально было как-то смягчить, компенсировать устремленностью к будущему призванию. Куда сложней было то, что Капустин-старший в совсем недавнем прошлом котировался как звезда и даже как суперзвезда. А из этой малочисленной категории игроков квалифицированные тренеры, как правило, не получаются (либо сами они не рвутся особо к тому, чтобы встать на тренерском мостике).

И история несостоявшегося тренера Сергея Алексеевича Капустина, во многом необычная, все-таки не опровергает, а напротив, подтверждает то, что из больших игроков, как правило, не получаются классные наставники.

Звезда – человек, во многом одаренный от природы. Без этого подарка небес высоко, на две-три головы выше остальных, не взлететь. Другое дело, что на одном таком подарке тоже далеко не уехать – надо тренироваться усердно и с головой.

У Капустина все для хоккея было. И физическая одаренность, и хоккейно-интеллектуальная (видение поля, чтение игры), и та самая круглосуточная вовлеченность в хоккей. Однако у природных склонностей есть оборотная сторона позолоченной медали – такие щедро одаренные люди не представляют в полной мере, что многим коллегам, в данном случае хоккеистам, ряд элементов своего искусства дается с колоссальным трудом, а то и вовсе не дается. А как экс-звезда будет все растолковывать и разжевывать обычным смертным? Великому же трудно влезть в шкуру середняка.

Вот почему из звездных игроков крайне редко вырастают звездные тренеры.

Сергей Капустин лишь подтвердил это незыблемое правило.

Однако можно ведь стать просто хорошим наставником. И не обязательно претендовать на роль главного тренера, вполне можно довольствоваться должностью ассистента – спокойней, функций поменьше, куда меньше и ответственности.

Сергей Капустин не видел себя тренером.

Напрочь не видел.

Отказывался разглядеть в густом тумане ближайшего будущего даже размытый собственный силуэт в тренерской экипировке.

Сергей Котов:

«У Сереги сразу возникло какое-то чувство, что тренировать ему будет сложно, ну так сложно, что и не представляет себя на этом месте. Я когда в детско-юношескую школу «Крыльев» пошел, он мне говорил: «Как ты с ними работаешь?! Я вообще бы не смог с ними возиться. Там же половина «деревянных»! Чувствую, не мое это». Ну мы обсуждали это, хотелось же как-то помочь ему найти себя в хоккее. Так и сяк приводил аргументы, предлагал: «Ну с детьми не можешь возиться – попробуй с мастерами поработать». Серега прислушивался и все равно сомневался: «Со взрослой командой еще мог бы попробовать. Может быть. И то надо посмотреть…»

С собственными природными задатками, невероятно богатыми и обширными, Сергей Алексеевич, как к нему обращались бы подопечные, действительно испытывал бы объективные сложности. Собственно, это свойственно именитым в прошлом мастерам; единицы из них возятся с детворой.

Однако в командах мастеров, особенно среди сотрудников тренерских штабов, сплошь и рядом известные в прошлом мастера. Так отчего же Сергей Алексеевич такую стезю не испробовал? Ведь одно только пребывание Капустина в команде даже в ассистентском статусе благоприятно влияло бы на атмосферу в коллективе и на эффективность учебно-тренировочного процесса. «Сам Капустин мне сделал замечание!» «Сам Капустин мне подсказал кое-что полезное!» «А у нас с командой работает сам Капустин!..»

Предположений несколько. И ни в одном из них нельзя быть уверенным, так что мы вправе догадки строить.

Никто не позвал его настойчиво и убедительно, так, чтобы он поверил в то, что его, именно его – Капустина! – приглашают на тренерскую службу.

Никто из тех, кто звал, не вызывал у него в полной мере уважения или доверия.

Никто в клубах верхнего эшелона не желал приглашать экс-звезду без минимального преды дущего тренерского опыта в клубах более скромного пошиба либо опыта пестования юношеских и молодежных команд.

Ну и, судя по описаниям многолетнего друга и партнера по тройке в «Крыльях» Сергея Котова, а также Капустина-младшего, у Сергея присутствовало какое-то заведомое отрицание, какое-то неверие в собственные силы, какое-то глухое, не поддающееся обсуждению нежелание трудиться тренером.

Игорь Капустин:

«Брат как закончил ВШТ, его звали в несколько клубов прийти и поработать тренером. Звали. Приглашали. Но он отказывался. Объяснял мне коротко: «Это не мое».

Я и сам чувствовал – не его это профессия.

А чем объяснять почему, лучше приведу слова Сереги: «Как я могу закладывать людей?!»

Ну что подразумевал – следить за игроками, контролировать, информировать начальство, тем более – наказывать…»

Все действия, перечисленные Игорем, являлись абсолютно неприемлемыми для Сергея. Следить и контролировать – значит не доверять людям, а он по натуре доверчивым был. Информировать начальство – значит стучать на людей, наказывать; значит брать на себя право судить других, а он по натуре добряк, с открытой душой…

Татьяна Капустина:

«Муж отучился в ВШТ и стал дипломированным тренером. Но стать тренером так и не смог. Объяснял мне: «Танюль, ну какое я имею право что-нибудь игроку запрещать, если сам в свое время нарушал режим? И как буду его контролировать, если доверяю игроку?»

(Леонид Рейзер. Сердечная избыточность. «Горячий лед», 2014)

Ничего подобного слышать не приходилось.

Зато слышать и видеть приходилось, как хоккейные знаменитости позволяли себе лишку в застолье; в советские времена, когда хоккеистов держали взаперти на сборах, как в клетках, такое было в порядке вещей – молодые спортс мены выпрыгивали из этих клеток и пускались во все тяжкие, чтобы успеть все, что молодости причитается, за вечер и ночь вне клубной базы. И ничего страшного впоследствии с большинством из них не происходило. И тренерами многие становились, не испытывая совершенно удивительных морально-эти че ских комплексов Сергея Алексеевича.

И только про Капустина довелось услышать совершенно поразительное откровение, которое поведала вдова:

«…какое я имею право что-нибудь игроку запрещать, если сам в свое время нарушал режим?»

Это ж какой кристальной чистоты были его душа и совесть!

* * *

Сергей Котов:

«После ВШТ он оказался на распутье. И никакая дорога его не устраивала и не интересовала, не была по душе. Сам-то инициативу особую в поиске работы не проявлял. Гордый. Совсем не предприимчивый.

Вот я сегодня думаю – если бы сразу после окончания ВШТ получил выдающийся хоккеист Капустин какое-то интересное предложение, конкретное, чтобы почувствовал, что в нем очень заинтересованы, тогда бы и судьба его сложилась иначе. Может быть, иначе…

В советское время после окончания обычного института, технического или гуманитарного, не важно, было распределение. Дипломированный инженер или педагог обязан был отработать два или три года там, куда его направили. Могли направить далеко на периферию, в другую республику.

Вот если бы была практика похожего распределения после ВШТ, то, глядишь, Сергей Алексеевич и нашел бы себе где-нибудь дело по душе, а потом уже наверняка полегче ему было бы продолжить работу в хоккее.

Сам по себе сильный человек. Но если настоящего интереса не испытывал к чему-то, все разом отметал. Отметал без колебаний и длинных обсуждений с друзьями. Вот решил – и точка».

К великому сожалению, послеспортивная судьба Сергея Капустина целиком состояла из таких точек-решений.

И этот ряд решений-отказов постепенно превращался в многоточие…

И не было видно конца тем точкам злосчастным…

И далее ничего не проклевывалось и не проглядывалось.

Безысходность неотвратимо нарастала.

С каждым днем… С каждым месяцем… С каждым годом…

* * *

В 1988 году не стало Бориса Павловича Кулагина. Второго отца Сергея Алексеевича Капустина. То го, кто не на людях, а в бытовой обстановке обращался к нему «сынок».

Не стало того, кто являлся для Капустина и надеждой, и опорой. Таковым и являлся всю его спортивную жизнь с того дня 1971 года, когда восемнадцатилетний парень из далекой северной Ухты переступил порог клуба «Крылья Советов» на рабочей окраине Москвы.

А прожил Борис Павлович всего-то шестьдесят четыре года.

В 88-м тридцатипятилетний знаменитый форвард вернулся на родину после двух лет выступлений в Австрии.

Уход Бориса Павловича стал для Сергея Алексеевича невосполнимой утратой. Однако тогда, в 88-м, нельзя было и в страшном сне вообразить, как же «сынку» будет не хватать Бориса Павловича все оставшиеся ему самому для жизни годы. Вплоть до 95-го…

* * *

В конце 80-х один из авторов этой книги, устав от полной карьерно-анкетной бесперспективности, решился на минимальную из возможных сделку с совестью – собрался вступить в компартию. Вышел после доброжелательного собеседования с парторгом организации, где работал, и… забыл о своем намерении. Напрочь забыл. Невольно смыв пятнышко со своей души.

У Сергея Алексеевича Капустина и пятнышек таких не было. Ну такой уродился, таким вырос в северном крае и таким сохранился в столице в лучах хоккейной славы.

Александр Чернега:

«Сергей всегда был рад гостям, Татьяна – гостеприимная хозяйка; у Капустиных часто собирались люди. Ухтинцы – кто проездом, кто сюда перебрался. Москвичи.

…Сидим за столом, и хозяин дома предлагает тост:

– Давайте выпьем за Ухту, за мой родной город!

Ну все дружно выпивают.

А я-то москвич коренной. Предлагаю поднять бокалы за москвичей. Сергей поддерживает, но с меньшим энтузиазмом.

Выходим покурить. Спрашиваю его:

– Серег, ты что против москвичей имеешь?

– Сань, извини, это тебя не касается. Все ж таки много здесь хитроманов всяких, больно деловых полно кругом.

Ну, конечно, не один я из москвичей гостевал у Сереги. С соседями по дому Капустины дружили. Частенько Архипыч (Котов. – Прим. авт.) заезжал; он же не москвич, из Казани он. Сидят люди за столом, выйдут покурить мужики и, случалось, чихвостят москвичей: мол, хреновые люди в столице все чаще стали встречаться…»

Примечательная картинка.

Сергей Алексеевич так и не стал москвичом. Остался ухтинцем со всеми вытекающими. Остался русским хоккейным самородком с северных суровых широт. Остался мужиком, начисто лишенным тех самых негативных черт, которые действительно присущи многим столичным жителям.