Текст книги "О Вячеславе Менжинском
Воспоминания, очерки, статьи"

Автор книги: Михаил Смирнов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Ф. Н. Петров. Непоколебимый марксист

…Хочется вспомнить то время, когда начиналась наша работа по организации революционного движения в тогдашней царской, угнетенной капитализмом России.

Развитие революционного движения в России шло в тесной связи с распространением великих идей марксизма-ленинизма, великого учения Маркса – Энгельса…

I Интернационал на своем знамени написал великие слова: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Вот эти вещие слова «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» стояли на каждой листовке, написанной В. Р. Менжинским, на каждом издании, в котором участвовал товарищ Менжинский.

Большевик-литератор, пламенный революционер, непоколебимый марксист – таким я знал Менжинского – начал участвовать в революционном движении с 1895 года.

Мне с В. Р. Менжинским пришлось встречаться по военно-революционной работе в войсках. Он в 1906 году был членом комитета Петербургской военной организации большевиков и редактором газеты «Казарма». Я работал руководителем Военно-революционной организация в Польше, Литве, а до этого в Киеве, участвовал в киевском восстании саперов. Я помню, с каким интересом мы знакомились тогда с каждым номером нелегальной «Казармы», который удавалось получить. Таким образом, первые наши встречи с Менжинским, этим весьма интересным человеком, относятся к бурным дням первой русской революции…

Рассказы о Менжинском,

М., 1969, с. 71–71,

B. Р. Менжинская. В Военной организации большевиков

В 1906 году Вячеслав Рудольфович возвратился в Петербург и работал сначала районным пропагандистом (в Нарвском районе. – М. С), затем членом комитета в большевистской Военной организации и одним из редакторов газеты «Казарма».

В те годы мы жили вдвоем с Людмилой в Питере, на Ямской улице (дом 21, кв. 2). Квартира была неудобной для конспирации. Внизу полуподвал, несколько ступенек вверх – наша квартира. В окно можно было взглянуть с улицы. Рядом лестница, на ней – швейцар. Как-то пришел один товарищ и передал поручение: подыскать три квартиры для клубов. Я подыскала.

– Сходите к Надежде Константиновне, этим она ведает, поговорите с нею.

– Но я незнакома с ней.

– Вот и познакомитесь.

Я пошла. Она принимала в редакции. Мы вышли в коридор. Я рассказала о квартирах. 100, 75 и 50 рублей в месяц стоила каждая из них.

– А нельзя ли даром? – спросила Надежда Константиновна.

– Попробую, – ответила я.

Мы разговорились.

– А не хотите ли со мной работать? Все своим делом заняты. А моим никто не хочет заниматься.

Я согласилась. Наша совместная работа началась со следующего дня. Каждое утро Надежда Константиновна приходила к нам. Вот тогда-то и познакомилась с ней Людмила Рудольфовна. Мы составляли план на каждый день и расходились по своим делам. Вечером встречались вновь, то в Технологическом институте, то в других местах… Надежда Константиновна звала на работу к себе и Людмилу, но та не пошла. Она работала в это время в боевой группе и увлекалась этим делом страшно. Вооружение, динамит ей казались куда более интересными, чем пропаганда.

Как познакомилась она с Владимиром Ильичей, не помню.

Он жил в это время в Финляндии, в Куоккале; с ним была постоянная связь, ему отвозилась корреспонденция. Может быть, и она отвозила. Была и еще одна возможность встречи. Вячеслав Рудольфович был тоже в Военной организации. Он встречался с Владимиром Ильичем. Но, может быть, первой встречей была встреча их троих. Людмила Рудольфовна никогда не рассказывала об этом: конспирация не позволяла. Но, видимо, Людмила Рудолфовна произвела тогда на Владимира Ильича сильное впечатление… Владимир Ильич очень ценил ее.

Эти годы были решающими для нас, особенно для Mилочки. Они не только крепко связали ее с революцией, познакомили с Лениным, но и разорвали семью. Вячеслав Рудольфович должен был эмигрировать…

1906 год. Время было чрезвычайно горячее. Пропаганда в войсках велась почти открыто, конспирация отсутствовала. Пленумы Военной организации устраивались на дачах без всяких предосторожностей.

Летом 1906 года восстания возникали одно за другим: сначала вспыхнуло Кронштадтское, затем Свеаборгское (порт близ Гельсингфорса). Решено было выпустить обращение к войскам о поддержке Свеаборгского восстания и экстренный номер «Казармы». Для обсуждения организационных вопросов и окончательной редакции воззвания 20 июля было созвано расширенное заседание редакции «Казармы» совместно с представителями комитета Военной организации.

Собрались на квартире одного из комитетчиков. Нагрянула полиция с обыском, с ордерами на арест собравшихся. Один из представителей района заметил засаду и расставил по прилегающим улицам патрулей, которые должны были предупреждать приходивших о засаде. Но основные работники были уже налицо. Написать воззвание было поручено Менжинскому. Так как на предыдущих собраниях очень жаловались на неразборчивость его почерка, то на этот раз он написал воззвание крупными буквами и через строчку. Вышла объемистая тетрадь.

Не успел он раскрыть ее, как появилась полиция. Большинство присутствующих стали спешно уничтожать документы, бросая клочки на пол, полиции кое-что удалось подобрать. Но разорвать целую тетрадь было невозможно. Сохранить ее – значило подвести под суровую кару не только себя, но и всех присутствующих. Менжинский, как бы подготовляясь к личному обыску, хладнокровно снял с себя сюртук, предварительно засунув тетрадь во внутренний карман, и, аккуратно сложив, повесил на спинку стула.

Когда к Менжинскому подошли для обыска, он был в одной рубашке. Подумали, что он так и пришел, обыскали его и ничего не нашли.

– Как ваша фамилия? – спрашивает жандарм.

Менжинский называет первую пришедшую ему в голову – Деканский. Он хотел запутать полицейских, чтобы выиграть время и не допустить обыска у сестер, потому что там в тот день должно было быть заседание большевистского центра с участием Ленина, Крупской, Дубровинского и других видных большевиков.

После обыска Менжинский как ни в чем не бывало надел сюртук. Его вывели на улицу и посадили в карету. Рядом с ним, как с важным государственным преступником, сел полицейский. Менжинский думал, как быть с тетрадкой… Вдруг полицейский обращается к нему:

– Вы из каких же это Диковских, не из рязанских ли? Недалеко от нашей деревни хороший помещик Диковский жил…

Менжинский обрадовался и говорит:

– Да, да, я из них… – и начал расспрашивать про деревенские дела.

Полицейский словоохотливо рассказывал все деревенские горести и происшествия. Менжинский сказал, что в карете очень жарко. Нельзя ли открыть окно кареты?

– Не дозволено… Да уж как вы из Диковских…

Менжинский открыл окно и со вздохом облегчения незаметно выбросил тетрадь. В тюрьме, когда его снова обыскивали, ничего не нашли.

Менжинского все же посадили в тюрьму и долго держали, не говоря, в чем его обвиняют. Тогда Менжинский в знак протеста объявил голодовку – отказался есть, пока его не выпустят. Первые дни голодовки были самые тяжелые, была тошнота, головокружения. А тюремщики нарочно соблазняли, показывали пищу. Менжинский был тверд и 13 дней ничего не ел. Тюремщики, боясь, что он умрет, выпустили его. Вышел он из тюрьмы без кровинки в лице, худой, слабый.

Над Менжинским был установлен полицейский надзор. Но ему удалось скрыться от надзора и незаметно перебраться через границу.

Рассказы о Менжинском,

1969, с. 21–24.

МЕЖДУ ДВУХ БИТВ

Пусть зеленеют всходы новой

песни!

Тебе придется, будущий поэт,

Рассказывать

Ясней и интересней

О могиканах незабвенных лет.

А. Жаров, Стихи о Менжинском

Д. З. Мануильский. О старом друге

Жизненный путь Вячеслава Рудольфовича Менжинского неотделим от пути великой ленинской партии. Он политически рос вместе с рабочим классом и подымался вместе с партией, терпел удары врага на нее и побеждал вместе с ней врага. Под руководством Ленина он организовывал в царском подполье рабочий класс, под руководством Ленина он шел в первых его рядах к Октябрьской победе. Вместе с товарищем Дзержинским, в его славной школе он превратился в руководителя беззаветной армии чекистов, стоящих на страже завоеваний Октября…

Я встретил впервые Вячеслава Рудольфовича в эмиграции в годы реакции, задолго до мировой войны. Помню, какое сильное, неизгладимое впечатление произвели на меня беседы с ним по поводу германской и французской социал-демократии. Я был тогда еще молод и политически неискушен. И помню, что с жаром отстаивал тот взгляд, что германские и французские социалисты не допустят войны. Нужно было видеть, с каким пророчеством говорил об этих партиях товарищ Менжинский.

– Вы увидите, – твердил он, – что эти люди предадут рабочих.

Тогда я считал эту оценку пессимизмом, но как оказался прав Вячеслав Рудольфович впоследствии, когда 4 августа (1914 г.) германская социал-демократия завершила свое беспримерное в истории предательство! И эта черта – холодно и спокойно взвешивать положение, трезво судить о людях, верить не словам, а фактам – была его особенностью. Она сделала из товарища Менжинского партийного публициста, превосходного политика и дальнозоркого руководителя ГПУ, умеющего своим острым Умом схватывать самое существенное в тактике классового врага и распутывать в нескольких простых словах самые сложные положения.

Ленин ценил Вячеслава Рудольфовича, его страстную революционную натуру бойца, скрывающуюся под обликом всегда спокойного, не выходящего из себя и крайне скромного человека. И не случайно его выбор пал в первые дни Октябрьской победы на Менжинского, когда нужно было взять важнейшую цитадель капиталистического строя – Государственный банк – в руки пролетариата. Менжинский блестяще выполнил эту задачу.

В самые бурные дни бешеного сопротивления свергаемых классов, при истерическом вопле всей буржуазной печати он вошел как хозяин в помещение Государственного банка, крепкой рукой обуздал саботажников, с неизменной улыбкой раскрыл сейфы и так же твердо провел до конца волю пролетариата, как впоследствии проводил ее в борьбе с заговорами контрреволюции.

Не случайно также товарищ Менжинский был выдвинут партией на другой боевой пост – председателя ОГПУ. Мало товарищей знают, что Менжинский был человеком огромной всесторонней культуры. Он свободно владел шестнадцатью иностранными языками, и это знание внешнего мира наряду с революционным опытом позволил ему в дело борьбы с контрреволюцией вносить широкие политические перспективы. Под его руководством была раскрыта сеть вредительских актов, инспирированных правительствами крупнейших капиталистических держав. Его имя стало ненавистным для врагов Советского Союза, но оно стало дорогим для рабочего класса и трудящихся нашей страны, оно стало символом непоколебимой преданности, стойкости и верности делу мировой пролетарской революции…

Правда, 1934, 11 мая

В. Р. Менжинская. В эмиграции

Десять лет В. Р. Менжинский скитался по разным странам – был в Бельгии, Франции, Англии, Америке, Италии, помогал Ленину издавать в Швейцарии большевистскую газету «Пролетарий».

Полгода Менжинский провел в Финляндии, а затем, по предложению большевистского центра, выехал через Гельсингфорс за границу. Первое время он жил в Брюсселе, где наблюдал партийную и профессиональную жизнь Бельгии. Его поразило отнюдь не революционное, самоудовлетворенное настроение рабочих организаций Брюсселя.

Из Бельгии Менжинский переехал в Швейцарию – сначала в Цюрих, затем, по вызову редакции «Пролетария», в Женеву.

После первой революции Людмила Рудольфовна ездила за границу по партийным делам. В 1908 году я была в Шварцвальде, в Италии, Париже. Виделась с братом, М. П. Покровским и в первую очередь с Надеждой Константиновной. Именно через нее мы получали партийные директивы.

Вместе с редакцией «Пролетария» Вячеслав Рудольфович переехал в Париж. Здесь наряду с работой в редакции он имел возможность бывать в публичной библиотеке, посещать лекции в Сорбонне, различные собрания рабочих организаций. Он написал большой роман из жизни «военки» (к сожалению, все его рукописи и книги остались в Париже). Время от времени Вячеслав Рудольфович находил возможность работать в художественных и скульптурных мастерских. С группой товарищей он предпринял путешествие пешком из Швейцарии в Италию. Так как денег ни у кого не было, то пристанище на ночь они часто находили в крестьянских сараях и на сеновалах. Даже итальянские трактирчики были для них слишком дороги; питались они всю дорогу всухомятку. Наконец дошли до Рима. Впечатление от искусства Рима, даже после художественных музеев Парижа и всего виденного Менжинским раньше, было ошеломляющее.

Вернувшись в Париж, он продолжал изучение по первоисточникам истории Франции, в особенности истории французской революции. Только последние два-три года в эмиграции Менжинский имел заработок. В общем же жизнь в эмиграции была тяжелой, полной лишений, и особенно тяжела была оторванность от родины и неуверенность в возможности когда-нибудь вернуться туда.

В Париж пришла радостная весть: царя в России свергли. Менжинский рвется на родину. Но правительства Англии и Франции не пропускают большевиков в Россию. Менжинский, работавший в Париже, в банке, под видом поручения от банка поехал в Лондон, а оттуда с помощью товарищей через Швецию и финляндскую границу возвратился в Россию.

Вместе с ним из Швеции ехали несколько эсеров. Когда они узнали, что Менжинский большевик, они стали говорить, что его нельзя пускать в Петербург (это было после подавления буржуазным Временным правительством июльской демонстрации рабочих и солдат в 1917 году).

– Вот доедем поближе – сообщим, чтобы его арестовали, – говорили между собой эсеры.

Но Менжинский перехитрил их. Когда поезд дальнего следования на одной из станций пошел тише, Менжинский соскочил с него на ходу. В Петербург приехал дачным поездом.

По приезде в Петербург он сразу же пришел в Центральный Комитет большевиков. ЦК поручил Менжинскому работать в Военной организации партии. Менжинский снова организует солдат, ведет среди них огромную агитационную и пропагандистскую работу, редактирует газету «Солдат».

Рассказы о Менжинском,

М., 1969, с. 24–26.

A. Ф. Ильин-Женевский. Накануне

В начале июля (1917 года. – Ред.) наша газета «Солдатская правда» за какую-то особенно резкую статью была Временным правительством закрыта. По-видимому, нагоняй получил и хозяин типографии, потому что он сообщил нам, что, к своему глубокому прискорбию, не может больше продолжать печатание нашей газеты под другим заглавием, как мы это предполагали. И пришлось… нам с Подвойским пуститься в новые поиски типографии.

Мы скоро сговорились с типографией Василеостровского районного Совета (бывш. Шахт), помещавшейся в Тучковом переулке, в доме № 17, где возродилась наша газета под новым названием «Солдат».

…С уходом (из редакции) т. Бубнова и т. Подвойский как-то реже стал бывать в газете. Его отвлекала все растущая работа в районах и в Военной организации. Мне приходилось почти одному вывозить газету. По счастью, такой период продолжался недолго. Необходимая поддержка была дана. В состав редакционной коллегии газеты вступил только что приехавший из Франции политический эмигрант Вячеслав Рудольфович Менжинский. Брюнет, с большими пышными усами, серьезным, вдумчивым взглядом и мягкими манерами, он произвел на нас самое благоприятное впечатление. Элегантная наружность его сразу изобличала в нем европейца. Подвойский рекомендовал его мне как беллетриста. И действительно, статьи т. Менжинского были очень живо и интересно написаны, отчасти напоминая собою беллетристические произведения. Целый ряд номеров «Солдата» мы выпустили с т. Менжинским вдвоем. Работа у нас шла очень дружно и согласованно. Об этом времени приятно вспомнить. Обыкновенно, придя в типографию, мы сразу же усаживались за писание статей для текущего номера. Закончив писание статей, мы удалялись от шума в какой-нибудь укромный уголок типографии и там, сидя на подоконнике или на печатных машинах, оглашали написанные статьи и вносили в них необходимые исправления, буде таковые требовались. Приняв, таким образом, статьи к напечатанию и обменявшись мнениями по поводу характера предполагаемого номера, мы сдавали весь материал в набор, а сами шли на Средний проспект, в ближайшую к нашей типографии чайную. Здесь за стаканом чаю и беседой мы спокойно проводили то время, которое необходимо было, чтобы сданный нами материал хотя бы частично был набран.

Влияние нашей газеты постепенно росло, тираж ее увеличивался, и скоро мы нашли более целесообразным перенести печатание газеты в нашу предыдущую типографию «Народ и труд». Мы были настолько сильны, что хозяин типографии, не так давно сам нас оттуда выпроводивший, теперь усиленно звал нас обратно. Некоторое время мы набирали газету по-прежнему в типографии Василеостровского районного Совета, а затем сверстанные полосы на лошадях перевозили в типографию «Народ и труд» для печатания, но потом мы совсем перебрались в эту типографию. Этот период жизни пашей газеты несколько хуже сохранился в моей памяти, так как я постепенно стал отходить от газетной работы. Меня все больше и больше втягивала работа в запасном огнеметно-химическом батальоне…

Красная летопись, 1926,

№ 4(19), с. 18–19.

B. И. Невский. За солдатские массы

В начале марта 1917 года, когда еще дымились развалины разгромленных народом царских тюрем и полицейских участков, несколько товарищей предложили Петроградскому комитету РСДРП (большевиков) свои силы для создания военной организации (В. Невский, Н. Подвойский, С. Сулимов, позднее к ним примкнули К. Мехоношин, Н. Крыленко, Е. Розмирович, В. Менжинский, А. Женевский, П. Дашкевич и другие).

С самого же начала был найден верный и скорый путь для организации широких солдатских масс: необходимо было создать организацию военную, боевую, могущую быть той вооруженной силой, на которую возможно было бы опереться в предстоящих битвах пролетариата с буржуазией, и вместе с тем ощущалась острая нужда в организации широких крестьянских масс, из коих главным образом и состояла старая царская армия.

В этих двух направлениях сразу и началось собирание сил.

Решено было поэтому прямо пойти в полки, в солдатскую массу…

Что делать? Как приступить к созданию организации?

Массы сами научили, как это сделать.

На одном из собраний как-то само собой получилось решение обратиться со страниц «Правды» с призывом к солдатам-большевикам прийти на собрание во дворец Кшесинской[37]37
  В этом доме на Петроградской стороне размещались ЦК РСДРП(б) и Бюро Военной организации.


[Закрыть] и положить начало военной организации.

Объявление напечатали, собрание состоялось, и уже 22 марта 1917 года начала свое существование Военная организация при Петроградском комитете РСДРП (большевиков)…

События 4 июля всем известны. Показаниями свидетелей точно установлено, что и 3-го и 4-го числа наемники буржуазии первые начали стрелять.

Начался разгром большевиков: 1) была разгромлена редакция «Правды», помещения Петроградского и многих районных комитетов (за исключением чисто рабочих организаций, как на Путиловском заводе), 2) дом Кшесинской взят приступом и разгромлен, 3) газеты «Правда» и «Солдатская правда» закрыты, 4) большевистские полки, принимавшие участие в восстании, были разоружены, вожаки-солдаты убиты или брошены в тюрьму. Из Военной организации были арестованы Крыленко, Мехоношин и много других. Ленину удалось скрыться точно так же, как скрывались Подвойский и Невский из Военной организации (Подвойский свободно расхаживал по Питеру, в то время как в его квартире была засада и суд привлекал его за восстание). Свидетельские показания устанавливают (см. целый ряд показаний в газете «Рабочий и солдат»), что виновниками кровопролития были кадеты, меньшевики и эсеры; выступления 3 июля не только в Питере, но и в других городах и на фронте были подавлены с неслыханной жестокостью. Расстреливались тысячи, но движения подавить не удалось.

Дело в том, что причина движения коренилась не в личностях, а в глубоких экономических причинах.

Но именно потому, что движение имело глубокие причины, наши организации быстро оправились от погрома…

Прежде всего оправилась от погрома Военная организация.

Быстро наладило новую технику и по соглашению с ЦК стало издавать газету «Рабочий и солдат», временно заменившую «Правду» и «Солдатскую правду».

Передовая статья первого номера этой газеты дышит бодростью и уверенностью в победе…

Ни рабочие, ни солдаты не унывали. Наоборот, воззвание общегородской Петроградской конференции большевиков кончалось боевым кличем: «Будут еще битвы! Будут еще победы! Все дело в том, чтобы достойно и организованно встретить грядущие битвы»[38]38
  Рабочий и солдат, 1917, № 2.


[Закрыть].

К этим битвам и стала готовиться Военная организация.

Уже в середине августа явилась возможность издавать отдельные органы ЦК и Военной организации: 13 августа, в воскресенье, вышли первый номер центрального органа РСДРП (большевиков) «Пролетарий» и первый номер газеты Военной организации «Солдат».

Передовая статья первого номера «Солдата» заканчивалась бодрой уверенностью в победе: «В тесном единении рабочего и солдата залог того, что яростная атака контрреволюционных сил закончится их собственным поражением», а в «Манифесте РСДРП ко всем трудящимся, ко всем рабочим, солдатам и крестьянам России» говорилось: «Уже съезжаются финансисты всех стран на тайные съезды, чтобы обсудить общий вопрос о надвигающейся грозе. Ибо они уже слышат железную поступь рабочей революции. Ибо они уже видят неотвратимое.

В эту схватку наша партия идет с развернутыми знаменами». Манифест кончался таким призывом: «Копите силы, стройтесь в боевые колонны! Под знамя партии, пролетарии и солдаты! Под наше знамя, угнетенные деревни! Да здравствует мировая рабочая революция!»[39]39
  Протоколы VI съезда РСДРП(б), 1934, с. 259–260.


[Закрыть]

И до этого момента наша Военная организация была крестьянско-пролетарской, теперь же кроме непосредственно боевых задач подготовки боевых масс для переворота Военная организация задалась целью связаться наиболее тесно с деревней.

Вот почему «Солдат» еще более, чем «Солдатская правда», посвящает свои статьи земельному вопросу, жизни деревни, крестьянским письмам. Вот почему на Литейном открываются курсы инструкторов по работе в деревне и закладывается начало крестьянской земляческой организации.

Эти инструктора, пройдя краткосрочный двухнедельный курс, тысячами отправлялись в деревню и были теми именно людьми, которые вскоре после октябрьских дней в Питере руководили аграрной революцией в деревне, а многие из них доселе работают среди крестьян.

Собирание сил шло, наши организации крепли, а противоречия капиталистического общества и соглашательская политика меньшевиков и эсеров требовали развязки. Народные массы теряли терпение.

Зоркий взгляд и гениальный ум вождя мировой революции В. И. Ленина усмотрел, что если в ближайшие дни пролетариат не возьмет власть в свои руки, то победит контрреволюция.

Вот почему еще в сентябре появилось его письмо о необходимости и неизбежности восстания, а вслед за тем и резолюция ЦК о немедленной практической подготовке к перевороту.

«ЦК признает, что как международное положение русской революции (восстание во флоте в Германии, как крайнее проявление нарастания во всей Европе всемирной социалистической революции, затем угроза мира империалистов с целью удушения революции в России), – так и военное положение (несомненное решение русской буржуазии и Керенского с К⁰ сдать Питер немцам), – так и приобретение большинства пролетарской партией в Советах, – все это в связи с крестьянским восстанием и с поворотом народного доверия к нашей партии (выборы в Москве), наконец, явное подготовление второй корниловщины (вывод войск из Питера, подвоз к Питеру казаков, окружение Минска казаками и пр.), – все это ставит на очередь дня вооруженное восстание.

Признавая таким образом, что вооруженное восстание неизбежно и вполне назрело, ЦК предлагает всем организациям партии руководиться этим и с этой точки зрения обсуждать и разрешать все практические вопросы…»[40]40
  Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 34, с. 393.


[Закрыть]

Подавляющее большинство товарищей и организаций разделяли этот взгляд, только Военная организация, в общем соглашаясь с ним, высказалась за небольшую отсрочку: нужно было наладить дело в Луге, в Москве, в важном пункте Дно, то есть как раз там, откуда могли быть нанесены революции очень чувствительные удары[41]41
  При обсуждении этого вопроса в Бюро голоса разделились: Менжинский и Мехоношин стояли за немедленное выступление, Подвойский, Невский, Розмирович – за отсрочку, а Крыленко занимал среднюю позицию. – Прим. автора.


[Закрыть].

Октябрьские дни подтвердили эти опасения: Керенский двигал свои контрреволюционные войска именно с этой стороны, а Москва вследствие слабости своей военной организации затянула свои октябрьские дни на очень долгий срок.

Но как бы ни были основательны соображения той или другой организации, гениальный прогноз Ленина был точен и верен, и, конечно, ЦК партии должен был приказывать, если кто-либо даже в силу резонных соображений откладывал выступление.

Реакция действительно не ждала. После неудавшегося корниловского заговора буржуазия решила дать бой на вопросе о защите Петрограда: в целях вывода революционного Петроградского гарнизона, на который опиралась наша Военная организация, решено было отправить питерских солдат на фронт.

Пойти на это – значило проиграть революцию.

Все помнят события октябрьских дней. Рабочие и солдаты решились победить или умереть. Был образован Военно-революционный комитет, в который целиком вошло Бюро военных организаций и члены ЦК по его указанию.

А чтобы сломить последнее упорство, представители Бюро военных организаций были вызваны на конспиративное свидание к Ленину (товарищи Подвойский и Невский).

Здесь под всесокрушающими ударами революционной логики Ленина пали все возражения, выдвинутые Военной организацией.

Выступление было необходимо, а главное, неизбежно.

Под конец свидания в присутствии Антонова-Овсеенко решено было исправить кое-какие недочеты, и с этой целью один из членов Бюро (т. Невский) должен был немедленно отправиться в Гельсингфорс для установления контакта с тамошними военными силами.

Наступил день 24 октября, все предвещало бурю, а 25-го уже грохотали пушки и вся Военная организация в полном составе выступила на улицу.

В дни Октября.

Сборник воспоминаний

участников Октябрьской

революции. М., 1957,

с. 19–30,