Текст книги "Пограничники"

Автор книги: Михаил Смирнов

Соавторы: Анатолий Марченко,Дмитрий Жуков,Владимир Беляев,Геннадий Ананьев,Михаил Слонимский,Георгий Миронов,Анатолий Чехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 26 страниц)

Яков Резниченко

Яков Терентьевич снял фуражку и долго стоял в задумчивости, склонив, как перед памятником, голову. Сколько бессонных ночей проведено вот в этих мастерских, где в годы войны ремонтировали зимой катера его 2-го дивизиона «морских охотников». Латали пробоины, моторы, чтобы, когда наступит навигация, не подвели бы в походе или в бою. От их работы зависела жизнь. Запасных же частей в обрез, а то и вовсе нет. Но не привести в боевую готовность малые катера просто нельзя, потому что вся тяжесть охраны водного района у Кронштадта и Ленинграда легла на них, на «морских охотников», на вид вроде бы хрупких, но оказавшихся незаменимыми в сложившихся условиях, наиболее боеспособными судами. Большой флот вынужден был стоять по пирсам и разить врага лишь своей тяжелой артиллерией.

Ему, Якову Резниченко, каждую зиму поручали руководить этими мастерскими. В осажденном Ленинграде это было не так-то легко. Выручало еще то, что опытные инженеры Ионов, Анжилов, Щетнев, Базько многим деталям давали вторую жизнь.

И все же ремонт катеров показался легким, пустяковым делом после того, как зимой 1942/43 года приказали ему возглавить строительство десяти новых «морских охотников».

Задание необычное. Долго советовался с командирами Резниченко, кому можно поручить столь ответственное задание.

– Подучить бы немного людей, – высказал кто-то пожелание, – а так…

«Верно. Не помешало бы», – мысленно согласился Яков Терентьевич, а вслух сказал:

– Каждый день на вес золота. Учиться будем в процессе работы. И потом, не совсем неучи мы, в прошлом году ремонтировали же катера. А это что-нибудь да значит.

Вселял в людей уверенность, что задача посильная, и себя, заставлял поверить в это, ибо знал: уверенность – половина успеха.

Выполнили и эту казавшуюся невыполнимой задачу. Одиннадцать новых «морских охотников» к началу навигации спустили на воду.

Заботился не только о ремонте и строительстве новых катеров, нужно было думать и об охране зимних ремонтных мастерских. И о том, если во время обстрела возникнет пожар, чтобы люди умело и быстро тушили огонь. Часто приходилось искать и ловить немецких ракетчиков, проникавших в прилегающий к мастерским район. На эти операции почти всегда ходил сам, потому что каждый ремонтник на счету. Еще и потому, что не любил прятаться от опасности и знал: если командир впереди, не отстанут и подчиненные.

Трудными были зимние месяцы: работа сутками, жизнь впроголодь, а зачастую и почти рядом, в обнимку, – смерть; но с нетерпением ждали моряки-пограничники, когда очистится ото льда Финский залив и вновь можно будет бить врага.

Пролетели те бурные, как волна за винтом, годы… Оставили лишь седые пряди в волосах да боль в сердце по погибшим боевым друзьям.

Яков Терентьевич надел фуражку, но долго еще продолжал стоять, вспоминая дни, проведенные здесь… Он не спешил. Сегодня он, капитан 1-го ранга, окончивший с отличием Военно-морскую академию имени Ворошилова, назначен заместителем начальника пограничных войск Тихоокеанского округа. Сегодня перед отъездом он прощается с Ленинградом, с теми местами, с которыми связаны многие годы жизни.

Волновала Якова Терентьевича и мысль о новом назначении на Дальний Восток. Он ехал на смену капитану 1-го ранга Александру Ивановичу Дианову, бывшему кочегару крейсера «Аврора», участнику гражданской и Отечественной войн. О Дианове в пограничных войсках слагали легенды. В тридцатые годы, когда Дианов был помощником командира пограничного сторожевого корабля «Пурга», корабль этот прославился мастерским задержанием на Баренцевом море английских тральщиков «Вридлейт» и «Дайн». Моряков-пограничников поблагодарил тогда за умелые действия и смелость Вячеслав Рудольфович Менжинский.

В годы Великой Отечественной войны Дианов уже был командиром отряда пограничных судов. Моряки отряда совершали поистине героические дела. Так, пограничный сторожевой корабль «Рубин» в первые дни войны открыл боевой счет потопленным вражеским подводным лодкам. Над базой пограничных кораблей за десять минут до начала войны был сбит первый фашистский самолет. Сторожевой корабль «Бриз» в первый день войны впервые таранил подводную лодку врага. Отряд только за первый год войны потопил семь подводных лодок гитлеровцев, сбил девять самолетов противника. И сейчас, через много лет, проходя в районе гибели пограничных сторожевиков «Жемчуг» и «Бриллиант», все советские корабли приспускают флаги, как бы склоняют головы перед мужеством и самоотверженностью моряков-пограничников. Дианова моряки называли «дедом». Обычно на флоте «дедом» величают механика независимо от возраста, уважая его тяжелый труд. Такова давняя традиция, и уж если моряки, самые консервативные приверженцы флотских традиций, назвали «дедом» не механика, значит, полюбился им этот человек.

Высокий, широкоплечий, он походил на грубо высеченную глыбу; лицо его было будто продублено солеными штормами и морозом; его голос, если Дианов в гневе не сдерживал его, наводил страх на бывалых «морских волков», а один лейтенант, рассказывали, упал даже в обморок, хотя «разгон» Дианов давал вовсе не ему. Увидев, что офицеру плохо, Дианов к нему.

– Что с тобой, сынок?! – спросил тревожно, подал воды и, когда лейтенант начал приходить в себя, извинился перед ним: – Ты уж прости, браток, что так вышло. Вот ведь беда: мельчает флот, и слова-то громко сказать нельзя. Хлипкий народ пошел.

Вот такой он: горячий и добрый. Многое ему прощали моряки. Не обижались за «разгоны», ценили доброту его и служили так же самоотверженно, как и он, их командир.

Позже один из штурманов, тоже участник Отечественной войны, капитан 3-го ранга Николай Александрович Алатарцев, скажет Якову Терентьевичу:

– На честном слове, на одном энтузиазме ходили, а своего командира ни разу не подвели.

Его и ехал сменять Резниченко. Примут ли его там люди, пойдут ли за ним так же, как за Диановым? Ответ вроде бы прост: найдешь к морякам подход правильный, пойдут. А так ли просто найти этот подход? Строить отношения с людьми на диановском принципе, привычном для всех? Но любая копия, пусть самая совершенная, остается копией, а значит, хуже оригинала. И другое… Что прощалось Дианову, не простится ему. Ведь он даже моложе иных командиров кораблей. И рост, и сила, перед которой неизменно преклоняются люди, не те. Обычный он человек, в меру высок, в меру силен. И лицо совсем не просоленное и не опаленное морозом. Интеллигентное лицо, а не «морского волка», будто не исходил он сотни миль по знойному Черному и штормовому Балтийскому морям. А может, ничего и не нужно искать? Возможно, остаться самим собой? Ведь шли же люди за ним в бой.

Вот и отвечал он себе на все эти вопросы, прощаясь с Ленинградом. Неторопливо, как говорят моряки, «осматривался по бортам и отсекам», как бы заново проходил через годы своей службы.

Началась она у него намного раньше, чем надел лейтенантские кубики, – в 1931 году, когда он, семнадцатилетний деревенский парнишка, поступил учиться в Одесский мореходный техникум. Хотелось стать штурманом дальнего плавания. Кругом, куда ни кинешь взгляд, море, а он в штурманской рубке прокладывает путь кораблю.

На моряков-пограничников Яков Резниченко смотрел, как и все студенты техникума, с почтением и завистью. Их жизнь, их дела, их служба были окружены ореолом мужества. Из уст в уста передавались героические рассказы о дерзости и бесстрашии пограничников, но иной раз сомневались техникумовские ребята в правдивости этих рассказов. Не скроешь от всевидящего ребячьего ока, на каких посудинах несли службу пограничники. На рыболовецких шхунах, причем далеко не новых, на небольших катерах, которые одесские остряки обзывали «старыми черепахами». И как же можно на них ловить быстроходные суда контрабандистов? Не выдумки ли все это, не преувеличение ли?

Почти каждый день проникали в техникум слухи о том, что или «турок» задержан, либо местный, одесский контрабандист. И имя называли, известное всей Одессе. Вот что хочешь, то и делай: верь или сомневайся.

Когда же Яков Резниченко учился на последнем курсе, в техникум пришли пограничники. О многом рассказывали они. На всю жизнь запомнился рассказ о подвиге краснофлотца-пограничника Соколова. Из-за кордона прорвалась вооруженная банда. Намеревалась она уйти в горы. Соколов, сняв с катера бортовой пулемет, высадился на берег и залег на дороге, ведущей в горы. Банду встретил огнем и заставил ее отойти. Двое суток моряк-пограничник отбивал натиск бандитов и не давал им возможности прорваться в горы. Прибывшие на помощь Соколову пограничники уничтожили остатки банды.

И когда после получения диплома штурмана Резниченко предложили служить в морской пограничной охране, согласился сразу.

Закончил курсы морского командного состава НКВД в Ленинграде, получил звание лейтенанта, несколько лет погонялся за нарушителями границы и контрабандистами на Черном море, затем перевели его на Балтику.

На Балтийское море старший лейтенант Резниченко приехал в августе 1940 года на должность командира 1-го дивизиона судов Балтийского морского пограничного отряда. Тревожное было то время, неспокойной – граница. Службу несли почти без отдыха, на износ работали и люди и корабли. Этого требовала обстановка. Агентура фашистской Германии, буржуазные националисты Прибалтики лезли через границу, как саранча. Все чаще и чаще стали «сбиваться» с курса и залетать в наши территориальные воды немецкие самолеты. Об этих нарушениях границы сообщали летчики 11-й отдельной пограничной эскадрильи, с которой взаимодействовали моряки, да и сами моряки-пограничники, когда несли службу в дозоре, не раз засекали воздушных нарушителей.

В воздухе пахло грозой. Дивизион жил тревожной жизнью. И он сам, Резниченко, и подчиненные его не все понимали, не на все волнующие их вопросы находили ответ, да иногда и не задавали их, чтобы не прослыть паникерами. Но факты говорили сами за себя. Вот спешно начали покидать наши порты немецкие торговые суда. Да тут еще авиаторы передали, что при появлении пограничных самолетов немцы быстро сменили на флагштоках фашистские флаги на шведские. Для чего этот маскарад? Поняли лишь на следующий день, когда флот подняли по тревоге и пограничники перешли в подчинение командования Краснознаменного Балтийского флота.

Дивизиону пограничных малых кораблей поставлена задача: переоборудовать часть «морских охотников» для постановки минных заграждений и совместно с кораблями эскадры контр-адмирала Д. Д. Вдовиченко и отрядом легких сил контр-адмирала В. П. Дрозда приступить к минным постановкам.

В боевой аттестации Резниченко всего несколько слов сказано о том, как справился дивизион с этой ответственной задачей, сказано очень скупо: «Часть катеров из дивизиона в количестве 6 единиц были выделены для постановки минных банок в районе Хельсинки, Борго, Эрико. Катера выставили 174 мины. Во всех минных постановках тов. Резниченко принимал личное участие, все операции были проведены скрытно и успешно».

…Белые ночи. Как успел полюбить их Яков Терентьевич! И не только потому, что в такие ночи хорошо было бродить по узким, мощенным несколько веков назад улицам Вышгородского холма, но хорошо и службу нести: все видно. Теперь же предстояло самим идти к вражеским берегам, ставить минные заграждения, и ставить так, чтобы не обнаружил этого враг. Иначе протралит он все мины. В темноте бы пробираться во вражеские шхеры, подходить к их караванным путям, но нет ее: белые ночи.

Ну а если нет темноты, нужны дерзость и точный расчет. «Морские охотники» – небольшие корабли, не сразу их обнаружишь, особенно если волна на море, хоть небольшая. На это и сделали ставку моряки-пограничники дивизиона Резниченко: старались ставить мины в штормовую погоду. Опасно, трудно, но наверняка не будешь засечен врагом. А если появятся вражеские корабли, всегда их обнаружишь раньше и, смотря по обстановке, или бой примешь, или укроешься за банку какую либо островок, пропустишь, чтобы на твои же мины наскочил. Случалось такое. Несколько транспортов врага подорвались и броненосец береговой обороны «Ильмаринен». Чаще, однако, принимали бой пограничники. Сколько было их тогда – неравных, победных?!

И не раз после этих боев шли они не на базу для отдыха, а снова туда, где ставили мины. И так каждый день. За первые полтора месяца войны его корабли побывали в самых неожиданных для противника местах. Маршруты вместе с командирами звеньев Резниченко выбирал самые опасные, зачастую ходили впритирку к вражеским минным полям. Не рассчитай самую малость – взлетишь в воздух. Но подобный риск был оправдан: противник районы своих минных полей контролировал намного слабей, и это давало возможность подходить к вражеским берегам незаметно.

Впереди всегда шел корабль Якова Резниченко. Не мог он отсиживаться на берегу. Вернется с одной группой дивизиона с минных постановок, еще не обсохнут поручни командирского мостика от соленых штормовых брызг, а уже отдали швартовы, чтобы встать в голову второй группы. И не потому, что не доверял подчиненным, нет, доверял как самому себе. Опытные у него были командиры звеньев Обухов, Колесник, справились бы с любой задачей, и не подменял их в походах командир дивизиона, а бил с ними вместе врага, сам рвался в бой.

Враг стремился проникнуть с суши и с моря к главной базе Краснознаменного Балтийского флота – Таллину. Но со стороны моря Таллин был защищен надежно. На островах вблизи Таллинского и Коплинского заливов стояли башенные и открытые батареи крупного и среднего калибров. Минные заграждения, выставленные в устье Финского и в Рижском заливах, прикрывались мощными береговыми батареями Моонзундского архипелага, острова Осмуссаар и военно-морской базы Ханко. Подступы со стороны моря во взаимодействии с артиллерией и авиационными соединениями флота защищали и корабли Краснознаменного Балтийского флота, дивизионы переданных во флот моряков-пограничников, отлично знавших Балтику в этом районе. На суше же оборона оказалась слабой. Фашистские войска двигались на Марьямаа, а одна колонна прорвалась на побережье из Пярну в направлении Виртсу, а на приморской дороге частей прикрытия не было. Гитлеровцы, выйдя к морю, начали обстреливать пристань Куйвасту на острове Муху и наши боевые корабли. Военный совет флота принял решение высадить десант в районе Виртсу и выбить фашистов оттуда.

Это была первая операция по высадке десанта, в которой принимали участие «морские охотники» из дивизиона Якова Резниченко. Корабль их командира шел с ними.

Приходилось Якову Терентьевичу за время своей пограничной службы не раз высаживать на берег и принимать на борт наряды. Бывало, и стреляли. Из пистолетов чаще. А сейчас на берегу орудия врага, пулеметы, автоматы. Да и спускать шлюпки нельзя: расстреляют фашисты десант, пока подгребут шлюпки к берегу. Один выход – носом в берег. Пока выпрыгивают десантники, вести огонь из всех видов оружия по врагу.

Спокойней обычного подает Резниченко команды, но только он один мог сказать, каких внутренних усилий стоит ему это спокойствие. Он научился владеть собой. Иначе плохим бы он был командиром. Он так же лишь внешне был спокоен, когда первый раз самостоятельно повел свой пограничный корабль в море, а нервы – как сжатая пружина. И слово «война» встретил, казалось, как привычное, лишь брови чуточку сдвинулись к переносице и появилась на ней бороздка. И распоряжения еще немногословней стали. Так же вел корабли на первые минные постановки к вражеским берегам, ни одного лишнего слова, ни одного ненужного жеста, команды уверенные, четкие. И в первом бою краснофлотцы с тайной завистью и гордостью смотрели на своего командира, который спокойно отдавал тактически грамотные распоряжения. И не повторял. Приучил и себя к этому, и подчиненных еще до войны, а теперь все это помогало в бою и в трудных походах, помогало сжимать в кулак нервы, не отвлекаться на мостике, а думать, думать и думать, как обхитрить врага, как выйти победителем.

Берег приближался. Как все знакомо! Здесь до войны летом всегда было многолюдно и берег напоминал яркую цветущую поляну. Сейчас он дик и безмолвен. Молчит, притаился в полутьме. Возникла мысль успокаивающая: «Не заметят, возможно?» И снова, в какой уже раз, мысленно проходит он все этапы высадки десанта, повторяет про себя команды.

Пулеметная очередь неожиданно разорвала тишину. Ожил берег, заговорил языком смерти.

– Огонь!

Пулеметы и орудия судов десантного отряда обрушились на врага, и вот уже матросы-десантники прыгают в воду у берега, спешат вперед с громким матросским «полундра!».

Самое время перевести ручки телеграфа всех трех машин на «полный назад». А это все равно, что на полном скаку осадить разгоряченную лошадь. Только опытным конникам удается сделать такое, не вылетев из седла или не свернув шею коню. Резниченко уверен в своих мотористах: «осадят» корабль без аварии. Понимают, что там, внизу, от них зависит судьба корабля, судьба экипажа. Чуть замешкаешься, можно носом берег пропахать, да и снаряд в бок получить недолго, если будешь копошиться у берега.

Прислушался. Работают все три машины. Похвалил мысленно мотористов: «Молодцы».

Корабль быстро отошел от берега, продолжая огнем поддерживать десант и те суда, которые еще стояли у берега. Бой между тем удалялся все дальше и дальше от моря. Уже не нужна огневая поддержка с «морских охотников», только корабли побольше бьют по тылам врага из крупнокалиберных орудий.

С берега сообщили, что выбиты фашисты из Виртсу, отступают в направлении Пярну, и корабли дивизиона Резниченко получили приказ идти в базу. Вернулись благополучно. Только один раз атаковали их вражеские самолеты, но, встреченные дружным огнем, отстали.

Дозаправка горючим, осмотр оружия и технических средств, и снова поход. Прикрыть коммуникацию Таллин – Кронштадт, по которой транспорты вывозили из Таллина раненых. Это уже привычное дело для «морских охотников», успели уже изучить, из каких шхер чаще всего атакуют вражеские торпедные катера наши транспорты с ранеными. А только вернутся с этого задания – получат новое. И так день за днем, неделя за неделей.

Вот скоро два месяца как они в непрерывных походах, два месяца ходят рядом со смертью, похоронили многих боевых товарищей, но ни одной жалобы не слышал Резниченко. Радовались как дети, когда потопили первую вражескую подводную лодку, когда сбили первый самолет, когда узнали, что на их минах подорвался вражеский броненосец, и не горестными, а суровыми были лица людей, когда хоронили погибших в бою моряков. Клялись мстить.

Фашисты свирепели. Подбрасывали все новые и новые резервы. В район Пярну из Курляндии была срочно переброшена 291-я пехотная дивизия; в район Вильянди немецко-фашистское командование выдвинуло из резерва 254-ю пехотную дивизию; во второй половине июля в Эстонию гитлеровцы перебросили последний резерв группы армий «Север». Но, несмотря на эти меры, гитлеровцы еще более месяца не могли сломить сопротивление защитников Таллина. Военно-морская база Краснознаменного Балтийского флота жила и сражалась. И только получив приказ Ставки, 28 августа, взяв на борт защитников столицы Эстонии, флот вышел к островам Найсаар и Аэгна, чтобы переждать совсем не вовремя разразившийся шторм и начать прорыв в Кронштадт.

Уже снялись с якорей корабли первого и второго конвоев, вытянулись в линию первые суда отряда главных сил во главе с крейсером «Киров», уже готовился к движению отряд прикрытия, и в это время Яков Резниченко получил команду: совместно с буксирами и катерами снять с полуостровов Виимси и Пальяссаар бойцов, прикрывавших отходы своих частей и не успевших прорваться к пристани и погрузиться на транспорты. Двести пятьдесят человек, прижатых фашистами к берегу, отбивали вражеские атаки и ждали помощи.

С полуострова Виимси подтянутая противником полевая артиллерия открыла огонь по отряду прикрытия, стоявшему у острова Аэгна. Получил попадание лидер «Минск».

«На нас повернут артиллеристы, как только пойдем к берегу. Спасти может только маневрирование», – подумал Резниченко и подал команду:

– По местам стоять, с якоря сниматься!

Снаряды начали ложиться то справа, то слева. Один разорвался совсем рядом, и катер будто встряхнуло, а часть поднятого снарядом фонтана обрушилась на борт и надстройки корабля.

– Что ж наши-то молчат?! – недовольно проговорил рулевой. – Вдарили бы!

Будто услышали эти негромкие слова на «Минске», на эсминцах и сторожевых кораблях: из всех калибров ударили по вражеским батареям. Началась артиллерийская дуэль. Но часть фашистских орудий все же продолжала обстреливать буксиры и катера, направлявшиеся к берегу снять красноармейцев.

Резниченко вел корабль то самым полным, то стопорил ход, менял курс, чтобы не пристрелялся враг. Так поступали и другие суда. А ближе к берегу открыли огонь «морские охотники» и буксиры из своих орудий и пулеметов. Заставили врага притихнуть.

Сняли всех красноармейцев и без потерь перевезли на транспорты и вновь заняли свое место в боевых порядках.

Горячим был и тот вечер, и особенно наступившая вслед за ним ночь. На всю жизнь запомнились они Якову Терентьевичу. Запомнились те смешанные чувства боли, бессильного гнева и желание что-то предпринять такое, чтобы изменить положение, закрыть собой, своим телом гибнувшие от авиационных налетов транспорты, защитить подрывающиеся на минах спасательные суда, транспорты и боевые корабли. Но никто из подчиненных не подозревал о смятении в душе командира. Он уверенно руководил спасением людей с тонущих кораблей.

Остался он самим собой даже в, казалось, безвыходный момент. Застопорил ход корабль возле нескольких красноармейцев, которые держались на воде, ухватившись за один спасательный круг. Начали поднимать на борт. Вот уже один поднялся по штормтрапу, второй, третий, и в это время услышали все крик матроса:

– Мина!

Она уже совсем близко. Корабль дрейфует на нее. Вот-вот ударится плавающая мина о борт корабля и…

– Оттолкните ее. По кранцам вниз кто-нибудь, – негромко сказал Резниченко, и его спокойный голос вывел моряков из растерянности.

Спустились по кранцам за борт два матроса, оттолкнули мину, а комендоры расстреляли ее. Когда совсем потемнело, повисли по бортам матросы живыми кранцами, чтобы и людей лучше на воде видеть, и мины своевременно отталкивать.

Почти полторы тысячи красноармейцев и краснофлотцев спасли в тот вечер и в ту ночь корабли дивизиона Резниченко. Сами же поход закончили без потерь.

…Кронштадт. Якорная площадь. Суровый строй моряков и слова с трибуны. Тоже суровые, от которых мурашки пробегают по спине и закипает ненавистью душа морская. Как хотелось и ему, Якову Терентьевичу, вместе с ними, молодыми краснофлотцами, идти в бой, бить фашистов, гнать их от стен Ленинграда. Но ему приказано лишь высадить десант в район Петергофа, а затем доставлять туда боеприпасы. Тоже боевая задача. И он, Яков Терентьевич, постарается выполнить ее с честью.

Почти через тридцать лет после той героической октябрьской ночи Маршал Советского Союза Г. К. Жуков (Яков Терентьевич уже не прочтет тех строк) напишет в своих посвященных советскому солдату «Воспоминаниях и размышлениях»:

«В район Петергофа в тыл вражеских войск был высажен морской десантный отряд с целью содействия приморской группе в проведении операции. Моряки действовали не только смело, но и предельно дерзко.

Каким-то образом противник обнаружил подход десанта и встретил его огнем еще на воде. Моряков не смутил огонь противника. Они выбросились на берег, и немцы, естественно, побежали. К тому времени они уже были хорошо знакомы с тем, что такое „шварце тодт“ („черная смерть“), так они называли морскую пехоту».

Немецкая пехота начала поспешно отступать, но артиллеристы (их позиции десантники еще не достали) вели непрерывный огонь по десантным судам. Фонтаны бугрились то справа, то слева, как и тогда, при подходе к полуострову Виимси. «Морской охотник», подчиняясь командам Резниченко, маневрировал, немного отдаляясь от берега, а комендоры продолжали вести дуэль с артиллерией противника.

Поступила команда возвращаться в Кронштадт, в форт Рошаль, где дислоцировался дивизион. Полный вперед, чтобы поскорей выйти из опасной зоны, тем более что бой десанта, как казалось Якову Резниченко, развивался успешно. Корабль уже начал набирать скорость, через несколько минут он будет в безопасности, и в это время Резниченко увидел, что снаряд попал в концевой катер.

– Право на борт! – скомандовал Резниченко. – Приготовить буксир!

Привычно, как это не раз приходилось делать, когда задерживали суда-нарушители и высаживали на них досмотровую группу, ошвартовал Резниченко корабль к потерявшему ход и начавшему крениться катеру. Вначале Резниченко собирался взять катер на буксир и вывести его подальше в море, а там уже перенести к себе на борт раненых, потому что здесь перегружать опасно: два неподвижных корабля – хорошая мишень, и фашисты, если не уйти подальше, могут пристреляться и потопить. Но когда «морской охотник» подошел к катеру, и Резниченко увидел раненых, нуждающихся в помощи, увидел, что катер едва-едва держится на воде и может затонуть раньше того, как выйдут они в безопасный район, решил: «Эвакуировать будем сейчас».

Все работали быстро, не обращая внимания на близкие разрывы снарядов. Раненых перенесли буквально за считанные минуты. Успели, прежде чем он затонул, снять с катера пулеметы.

Когда вернулись в Кронштадт, Резниченко доложил командиру истребительного отряда капитану 2-го ранга Перфилову о походе, а затем добавил:

– Крепкой пограничной закалки народ мои подчиненные.

– Закалка крепкая – это уж точно, – согласился Перфилов. – Что у командира, то и у подчиненных. – Помолчал немного и приказал: – Взять на борт боеприпасы – и в Петергоф. Выход через пятнадцать минут.

– Есть! – ответил Резниченко.

Точно в назначенное время «морские охотники» отдали концы. И снова Резниченко флагманом вел группу катеров к Петергофу. Шел самым полным, понимал: боеприпасы нужны как воздух.

Позднее об этой операции в аттестации Я. Т. Резниченко будет написано всего несколько строк: «В октябре тов. Резниченко возглавил группу катеров по подброске боеприпасов нашему высаженному десанту в район Нового Петергофа. Катер, на котором находился тов. Резниченко, получил три прямых попадания из полевого 75-мм орудия. Катер загорелся. Благодаря умелому и решительному действию со стороны тов. Резниченко личный состав катера был спасен, оружие, 2 пушки, 2 пулемета и имущество снято и доставлено на базу».

Прочтет эти строки Резниченко и мысленно поспорит с такой оценкой тех смертельно трудных минут боя. Да, он не растерялся ни после первого, ни после второго, ни после третьего попадания. Оставался на мостике и руководил выгрузкой боеприпасов и тушением пожара. Пока не был передан десантникам последний ящик с гранатами, он не давал команды отходить. Но что давало ему такую уверенность? Он видел состояние людей и понимал, что и они не желают уходить, не разгрузившись. Работали самоотверженно все. Комсорг корабля Воеводин первым кинулся на корму, к очагу пожара. Ему на помощь поспешили старшина 2-й статьи Жаворонков, краснофлотцы Силуянов, Пинчуков, корабельный кок Михайлов. Все остальные образовали цепочку и начали передавать друг другу ящики с патронами и гранатами. А справа и слева к флагману уже подходили «морские охотники» Григория Червиченко и Александра Анпилова. Разгружаясь, вели огонь по противнику. Анпилов подал буксир. Остальные «морские охотники», поставив дымовую завесу, прикрыли отход флагмана.

…Сменяли друг друга героические и очень трудные дни. Трудные и морально и физически. Десант почти полностью погиб. Фашисты все крепче сжимали кольцо блокады на суше, все упорней в навигацию 1942 года стремились прорваться к Кронштадту и Ленинграду с моря.

А противостояли фашистам на дальних подступах к Кронштадту в основном «морские охотники». Они несли дозорную службу в Финском заливе.

Дозорная служба – название, знакомое пограничникам, знакома и задача: обнаружить и не допустить прорыва противника в наши территориальные воды, в район дислокации кораблей Краснознаменного Балтийского флота. Но схожесть задачи была только внешняя. Ведь в мирное время пограничным катерам приходилось оберегать границу Советского Союза хотя и от вооруженных, но все же одиночных лазутчиков. Теперь же они охраняли водный район против превосходящих сил противника, стремящегося во что бы то ни стало добиться полного господства в прилегающей к Кронштадту части Финского залива, чтобы окончательно закрыть выход в Балтику нашим подводным лодкам и лишить возможности передвигаться нашим транспортам.

Каждый выход «морского охотника» в дозор – это суровые испытания на мастерство, стойкость и преданность Родине. Это бой с катерами и малыми кораблями противника, жестокий неравный бой с фашистской авиацией, пытавшейся взять наши катера «на измор».

Почти беспрерывно немецкие самолеты атаковали дозорные корабли, атаковали большими группами, сменяя друг друга.

Для личного состава катеров это было тяжелое время.

Круглосуточное напряжение, непрерывный звон в ушах от стрельбы, воспаленные глаза от бессонных ночей, беспрерывный поиск новых тактических приемов в борьбе с противником один на один, радиоперехваты о гибели товарищей на соседних дозорных линиях – вот обстановка, в которой приходилось нести службу матросам, старшинам и офицерам «морских охотников».

Тогда это была обыденная фронтовая работа.

Летели под вой и грохот бомб бессонные дни и ночи, проходили недели и месяцы. Все убывало и убывало наглости у фашистов, и Резниченко часто с радостью думал: «Погоним скоро. Погоним! Как в Сталинграде!» Он, как и все моряки, ждал изменений, ждал, когда поступит приказ высаживать десанты на те же острова и полуострова, с которых в сорок первом снимали они под огнем фашистской артиллерии и самолетов раненых. Ждал с нетерпением. И когда узнал, что корабли флота начали переброску войск на Ораниенбаумский плацдарм, повел группу «морских охотников» в дозор с особым душевным подъемом. Предупредил командиров кораблей:

– Удвоить, утроить нужно бдительность! Враг не должен даже заподозрить, что в Ораниенбауме накапливаются силы. Иначе лишних жертв не миновать, напустят фашисты авиацию, накроют артогнем.

Только с такой мыслью нес в те дни сторожевую службу личный состав «морских охотников», понимали, как высока их ответственность за сохранение скрытности операции по переброске войск на «пятачок» под носом у немцев. Молили, как говорится, бога, чтобы подольше не сковывало льдом Финский залив, чтобы и они, катера, приняли участие в наступательных боях.