Текст книги "Пограничники"

Автор книги: Михаил Смирнов

Соавторы: Анатолий Марченко,Дмитрий Жуков,Владимир Беляев,Геннадий Ананьев,Михаил Слонимский,Георгий Миронов,Анатолий Чехов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

– Фашистские войска, – перебил его один из членов Военного совета, – подходят к станции Мга. Еще день, и последняя железная дорога будет перерезана. Ленинград будет блокирован. Немедленно перебросьте дивизию для обороны станции Мга.

Впоследствии Степанов вспоминал:

«1-я пограничная дивизия была поднята по тревоге, на станции Грузино посажена в железнодорожные эшелоны и к вечеру 28 августа разгружена на левом берегу Невы в районе Петрушино – Отрадное, станция Пелла. Железнодорожный мост через реку Неву, что в районе деревни Отрадное, через который проходили эшелоны с частями дивизии, обстреливался артогнем противника…»

За этим суховатым сообщением генерала видятся его бессонные ночи, четкая и плодотворная работа.

После войны в своих многочисленных статьях Григорий Алексеевич Степанов называл сотни и сотни имен отличившихся в боях под Ленинградом. Он описывал бои, которые вели курсанты Петергофского военно-политического училища на Кингисеппском направлении. Он рассказывал о мужестве курсантов Высшего военно-морского пограничного училища, о схватках многих пограничных отрядов и подразделений… Все это объединялось в его сознании в замечательную эпопею пограничных частей, не посрамивших своего высокого звания в августе-сентябре 1941 года.

Он гордился, что пограничникам удалось сформировать три дивизии и отдельную погранбригаду, которые остановили захватчиков на самых опасных рубежах.

Бойцы 1-й дивизии, которой командовал полковник С. И. Донсков, разгрузились под обстрелом и сразу же вступили в бой. Первый полк пошел в наступление на Отрадное. Седьмой полк взял станцию Горы. Второй полк трижды брал станцию Мга. В боях был убит командир полка майор Жеребцов, выбыло из строя 80 процентов личного состава.

5 сентября на дивизию перешел в наступление 39-й механизированный корпус немцев. Поредевшие батальоны и роты, которыми командовали уцелевшие младшие лейтенанты, не выдержали удара. Дивизия была разрезана надвое. 2-й и 7-й полки отошли в район Новой Ладоги, откуда 600 бойцов были перевезены под огнем кораблями Ладожской военной флотилии. 1-й стрелковый полк переправился на правый берег по железнодорожному мосту, который был тотчас взорван.

Часть подразделений и артиллерийский полк, приданный дивизии, отходили с боями по левому берегу реки в направлении Шлиссельбурга.

«Чтобы дать возможность частям дивизии переправиться на правый берег реки Невы на участке Марьино – Шлиссельбург, подразделения дивизии во главе с командиром дивизии полковником Донсковым продолжали вести упорные бои, особенно за 8-ю ГЭС и деревню Марьино, – вспоминал Г. А. Степанов. – Командир артиллерийского полка майор Буданов и сейчас на лице имеет шрам, полученный в штыковой схватке с противником».

8 сентября противник ворвался в Шлиссельбург. Но в тот же день было решено силами пограничников и одной артиллерийской батареи занять крепость «Орешек» и не дать немцам возможность переправиться и соединиться с финнами. Так началась героическая оборона «Орешка», неоднократно воспетая в романах, рассказах, очерках. Правда, Степанова огорчало то обстоятельство, что, изображая подвиги моряков-артиллеристов, писатели забывали о нескольких подразделениях пограничников из 1-й дивизии, которые составляли костяк гарнизона…

Но вернемся к боям у станции Мга. Немцы сделали попытку с ходу форсировать Неву. Г. А. Степанов писал об этом опасном для Ленинграда плане противника:

«Утром 31 августа 1941 года мне звонит по телефону член Военного совета обороны Ленинграда П. С. Попков и спрашивает меня:

– Известно ли вам, что в районе Ивановских порогов фашисты пытаются форсировать Неву? Что могут предпринять пограничники?

Я доложил, что таких данных не имею. Известно мне, что 1-я дивизия ведет тяжелые бои за станцию Мга. Попков подтвердил, что его сведения достоверны».

Генерал Степанов не располагал ни одной регулярной частью, все они были уже брошены в бой. Оставалось лишь пять истребительных батальонов. И хотя генерал впоследствии назвал их «полнокровными», боеспособность их оставляла желать лучшего. Они не были вооружены и обмундированы как следует, не говоря уже о нехватке опытных боевых командиров. Могли они занять позиции на правом берегу Невы и отразить попытки немцев форсировать реку?

Степанов действовал энергично. За шестнадцать часов (!) был создан сводный отряд под командованием полковника Лоскутова. Рабочие, служащие, ученые – бойцы отряда были одеты в военную форму, хорошо вооружены и поставлены под начало боевых командиров (до сих пор остается загадкой, где мог их взять Степанов в тех условиях). Городской Совет выделил автобусы…

«К утру 1 сентября 1941 года сводный отряд занял оборону… и выполнил задачу… О принятых мерах было доложено тов. К. Е. Ворошилову. Мероприятия были одобрены».

Если бы немецкие войска форсировали Неву и соединились с финнами, то вся оборона Ленинграда оказалась бы под угрозой (Степанов считал, что положение было бы «катастрофическим»). В ту же ночь на 1 сентября по приказу маршала Ворошилова и вице-адмирала Трибуца в район знаменитых Ивановских порогов было переброшено Высшее военно-морское училище НКВД под командованием капитана 2-го ранга Садникова…

«Таким образом, правый берег Невы был прикрыт сводным отрядом истребительных батальонов, Высшим военно-морским погранучилищем НКВД, двумя эсминцами, 302-м дивизионом КБФ, 1-й дивизией НКВД, и они-то в боевом содружестве не допустили форсирования реки Невы… – писал Степанов. – В сентябре и октябре 1941 года на Невский участок были переброшены 265-я стрелковая дивизия, 86-я стрелковая дивизия, 20-я стрелковая дивизия НКВД, только что сформированная под командованием полковника А. П. Иванова…

О тяжелых, кровопролитных боях на „пятачке“ у Невской Дубровки знают ленинградцы. Прорвать оборону немцев и соединиться с 54-й армией, наступавшей из района Волхова, не удалось. Но в результате активных действий на этом участке Ленфронта были скованы 8 немецких дивизий».

Любопытно, что всюду у Степанова слышны нотки «пограничного патриотизма». Всю жизнь он потом добивался, чтобы не был забыт ни один герой-пограничник. Собственно говоря, все соединения и части, которые перечисляет Степанов, впоследствии выходили из его подчинения, но он по-прежнему отечески опекал их, подбрасывал подкрепления.

– Удивительно, откуда он людей брал – по сотне присылал, – вспоминает бывший командир 20-й пограничной дивизии генерал-майор Александр Павлович Иванов. – Или вот в декабре сорок второго послали дивизию на прорыв блокады… У фронта получить автоматы для дивизии было трудно. Двадцать автоматов оставалось в резерве у Жданова. Их вручали дивизиям торжественно. А Степанов дополнительно подбросил нам семнадцать автоматов и три миномета. Откуда взял, неизвестно. «Бери, – говорит, – Саша!»

Откуда у начальника гарнизона Ленинграда могло появиться оружие – это понятно. Как-никак военных заводов в Ленинграде было много, и директора их предпочитали со Степановым дружить. Ну а что касается дружески ласкового «Саша», то с командиром дивизии у них были давние отношения. Еще когда Степанов учился в Высшей пограничной школе, Иванов в ней был начальником кавалерийского обучения. Сухому и быстрому Иванову массивный и степенный Степанов казался увальнем. «Тюфячок! Будь энергичней!» – кричал он в манеже. И они вместе, смеясь, вспоминали поучения Иванова:

– Конь должен тебя почувствовать. Конь требует энергичного человека. Ты ему покажи себя, настрой его, тогда он тебе подчинится…

Может показаться странным смех там, где каждый день гибнут люди, где живет сознание народного горя. И тем не менее жизнь брала свое. Смеялись, шутили…

На Карельском перешейке пограничные части к концу сентября 1941 года отступили на линию старой государственной границы и здесь стояли насмерть. Обороной руководил полковник Андреев, впоследствии ставший крупным военачальником, командующим Воронежским военным округом.

На участок Финский залив – Кайворово 13 сентября вышла только что сформированная 21-я дивизия войск НКВД, костяком которой стали окружные школы младшего комсостава погранвойск. Под командованием полковника Панченко двадцать дней и двадцать ночей отражала дивизия атаки противника.

Из 21-й дивизии генералу Степанову доставили письмо лейтенанта Ширяева: «Если погибну, отошлите письмо моей семье. Иду в бой, иду полный веры: враг будет уничтожен…»

Ширяев скончался от ран.

Из обращения начальника войск НКВД и начальника Политуправления войск НКВД от 29 сентября 1941 года:

«Вам, бойцам, командирам, политработникам войск НКВД, героическим защитникам города Ленина, наследникам – носителям прекраснейших традиций великого русского народа, его мужества, свободолюбия, его любви к жизни, презрения к смерти – передаем чекистский привет…

Аполлонов, Мироненко».

С одной стороны, пограничники героически сражались на подступах к Ленинграду и заслужили благодарность командования и любовь народа. Но с другой…

По всем правилам в первые же дни войны в бой вступают регулярные армейские части, а пограничники приступают к охране войскового тыла. Однако правила сочиняются в мирное время, и всякая новая война вносит свои коррективы. Пограничники на фронте не были сменены. «Это обстоятельство, – писал Степанов, – приковало погранчасти к обороне своих участков и лишило начальника войск охраны тыла основных его сил». Мало того, чрезвычайное положение на фронте заставило «затыкать» пограничниками прорывы, создать на основе пограничных частей три новые стрелковые дивизии.

И опять же это еще не все. 1000 добровольцев-пограничников были отобраны и посланы в немецкий тыл для организации партизанских отрядов…

«Таким образом, в начале войны и к моменту установления блокады Ленинграда значительных реальных сил в распоряжении начальника войск фактически не было», – продолжает Степанов.

И все-таки тыл Ленинградского фронта охранялся хорошо. Григорий Алексеевич Степанов настоял на том, чтобы ему оперативно подчинили военные училища Ленинграда и его пригородов. Начальники училищ стали начальниками девяти районов, объединив под своим командованием истребительные батальоны, войсковые части, части НКВД и милицию. Все парашютные и авиационные десанты противника уничтожались тотчас после высадки. Были взяты под контроль все дороги, исключены любые лазейки для вражеских лазутчиков и предателей Родины.

Немецкие разведывательные органы срочно готовили из жителей оккупированных областей шпионов, снабжали их взрывчаткой и радиостанциями и перебрасывали через линию фронта. Правда, подавляющее большинство новоиспеченных «шпионов», попав в расположение советских войск, тут же интересовались, где находится комендатура, и отправлялись сдаваться. На допросах они объясняли, что шли в немецкие разведывательные школы только ради того, чтобы получить возможность попасть к своим. И это была правда.

«Немецкие разведывательные органы, – писал Степанов, – пытались направлять в Ленинград большими и малыми группами жителей из временно оккупированных районов под видом отпущенных „милостивым победителем“ для распространения панических слухов и ведения агитации в пользу фашизма; они также пытались направлять со шпионскими целями подростков и девушек, вербуя их среди жителей Ленинграда, не успевших вернуться в город с оборонных работ в предместьях».

Были среди тех, кого останавливали патрули и заставы, и враги. Пробираясь в Ленинград, такие во время налетов вражеской авиации подавали сигналы фонариками, собирали разведданные, совершали диверсии…

Под руководством Степанова в сентябре был разработан «план борьбы с проникновением вражеской агентуры в Ленинград и поддержания революционного порядка».

Финские войска вышли к берегу Ладожского озера с севера. С захватом Шлиссельбурга немцы вышли на берег Ладоги с юга. Ленинград был блокирован. Для подвоза провианта и боеприпасов оставался один путь – воды Ладожского озера, но и он был под контролем немецкой авиации.

Немецкие генералы рассматривали Ленинград в бинокли. Артиллерийские снаряды рушили дома на Невском проспекте. 12 сентября в Ленинград прибыл новый командующий – генерал армии Г. К. Жуков.

Волевой, целеустремленный, уже прославленный своими победами в войне с японцами и немцами, Жуков за короткое время изыскал в городе резервы, перевел часть войск с Карельского перешейка на самое опасное направление – у Пулковских высот и наконец, собрав в кулак 50 тысяч солдат, предпринял контрудар в направлении Колпино – Ям – Ижоры. Немецкое командование было вынуждено бросить в бой войска, готовившиеся прорвать оборону Ленинграда, и с этих пор навсегда потеряло наступательную инициативу.

Уже в начале октября Жуков был отозван под Москву, где началось наступление немецких войск. Под угрозой оказалась столица государства. Но у немецкого командования уже не хватило сил, чтобы завершить удар на главном направлении. Отчаянное сопротивление всюду дробило немецкие силы. Один Ленинград удерживал возле себя более чем трехсоттысячное войско.

Наступила зима. Гитлер окончательно отказался от мысли взять Ленинград штурмом. Он решил уморить его голодом, истерзать артиллерийскими налетами. Эта задача была возложена на генерал-полковника Кюхлера, который в 1940 году во главе 18-й немецкой армии взял Антверпен. Закончил он войну на западе выходом к Па-де-Кале у Дюнкерка.

Если в секретной директиве верховного командования германских вооруженных сил, известной под названием плана «Барбаросса», говорилось, что «лишь после обеспечения этой неотложной задачи, которая должна завершиться захватом Ленинграда и Кронштадта, следует продолжать наступательные операции по овладению важнейшим центром коммуникаций и оборонной промышленности – Москвой», – то уже в директиве немецкого военно-морского штаба от 29 сентября 1941 года мы читаем:

«Фюрер решил стереть город Петербург с лица земли. После поражения Советской России нет никакого интереса для существования этого большого населенного пункта. Финляндия также заявила о незаинтересованности в существовании города непосредственно у ее границы. Предложено тесно блокировать город и путем обстрела из артиллерии всех калибров и беспрерывной бомбежки с воздуха сровнять его с землей. Если вследствие создавшегося в городе положения будут заявлены просьбы о сдаче, они будут отвергнуты… С нашей стороны нет заинтересованности в сохранении хотя бы части населения этого большого города».

900 дней продолжалась блокада. По единодушному мнению историков, блокада Ленинграда и подвиг его защитников не могут идти ни в какое сравнение с теми осадами городов и крепостей, с теми страданиями защитников их, которые известны нам из прошлого.

Все, кто знал Григория Алексеевича Степанова, в один голос говорят о нем как о добром человеке и заботливом семьянине. Он тяжело переживал разлуку с женой и единственной дочерью. Часто писал им письма, жалуясь в них, что ответы получает реже. В самые тяжелые дни сентября 1941 года он выкраивал время, чтобы написать письмо:

«…У меня пока все в порядке. Дома не бываю. Обстановка с каждым днем все обостряется. Ленинградцам придется здорово драться, чтобы отстоять свой город. Враг крепко поплатится. Ленинград не Париж. Будем драться до последнего.

Возможно, что связи не будет – письма посылать будет трудно. Прошу не беспокоиться. Воспитывай нашу славную дочурку. Береги себя. Только ты можешь ей сейчас помочь, воспитать ее патриоткой нашей Родины…

Наверное, Неленька уже пошла в школу. Как хотелось бы ее увидеть…

Моя дорогая доченька, как ты себя чувствуешь? Хорошо ли учишься? Думаю и надеюсь, что ты будешь учиться так же хорошо. Воспитывай в себе ненависть к фашистам. Это они виноваты, что мы разлучены. Мы все должны жить одной мыслью – уничтожать самого страшного врага.

Мужайся, моя дорогая дочурка. Не забывай папу. Я всегда с тобою. Помогай маме чем можешь…»

Слова эти, обращенные к девятилетней девочке, совсем не покажутся выспренними и нарочитыми, если вспомнить обстоятельства, в которых они писались. В тот тяжкий 1941 год Степанова не покидала уверенность в победе. Но он понимал, что избавление от беды потребует больших жертв. Свою судьбу он не мог отделить от судьбы Родины. Свое счастье он ставил в зависимость от общего счастья. В том же году он писал дочери: «Надо все перенести. Разобьем фашистов и тогда счастливо заживем». Именно в этом видны черты поколения, выдержавшего величайшее испытание в истории…

Дочери Степанова было столько же лет, сколько Тане Савичевой, которая за несколько месяцев блокады похоронила всех своих родных, а потом и сама угасла от истощения. Записная книжка, в которой Таня отмечала даты смертей, стала ныне символом и мерой мук миллионов ленинградцев.

Генерал в отставке Георгий Васильевич Денисов, который всю войну был военным комендантом Ленинграда и по долгу своей нелегкой службы почти каждый день виделся с начальником гарнизона осажденного города генерал-лейтенантом Степановым, вспоминает, что к началу блокады в северной столице было более трех с половиной миллионов человек. В первые месяцы войны они со Степановым не раз объезжали улицы и площади, на которых таборами жили беглецы из Карелии и Прибалтики. С жизнью под открытым небом мирились, так как было тепло. Но есть хотели все. Военным тогда приходилось принимать странные решения. Военкомы раздавали деньги семьям военнослужащих прямо из мешков и уговаривали эвакуироваться. Но никто не хотел уезжать из Ленинграда – никто не верил в длительность гитлеровских успехов. Среди первых жертв голода были беженцы…

Голод, голод! Когда загорелись Бадаевские склады, когда немецкие самолеты волна за волной все сыпали бомбы в пожар, когда по улице текла река расплавившегося и горевшего сахара, Степанов сжимал в ярости кулаки… Не он отвечал за продовольствие, не он оказался непредусмотрительным и позволил немцам одним ударом обречь город на голод, но от этого не становилось легче.

125 граммов липкого и несытного хлеба получали в день ленинградские дети. 300 граммов в день – таков был рацион подчиненных Степанова, несших патрульную службу в городе. Всякий месяц в частях НКВД от 500 до 1000 человек заболевали дистрофией. Во фронтовых частях хлебная норма была больше.

Какие неожиданные ситуации создавал голод! Неизменный степановский шофер Саша Гусев стал пухнуть от голода и уже был близок к смерти, когда генерал спас его, послав… на фронт. В войсках иногда давали несколько кусочков сахара или комочек масла. Те, у кого были семьи в городе, не ели сахар, а относили его при случае детям. По этому поводу в частях устраивали собрания и решали, кому съесть сахар… Кто должен жить – боец или дети? Об этом писать и даже думать больно. Голод иногда толкал на преступление, и он же рождал подвижников, выявлял самое светлое в человеке, побуждал к самопожертвованию…

В Ленинграде не было электричества, не работал водопровод. В ледяных квартирах, спалив в печках последнюю мебель, умирали десятки тысяч семей. Транспорт не работал. По завьюженным, обледенелым улицам истощенные ленинградцы брели на работу и с работы многие километры. Брели с санками за водой к прорубям. Брели с санками, на которых лежали тела близких. Люди умирали прямо на улицах. Грузовики ежедневно объезжали город, собирая трупы. Взрывали землю и хоронили в братских могилах людей, не зная даже их имен…

В северной части города есть памятник, о котором говорят – пусть никогда больше не будет поводов ставить такие памятники. Это Пискаревское кладбище. Весной 1942 года на это ныне красиво устроенное место приехали генерал Степанов и комендант города полковник Денисов.

– Идем, – рассказывает Денисов, – а из-под земли торчат руки. Солнышко уже припекает, и по рукам мухи ползают. Сотни тысяч трупов едва присыпаны лежат. Сил ни у кого не было хорошо засыпать. Степанов встревожился – скоро совсем тепло будет, все разлагаться начнет, эпидемии пойдут… Срочно доложил Кузнецову. Приняли меры…

Это случилось летом 1942 года, когда полегчало немного и появилась возможность у жены с дочкой приехать в Ленинград. Обратно Степанов провожал их сам, так как с членом Военного совета летел в Москву на совещание. Погоды не было. Шесть часов проблуждал самолет в воздухе, летчик не знал точно, над чем летит. Бензин был на исходе, решили приземлиться. Все привязались ремнями. Степанов сказал Валентине, что если сядут на немецкую территорию, то он застрелит ее и дочку, а потом и сам… Сели в трех километрах от переднего края, у своих.

Этот случай характерен для Степанова: компромиссов для него не было. И в то же время все отмечают его такт, дипломатичность, нежелание обострять отношения там, где не было на то особой нужды. Не любил он и чрезмерной командирской лихости, которая граничит с пренебрежением человеческой жизнью. Ветераны вспоминают случай, когда он встретил подразделение, которое лихой старшина вел под артобстрелом в… баню. Солдаты на всю жизнь запомнили, как генерал приказал отвести людей в укрытие и отчитал старшину…

В начале 1942 года Степанов начал формирование пограничных полков из остатков погранотрядов, которые выходили из боев. Этим полкам постепенно передавались функции охраны войскового тыла.

Особенно важная задача была возложена на 104-й и 105-й пограничные полки.

Даже «сто двадцать пять блокадных грамм с свинцом и кровью пополам» не выдавались бы, если бы не была создана известная ныне всем и каждому «Дорога жизни». Хлеба оставалось в городе на десяток дней, когда на лед Ладоги вышли разведывательные группы. Они нашли трассу через озеро, которая шла от мыса Осиновец на остров Зеленец, а оттуда на Кобону и Лаврово. И уже 22 ноября 1941 года, когда толщина льда едва достигла 13 сантиметров, по льду пошли первые машины. Они везли хлеб, они проваливались под лед, их расстреливала и бомбила немецкая авиация. Но они шли и шли. Машины ремонтировались на льду, под ураганным ветром.

Ледовую трассу охраняли пограничные полки. «Дорога жизни» сразу же оказалась под пристальным вниманием немецкой разведки. Едва ли не половина вражеских лазутчиков, пробиравшихся в Ленинград, была поймана на Ладоге.

«Ежесуточно через КПП следовали 3–3,5 тысячи автомашин с грузами и до 8–9 тысяч эвакуированных… – писал впоследствии Степанов. – Всего за период действия зимней трассы 1941/42 года через КПП Ладожского озера проследовало до 500 000 эвакуированных, причем наибольшая часть из них приходилась на февраль, март и апрель месяцы 1942 года».

Пограничники не только охраняли ледовую трассу. Их автоколонна доставила в город более тысячи тонн продовольствия.

Общепризнано, что знаменитое снайперское движение зародилось в частях по охране тыла Ленинградского фронта. Разумеется, снайперы были и прежде, но именно генерал Степанов увидел, что мастеров меткого огня можно воспитывать сотнями, что этому делу можно придать большой размах. И в самом деле, ленинградский почин был подхвачен войсками НКВД, а потом и всей армией.

Степанов считал, что первым знаменитым снайпером среди пограничников был Михаил Миронов. С упорством таежного охотника он выслеживал и подстреливал врагов. Его последователями стали знаменитые снайперы, впоследствии Герои Советского Союза старшина Иван Вежлицев и красноармеец Петр Галиченков.

Галиченков как-то сутки просидел в разбитом, промерзшем танке, без хлеба и воды, но добился своего – дождался появления немецкой автоколонны, подбил зажигательной пулей мотор головной машины и хладнокровно перестрелял семерых гитлеровцев…

Когда же появились сотни и сотни снайперов, каждый из которых имел по сотне гитлеровцев на своем счету, это производило впечатление грозное. Начальник войск НКВД генерал-майор Аполлонов в специальных приказах отмечал заслуги ленинградцев-пограничников, только за полгода истребивших из снайперских винтовок до 30 тысяч захватчиков. То ли в качестве курьеза, то ли как пример находчивости он привел в обзоре случай со снайпером 108-го погранполка охраны тыла Ленинградского фронта Кузько, который «однажды в оптический прицел заметил, как немец лежа отрывал ячейку, голова была спрятана, а зад виднелся. Кузько решил уничтожить фашиста и применил для этого оригинальную хитрость. Он выстрелил в зад немца, ужаленный пулей гитлеровец приподнялся. А это только и нужно было Кузько. Второй пулей фашист был прикончен».

Юмор юмором, а дело это было серьезное. Если полистать солдатские газеты Ленинградского фронта, выходившие в 1942 году, то можно увидеть, какую громадную работу проделал генерал Степанов, популяризуя снайперское движение. Он собирает слеты снайперов, награждает лучших великолепным оружием, вникает в каждую мелочь снайперских боевых будней.

В январе 1943 года войска Ленинградского и Волховского фронтов прорвали немецкую оборону и потеснили немецкие войска от берегов Ладожского озера. Появилась возможность увеличить приток продовольствия в город. Меньше чем за полмесяца была проложена железная дорога. За девять суток сооружен 1300-метровый железнодорожный мост через Неву. По ночам с интервалом в пять минут стали ходить поезда. Окончательно же блокада Ленинграда была снята в январе 1944 года, когда наши войска под руководством генерала Говорова, перейдя в наступление из районов Пулкова и Ораниенбаума, совместно с Волховским и 2-м Прибалтийским фронтами окончательно разгромили северную группировку немцев.

27 января небо над Ленинградом окрасилось фейерверком. Был дан салют двадцатью четырьмя залпами из 324 орудий.

Генерал Степанов уже готовил своих людей к восстановлению границы. В мастерских заготавливали полосатые столбы, портные в частях получали заказы на зеленые фуражки, офицеры изучали пограничные инструкции…

И как только летом 1944 года Финляндия объявила о своей капитуляции, пограничные полки, делая за сутки по 40 километров, марш-броском вышли на границу.

К финской военщине отношение Степанова было самое суровое. Если читатель помнит, как перед самой войной Степанов покинул заседание пограничной комиссии в Иматре из-за антисоветских выпадов полковника Вилламо и Инкала, то он без удивления узнает, что председатель Контрольной комиссии А. А. Жданов потребовал удаления из пограничной стражи этих самых полковников, что и было немедленно сделано.

Когда журналист, приезжая в какой-нибудь пограничный отряд, узнает, что задержаний нарушителей в нем мало, то он разочарованно крутит головой. А напрасно. Враг обычно стремится пройти там, где служба поставлена плохо. И если это опытный враг, то он заранее знает, где ему переходить границу. После войны пограничная служба в Ленинградском округе была поставлена образцово.

В 1950 году генерал Степанов ушел в отставку.

Но и после своей отставки Григорий Алексеевич жил напряженно, в полном сознании того, что его опыт нужен Родине, подрастающему поколению. Он выступал в школах, писал статьи, заботился о сохранении памяти героев войны, рецензировал военные труды… Смерть застала его в поездке. Он умер в поезде Ленинград – Москва 5 июня 1963 года.

Дмитрий Жуков