Текст книги "Стальные корсары"

Автор книги: Михаил Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

Простые и незатейливые рассуждения окончательно расслабившегося и потерявшего бдительность часового оказались прерваны самым грубым образом. Что-то очень твердое и тяжелое соприкоснулось с его затылком, выпустив на волю звук, напоминающий удар в гонг. К счастью, очень тихий. Честно говоря, его винтовка, упади она на землю, создала бы шуму не в пример больше. Но – не упала. Крепкие, привычные к оружию руки подхватили великолепное изделие британских мастеров и аккуратно отставили его в сторону.

– Ну что там?

– Порядок. Это был последний.

– Ну, волоки его сюда, не бери грех на душу...

Рядовой Джонс не чувствовал, как его оттащили в канаву и присоединили к нескольким таким же бедолагам. Потомкам тех, кто это сделал, и в голову не могло бы прийти спасать часового – живые свидетели в таком беле выглядели явно лишними. Тем не менее, они именно так, в духе уже ушедшего девятнадцатого века, и поступили, хотя всего благородства их поступка рядовой Джонс оценить не мог. Однако позже ему хватило ума понять, что именно это обстоятельство и спасло ему жизнь. Когда один за другим взорвались два склада, набитые, помимо прочего, еще и боеприпасами, удар взрывной волны прошел выше, и английские солдаты отделались тем, что их хорошенько присыпало грязной землей. На фоне серьезных разрушений в городе, пожара и закономерной паники это обстоятельство прошло незамеченным, как, впрочем, и другое, куда более серьезное происшествие.

Мичман Севастьяненко не был гениальным стратегом – не дорос еще. Однако молодой офицер умел видеть, думать и вовремя использовать удачные решения других. Некоторые считают, что именно в этом и заключается талант военачальника, хотя данный вопрос больше проходит по разряду философии. Тем не менее, на сей раз все ему удалось, и поступив старым, проверенным способом, начинающий пират добился результата.

Хорошо помня, какие разрушения и панику вызвали подрывы складов в японских портах, Севастьяненко решил повторить этот трюк в британском Вейхайвее – и преуспел. Англичане, как и японцы, народ уравновешенный и спокойный – пока им по голове не врежешь. А вот когда сыплются выбитые стекла, над головой свистят осколки, а где-то рядом начинается пожар, гордые сыны туманного Альбиона живо теряют всю свою невозмутимость и начинают бегать и искать щель, в которую можно забиться, не хуже всех остальных. На это Севастьянеко и рассчитывал.

Так, в принципе, и случилось. Пока англичане вперемешку с китайцами бегали, топча друг друга, пока ближайшие к порту дома медленно разгорались, пока вырванные из постели британские офицеры отчаянно и бездарно пытались командовать точно так же вывалившимися из коек и не понимающими, что происходит, солдатами... Словом, паника царила первостатейная. Вдобавок при взрыве кусками горящего дерева вперемешку с целой кучей мелкокалиберных снарядов засыпало очень удачно попавшийся на пути броненосец, и сейчас на его палубе тоже все горело и бодро трещало. Главное же, что ни одному британцу и в голову не могло прийти, что кто-то учинил на их базе примитивную диверсию, и, немного наведя порядок, они принялись устранять последствия случайного, как они считали, возгорания на складах.

В подобной ситуации никому, естественно, не было дела до американского крейсера, неспешно, но целеустремленно направившегося к выходу из бухты. Более того, это выглядело крайне логично – американцы попросту решили драпать, не дожидаясь, когда их зацепит неведомым катаклизмом. И даже то, что не стали ждать оставшихся на берегу членов команды, тоже выглядело нормой – янки всегда предпочитали спасать собственную шкуру. А что так быстро ухитрились дать ход... Ну, в таком беспорядке на маленькую нестыковку никто и внимания не обратил. И уж подавно никому не было известно, что Севастьяненко едва не сгрыз ногти до локтей, ожидая, когда его люди вернутся на корабль и успеют ли сделать это до того, как начнется светопреставление.

Они вырвались из объятого пламенем порта и растворились в океане. Вынужденное отсутствие у британцев охранения в лице хотя бы нескольких миноносцев сейчас сыграло на руку русским морякам. Как только крейсер отошел от порта на приличное расстояние, он сменил курс, и теперь уже никто не смог бы предсказать, куда он направился. Никто, кроме, пожалуй, его командира, который засел в штурманской рубке, отчаянно сражаясь с трофейными приборами. Они пускай и ненамного, но все же отличались от привычных ему, и быстро освоиться позволил лишь богатейший опыт, полученный в последние месяцы.

А вообще, он только сейчас сообразил, насколько ему повезло с кораблем. Разумеется, бывают корабли и получше, но конкретно этот хоть был типичным образцом небольшого и недорогого крейсера, получился очень сбалансированным. Вдобавок, сказалось место службы корабля. Американцы, будучи, за редким исключением, посредственными моряками, тем не менее, оказались реалистами. Понимая, что при прочих равных им не тягаться в море с теми же британцами, а без мощного флота, обеспечивающего защиту интересов страны, будущего у САСШ нет, они пошли по нетореному пути технического прогресса – и преуспели.

Вначале это были мониторы. Ни у одной страны их не было, а у САСШ были. Все позднейшие линейные корабли оказались, по сути, наследниками башенных уродцев, годных, казалось бы, только к прибрежному плаванию. Живо оценив преимущества, которые дает техническое превосходство, американцы продолжили выбранный курс, и, хотя столь же ярких прорывов у них больше не наблюдалось, но корабли свои они оснащали, наверное, лучше всех в мире.

Правильность такого подхода на сто процентов подтвердила война с испанцами, в которой лучше оснащенный флот САСШ попросту раздавил своих противников. Сейчас на американских стапелях не спеша достраивали многобашенные броненосцы, которые должны были стать сильнейшими в мире. Ну а закупленные к той войне в Британии крейсера были основательно модернизированы. Столько дальномеров, как на «Нью-Орлеане» у русского флота в начале века не стояло даже на броненосцах, причем оптика оказалась лучшего качества, чем продавали русским. Опять же, радиостанция чрезвычайно мощная. Словом, куча мелочей, которые вроде бы и не видны, но очень серьезно облегчают людям жизнь.

Все это, разумеется, хорошо, вот только людей, чтобы управлять всей этой мощью, под рукой у Севастьяненко не было. Однако хороший командир просто обязан думать хотя бы на пару ходов вперед, а мичмана, несмотря на его молодость и свойственный ей максимализм, плохим офицером не назвал бы никто. Именно поэтому он, еще принимая решение о захвате крейсера, продумал варианты решения этой проблемы. Поэтому сейчас он не колебался ни минуты – времени не было, да и служба на миноносцах приучила быстро принимать решения и без задержек претворять их в жизнь. Винты корабля бодро вращались, форштевень легко вспарывал воду, и курс его лежал в то место, где русских сейчас ждали в последнюю очередь.

Циндао, германская колония. Несколькими днями позже.

Броненосец «Цесаревич» на момент его строительства был, наверное, одним из лучших кораблей в мире, сочетая практически предельную для своего водоизмещения огневую мощь с очень приличным бронированием и приемлемыми ходовыми качествами. Построенный на французских верфях и по французскому же проекту, он вошел в строй перед самой Русско-японской войной и стал прототипом для целой серии кораблей. Словом, на бумаге корабль выглядел замечательно, вот только про овраги, по старой русской традиции, как всегда забыли. В результате неприятных и крайне опасных нюансов в процессе его испытаний и эксплуатации выявилось столько, что впору было взвыть.

Начать с того, что корабль строили долго. Действительно долго, больше четырех лет, тогда как аналогичный ему по эффективности (и проявивший себя в войне как минимум не хуже) «Ретвизан» ввели в строй за вдвое меньший срок. Качество строительства также оставляло желать лучшего, и многое пришлось устранять уже в процессе эксплуатации корабля, причем вызвано это было как невысоким качеством строительства, так и конструктивными ошибками. Разумеется, во всяких минусах есть плюсы, и устраняя повреждения экипаж лучше узнает собственный корабль, но все же когда к новенькому, только-только вступившему в строй кораблю приходится подходить с кувалдой и зубилом, его строительство не самое лучшее вложение капитала. Если к этому добавить неудачное расположение артиллерии, помноженное на убогую конструкцию башен среднего калибра... А еще технологическую сложность и малую ремонтопригодность как механизмов, так и корпуса броненосца, то можно получить достаточно полную картину того, что за «подарок» достался флоту России, и даже его весьма приличная боевая эффективность объясняется в большей степени нехваткой у японцев нормальных бронебойных снарядов, чем заслугами французских корабелов. Последующая массовая гибель построенных на основе проекта этого корабля броненосцев при Цусиме наглядно подтвердила: ухищрения корабельных инженеров позволили создать красивый и дорогой бронированный гроб, перспективный, но сыроватый. Словом, за одиннадцать с половиной миллионов золотых рублей (не считая дальнейших вложений из-за недоделок) можно было бы получить и что-то получше.

А вообще, «Цесаревич» можно считать наглядной иллюстрацией того, насколько негативным для России был союз с Францией вообще и в области кораблестроения в частности. Страна, за всю историю не знаменитая серьезными достижениями в морском деле, почему-то вдруг стала считаться у российских чиновников от флота эталоном. Наверное, так никогда и не станет известно, сколько денег уплыло в карманы тех, кто отвечал за кораблестроительную программу империи, но расплачиваться за это пришлось русским морякам, причем, что характерно, не теплыми креслами, а собственной шкурой.

Закономерным стали и «успехи» корабля в Русско-японской войне. Вначале удар самодвижущейся мины прямо на рейде Порт-Артура. Выпущенные с японских миноносцев, эти «гостинцы» нанесли серьезные повреждения «Цесаревичу», «Ретвизану» и подвернувшемуся под горячую руку крейсеру «Паллада». Два сильнейших корабля русской Тихоокеанской эскадры оказались надолго выведены из строя, что в известной степени и предопределило ход первого этапа не только войны на море, но и всей кампании. «Ретвизан» с его бесхитростно-прямыми бортами удалось в приемлемые сроки вернуть в строй, а вот «Цесаревич» при вроде бы не столь уж и серьезных повреждениях оказался небоеспособен надолго. Все же завалы бортов, которые, по замыслу французских инженеров, улучшали сектора обстрела шестидюймовых орудий и снижали бортовую качку, оказались для корабля весьма проблемными. Нет, конечно, и сектора обстрела, и способность выдерживать удары волн – это все важно и нужно, здесь французы не ошиблись, но ремонтировать корабль с такими бортами в плохо оборудованной базе оказалось делом и мучительным, и долгим.

Правда, сражение в Желтом море броненосец перенес вполне достойно. Для фугасов его броня оказалась весьма крепким орешком, и, теоретически, чуть более мощный японский флагман, противостоящий «Цесаревичу», пострадал куда сильнее. Однако общей картины это все равно не изменило, сражение оказалось проиграно, и после гибели на его мостике не слишком яркого, но талантливого и храброго адмирала Витгефта, эскадра вернулась в Порт-Артур. Ну а «Цесаревич», сохранивший ход, прорвавшись мимо потрепанного японского строя, ушел в Циндао, где и был интернирован германскими властями.

Здесь с броненосца были сняты орудийные замки и части механизмов паровых машин, после чего «Цесаревич» превратился в обычную баржу. И с тех пор бронированный гигант воистину баснословной стоимости, с неповрежденной артиллерией и расстрелянным едва на четверть боезапасом, вместо того чтобы сражаться, до конца войны стоял на приколе укрытый брезентовыми тентами и оттого похожий на плавучую пагоду. Ну а члены экипажа неторопливо занимались ремонтом – пожалуй, загрузить их, но в меру и надолго, оказалось самым грамотным решением офицеров корабля. Иначе моряки одурели бы от безделья, а это чревато серьезными проблемами, что не раз подтверждалось историей. Так было в прошлый раз – так должно было получиться и ныне. Однако в этом случае судьба распорядилась немного иначе, и ее посланец на борту крейсера, еще недавно ходившего под американским флагом, уже приближался к порту.

Мичман Севастьяненко немцам не доверял и, надо сказать, имел на то веские основания. Конечно, здесь и сейчас Германия являлась если не союзником, то, во всяком случае, дружественным государством. Вот только дружба эта выглядела как-то слишком избирательно. Достаточно сказать, что тот же «Цесаревич» оказался ими фактически захвачен. Или принужден остаться в порту, но это уже детали. Главное, его приняли, дали время на ремонт, а потом, когда корабль из-за все того же ремонта оказался неспособен выйти в море, потребовали немедленно интернироваться. Некрасиво, хотя в лексиконе политиков такие понятия и отсутствуют.

Итак, здесь и сейчас странная дружба. Но это в девятьсот четвертом году, а в те годы, из которых провалился сюда «Рюрик», о дружбе уже вспоминали все меньше и меньше, зато как на вероятного противника на Германию смотрели все чаще и чаще. Именно поэтому иметь хоть какие-то дела с немцами Севастьяненко не желал, и сейчас его крейсер расположился в море, милях в пятидесяти от Циндао. Ночью же, никем не замеченный, корабль приблизился к порту и высадил небольшую группу людей, которым предстояло выступить в несвойственной для себя роли.

– Думаешь, твои люди справятся? – лейтенант Трамп, развалившись в установленном прямо на мостике шезлонге, шурился, глядя на восходящее солнце, как ленивый кот. Стоял полный штиль, было тепло, что в начале осени случается не так уж и часто, а потому следовало ловить момент. Все же броневая коробка крейсера – это в первую очередь холод и сырость, от которых не спасают никакие ухищрения. Большая часть команды считала точно так же и, попирая дисциплину, также принимала солнечные ванны.

– Ну разумеется, – фыркнул Севастьяненко. – В ином случае я бы их не отправил.

На самом деле, он был отнюдь не столь уверен в этом, как старался показать. Сейчас сделанное казалось ему авантюрой, но отступать, а тем более признавать собственное поражение, было не в его характере Тем более, он пока что побеждал и не знал особых неудач. Тот бой, кончившийся для него потерей миноносца, не в счет – в конце концов, он вел бой с противником, имеющим подавляющее превосходство, и нанес ему серьезнейший урон, сохранив при этом большую часть экипажа и не попав в плен. Да и крейсер под командование получил, если вдуматься, в результате того боя. Есть чем гордиться.

С американским лейтенантом у них сложились довольно странные отношения. С одной стороны, вначале Трамп от сотрудничества отказывался категорически, с другой же... В общем, не любил он японцев. И британцев не любил. И что карьера, и без того не сложившаяся, теперь загублена окончательно, понимал отлично. Так что, всерьез подумав, он согласился на роль консультанта, что на новом корабле с кучей неизвестных русским морякам нюансов выглядело совсем не лишним. Даже с учетом того, что лейтенант сразу оговорил – только не во время боя, а исключительно в походе. Севастьяненко оставалось только согласиться, и он не пожалел об этом. Специалистом американец оказался исключительно грамотным, собеседником интересным, а деньги рассматривал только как средство для достижения некоей цели. Какой? Об этом Трамп молчал.

– Ты оптимист, – американец зевнул.

– Нет, я просто верю своим людям. Иначе зачем все это?

– Я же говорю, оптимист. Или фаталист, что одно и то же.

– Почему? – немного уязвлено поинтересовался мичман.

– Потому что взвалил все на себя одного. Ты этих своих людей расставил по ключевым позициям. Да, согласен, они храбры, предприимчивы, имеют боевой опыт и не обделены умом. Однако у них банально не хватает подготовки, ни у кого. С чего ты решил, что хоть кто-нибудь из них сможет стать офицером?

– Ну, мой предок, первый возведенный в дворянское достоинство, погоны заработал в бою.

– Дай догадаюсь, – ехидно усмехнулся американец. – Было это лет двести назад, и в пехоте.

– Почти угадал, – поморщился мичман.

– Нормальная ситуация. Как у вас говорят, дело житейское. Тогда важным было крепко держать ружье, орать погромче и бежать впереди всех, а там повезет – не повезет, большого ума не надо. Но ты сам прекрасно понимаешь, что ситуация изменилась. Сейчас время образованных людей. Иначе будут сплошные проблемы. Я как-то бывал на ваших кораблях и удивился, в каком состоянии у них машины. Такое впечатление, что вы их стараетесь не обслуживать вовсе. Словом, не обижайся, но тебе надо хотя бы несколько кадровых офицеров, иначе загнешься сам и корабль погубишь. Твои люди хороши в абордажном бою, но на большее не способны. И натаскать их получится очень не скоро. Если вообще получится.

Севастьяненко вздохнул, отвернулся и, подняв бинокль, начал рассматривать девственно-чистый горизонт. Крыть было нечем, он и сам это прекрасно понимал. Трамп посмотрел на него со странной смесью легкого злорадства и сочувствия, но от комментариев воздержался. Наконец мичман не выдержал:

– В любом случае, мы не отступим.

– Да я и не сомневаюсь, – пожал плечами лейтенант. – Народ вы упертый и бойцы неплохие, хотя думать не любите.

Мичман едва не подавился, услышав такую оценку. Однако не вспылил – не то было настроение, а максимально ехидно улыбнулся:

– Может быть, и неплохие. Во всяком случае, лучше вас.

Теперь пришла очередь Трампа раздраженно морщиться. Действительно, это его команду повязали без единого выстрела, и против данного факта спорить было сложно.

– Ну ладно, пускай вы хорошие солдаты, но того факта, что думать не умеете, это не отменяет. Вот ты просчитал все последствия своего шага? Нет? По глазам вижу, что нет. За тобой же сейчас будут гоняться все, кому не лень, с желанием прихлопнуть.

– Это если узнают, что и как.

– Да уж. Надо признать, со взрывом и пожаром – это ты правильно устроил. Резерв времени у тебя есть, но свидетелей придется устранять, – Трамп вздохнул. – И нужны подготовленные офицеры. Хотя бы несколько человек. Не знаю только, захотят ли они выслушать твоих людей и прибыть к тебе на борт.

– Захотят, – улыбка мичмана стала хищной. – Еще как захотят...

Шлюпка вернулась через двое суток, на сутки раньше контрольного срока. Заметили ее на рассвете, и мичман сразу увидел, что его предприятие удалось. Людей в ней прибавилось, но шла она по-прежнему ходко. Матросы налегали на весла так, что они сгибались дугой, а двое казаков, похоже, расслаблялись. Ну да и не удивительно ничуть – у них на берегу работы было столько, что далекому от нее человеку и представить сложно.

И вот перед Севастьяненко предстали результаты их вояжа – двое офицеров с «Цесаревича», лейтенант Азарьев и поручик Федоров. Очень недовольных офицеров, которых казаки притащили сюда, не спрашивая согласия и не вступая в переговоры. И взгляды, которыми они наградили командира «Нью-Орлеана», не обещали ему ничего хорошего. Наверное, не присутствуй здесь четверо матросов из его экипажа, набили бы лицо. Впрочем, ему было плевать.

– Здравствуйте, господа. Рад приветствовать вас на борту моего крейсера, – улыбнулся мичман. – Приношу свои извинения за столь необычный способ приглашения, но, право же, он наиболее прост и снимает массу вопросов. Уверяю вас, лично вам ничего не грозит, и в случае, если мы с вами не договоримся, то мы обеспечим вам возвращение на берег...

– Для начала, с кем имею честь? – поинтересовался Азарьев, растирая запястья, на которых явственно проступили следы от веревки.

– Мичман Севастьяненко, командир этого рейдера. Итак, господа, вы согласны меня выслушать, или отправить вас обратно?

В общем, в ходе длившегося больше часа разговора он изложил немного отредактированную версию своего появления здесь, аккуратно обойдя все, что могло указать на его иновременное происхождение. Так сказать, не соврал, но умолчал. С этой же целью он приказал брать именно лейтенантов, не ниже, в противном случае существовала вероятность, что какой-нибудь мичман поинтересуется как он мог не видеть Севастьяненко во время учебы. А так, все просто, главное, лишнего не сболтнуть.

В остальном же все было правдиво, хотя и урезанно. Крейсер, купленный в Британии, потеря связи, база, рейды по японским водам... Главное было не упомянуть названия «Рюрика», что удалось, и имен командиров. Это оказалось вообще просто, достаточно было сослаться на военную тайну и на то, что исчерпывающая информация будет только если они договорятся о сотрудничестве. Офицеры понимающе закивали, признавая право мичмана ставить такие условия. Все же именно он сейчас воевал и командовал кораблем, а они, как ни крути, оказались интернированными в чужом порту «курортниками», права голоса не имеющими. И этот психологический момент, строя разговор с ними, Севастьяненко рассчитал четко.

Словом, договорились. К вечеру «Нью-Орлеан» вновь приблизился к берегу, и шлюпка с Азарьевым и Федоровым растворилась в темноте. Лишь тогда Севастьяненко позволил себе расслабиться, все же разговор его изрядно вымотал. Причем, как ни странно, сложнее всего оказалось договориться насчет командования. С одной стороны, ни артиллерийский офицер, ни машинный, в командиры крейсера не стремились. С другой, оказаться под командованием мичмана ни тот, ни другой не хотели. Еще меньше они жаждали сидеть в кают-компании плечом к плечу со вчерашними нижними чинами, которые – вот незадача – на этом корабле занимают офицерские должности. Севастьяненко, привыкший за последнее время, что люди оцениваются по делам и способностям и начисто утративший так и не успевший толком появиться офицерский снобизм, этот момент совершенно упустил. А ведь морские офицеры – это каста! Кто попало в нее не попадет. Пришлось деликатно обойти этот момент, пообещав решить вопрос по прибытии на базу – мол, там командование, цельный адмирал сидит, что решит – то и будет. А если не устраивает, то они могут оставаться в спокойном и безопасном порту, пока другие будут воевать. Никто за уши, как говорится, не тянет. Собеседники, немного подумав, согласились, что это справедливо, но мичман чувствовал, что ему это будет стоить еще многих нервов.

Господа офицеры не обманули. Еще через два дня на борт крейсера поднялось около полутора сотен матросов с «Цесаревича». И четверо офицеров, считая Азарьева с Федоровым. Они смогли договориться с коллегами, артиллерист с лейтенантом Ненюковым, старшим артиллеристом броненосца и своим непосредственным начальником, а поручик – с таким же механиком, поручиком Корзуном. Разумеется, это было не совсем то, на что изначально рассчитывал Севастьяненко, но уже лучше, чем ничего. К тому же, из-за секретности, на которой он сам и настоял, сложно было добиться впечатляющих результатов, а потому спасибо и на этом. Во всяком случае, теперь можно было хотя бы частично укомплектовать экипаж и считать крейсер условно боеспособным. Ограниченно боеспособным, поскольку все равно слишком много мест оставалось вакантными, но все же хотя бы к орудиям теперь было кого поставить. Да и артиллерийские офицеры с полузнакомым вооружением корабля разобрались все же быстрее и лучше сделавшего на этой войне головокружительную карьеру лихого, но неопытного мичмана.

Однако удача – женщина не только нервная, но и непредсказуемо-щедрая, хоть и со странным чувством юмора. Иначе чем ее происками сложно объяснить то, что произошло на следующий день, когда сильно отклонившийся к югу крейсер ожидала встреча с еще одним кораблем. Собственно, Севастьяненко встречи и ждал – он и отклонился-то для того, чтобы попытаться перехватить какой-либо корабль, лучше всего угольщик. Все же топливо американский крейсер кушал не по-детски, и иметь собственную плавбазу по типу «Херсона», пускай и только угольную, представлялось отнюдь не лишним. Однако густо дымящий, из-за чего и принятый за транспорт корабль, наперерез которому устремился «Нью-Орлеан», оказался военным кораблем. И шел он, что интересно, под китайским флагом.

Некоторое время разглядывая в бинокли корабль, имевший силуэт, очень похожий на «Нью-Орлеан», офицеры пришли к единодушному мнению. Перед ними был крейсер «Хай-Чи», пожалуй, единственный современный корабль китайского флота. Построенный, кстати, на тех же верфях, что и их собственный корабль. Англичане на таких вообще специализировались. Чуть больше «Нью-Орлеана», чуть лучше защищен, скорость по паспорту на четыре узла больше, а дальность плавания, наоборот, меньше, хотя и непринципиально. По вооружению – паритет, несмотря на внушительные различия. Подавляющее преимущество «Нью-Орлеана» в орудиях среднего калибра, способных крыть десять стадвадцатимиллиметровых орудий «китайца», как бык овцу, компенсировалось парой восьмидюймовок. В общем, очень неплохой кораблик, и у кого? У китайцев! А ведь китаец-воин – это из области анекдота. А китайцы и военная техника по мнению любого европейца вообще понятие несовместимое. Не больно ли жирно узкоглазым владеть таким кораблем... Именно так молчаливо, но единодушно решили все, собравшиеся на мостике. И вполне закономерно, что теперь уже из труб разгоняющегося «американца» повалили густые столбы дыма, что не хуже орудийных залпов оповещало противника о серьезностиего намерений.

Тем не менее, командир «Хай-Чи» при виде идущего ему наперерез крейсера без флага духом отнюдь не пал. Отчасти это объяснялось тем, что он не был трусом, отчасти тем, что на борту его находилась дипломатическая миссия. Из-за нее, в принципе, месяцами отстаивающийся в Чифу флагман китайского флота и сорвали в этот поход. Ну а сама миссия была обязана своим появлением пиратствующему напропалую «Рюрику», который вольно или невольно ухитрился задеть интересы всех держав региона. В результате столь необычного стечения обстоятельств два крейсера и встретились, и, в ответ на взвившиеся над «Нью-Орлеаном» флаги, требующие немедленно лечь в дрейф, китайский корабль вполне грамотно довернулся и выстрелил по нахалу из носового восьмидюймового орудия. А потом, практически без паузы, и из кормового.

Надо сказать, оба снаряда легли достаточно близким накрытием – все же и у китайцев имелись корабли, экипажи которых неплохо учили. Кто-то из собравшихся на мостике присвистнул:

– Однако же, сдуру и попасть могут.

– Главное, они открыли огонь первыми, – ухмыльнулся Севастьяненко. Кровь мичмана в предвкушении боя натуральным образом бурлила от избытка адреналина. Все же он впервые в жизни вел в атаку крейсер, и это накладывало своеобразный отпечаток нервозности на его поведение. – А раз так, то это не они, а мы подверглись нападению.

Кто-то скептически хмыкнул, но развивать тему не стал. Мичман азартно потер руки:

– Как только сблизимся на тридцать кабельтов, открывайте огонь. И постарайтесь его не задеть – нам нужен крейсер, а не металлолом.

Снова хмык, еще более скептический. Понятное дело, когда противник тебя обстреливает с целью убить, а ты должен стараться его только запугать, приятного в этом мало. Тем не менее, приказы не обсуждаются, и через несколько минут носовая шестидюймовка «Нью-Орлеана» уже начала пристрелку.

После третьего выстрела «Хай-Чи» внезапно начал отворачивать, что, на взгляд русских, было полнейшей глупостью. Его комендоры только-только пристрелялись, и снаряды начали ложиться в опасной близости от русского корабля. Как раз перед маневром один из фугасов разорвался так близко, что щедро окропил находящихся на палубе душем из ледяной воды. Щелкнули по броне осколки, никого, к счастью, не зацепив. Стадвадцатимиллиметровые орудия «китайца» тоже вносили свою лепту, поднимая частокол всплесков. Правда, с большим разбросом и на безопасном расстоянии от русского крейсера. То ли сказывались их меньший калибр и дальнобойность, то ли обучены артиллеристы этих орудий оказались хуже, а может, их путали всплески от излишне многочисленных падений снарядов. Так или иначе, эффективность огня среднего калибра «Хай-Чи» выглядела весьма сомнительно, однако плотность выходила приличной, сдуру можно и попасть. В ситуации, когда огонь по китайцам вело пока только одно шестидюймовое орудие (еще одно могло, теоретически, достать китайский крейсер, но пока молчало), простая логика требовала давить нападающих огнем. При этом маневр, сразу выводящий из боя одну восьмидюймовку и большую часть стадвадцатимиллиметровых орудий, выглядел, по меньшей мере, сомнительно. К тому же циркуляция – не самый лучший момент для прицельной стрельбы, и снаряды китайцев сразу же начали падать непозволительно далеко от цели.

– Уйдет же, уйдет! – азартно выдохнул руководивший огнем Ненюков.

Севастьяненко в бессильной ярости сжал кулаки. Действительно, по паспорту «Хай-Чи» заметно быстроходнее их корабля, а значит, догнать его не получится. Проклятие!

– Открывайте огонь на поражение. Надо постараться сбить ему ход.

Увы, как «Нью-Орлеан» сейчас являлся плохой мишенью и, вдобавок, мог обстреливаться только несколькими орудиями, так и его китайский визави был отнюдь не в оптимальной проекции, и обстрел упорно не приносил результатов. Правда, несмотря на то, что «Хай-Чи» густо дымил, отчаянно форсируя машины, толку от этого оказалось на удивление мало. Дистанция между крейсерами не желала увеличиваться. Более того, артиллеристам даже казалось, что она чуть-чуть сокращается. Однако поразмыслить над этой странностью никто не успел, поскольку какой-то удачливый снаряд все же достал, наконец, до китайского крейсера.

Не слишком яркая огненная клякса, столб густого, но почти моментально развеявшегося дыма... Позже оказалось, что шестидюймовому фугасу не хватило энергии даже на то, чтобы проломить броневую палубу «Хай-Чи». Трехдюймовый слой великолепной британской стали выдержал удар и последовавший за ним взрыв. Результат – разбитый деревянный настил, солидная вмятина, несколько выбитых заклепок. Три человека ранено осколками, еще одному пробило руку щепкой. Краске вокруг, разумеется, хана – сгорела от высокой температуры, а чуть дальше оказалась попятнана осколками. И – все, даже пожара не возникло. По меркам русских, японцев, да кого угодно, меньше, чем ничто. Однако, ко всеобщему удивлению, китайский корабль начал сбрасывать ход, и желтый флаг с синим драконом, задергавшись, пополз вниз по мачте.