Текст книги "Стальные корсары"

Автор книги: Михаил Михеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

На практике все оказалось куда сложнее даже без учета размеров кораблей. Во-первых, в отличие от артиллеристов первого боевого отряда, канониры бронепалубных крейсеров имели куда меньше тренировок. Во-вторых, они заметно хуже умели совместно работать по одной цели. Ну и, в-третьих, лучшие артиллеристы изначально отбирались для службы на броненосцах, а те, кто попадал на крейсера, были не то чтобы браком, а, скорее, вторым сортом. В данном случае сочетание этих трех факторов привело к поразительно малому проценту попаданий. Японцы банально запутались в лесе всплесков от собственных снарядов, и первого попадания достигли только на двенадцатой минуте боя.

Артиллеристы «Паллады», не имея проблем ни с координацией огня, ни с легким волнением, достали врага первыми и сразу же накрыли «Такасаго», одного из самых опасных противников. Причем, в кои-то веки, им очень повезло – сразу два попадания, и оба нанесли японскому кораблю серьезные повреждения. Первым снарядом повредило носовое восьмидюймовое орудие, и отремонтировать его в море не представлялось возможным. Однако это уже ничего не значило и на исход боя не повлияло, поскольку второй снаряд сработал еще успешнее. Проломив шестьдесят три миллиметра гарвеевской брони, шестидюймовый снаряд угодил в машинное отделение, где вполне штатно взорвался. И вот здесь-то он натворил дел.

«Такасаго» был типичным представителем элсвикских крейсеров – относительно небольшим и недорогим, но притом чрезвычайно совершенным технически. Однако сейчас это совершенство обернулось против него самого. Компактное размещение котлов, из которых восемь стояли попарно, экономило место и водоизмещение, но когда среди них взорвался снаряд, мало не показалось никому. Взрыв, не такой вроде бы и сильный, вызвал такое же взрывообразное разрушение четырех котлов сразу, и японцы на себе почувствовали, что такое неизбежные на море случайности.

Со стороны показалось, что корабль превратился в гигантский чайник, с такой силой изо всех щелей рванулся пар. На несколько секунд все пространство вокруг корабля заволокло раскаленным белым туманом, а вверх, выбивая люки, ударил столб пара, поднявшийся выше мачт. Ну а когда весь этот ужас немного рассеялся, все, кто наблюдал за происходящим, на собственном опыте смогли убедиться, что просто так подобные сотрясения не проходят, особенно для кораблей британской постройки.

Киль одного из лучших крейсеров японского флота не выдержал столь грубого обращения и треснул, из-за чего корабль сразу просел в центральной части. Палуба изогнулась, металл задрожал от напряжения. Несколько минут набор корпуса еще сопротивлялся, но затем низкая прочность, изначально принесенная в жертву формальным показателям, дала о себе знать. С ужасающим скрежетом и воем корабль переломился пополам и обе части, несмотря на то, что были разделены внутри на множество отсеков, стремительно затонули. От попадания снаряда до гибели крейсера прошло не более трех минут. Ни один человек не спасся.

Столь быстрая гибель новейшего корабля разом подвергла в шок обе противоборствующие стороны. Даже перестрелка на несколько секунд прекратилась. Но если на японских кораблях воцарилось гробовое молчание, то на русских, после неизбежной паузы, необходимой для осмысления ситуации, раздался дружный радостный вопль, сопровождаемый швырянием в воздух бескозырок. А потом артиллеристы открыли огонь с еще большим энтузиазмом и, соответственно, большей скорострельностью. И даже первый японский гостинец, разорвавшийся на палубе, ранивший трех матросов и вызвавший небольшой, почти сразу же потушенный пожар, никак на это не повлиял.

Японские крейсера, получив столь эффектную и болезненную плюху, вели огонь не то чтобы лениво а, скорее, заторможенно. А вот миноносцы, словно подстегнутые плетью, рванулись вперед. Все же не зря те, кто ходил на этих маленьких, хрупких корабликах, с самого момента создания первой миноноски считались самыми безбашенным и едва ли не сумасшедшими. И сейчас, взбешенные гибелью «Такасаго», они вопреки всем уставам в едином порыве рванулись вперед, намереваясь покарать проклятых гайдзинов. Кровь погибших товарищей требовала отмщения, и японцы намерены были отправить длинноносых северных варваров на дно вместе с их лоханками. Ага, щ-щас.

Где заканчивается храбрость и начинается глупость вопрос, конечно, спорный. А вот то, что дневная атака миноносцев на крупные боевые корабли чревата для быстроходных, но хлипких посудин утоплением без особых шансов дотянуться до противника, непреложный факт. Реальная дистанция, с которой мины Уайтхеда, принятые на вооружение в конце девятнадцатого – начале двадцатого века могли реально дотянуться до противника, около полумили. И на эту дистанцию надо выйти сквозь огонь всего, что стреляет, притом, что даже одного попадания шестидюймового снаряда может оказаться достаточно, чтобы пустить миноносец на дно. К тому же, миноносцы, оказываясь между объектом атаки и своими крейсерами, перекрывали им прицел. Ну а русским его, соответственно, облегчали. И артиллеристы «Паллады» и решительно поддерживающего крейсер огнем транспорта и русских миноносцев не подкачали.

Наверное, «Палладу» и однотипные с ней крейсера можно, в какой-то степени, считать предтечей кораблей ПВО. Ориентированных, правда, не на оборону от не созданных еще самолетов, а уже достигших немалого совершенства миноносцев. С этой точки зрения большое количество трехдюймовок, способных создать высокую плотность огня на небольших дистанциях, выглядит вполне оправданным. Две дюжины орудий калибром семьдесят пять миллиметров – таким количеством противоминной артиллерии не стыдно похвастаться и броненосцу. К примеру, на несравненно более крупной «Микасе» их стояло всего двадцать. Плюс шестидюймовые орудия. Плюс орудия на транспорте. В общем, миноносцы встретил сплошной частокол фонтанов от русских снарядов, и первый же корабль, рискнувший в него войти, получил свое.

Четыре трехдюймовых снаряда – для миноносца водоизмещением немногим более двухсот тонн слишком много. Миноносец сразу зарылся носом и, кренясь, начал отходить. В другое время русские наверняка попытались бы добить подранка, тем более что вражеские крейсера, опасаясь задеть своих, прекратили огонь. Но сейчас у артиллеристов имелись куда более важные цели – все же миноносцев японский флот имел, на взгляд любого русского офицера, избыточно много.

Второй миноносец получил шестидюймовый снаряд прямо под основание мостика. Вспышка – и кораблик, не снижая скорости, нырнул вперед и ушел под воду, будто его и не было. Третий отделался легче – сбитой дымовой трубой и упавшим ходом. Еще один потерял мачту и всех, находившихся на мостике. Словом, досталось, как всегда, самым храбрым.

Остальные сообразили, наконец, что сквозь плотный заградительный огонь проявившей наконец себя во всей красе артиллерии «Паллады» им не прорваться. Один за другим миноносцы начали разворот, уходя от неожиданно кусачих русских кораблей. Им вслед стреляли, но уже без особого энтузиазма – запал первых минут боя прошел, и постепенно накатывалась усталость. Но сражение еще не закончилось.

Вторая фаза боя протекала вяло, что объяснялось простым, но важным фактом. Дело в том, что адмирал Дева, командующий отрядом крейсеров, держал флаг как раз на «Такасаго» и разделил судьбу своего корабля. В результате управление эскадрой оказалось на несколько минут утеряно и, хотя командиры крейсеров и смогли разобраться в ситуации, но активных действий никто из них предпринимать не рискнул. Несмотря на это, действовали японцы куда более грамотно, чем в первый раз, когда пытались завалить русских голой силой. Неудивительно, что и результат был в их пользу. На сей раз куцая японская колонна, уравняв скорость с русскими кораблями, взялась обстреливать «Палладу» со средней дистанции, рассчитывая улучшить процент попаданий. Надо сказать, им это вполне удалось. Сейчас вначале работал головной крейсер, а остальные почтительно молчали. Пристрелявшись, флагман передал данные по дистанции, после чего открыли огонь и другие корабли. Опять же не абы как, а строго по очереди. Соответственно, всплески от своих снарядов между кучей таких же, но от других кораблей, они не теряли, и результат оказался весьма приличный. Уже через полчаса «Паллада» густо дымила, рыскала на курсе, а пожары в носовой и центральной части стремились слиться в один. Единственный плюс, даже слабую броню палуб этого крейсера японские фугасы практически не пробивали.

В свою очередь, командир «Паллады» оказался перед нелегким выбором. С одной стороны, «размазывать» огонь между всеми вражескими кораблями значило добиться только единичных и мало влияющих на ход боя попаданий. С другой, если выбрать для себя одну мишень, то остальные окажутся в комфортных условиях. Артиллеристы необстреливаемых кораблей всегда стреляют точнее и опаснее, чем их коллеги с посудин, которые ловят бортом чужие снаряды. Хотя бы потому, что не нервничают.

После секундного колебания он приказал сконцентрировать огонь на головном корабле, рассчитывая если не уничтожить его, то хотя бы выбить из линии. Нанести максимальный урон противнику и дать возможность остальным кораблям уйти под защиту броненосцев, если те, конечно, все еще на плаву. Сам он, да и все на «Палладе», от офицера до последнего матроса, пережить бой уже не надеялись.

Полчаса спустя «Паллада» все еще оставалась на плаву и даже не потеряла ход. Правда, он снизился до несерьезных восьми узлов. Крейсер осел в воду, сильно зарывался носом, все трубы и обе мачты были сбиты. На корабле бушевал пожар, с которым команды борьбы за живучесть уже не справлялись. Из клубов дыма, прорезаемых алыми всполохами, все еще било чудом уцелевшее носовое орудие. На удивление результативно, надо сказать, возможно, потому, что старший артиллерист сам встал к прицелу – все равно кроме этого орудия командовать ему было уже нечем. И все-таки крейсер не тонул и упорно тянул к своим. Вновь сунувшиеся было к нему японские миноносцы, встретившись со своими русскими визави, схлестнулись с ними лоб в лоб и отошли, нахватавшись снарядов. Бой, несмотря на количественный и качественный перевес японцев завершился вничью, но все, и русские, и офицеры уверенно идущих на сближение вражеских крейсеров понимали, что изменить что-либо уже не удастся, это агония. Рано или поздно огонь японцев додавит искалеченную «Палладу», после чего тем русским миноносцам, которые еще сохранят ход, останется только спасаться бегством. Ну а затем наступит черед транспорта, который, отчаянно дымя, пытался уйти. Пара миноносцев сунулась было к нему, рассчитывая легко справиться с идущей без прикрытия громадиной, но один из них тут же получил шестидюймовый снаряд в машинное отделение, после чего экипаж был вынужден сосредоточиться на борьбе за живучесть своего окутанного паром корабля. Ну а его систершип благоразумно отвернул – в одиночку драться с кораблем, обладающим подавляющим перевесом в огневой мощи было как минимум глупо. К тому же и так было ясно, что от крейсеров русскому не уйти, поэтому не имело смысла рисковать зря.

А между тем беда подкатывалась к японцам, откуда ее не ждали. И в том, что она до самого последнего момента оставалась ими незамеченной, виновата была именно «Паллада». Точнее, е заметили с японского миноносца, одного из участников неудачной атаки на транспорт, но и там, занятые спасением моряков со своего неудачливого собрата, который все же перевернулся, слишком поздно сообразили, что к чему. А от всех остальных надвигающуюся махину «Пересвета» надежно скрыл густой дым от горящего крейсера.

Для японцев было шоком, когда на пересечку их курса вывалился броненосный гигант и сходу отсалютовал из всего, что имелось. А имелось, несмотря на полученные ранее повреждения, немало. И крейсер «Касаги», идущий головным, ощутил это на собственной шкуре.

Первые три шестидюймовых снаряда, идущие по настильной траектории, прошили японский корабль насквозь, не взорвавшись – слишком тугие взрыватели просто не сработали. В кои-то веки слабое бронирование оказалось кораблю на пользу, и даже вкупе с полученными ранее гостинцами от «Паллады» новые пробоины не представляли угрозы. Казалось, у японцев появился шанс уйти, но пойманный на развороте и штатно сработавший десятидюймовый аргумент разом доказал им, как они неправы.

От мощного взрыва корабль словно присел и разом накренился. Разумеется, его существованию один, пускай и очень мощный снаряд не угрожал. «Касаги» строился на филадельфийских верфях, а американцы умеют неплохо строить корабли. Получается, во всяком случае, заметно крепче, чем у британцев. Но скорость разом упала, а русские, не теряя даром времени, принялись гвоздить по стремительно теряющему боеспособность кораблю всем бортом.

Разумеется, остальные японские корабли попытались вмешаться, и шансы у них имелись. Все же забронирован «Пересвет» был так себе, и поврежден уже серьезно, а японцы имели под рукой четыре восьмидюймовки. Да и миноносцы готовы были внести свою лепту, однако ситуация, как это часто бывает в бою, менялась стремительно. Астматически дыша машинами, к ним приближался давным-давно устаревший реликт минувшей эпохи, ставший в одночасье самым быстроходным броненосцем русской эскадры. Огонь «Полтава» открыла с дальней дистанции и, хотя попасть в кого-либо не получилось, намек японцы поняли правильно. Даже одного попадания двенадцатидюймового снаряда могло оказаться достаточно, чтобы уничтожить любой из небольших и слабо бронированных японских крейсеров. И японцы не стали испытывать судьбу, понимая при этом, что раз уж русские послали свои броненосцы на охоту за крейсерами, то остальных кораблей адмирала Того они не боятся. Выводы напрашивались невеселые, думать японцы умели, а раз так, следовало позаботиться о собственной шкуре. Разумеется, это было против чести самураев, но спасти свои корабли, е ввергая их в безнадежный бой, было важнее. А честь... Что же, красная циновка есть у каждого, но вначале требовалось попытаться спасти вверенные им корабли. Взлетели густые облака дыма над трубами, и, легко разогнавшись до недостижимых для русских броненосцев скоростей, японские корабли умчались прочь. Напоследок пара миноносцев попыталась выйти в атаку, но больше демонстративную – после первых же выстрелов в их сторону они развернулись и умчались следом за остальными.

После этого русским оставалось лишь добить упорно огрызающийся «Касаги» да пальнуть для острастки вслед убегающим японцам. «Касаги», правда, сопротивлялся до конца и на предложение сдаться ответил огнем из нескольких уцелевших орудий. В ответ громыхнула носовая башня «Полтавы», и двенадцатидюймовые снаряды поставили крест на карьере японского корабля.

Активная фаза боя завершилась. Сейчас наступал черед куда менее героической, но более насущной работы – спасательная операция. «Паллада», честно выстояв до конца, сейчас быстро теряла остойчивость, все более заваливаясь на правый борт. Помпы не справлялись с обширными затоплениями, и корабль осел уже настолько, что в носовой части волны уже захлестывали палубу. Механики спешно стравливали пар, чтобы котлы не взорвались, а кочегары в большинстве отправились помогать выносить раненых. Корабль был обречен, и оставалось лишь спасти как можно больше людей.

К слову, вытащить удалось почти всех – крейсер продержался на удивление долго. Очень мешало полное отсутствие шлюпок, превращенных японскими снарядами в наполовину сгоревшие дрова, но «Пересвет», приблизившись к тонущему кораблю, принимал людей с помощью подручных средств. На борту огромного, хотя и наполовину разрушенного вражескими снарядами броненосца места хватило всем, и после того, как «Паллада» медленно погрузилась в море, русские корабли двинулись на соединение с основными силами эскадры.

Час спустя на борту трофейного броненосца Вирен мучительно решал, что делать дальше. Выбор оказывался невелик. До Владивостока его искалеченные корабли дотянуть не могли физически. Возвращаться в Порт-Артурскую ловушку, из которой они только что такой дорогой ценой вырвались, не хотелось категорически. Действовать по первоначальному плану с высадкой десанта на японских островах – так до них тоже еще доползти надо, и обратно вернуться уж точно не получится. Прямо хоть открывай кингстоны да тони – результат все равно один и тот же, а мучаться будешь меньше. И даже тот факт, что японский флот перестал существовать, радовал мало – сейчас японцы получат у британцев новые корабли, и все начнется сначала. Только выставить против них будет уже нечего, а в то, что Бахиреву удастся перехватить японские корабли, адмирал не верил.

Задумчиво перебирая трофейные карты и ругаясь мысленно на островных макак, которые вместо нормальных букв пользуются иероглифами, Вирен задумался. По всему выходило, что деваться некуда, оставалось только атаковать – так хоть был шанс погибнуть с пользой. А с другой стороны... Куда там пошли уцелевшие японские крейсера? Вирен склонился над картой, усмехнулся. А ведь есть шанс-то, есть, ушли они не на базу, а просто куда подальше от места боя. Стало быть, на вражеской базе о результатах сражения узнают еще не скоро. А у него трофейный броненосец и карты минных полей. Стало быть, есть шанс хорошенько побить хрупкую японскую посуду. Тем более, сейчас, когда люди воодушевлены победой. Для того, чтобы подбодрить их еще больше, стоит немедленно представить отличившихся к наградам. Кого? Да тех, кто отличился в абордажной схватке, конечно. Боцмана, который так вовремя сообразил, что надо делать, надо проводить в прапорщики по адмиралтейству. И того кондуктора, ухитрившегося скрутить японца, собиравшегося взорвать корабль, тоже. И еще... У Вирена разом всплыли в голове полтора десятка фамилий. Уж кого-кого, а своих людей, экипаж крейсера, которым довелось командовать два с половиной года, он знал хорошо. Не то чтобы он был сторонником такого продвижения по службе нижних чинов, скорее, наоборот. Вот только две трети его офицеров оказались убиты или тяжело ранены. Легкоранеными оказались практически все офицеры «Баяна», даже сам Вирен. А еще людям, только что переживший страшное по напряжению морское сражение предстояло сейчас идти в следующее, и надо было их хоть как-то стимулировать к массовому героизму. Продемонстрировать каждому, что у него есть шанс стать «благородием», далеко не худший вариант. Что же, так и следовало поступить, но вначале адмирал вызвал к себе штурмана, молодого лейтенанта, сумевшего пережить этот бой и даже не сильно пострадать, и попросил:

– Ярослав Ильич, рассчитайте мне, пожалуйста, курс на Сасебо.

Вейхайвей. Две недели спустя. Утро.

Контр-адмирал японского флота и брат его командующего, Того-младший не выдавал своих чувств даже легчайшим движением бровей. Лицо его оставалось бесстрастным, как и положено истинному самураю, однако в душе у него все кипело. И было, от чего.

Уже восемь суток броненосные крейсера японского флота без толку болтались в прямой видимости Вейхайвея, жгли уголь, который, надо отметить, импортировали из Британии, платя за него хорошие деньги, бездарно растрачивали ресурс механизмов. А сигнала о готовности британцы все не подавали. Высаженные разведчики (адмирал не любил играть с завязанными глазами) сообщили, что броненосцев в порту нет, и вообще, кроме интенсивных восстановительных работ в нем ничего не происходит. И что теперь прикажете делать? Особенно если учесть, что сроки британцы назначали сами?

Наконец адмирал плюнул (естественно, мысленно, совершенно незачем демонстрировать подчиненным раздражение, фигура командира должна излучать уверенность) и решил лично разобраться с этим вопросом. Ничего сложного в том не было, миноносцы при эскадре имелись, и какой-нибудь час спустя адмирал уже изнутри рассматривал порт Вейхайвея. И тут его постигло жестокое разочарование.

Броненосцев в порту не было. От слова вообще. Конечно, разведка об этом уже докладывала, но Того-младший до последнего надеялся, что здесь какая-то путаница. Наверное, это было самоуспокоение – броненосцев здесь и впрямь не наблюдалось. И не только их, но и других кораблей, разве что несколько транспортов разгружались, спокойно и не торопясь. А так – ни одного военного корабля, даже какого-нибудь вшивого миноносца. Да и в целом, порт сейчас производил жалкое впечатление. На месте складов воронки и пепелища, половина города в руинах, часть причалов разрушена. Адмиралу было известно, что кто-то здесь недавно похозяйничал, но вживую это выглядело куда внушительнее, и очень удручающе.

Его ждали, иначе как объяснить тот факт, что к тому моменту, когда миноносец закончил швартовку, у трапа уже материализовались два десятка морских пехотинцев во главе со страдающим лишним весом рыжим лейтенантом. Не того класса, что в британской метрополии, разумеется, но положенные ружейные приемы этот почетный караул проделал вполне сноровисто. Вот только шагая по улице, узкой, и кривой, неторопливо ремонтируемой шевелящимися словно осенние мухи китайцами, адмирал некстати подумал, что уж слишком топающий сзади почетный караул напоминает конвой.

К счастью, идти было совсем недалеко. В солидного вида двухэтажном каменном здании со следами поспешно сделанного ремонта и исполняющего сейчас роль мэрии, а заодно, по совместительству, военной комендатуры и еще целой кучи учреждений, их уже ждали. Адмирала без задержки провели в небольшой, казенного вида кабинет, и британец классического вида – сухопарый, высокий, рыжий – жестом предложил ему сесть. При этом сам он не соизволил даже встать из-за стола, продолжая бодро строчить ручкой по листу жесткой, очень белой бумаги. Что же, кому надо – тот и ждет, эта истина была японскому адмиралу хорошо известна, поэтому он с невозмутимым видом уселся на предложенный ему жесткий стул и замер.

Минуты тянулись одна за другой, медленно, словно мухи в патоке. У британца были железные нервы и огромный запас терпения, у Того-младшего – тоже. Правда, у британца имелось преимущество. Что бы он там ни писал, ему было, чем заняться. И все же, спустя примерно двадцать минут, Того понял, что выиграл. Британец начал ерзать, чуть заметно скашивать взгляд, писал он чуть медленнее, чем вначале... Совсем незаметно, если смотреть со стороны, однако от Того эти мелочи не укрылись. И, наконец, британец сдался. Отложил перо, сдвинул в сторону бумагу и, откинувшись в кресле, принялся сверлить японца глазами. Адмирал ответил ему абсолютно спокойным, достойным истинного самурая взглядом.

– Итак, чем обязан? – представиться британец не счел нужным. Того чуть заметно усмехнулся:

– Я думаю, нет смысла терять время на пустые разговоры. Вы знаете, кто я, вы знаете, зачем я здесь...

Говорить в таком тоне совсем не в духе японцев, но адмиралу смертельно надоело играть словами. Подобно большинству солдат любой армии, не кабинетных лизоблюдов, а именно солдат, сделавших себя на поле боя, он был достаточно прямым человеком. А еще он устал и хотел, чтобы все поскорее закончилось. Как угодно, но закончилось. Остатки терпения ушли на то, чтобы пересидеть наглого британца, и теперь адмирал с полным на то основанием намерен был получить объяснения и понять, что же здесь происходит.

Как ни странно, британец не стал корчить из себя оскорбленную невинность. Вместо этого он выдвинул ящик монументального стола, непонятно как оказавшегося в этой комнате, и вытащил оттуда изрядно потрепанную газету, судя по всему, местную перепечатку «Таймс». Молча протянул ее адмиралу. Тому пришлось встать, но он счел это допустимым. Английским Того-младший, как и большинство японских офицеров, владел в совершенстве, и сразу же, плюхнувшись обратно на стул, впился глазами в мелкие буквы, напечатанные на паршивой местной бумаге.

А там было что почитать. Правда, корреспондент, явно почувствовав, что первая полоса в любом случае принадлежит ему, стремился срубить как можно больше полновесных гиней и страдал словесным поносом. Однако, продираясь через лишние слова и с трудом понимаемые небританцем обороты, Того вычленил главное. Пока он со своими крейсерами прохлаждался здесь, произошло грандиозное столкновение между русскими и японскими флотам, и его брат потерпел сокрушительное поражение. Конечно, журналист через слово упоминал о героизме японских моряков, и Того-младший не сомневался, что так оно и было. Писал автор и о нескольких потопленных русских кораблях, и адмирал это тоже допускал. Только вот тот факт, что журналист деликатно не упоминал, какие русские корабли затонули, он сделал вывод – речь явно не о броненосцах. А вот тому, что и сам командующий флотом попал в плен, Того младший не поверил ни на секунду. Его брат мог погибнуть, такова судьба моряка и офицера, но попасть в плен – нет, никогда.

Однако главным оказалось даже не это. Проклятый журналюга утверждал, что сразу после этого русские нанесли удар по базе японского флота в Сасебо и, высадив десант, смогли ее захватить. Как они миновали минные поля и преодолели сопротивление береговых батарей, не сообщалось, будто ничего этого и вовсе не было. Зато утверждалось, что русские одновременно ухитрились нанести удар по Нагасаки и превратили этот порт в руины. Похоже, они решили оставить Японию без морских баз, и это им вполне удавалось. И, если хотя бы половина из написанного была правдой, это значило, что война с треском проиграна. В это не хотелось верить, но ясно было, что вряд ли ради него станут устраивать подобную мистификацию. Конечно, британцы гордятся своим идиотским юмором, но такие шутки слишком глупы даже для них.

– Прочитали? – нарушил молчание британец. Того лишь кивнул. – Ну что же, замечательно. То, что написано – правда. Мы пока не можем сказать, полностью или частично, но русские действительно захватили Сасебо, причем, по неподтвержденным сведениям, практически без боя, со складами, ремонтной базой и всеми портовыми сооружениями. И в Нагасаки они тоже побывали. Нюансы нам в точности неизвестны, но порт разрушен, склады сожжены, а вместе с ними и большая часть города. У вас отвратительно строят.

Того скрипнул зубами так, что испугался, как бы с них не посыпалась эмаль. Тем не менее, он сумел взять себя в руки и бесстрастно спросил:

– Где мои броненосцы?

– Ваши? – британец аристократически изогнул левую бровь. Получилось комично, однако Того-младшему сейчас было не до смеха. – Напомню вам, что это НАШИ броненосцы, которые Британия готова была передать вам... при соблюдении определенных условий, разумеется. Которые ваша страна сейчас не в состоянии соблюсти. Именно поэтому было принято решение корабли вам не передавать. Вы не оправдали наше доверие, адмирал.

Адмирал медленно встал. Адмирал исподлобья посмотрел на собеседника. Адмирал понял, что все кончено. Очень хотелось отсечь собеседнику его глупую башку, это можно сделать раньше, чем вбежит охрана, но Того-младший сдержался. Даже если он прямо сейчас убьет этого наглеца и мерзавца, ничего не изменится. Британец – винтик, такой же, как кусок бумаги, перо или граммофонная пластинка. Он ничего не решает, просто передает информацию. А Великобритания, как это не раз уже случалось в ее истории, предала своего незадачливого союзника, дравшегося за ее интересы. И своего британцы не упустят, разоренную войной Японию ждет внешнее управление, а может, и расчленение. Несомненно, русские захотят получить свой кусок – чего уж там, они вправе требовать то, за что платили кровью. А потом налетят стервятники и сожрут оставшееся. И он, контр-адмирал Того, уже ничего не сможет изменить. Что бы он ни делал... Да и нечего ему уже делать, три броненосных крейсера, пусть и первоклассных, не выстоят против русского флота и часа.

В порт адмирал преданной империи возвращался в полном молчании. Не было ни караула-конвоя, ни даже сопровождающего – британцы не намерены были соблюдать хотя бы видимость приличий. Для них японцы всегда были говорящими обезьянами, и сейчас они просто перестали это скрывать. В себя Того пришел, только когда спрессованный воздух ударил ему в лицо. Миноносец, выходя из гавани, набирал ход, и на мостике маленького кораблика разом стало неуютно. Вот только адмирал был даже благодарен за этот дискомфорт, вернувший ему способность трезво мыслить.

Все, что ему оставалось сейчас, это возвращаться в Японию. Пускай его ждет смерть, от бесчестья ли, когда отправят в отставку, или в безнадежном бою, когда придется останавливать русские корабли, уже неважно. В любом случае, он обязан исполнить свой долг, а стало быть, не стоило медлить.

Окончательно он пришел в себя на мостике «Якумо», который выбрал для этого похода в качестве флагмана. Все же немецкий корабль внушал куда большую уверенность, чем детища итальянских корабелов. Того знал, какие отдал приказы и знал, что все сделал правильно, только вот совершенно не помнил, как именно он их отдавал. Зато помнил, где лежит фляга с коньяком, которую и выпил прямо из горлышка, не стесняясь подчиненных – сейчас было уже все равно.

Вообще, у него сейчас имелись все шансы уйти в недостойный истинного самурая запой. Почти по-русски, только у них опыта больше. Того-младший даже представил себе, как просыпается мокрый от струящегося пота, с необычайным проворством вскакивает, бросается к заныканной фляжке, хватает её, трясет и, облегчённо вздохнул, откупоривает, залпом выпивая содержимое. Какой кошмар! А главное, картина получилась настолько реальной, что адмирала передернуло. Наверное, именно поэтому он и не стал больше пить, в противном случае история могла пойти совсем по иному.

Два часа спустя командующего эскадрой, прикорнувшего в своем салоне, разбудил посланный командиром «Якумо» энсин с докладом о многочисленных дымах на горизонте. Когда адмирал, с трудом подавляя желание зевнуть, поднялся на мостик, всю сонливость с него будто ветром сдуло. Дымы на горизонте и впрямь наблюдались, причем в большом количестве, но, главное, они шли на пересечение курса японской эскадры. В это неспокойное время подобное поведение могло означать лишь одно – это боевые корабли, и, скорее всего, идущие с недружественными целями. Учитывая, что сейчас встреча с любым противником могла стать для остатков еще недавно грозного флота Страны Восходящего Солнца фатальной, рассматривать неизвестные корабли через прицелы не хотелось.

Приказ на разворот Того отдал незамедлительно, однако дело это оказалось совсем небыстрое. Все же «Ниссин» и «Кассуга» были из одного отряда, а флагманский «Якумо» из другого. В результате четкости действий, которую можно ожидать от сплаванных эскадр, добиться не удалось, и на простой, в общем-то, маневр затратили непозволительно много времени. К тому моменту, когда разворот удалось-таки завершить, Того смог уже не только рассмотреть Андреевский флаг над флагманом, но и понять, что такого корабля он никогда не видел. И что тот раза в полтора больше его флагмана, он тоже сумел определить. Высокобортный, с громоздкими орудийными башнями – пожалуй, стычка даже с одним таким кораблем в нынешней ситуации эскадре Того-младшего была противопоказана, а ведь позади него дымило еще что-то. Нет, надо было уходить, и плевать, что скажут в Токио – спасти последние броненосные корабли флота важнее.