Текст книги "Том 3. Дьяволиада"
Автор книги: Михаил Булгаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)
Кондуктор и член императорской фамилии *
Кондуктора Московско-Белорусско-Балтийской дороги снабжены инструкцией № 85, составленной во времена министерства путей сообщения, об отдании разных почестей членам императорской фамилии.
Рабкор
Кондуктора совершенно ошалели.
Бумага была глянцевитая, плотная, казенная, пришедшая из центра, и на бумаге было напечатано:
«Буде встретишь кого-либо из членов профсоюза железнодорожников, приветствуй его вежливым наклонением головы и словами: „Здравствуйте, товарищ“. Можно прибавить и фамилию, если таковая известна.
А буде появится член императорской фамилии, то приветствовать его отданием чести согласно формы № 85 и словами: „Здравия желаю, ваше императорское высочество!“ А ежели это окажется сверх всяких ожиданий и сам государь император, то слово „высочество“ заменяется словом „величество“».
Получив эту бумагу, Хвостиков пришел домой и от огорчения сразу заснул. И лишь только заснул, оказался на перроне станции. И пришел поезд.
«Красивый поезд,– подумал Хвостиков,– кто бы это такой, желал бы я знать, мог приехать в этом поезде?»
И лишь только он это подумал, зеркальные стекла засверкали электричеством, двери растворились и вышел из синего вагона государь император. На голове у него лихо сидела сияющая корона, а на плечах белый с хвостиками горностай. Сверкающая орденами свита, шлепая шпорами, высыпалась следом.
«Что же это такое, братцы?» – подумал Хвостиков и оцепенел.
– Ба! Кого я вижу? – сказал государь император прямо в упор Хвостикову.– Если глаза меня не обманывают, это бывший мой верноподданный, а ныне товарищ, кондуктор Хвостиков? Здравствуй, дражайший!
– Караул… Здравия желаю… засыпался… ваше… пропал, и с детками… императорское величество,– совершенно синими губами ответил Хвостиков.
– Что ж ты какой-то кислый, Хвостиков? – спросил государь император.
– Смотри веселей, сволочь, когда разговариваешь! – шепнул сзади свитский голос.
Хвостиков попытался изобразить на лице веселье. И оно вышло у него странным образом. Рот скривился направо, и сам собой закрылся левый глаз.
– Ну, как же ты поживаешь, милый Хвостиков? – осведомился государь император.
– Покорнейше благодарим,– беззвучно ответил полумертвый Хвостиков.
– Все ли в порядке? – продолжал беседу государь император.– Как касса взаимопомощи поживает? Общие собрания?
– Все благополучно,– отрапортовал Хвостиков.
– В партию еще не записался? – спросил император.
– Никак нет.
– Ну, а все-таки сочувствуешь ведь? – осведомился государь император и при этом улыбнулся так, что у Хвостикова по спине прошел мороз градусов на пять.
– Отвечай, не заикаясь, к-каналья,– посоветовал сзади голос.
– Я немножко,– ответил Хвостиков,– самую малость…
– Ага, малость. А скажи, пожалуйста, дорогой Хвостиков, чей это портрет у тебя на грудях?
– Это… Это до некоторой степени т. Каменев,– ответил Хвостиков и прикрыл Каменева ладошкой.
– Тэк-с,– сказал государь император,– очень приятно. Но вот что: багажные веревки у вас есть?
– Как же,– ответил Хвостиков, чувствуя холод в желудке.
– Так вот: взять этого сукиного сына и повесить его на багажной веревке на тормозе,– распорядился государь император.
– За что же, товарищ император? – спросил Хвостиков, и в голове у него все перевернулось кверху ногами.
– А вот за это самое,– бодро ответил государь император,– за профсоюз, за «Вставай, проклятьем заклейменный», за кассу взаимопомощи, за «Весь мир насилья мы разроем», за портрет, за «до основанья, а затем»… и за тому подобное прочее. Взять его!
– У меня жена и малые детки, ваше товарищество,– ответил Хвостиков.
– Об детках и о жене не беспокойся,– успокоил его государь император,– и жену повесим, и деток. Чувствует мое сердце, и по твоей физиономии я вижу, что детки у тебя – пионеры. Ведь пионеры?
– Пи…– ответил Хвостиков, как телефонная трубка.
Затем десять рук схватили Хвостикова.
– Спасите! – закричал Хвостиков, как зарезанный.
И проснулся.
В холодном поту.
Праздник с сифилисом *
По материалу, заверенному Лака-Тыжменским сельсоветом
В день работницы, каковой празднуем каждогодно марта восьмого дня, растворилась дверь избы-читальни, что в деревне Лака-Тыжма, находящейся под благосклонным шефством Казанской дороги, и впустила в избу-читальню местного санитарного фельдшера (назовем его хотя бы Иван Иванович).
Если бы не то обстоятельство, что в день 8 Марта никакой сознательный гражданин не может появиться пьяным, да еще и на доклад, да еще в избу-читальню, если бы не обстоятельство, что фельдшер Иван Иванович, как хорошо известно, в рот не берет спиртного, можно было бы побиться об заклад, что фельдшер целиком и полностью пьян.
Глаза его походили на две сургучные пробки с сороковок русской горькой, и температура у фельдшера была не свыше 30 градусов. И до того ударило в избе спиртом, что председатель собрания курение прекратил и предоставил слово Ивану Ивановичу в таких выражениях:
– Слово для доклада по поводу Международного дня работницы предоставляется Ивану Ивановичу.
Иван Иванович, исполненный алкогольного достоинства, за третьим разом взял приступом эстраду и доложил такое:
– Прежде чем говорить о Международном дне, скажем несколько слов о венерических болезнях!
Вступление это имело полный успех: наступило могильное молчание, и в нем лопнула электрическая лампа.
– Да-с… Дорогие мои международные работницы,– продолжал фельдшер, тяжело отдуваясь,– вот я вижу ваши личики передо мной в количестве восьмидесяти штук…
– Сорока,– удивленно сказал председатель, глянув в контрольный лист.
– Сорока? Тем хуже… То есть лучше,– продолжал оратор,– жаль мне вас, дорогие мои девушки и дамы… пардон,– женщины! Ибо чем меньше населения в данной области, как показывает статистика, тем менее заболеваний венерическими болезнями, и наоборот. И в частности, сифилисом… Этим ужасающим бичом для пролетариата, не щадящим никого… Знаете ли вы, что такое сифилис?
– Иван Иванович! – воскликнул председатель.
– Помолчи минутку. Не перебивай меня. Сифилис,– затяжным образом икая, говорил оратор,– штука, которую схватить чрезвычайно легко! Вы тут сидите и думаете, что, может быть, вы застрахованы? (Тут фельдшер зловеще засмеялся…) Хм!.. Шиш с маслом. Вот тут какая-нибудь девушка ходит в красной повязке, радуется, восьмые там марты всякие и тому подобное, а потом женится и, глядишь, станет умываться в один прекрасный день… сморкнется – и хлоп! Нос в умывальнике, а вместо носа, простите за выражение, дыра!
Гул прошел по всем рядам, и одна из работниц, совершенно белая, вышла за дверь.
– Иван Иванович! – воскликнул председатель.
– Виноват. Мне поручено, я и говорю. Вы думаете, что, может, невинность вас спасет? Го-го-го!.. Да и много ли среди вас неви…
– Иван Иванович!! – воскликнул председатель.
Еще две работницы ушли, оглянувшись в ужасе на эстраду.
– Придете вы, например, сюда. Ну, скажем, бак с кипяченой водой… То да се… Жарко, понятное дело,– расстегивая раскисший воротничок, продолжал оратор,– сейчас, понятное дело, к кружке… Над вами: «Не пейте сырой воды» и тому подобные плакаты Коминтерна, а пред вами сифилитик пил со своей губой… Ну, скажем, наш же председатель…
Председатель без слов завыл. Двадцать работниц с отвращением вытерли губы платками, а кто их не имел – подолами.
– Что ты воешь? – спросил фельдшер у председателя.
– Я никаким сифилисом не болел!!! – закричал председатель и стал совершенно такой, как клюква.
– Чудак… Я к примеру говорю… Ну, скажем, она,– и фельдшер ткнул трясущимся пальцем куда-то в первый ряд, который весь и опустел, шурша юбками.
– Когда женщина 8-го Марта… Достигает половой, извиняюсь, зрелости,– пел с кафедры оратор, которого все больше развозило в духоте,– что она себе думает?
– Похабник! – сказал тонкий голос в задних рядах.
– Единственно, о чем она мечтает в лунные ночи,– это устремиться к своему половому партнеру,– доложил фельдшер, совершенно разъезжаясь по швам.
Тут в избе-читальне начался стон и скрежет зубовный. Скамьи загремели и опустели. Вышли поголовно все работницы, многие – с рыданием.
Остались двое: председатель и фельдшер.
– Половой же ее партнер,– бормотал фельдшер, качаясь и глядя на председателя,– дорогая моя работница, предается любви и другим порокам…
– Я не работница! – воскликнул председатель.
– Извиняюсь, вы мужчина? – спросил фельдшер, тараща глаза сквозь пелену.
– Мужчина! – оскорбленно выкрикнул председатель.
– Непохоже,– икнул фельдшер.
– Знаете, Иван Иванович, вы пьяный, как хам,– дрожа от негодования, воскликнул председатель,– вы мне, извините, праздник сорвали! Я на вас буду жаловаться в центр и даже выше!
– Ну, жалуйся,– сказал фельдшер, сел в кресло и заснул.
Михаил
Банщица Иван *
В бане на станции Эсино Муромской линии в женский день, пятницу, неизменно присутствует один и тот же банщик дядя Иван, при котором посетительницам бани приходится раздеваться, пользуясь тазами вместо фиговых листков.
Неужели нельзя поставить в пятницу в баню одну из женщин, работающих в ремонте?
Рабкор
Предисловие
До того неприлично про это писать, что перо опускается.
I. В бане
– Дядь Иван, а дядь Иван!
– Што тебе? Мыло, мочалка имеется?
– Все имеется, только умоляю тебя: уйди ты к чертям!
– Ишь, какая прыткая, я уйду, а в энто время одежу покрадут. А кто отвечать будет – дядя Иван. Во вторник мужской день был, у начальника станции порцыгар свистнули. А кого крыли? Меня, дядю Ивана!
– Дядя Иван! Да хоть отвернись на одну секундочку, дай пробежать!
– Ну, ладно, беги!
Дядя Иван отвернулся к запотевшему окошку предбанника, расправил рыжую бороду веером и забурчал:
– Подумаешь, невидаль какая. Чудачка тоже. Удовольствие мне, что ли? Должность у меня уж такая похабная… Должность заставляет.
Женская фигура выскочила из простыни и, как Ева по раю, побежала в баню.
– Ой, стыдобушка!
Дверь в предбанник открылась, выпустила тучу пара, а из тучи вышла мокрая, распаренная старушка, тетушка дорожного мастера. Старушка выжала мочалку и села на диванчик, мигая от удовольствия глазами.
– С легким паром,– поздравил ее над ухом сиплый бас.
– Спасибо, голубушка. Спас… Ой! С нами крестная сила. Да ты ж мужик?!
– Ну и мужик, дак что… Простыня не потребуется?
– Казанская Божья Мать! Уйди ты от меня со своей простыней, охальник! Что ж это у нас в бане делается?
– Что вы, тетушка, бушуете, я же здесь был, когда вы пришли!
– Да не заметила давеча я! Плохо вижу я, бесстыдник. А теперь гляжу, а у него борода как метла! Манька, дрянь, простыней закройся!
– Вот мученье, а не должность,– пробурчал дядя Иван, отходя.
– Дядя Иван, выкинься отсюда! – кричали женщины с другой стороны, закрываясь тазами, как щитами от неприятеля.
Дядя Иван повернулся в другую сторону, оттуда завыли, дядя Иван бросился в третью сторону, оттуда выгнали. Дядя Иван плюнул и удалился из предбанника, заявив зловеще:
– Ежели что покрадут, я снимаю с себя ответственность.
II. В пивной
В воскресный день измученный недельной работой дядя Иван сидел за пивом в пивной «Красный Париж» и рассказывал:
– Чистое мученье, а не должность. В понедельник топить начинаю, во вторник всякие работники моются, в среду которые с малыми ребятами, в четверг просто рядовые мужчины, в пятницу женский день. Женский день мне самый яд. То есть глаза б мои не смотрели. Набьется баб полные бани, орут, манатки свои разбросают. И главное, на меня обижаются, а я при чем? Должен я смотреть или нет, если меня приставили к этому делу. Должен! Нет, хуже баб нету народа на свете. Одна и есть приличная женщина – жена нашего нового служащего Коверкотова. Аккуратная бабочка. Придет, все свернет, разложит, только скажет: «Дядя Иван, провались ты в преисподнюю…» Одно нехорошо: миловидная такая бабочка с лица, а на спине у нее родинка, да ведь до чего безобразная, как летучая мышь прямо, посмотришь, плюнуть хочется…
– Что-о-о-о?! Какая такая мышь?.. Ты про кого говоришь, рыжая дрянь?
Дядя Иван побледнел, обернулся и увидал служащего Коверкотова. Глаза у Коверкотова сверкали, руки сжимались в кулаки.
– Ты где ж мышь видал? Ты что же гадости распространяешь? А?
– Какие гадости,– начал было дядя Иван и не успел окончить… Коверкотов подвинулся к нему вплотную и…
III. В суде
– Гражданин Коверкотов, вы обвиняетесь в том, что 21 марта сего года нанесли оскорбление действием служащему при бане гражданину Ивану.
– Гражданин судья, он мою честь опозорил!
– Расскажите, каким образом вы опозорили честь гражданина Коверкотова?
– Ничего я не позорил… Чистое наказанье. Прошу вас, гражданин судья, уволить меня с должности банщицы. Сил моих больше нет.
* * *
Судья долго говорил с жаром, прикладывая руки к сердцу, и дело кончилось мировой.
Через несколько дней дядю Ивана освободили от присутствия в пятницу в женской бане и назначили вместо него женщину из ремонта.
Таким образом, на станции вновь наступили ясные дни.
О пользе алкоголизма *
На собрание по перевыборам месткома на ст. N член союза Микула явился вдребезги пьяный. Рабочая масса кричала: «Недопустимо!», но представитель учка выступил с защитой Микулы, объяснив, что пьянство – социальная болезнь и что можно выбирать и выпивак в состав месткома.
Рабкор 2619
Пролог
– К черту с собрания пьяную физиономию. Это недопустимо! – кричала рабочая масса.
Председатель то вставал, то садился, точно внутри у него помещалась пружинка.
– Слово предоставляется! – кричал он, простирая руки,– товарищи, тише!.. Слово предостав… товарищи, тише! Товарищи! Умоляю вас выслушать представителя учк…
– Долой Микулу! – кричала масса,– этого пьяницу надо изжить!
Лицо представителя появилось за столом президиума. На учкином лице плавала благожелательная улыбка. Масса еще поволновалась, как океан, и стихла.
– Товарищи! – воскликнул представитель приятным баритоном.
– Я представитель! И если он —
Волна! А масса вы – Советская Россия * ,
то учк не может быть не возмущен,
когда возмущена стихия!
Такое начало польстило массе чрезвычайно.
– Стихами говорит!
– Кормилец ты наш! – восхищенно воскликнула какая-то старушка и зарыдала. После того как ее вывели, представитель продолжал:
– О чем шумите вы, народные витии?! *
– Насчет Микулы шумим! – отвечала масса.
– Вон его! Позор!
– Товарищи! Именно по поводу Микулы я и намерен говорить.
– Правильно! Крой его, алкоголика!
– Прежде всего перед нами возникает вопрос: действительно ли пьян означенный Микула?
– Ого-го-го-го! – закричала масса.
– Ну, хорошо, пьян,– согласился представитель.– Сомнений, дорогие товарищи, в этом нет никаких. Но тут перед нами возникает социальной важности вопрос: на каком таком основании пьян уважаемый член союза Микула?
– Именинник он! – ответила масса.
– Нет, милые граждане, не в этом дело. Корень зла лежит гораздо глубже. Наш Микула пьян, потому что он… болен.
Масса застыла, как соляной столб * .
Багровый Микула открыл один совершенно мутный глаз и в ужасе посмотрел на представителя.
– Да, милейшие товарищи, пьянство есть не что иное, как социальная болезнь, подобная туберкулезу, сифилису, чуме, холере и… Прежде чем говорить о Микуле, подумаем, что такое пьянство и откуда оно взялось?.. Некогда, дорогие товарищи, бывший великий князь Владимир, прозванный за свою любовь к спиртным напиткам Красным Солнышком, воскликнул: «Наше веселие есть пити!»
– Здорово загнул!
– Здоровее трудно. Наши историки оценили по достоинству слова незабвенного бывшего князя и начали выпивать по малости, восклицая при этом: «Пьян, да умен – два угодья в нем!»
– А с князем что было? – спросила масса, которую заинтересовал доклад секретаря.
– Помер, голубчики. В одночасье от водки сгорел,– с сожалением пояснил всезнайка-секретарь.
– Царство ему небесное! – пискнула какая-то старушечка.– Хуть и совецкий, а все ж святой.
– Ты религиозный дурман на собрании не разводи, тетя,– попросил ее секретарь,– тут тебе царств небесных нету. Я продолжаю, товарищи. После чего в буржуазном обществе выпивали девятьсот лет подряд, всякий и каждый, не щадя младенцев и сирот. «Пей, да дело разумей»,– воскликнул знаменитый поэт буржуазного периода Тургенев. После чего составился ряд пословиц народного юмора в защиту алкоголизма, как-то: «Пьяному море по колено», «Что у трезвого на уме, то у пьяного на языке», «Не вино пьянит человека, а время», «Не в свои сани не садись», и какие, бишь, еще?
– Чай не водка, много не выпьешь! – ответила крайне заинтересованная масса.
– Верно, мерси. «Разве с полведра напьешься?» «Курица и та пьет». «И пить – умереть, и не пить – умереть». «Налей, налей, товарищ, заздравную чару!..»
– Бог зна-е-ет, что с нами случится,– подтянул пьяный засыпающий Микула.
– Товарищ больной, прошу вас не петь на собрании,– вежливо попросил председатель,– продолжайте, товарищ оратор.
– «Помолимся,– продолжал оратор,– помолимся Творцу, мы к рюмочке приложимся, потом и к огурцу», «господин городовой, будьте вежливы со мной, отведите меня в часть, чтобы в грязь мне не упасть», «неприличными словами прошу не выражаться и на чай не выдавать», «февраля двадцать девятого выпил штоф вина проклятого», «ежедневно свежие раки», «через тумбу, тумбу раз»…
– Куда?! – вдруг рявкнул председатель.
Пять человек вдруг, крадучись, вылезли из рядов и шмыгнули в дверь.
– Не выдержали речи,– пояснила восхищенная масса,– красноречиво убедил. В пивную бросились, пока не закрыли.
– Итак! – гремел оратор,– вы видите, насколько глубоко пронизала нас социальная болезнь. Но вы не смущайтесь, товарищи. Вот, например, наш знаменитый самородок Ломоносов восемнадцатого века в высшей степени любил поставить банку, а, однако, вышел первоклассный ученый и товарищ, которому даже памятник поставили у здания Университета на Моховой улице. Я бы еще мог привести выдающиеся примеры, но не хочу… Я заканчиваю, и приступаем к выборам…
Эпилог
«…после чего рабочие массы выбрали в кандидаты месткома известного алкоголика, и на другой же день он сидел пьяный, как дым, на перроне и потешал зевак анекдотами, рассказывая, что разрешено пить, лишь бы не было вреда».
(Из того же письма рабкора)
Как Бутон * женился *
В управлении Юго-Западных провизионки выдают только женатым. Холостым – шиш. Стало быть, нужно жениться. Причем управление будет играть роль свахи.
Рабкор № 2626
А не думает ли барин жениться.
Н. В. Гоголь. Женитьба
Железнодорожник Валентин Аркадьевич Бутон-Нецелованный, человек упорно и настойчиво холостой, явился в административный отдел управления и вежливо раскланялся с провизионным начальством.
– Вам чего-с? Ишь ты, какой вы галстук устроили – горошком!
– Как же-с. Провизионочку пришел попросить.
– Так-с. Женитесь.
Бутон дрогнул:
– Как это?
– Очень просто. Загс знаете? Пойдете туды, скажете: так, мол, и так. Люблю ее больше всего на свете. Отдайте ее мне, в противном случае кинусь в Днепр или застрелюсь. Как вам больше нравится. Ну, зарегистрируют вас. Документики ее захватите, да и ее самое.
– Чьи? – спросил зеленый Бутон.
– Ну, Варенькины, скажем.
– Какой… Варенькины?..
– Машинистки нашей.
– Не хочу,– сказал Бутон.
– Чудачина. Желая добра тебе говорю. Пойми в своей голове. Образ жизни будешь вести! Ты сейчас что по утрам пьешь?
– Пиво,– ответил Бутон.
– Ну, вот. А тогда шоколад будешь пить или какао!
Бутона слегка стошнило.
– Ты глянь на себя в зеркало Управления Юго-Западных железных дорог. На что ты похож? Галстук, как бабочка, а рубашка грязная. На штанах пуговицы нет,– ведь это ж безобразие холостяцкое! А женишься,– глаза не успеешь продрать, тут перед тобой супруга: не желаете ли чего? Как твое имя, отчество?
– Валентин Аркадьевич…
– Ну, вот, Валюша, стало быть, или Валюн. И будет тебе говорить: не нужно ли тебе чего, Валюн, не нужно ли другого, не нужно ли тебе, Валюша, кофейку, Валюше – то, Валюше – другое… Взбесишься прямо!.. То есть что это я говорю?.. Не будешь знать, в раю ты или в Ю.-З. же-де!
– У ней зуб вставной!
– Вот дурак, прости господи. Зуб! Да разве зуб – рука или нога? Да при этом ведь золотой же зуб! Вот чудачина, его в крайнем случае в ломбард можно заложить. Одним словом, пиши заявление о вступлении в законный брак. Мы тебя и благословим. Через год зови на октябрины, выпьем!
– Не хочу! – закричал Бутон.
– Ну ладно, вижу, вы упрямец. Вам хоть кол на голове теши. Как угодно. Прошу не задерживать занятого человека.
– Провизионочку позвольте.
– Нет!
– На каком основании?
– Не полагается вам.
– А почему Птюхину дали?
– Птюхин почище тебя, он женатый!
– Стало быть, мне без провизии с голоду подыхать?
– Как угодно, молодой человек.
– Это что же такое выходит,– забормотал Бутон, меняясь в лице.– Мне нужно или жизни лишиться с голоду, или свободы моей драгоценной?!
– Вы не кричите.
– Берите! – закричал Бутон, впадая в истерику,– жените, ведите меня в загс, ешьте с кашей!! – и стал рвать на себе сорочку.
– Кульер! Зови Вареньку! Товарищ Бутон предложение им будет делать руки и сердца.
– А чего они воют? – осведомился курьер.
– От радости ошалел. Перемена жизни в казенном доме.
