Текст книги "Том 3. Дьяволиада"
Автор книги: Михаил Булгаков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 29 страниц)
Просвещение с кровопролитием *
Посвящается заведующему жел.-дор. школой ст. Агрыз Моск.-Каз.
Вводить просвещение, но по возможности без кровопролития!
М. Е. Салтыков-Щедрин
Чьи-то сапоги с громом покатились по лестнице, и уборщица школы Фетинья не убереглась, божья старушка! Выскочила Ванькина голова с лестницы и ударила божью старушку сзади. Села старушка наземь, и хлынула из ведер вода.
– Чтоб ты околел! – захныкала старушка.– Что ты, взбесился, окаянный?!
– Взбесишься тут,– задыхаясь, ответил Ванька,– еле убег! Вставай, старушка…
– Что, аль сам?
– Чай, слышишь?
Из школы несся рев, как будто взбунтовался тигр:
– Дайте мне сюда эту каналью!!! Подать его мне, и я его зарежу, как цыпленка!!! А-а!!
– Тебя?
– Угу,– ответил Ванька, вытирая пот,– с доски не стер во втором классе.
– Подать мне Ваньку-сторожа живого или мертвого!! – гремело школьное здание.– Я из него сделаю бифштекс!!
– Ванька! Ванька!! Ванька!! К заведующему!! – вопили ученические голоса.
– Черта пухлого я пойду! – хрипнул Ванька и стрельнул через двор. Во мгновение ока он вознесся по лестнице на сеновал и исчез в слуховом окне.
Здание на мгновение стихло, но потом громовой хищный бас взвыл вновь:
– Подать мне учителя географии!! И-и!!
– Г-и! Ги-ги!! – загремело эхо в здании.
– Географ засыпался…– восхищенно пискнул дискант в коридоре.
Учитель географии, бледный как смерть, ворвался в физико-географический кабинет и застыл.
– Эт-та шта так-кое? – спросил его заведующий таким голосом, что у несчастного исследователя земного шара подкосились ноги.
– Карта ресефесерефесефесе…– ответил географ прыгающими губами.
– М-молчать!! – взревел заведующий и заплясал, топая ногами.– Молчать, когда с вами начальство разговаривает!.. Это карта?.. Это карта, я вас спрашиваю?! Поч-чему она не на мольберте?! Почему Волга на ней какая-то кривая?! Почему Ленинград не Петроград?! На каком основании Черное море – голубое?! Почему у вас вчера змея издохла?! Кто, я вас спрашиваю, налил чернил в аквариум!
– Это ученик Фисухин,– предал Фисухина мертвый преподаватель,– он змею валерьяновыми каплями напоил.
Стекла в окнах дрогнули от рева.
– A-гa-га! Фисухин! Дать мне Фисухина, и я его четвертую!!
– Фису-у-у-хин!! – стонало здание.
– Братцы, не выдавайте,– плакал Фисухин, сидя одетым в уборной,– братцы, не выйду, хоть дверь ломайте…
– Выходи, Фисуха! Что ж делать… Вылезай! Лучше ты один погибнешь, чем мы все,– молили его ученики.
– Здесь?!! – загремело возле уборной.
– Тут,– застонали ученики,– забронировался.
– А! А!.. Забронировался… Ломай!.. Двери!! Дать мне сюда багры!! Позвать дворников!! Вынуть Фисухина из уборной!!!
Страшные удары топоров посыпались в здании градом, и в ответ им взвился тонкий вопль Фисухина.
Площадь на колесах *
Дневник гениального гражданина Полосухина
21 ноября.
Ну и город Москва, я вам доложу. Квартир нет. Нету, горе мое! Жене дал телеграмму – пущай пока повременит, не выезжает. У Карабуева три ночи ночевал в ванне. Удобно, только капает. И две ночи у Щуевского на газовой плите. Говорили в Елабуге у нас – удобная штука, какой черт! – винтики какие-то впиваются, и кухарка недовольна.
23 ноября.
Сил никаких моих нету. Наменял на штрафы мелочи и поехал на «А», шесть кругов проездил – кондукторша пристала: «Куды вы, гражданин, едете?» – «К чертовой матери,– говорю,– еду». В самом деле, куды еду? Никуды. В половину первого в парк поехали. В парке и ночевал. Холодина.
24 ноября.
Бутерброды с собой взял, поехал. В трамвае тепло – надышали. Закусывал с кондукторами на Арбате. Сочувствовали.
27 ноября.
Пристал как банный лист – почему с примусом в трамвае? Параграфа, говорю, такого нету. Чтобы не петь, есть параграф, я и не пою. Напоил его чаем – отцепился.
2 декабря.
Пятеро нас ночует. Симпатичные. Одеяла расстелили – как в первом классе.
7 декабря.
Пурцман с семейством устроился. Завесили одну половину – дамское – некурящее. Рамы все замазали. Электричество – не платить. Утром так и сделали: как кондукторша пришла – купили у нее всю книжку. Сперва ошалела от ужаса, потом ничего. И ездим. Кондукторша на остановках кричит: «Местов нету!» Контролер влез – ужаснулся. Говорю, извините, никакого правонарушения нету. Заплочено – и ездим. Завтракал с нами у храма Спасителя, кофе пили на Арбате, а потом поехали к Страстному монастырю.
8 декабря.
Жена приехала с детишками. Пурцман отделился в 27-й номер. Мне, говорит, это направление больше нравится. Он на широкую ногу устроился. Ковры постелил, картины известных художников. Мы попроще. Одну печку поставил вагоновожатому – симпатичный парнишка попался, как родной в семье. Петю учит править. Другую в вагоне, третью кондукторше – симпатичная – свой человек – на задней площадке. Плиту поставил. Ездим, дай бог каждому такую квартиру!
11 декабря.
Батюшки! Пример-то что значит. Приезжаем сегодня к Пушкину, выглянул я на площадку – умываться, смотрю – в 6-м номере с Тверской поворачивает Щуевский!.. Его, оказывается, уплотнили с квартирой, то он и кричит – наплевать. И переехал. Ему в 6-м номере удобно. Служба на Мясницкой.
12 декабря.
Что в Москве делается, уму непостижимо. На трамвайных остановках – вой стоит. Сегодня, как ехали к Чистым прудам, читал в газете про себя – называют – гениальный человек. Уборную устроили. Просто, а хорошо, в полу дыру провертели. Да и без уборной великолепно. Хочешь – на Арбате, хочешь – у Страстного.
20 декабря.
Елку будем устраивать. Тесновато нам стало. Целюсь переехать в 4-й номер двойной. Да, нету квартир. В американских газетах мой портрет помещен.
21 декабря.
Все к черту! Вот тебе и елка! Центральная жилищная комиссия явилась. Ахнули. А мы-то, говорят, всю Москву изрыли, искали жилищную площадь. А она тут…
Всех выпирают. Учреждения всаживают. Дали 3-дневный срок. В моем вагоне участок милиции поместится. К Пурцману школа I ступени имени Луначарского.
23 декабря.
Уезжаю обратно в Елабугу…
М. Ол-Райт.
Говорящая собака *
У всякого своя манера культработы.
Русская пословица
С поездами всегда так бывает: едет, едет и заедет в такую глушь, где ни черта нет, кроме лесов и культработников.
Один из таких поездов заскочил на некую ст. Мурманской ж. д. и выплюнул некоего человека. Человек пробыл на станции ровно столько, сколько и поезд,– 3 минуты, и отбыл, но последствия его визита были неисчислимы. Человек успел метнуться по станции и наляпать две афиши: одну на рыжей стене возле колокола, а другую на двери кислого здания с вывеской:
КЛУБ ЖЕ-ДЕ
Афиши вызвали на станции вавилонское столпотворение. Люди лезли даже на плечи друг к другу.
Остановись, прохожий!! Спешите видеть! —
Только один раз и затем уезжают в Париж!
С дозволения начальства.
Знаменитый ковбой и факир
ДЖОН ПИРС
со своими мировыми аттракционами, как то:
исполнит танец с кипящим самоваром на голове,
босой пройдет по битому стеклу и ляжет в него лицом.
Кроме того, по желанию уважаемой публики
будет съеден живой человек и другие сеансы чревовещания.
В заключение будет показана
ясновидящая говорящая собака
или чудо XX века
С почтением, Джон Пирс – белый маг.
Верно:
Председатель правления клуба
__________
Через три дня клуб, вмещавший обыкновенно 8 человек, вместил их 400, из которых 350 не были членами клуба.
Приехали даже окрестные мужики, и их клиновидные бороды смотрели с галерки. Клуб гудел, смеялся, гул летал в нем сверху вниз. Как птичка, порхнул слух о том, что будет съеден живой председатель месткома.
Телеграфист Вася поместился за пианино, и под звуки «Тоски по родине» перед публикой предстал ковбой и маг Джон Пирс.
Джон Пирс оказался щуплым человеком в телесном трико с блестками. Он вышел на сцену и послал публике воздушный поцелуй. Публика отвечала ему аплодисментами и воплями:
– Времячко!
Джон Пирс отпрянул назад, улыбнулся, и тотчас румяная свояченица председателя правления клуба вынесла на сцену кипящий пузатый самовар. Председатель в первом ряду побагровел от гордости.
– Ваш самовар, Федосей Петрович? – зашептала восхищенная публика.
– Мой,– ответил Федосей.
Джон Пирс взял самовар за ручки, водрузил его на поднос, а затем все сооружение поставил себе на голову.
– Маэстро, попрошу матчиш,– сказал он сдавленным голосом.
Маэстро Вася нажал педаль, и матчиш запрыгал по клавишам разбитого пианино.
Джон Пирс, вскидывая худые ноги, заплясал по сцене. Лицо его побагровело от напряжения. Самовар громыхал на подносе ножками и плевался.
– Бис! – гремел восхищенный клуб.
Затем Пирс показал дальнейшие чудеса. Разувшись, он ходил по битому станционному стеклу и ложился на него лицом. Потом был антракт.
__________
– Ешь живого человека! – взвыл театр * .
Пирс приложил руку к сердцу и пригласил:
– Прошу желающего.
Театр замер.
– Петя, выходи,– предложил чей-то голос в боковой ложе.
– Какой умный,– ответили оттуда же,– выходи сам.
– Так нет желающих? – спросил Пирс, улыбаясь кровожадной улыбкой.
– Деньги обратно! – бухнул чей-то голос с галерки.
– За неимением желающего быть съеденным номер отменяется,– объявил Пирс.
– Собаку даешь! – гремели в партере.
__________
Ясновидящая собака оказалась на вид самым невзрачным псом из породы дворняг. Джон Пирс остановился перед ней и опять молвил:
– Желающих разговаривать с собакой прошу на сцену.
Клубный председатель, тяжело дыша выпитым пивом, поднялся на сцену и остановился возле пса.
– Попрошу задавать вопросы.
Председатель подумал, побледнел и спросил в гробовой тишине:
– Который час, собачка?
– Без четверти девять,– ответил пес, высунув язык.
– С нами крестная сила,– взвыл кто-то на галерке.
Мужики, крестясь и давя друг друга, мгновенно очистили галерку и уехали домой.
– Слушай,– сказал председатель Джону Пирсу,– вот что, милый человек, говори, сколько стоит пес?
– Этот пес непродажный, помилуйте, товарищ,– ответил Пирс,– это собачка ученая, ясновидящая.
– Хочешь два червонца? – сказал, распаляясь, председатель.
Джон Пирс отказался.
– Три,– сказал председатель и полез в карман.
Джон Пирс колебался.
– Собачка, желаешь идти ко мне в услужение? – спросил председатель.
– Желаем,– ответил пес и кашлянул.
– Пять! – рявкнул председатель.
Джон Пирс охнул и сказал:
– Ну, берите.
__________
Джона Пирса, напоенного пивом, увез очередной поезд. Он же увез и пять председательских червонцев.
На следующий вечер клуб опять вместил триста человек.
Пес стоял на эстраде и улыбался задумчивой улыбкой.
Председатель стал перед ним и спросил:
– Ну, как тебе у нас понравилось на Мурманской жел. дороге, дорогой Милорд?
Но Милорд остался совершенно безмолвным.
Председатель побледнел.
– Что с тобой,– спросил он,– ты что, онемел, что ли?
Но пес и на это не пожелал ответить.
– Он с дураками не разговаривает,– сказал злорадный голос на галерке. И все загрохотали.
__________
Ровно через неделю поезд вытряхнул на станцию человека. Человек этот не расклеивал никаких афиш, а зажав под мышкою портфель, прямо направился в клуб и спросил председателя правления.
– Это у вас тут говорящая собака? – спросил владелец портфеля у председателя клуба.
– У нас,– ответил председатель, багровея,– только она оказалась фальшивая собака. Ничего не говорит. Это жулик у нас был. Он за нее животом говорил. Пропали мои деньги…
– Так-с,– задумчиво сказал портфель,– а я вам тут бумажку привез, товарищ, что вы увольняетесь из заведующих клубом.
– За что?! – ахнул ошеломленный председатель.
– А вот за то, что вы вместо того, чтобы заниматься культработой, балаган устраиваете в клубе.
Председатель поник головой и взял бумагу.
М. Ол-Райт.
Приключение покойника *
– Кашляните,– сказал врач 6-го участка М.-К.-В. ж. д.
Больной исполнил эту нехитрую просьбу.
– Не в глаза, дядя! Вы мне все глаза заплевали. Дыхайте.
Больной задышал, и доктору показалось, что в амбулатории заиграл граммофон.
– Ого! – воскликнул доктор.– Здорово! Температура как?
– Градусов семьдесят,– ответил больной, кашляя доктору на халат.
– Ну, семьдесят не бывает,– задумался доктор,– вот что, друг, у вас ничего особенного – скоротечная чахотка.
– Ишь как! Стало быть, помру?
– Все помрем,– уклончиво отозвался медик.– Вот что, ангелок, напишу я вам записочку, и поедете в Москву на специальный рентгеновский снимок.
– Помогает?
– Как сказать,– отозвался служитель медицины,– некоторым очень. Да со снимком как-то приятнее.
– Это верно,– согласился больной,– помирать будешь, на снимок поглядишь – утешение! Вдова потом снимок повесит в гостиной, будет гостей занимать: «А вот, мол, снимок моего покойного железнодорожника, царство ему небесное». И гостям приятно.
– Вот и прекрасно, что вы присутствия духа не теряете. Берите записочку, топайте к начальнику Зерново-Кочубеевской топливной ветви. Он вам билетик выпишет до Москвы.
– Покорнейше благодарю.
Больной на прощанье наплевал полную плевательницу и затопал к начальнику. Но до начальника он не дотопал, потому что дорогу ему преградил секретарь.
– Вам чего?
– Скоротечная у меня.
– Тю! Чудак! Ты что ж думаешь, что у начальника санатория в кабинете? Ты, дорогуша, топай к доктору.
– Был. Вот и записка от доктора на билет.
– Билет тебе не полагается.
– А как же снимок? Ты, что ль, будешь делать?
– Я тебе не фотограф. Да ты не кашляй мне на бумаги…
– Без снимка, доктор говорит, непорядок.
– Ну так и быть, ползи к начальнику.
– Драсте… Кхе… кх! А кха, кха!
– Кашляй в кулак. Чего? Билет? Не полагается. Ты прослужил только два месяца. Потерпи еще месяц.
– Без снимка помру.
– Пойди на бульвар да снимись.
– Не такой снимок. Вот горе в чем.
– Пойди, потолкуй с бухгалтером.
– Здрассте.
– Стань от меня подальше. Чего?
– Билет. За снимком.
– Голова с ухом! У меня касса, что ль? Сыпь к секретарю.
– Здра… тьфу. Кха. Рррр!..
– Ты ж был у меня уже. Мало оплевал? Иди к начальнику.
– Здравия жела… кха… хр…
– Да ты что, смеешься? Курьер, оботри мне штаны. Катись к доктору!
– Драсти… Не дают!
– Что ж я сделаю, голубчик? Идите к начальнику.
– Не пойду, помру… Урр…
– А я вам капель дам. На пол не падай. Санитар, подними его.
Через две недели
– С нами крестная сила! Ты ж помер?!
– То-то и оно.
– Так чего ты ко мне припер? Ты иди, царство тебе небесное, прямо на кладбище!
– Без снимка нельзя.
– Экая оказия! Стань подальше, а то дух от тебя тяжелый.
– Дух обыкновенный. Жарко, главное.
– Ты б пива выпил.
– Не подают покойникам.
– Ну, зайди к начальнику.
– Здрав…
– Курьеры! Спасите! Голубчики, родненькие!!!
– Куда ты с гробом в кабинет лезешь, труп окаянный?!
– Говори, говори скорей! Только не гляди ты на меня, ради Христа.
– Билетик бы в Москву… за снимком…
– Выписать ему! Выписать! Мягкое в международном. Только чтоб убрался с глаз моих, а то у меня разрыв сердца будет.
– Как же писать?
– Пишите: от станции Зерново до Москвы скелету такому-то.
– А гроб как же?
– Гроб в багажный!
– Готово, получай.
– Покорнейше благодарим. Позвольте руку пожать.
– Нет уж, рукопожатия отменяются!
– Иди, голубчик, умоляю тебя, иди скорей! Курьер, проводи товарища покойника!
Главполитбогослужение *
Конотопский уисполком по договору от 23 июля 1922 г. с общиной верующих поселка при ст. Бахмач передал последней в бессрочное пользование богослужебное здание, выстроенное на полосе железнодорожного отчуждения и пристроенное к принадлежащему Зап. ж. д. зданию, в коем помещается жел.-дорожная школа.
…Окна церкви выходят в школу.
Из судебной переписки
Отец дьякон бахмачской церкви, выходящей окнами в школу, в конце концов не вытерпел и надрызгался с самого утра в день Параскевы Пятницы и, пьяный как зонтик, прибыл к исполнению служебных обязанностей в алтарь.
– Отец дьякон! – ахнул настоятель,– ведь это же что такое?.. Да вы гляньте на себя в зеркало: вы сами на себя не похожи!
– Не могу больше, отец настоятель! – взвыл отец дьякон,– замучили, окаянные. Ведь это никаких нервов не х-хва… хва… хватит. Какое тут богослужение, когда рядом в голову зудят эту грамоту.
Дьякон зарыдал, и крупные, как горох, слезы поползли по его носу.
– Верите ли, вчера за всенощной разворачиваю требник, а перед глазами огненными буквами выскакивает: «Религия есть опиум для народа». Тьфу! Дьявольское наваждение. Ведь это ж… ик… до чего доходит? И сам не заметишь, как в ком… ком… мун… нистическую партию уверуешь. Был дьякон, и ау, нету дьякона! Где, спросят добрые люди, наш милый дьякон? А он, дьякон… он в аду… в гигиене огненной.
– В геенне,– поправил отец настоятель.
– Один черт,– отчаянно молвил отец дьякон, криво влезая в стихарь,– одолел меня бес!
– Много вы пьете,– осторожно намекнул отец настоятель,– оттого вам и мерещится.
– А это мерещится? – злобно вопросил отец дьякон.
– Владыкой мира будет труд!! – донеслось через открытые окна соседнего помещения.
– Эх,– вздохнул дьякон, завесу раздвинул и пророкотал: – Благослови, владыка!
– Пролетарию нечего терять, кроме его оков!
– Всегда, ныне и присно и во веки веков,– подтвердил отец настоятель, осеняя себя крестным знамением.
– Аминь! – согласился хор.
Урок политграмоты кончился мощным пением «Интернационала» и ектений:
– Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…
– Мир всем! – благодушно пропел настоятель.
– Замучили, долгогривые,– захныкал учитель политграмоты, уступая место учителю родного языка,– я – слово, а они – десять!
– Я их перешибу,– похвастался учитель языка и приказал: – Читай, Клюкин, басню.
Клюкин вышел, одернул пояс и прочитал:
Попрыгунья стрекоза
Лето красное пропела,
Оглянуться не успела…
– Яко Спаса родила!! – грянул хор в церкви.
В ответ грохнул весь класс и прыснули прихожане.
Первый ученик Клюкин заплакал в классе, а в алтаре заплакал отец настоятель.
– Ну их в болото,– ошеломленно хихикая, молвил учитель,– довольно, Клюкин, садись, пять с плюсом.
Отец настоятель вышел на амвон и опечалил прихожан сообщением:
– Отец дьякон заболел внезапно и… того… богослужить не может.
Скоропостижно заболевший отец дьякон лежал в приделе алтаря и бормотал в бреду:
– Благочестив… самодержавнейшему государю наше… замучили, проклятые!..
– Тиш-ша вы,– шипел отец настоятель,– услышит кто-нибудь, беда будет…
– Плевать…– бормотал дьякон,– мне нечего терять… ик… кроме оков.
– Аминь! – спел хор.
__________
Примечание «Гудка»:В редакции получен материал, показывающий, что дело о совместном пребывании школы и церкви в одном здании тянется уже два года. Просьба всем соответствующим учреждениям сообщить, когда же кончится это невозможное сожительство?
М. Б.
Брачная катастрофа *
Следующие договоры признаются обеими сторонами, как потерявшие силу: 1) договор: бракосочетания Е. К. В. герцога Эдинбургского.
С.-Петербург, 22 января 1874 г.
(Выдержка из англо-советского договора)
Новость произвела впечатление разорвавшейся бомбы.
I
Через три дня по опубликовании в газете «Руль» * появилось сообщение:
«Нам сообщают из Москвы, что расторжение договора о браке его королевского высочества вызвало грандиозное возмущение среди московских рабочих и в особенности транспортников. Последние всецело на стороне симпатичного молодожена. Они проклинают Раковского, лишившего герцога Эдинбургского возможности продолжать нести сладкие цепи Гименея, возложенные на его высочество в г. С.-Петербурге 50 лет тому назад. По слухам, в Москве произошли беспорядки, во время которых убито 7000 человек, в том числе редактор газеты „Гудок“ и фельетонист, автор фельетона „Брачная катастрофа“, напечатанного в № 1277 „Гудка“».
II
Письмо, адресованное Понсонби:
«Свинья ты, а не Понсонби!
Какого же черта лишил ты меня супруги? Со стороны Раковского это понятно – он большевик, а большевика хлебом не корми, только дай ему возможность устроить какую-нибудь гадость герцогу. Но ты?!
Вызываю тебя на дуэль.
Любящий герцог Эдинбургский».
III
Разговор в спальне герцога Эдинбургского:
Супруга. А, наконец-то ты вернулся, цыпочка. Иди сюда, я тебя поцелую, помпончик.
Герцог (крайне расстроен).Уйди с глаз моих.
Супруга. Герцог, опомнитесь! С кем вы говорите? Боже, от кого я слышу эти грубые слова? От своего мужа…
Герцог. Фигу ты имеешь, а не мужа…
Супруга. Как?!
Герцог. А вот так. (Показывает ей договор.)
Супруга. Ах! (Падает в обморок.)
Герцог (звонит лакею).Убрать ее с ковра.
(Занавес.)
Эм.
Игра природы *
А у нас есть железнодорожник с фамилией Врангель…
Из письма рабкора
Дверь, ведущую в местком станции М., отворил рослый человек с усами, завинченными в штопор. Военная выправка выпирала из человека.
Предместком, сидящий за столом, окинул вошедшего взором и подумал: «Экий бравый…»
– А вам чего, товарищ? – спросил он.
– В союз желаю записаться,– ответил визитер.
– Тэк-с… А вы где работаете?
– Да я только что приехал,– пояснил гость,– весовщиком сюды назначили.
– Тэк-с. Ваша как фамилия, товарищ?
Лицо гостя немного потемнело.
– Да фамилия, конечно…– заговорил он,– фамилия у меня… Врангель.
Наступило молчание. Предместком уставился на посетителя, о чем-то подумал и вдруг машинально ощупал документы в левом кармане пиджака.
– А имя и, извините, отчество? – спросил странным голосом.
Вошедший горько и глубоко вздохнул и вымолвил:
– Да, имя… ну, что имя, ну, Петр Николаевич.
Предместком привстал с кресла, потом сел, потом опять привстал, глянул в окно, с окна на портрет Троцкого, с Троцкого на Врангеля, с Врангеля на дверной ключ, с ключа косо на телефон. Потом вытер пот и спросил сипло:
– А скудова же вы приехали?
Пришелец вздохнул так густо, что в предместкоме шевельнулись волосы, и молвил:
– Да вы не думайте… Ну, из Крыма…
Словно пружина развернулась в предместкоме.
Он вскочил из-за стола и мгновенно исчез.
– Так я и знал! – кисло сказал гость и тяжко сел на стул.
Со звоном хлопнул ключ в дверях. Предместком, с глазами, сияющими как звезды, летел через зал 3-го класса, потом через 1-й класс и прямо к заветной двери. На лице у предместкома играли краски. По дороге он вертел руками и глазами, наткнулся на кого-то в форменной куртке и ему взвыл шепотом:
– Беги, беги в месткоме дверь покарауль! Чтоб не убег!..
– Кто?!
– Врангель!..
– Сдурел!
Предместком ухватил носильщика за фартук и прошипел:
– Беги скорей, дверь покарауль!..
– Которую?!
– Дурында… Награду получишь!..
Носильщик выпучил глаза и стрельнул куда-то вбок… За ним – второй.
Через три минуты у двери месткома бушевала густая толпа. В толпу клином врезался предместком, потный и бледный, а за ним двое в фуражках с красным верхом и синеватыми околышами. Они бодро пробирались в толпе, и первый звонко покрикивал:
– Ничего интересного, граждане! Попрошу вас очистить помещение!.. Вам куда? В Киев? Второй звонок был. Попрошу очистить…
– Кого поймали, родные?
– Кого надо, того и поймали, попрошу пропустить…
– Деникина словил месткомщик!..
– Дурында, это Савинков убег… А его залопали у нас!
– Я обнаружил его по усам,– бормотал предместком человеку в фуражке,– глянул… Думаю, батюшки – он!
Двери открылись, толпа полезла друг на друга, и в щели мелькнул пришелец…
Глянув на входящих, он горько вздохнул, кисло ухмыльнулся и уронил шапку.
– Двери закрыть!.. Ваша фамилия?
– Да Врангель же… да я ж говорю…
– Ага!
Форменные фуражки мгновенно овладели телефоном.
Через пять минут перед дверьми было чисто от публики и по очистившемуся пространству проследовал кортеж из семи фуражек. В середине шел, возведя глаза к небу, пришелец и бормотал:
– Вот, Твоя воля… замучился… В Херсоне водили… в Киеве водили… Вот горе-то… В Совнарком подам, пусть хоть какое хочут название дадут…
– Я обнаружил,– бормотал предместком в хвосте,– батюшки, думаю, усы! Ну, у нас это, разумеется, быстро, по-военному: р-раз – и на ключ. Усы – самое главное…
__________
Ровно через три дня дверь в тот же местком открылась и вошел тот же бравый. Физиономия у него была мрачная.
Предместком встал и вытаращил глаза.
– Э… вы?
– Я,– мрачно ответил вошедший и затем молча ткнул бумагу.
Предместком прочитал ее, покраснел и заявил:
– Кто ж его знал…– забормотал он…– гм… да, игра природы… Главное, усы у вас, и Петр Николаевич…
Вошедший мрачно молчал…
– Ну что ж… Стало быть, препятствий не встречается… Да… Зачислим… Да, вот, усы сбили меня…
Вошедший злобно молчал.
__________
Еще через неделю подвыпивший весовщик Карасев подошел к мрачному Врангелю с целью пошутить.
– Здравия желаю, ваше превосходительство,– заговорил он, взяв под козырек и подмигнув окружающим,– ну, как изволите поживать? Каково показалось вам при власти Советов и вообще у нас в Ресефесере?
– Отойди от меня,– мрачно сказал Врангель.
– Сердитый вы, господин генерал,– продолжал Карасев,– у-у, сердитый. Боюсь, как бы ты меня не расстрелял. У него это просто, взял пролетария…
Врангель размахнулся и ударил Карасева в зубы так, что с того соскочила фуражка.
Кругом засмеялись.
– Что ж ты бьешься, гадюка перекопская? – сказал дрожащим голосом Карасев.– Я шутю, а ты…
Врангель вытащил из кармана бумагу и ткнул ее в нос Карасеву. Бумагу облепили и начали читать:
«…Ввиду того, что никакого мне проходу нету в жизни, просю мне роковую фамилию сменить на многоуважаемую фамилию по матери – Иванов…»
Сбоку было написано химическим карандашом «удовлетворить».
– Свинья ты…– заныл Карасев.– Что ж ты мне ударил?
– А ты не дражни,– неожиданно сказали в толпе.– Иванов, с тебя магарыч!
