Текст книги "Последняя Осень Флойда Джеллиса"

Автор книги: Мигель Грейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

конфет, Я в нее вытряхиваю карманную мелочь. Кто бы

мог подумать, что моему коту взбредет в его кошачью голову

усесться на эту банку верхом. В этот момент Я все еще копался

в памяти, выискивая родное и близкое. Сокрушительный

удар по затылку заставил меня взвыть от неожиданности.

Нашкодившее существо скрылось молниеносно, оставив

меня с гудением в мозгу выгребать из-за шиворота холодные

груды мелочи.

Вдруг это знак? Примерно так Исаак Ньютон и открыл

свой закон притяжения. Может, мой худощавый черный кот

и есть этот нужный символ? И Я нарисовал его – с непропорционально

гигантской головой и четырьмя треугольными

зубами. Это заслуженная пародия. Голова все еще трещала,

словно меня припечатали черенком от лопаты.

– Иди сюда, поганый Ньютон! Я надеру твой черный зад,

прежде чем его увековечить.

Но он не вернулся – наверное, гордо отправился навстречу

новым приключениям.

Кот – Ньютон.

Или просто мое неоправданное сверх-Я.

Глава 4

Кое-что о Джейн

Как зачарованный, Я провожал взглядом парящий в небе

косяк журавлей.

Эхо их развеселых воплей отдавало железом. Никогда

вживую не видел ничего подобного. Может, пару раз на

видео, но чтобы так – никогда.

Как жалко, что Джейн сейчас не со мной.

И это волшебное зрелище было тут же разрушено входящим

звонком моего лжеагента.

– Да… Але, черт возьми!

– Але… Флойд, ты будешь сейчас приятно удивлен…

– Вот как? Ты нашел себе другого художника и намерен

заняться его продвижением?

– Нет. Георг Лиамо… помнишь, Я говорил, что мы могли

бы отжать у него помещение под твою выставку? Так вот, он

согласен! Я пообещал ему, что мы нехило раскрутим этот выставочный

центр, будут журналисты, модели, светские львы

и MС Soroll!

– Это кто, интересно, тебе сказал, что он там будет?

– Черт, ну неужели ты не сможешь его никак привлечь?

За это они берут на себя бар и мы не платим за место. Понимаешь?

Все бесплатно… от нас только ты, гости и твои картины!

Ты посмотрел тот фильм, который Я тебе скинул, про

уличных художников?

– Посмотрел…

– Ну и как он тебе?

– Как барану новые ворота. Слушай, выходит, если мы избавились

от потребности платить за место, значит, нам нужно

куда меньше денег, да? Я говорю о тех четырех тысячах

долларов, которые ты насчитал за все это действо.

– Эм… пам-пам-пам. Как бы это сказать. Нет, нам попрежнему

нужны эти деньги, это позволит сделать мероприятие

еще бесшабашней и красочней. Модельки-официантки,

декор и все такое. Кстати, Я нашел тебе еще одну работу: тут

есть один портал, и им нужен человек, который будет каждодневно

писать статьи про лошадей.

– Да ты вконец, что ли, охренел?? Мало того, что ты выдумал

нереально огромную сумму, так еще и хочешь, чтобы

Я батрачил на нее? А что будешь делать ты? Пожинать плоды

«нашей успешности»? Вот сам садись и пиши про своих лошадей,

придурок!

– Флойд, ну ты же работал на ферме, наблюдал за их повадками.

И пишешь вроде куда ни шло…

– Да, наблюдал. И вот что Я тебе скажу: если бы у меня

был выбор между тобой и лошадью, моим агентом стала бы

лошадь!

Я повесил трубку. Меня трясло от злобы и возмущения.

Этот кретин уселся мне на шею, и, кроме ежедневной трепли,

ничего не происходит. Лишь встреча с Джейн – настоящий

подарок из всего, что он сотворил. У таких людей язык

подвешен настолько, что, еще толком не начав ходить, они

уже умеют завязывать галстук. Может, скажу недостойное,

но с радостью бы отдал десяток Ринго за одного воскресшего

Мартина.

Придя домой, Я накатал злобное, сочащееся желчью письмо.

Смысл его был в следующем: Я отправлю Ринго в отставку,

если по прошествии этой недели не увижу весомых

плодов нашего союза. Также Я прикрепил рисунок с котом

Ньютоном и огромной надписью IGNORE: к завтрашнему

утру мне нужно около трехсот наклеек с этой иллюстрацией.

Жестоко, но пусть уж попотеет, если хочет жрать икру.

Ужасный человек.

Этим вечером Я не рисовал. Улегся в постель, решил

досмотреть присланную кое-кем мудянку про граффити.

В общем-то, местами интересно, но меня не покидало чувство

какого-то гротескного оболванивания. Все эти стритарт-

художники, такие огорченные, что их живопись сверлит

массы и уходит с молотка. Они ведь всячески борются с серой

действительностью, только не совсем понятно, почему

на сайте каждого – онлайн-магазин с их работами на всем

этом барахле. Все так или иначе делают деньги.

А Я ложусь спать.

Пробудился Я ранним утром. Часов в пять-четыре. Проснулся

не сам, меня разбудила мама. Сказала, чтобы Я одевался

и спускался завтракать. В пять утра? Мой сонный

мозг был в замешательстве. Стоило мне выйти из комнаты,

как мама принялась судорожно хлопать дверцами моих

шкафов. Что происходит? Внизу за кухонным столом пил

чай отец.

– Пап… война началась? – до холода в затылке страшно.

– Нет. Мы с мамой решили отвезти тебя в лагерь.

– Че?.. Какой лагерь, мне ведь почти двадцать пять лет?

– Сядь и ешь. Я также не в курсе. Но так надо. Это ненадолго.

Недели две-три.

Может быть, мне все это снится? Как иначе объяснишь

такое?

Спустилась мама с чемоданом в руках. Почему мне никто

не смотрит в глаза?

– Эй… РОДИТЕЛИ. Скажите что-нибудь!

Но они не сказали. Молча вышли в прихожую и стали

обуваться. Потом завели машину на улице.

А Я сижу себе на кухне и кофе пью. Ох и жутко мне было.

Словно это не мои родители и проснулся Я не в том доме.

Интересно, что они будут делать дальше: сидеть в машине,

пока Я не выйду? Тогда можно вернуться в постель. Но нет,

они начали мне сигналить. В пять-то утра. Пришлось выйти

из уважения к соседям. Я подошел к машине и встал как вкопанный.

Даже не смотрю на них. Вглядываюсь куда-то вдаль,

будто я чертов пейзажист и сейчас усядусь за мольберт. Папа

указал мне жестом на заднее сиденье.

Да и бог с вами. Может, все это какой-то дурацкий сюрприз

– типа семейного отдыха или поездки в Диснейленд?

Тогда почему мы выезжаем и молчим? Из уважения к немым?

Нет, это не может быть простой поездкой… наверное,

у нас кто-то умер. Какой-то родственник, и все в печали. Да,

точно. А папа просто отшутился, типа «в лагерь» – ха-ха-ха.

Но мне все кажется подозрительным этот маршрут. Мы

уже минут двадцать едем среди каких-то лесов-палисадников.

Ладно, это все пустое. В общем, Я выказал всем свой

протест и решил опять отвалиться спать. Надеюсь, Я проснусь

в каком-то чудном месте с солнечно-улыбчивыми

родителями и задушевной музыкой.

Когда спустя время Я открыл глаза, мы уже никуда не

ехали. Стояли на месте. Точнее, Я стоял – в машине больше

никого не было. Из лежачего положения перебираюсь в сидячее.

Смотрю в окно и вижу какое-то белое здание среди

хвойных дебрей-зарослей. Что-то на лагерь это совсем не похоже.

Мгновенно схватываю дежавю: когда-то Я уже говорил

это. Ой, вот только не надо тут, что на самом деле Я-то ненормальный,

окончен бал, а вот финал.

Выхожу из машины и гляжу по сторонам. Никого. Через

пять минут Я закурил, через десять – сходил в кусты пописать.

Может, это мои родители не в себе и им хотелось, что

бы Я их проводил? Нет, это уж навряд ли. Иду к пикам-воротам,

что так замотаны диким виноградом. Тут, кстати, есть

домофон.

– Алло, алло-о. – Я звоню в домофон. – Родители —

прекратите-ли, поехали домо-о-ой.

Никакого ответа. Да уж, волшебное приключение. И Я уже

хочу сесть обратно в машину, как ворота распахиваются с отвратительным

писком. Недолго думая Я захожу на территорию.

Это похоже на какой-то «сад земных наслаждений»: тут

вам и остриженные кустики со скамеечками, и даже фонтан

в виде какой-то уродливой рыбы. Направляюсь непосредственно

к зданию; оно в три этажа и довольно-таки большое,

слишком выбеленное, с серой черепичной заостренной крышей.

По пути к нему Я встречаю угрюмого парня лет двадцати,

он отрешенно смотрит под ноги и что-то бубнит. Мда,

сдается мне, это вовсе не лагерь, а приют для обездоленных

шизиков. Невероятно, каким ветром сюда занесло моих родителей,

а с ними меня самого. Поднимаюсь по ступенькам.

Уже у дверей меня встречает женщина в переднике, как

у Мэри Поппинс.

– Здрасьте… Я, видимо, это…

Она молча отворяет передо мной дверь, предлагая зайти.

Какой-то чертов сюр! Я захожу. Внутри уютней, чем снаружи.

Фоном играет «Осень» Вивальди, а стены украшают

живописные панно. Безжизненная тетенька проводит меня

по коридорам, и Я в который раз убеждаюсь в нелогичной

величине этого дома. Через минуту оказываюсь возле своих

безмолвных родителей. Они сидят на стульчиках напротив

двери из черного дерева.

– Вот вы где… дорогие мои старики, дайте Я вас сейчас

расцелую…

Ноль эмоций.

– Слушайте, ну мы что тут, все разом спятили, что ли?

Я сажусь на корточки, пытаясь поймать их поникшие

взгляды, но безрезультатно.

– Послушайте, ну сколько это может продолжаться?

Почему вы не хотите меня слушать?

– Напротив. Мы все здесь собрались, чтобы выслушать

вас, – говорит волшебно-уверенный мужской голос из-за

моей спины. Я оборачиваюсь и вижу, собственно, самого

мужика. Он таинственно высунул голову из-за двери и любознательно

на меня смотрит. Уверенность его серых глаз меня

смущает.

– Вы еще кто такой? – говорю.

– А кем бы вам хотелось меня видеть? – Вот дурак. Улыбается,

словно подстрелил чем-то остроумным.

– Мне бы хотелось, чтобы вы оказались нашим далеким

больным сородичем, которого мы вынуждены навещать раз

в столетие.

И он засмеялся. Так по-кретински закрякал – можно

представить, что пародирует самку белой совы в брачный период.

Затем распахнул дверь и театральным жестом пригласил

нас всех пройти в кабинет. Родители тут же в него подорвались,

как будто этого им хотелось больше всего на свете.

Наверное, вы можете себе представить, какой полет сумбурных

мыслей шествовал и завывал в моей черепной коробке.

В обетовальне этого «доктора» дико воняло мебелью. Я и забыл,

что мебель может так вонять. Здесь не было ничего

особенного – кабинеты всех этих «специалистов» мало чем

отличаются: стол, стулья, стопки бумажек, книжки с затертыми

корешками и большое окно с унылой вербой за ним.

– Между прочим, послезавтра Пасха. Самое время красить

яйца и печь куличи. Зачем мы приперлись сюда в такую

рань?

– Сядь! – вдруг крикнул папа. Уже хорошо. Уже хоть что-то.

– Не стоит, – говорит этот загадочный мужик. Чего это

не стоит? С чего это он командует нами, как драный дрессировщик?

Я уселся на предоставленный мне стул в надежде

наконец-то откопать смысл этой бессмыслицы. В помещении

стало тихо. Я не отрываясь следил за этим типом. Было

видно, что он вот-вот начнет что-то толковать, как только

уляжется драматическая пауза. Из нагрудного кармана своего

старинного жилета он достал очки и тут же принялся их

протирать. Быть может, он еще репетирует свою речь, а может,

просто давно не протирал свои очки. В любом случае

мне дико хотелось скорее закончить все это и вернуться домой.

После двух километров ходьбы по комнате взад и вперед

неказистый дяденька все-таки заговорил:

– Мой друг. Повод, по которому мы находимся здесь, заключен

в тебе. Не пугайся. Ничего криминального. Есть несколько

насущных вопросов, ответы на которые нам непременно

хотелось бы у тебя узнать. Зовут меня Карл, хотя это

имя ты наверняка забудешь. Я психолог, отчасти благодаря

тебе уже парапсихолог. Убежден, сейчас ты пребываешь

в некоем ступоре. «Какие ответы от меня хотят услышать,

что же происходит, ведь Я не сумасшедший». Уверяю, ты не

сумасшедший. У тебя, приятель, есть одна исключительная

особенность; может, кто-то это назовет даже даром. Но мы

убеждены, Я и твои дорогие родители, что все заходит немного

дальше положенного, и мы очень надеемся, что ты

поймешь услышанное… правильно.

– …Пока Я ни хрена не понимаю. У меня есть дар? Я могу

двигать взглядом предметы? Скажите, а почему мама привезла

сюда чемодан, полный моих вещей?

– Потому что, сынок, мы с отцом хотим, чтобы ты какоето

время пожил здесь. С доктором Карлом, – сказала мама.

– С доктором Карлом? А кто будет рисовать для Виты

Моне по триста баксов за штуку?

– Уверен, мой друг, мы решим эту проблему. Здесь нет

санитаров и смирительных рубашек, ты волен ходить куда

захочешь, звонить кому заблагорассудится. Я предоставляю

тебе комнату под жилье, – сказал этот самый доктор Карл.

– Подождите-ка. Но как же так? Вы ведь сказали, что Я не

сумасшедший?! Почему же Я должен тут находиться? Я видел

парня в саду. Он конченый психопат. Среди ему подобных

Я быстрее двинусь, чем пойму хоть что-то.

– Мой Друг…

– Нет, Я вам не друг! Никому из вас. Я искренне верил

в то, что вы желаете мне лучшей жизни. И что теперь?

Вы вот так уедете, оставив меня?

Отец вдруг поднялся и подошел ко мне. Осталось только

отвернуться. Здесь слишком пахнет чьим-то лицемерием.

Лицемерием с примесью гнусной мебели!

– Сын, мы слишком долго играли в твои игры. Потакали

твоим фантазиям. Ни я, ни твоя мать не хотим для тебя плохой

участи. Но так больше не может продолжаться. Не может.

Лиза обеспокоена тем, что происходит с твоим рассудком.

Она сказала нам, что…

– Кто такая Лиза?

Повисла отупляющая пауза. Разом все начали разглядывать

пол. Никогда еще Я не чувствовал себя таким искалеченно-

отдаленным. Сейчас Я и мои родители – жители чуждых

друг другу материков, но, черт возьми… кто такая Лиза?

– Почему вы все замолчали… КАКАЯ ЛИЗА?!! – горло

вскипело от крика.

– Лиза – это твоя девушка… – пояснил врач.

– Мою девушку зовут Джейн Лавия Ротт! А ее предшественницу

– Девочка-Радио…

– Дорогой друг, ты называешь вымышленные тобой имена

одного и того же человека. Ее имя Лиза, она твоя единственная

девушка, и ей так же, как и нам, надоело играть

в игры «пассивной фантазии», – поганый врач резал без

ножа. В чем это он уверяет меня? Но родители, родители

вдумчиво кивают, подтверждая этот бред. Нет, нет, нет…

послушай-ка. Все не так. Ведь у тебя есть глаза, чтобы видеть,

и память, чтобы помнить.

– Вы мне врете. Врете, точно! У Девочки-Радио глаза зеленые,

а у моей Джейн – карие.

Карл ухмыльнулся. И его нахальная ухмылка словно заполонила

собою комнату. Хотелось бежать. Бежать не оглядываясь

от всего этого.

– А какого цвета волосы у этих ваших девушек, мистер

Джеллис?

Сукин ты сын! Он завел меня в тупик и вот уже добивает

штыком.

Мои слезы стекают за воротник, а холод в затылке шепчет,

что все это – начало конца, и Я сам так тщательно его

себе приготовил. Один, совершенно один, среди корешков

потертых книг, с чужими и случайно родными родителями —

Я вспомнил…

Да, неожиданно вспомнил… кое-что о Джейн…

Глава 5

Детям нужны волны

Не хочу и не буду рассказывать о том, что побудило меня

здесь остаться.

Ввиду последних событий мне приходится все сложнее.

Чертов доктор Карл то и дело пичкает меня какой-то лажей

о силе духа и силе разума. Могу поспорить, все пытается

найти открытое окно и влезть через него в мое сознание.

Я плохо сплю и практически не ем, может, потому, что сия

пища – дерьмо, а может, просто сыт по горло. Так или иначе,

Я решил отстраниться на время от всего меня окружающего.

Даже вырубил телефон.

Пару раз залезал в Сеть через ноут (здесь даже имеется Fi), но, как уже давно убедился, делать там нечего.

Счет времени потерян. Вот уж не думал, что придется

встретить свой юбилей в сумасшедшем доме. И пусть они

талдычат, что это оздоровительный центр и всякое такое…

мне давно все понятно. Радостно, что не дают лекарств.

Не знаю, может, колют мне что-то в задницу, пока сплю, но

это вряд ли. Порой веселю себя воспоминаниями о мировых

творцах, прошедших через подобные заведения. Но когда

сталкиваешься с этим лицом к лицу, становится не до шуток.

Мне абсолютно не хочется рисовать. Дни напролет Я лежу на

кровати и лицезрю потолок. Этот дурацкий доктор – он как

заноза: стоит выйти на прогулку, как чувствую его взгляд на

своей спине. Пару раз даже хотелось огреть его чем-нибудь

тяжелым, но боюсь последствий. Пытается закрутить беседу:

все плохие, один он друг-соратник. Нет уж, фигушки.

Вчера прикатывали родители. Привезли книгу Ирвинга

Стоуна «Муки и радости» и килограмм мандаринов – можно

подумать, живя дома, Я пожирал их в таких количествах. Почти

не проронил ни слова, слушал. А как еще мне себя вести

после всего этого? О таком летнем лагере и мечтать не мог.

После обеда Я решил выйти покурить в сад. В тени недавно

позеленевших деревьев на лавочке ютилась довольно

странноватая на вид «пара влюбленных». Миниатюрный парень

со впалыми щеками и огненно-рыжая девушка лет семнадцати.

Они сидели вплотную, но за все время, пока Я их

разглядывал, не проронили ни слова. Может, греются на

солнце… или слушают птиц. Наверное, не следует их беспокоить,

но с отъездом родителей Я все больше жаждал человеческого

общения. А тут его мог предоставить только этот

вечно навязчивый доктор Карл. На самом деле Я не такой уж

парень-рубаха, мне сложно даются знакомства, тем более

если действие происходит в психиатрической лечебнице.

Но тут уж ничего не попишешь. Я отсчитал ровно семнадцать

шагов до обитаемой скамейки-лавочки и, даже стоя

перед ними на расстоянии вытянутой руки, все чувствовал

дурацкую неуверенность.

На ум пришло только протянуть им открытую пачку

сигарет.

– Мы не курим, – сказала небывало рыжая девушка.

– Понятно… эм… Скажите, а вы давно здесь находитесь?

В плане… общей местности.

Я ощутил себя небывало тупым и неграмотным корреспондентом.

– Я ровно год. Он – чуть больше года, – сказала огненная

девочка, звонко отстукивая костяшками по лавке.

– Понятно. А-а-а… скажите… вам, случаем, не дают лекарств?

Ну… Я просто тут новенький и пытаюсь как-то реабилитироваться…

что ли. Кстати, меня зовут Флойд, будем

знакомы…

– А я Вероника… А его зовут…

– Квадрат! – выпалил вдруг юнец совсем не юным голосом.

– Квадрат? Что за имя такое… странное? – в принципе,

Я не в том месте, чтоб удивляться именам.

– Это старое имя… очень старое… – сказал серьезно

юноша.

– Да… старое… геометрическое. Хорошо, ладно. Квадрат

– Вероника, Я запомнил. В общем, мне не дают никаких

лекарств, но, судя по всему… Я слегка тоже не в себе,

и поэтому вот решил у вас поинтересоваться, как тут проходят

все эти лечения?

– Это очень хорошая клиника. Здесь не держат страшных

больных, а только людей с малыми психическими расстройствами.

К каждому свои подходы, но нам очень нравится,

Флойд, мы здесь познакомились, полюбили и хотим остаться

навсегда, – улыбаясь, сказала Вероника. Я все смотрел на ее

мистически рыжую голову и брови. Никогда не видел ничего

такого рыжего. Мне даже стало стыдно, что глазею с таким

интересом.

– А… Не знаю, прилично это или нет… Но, поскольку

мы все тут обитаем, можно поинтересоваться про ваши эти

самые… психические расстройства?

– Я пишу стихи, – сказала Вероника, – пишу их в уме

и тут же забываю. Я не люблю стихи и никогда их не читала,

но они сами пишутся и пишутся в моей голове. Это очень мне

мешает. Приходится постоянно о чем-нибудь думать, лишь

бы не писать дурацкие стихи. Страдаю от бессонницы, как ни

закрою глаза – строчки, строчки… Если бы не доктор Карл

и не наша встреча, – она звонко чмокнула в щеку Квадрата,

– не знаю, что бы со мной стало. Лишь это место и мысли

о нашей любви помогают жить спокойно… жить как все.

– М-м-м… – промычал Я. – А ты… Ква… Квадрат?

– А я боюсь львов.

– …В плане львов?

– Боюсь живых львов.

– Да, но тут же они не водятся…

– Они могут задрать меня, пока иду в магазин и не вижу

их. Могут задрать. Со спины.

– Они не могут задрать тебя, потому что они живут

в Африке. А мы не в Африке, понимаешь? – сказал Я. И вроде

как убедительно сказал.

– Львы есть в зоосаде. Из зоосада они как-нибудь удерут,

и мы сможем столкнуться.

– Черт, но это ведь бред. Один из миллиарда, что они удерут,

и один из трех миллиардов, что они бы встретили именно

тебя.

Не знаю, как нельзя понять таких простых истин. И даже

не могу припомнить, когда Я в последний раз кому-то доказывал

нечто подобное. Вдруг Я поймал себя на мысли, что

делаю это впервые, и мне даже стало радостно, что где-то таился

совсем не пройденный маршрут, который удалось отыскать.

В каком дивном месте Я очутился! Конечно же, это была

всего лишь скудная попытка самоувеселения, но этот парень

– он искренне верит, что его могут пожрать львы.

Сколько бы доводов Я ему ни приводил, львы постоянно из

них выпутывались и все так же грозились его разыскать.

– А почему ты здесь, Флойд? – внезапно спросила Вероника.

– А Я Художник…

– Безумный Художник? – забыв о львах, поинтересовался

Квадрат.

– Нет, не безумный. Скорее… причудливый. Эм… у меня

что-то с памятью. Я искренне верил, что моя бывшая девушка…

и нынешняя – разные люди.

– А выяснилось? – хором протянули мои слушатели.

– А вот выяснилось, что это… Лиза. Хотя Я такого не помню.

Черт, короче говоря, получается, что мы знакомились

два раза… и она притворялась. Играла по моим правилам, —

сейчас мне это даже показалось трогательным в какой-то

мере. Вероника и ее Квадратный парень задумчиво распахнули

рты, разглядывали меня в надежде на продолжение

истории. – Но уверяю вас, господа, что Я не сумасшедший!

У меня даже будет выставка осенью, да… там будут мои картины,

много картин. Придут люди, надеюсь, по крайней мере.

– А львы там будут? – взволнованно спросил Квадратный.

– НЕТ!.. Если только светские львы. Но они не страшные.

Только пьют и смеются.

– Значит, ты собираешься пробыть тут до осени? – поинтересовалась

Вероника.

– Конечно нет! Я тут только из-за своих родителей. Они

очень обеспокоены, понимаешь? Может быть, все это

и к лучшему. Посижу недельку-другую, все взвешу, а потом

позвоню своему агенту, он меня и заберет. Мне тут не очень

комфортно. И этот странный доктор. Вы не знаете, почему

тут не дают на завтрак молока?

– А какое молоко тебе нужно? – уточнил Квадрат.

– Какой глупый вопрос. Человеческое, разумеется! Ладно,

приятно было с вами поболтать. Надеюсь, еще увидимся.

Пойду к себе в палату… в комнату.

И Я неспешно побрел в свою камеру-обскуру. Черт, они

счастливые люди. Втрескаться в лечебнице, да еще и мечтать

тут о вечном обитании. Почему мне дается всегда все слишком

усложненное?..

Лучше бы мне бояться львов или писать стихи в уме, чем

убеждаться и верить в собственные повестушки. Я даже

перестал идти, остановился и печально прокрутил в мозгу,

с чего начинал и чем заканчиваю. Это какая-то маразматич

ная фантастика – вся эта история и… Лиза. Почему мне не

запомнилось это имя? Оно не такое уж и некрасивое. Дикая

Лиза или бедная… как там ее, та сказка, где она вязала из

крапивы рубашки для своих братьев-цапель. О Сальвадор,

вот оно – постоянство памяти!

Как же это так… и где теперь эта Лиза? По какому праву

не навещает меня?.. Может, это Я дал ей указание, а теперь

забыл о нем? Да, ну и придурок ты тогда, что сказать.

В обетовальне меня уже поджидал доктор. Да, это как

бы личное пространство, а он вновь в него вторгся. Даже не

удосужился повернуться ко мне. Стоит себе, высматривает

в окне что-то. Мое здешнее проживание походит на какуюто

скудную киноленту про мальчика и доктора, что всегда

мысленно держит кулачки. Ну и муть. Я осмотрелся и пересчитал

привезенные родителями мандарины. Все на месте.

Тогда что ему тут нужно?

– Вы вроде как в моей комнате находитесь.

Я разглядывал его дурацкую спину сквозь солнечные лучи

и парящую в них пыль. Доктор вдруг тяжело вздохнул и, медленно

повернувшись, начал свое:

– Эх, мой друг…

– Ой, вот только не надо этого «друг». Выглядит, словно

вы отдали мне свою почку, а Я стою перед вами в слюни.

Мне подмывается на днях сделать ноги. Чего? Вы же видите,

клиент жив, здоров, адекватен. Здесь не дают молока и к рисованию

не тянет. Иными словами, Я все осознал и отчаливаю,

спасибо вам, доктор!

– Могу Я узнать, чем ты намерен заняться по возвращении?

– светско-докторский тон. Смешно.

– Чем намерен… У меня выставка, буду к ней готовиться.

Если хотите, приходите, будет что вспомнить. – Это, конечно,

Я дал лишнего, но уверен, что он и не подумает прийти.

– Случайно не эта выставка? – и протягивает мне какуюто

открытку. Я беру ее и внимательно разглядываю. На ней

мой кот Ньютон и огромная IGNORE. Это… это приглашение

на наше мероприятие. Вот дата и время… «Флойд Джеллис

и его „F#CKing ART“».

С минуту провожу тщательный анализ… черт, ну Ринго

дает. Ха, наверное, переполошился, что Я в дурке, и теперь

пашет за троих. Молодец, что тут сказать. Я зацвел, так победно

зацвел и говорю:

– Да, это моя выставка! Та самая, вот видите…

– Это приглашение прикреплено к новому выпуску журнала

«SHOT-ART stories».

– Вот как? – Да, значит, Я все-таки не ошибся в выборе

агента. Гений, не иначе. Только как он все это провернул так

быстро?..

– Не знаю, о чем ты там сейчас думаешь, старина, но

твой Ринго, как ты его зовешь, к этому не имеет никакого

отношения.

С чего это он взял? И откуда знает, о чем Я думаю…

– А Я вовсе не об этом думал… Слушайте-ка, а что тогда…

– Можно воспользоваться твоим компьютером? Мы недавно

пустили гулять Wi-Fi по всей клинике. У нас тут есть

один автор, и ему периодически требуется публиковаться.

Да мало ли кому еще нужен Интернет в наше время, – сказал

Карл и расцвел в улыбке. Я улыбнулся в ответ, но какойто

абсолютно сбитой с толку улыбкой. Доктор включает мой

ноут и терпеливо внимает приветствию, затем выжидающе

и как-то слишком пристально смотрит мне в глаза и произносит:

– Набери-ка свое имя в Интернете.

– …Чего?

– Открой любой поисковик и просто введи свое имя.

– Имя… в смысле, прямо «Флойд Джеллис» писать?

– А тебя как-то иначе зовут? – говорит доктор.

Ладно, хорошо, Я просто был в легком недоумении. И зачем

это все? Ввожу ФЛОЙД Д… и поисковик дописывает —

…ЖЕЛЛИС.

О-го-го. Пуск, разряд, Enter!

Флойд Джеллис – популярный независимый

Художник-иллюстратор.

Самоучка, рисованием занимается с детства, активно

изучал «золотой век» европейской иллюстрации.

Владеет тринадцатью различными техниками

живописи, автор многочисленных обложек книг

и музыкальных рок-пластинок. Также занимается

мультипликацией, создал клипы для Odenomia

и MC Soroll. Работал в крупных издательствах,

среди которых бла-бла-бла…

Что это такое, блять???

– Что это такое?? Что это, черт возьми??

Я ошарашен. Смех сквозь ужас. Чертов Интернет кишит

моей мордой и картинами, что Я закончил совсем недавно.

Вот здесь можно скачать мои «7 смертных грехов», тут

«F#CK-ART print’s». Половина абсолютно нового, только

что увиденного, уже очухивается в моей заплесневелой памяти.

Оно шепчет: да, парень, как же ты забыл… популярный,

Популярный Художник. Призна-а-ание, ведь это было

так важно. Такая высоченная ступень, как же ты забыл…

Я слышу хриплый хохот сквозь дырявую пасть отрисованного

мной кота. Выбивают окна, лезут из всех щелей, визжат

и высвистывают. Браво, маэстро…. Браво!! Где же вы, доктор?

Всадите в меня успокоительное, поставьте капельницу,

заклейте глаза… усыпите! Нет, мне это не нужно, только не

такой поворот. Не существует, потому что несущественно.

Вихрь чертовых идеек, что Я забивал в картинки, – все это

вздулось, вспенилось и брызжет прям в лицо. Послушай, послушай…

нет. Не хочу. Не хочу слушать. Вы все мне врали.

Все, и собственные картины. Вот оно что… Я-то думал, что

тот клочок бумаги под столом – думал, что это аннотация

к задуманному мной мультфильму. Да, Я нашел его тогда.

Развернул и прочитал: «Если ты не в силах разукрасить

мир, попробуй его стереть». Теперь все понятно. Обрывки

из дневников, картинки. Проклятое море. Море для тех, кто

не умеет плавать. А мои детки уже карабкаются по рукам

и ногам, смеются. Еще бы…

…детям нужны волны.

Глава 6

– Молчанием проблему не решить. Ты ведь понимаешь,

в чем вся сложность? Твоя фантазия необузданна. Ты

живешь на стыке между вымышленным и настоящим.

Кошкам необязательно знать свою анатомию, чтобы приземляться

на лапы.

Твое воображение утверждает нечто аналогичное.

Оно, похоже, само решает, что оставить, а что стереть или

отредактировать.

С чего это началось? Ведь на все есть причины… Я знаю,

тебе очень сложно, но ты должен осознать, что с тобой происходит.

Ты ведь не фаталист. Убегаешь от прошлого, хотя

будущее тоже не интересует. Почему? Почему, добившись

успехов, став известным художником, ты вновь внушаешь

себе, что только в самом начале пути? Тебе не дают стимула

ни твои победы, ни любовь, ни поддержка родителей. Что

происходит в этой голове, откуда берется сценарий? Ответь

мне… Я прошу, ответь.

– Знаете, доктор, когда Я учился в педагогическом колледже…

– Нет, остановись. Стоп, стоп, стоп. Ты не учился ни в каком

колледже. Это очередные фантазии.

– Вот как? Я отлично понимаю детей. Буду хорошим отцом.

И брата своего воспитывал сам… по большей части.

Понимаю, вам, психологам, нравится рушить все одним махом,

но…

– У тебя нет брата. Ты один ребенок в семье. Один-единственный

любимый ребенок. Видишь, что происходит? Люди

вокруг носят данные тобой имена, реальные люди или же нереальные.

Это все – одна большая игра безграничной фантазии.

Агглютинация. Каждодневное моделирование.

Знаешь, каково нам всем? Делать вид, что мы с одной планеты.

Сплошная вереница – вымысел, реальность и Флойд

Джеллис, у которого вроде как «все в порядке». Ты не шизофреник,

и мы не против фантазий, но всему есть свой предел,

понимаешь?

– Откуда мне знать, что вы тоже не моя выдумка, если мой

собственный брат – лишь долбаный миф, как вы сказали.

– В том-то и дело, мой друг, что восприятие твое в норме.

Ты видишь меня перед собой и можешь дотронуться, а уже

завтра или через неделю внушишь себе, что Я твой дядя или

меня вовсе не было, а ты катался на байдарках. Ведь, по сути,

знакомясь с Лизой на улице, ты просто гулял один, а уже спустя

время придумал «прогулку с братом». Быть может, этот

самый брат – составная твоего эго, некий образ, в который

ты вложил что-то, как в тайник.

– Как скажете, святой отец.

– Святой отец?

– Ха-ха-ха. Как легко вас сбить с толку, доктор. Есть много

сраных «но» во всей вашей теории. Конечно же, легко

свалить все на выдумку, но, если, как выяснилось, Я всего-то

съехавший, но весьма популярный Художник, кто тогда Ринго?

Скажете, что Я тоже его изобрел? Лиза разговаривала

с ним при мне. А?..

– Проходимец, чьи интересы построены лишь на отмывании

денег. Люди втянуты в игру. Функционируют между

собой по твоим правилам. Мы ждали, действительно ждали,

когда спадут декорации. Но если ты даже научился сидеть

в Интернете через фильтр собственных глаз – что и говорить.

Мы все обсудили с вашими знакомыми, определили

тебя на ферму. Работа на природе, быть может, пошла бы на

пользу и твоя память взбунтовалась бы: «Как же так, Я ведь

известный Художник, а тут навоз и ковыряние в грядках», —

но… Там, на пасеке, тебя однажды покусали пчелы. Ха-ха,