Текст книги "Последняя Осень Флойда Джеллиса"

Автор книги: Мигель Грейс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

превратилась в лохмотья, и Я взяла на себя смелость купить

тебе новую.

И она показала ее. Серо-зеленый аналог моей, той, почившей,

капюшон с растрепанным псевдомехом, но главное

отличие – это был вариант полупальто. Что смотрится

вдвойне эффектней и прикрывает зад от холодов.

– Господи, Джейн! Я… Я… люблю тебя.

Это был один из лучших подарков, что мне приходилось

получать. Лавия, хитро улыбнувшись, махнула рукой, тут же

оставив меня.

Умилительно до непростительности.

Я пообещал себе, что через два дня, прогнав слабость,

встану на ноги. Идеи новых картин, как тесто на дрожжах,

забивают голову. И стены моей комнаты так мучительно

давят. Здесь фильмы не смотрятся и книги уже не читаются.

Я очень устал от самого себя и этих дурацких плавающих

мыслей. Приходится спать, чтобы не думать.

Приходится просто спать.

Так прошло еще два долгих-долгих дня, и вроде как мне

стало лучше.

Потом позвонил Ринго и сообщил, что написал мне

письмо. Это в его духе. Письмо было немаленьким. Читая

его, Я ощутил, с какой небывалой ответственностью подобраны

слова и как сладко вымощена эта дурацкая официальность.

Привет,

дорогой и непомерно уважаемый друг мой Флойд!

Надеюсь, тебе уже лучше. На днях меня посетила

магнетически-гениальная идея; она связана с тобой,

и, хочется верить, ты ее оценишь. Да будет тебе

известно, что в твоем «F#CKing ART»-сообществе

уже 2729 человек. Конечно, половина народу там

из-за вашей совместной работы с Soroll’ом, но тем

не менее начало уже положено. Справедливо будет

заметить, ты неплохо стартанул, и сейчас самое

время составить дальнейшую стратегию по развитию

творчества. Но так как ты сам – человек

творческий, а исходя из последних событий – еще

и склонный к экспериментам, вполне логично, что

будущее твое до конца никак не определено. Поэтому

Я, как верный друг, хочу предложить тебе свои услуги.

А именно – быть твоим art-агентом.

Как Я это вижу:

–е – мы делаем тебе крутой официальный сайт

дизайн которого ты создаешь сам);

–е – открываем интернет-магазин (где продаем

принты с твоими рисунками, а также футболки,

календари, кружки и т. д.);

–е – занимаемся рассылкой твоих работ на тематические

порталы, снимаем вирусные ролики, мутим

пару интервью;

и, наконец, 4-е – устраиваем тебе мегавыставку,

пиарить которую будем все лето, и уже осенью сможем

отгрохать что-то поистине феноменальное

с привлечением нужных людей и всевозможных массмедиа.

Я знаю, что ты и Джейн достойны светлого и актуального

будущего. Поэтому обещаю, что ты получишь

свое признание и молниеносно взлетишь к новым

высотам. Если ты согласен, то Я готов начать.

Мы будем наравне вкладывать в этот проект и так

же в итоге делить доход.

Грамотно рассчитаем путь, и все будет превосходно!

Я говорю это не как «корыстный бизнесмен», а как

лицо, заинтересованное в твоем росте. Поэтому, чувак,

– подумай. В случае, если ничего у нас не выйдет

и мы начнем терпеть убытки, – просто все прекращаем,

и никто никому не будет должен. 50 .50!

Поэтому прошу, хорошо подумай.

S. Кстати, нашел одну особу, которая готова забрать

всех твоих котят)

Ринго

Да, это, конечно, звучало сказочно, но, как кровь, сданная

на ВИЧ, нуждалось в тщательном анализе. Поэтому Я не торопился,

назло своему «будущему признанию и его головокружительным

высотам».

Мне вспомнился один парень, Тико. Он был в группе выпускников,

когда Я только поступил в колледж. В детстве

Тико переболел менингитом – это оставило свой отпечаток

на его поведении и даже голосе. Конечно, он казался странным

и многим даже смешным, но это не давало им права

подвергать его издевкам и гонениям. Над ним потешались

и называли дауном, а он, кстати, превосходно учился. Серь

езно, почти по всем предметам он мог заткнуть любого из

них за пояс. И когда пришла неделя последних экзаменов,

тех самых, что определяют весомость диплома и дальнейшую

судьбу учеников, все разом вспомнили о Тико. В общем,

каким-то самоотверженным образом он помог сдать экзамены

всем тем, кто так его гнобил.

Я услышал об этом в курилке мужского туалета. Черт, не

могу передать, как меня это расстроило. Будто кто-то исподтишка

обоссал ту святую справедливость, в которую Я так

долго верил. Я нашел Тико и, хоть никогда не был с ним знаком,

все же спросил:

– Послушай, Тик. Почему ты помог всем этим уродам с их

злосчастными тестами? Ведь они издевались над тобой все

эти годы, пока ты тут учился. Зачем ты сделал это?

А он посмотрел на меня так наивно. Правда, почти как

ребенок. И говорит:

– Я помог, потому что они мои друзья.

У меня прямо все внутри сжалось. Он помог своим «друзьям

». Я не смог ничего больше сказать. Ушел, и все. А сейчас

почему-то, читая письмо от Ринго, случайно вспомнил историю

Тико. Конечно, это все несопоставимо. Ринго и вправду

можно назвать моим другом, но поджилками опять чувствую

какую-то… нет. Здесь пахнет наживой, его аппетит

будет утолен. Мне пора перестать подозревать всех и вся, так

и поседеть можно. Это болезнь накачивает мой мозг талым

бредом. Дождусь вечера и отзвонюсь с согласием. В конце

концов, Я же не душу ставлю на кон.

А через несколько часов мне неожиданно позвонил еще

и Ноиль Гаос – все тот же продюсер чудо-рэпера, которому

Я снял клип.

– Привет, Флойд, как сам?

– Привет. Я, можно сказать, все отхожу от премьеры нашего

видео.

– О-о, неужели так прям потрясло?

– Да. Я сам не ожидал, что такой впечатлительный.

– А у меня есть к тебе предложение. Ты же позиционируешь

себя как Художник, вот есть как раз неплохая работа для тебя.

– Да, Я слушаю.

– Короче, есть у нас одна барышня. Она такая, нестандартная

певица. Вот, Я ее тоже активно продюсирую, и сейчас

у нас идет набор в команду по продвижению. То есть

буквально через месяц запускаем ее сайт. Вот, там синглы на

радио, на ТВ – ролики. И все делается под такой не глянец,

а, наоборот, как противоположность – андеграунд, трешачок.

И мне кажется, ты бы нам подошел, потому что у тебя

явно все протекает в нужном русле.

– Звучит заманчиво. А конкретно моя функция?

– А конкретно нужны рисунки. На сайте будет блог. Вот.

Этот блог она будет вести сама. Ну, писать там про концерты

свои, объявления какие-то, ну и что в голову ей взбредет.

А твоя роль – разбавлять ее эти письмена рисунками. Ну,

все такое шаржевое, стебное. Где-то можно ближе к жести,

где-то, наоборот, прямо чтобы ванильно и вкусно. В один

пост можно два, но действительно крутых рисунка от тебя.

Ну как?

– Зазывно вроде. И сколько мне будут за все за это платить?

И имя, имя есть у этой певицы?

– За один рисунок – 300 долларов! Зовут ее Вита Моне.

Почту Я тебе вышлю, вот, и на нее будешь присылать иллюстрации.

А мне дашь свой номер карточки, туда будут капать

твои деньги. Понял?

– Замечательно. Да, понял. Я согласен!

Только сейчас вдруг дошло, что через полторы недели настанет

весна. А к весне всегда все неимоверно сказочно, это

можете спросить у любого шизофреника. Что до меня – теперь

Я птица важная: новая работа по профилю и свой агент.

Моим родителям все это по-прежнему не нравится. Нравится

только, что котята нас покинут, а остальное – нет. Удивительно,

как Джейн им приглянулась. Оказывается, они ей

даже выдали ключи от нашего дома. Вот уж мистицизм. Хотя

Джейн умеет в себя влюблять: тот же Ринго перед ней изображает

из себя не пойми кого. Я все же позвонил ему и объявил,

что принимаю его этот договор-контракт. Так он на

следующий день завалился ко мне в семь утра – «за котятками

». Это чтобы показать, что человек он ответственный.

Ответственные люди всегда так делают – приезжают в семь

утра… нежданно-негаданно.

Мне не верилось, что наше соглашение так его изменило.

Он стал каким-то подозрительно светящимся. Будто сбежал

из диснеевского мультфильма – того и гляди начнет приплясывать

и петь. Вообще с этой грядущей весной, казалось,

весь окружающий мир стал отредактирован. Я уже не узнавал

ни его, ни себя в нем. Это не пугало, просто чересчур

смущали перемены. Наконец-то моя болезнь ушла, и Я мог

щеголять в новой куртке. В ней Я выглядел куда взрослее:

будто свет повидал, и взгляды мои стали отфилированны

и мудры. Это, конечно, была только видимость, но уж очень

приятная.

Потом мне пришли первые письма с указаниями об иллюстрациях

для гаосовской певицы. Человек со стороны мог

бы подумать, что это шпионские указания:

– «К десятому. Первый – новая программа. Можно изобразить

ее, ноты и т. д. Второй – что за успехи грядут впереди.

Стаи птиц, закат, она (к примеру)».

Я даже не удосужился посмотреть на эту Виту Моне в Интернете,

а надо было. Может, помимо слизанной фамилии

великого импрессиониста, в ней есть еще что-нибудь. Но нет.

Это, знаете… даже не знаю, как вам сказать. Про таких

людей обычно говорят: «Кризис среднего возраста», – и, наверно,

здесь это будет самое точное определение. У нее

омерзительный голос – даже нет, вызывающий омерзение.

Словно она никак не может выбрать, откашляться ей или попробовать

петь. Что касается самих песен, то, как Я прочитал

на ее «временном» сайте, это «романтичные, не лишенные

иронии истории из жизни обычных людей». На деле же это

были унылые баллады о похеренной молодости, разбавленные

абсолютно идиотскими и пошлыми стихами. Мне хватило

всего одной – «О первой любви на холодных качелях». Для

такого дерьма даже «F#CKing ART’a» жалко. Однако на некоторых

подозрительных форумах ее величали необычайно та

лантливой. Не знаю, кто эти люди. Я бы никогда в это не поверил,

даже если меня насильно ткнут носом в этот «талант».

И в то время, пока Я истязал себя до непростительного

«радостными» картинками о похождениях певуньи, Ринго

засел за мое продвижение. И тут мы столкнулись с неожиданной

проблемой. Все снобистские арт-порталы, ежедневно

пропускающие через себя разнокалиберный «тренд», просто

завалили своей критикой мои работы.

Вполне возможно, это именно те ребята, для которых

и поет Вита Моне.

Черт, неужели Я такой Опальный Художник? Этот напудренный

социум воротил мордой, словно мое творчество возведено

из испражнений. Негатив зашкаливал, тучи сгущались,

и стало казаться, что само мое существование – уже

ошибка.

Они говорили: bad trip, графоман, талант не купишь,

муть, это даже не смешно! Все как один горланили про утраченный

позитив и сексуальную неудовлетворенность автора.

Это были мерзкие ярлыки «скрытого садиста», «наркомана»

и просто придурка. Мои мечты взошли на эшафот и под возгласы

толпы того и гляди пойдут на корм червям.

Я старался не падать духом, ведь что-то уже пройдено:

поставить крест – это, как всегда, сдаться. Теперь, буквально

замуровавшись дома, Я вернулся к тому, с чего начинал.

Постоянное рисование везде и всюду. Изнасилованные набросками

блокноты, измалеванные тетради, альбомы и мой

неизлечимо дребезжащий компьютер. Я был везде, но и этого

было слишком мало. Нужно вонзиться в это и всем телом

повысить чертов уровень! Пришлось заказать в Интернете

планшет и попытаться приласкать каноны цифровой рисовальни.

Моя техника должна стать лучше. Из девяти созданных

за день рисунков на дальнейшее существование имели

право лишь четыре. Эти картины не могут жить осмеянными

скитальцами, нужно выучить каждую из них давать отпор.

Когда нет задатков к юмору, приходится осваивать

протест.

Заплаканные дети с мольбами «Убей меня в комментариях

», люди, что заблудились на свалках, рты замазанные —

«parental advisory» *.]

Я слишком рано возомнил себя хорошим наездником.

Слишком рано ослабил вожжи. Это все смутное время. Одержимый

желанием талантливо рисовать, Я слеп от круглосуточного

света монитора и отправлял в корзину все, чем гордился

еще вчера. Со стороны это казалось бессмысленным,

Я кричал о своей никчемности, при этом получая по триста

баксов за одну липовую картинку.

Нет, они не знают меня! Они не имеют права судить, раз

не знают меня!

Когда меня осенит, наконец – талант Я или закомплексованная

бездарь?!

Ох уж эта хренова ранимость! Мы проживаем и отдаем

жизни, находясь под большим вопросом. Хочется спиться,

сторчаться или просто залечь на дно.

И каждый раз, когда Я укладывался в новую вырытую яму

и замирал, присыпанный землей, Джейн приходила и поднимала

меня. Поэзия умрет только тогда, когда цветущие женщины

и их далекие песни отправятся в небытие.

Так я сидел ночами и бездумно елозил мышью по экрану;

в моей голове просыпались забытые, но столь актуальные проблемы.

Разом Я вдруг возненавидел всех этих чертовых политически

активных граждан. Когда Адам и Ева распустились

потомками, мы строили деревянные домики и приручали животных.

Тогда не было счетов за свет, экономики с ее идиотскими

кризисами, но уже имелась живопись, пусть и наскальная.

С грядущими тысячелетиями человечество выхаркивало

прогресс, который, поправ всю всевозможную свободу, сделал

людское развитие еще бессмысленней и никчемней. С каждым

годом у нас все меньше шансов откопать в этих взъерошенных

горах мусора творцов, волшебных мечтателей, изобретателейвундеркиндов.

Печально мигающий ящик разносил тупые обременяющие

«телеги», и, когда терпение у всех кончилось, толпы

вышли на площади. Я вспоминаю хронику, танки и невинно

убиенных за чьи-то скомканные идеи. Тогда люди не имели

представления о том, что кипит за кулисами у подлецов-властей.

Прошли годы, а изменилось все только в худшую сторону.

Сейчас представление имеет нас.

Человек рождается, учится, выходит в люди, и чем выше он

поднимается, тем тягостней ему этот потолок. Он хочет осознать,

понять и убрать гнетущие его узлы. Но вся подлость этой

картонной «мечты в свободу» в том, что сети не были накинуты

сегодня – мы в них родились. И адекватно мыслящему от рождения

человеку всегда будет класть на законы, принятие которых

он физически не мог застать. Если завтра мне захочется

уехать к морю, а начнется какая-то очередная война – Я уеду

к морю. И ты со своими бумажными принципами Че Гевары

рано или поздно возляжешь на кладбище, как и Я. Это подобно

«курил и не курил» – разница лишь в том, что успел сделать.

Если кто-то, став вегетарианцем, вроде как ощутил себя

чище – это замечательно. Если вновь перекрашенные волосы

на голове Джейн Лавии – ее способ меняться, значит, она

добилась своего в который раз. Маленькие победы – вот чем

Я жажду руководствоваться! И плевать, что там будет вздыматься

и падать, в этих охрипших колонках новостей. Плевать!

Мир на земле всегда начинается с мира внутри себя. А объединившись

в раздутую коровью лепешку, взвизгивая тупые

и просроченные требования, мы бы только добились новой

дурацкой революции. А значит, снова погибли бы люди,

и непрерывная цепь продолжит быть непрерывной. Нет, мне

непонятна политика и повернутые на ней люди, клянусь.

Отдать жизнь за ноты, написанные от руки, за альбом

с детскими рисунками и за бога в своей грудной клетке, но

никак не за жирного, потного упыря в отглаженном костюме.

Тупая жажда какой-то победы. Про нее даже говорить

лень, еще хуже раздумывать и взвешивать…

…к чему эта победа.

Глава 3

Сверх-Я

Джейн сказала, что если Я продолжу существовать по такому

режиму, то через месяц все-таки спячу, а еще через два —

откинусь. Мои глаза напоминали задницы грудничков-мартышек.

Мне казалось, что Я достаточно много сплю, но на самом

деле это было самовнушение. Боже, когда Я в последний раз

был на улице? Там свежий воздух, и земля оттаивает, и небо —

небо уже по-летнему синее, с этими громадными облакамиайсбергами.

Кошек дома почти уже и не встретишь. Временами

Я даже жалел, что больше не работаю на ферме. Тогда

было какое-то единство с природой и мозги вроде как яснели.

Сегодня Я ел грибной суп и рассматривал подаренную

маме кем-то там открытку. Было бы очень круто наделать

своих открыток. Причем чтобы все думали, что они коллекционные

и типа как с репродукциями. Я отзвонил Ринго

и сказал, что нам нужно съездить в типографию.

Как мой агент он был не против, а как друг начал ныть,

что сейчас не время и если только на днях, а Я сказал, что

это мой единственный выход на улицу и давай-ка, поехали!

И мы поехали. А по дороге встретили Джейн – она двигалась

к моему дому, так что, можно предположить, приехала

ко мне. Кстати, в последнее время у нас все запредельно

мило. Она приезжает каждую неделю на целых три дня, мы

смотрим странные фильмы, и еще она откуда-то добыла телескоп.

Я пытаюсь найти и показать ей НЛО, но, как назло,

их и след простыл. Ну а самое удивительное, что Я до сих

пор о ней ничего не знаю. Серьезно. Мне неизвестно, где

именно она обитает и живы ли ее родители, существует ли

работа, а если нет, откуда берутся деньги? Она играет в глухую

каждый раз, когда Я пытаюсь вытрясти из нее ответы.

Буквально на днях Джейн вручила мне почетную карточку

членства в «Q-союзе», как ей это удалось – тайна. Но самое

смешное – это мое звание на ней: «Джеллис – почивший

земледелец». Не думаю, что пошел бы еще раз в это место —

воспоминания о нем отдавали тошнотой и смятением.

И вот мы едем все трое на старом желтом микро«

Ниссане» матери Ринго. Я действительно давно не покидал

дома: поездка в машине – словно чудо расчудесное. А Ринго

стал нам рассказывать, что в гаражах, куда он ставит машину,

живут демоны. Будто там по вечерам сильно пахнет

серой и однажды он видел человека, который шел, нарушая

все законы притяжения. Я так думаю, он все это сочинил

либо нехило в тот день накурился.

А может, все и сразу. На Джейн это, похоже, произвело

впечатление: она поведала нам о своей подруге, что постоянно

сдает комнату. И вот однажды к этой подруге пришел

неземной красоты парень и вроде как стал новым жильцом.

А через пару дней она зашла в снимаемое им помещение,

и парень тот спит на потолке. Ха, и Ринго сразу же начал

парить, что это тоже демон.

– Чувак, почему же сразу демон? Может, он с пеленок

занимается скалолазанием или родом из страны Фотошопии?

– Флойд, знаешь что? – начал Ринго. – Ты слишком слаб

духовно и тебе пока не открывается иное. Я, например…

– Ну а тебе, конечно, открывается. Ты же у нас прям тибетский

монах, того и гляди сейчас все воспарим в небо.

Меня и правда достали его сказки: своим этим оккультным

дерьмом он постоянно забивает всем головы, сколько

Я его знаю. Однажды он даже попытался просветить моих

родителей. С тех времен они его на дух не переносят.

– Да ладно вам. Вы спорите о том, чего не докажешь, —

сказала Джейн.

– Еще как докажешь. Я не поленюсь, выберу день и поеду

в ту квартиру, – хотя это Я, конечно, соврал.

– Ой, да ты обделаешься даже на порог туда зайти.

Будешь стоять там, пам-пам…

– Ага, пам-пам-пам… хакуна-матата! Достал. Едь в типографию

и думай обо всем этом про себя.

Ринго вдруг как ударит меня в плечо. Больно, черт. Был

бы Я такой громоздкий, вмял бы его лицом в руль, смачно

так, чтоб сигналил.

Потом как ни в чем не бывало говорит мне:

– Когда приедем, не влезай в разговоры. Ты умник и

больше молчи.

– Хорошо. Я буду кивать и играть на счетах.

Вот дурень, и заключай с такими договоры.

А между тем мы уже на месте.

– Короче, Ринго, иди-ка ты один. Узнай расценки печати

по холстам, нам нужны приблизительно те, что А3. Еще выбери

бумагу для открыток и разберись с тиражами. Пока никаких

заказов, просто посмотри и желательно все законспектируй.

Мы с Джейн посидим в машине. Чего? Давай, иди,

просветленный.

Мне до сих пор не верилось, что он ударил меня. Да еще

и при Джейн. Нет ничего отвратительней, когда тебя унижают

перед твоей девушкой, пусть даже и мимолетно.

И мы остались одни. Удивительно, как стаявший снег все

преображает. Столько говна вокруг, будто у каждой сделавшей

это собаки по четыре пердака. Я немного залип в своих

мыслях, как Джейн мне говорит с заднего сиденья:

– Послушай, давно хотела поговорить с тобой о происходящем.

Прям-таки насторожила.

– О чем именно, Графиня? – говорю, а сам ищу зажигалку.

Ринго попросил, чтобы мы курили на улице, но мне специально

хотелось его проучить.

– Слушай… Флойд, у тебя бывает так, что ты смотришь

фильм, а через какое-то время забываешь его, и твое воображение

само подменяет утерянные детали? Или твоя память

видоизменяет прошедшие события, прямо кардинально все

изменяет?

– Не знаю, Я такого за собой никогда не замечал. Хотя

бывают, конечно, иногда провалы… но все, что мне нужно

помнить, Я помню кристально. К примеру, свое детство,

юность, отрочество и Мартина…

– Да, как раз о Мартине я и хотела тебя спросить…

Это удивило меня. Я часто рассказывал Джейн о потерянном

друге, но почти всегда она прерывала наш разговор.

Видно, смерть побывала и в ее стеклянном мире.

– Что ты хочешь о нем знать?

– Ты говорил, что вы играли в группе и есть записи с ваших

концертов. Почему ты никогда мне их не показывал?

Да хотя бы ваши детские фотографии… Мне интересно было

бы посмотреть на твоего лучшего друга.

– Да, Я обязательно тебе покажу. Это все хранится в особой

коробке. Типа «коробка прошлого», она у меня убрана,

но для тебя Я найду ее и все покажу.

Джейн вдруг как-то странно погрустнела. В самом деле,

уставилась в окно и замерла.

– Джейн. Эй… Джейн, что происходит? Знаешь, когда мы

с тобой познакомились, ты выглядела, как марсианка, Я едва

тебя понимал. А теперь ты такая приземленная. Это не плохо,

просто меня настораживают такие перемены.

А она вдруг как подорвется и со всей дури ударит по спинке

моего сиденья. Какого черта? Я протянул к ней руку, но

она отдернулась, словно это рука маньяка. Воцарилась тишина,

и тут она как закричит:

– Как ты думаешь, твою мать… почему Я с тобой такая

приземленная, почему, скажи?!

– Джейн, успокойся. Ты чего?

Но она не успокаивалась, кричала про мои рисунки, отшельничество

и чтобы Я огляделся по сторонам. Это все

было так не связано. Хотелось иметь чудо-пульт, чтобы отмотать

время назад и не говорить ей про приземленность.

Мог бы Я себе представить, что та самая особа с вороньей

маской на голове будет сидеть со мной в машине и так истошно

вопить? Господи, она ведь стала моей девушкой!

Я как смотрю фильм без звука. Джейн что-то кричит и машет

руками, а меня все так же поражает хроника наших

отношений.

– Слушай, ну прекращай это! И не смей называть меня

ненормальным! Я не меняю имидж каждый день и не режу

свои конечности, так что ты не имеешь права возникать.

Зря сказал «возникать», но в ушах моих уже звенело от

ее ора. Сложно угадать, что происходит в голове этого человека.

То пророчит мне восхождение на олимп, а то верещит,

что нужно разуть глаза. Но тут же Я представил, что

будет, если Джейн уйдет. Просто исчезнет из моей жизни,

как это сделала Девочка-Радио. И меня одолела грусть.

У нас какое-то духовное родство, и Я дорожу им во что бы

то ни стало. Быть может, она подобралась ко мне слишком

близко, и теперь мы как растения в одном горшке. Пусть

так, но…

Вернулся Ринго. Швырнул мне свой блокнот с записями,

которые хрен разберешь.

– Высади меня на ближайшей остановке автобусов. Я поеду

домой, – сказала Джейн.

– Черт. Что Я такого сделал, что ты вдруг убегаешь?

– Ничего. Ты ничего не сделал, Флойд!

Ладно. Хочет уйти – пусть идет. Пусть меня покинут все

дорогие и любимые. Это какая-то плата за что-то приобретенное?

Может, на мне порча?

Что за чушь… Все легко объяснимо: люди с голубыми глазами

более восприимчивы и чувствительны к боли, чем прочие,

другие. А Джейн просто ненормальная. Бежит от хаоса,

прекрасно зная, что он у нее внутри. Девочка-Радио, наоборот,

всегда была до исступления спокойной и ушла так же спокойно,

обвинив меня в «странноватости». Серьезно, она заявила, что

мне нужно пройти курс какого-то лечения. Будь Я чокнутым,

заметил бы это первым. Ринго послушно причалил к какойто

непростительно ржавой остановке, и Джейн оставила нас,

громко хлопнув дверью. Может, тут автобусы и не ходят, может,

это вовсе не ее маршрут. Ну пусть идет, раз ей так хочется.

И мы уносимся, оставив Джейн за бортом.

Слава богу, Ринго ведет машину молча. Наверное, заметно,

что мое настроение и так дерьмовее самого дерьма.

Конечно, нельзя было ее там оставлять. Но Я не собираюсь

бегать вокруг ее причуд. В нашу первую встречу уже все

было понятно… здесь никогда не будет накрахмаленной рутины.

Радоваться или разрыдаться? Ринго как прочитал мои

мысли, хлопнул по ушибленному им же плечу.

– Если ты хочешь бросить ее, то не говори громких слов

о гибели ваших отношений, измученном сердце и всем таком.

Скажи, что тебе прислали «фотографию из будущего»,

и ее на ней нет.

– Я не собираюсь обсуждать с тобой наши с ней отношения.

Это не игра, Ринго. Не твои сраные пам-пам-пам! Она

не просто муза, она живой человек, что также может смеяться

и плакать. И вообще, отвалил бы ты… Что с типографией

и как продвигается твой бизнес-план выставки?

– Все шикарно. Ну, относительно шикарно, конечно.

Я подсчитал ежемесячные взносы. Твои и мои. И сейчас

рулю с помещением. Ты знаешь, кто такой Георг Лиамо?

– Нет… Откуда мне знать, кто это?

– Этот человек владеет множеством крутых центров. В том

числе и выставочных. Я писал ему и даже показывал пару

твоих работ. Он назвал тебя метадоновым Китом Харингом.

Короче, ты ему не так уж противен. Не знаю, думаю с ним

встретиться, накуриться, и, может, стартанем на его земле.

– Как мило… Судя по той сумме, что выведена в твоем

блокноте, мне нужно каждую секунду пространства штамповать

картинки для блога моей певуньи. Думаю, это тебе придется

удваивать свой заработок. Я не подписывался на такой

сценарий; тут либо телом зарабатывать, либо органами.

– …Либо руками. Не паникуй, дружище. Выставка в итоге

все окупит.

– Интересно, как? Если каждого второго воротит от моих

картин?

– Все в шляпе. Просто придумай хорошее название для

выставки. И еще хотел спросить… ты будешь представлен

как Художник Флойд Джеллис?

– Да… а как еще? Мне не нужны псевдонимы. Кстати, не

забудь, что перед нами еще оплата сайта. Нет, его пока не

начал делать. Только кручу концепт в голове. Все, останавливай

здесь. Я прогуляюсь. Нет, недалеко. Тут нормально, говорю

– прогуляюсь.

– Ну, до встречи, – говорит мой опечаленный агент.

– Игнорируй!

– Чего?

– Я придумал название для выставки – «Игнорируй».

Честность. Правда и любовь к своему делу. Где плоды всего

этого? Страшно представить, как дамы в песцовых воротниках

разглядывают созданные мной шедевры. Они поигрывают

шампанским и ржут во все горло, пока Я, забившись

в угол, мечтаю разукрасить потолок своими мозгами. Нет,

наверное, то существо… Тот этот… Фабио… Да, этот чертов

Фабио Мариэнелли, скормивший мне невесть что; так вот,

он был прав.

Мы блохи на всем этом цельном мировом «НЕЧТО».

Не хочу говорить «искусстве» – уже тошнит от этого слова.

Вот он, Флойд, разросшийся посреди весенних луж, с сигаретой

в зубах и странными картинками в голове. В углу

каждой такой картинки, рядом с ненавистью, любовью

и скукой, стою маленький Я. И вы бы знали, насколько мне

уже насрать, куда катится этот мир и мой мир вместе с ним.

Если играешь честно, то приготовься разбить морду об эту

самую честность. Все теперь изменится. И Я поклялся себе,

что изменится.

Я ведь всегда хотел быть Художником, даже когда снимал.

А теперь приоритеты круто изменились. Мечтаю стать слабительным.

Чтоб принял и сразу чувствуешь.

Быть свободным Художником – это пробирать до костей.

Довольно, возвращаюсь домой. И вы возвращайтесь, мы

уже пришли к тому, откуда начинали.

Меня зовут Флойд Джеллис, и мне так нравится изобретать

велосипеды.

Очень хотелось верить, что Я в вашем вкусе. Но ни ваших,

ни своих надежд Я не оправдал. Вроде недавно мне исполнилось

двадцать четыре, а вот уже через пару недель стукнет

двадцать пять.

Мое тело перестанет расти, и вместе с ним – потребности.

Какое, к черту, мировое признание? Времени на это уже

не осталось. Слишком многие мне пророчили разбитые колени.

Тут уже не отшутиться. Я так и остался блуждать в том

зимнем лесу. Посудите сами: ведь вся эта затея была бессмысленна,

мы проведем какую-нибудь подвальную выставку,

и Ринго вдоволь накурится с отхваченных денег, а мне

останется только спиться. Через тернии к звездам.

Оскар Уайльд как-то сказал: «Мы все расточаем свои дни

в поисках смысла жизни. Знайте же, этот смысл – в искусстве

».

Как все просто и легко. Но все же Я закончу начатое.

Не потому, что согласен с Уайльдом. И не потому, что искренне

верю в себя. А просто другого не имею. Да, мы устроим

это мероприятие, провоцируя массовый синдром Стендаля,

а потом Я соберу чемоданы и отправлюсь к дальним

родственникам за триста километров от всего этого цирка.

Или уеду к морю, там вроде море… прощай, мерзкое уныние!

Никогда бы не подумал, что распишу себе режим дня, но

по-другому мне не осуществить намеченное. После завтрака

в течение двух часов рисую иллюстрации для Виты Моне,

деньги за которые продолжают капать на банковскую карту

моей мамы. Потом час на отдых. Затем отрисовка будущего

сайта – в день по разделу. К вечеру, начиная с семи часов,

Я свободен. Читаю, гуляю или клепаю свой мультфильм

«Лоботомия».

Кто-то скажет: «Ты жить-то успеваешь?» А Я пропущу этот

вопрос. Анри Руссо, создавший столько полотен с джунглями,

никогда не покидал пределов Парижа. А Я не был ни в Париже,

ни в джунглях. И мне кажется, что одна из моих кошек

снова беременна. Хочу, чтобы скорей прошла эта неделя.

Прошла неделя.

Я закончил сайт и отправил его запчасти ринговскому

веб-дизайнеру. А еще за один день, тот, что был вчера, Я создал

серию картин «7» (о семи смертных грехах).

Но самое главное мое открытие состоялось час назад.

Я лежал на кровати и безжалостно изрисовывал молескин,

подаренный мамой. Как вдруг меня посетила идея. Ведь они

все говорили, что мой «F#CKing ART» – разный. Да, разный

до непростительного, не имеющий определенности и даже

конкретного стиля. Осознание всего этого натолкнуло на поиск

символа, чего-то, что бы сделало меня – мной, мастерски

все объединило и придало узнаваемость. Додуматься до

этого гораздо проще, чем откопать этот самый символ.

Минут десять Я лежал лицом вниз и перебирал в голове

всевозможные приятные мне образы. Их было не так много:

стакан молока, Джейн, моя старая куртка, моя новая куртка,

мои кошки, господи, а вдруг они опять родят, что мне делать

с котятами? Так, соберись. Сконцентрируйся на дурацких

символах, ладно. Эм… электронные часы, озоновый запах,

озоновый запах ведь бывает? Ну, тот, что после дождя… хорошо,

в общем, что еще… Джейн, целоваться с Джейн, обниматься

с… Черт! Неужели Я дошел до такого, что не могу

придумать драный символ?! Лон начал мяукать – хочет,

чтобы Я посадил его на шкаф. Он часто там сидит, еще бы…

женщины-кошки вынашивают его потомство, а он гуляет по

шкафам. На этом самом шкафу стоит банка из-под шоколадных