Текст книги "Сцены из жизни Максима Грека"

Автор книги: Мицос Александропулос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 23 страниц)

ДАНИИЛ

Архимандрит Иона опять пригласил к себе Максима.

Жил он в настоятельских покоях, на нижнем этаже, в палате с цветными стеклами в окнах и восточными коврами на стенах. Лепной крест, виноградные лозы и грозди украшали потолок. Вся восточная стена была увешана иконами. Перед изображением Троицы горела серебряная лампада.

Иона, тучный, внушительный, встал с лавки и со смиренной улыбкой приветствовал Максима. На этот раз в его палате сидел еще какой-то монах, и рядом с ним Иона выглядел меньше и тоньше обычного.

Взгляд Максима остановился на незнакомце, который сразу напомнил ему Ивана и Василия, двух русских, сопровождавших его в Москву. Был он, как и те, рослый, толстый, молодой, в полном расцвете лет. Лицо его с небольшими, белесыми, широко расставленными глазками сияло, словно гранат, освещенный солнцем. Над окладистой русой, будто широченная золотистая кисть, бородой, подобно яркому мазку чистой киновари, выделялись полные алые губы. Он ласково улыбался Максиму, и глаза его прятались за сочными яблоками щек.

– Велика слава о твоей мудрости, Максим, – тихо и ласково заговорил Иона. – Она дошла до всех святых монастырей нашего великого княжества. Повсюду говорят о твоей учености и святом деле, порученном тебе государем нашим, великим князем, и владыкой Варлаамом. И посему брат Даниил,[53]53
  Даниил – игумен Волоколамского монастыря с 1515 г. Впоследствии: митрополит Московский (1522–1547). Последовательный иосифлянин, инициатор собора 1531 г.


[Закрыть] игумен волоколамского Успенского монастыря,[54]54
  Волоколамский Успенский монастырь – иначе Иосифо-Волоколамский. Основан в 1479 г. Служил местом заточения многих известных лиц.


[Закрыть] весьма сведущий в Священном писании, пожелал с тобой познакомиться. А поелику государь призвал его обсуждать важные дела, касаемые монастырей, остался он на вечер в нашей обители, чтобы повидать твою милость.

Как только замолчал Иона, заговорил Даниил – спокойным, приятным, полным достоинства тоном:

– Считай меня одним из почитателей добродетели твоей и мудрости, ученый святогорец.

Голос его, удивительно тонкий и нежный, ласкал слух Максима.

– Помилуй мя, боже, по велицей милости твоей, – пробормотал Максим, поклонившись иконам, – и по множеству щедрот твоих очисти беззаконие мое…

Когда он дочитал молитву, молодой игумен вкрадчиво и смиренно сказал:

– То, что слыхал ты от отца Ионы, чистая правда, дражайший брат мой. Велико было желание мое познакомиться с твоей милостью. Да и сам государь сказал мне сегодня, чтобы я непременно тебя повидал.

– Да пошлет бог здоровья нашему государю, владыке всего православия, – отозвался Максим.

Монахи сели за стол. Им подали миндаль, фундук, фисташки в оловянных мисах, мед в ковшах.

Максим уже слыхал о Данииле, который стал настоятелем одного из самых больших русских монастырей, когда на губах его еще не обсохло молоко. Об этом с возмущением рассказывал ему Вассиан, человек нетерпимый, вспыльчивый и, кроме того, издавна питавший ненависть к Волоколамскому монастырю. Но, узнав, каким образом Даниил получил игуменство, пришел в негодование и святогорец. Не ему перед смертью отдал предпочтение старый настоятель Иосиф,[55]55
  Иосиф Волоцкий – церковный писатель и публицист (1439/1440—1515). Основал монастырь, получивший позднее его имя. Выступал с теорией божественного происхождения власти. Отстаивал право монастырей владеть землей и крепостными, его многочисленные последователи назывались иосифляне, или осифляне.


[Закрыть] пославший великому князю список с тремя именами на выбор. И монастырский собор не избирал Даниила. Его назначил великий князь. Чем же этот мальчишка заслужил его благосклонность? Лестью, говорили монахи. Он ведь изворотливый и хитрый. Впрочем, ученый, и язык у него бойкий. Умен, сметлив, а благочестия никакого. Фарисей[56]56
  Фарисей (отделившийся) – представитель общественно-религиозного течения в Иудее во II в. до н. э. – I в. н. э. В переносном значении согласно евангельской характеристике фарисей – лицемер, ханжа.


[Закрыть] этот умеет притвориться скромным, смиренным, вот почему и удалось ему втереться в доверие к великому князю и заполучить игуменство.

Максим еще на Афоне узнал, каким ядовитым становится язык у монахов, когда гложет их зависть. Но Даниил и вправду незаконно получил игуменское место. И ни ему это не делало чести, ни великому князю. Но разве только при назначении волоколамского игумена нарушил Василий святые каноны, устанавливающие порядок в церкви и монастырях? Увы, нет. И митрополита он назначает, не спрашивая Вселенскую патриархию, а лишь она по древнему обычаю вправе назначать и благословлять главу русской церкви. Когда, проезжая через Константинополь, Максим пришел на поклон к патриарху Феолипту, тот сказал, что русское княжество самовольно сажает в митрополиты, нарушая старый обычай. Патриархия не одобряет подобных действий. И если русский государь и впредь будет самовольничать, злом, а не добром обернутся его дела. И вот, противозаконно поставив Даниила игуменом, русское княжество продолжает нарушать установленные порядки.

Об этом думал Максим и раньше, когда речь заходила о молодом игумене волоколамском. О том же размышлял и теперь, слушая рассказ Даниила о своем монастыре, богатом и знаменитом, одном из самых крепких в княжестве. Там было множество книг, и игумен просил святогорца, человека ученого, приехать туда и посмотреть их, разобрать как следует.

– Монастырь наш не очень старый, – сказал Даниил. – Его основал лет сорок назад святой отец наш Иосиф, слух о коем достиг, должно быть, и Афона.

– Да, – подтвердил Максим. – Святогорские отцы давно знают святого Иосифа, а также святого старца, мудрого Нила Сорского. Нил ведь жил когда-то на Святой Горе, и до сих пор живы два старца из Ватопедского монастыря, которые его помнят.

Услышав имя святого отшельника, Иона нахмурился. Но Даниил, сохраняя невозмутимость, дал Максиму докончить, а потом заговорил, как и прежде, спокойно и невозмутимо:

– Отец наш любил монастырь и пекся о нем поелику возможно, на то бог дал ему наставление. Он сам, рукой своей, написал устав и оставил множество трудов, ибо писал по внушению святого духа, да и сам был весьма просвещен. Теперь мы, недостойные, оставшиеся вместо него, должны привести в порядок его сочинения, чтобы могли просветиться и мы, и наши потомки.

– Разумеется, – согласился с ним грек. – Дело, о коем ты говоришь, святой отец, благое. Ничто не должно погибнуть из наследия святых предков наших.

Сотворив крестное знамение, архимандрит Иона сказал:

– Разумны слова твои, Максим. И знай, если по сей день стоят монастыри и жива в княжестве истинная православная вера, то это потому, что святой Иосиф защитил ее пламенным словом своим от несметных наших врагов. Да пребудет он у престола господня.

– Он боролся с крестом в руке против ереси и сатаны, – прибавил Даниил.

– Я все хорошо помню, ибо я здесь самый старый, – продолжал, распаляясь, Иона. – Ересь, представь себе, отец, это чудовище о ста головах, проникла в самый собор, служила и проповедовала со святого алтаря. – Наклонившись, он понизил голос. – Да разве только это? Сам великий князь поддался соблазнам сатаны…

– Великий князь Иван благодаря кроткому нраву своему и вправду был снисходителен к еретикам, – пояснил Даниил. – Да не только великий князь, нашлись и другие… Яд пропитал само тело церкви, вот горькая правда. Немногие, сохранив чистоту, боролись с антихристом. И наконец наставлением божьим повергли сатану в его логове. И больше всех отличился отец наш Иосиф.

– Что же это за ересь? – спросил Максим.

– Это были неразумные жидовствующие, те, что поверили жалкому иудею Схарии,[57]57
  Иудей Схария – глава киевских еретиков в середине XV в. Появившись в Новгороде, распространял там свою ересь, известную под названием «жидовствующих» и являвшую собой смесь иудейства с христианским рационализмом.


[Закрыть] – резко ответил Иона.

– А что они проповедовали?

– Они все отрицали, – с жаром сказал Даниил. – Не признавали Ветхого завета, отвергали и три божественные ипостаси, не считались с духовенством, церковью, монастырями.

– С бешеной яростью, святой отец, ополчились они на монастыри, – вмешался Иона. – Хотели отобрать то, что даровал нам бог.

– С исступлением неверующих боролись против монастырских вотчин, – сказал Даниил. – Но господь жестоко покарал их. Еретиков осудил священный синод, и господь наставил великого князя справедливой рукой своей отсечь главу ереси. Однако яд нечестия еще остался.

– Есть еще нечестивцы, что кипят яростью и ненавистью к монастырям, – снова вмешался Иона. – У них свободный доступ в собор, и государь к ним милостив. Повторяется старая история.

– Отец Иона, ты не прав, – спокойно возразил Даниил. – Нет, не старая это история. Великий князь, наш отец, мудрый и великодушный, неусыпно печется о монастырях и церкви. Но грех есть, что правда, то правда. А посему, отец Максим, хоть мы и людишки ничтожные, но сознаем, что господь повелел нам противостоять сатане, не считаясь ни с чем, повинуясь одной лишь воле всемилостивого Христа. И я грешен, пора мне просветиться, изучить священные тексты. Темный я и знаю это. А если мы денно и нощно не будем держать в уме того, чему учит нас Святое писание, как найти нам путь к спасению? Без священных книг мы как деревья без корней. При первом порыве ветра падаем на землю и не за что нам ухватиться. И вот снова мы слышим, что еретики ополчились против монастырей. Умы мутят! Пытаются скрыть истинный смысл священных канонов, установленных отцами церкви нашей. Меня наставил господь, и по воле его стремлюсь я привести в порядок священную Кормчую книгу. Ведь в ней узаконена воля господня. Но все переводы, сделанные ранее с греческого, болгарского и сербского на славянский, в беспорядке, каждый толкует их, как хочет, и противники наших монастырей замалчивают то, что им не на пользу, утаивают истинные законы…

Даниил был одарен красноречием. Речь потоком лилась с его уст. Он мог бы продолжать до бесконечности, но его остановил Максим:

– Святой отец, ваши священные книги, насколько успел я ознакомиться с ними, и правда не в порядке. Есть в них ошибки.

– Дошел и до нас слух, – покачал головой Даниил, – что ты, человек ученый, находишь ошибки в наших богослужебных книгах. Великий государь пригласил тебя сюда, поскольку известна мудрость твоя. Однако, думается мне, тебе следует все же быть осмотрительным. Когда кажется тебе, будто видишь ошибку, неужто ты ничуть не сомневаешься, а вдруг это воля самого господа, подлинного смысла коей не в силах понять слабые люди?

– Святой брат, – отвечал Максим, – найти ошибку в тексте нетрудно. Надо только сравнить перевод со священным оригиналом.

Кивнув в знак согласия, Даниил продолжал:

– Но не забывай, отец Максим, что наши церковные книги не сегодня появились и не вчера, они древние. С этими книгами, где ты видишь столько ошибок, обрели святость многие мученики, наши епископы, митрополиты. Как могло это быть?

И хотя Даниил начал говорить мягко, спокойно, голос его в конце прозвучал твердо и резко. Строгий его взгляд остановился на лице святогорского монаха: пусть, мол, он поймет, что последние слова самое значительное из всего сказанного и на них следует обратить особое внимание.

И Максим понял. Прочел во взгляде Даниила то, чего тот недоговорил: у нас эти книги много веков. И движемся мы не назад, а вперед, процветает, растет и крепнет наше княжество. Святой Петр, святой Алексей, святой Сергий и святой Иона, великие чудотворцы наши и епископы держали в руках эти книги. С ними совершали богослужения в храмах, ими благословляли наших князей, идущих на войну, ими освящали и творили чудеса. И теперь явился ты, человечишка незначительный, никому не ведомый, и хочешь изъять из книг все ошибочное и бесполезное? Ах, несчастный грек, подумай, на что ты посягаешь!

– Отец Даниил, неудивительно все это, – сказал Максим. – Святые чудотворцы вашей церкви освящали и творили чудеса, ибо были воистину святые. Не по их вине сделаны ошибки в священных книгах, не указывал им господь на погрешности, они их и не видали. Ныне же нам указал он на ошибки, и долг наш их исправить.

Такого ответа не ожидал Даниил.

– Твоя милость забывает, что мы не на Святой Горе, – запальчиво проговорил он. – Молодо государство наше и неопытно, горе нам, ежели искус сомнения закрадется в душу верующего.

Подняв руку, святогорец заставил его замолчать.

– Ты, Даниил, представляешься мне человеком просвещенным и любознательным. Неужто, по-твоему, разумно пренебречь сутью и сохранить искаженную форму? Что лучше: идти, не замечая того, по ложному пути или, пораскинув умом, снова выйти на правильную дорогу? Куда придем мы, следуя по неверному пути?

– Ты сам не ведаешь, где находишься, – откровенно сказал Даниил. – Ведь ты иноземец и не знаешь, что мы тут погрязли в грехах. Оскудели христианские нравы, новое поколение забывает священные догмы. Мужчины пьянствуют, грешат, заботясь лишь о нечистой плоти. А женщины даже превзошли их. Не только в простолюдинах укоренилось зло, оно в боярах и правителях, столпах княжества. Погляди на наших молодых бояр, погрязли они в распутстве. В бога не верят, о церкви слышать не желают. Падки до увеселений, трудолюбия нет у них, и помышляют лишь об утехах мимолетных. Носят золотые украшения, красятся и мажутся, подобно женщинам. Совращение повсюду великое, отец Максим, от проклятого содомизма и другого распутства.

Даниил пришел в волнение. Он говорил возбужденно, на его розоватом лбу выступили капельки пота.

– И, по-твоему, святой игумен, – сказал Максим, – все это не связано с ошибками в священных книгах и со многими прегрешениями, отягощающими нас, людей божьих, монахов и попов?

Даниил хотел что-то возразить, но лишь молча перекрестился.

– Кто ты такой, монах? – вскричал Иона. – На кого ополчился? И что собираешься делать здесь, у нас?

Игумен в гневе вскочил с лавки. Теперь уже нелегко было прервать поток его слов. Но Даниил решительным жестом заставил его замолчать и обратился к Максиму ласково, как в начале беседы:

– Дражайший брат, быть может, и прав ты. Ты – само знание, само просвещение, а мы людишки темные, неученые. О каких прегрешениях ты говоришь?

– Отец Даниил, я слыхал, будто ты получил игуменство в нарушение устава, – глядя ему в глаза, сказал Максим. – Так ли это?

– Не тебе судить, монах! – стукнул кулаком по столу Иона.

– Судить будет бог, святой игумен. Он рассудит по своему разумению.

– Знаю, кто задурил тебе голову! – стукнул опять кулаком Иона.

– Не впадай во искушение, святой отец, грех это, – остановил его Даниил и со вздохом обратился к Максиму: – Видно, дурные люди, дражайший брат, подучили тебя так говорить. Но ты не должен им верить. Они желают зла монастырям и церкви.

– А правдивы ли слухи, будто поставили тебя, нарушив устав? – снова спросил Максим.

– Пусть судит о том господь, – ответил Даниил.

– Аминь! – проговорил святогорец. – Но и во многом другом далеки вы от старых порядков. Своего митрополита уже многие годы назначаете не как положено. Точно и нет патриархии! Ваш князь сажает кого вздумает, и вы не спрашиваете разрешения вселенского пастыря. Угодно сие богу?

– Горе тебе! – воскликнул Иона. – Ты и князя осмеливаешься осуждать! Велика твоя гордыня.

– Не лица осуждаю я, а дела, – ответил Максим.

– И тут тебя обманули, – возразил Даниил. – Великий князь и наш священный синод действуют не бесчинно, не самовольно, у них есть на то дозволение вселенского пастыря, есть патриаршая грамота.

– Патриаршая грамота? – с удивлением переспросил Максим. – Кто из вселенских патриархов подписал ее? Почему неведомо о том в патриархии?

– Это, святой отец, знает князь и митрополичий собор. Там и хранится грамота. И в чем еще, по-твоему, мы нарушаем церковный устав?

Теперь Даниил совершенно успокоился. В то время как Иона при каждом неожиданном возражении в гневе обрушивался на святогорского монаха, Даниил невозмутимо руководил беседой, стараясь обстоятельно ответить греку на все вопросы.

Когда Максим собрался уходить, была уже полночь. Закрыв за ним дверь, Иона опять стукнул кулаком по столу и сказал:

– Одному господу известно, как я сдержался. Уж готов был изгнать его из кельи, как сатану – из священного храма. Тщатся представить его святым, не видят, в какую пропасть за грехи несметные низверг их господь. Брат Даниил, не могу я переносить этого монаха, не могу. Боже, прости мои прегрешения.

– Не дело ты говоришь, Иона, – возразил Даниил. – Не забывай слова отца нашего Иосифа: лукав дьявол, но господь бывает еще лукавей. Пускай он открывает свою душу, как на исповеди, ты его выслушай до конца, а потом подними копье и пронзи дьявола, как святой…

– Ох! Недостает мне терпенья, – вздохнул Иона.

– И мне нелегко, но да явится мне дух отца нашего, – перекрестился Даниил.

Осенил себя крестным знамением и Иона.

– Господи боже, святой архангел, низвергни его в пропасть! Пускай отправляется туда, откуда явился. Зачем ты послал его сюда, зачем он нам? Пусть уезжает, вот что надобно, Даниил. У государя к нему доверие большое, считает он святогорца мудрым, всезнающим.

– У государя свои заботы, Иона, – покачал головой Даниил.

– Пускай уезжает, пускай уезжает, услышь меня, боже, – продолжал бормотать Иона. – Проклятый! Смутил он мою душу.

Он поспешно перекрестился и засеменил в соседние покои. Вскоре он вышел оттуда, неся братину и две чарки.

УЧЕНЫЕ

Москва отмечала знаменательное событие. Из Владимира, древнего города, со старинными храмами и одним из самых замечательных русских соборов,[58]58
  …одним из самых замечательных русских соборов… – имеется в виду Успенский собор во Владимире.


[Закрыть] привезли в столицу для подновления древние чудотворные иконы Вседержителя и Богородицы. Москвичи высыпали на улицу посмотреть крестный ход. Впереди шли съехавшиеся издалека епископы, игумены, священники с хоругвями,[59]59
  Хоругвь – священное церковное знамя, употребляемое главным образом во время торжеств, например крестных ходов.


[Закрыть] крестами, репидами.[60]60
  Репида (рипида) – изображение херувима в круге, которое насаживается на длинную рукоятку и употребляется при совершении разных церковных обрядов.


[Закрыть] Толпы верующих – удивительно, что в городе оказалось столько людей, – затопили улицы Кремля и Большого посада. Приблизиться к иконам было невозможно. Но и те, кому удалось взглянуть на них, почти ничего не увидели, так сильно потемнели от времени краски. На темном фоне поблескивали лишь оклады, светлые пятна одеяний, глаза потускневших ликов, золотистые поля и небеса.

Две иконы были старинные, очень редкие, Богородица и Деисус.[61]61
  Деисус – преимущественно трехличная икона такого состава: посередине Иисус Христос, по сторонам Богородица и Иоанн Предтеча. Помещалась обычно во втором поясе иконостаса.


[Закрыть] Богородицу изобразили стоящей во весь рост, как она четыреста лет назад явилась Андрею Боголюбскому[62]62
  Андрей Боголюбский (1111–1174) – великий князь Владимиро-Суздальский (с 1157 г.), усиливший значение княжеской власти и стремившийся подчинить себе большую часть Руси, при нем Владимиро-Суздальское княжество было сильнейшим на Руси.


[Закрыть] и указала место, где он должен воздвигнуть большой белый храм и поместить туда византийский образ девы Марии с младенцем. На другой иконе, еще более древней и редкой, был изображен Спаситель, совсем молодой, почти отрок. Справа же от него не богородица, а ангел. И слева тоже ангел – вместо Иоанна Предтечи.

Кто-то назвал последнюю икону еретической. Слова эти дошли до ушей митрополита Варлаама, и он встревожился. Когда Деисус принесли в митрополичьи покои, добрый Варлаам послал за Максимом, чтобы показать ему старинный образ и выслушать его мнение.

– Непристойная хула, святой брат, говорить такое о священной иконе, – сказал митрополит. – Но я, грешник темный, в недоумении вопрошаю тебя, почему старинный иконописец решил изобразить Спасителя здесь, на Деисусе, столь молодым? И потом, достойно удивления, почему вместо молящейся богородицы справа изображен ангел и вместо Иоанна Предтечи тоже ангел.

Максим перекрестился, подошел поближе и долго рассматривал икону. Епископы, бояре, дьяки и все прочие, собравшиеся в покоях, молча ждали, что он скажет. Только Варлаам несколько раз прерывал молчание, делился и другими своими сомнениями: почему надлежащей надписи на иконе нет? И разве не положено одному из ангелов держать свиток, где начертано моление господу? И пускай, мол, святой брат поглядит хорошенько, кругов славы здесь тоже не видно; Спаситель изображен с непокрытой головой; у него нет ни бороды, ни усов, хотя принято рисовать его немолодым, строгим, с черной бородой и вьющимися волосами.

Святогорец довольно долго хранил молчание. Потом, обратившись к Варлааму, заговорил с почтением:

– Все твои замечания, святой митрополит, справедливы, ибо сообразуются с канонами. Но да позволит мне сказать твое преподобие, образ этот ничем не нарушает святость иконописи, в нем нет ничего еретического, сюжет верен богословию и прелесть его – духовная, ибо, по словам Василия Великого,[63]63
  Василий Великий – архиепископ кесарийский (ок. 330–379 гг.), один из крупнейших писателей ранней Византии.


[Закрыть] исходит она не от плоти, а от духа.

– Аминь! – провозгласил Варлаам и все епископы, бояре и дьяки.

А Максим продолжал давать разъяснения. Ничего не значит, говорил он, что мастер отошел от канонов, нарисовав вместо богородицы и Иоанна Предтечи двух ангелов. Похвально, когда художник блюдет каноны, но разве не важней передать живую и чистую одухотворенность образов и картин, тем самым сохраняя божественность? Да разве священное искусство иконописи не лестница, по которой мы, грешники, поднимаемся, удаляясь от этого суетного плотского мира и приближаясь к божественному нетленному?

– Нам известны иконы, святой владыка, где соблюдены каноны, но тщетно искать в них божественность, ибо рукой мастера не водил бог. Рисуют лицо Спасителя как положено, все делают так, как требует устав. Но души нет, от лика господнего не веет божественным духом. И зачем нам устав, коли искажается божественная суть? Создавая сей образ, иконописец исходил от пророчества Исайи,[64]64
  Исайя – ветхозаветный пророк. Максим цитирует Книгу Исайи (IX, 6).


[Закрыть] где господь молод и пророк называет его ангелом Большого совета. И тогда у него, подобно ангелу, должны быть крылья, вот в чем ошибка мастера. Но не столь важно, что нет крыльев; посмотри, владыка, на его святой лик. Открытый божественный лоб излучает истинный свет всезнания. Погляди, каким смиренным величием веет от его главы, а глаза у него светлые и большие. Маленькие уста – это мир и милосердие, нос – само божественное простодушие, с подбородка струится миро святости, и весь лик выражает прямодушие и доброту. Все черты Спасителя, как мы видим, человеческие, ибо, по словам апостола Павла, он сделался подобный человекам и по виду стал как человек. А сквозь человеческое светится божественное. Посему облик Спасителя не плотский, а духовный. И посему достойно восхищения мастерство иконописца.

– Со всеми твоими словами я согласен, Максим, – с удовлетворением выслушав его, сказал Варлаам. – Я ведь тоже по воле божьей скромный иконописец. Пишу, как могу, святые образы. И сознаю, что суждение твое справедливо. Не только лик Спасителя, но и ангелов, истинных духов бесплотных, хорошо изобразил старинный мастер. Они замаливают перед господом грехи наши. Испрашивают его покровительства и милосердия.

– Но нет свитка, святой владыка, – заметил один из епископов.

– Да, свитка нет, – после некоторого раздумья сказал Варлаам. – То, что желал выразить мастер, передал он в глазах святых.

– С уст господних слова твои, владыка, – проникновенно проговорил Максим. – Истинно так.

Один из бояр, знатный, как это видно было по его богатому платью, рослый и полный, подтолкнув святогорца локтем, сказал:

– Одного, отец, не понимаю. Если в середине Иисус и по краям ангелы, более низкие, чем Спаситель, почему на голове у ангелов пурпурный венец, а у Спасителя нет?

– Это не венец, – укоризненно взглянув на него, сказал митрополит.

– Разве не венец? – вытаращил глаза боярин.

– Это же священный кристалл, оправленный в тороки,[65]65
  Тороки – здесь: ленты на голове.


[Закрыть]– ответил Максим. – А сверкает он, чтобы ощутили мы чистоту мыслей, отличающую ангелов яко созданий небесных. Подобно тому как тороки обвивают их головы, так и мысль архангелов вьется вокруг господа. И как волосы их густо сплетены, точно венки, так и мысль их не рассеивается, не перелетает на предметы преходящие и бесполезные. Она прикована к божественному и серьезному, и дух их парит высоко.

– Видать, ты весьма мудр, отец! – выслушав объяснение, удивленно воскликнул толстый боярин.

– Это не мои измышления, так написано в священных книгах, – скромно заметил Максим.

– Нет выше мудрости, чем знать в совершенстве Священное писание, – изрек боярин. – А кто из мудрецов христианских рассказывает об ангелах?

– Многие. А то, что ты слышал сейчас, писал Симеон Солунский.[66]66
  Симеон Солунский (ум. в 1429 г.) – архиепископ Солунский, выдающийся церковный писатель.


[Закрыть]

– Велик его дар!

– Да и святой Дионисий Ареопагит[67]67
  Дионисий Ареопагит – первый афинский епископ, по преданию обращенный в христианство апостолом Павлом.


[Закрыть] в своей книге «О таинственном богословии» бесценные сведения сообщает о небесной иерархии. Благочестиво и просто пишет он о чинах ангелов и святых канонах, согласно которым бесформенное на священных иконах обретает форму и бесплотное – плоть, так что дух наш воспаряет от земного к неземному, бесплотному.

Увлекшись рассказом, Максим не заметил, как в покои вошел великий князь. Бояре и священники отвесили ему земной поклон. Остановившись на пороге, Василий выслушал последние слова святогорца. Тот наконец увидел его и тоже поклонился до земли.

– Великий Василий Палеолог![68]68
  Великий Василий Палеолог! – Максим обращается к великому князю как к потомку (по матери) византийского императора.


[Закрыть] – смиренно обратился к нему Максим. – Я молю господа, чтобы он послал тебе здоровья и многие лета, чтобы иконы Спасителя и Богородицы по священному желанию души твоей сотворили чудо…

Великий князь осмотрел иконы, поклонился каждой и, став посреди палаты, отвесил им общий поклон. Потом перевел взгляд на Максима.

– Что думаешь ты, святогорский монах, о наших святых иконах? – спросил он.

– Чудотворны и боговдохновенны они, государь.

– А есть на Святой Горе старинные иконы, схожие с нашими? – спросил довольный Василий.

– Есть, государь. Схожи они, ибо господь един и тут и там. Афон же для назидания и просвещения верующих рассылает свои иконы и книги по всему христианскому миру. Посему теперь в монастырях наших немного найдешь икон. Да к тому же грабили нас когда-то пираты, постигали и другие бедствия, – печально заключил Максим.

– Мы желаем, чтобы ты, пока живешь у нас, – сказал Василий, – занялся нашими книгами, теми, что во дворце. Пересмотри их, отбери ценные, внеси в списки и посоветуй, человек ты просвещенный, что с ними делать.

– Да будет воля господня и приказ государев, – смиренно поклонился Максим.

В раздумье взглянув на него, великий князь продолжал вкрадчиво:

– Ты прожил здесь недолго, однако мы видим, что преуспел ты в языке нашем. Это нас радует.

– Стараюсь по мере сил моих, государь.

Вассиан, пришедший с княжеской свитой, поклонившись, попросил слова.

– Вскоре, великий государь, – сказал он, – брат наш Максим в совершенстве изучит славянский и сам уже будет переводить священные книги со своего премудрого языка на наш.

Лицо Василия просветлело.

– А как идет работа над Псалтырью? – спросил он.

– Максим читает текст по-гречески, – отвечал Вассиан, – и устно переводит его на латынь помощникам своим, Димитрию и Власию,[69]69
  Димитрий и Власий – Димитрий Герасимов (род. ок. 1465 г.), о Власии подробных данных нет. Переводчики, помогавшие Максиму и переводившие первоначально с латинского языка.


[Закрыть] кои переменяются. Потом они переводят это на славянский, и два писца, Селиван и Михаил, записывают.

– А когда встречаем какое-нибудь темное место и мнения у нас расходятся, – прибавил Максим, – мы совещаемся и сообща принимаем решение, ведь собратья мои люди просвещенные. Коли трудности серьезные, мы прибегаем к мудрости брата Вассиана, а иногда обращаемся к богочтимому владыке нашему митрополиту, который мудрым своим советом оказывает нам неоценимую помощь. И работа идет быстро.

– Святой митрополит и мы с вниманием следим за вашей работой. А когда будет закончена Псалтырь, увидите, какова забота и благодарность наша. Да вот…

Великий князь замолчал, и лицо его омрачилось.

– Да вот, святой отец, – продолжал он, – говорят, ты находишь в книгах ошибки, и немалые. А как могут ошибаться священные книги?

– Государь, тут нет ничего удивительного. Ошибаются не священные книги, а простые смертные, их переписчики. Греческий язык весьма трудный. Не всякий – пусть он грек и даже ученый – способен правильно понять, что слово сие значит в этом или ином месте. Ибо часто звучит оно одинаково, значений же имеет множество. Немало следует поучиться у просвещенных наставников, чтобы вникнуть в истинный его смысл. Ошибочных толкований нахожу я немало и с разрешения владыки и брата Вассиана исправляю их в меру своих сил.

Максим замолчал, но, увидев, что великий князь глубоко задумался, продолжал:

– Не порицай меня, государь, за неразумную гордость. Я учен не более других, однако нахожу ошибки, кои те, кто мудрей и благочестивей меня, не заметили. Много у нас тому примеров. Из священной истории мы знаем, как люди ничтожные и недостойные узрели то, чего не видели более мудрые и святые. Такова была воля господа бога, который, как говорит апостол Павел,[70]70
  …как говорит апостол Павел… – Максим цитирует I Послание к Коринфянам (XII, 7—11) и Послание к Римлянам (XII, 6–8).


[Закрыть] поделил между людьми разные таланты и одним дал знание языков, а другим искусность в ремеслах и расторопность в делах. Так порешил господь во славу свою. К тому же, великий князь, как нам известно из Ветхого завета, из мудрой Книги Чисел, чтобы явить гнев божий, вызванный сынами Израиля, ангел трижды предстал сначала перед ослицей, самым низменным животным, а потом уже перед ехавшим на ней Валаамом.[71]71
  …трижды предстал… перед ослицей… а потом уже перед Валаамом – в библейской Книге Чисел (XXII, 21–34) рассказывается, что когда пророк Валаам ехал к царю Валаку, то ангел, посланный преградить путь Валааму, трижды являлся ослице, на которой Валаам ехал. Ослица отказалась продолжать путь, а когда Валаам начал бить ее, обратилась к нему человеческим голосом, и лишь после этого ангел явился самому Валааму.


[Закрыть]

Василий одобрительно кивнул головой.

– Господь поступает как ему угодно, – сказал он, – и мы – в его воле. Продолжай, святой отец, свои ученые труды, а мы отблагодарим тебя по заслугам.

И он удалился из покоев.

Слух о беседе великого князя с ученым святогорцем распространился по кремлевским монастырям и палатам. После вечерни в келье Максима собрались друзья и ученики, молодые образованные дьяки, дети бояр и служилых. Максим, гордый вниманием, оказанным ему великим князем, охотно делился с ними своими мыслями.

– Дивлюсь твоим знаниям, Максим, – сказал его помощник Димитрий, который и раньше переводил священные книги, был княжеским послом при многих европейских дворах и даже у самого императора Максимилиана[72]72
  Император Максимилиан – император Священной Римской империи Максимилиан I (1493–1519) из династии Габсбургов. При нем были завязаны дипломатические отношения с Русским государством.


[Закрыть] и папы римского. – Дивлюсь, как превосходно ты изучил Священное писание, а также греческие, латинские, франкские и германские сочинения да обычаи. Но не знал я, что ты сведущ и в иконописи. И хочу сейчас, если позволишь, спросить твое просвещенное мнение.

– Охотно выслушаю тебя, добрейший Димитрий, – отозвался Максим.

– Один из ученых дьяков государя нашего, – продолжал Димитрий, – Мисюрь Мунехин, тот, что теперь дьяк при псковском наместнике, давненько уже прислал мне письмо и просит, чтобы отыскал я людей знающих и порасспросил их об иконе, которую он там видел. Дивная икона, хотя, может статься, и вышла она из рук еретиков.

– А что на ней изображено, Димитрий? – с интересом спросил святогорец.

– Христос в образе великого архиерея в саккосе, оплечье и поручах. На голове у него митра,[73]73
  Митра – головной убор, украшенный драгоценными камнями. Принадлежность облачения епископа.


[Закрыть] как у царя Давида. Перед ним крест и на верхушке его младенец, тоже с царской митрой и в архиерейском облачении, а внизу, под младенцем, распятый белый серафим. На поперечине креста, по краям, два херувима, все в пурпуре, и основание креста опирается на голову Адамову.

Слушая описание, Максим взял в руку перо и, набросав на бумаге схему, принялся внимательно ее изучать.

– Как представляется мне, невежде, – сказал он, погодя, – не восходит икона эта ни к одному образу; верно, это плод фантазии живописца. Однако она вовсе не еретическая. Все на ней представлено правильно. Правда, думается мне, что не подобает на одной иконе писать Христа в двух лицах. Христос един. Да и изображение серафима несогласно с привычными нашими представлениями. Серафим – дух бесплотный, не могут люди распять его на кресте.

– А голова Адамова? – спросил князь Петр Шуйский.

– Голова там, где должна быть, – ответил святогорский монах.

– А как она оказалась на Голгофе? – недоумевал Шуйский.

– Косьма Индикоплов,[74]74
  Косьма Индикоплов – знаменитый византийский географ VI в. Написал «Христианскую топографию», главной задачей которой было изложение системы космографии, соответствовавшей христианскому учению.


[Закрыть] – заговорил Михаил Тучков, – поясняет это в «Христианской топографии». Он пишет, что воды морские принесли голову Адамову на Голгофу. Видно, так оно и было.

Шуйский вопросительно взглянул на Максима.

– Дражайший Михаил, – сказал тот, – не все верно, что пишет Индикоплов. Многого не видел он своими глазами, а представляет как собственное свидетельство. Что же до головы Адама, не море перенесло ее на Голгофу, а по воле божьей оказалась она там, как разъясняют святой Афанасий Александрийский[75]75
  Афанасий Александрийский (298–373) – александрийский архиепископ. Крупный церковный деятель, боролся с арианами, оставил много сочинений догматического и полемического характера.


[Закрыть] и святой Василий Кесарийский.[76]76
  Василий Кесарийский – то есть Василий Великий.


[Закрыть] И на священных образцах икон, изображающих распятие, основание креста вбито в скалу, а под ней небольшая пещера, где лежит череп Адамов и две его кости. На них каплет кровь с ног Спасителя, и значит это, что Адам и род людской кровью господней очищаются от проклятия.